Текст книги "Убитых ноль. Муж и жена"
Автор книги: Режис де Са Морейра
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Франсуаза улыбнулась, повесила трубку и присела на кровать.
El camino del amor, – сказала она своему животу, – Путь любви. Слышишь, малыш?
Она погладила живот, подумала немного, опять улыбнулась и начала свой рассказ:
«Однажды Юк-Юк пришел к эскимосам…».
И тут же остановилась.
Так хотелось выкурить сигарету, что ни о чем другом она и думать не могла. Тем более о Юк-Юке.
Она отложила свою историю на потом, встала, набросила на плечи пальто и вышла из комнаты. Тихонько прошла по коридору, закрыла дверь в комнату Джеймса, осторожно спустилась по лестнице, открыла входную дверь и вышла в сад.
Выбравшись на свежий воздух, Франсуаза обошла вокруг дома и оказалась под окном своей спальни. Пошарила ногой в траве и нашла выброшенную пачку сигарет. Наклонилась, подняла ее и вытащила одну сигарету.
Но тут она поняла, что давно уже не носит с собой зажигалку. Кусая губы, вернулась домой. Отправилась на кухню, зажгла свет, взяла коробок спичек и остановилась.
Вздохнула.
Села за кухонный стол, положила пачку перед собой и долго ее разглядывала.
Положила одну руку на живот, а другой принялась вытаскивать сигареты одну за другой, громко считая: «Одна… две… три… четыре… пять… шесть… семь».
Посмотрела на эти семь сигареты, положила вторую руку на живот, и, придерживая живот обеими руками, стала бороться с желанием поплакать. Боролась-боролась, опять боролась-боролась, но поняла, что курить все равно хочется, и переменила тактику.
Нашла на столе чистый лист бумаги и положила на него сигареты.
Невольно начала улыбаться.
Выдвинула ящик стола, достала клеящий карандаш и принялась аккуратно наклеивать сигареты на бумагу.
Приклеив седьмую, Франсуаза оглядела свою работу и задумалась. Потом встала, зашла в гостиную, зажгла свет и открыла книжный шкаф. Пробежалась глазами по книгам Джеймса, быстро вытащила одну из них: «Скотный двор». Помедлила немного в нерешительности, но в конце концов решила: «Джеймсу она все равно не нужна».
С книгой в руках она вернулась на кухню и снова села. Пролистала книгу и остановилась на рисунке с осликом. Улыбнулась и вынула из ящика ножницы. Аккуратно вырезала ослиную голову и наклеила на бумагу рядом с сигаретой. То же самое проделала с кроликом, коровой, гусем, бараном и петухом и, наконец, продолжая улыбаться, вырезала и наклеила рядом с седьмой сигаретой голову поросенка.
Потом взяла цветные карандаши и нарисовала вокруг голов зверюшек разноцветные облачка дыма. Подумала, как назвать свой коллаж, и черным карандашом надписала вверху листа: ВСЕ КУРЯТ, КРОМЕ МЕНЯ.
Довольная собой, Франсуаза взяла скотч и прикрепила коллаж к кухонному шкафчику. По очереди осмотрела курящих животных, задержалась на поросенке и наконец решила, что дело сделано.
Убрала все со стола, отнесла книгу в гостиную и медленно поднялась по лестнице. Проходя по коридору, приоткрыла дверь в комнату Джеймса и вернулась к себе в спальню.
Сняла пальто и опять легла на кровать.
Какое-то время рассматривала потолок, потом проверила, взял ли Андрес с собой мобильник и набрала его номер.
Андрес
– Это женщина моей мечты?
– Как ты, любимый?
– Все хорошо. Сижу на скамейке у озера и пиво пью.
– Ты нашел круглосуточный магазин?
Андрес бросил взгляд на упаковку с пивом у своих ног.
– Нет, – признался он, – просто взял то, что было в холодильнике.
– Вижу тебя на берегу озера.
– И что ты видишь?
– Вижу… Вижу… уток… они смотрят на мужчину… мужчину в теплом пальто… он курит и пьет пиво!
– Неплохо, – улыбнулся Андрес, и сам представил себе все это. – Только на самом деле не так уж холодно, и я в куртке.
– Действительно, вижу: ты в куртке. Должно быть, утки ошиблись… Сейчас ночь, они не разглядели.
– Сейчас полнолуние… я вижу даже противоположный берег…
– Понятно… Значит, утки не ошиблись. Просто они не отличают пальто от куртки. Им плевать на одежду… У них ведь ее нет.
– Ладно, ладно, – засмеялся Андрес.
– Ну и как там поживают утки?
Андрес вынул зажигалку, поднес ее к лицу, зажег, но тут обнаружил, что забыл взять сигарету. Стал шарить по карманам.
– Нормально. Освальд наконец понял, зачем ему клюв. Ты не спишь?
– Si, si… Сплю и говорю с тобой…
– А с чего это ты вдруг называешь меня Сисси[6]6
Игра слов: дважды повторенный утвердительный ответ на вопрос с отрицанием – si, si – произносится также, как имя принцессы Елизаветы Баварской – Сисси. «Сисси» – фильм реж. Э. Маришки (1956) с Роми Шнайдер в главной роли – первый из трилогии фильмов, посвященных принцессе, за которым последовали «Сисси – молодая императрица» и «Сисси – трудные годы императрицы».
[Закрыть]?
– Как хочу, так и называю.
– Ну, знаешь ли, все-таки я не молодая императрица.
– Да, ты прав… Но у тебя сейчас трудные годы.
– Что правда то правда, – согласился Андрес, наблюдая за утками. И отпил из следующей бутылки за их здоровье.
– Кстати, ты так и не вспомнил название фильма?
– Нет, – ответил Андрес. – Да ладно, наплевать.
– El camino del amor. Путь любви.
Андрес поперхнулся пивом.
– Черт побери! – вскричал он. – Какая ты молодец!
– Это не я… это Клара.
– Что?
– Клара. Она только что мне звонила.
– И что она хотела?
– Да ничего… Думаю, просто поболтать.
Андрес поднялся со скамейки и принялся в волнении ходить взад-вперед.
– Она что, не могла поболтать со своими театральными дружками?
– Я не уверена, что они у нее есть.
– Бедная-несчастная, – огрызнулся Андрес и сделал очередной разворот.
– Мне кажется, она начинает задумываться…
– Она на это способна?
– Ты жестокий, Андрес.
– Знаю.
– Мне кажется, она начинает задумываться всерьез.
Андрес на ходу сделал большой глоток пива:
– Было бы неплохо, если бы она до чего-нибудь додумалась.
– С названием фильма ей это удалось!
– Это не совсем одно и то же.
Андрес подумал и добавил:
– Хотя… может, ты и права. Перезвонила бы ты ей и спросила, как зовут мужчину ее жизни… Вдруг бы ей это помогло.
– Дурак.
– Знаю.
– Надо же! Все-то он знает.
– Да нет… ни черта я не знаю! Знаю только, что люблю тебя.
– Ах вот оно что! А я-то думала, что все это время ты прикидывался! Сколько пива ты выпил?
– Не так уж и много, – ответил Андрес и снова сел на скамейку. Поставил пустую бутылку обратно в упаковку, вытащил другую и открыл ее.
– Кажется, я придумала имя ребенку.
– Говори.
– Лучше сядь.
– Я и так сижу.
– Джозеф.
Андрес снова поперхнулся.
Он подумал о тысяче вещей сразу.
Долго молчал.
– Гениально! – сказал он наконец.
– Я боялась, что ты не захочешь.
– Поначалу да, – сказал Андрес, – а потом… Мне только жаль, что я сам до этого не додумался.
– Спасибо, муж.
Андрес лег на скамейку и посмотрел на луну.
– Правда, – сказал он, – как же надоели все эти кретины, которые выпендриваются с детскими именами, выдумывают пооригинальнее, каких еще не было! Возьми «Сто лет одиночества»: там у всех одинаковые имена и все довольны.
– Ты думаешь, Джозеф не будет возражать?
– Гм… вообще-то это была его мысль про имена и «Сто лет одиночества», – сказал Андрес. – Да мы вообще его спрашивать не будем. А то он два года будет думать и потом скажет, что не знает… Ну, а если младший брат последует примеру старшего, он найдет себе другое имя, если это ему не понравится.
– Джеймс никогда бы не поменял имя, если бы его звали Джозефом!
Андрес внезапно представил себе лицо сына.
– Он спит? – спросил он.
– Как сурок. Знаешь, что он мне сказал перед сном? Что боится, как бы история, которую ему рассказывает Джозеф, не закончилась. Он хочет, чтобы она никогда не кончалась.
– Передай это Джозефу. – Андрес улыбнулся и добавил:
– Я думаю, он будет рад.
– Клара только что звонила Джозефу.
– Что?
– Как раз перед тем, как позвонить мне.
– Где она? – спросил Андрес, вставая.
– Ну… Джозефу она сказала, что в Испании.
– Ага, понятно… Значит, она может быть где угодно, но только не в Испании.
– Это тоже бабушка надвое сказала… но слышно ее было хорошо! Ты думаешь, об этом я тоже должна рассказать Джозефу?
– Нет, – сказал Андрес, – я думаю, он в курсе, что Клара ему звонила.
– Не дури… Должна ли я сказать, что она точно не в Испании.
– Не надо, это их дело. Да пусть они хоть кругосветное путешествие себе устраивают и друг другу голову морочат, нам-то что?
– По-моему, путешествие Клары подошло к концу.
Андрес проследил за уткой, которая окунула голову в воду.
– Ты в этом уверена?
– Мне кажется, она хочет вернуться.
– Серьезно?
– Да.
Андрес подумал и снова стал ходить по берегу.
– Хорошо бы, – сказал он.
– Жаль, она тебя не слышит. По-моему, она умирает от страха.
– Это Клара-то умирает от страха? И чего же она боится?
– Не знаю… Тебя, Джозефа… даже меня, наверно. И больше всего – самой себя.
– Ты ее успокоила?
– Пыталась… я была так рада ее слышать!
– Как по-твоему, она изменилась?
– Нисколечко. Только еще больше уверилась в том, что и так знала… И стала свободнее, это чувствуется.
– Свободнее от чего?
– Ну… понимаешь… от всего.
– Например, от Джозефа?
– Нет. От всего, но не от Джозефа.
– Ладно, поживем-увидим.
– Может, когда мы все вместе поселимся в нашем домике?
Андрес просиял.
Уже почти год он молчал об этом.
– Хорошо бы устроить там загон для уток.
– Тогда нам нужен участок с прудом.
– Пруд можно выкопать самим.
– Правильно.
– За малышами нужен будет глаз да глаз.
– А мы обнесем пруд заборчиком.
– Ага.
На мгновение он представил себе дом и добавил:
– Сейчас позвоню Джозефу.
– Передаю ему трубку…
Андрес нахмурился, но быстро сообразил.
– Давай, – сказал он.
Франсуаза приложила трубку к животу.
– Привет, Джозеф, – услышала она, – ты спишь?
– Да, – сказала Франсуаза, снова поднося трубку к уху – думаю, он спит.
– Черт… почему бы нам этим не воспользоваться!
– Гм… я совсем не против…
– Наберись терпения, принцесса!
– Управлюсь без тебя.
– Не верю.
– Спорим?
– Идет.
Франсуаза сунула свободную руку между ног.
– Я готова.
– Я люблю тебя, любимая.
– Да…
– Целую тебя везде.
– Да…
– Закрой глаза… Я ласкаю тебя…
– Да…
– Глажу рукой у тебя между ног, целую твою киску.
– Да!
– Продолжай, не останавливайся!
– Да…
– Еще.
– Да…
– Еще.
– Да!
– Теперь давай!
– Да, да, да… любовь моя, о да!
Она открыла глаза.
– Любимый…
– Я люблю тебя, Франсуаза.
– Это было чудесно.
– Ты бы видела, как на нас смотрят утки…
– А кто им мешает делать то же самое?
– Думаю, они так и делают.
– А теперь я хочу спать.
– Спи, моя красавица.
– Ты скоро вернешься?
Андрес посмотрел на бутылку, на уток, на луну.
– Не уверен, – сказал он. – Я должен проверить, до чего меня может довести это пиво.
– Что ж, выпей еще четыре бутылки, Андрес Овальски, и они приведут тебя ко мне.
– Сладких тебе снов, жена моя.
– Пей в свое удовольствие, муж мой.
– До скорого.
Андрес подождал, пока Франсуаза положит трубку, и убрал мобильник.
Сидя на скамейке, он допил пиво и задумался. Потом наклонился вперед и стал скрести землю горлышком пустой бутылки.
Машинально прикусил нижнюю губу, как обычно, когда собирался работать. И попытался представить себе, каким будет его загон для уток.
Когда Андрес закончил загон, ему захотелось добавить к нему еще и дом.
Дом, который он придумал для Джозефа, Клары, Франсуазы и себя. А еще для Джеймса и для маленького Джозефа.
Он поднялся, нашел палку и вернулся к скамейке. Встал на четвереньки, выровнял рукавом небольшой участок земли и принялся за дело.
Начал с кухни – она заняла почти весь первый этаж.
Из озера вылезли две заинтригованные утки и потихоньку подобрались к Андресу сзади. Он услышал их, только когда они подошли совсем близко. «Привет», – сказал он, поднимая голову от рисунка. Потом обкусал зубами чистый конец палки, чтобы добавить детали.
«Вы будете жить здесь», – Андрес показал уткам загон. «А это кухня», – добавил он, вновь наклоняя голову над чертежом.
У каждого из трех окон он разместил по столу, поставил два дивана друг против друга, а у лестницы большую барную стойку – ступенчатую, для людей разного роста. В середине комнаты нарисовал витую лестницу и шест, как в казармах у пожарных. Предложил уткам взглянуть на чертеж. И тут ему показалось, будто они не совсем довольны.
Все также стоя на коленях, Андрес откинулся и стал смотреть, чего не хватает. Открыл еще одну бутылку пива, выпил, разглядывая свой чертеж, и наконец пришел к выводу, что забыл главное. Снова поточил палку и склонился над землей.
Сначала он начертил букву Ф, вальяжно развалившуюся на одном из диванов, и К, возлежащую на другом. Потом вывел две маленьких «д» с одной стороны стойки и большую Д – с другой. Наконец дотянулся до загона для уток и прямо напротив нарисовал большую А.
Выпрямился, взглянул уткам прямо в глаза и, рискуя принять желаемое за действительное, все же решил, что они вполне довольны. Как только он поднялся, утки вернулись в озеро.
Андрес сел на скамейку и принялся рассматривать первый этаж своего дома. Подумал, что мог бы перейти теперь ко второму, но вместо этого вытащил из кармана телефон.
– Алло!
– El camino del amor. Путь любви.
– Черт! Как это ты вспомнил?
– Сам не знаю… Ты в порядке?
Джозеф положил ручку и коробку из-под пиццы возле себя на диван.
– Да, – ответил он.
– А как пицца?
– Ну… пицца сгорела.
– А книга?
– Движется, уже всю коробку исписал.
– Какую коробку?
– Из-под пиццы… я на ней пишу.
– У тебя бумага кончилась?
Джозеф попытался придумать хоть какое-нибудь объяснение, но не смог.
– Не знаю… так получилось.
– Дамы и господа! Новую книгу Джозефа Овальски вы найдете в нашем отделе замороженных продуктов!
Джозеф заставил себя улыбнуться:
– Свежесть стиля гарантирована, – сказал он.
– Для летней жары то, что надо!
– Читать только в шортах!
– Заедая мороженым! Вот-вот, реклама отличная!
– Пожалуй. Но не уверен, что не выброшу все это в мусорное ведро.
– С чего вдруг?
– Не знаю… Это все самообман, – ответил Джозеф. – И потом, это слишком личное.
– Ну и хорошо, что личное! Ты же не телефонный справочник пишешь!
– Видит Бог, предпочел бы.
– Отстань ты со своим Богом! Пиши дальше.
– И все же…
Джозеф не договорил. Встал и пошел к бару в гостиной.
– И все же – что?
Джозеф налил себе стакан виски, отхлебнул.
– Зачем все это?
– Вечный вопрос.
– Знаю, знаю, – сказал Джозеф. – Франсуаза спит?
– Не знаю.
– Так спроси.
– Думаешь, стоит?
– Ну да… Если она не ответит, значит, спит. Если ответит «да», значит, хочет убедить тебя, что спит, но на самом деле не спит… Если ответит «нет», значит, точно не спит.
– Не могу, я не дома.
– А где?
– На скамейке у озера… Сижу и пиво пью.
Джозеф улыбнулся, с наслаждением отхлебнул еще виски.
– А я думал, ты завтра с утра работаешь, – сказал он.
– Но оно еще не наступило.
– Скоро наступит.
– Тем более, надо воспользоваться моментом.
Джозеф попытался представить себе брата, скамейку, озеро.
– И как, хорошо тебе? – спросил он.
– Да… Тут вот одна утка не вынимает голову из воды уже добрых пять минут.
– Может ей нужно помочь?
– Не думаю. Наверное, у нее есть на то причины.
– Какие?
– Не знаю… Может, ей хочется побыть одной.
– Уткам повезло, они могут себе это позволить, когда захочется.
– Конечно, повезло, хотя бы потому что они утки.
Джозеф попытался представить себе утку, похожую на брата:
– Может, в другой жизни ты будешь уткой?
– Очень на это надеюсь.
– Это надо обсудить… мы не можем потерять друг друга.
– Да, и надо будет попросить Джеймса подкармливать нас хлебом.
– И рисовать нас.
– Вместе с Дже… вместе со своим младшим братом.
– Надеюсь, вы не собираетесь его тоже назвать Джеймсом?.. Ведь если Джеймс выбрал себе такое имя, это не значит, что брат поступит также.
– Да нет, не волнуйся. У него уже есть хорошее имя, Франсуаза придумала.
– Думаешь, он согласится?
– Откуда мне знать?.. А ты бы свое хотел поменять?
Джозеф несколько мгновений вспоминал свое собственное имя.
– Нет. Не хотел, по крайней мере до отъезда Клары.
– А потом?
– Бывало. То есть не то чтобы поменять… а просто от него избавиться.
– У тебя возникнут проблемы.
– Именно поэтому я этого и не сделал.
– А твой герой, ну, этот парень, о котором ты пишешь, – его-то как зовут?
Джозеф вздохнул.
– То-то и оно, что пока никак.
– Ничего, со временем придумаешь.
– Вряд ли.
– Но с ним ведь кто-то разговаривает?
– Нет, – сказал Джозеф. – Он одинок.
– Ясно. И чем он занимается?
– Ну… Думаю, решил напиться.
– Так он себе имя не придумает.
– А он и не собирается.
– Хотя, с другой стороны… Если он напьется так, что раздвоится, ему придется как-то общаться с самим собой.
– Мне кажется, он готов скорее разорваться надвое, нежели раздвоиться.
– Какая разница?
– Как скажешь.
– Эй, алло! Ты все-таки с братом говоришь!
– Извини, Андрес.
– Еще раз услышу «как скажешь» – повешу трубку.
– Извини.
– Да брось ты извиняться на каждом шагу.
– Не так уж часто я это делаю.
– Слишком часто.
– Как скажешь.
Короткие гудки были ему ответом.
Джозеф улыбнулся. Закурил, взял бутылку, бокал, снова сел на диван. Взгляд его упал на коробку из-под пиццы, и он перечитал текст:
«…А там, в городе, мужчина даже есть не мог – так горько он плакал.
Он плакал так, как плачет тот, кто знает, что слезами горю не поможешь, что слезы не утешат, – и даже если все глаза себе выплакать, от тоски все равно никуда не деться.
Но он все равно плакал, хотя ему хватало ума все это понять: и что слезами горю не поможешь, и что слезы не утешат, – но вот чтобы перестать, ума ему не хватало.
Ума не хватало, потому что он был дурак. Дурак дураком: вернись сейчас его девушка (вдруг бы она поняла по-испански и послушалась пожилой дамы из автобуса, попросила водителя повернуть обратно, перепрыгивая через ступеньки, взбежала вверх по лестнице их дома, распахнула дверь их квартиры и упала в его объятия), – он все равно не смог бы перестать плакать.
И все же ему хватало ума, чтобы ни на миг не поверить в то, что такое возможно.
Ведь девушка уезжала. И уезжала всерьез.
Сейчас она была на вокзале и думала, как ей быть дальше. Вспомнила пожилую даму, постаралась представить ее уткой и выбрала Испанию.
На какое-то мгновение она впервые перестала думать о нем и стала думать об Испании – что она о ней знает. Она почти ничего о ней не знала, но и этого хватило, чтобы перестать думать о нем. Потом она пошла к кассе, купила билет и села в поезд.
И только здесь она снова стала думать о нем. Закрыла глаза и сразу же открыла: не выдержала, не хотела видеть то, что увидела с закрытыми глазами. Больше она глаз не закрывала, распахнула их пошире в ожидании, когда они закроются сами собой от усталости и она заснет спокойно, без дрожи в теле.
Наконец слезы иссякли, но тоска осталась, и он закрыл глаза, потому что с открытыми видел ее повсюду, в каждом уголке своей большой квартиры, и это было невыносимо.
Так, с закрытыми глазами, он съел пиццу и встал, чтобы перейти из кухни в гостиную, держась руками за стены, но по дороге споткнулся обо что-то – обо что он так и не смог ни понять, ни догадаться, потому что даже падал, не открывая глаз, а падал долго, в замедленном темпе – наконец приземлился, небольно ударился и затих.
Она так и держала глаза открытыми, и заснуть у нее не получалось. Рассматривала других пассажиров, пытаясь угадать, что за жизнью они живут. Только чтобы не думать о нем. Она понимала, что вначале будет нелегко, но это пройдет. Будет потом все легче и легче, и скоро, через несколько дней или недель, она придет в себя, почувствует себя счастливой, свободной, независимой от него, который был для нее всем. Она знала, что перед ней – весь мир, новые горизонты, новые люди, они ждут ее. Она все это увидит, но прежде она должна перестать видеть его, и она старалась это сделать с широко открытыми глазами.
Лежа с закрытыми глазами на полу своей большой квартиры, он готовил себя к совершенно другому. Он считал, что первая ночь будет самой легкой, потому что она еще не совсем покинула их дом: оставался аромат ее духов, ее вещи, предметы, к которым она прикасалась и переставляла с места на место, но он чувствовал и то, что она все дальше и дальше от него, и чем дальше она будет во времени и в пространстве, тем будет тяжелей. Рот его кривила улыбка, когда он думал об этом, ибо он сильно страдал, но уверенность в том, что дальше будет еще хуже, делала его теперешние страдания терпимее. Дальше ведь будет совсем плохо.
И потому он встал, открыл глаза, тотчас увидел ее и чуть ли не обрадовался этому мгновению – ощущению начала и легкой дрожи, предвестницы долгих мучений. Легкое покалывание, щекочущая боль – по сравнению с тем, что его ожидало. Он сел и налил себе выпить… Постарался удержать все то, что еще оставалось от нее. И почувствовал себя лучше.
Она тоже почувствовала себя лучше. К ней подсел попутчик и заговорил с ней. Она с наслаждением слушала его, упивалась его словами, увлеченная историей его жизни, которую он так любезно взялся ей рассказать. Вот и начались встречи, о которых она мечтала, новые люди, новые горизонты, она нырнула в поток его слов, то и дело кивая и задавая наводящие вопросы, только чтобы он не останавливался и выговорился до конца – узнать о нем все, насытиться, напитаться его жизнью.
Допив стакан, он налил себе другой и понял, что, видно, напьется. Он знал, что делать этого не надо, но момент был подходящий и другого занятия у него не было».
Джозеф выпил залпом стакан и налил себе снова.
Зазвонил телефон.
Джозеф улыбнулся, снял трубку:
– Кря-кря? – сказал он.
– Мог бы и перезвонить.
– Но не я же повесил трубку.
– Счастье твое, что ты мой брат!
– Да, я знаю.
– И чем ты там занимался?
– Пил виски… и ждал, пока ты перезвонишь!
– Дурачок!
– Я не дурачок.
– Значит, дубина!
– Не дубина.
– Тогда просто дурак.
– Я не дурак.
– Иди ты знаешь куда!
– Извини, – сказал Джозеф.
– Ну вот, дерг за мочало, начинай сначала!
– Убитых ноль, Убитых ноль, завязываю.
– Ты там много виски выпил?
– Всего один стакан, – ответил Джозеф, допивая очередной. – А вот теперь уже два.
– А я как раз допил свое пиво.
– Может, зайдешь?
– Нет, скоро рассвет. Чего бы я хотел, так это еще одну бутылочку пива – последнюю.
– Знаешь, некоторые странные люди пьют по утрам кофе.
– Неужели?
– Честное слово… Горячий, сладкий, чудесный!
– Остроумно.
– Но бывает же такое.
– Я попробую, когда вернусь.
– Если вернешься…
– Я всегда возвращаюсь.
– Знаю, знаю, – ответил Джозеф. Посмотрел в пустоту:
– Блажен, кто верует.
– Я верую.
– Вот и хорошо, – сказал Джозеф. Потом на мгновение закрыл глаза.
– Название фильма вспомнила Клара. Она только что звонила Франсуазе.
– Ты с ней говорил?
– Нет, я уже ушел.
– Так… откуда же ты знаешь, что она звонила?
– Я иногда общаюсь со своей женой.
– Телепатия?
– Да… или по телефону.
– Понятно. Мне она тоже звонила… но мне не пришло в голову спрашивать у нее название фильма.
– Наверно, тебе хотелось поговорить с ней о чем-то другом.
– Я хотел бы поговорить с ней о бесконечном множестве вещей, но для этого она должна быть рядом.
– Запиши, о чем…
– Нет, так дело не пойдет. Что ты все талдычешь: пиши, да пиши.
– Ладно, ладно…
– Знаешь, я ведь люблю ее, – после минутного колебания сказал Джозеф.
– Знаю.
– И тебя это не раздражает?
– Да нет, давай, люби… Люби эту девушку по имени Клара…
– Ой-ей-ей! Ты там сколько пива выпил?
– Достаточно.
– Домой собираешься?
– Уже иду.
– А как же утки?.. Что с ними будет без тебя?
– Они прекрасно без меня обойдутся.
– Не уверен.
– Не могу же я бросить детей ради уток?
– Понимаю, – сказал Джозеф.
– Ты уверен?
– Да.
– А я не всегда.
– То есть?
– Видишь ли, иногда… я смотрю вокруг себя… и думаю: может быть, самый лучший отец – это отец, который где-то далеко?.. И отец не обязательно должен быть дураком?
Джозеф налил себе еще один стакан, взял его в руку, но не выпил.
– По-моему, самое замечательное, что я видел в жизни, – это лицо Джеймса в тот день, когда он увидел картонный домик, что ты для него построил… Даже у животных я не видел ничего подобного.
– Он его уже совсем забросил.
Джозеф отпил из стакана и сказал:
– Он хранит его в своем сердце.
– Мне пора, Джозеф.
– Удачного возвращения.
– Спасибо… Подумай, прежде чем выбрасывать свою пиццу!
– Убитых ноль.
– Привет.
