Текст книги "Все на пике. Начало эпохи нищеты"

Автор книги: Ричард Хейнберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

У нас одна великая задача: энергетический переход

Как мы видели, всего несколько основных тенденций побудили многие другие к возникновению глобальных проблем, которые мы наблюдаем сегодня, и эти основные тенденции (включая рост населения и рост потребления) сами по себе основываются на нашем постоянно растущем использовании ископаемого топлива.

Таким образом, напрашивается поразительный очевидный вывод: наша главная задача выживания на десятилетия вперед, как отдельных людей, так и видов, должна заключаться в том, чтобы отказаться от использования ископаемого топлива – и сделать это мирно, справедливо и как можно разумнее.

На первый взгляд, это должно показаться абсурдным упрощением человеческой ситуации. В конце концов, мир полон кризисов, требующих нашего внимания – от войн до загрязнения, недоедания, мин, нарушений прав человека и стремительного роста заболеваемости раком. Разве маниакальная сосредоточенность только на ископаемом топливе не упускает из виду многие важные вещи?

В защиту своего заявления я бы предложил два момента.

Во-первых, одни проблемы важнее других. Пациент может пострадать одновременно от перелома кровеносного сосуда в головном мозге и от перелома ноги. Врач не оставит без внимания и вторую проблему, но, поскольку первая особо опасна для жизни, ее лечение будет иметь приоритет.

В глобальном масштабе существуют две проблемы, потенциальные последствия которых намного перевешивают все остальные: изменение климата и истощение энергетических ресурсов. Если в ближайшее время мы ничего не предпримем для значительного сокращения выбросов парниковых газов, мы почти наверняка приведем в действие две самоусиливающиеся петли обратной связи, упомянутые ранее – таяние северного полярного ледяного покрова и таяние тундры и вечной мерзлоты с высвобождением накопленного метана.

Это приведет к усредненному глобальному потеплению не только на пару градусов, но, возможно, на шесть или более градусов за оставшуюся часть столетия. А это, в свою очередь, может сделать большую часть мира непригодной для жизни.

Если наша зависимость от нефти, природного газа и угля сохранится, снижение их доступности после пика может спровоцировать экономический коллапс, голод и всеобщую войну за оставшиеся ресурсы.

Хотя, безусловно, можно вообразить стратегии по развитию альтернативных источников энергии и массовому энергосбережению, в настоящее время мир так же зависит от углеводородов, как и от воды, солнечного света и почвы. Без нефти для транспорта и сельского хозяйства, без газа для отопления, химикатов и удобрений и без угля для выработки электроэнергии мировая экономика остановится.

Хотя никто не предполагает, что эти виды топлива исчезнут мгновенно, мы можем предотвратить наихудший сценарий глобального экономического краха – со всеми вытекающими из него человеческими трагедиями – только за счет упреждающего сокращения нашей зависимости от нефти, газа и угля перед истощением и дефицитом. Другими словами, все, что требуется для реализации наихудшего сценария, – это чтобы мировые лидеры продолжали придерживаться существующей политики.

Эти две проблемы являются потенциально смертельными и являются первоочередными недугами.

Если мы их решим, тогда мы сможем сосредоточить свое внимание на других человеческих дилеммах, многие из которых были с нами на протяжении тысячелетий – войны, болезни, неравенство и так далее.

Если мы не решим эти две проблемы, то через несколько десятилетий наш вид может оказаться не в состоянии добиться какого-либо прогресса на других фронтах; действительно, он, вероятно, будет вести борьбу за выживание. Мы будем буквально и метафорически сжигать мебель на топливо и есть мусор.

Мою вторую причину, по которой я настаиваю на том, что переход от ископаемого топлива должен иметь приоритет над другими проблемами, можно аналогичным образом сформулировать в медицинской метафоре: часто совокупность, казалось бы, несопоставимых симптомов возникает по одной причине. У пациента могут появиться симптомы потери слуха, боли в животе, головные боли и раздражительность.

Некомпетентный врач может лечить каждый из этих симптомов по отдельности, не пытаясь сопоставить их. Но если их причина – отравление свинцом (которое может вызывать все эти признаки и многое другое), то простое симптоматическое лечение будет бесполезным. давайте распакуем метафору. не только два великих кризиса, упомянутых выше, тесно связаны (как пик нефти, так и крах климата)

с нашей зависимостью от ископаемого топлива, но, как я уже отмечал, многие, если не большинство других наших современных кризисов, также связаны с ископаемым топливом.

Даже такие давние и вечные проблемы, как экономическое неравенство, усугубляются высоким уровнем добычи нефти (зажравшимися олигархами).

Загрязнение ничем не отличается. Мы, люди, загрязняли окружающую среду различными способами в течение очень долгого времени; такие виды деятельности, как добыча свинца и олова, веками вызывали локальные разрушения.

Однако проблема широко распространенного химического загрязнения является относительно новой, и за последние десятилетия она значительно усугубилась. Многие из наиболее опасных загрязнителей являются производными ископаемого топлива (пестициды, пластмассы и другие химические вещества, имитирующие гормоны) или побочными продуктами сжигания угля или нефти (оксиды азота и другие вещества, вызывающие кислотные дожди).

Поначалу война может показаться проблемой, совершенно не зависящей от нашей современной тяги к ископаемым источникам энергии. Однако, как подчеркнул в своей книге «Кровь и нефть» аналитик по вопросам безопасности Майкл Клар, 14 во многих недавних войнах смыслом была конкуренция за контроль над нефтью. Поскольку в постпиковую среду нефти становится все меньше, дальнейшие войны и гражданские конфликты из-за черного золота почти гарантированы.

Более того, использование ископаемого топлива для ведения войны сделало санкционированный государством беспредел гораздо более смертоносным. Большинство современных взрывчатых веществ производятся из ископаемого топлива, и даже атомная бомба – ужасная сила которой зависит от ядерной энергии или синтеза, а не углеводородов – все равно зависит от ископаемого топлива для своих систем доставки.

Можно было продолжать. Подводя итог: мы использовали обильную дешевую энергию ископаемого топлива, что вполне предсказуемо, чтобы расширить нашу власть над природой и друг другом. При этом мы создали огромный клубок экологических и социальных проблем.

Мы пытались решать эти проблемы по очереди, но наши усилия будут гораздо более эффективными, если будут направлены на их общий корень, то есть если мы покончим с нашей зависимостью от ископаемого топлива.

Опять же, мой тезис: многие проблемы по праву заслуживают внимания, но проблема нашей зависимости от ископаемого топлива является центральной для выживания человека, и, пока эта зависимость сохраняется в какой-либо значительной степени, мы должны сделать ее сокращение центральным элементом всех наших коллективные усилий – будь то попытки прокормить себя, разрешить конфликты или поддержать функционирующую экономику.

Но это можно сформулировать и по-другому, более обнадеживающе.

Если мы действительно сосредоточим все наши коллективные усилия на центральной задаче энергоперехода, мы сможем внести свой вклад в решение широкого круга проблем, которые было бы гораздо труднее решить, если бы мы противостояли каждой из них по отдельности.

Благодаря скоординированному и добровольному сокращению потребления ископаемого топлива мы могли бы увидеть существенный прогресс в сокращении многих форм загрязнения окружающей среды. Децентрализация экономической деятельности, которую мы должны проводить по мере того, как транспортное топливо становится все более дефицитным, может привести к увеличению числа рабочих мест на местном уровне, более полноценным полезным профессиям(не офисному планктону!) и более устойчивой местной экономике.

Контролируемое сокращение мировой торговли нефтью может привести к снижению международной политической напряженности. Запланированный переход сельского хозяйства на неископаемые виды топлива может означать уменьшение экологического ущерба, причиняемого сельским хозяйством, и экономические возможности для миллионов новых фермеров. Между тем, все эти усилия вместе могут повысить справедливость, участие сообщества, солидарность поколений и другие нематериальные блага, перечисленные ранее.

Несомненно, это будущее, к которому стоит стремиться.

Жестокое Пробуждение к веку упадка

Подзаголовок этой книги «Пробуждаясь к веку упадка» отражает мое впечатление, что даже те из нас, кто много лет думал об истощении ресурсов, все еще только начинают осознавать все его последствия. И если мы все находимся на разных стадиях осознания проблемы, мы также пробуждаемся от культурного транса отрицания, в который мы все погружены15.

Это пробуждение многомерно. Это не просто вопрос интеллектуального и беспристрастного убеждения в реальности и серьезности изменения климата, пика нефти или любой другой конкретной проблемы. Скорее, это влечет за собой эмоциональный, культурный и политический катарсис. Библейская метафора чешуи, падающей с глаз, так же уместна, как мем поп-культуры о приеме красной таблетки и видении мира за пределами Матрицы: в любом случае пробуждение подразумевает осознание того, что сама ткань современной жизни соткана из иллюзий – на самом деле тысячи иллюзий.

Скрепление этой ткани – одна главная иллюзия, представление о том, что то, что мы видим вокруг себя сегодня, является нормальным. В некотором смысле, конечно, это нормально: повседневный жизненный опыт миллионов людей нормален по определению. Реальность автомобилей, телевидения и фастфуда воспринимается как должное; Если жизнь была такой на протяжении десятилетий, почему бы ей не продолжаться бесконечно, с постепенными изменениями в развитии? Но насколько сильно эта «нормальная» жизнь в типичном современном городе отличается от жизней нормальных людей предыдущих поколений!

И тот факт, что он построен на основе дешевого ископаемого топлива, означает, что будущие поколения должны и будут жить по-другому.

Опять же, пробуждение, которое я описываю, представляет собой постоянную внутреннюю, а также интеллектуальную переоценку всех аспектов жизни – еды, работы, развлечений, путешествий, политики, экономики и многого другого. Опыт настолько всеобъемлющ, что требует линейного описания. И все же мы должны попытаться описать и выразить это; мы должны превратить наш многомерный опыт в повествование, потому что именно так мы, люди, обрабатываем и делимся своим опытом в мире.

Великий переходный период 21 века повлечет за собой огромные изменения со стороны каждого человека, семьи и сообщества, и, если мы хотим внести эти корректировки успешно, нам необходимо будет планировать рационально. Последствия и стратегии необходимо будет изучить почти во всех областях, представляющих человеческий интерес, – в сельском хозяйстве, транспорте, глобальной войне и мире, общественном здравоохранении, управлении ресурсами и так далее. Книги, исследования, телевизионные документальные фильмы и все другие мыслимые формы передачи информации потребуются для передачи необходимых знаний в каждой из этих областей.

Более того, нужны не только пояснительные материалы; нам понадобятся гражданские организации, которые могут превратить политику в действия, и художники, которые будут создавать формы культурного самовыражения, которые могут помочь развить коллективное воображение. В этом вихре анализа, адаптации, творчества и трансформации, возможно, есть потребность и место для книги, которая просто пытается уловить общий дух времени, в которое мы движемся.

Эта книга была задумана во время краткого пребывания в крошечной деревушке на западе Корнуолла в конце 2006 года. Возможно, суровость сельской местности в это время года отражена в названии. Однако я также надеюсь, что

суровая красота Корнуолла и оставшиеся связи его жителей с приземленным, доиндустриальным образом мышления и поведения также так или иначе представлены, хотя бы косвенно, на этих страницах.

Приведенные здесь главы представляют собой самостоятельные эссе, и хотя я приложил все усилия, чтобы расположить их в удобном и логичном порядке, читатели, которые любят сначала смаковать последнюю главу книги или читать главы не по порядку, будут рады такому подходу.

К каждой главе прилагается история, которую я кратко расскажу. Эссе «Инструменты, живущие своей жизнью» было написано в ответ на написанное карандашом письмо представителя радикального антитехнологического журнала с просьбой о статье. Я написал запрошенную статью и отправил ее на адрес электронной почты, указанный в письме. Затем, когда ответа не последовало, я отправил распечатку эссе «улиткой» на обратный адрес, указанный на конверте. По-прежнему нет ответа.

Я до сих пор не знаю, была ли моя статья отклонена, были ли мои сообщения перехвачены федеральными агентами, или двойственное отношение редакторов журнала к технологиям сделало их неспособными ответственно управлять своими коммуникациями. Эссе позже было опубликовано в антологии Living a Life of Value под редакцией Джейсона А. Merchey.16

«Пятьдесят миллионов фермеров» – это отредактированный текст речи, произнесенной в ноябре 2006 г. перед обществом Э. Ф. Шумахера (которое опубликовало полную версию) 17. В течение последних нескольких месяцев я, по сути, предлагал то же самое послание Ассоциации экологического фермерства в Асиломаре, Калифорния, Национальному союзу фермеров в Канада в Саскатуне и Ассоциации почв в Карди, Уэльс.

Каждый раз я обсуждал вероятное влияние пика нефти и газа на современное сельское хозяйство и подчеркивал необходимость радикальных и быстрых реформ в нашей глобальной продовольственной системе.

«Пять аксиом устойчивости» возникли в результате многолетнего разочарования по поводу широко распространенного, неосторожного использования терминов «устойчивость» и «экологичность». Эти слова не получили бы такого большого распространения, если бы многие люди не беспокоились о том, что наше общество в некотором смысле неустойчиво, то есть что оно не может выжить в его нынешней форме.

Тем не менее, эти термины часто добавляются к методам и программам (например, «устойчивая доходность» инвестиций), которые не могут иметь существенного влияния на способность общества выжить в будущем. В этой главе представлены мои усилия по уточнению наших рабочих определений этих ключевых терминов. Это несколько более трудное чтение, чем остальная часть книги, и я подумал о том, чтобы сделать его приложением; тем не менее, это не второстепенная мысль, а лежит в основе всех других значительных обсуждений в книге.

Три главы были вдохновлены творческими работами: «Эстетика (пост)углеродная» пришла из посещения экспозиции музея искусств и ремесел; «Попугаи и народы» последовали за просмотром документального фильма «Дикие попугаи с Телеграфного холма»; и «Население, Ресурсы и человеческий идеализм »– таков был мой ответ на бродвейский мюзикл« Уринтаун ». В каждом случае результатом был не обзор в обычном смысле, а скорее исследование идей, относящихся к теме этой книги.

«Психология пика нефти и изменения климата» возникла в результате множества бесед с людьми об их опыте процесса пробуждения. Ясно, что человечество пристрастно к ископаемым видам топлива, и в этом эссе предлагаются некоторые предложения о том, какие виды групповой терапии могут помочь нам избавиться от этой привычки.

Меня вдохновило написать «Преодоление пика нефти и изменения климата» после участия в двухдневных собраниях в Сан-Франциско осенью 2006 г., на которых были отмечены изменения климата и Активисты Peak Oil попытались выработать общие стратегии. У меня сложилось впечатление, что участники дискуссии часто плохо понимали друг друга, отсюда и мои усилия, чтобы разобраться в проблемах и указать возможные пути для лучшего общения и координации усилий.

«Последний шанс бумеров?» – это одновременно и личное обвинение, и призыв к другим членам моей демографической когорты. Мы можем принадлежать к пиковому поколению, поскольку в течение своей жизни мы потребляем что-то вроде половины невозобновляемых ресурсов мира. Мы наслаждались беспрецедентной вечеринкой, но возможность попасть на этот величайший банкет в истории подразумевает огромную ответственность перед будущими поколениями. «Письмо из будущего», впервые опубликованное в 2000 г., относится к анализу классического романа «Оглядываясь назад: 2000–1887 гг.» Эдварда Беллами, который с точки зрения писателя в конце 19 века представлял себе жизнь в наше время.

Видение Беллами неизбежно оказалось близоруким: хотя книга «Взгляд назад» была популярной и влиятельной (было продано более миллиона копий, что вдохновило множество прогрессивных реформ в течение следующих двух десятилетий), она не смогла успешно предвосхитить мир начала 21 века. Беллами видел нашу эпоху как эпоху, когда правительство будет контролировать средства производства и поровну делить богатство между всеми людьми, и в которой все граждане получат высшее образование и будут иметь свободу выбора карьеры, из которой они уйдут на пенсию в возрасте 45 лет.

Суммируя, Беллами предвидел социалистическую утопию и полностью упускал из виду реалии глобализации, потных цехов и разрушения окружающей среды. Мои собственные усилия, вероятно, будут такими же неточными – хотя Беллами потерпел неудачу из-за того, что был слишком оптимистичным, я надеюсь, что мои окажутся слишком ужасными.

«Говоря о себе до исчезновения» – это размышление о силе языка – инструмента, развитие и использование которого сформировало нас как вид. Культурная эволюция произошла в первую очередь потому, что язык позволил нам координировать наши усилия, чтобы быстро реагировать на экологические проблемы и возможности. Слова дали нам власть над природой и наделили одни группы людей властью над другими.

Сегодня, если мы хотим выжить, мы должны радикально и быстро изменить наше коллективное поведение; только уникальный лингвистический талант нашего вида способен организовать такой эволюционный сдвиг. Эта книга – свидетельство надежды на то, что слова помогут нам распознать пределы природы и пределы самой силы, пока не стало слишком поздно.

О ТЕХНОЛОГИИ, СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ, И ИСКУССТВЕ

1 Машины, поработившие человека

Почти все время от времени жалуются, что наши инструменты стали учениками чародея; что мы обслуживаем наши машины, а не наоборот; и что наша жизнь все в большей степени регулируется так, как если бы мы сами были просто винтиками в огромном механизме, совершенно неподвластном нашему контролю.

Мы не первые, кто так думает: у критики технологий есть история. Луддиты Англии начала XIX века были одними из первых, кто поднял свой голос – и молотки! – против бесчеловечных побочных эффектов механизации. По мере того как индустриализация продолжалась десятилетие за десятилетием – от механизированных ткацких станков до паровых лопат, реактивных самолетов и электрических зубных щеток – возражения против ускоряющегося бездумного внедрения новых технологий накапливались эрудитами.

В прошлом веке Льюис Мамфорд, Жака Эллула, Иван Иллич, Киркпатрик Сейл, Стефани Миллс, Челлис Глендиннинг, Джерри Мандер, Джон Зерзан и Деррик Дженсен, среди прочих, помогли поколениям читателей понять, как и почему наши инструменты поработили нас, колонизировав наш разум, а также наши повседневные дела.

Эти авторы напомнили нам, что инструменты, далекие от моральной нейтральности, являются усилителями человеческих целей; поэтому каждый инструмент несет в себе изначальный замысел своего изобретателя. Мы можем использовать револьвер, чтобы забивать гвозди, но он лучше работает как машина для быстрого совершения беспредела; и чем больше у нас оружия, тем больше вероятность того, что неизбежные ежедневные личные конфликты перерастут в баллистическую область.

Таким образом, поскольку столкновения из-за человеческих целей составляют ядро ​​этических и политических споров, сама технология по мере своего распространения неизбежно должна стать предметом все большего количества социальных споров. Битвы за технологии касаются не меньше, чем формы и будущего общества.

В принципе, эти битвы, если не научные дискуссии о них, уходят корнями в эпоху неолита и, возможно, в то, как мы использовали огонь десятки тысяч лет назад. Льюис Мамфорд провел сквозную линию, подчеркивая, как современные мегатехнологии являются экстернализацией социальной машины, возникшей в первозданных состояниях бронзового века:

Изобретатели ядерных бомб, космических ракет и компьютеров – это строители пирамид нашего времени: психологически подпитанные аналогичным мифом о безграничной силе, хвастающиеся своей наукой и своим растущим всемогуществом, если не всеведением, движимым навязчивыми идеями и принуждениями, не менее иррациональными, чем принуждения более ранних абсолютных систем: особенно представление о том, что сама система должна быть расширена любой возможной ценой1.

Джон Зерзан идет еще дальше, утверждая, что именно человеческие склонности к абстрагированию и манипулированию, лежащие в основе наших способностей в изготовлении инструментов, отрезают нас от наших врожденных связей с миром природы, и поэтому скрывают нашу внутреннюю природу.

Эта попытка показать, как нынешний технологический кризис коренится в древних моделях, безусловно, полезна. Но важно также иметь в виду тот факт, что дискуссия о побочных эффектах механизации усилилась относительно недавно из-за масштабов вторжения технологий в нашу жизнь и их негативного воздействия на окружающую среду, которое значительно выросло только за последние два столетия.

Некоторые технокритики пытались объяснить этот недавний взрыв силы и разнообразия наших инструментов, связывая его с развитием философии (картезианского дуализма) или экономики (капитализм). Как ни странно, мало кто из критиков сколько-нибудь подробно обсуждает роль ископаемого топлива в промышленной революции.

То есть они постоянно сосредотачивали свое внимание на влиянии инструментов на общество и природу, а также на политических условиях и идеологиях, которые сделали возможным их внедрение, а не на том факте, что большинство новых инструментов, появившихся за последние два столетия, имеют вид, ранее редкий, получающий энергию для своей работы не за счет силы мышц, а за счет сжигания топлива.

Мамфорд, один из моих любимых авторов, посвятил только один комментарий на одной странице своего 700-страничного двухтомного шедевра «Миф о машине», углю, и ни «нефть», ни «газ» не фигурируют в указателе того или другого тома3. Моя собственная книга 1996 года, «A NewCovenant with Nature,», которая в основном была посвящена критике индустриализма, не лучше: «уголь», «нефть» и «энергия» отсутствуют в ее индексе 4.

И все же сейчас мне кажется, что при оценке и понимании технологий и их воздействия на людей и природу, по крайней мере так же важно обращать внимание на энергию, которая движет нашими инструментами, как на сами инструменты и окружающую политическую среду и идеологическую матрицу.

Короче говоря, мы, критикуя технологическое общество, используя инструменты исторического анализа, упустили по крайней мере половину истории, которую пытаемся сплести, когда не замечаем энергетической эволюции инструментов.

Эта глава представляет собой краткую попытку исправить эти упущения. Также будет обсуждаться, почему надвигающийся пик мировой добычи нефти остановит тот «прогресс», которого мы ожидаем, и предоставит историческую возможность изменить отношения человечества с технологиями и природой.

Классные инструменты

Для наших целей полезно классифицировать инструменты в соответствии с их энергозатратами. Следующие четыре категории, изложенные в моей книге

The Party’s Over, примерно соответствуют четырем основным водоразделам в социальной эволюции:

A. Инструменты, для изготовления и использования которых требуется только человеческая энергия. Примеры: каменные наконечники копий и стрел,

шлифовальные инструменты, корзины и одежда из шкуры животных. Подобные инструменты можно найти во всех обществах охотников-собирателей.

B. Инструменты, для изготовления которых требуется внешний источник энергии, а для их использования – человеческая сила. Примеры: все основные металлические инструменты, такие как ножи, металлическая броня и монеты.

Эти инструменты были основой ранних сельскохозяйственных цивилизаций с центром в Месопотамии, Китае, Египте и Риме.

C. Инструменты, для изготовления которых требуется только энергия человека, но при их использовании используется внешний источник энергии.

Примеры: деревянный плуг, запряженный тягловыми животными, парусник, бур, ветряная мельница, водяная мельница. Бур использовался охотниками-собирателями, а деревянный плуг и парусник были разработаны в ранних земледельческих обществах; ветряная мельница и водяная мельница появились на более поздних этапах социальной эволюции.

D. Инструменты, которые требуют внешнего источника энергии для их изготовления, а также используют внешний источник энергии. Примеры: стальной плуг, пушка, паровой двигатель, двигатель внутреннего сгорания, реактивный двигатель, ядерный реактор, гидроэлектрическая турбина, фотоэлектрическая панель, ветряная турбина и все электрические устройства. Эти инструменты и системы инструментов являются основой современных индустриальных обществ – по сути, они их определяют.

На протяжении тысячелетий люди вели постоянную борьбу за использование экстрасоматической энергии (то есть энергии из источников, отличных от пищи, которую они едят). До недавнего времени такая энергия исходила в основном от работы, выполняемой мышцами животных. В США еще в 1850 году домашние животные – лошади, быки и мулы – выполняли более двух третей физического труда, поддерживающего экономику.

Сегодня процент ничтожно мал: практически все работы выполняются машинами, работающими на топливе. Рабство было стратегией для овладения силой человеческих мускулов, и конец формального рабства в 19 веке был более или менее неизбежен, когда инструменты класса D стало дешевле владеть и содержать, чем человеческих рабов – или домашних животных, если на то пошло.

В ранних цивилизациях сельскохозяйственные рабочие стремились ежегодно извлекать излишки солнечной энергии за счет вспашки и жатвы, и от 70 до 90 процентов населения должны были работать в сельском хозяйстве, чтобы обеспечить достаточный излишек для поддержки остальной части населения, включая воинов, священников и административные классы.

Добыча угля, особенно нефти и природного газа – веществ, представляющих миллионы лет накопления прошлой биотической энергии – часто обеспечивает впечатляющую чистую прибыль от энергии.

С ископаемым топливом и современной техникой только два процента населения теперь должны заниматься сельским хозяйством, чтобы поддерживать остальную часть общества, что позволяет процветать растущему среднему классу, состоящему из головокружительного множества специалистов (непонятно в чем)).

Росту специализации также способствовало появление различных типов машин, и в последние несколько десятилетий эта дифференциация, в свою очередь, подпитывалась (в буквальном смысле) наличием дешевой энергии, необходимой для работы машин. Производительность труда неуклонно росла не потому, что люди работали дольше или усерднее, а потому, что у них был доступ ко все большему набору мощных инструментов с дополнительным приводом.

Доступность инструментов класса D вызвала волнение и удивление – сначала среди немногих людей, достаточно богатых, чтобы владеть ими, а также среди хитрых людей.

Классическая фотография механика электростанции, сделанная Льюисом Хайнсом в 1920 году, была, вероятно, источником вдохновения для

декораций Чарли Чаплина к фильму «Новые времена ». Изображение и фильм изображают людей в промышленных условиях как рабов своих машин.

Эти инструменты были в некотором смысле живыми: они потребляли некую пищу в виде угля или нефти и имели собственный внутренний метаболизм. Постепенно, когда механизированное производство показало, что оно способно производить больше гаджетов, чем могло бы быть поглощено богатой элитой, последняя разработала стратегию создания общества потребления, в котором каждый мог бы владеть трудосберегающей техникой.

Чиновники вскоре убедились в мечте избавиться от тяжелой работы. И из-за размаха высвобождаемых энергий исполнение этой мечты казалось вполне достижимым.

Эту шкалу трудно понять без использования знакомых примеров. Подумайте на мгновение об усилиях, необходимых, чтобы протолкнуть всего на несколько футов автомобиль, у которого закончился бензин.

А теперь представьте, что проталкиваете его на 20 миль. Это, конечно, услуга, обеспечиваемая одним галлоном бензина, который содержит энергию, эквивалентную по крайней мере шести неделям человеческого труда (по некоторым оценкам, намного больше). Количество бензина, дизельного топлива и керосина, используемого в США за один день, эквивалентно примерно 20000000 человеко-лет работы.

Если Великая Пирамида требовала 10 000 человек, работающих в течение 20 лет, тогда на основе нефти, используемой в США в среднем в день, можно было – в принципе, при наличии необходимого камня и оборудования – построить 100

Великих пирамид.

Конечно, мы не используем нашу нефть для этой цели: вместо этого мы используем его в основном для того, чтобы толкать миллионы металлических автомобилей по дорогам, чтобы мы могли добраться до рабочих мест, торговых центров, ресторанов и видеопрокатов.

С помощью компьютеров и кибернетики нам удалось создать инструменты, у которых есть не просто жизнь, но и собственный разум. Теперь наши инструменты не только «дышат», «едят» и выполняют физическую работу; они также «думают». Все чаще мы оказываемся в синтетической, саморегулирующейся (если еще не самовоспроизводящейся) среде – торговых центрах, аэропортах, офисных зданиях – в которых человеческая многоклеточная биота присутствует только в качестве украшений или вредителей; в которой человеческий труд состоит только из нескольких задач, для которых мы еще не изобрели профессиональных автоматических суррогатов.

Чудо избавления от тяжелой работы сопровождается неприятностями, связанными с тем, что им управляет и командует машина, которая становится беспомощной из-за механических сбоев или – ужас ужасов – перебоев в подаче электроэнергии.