Текст книги "Цивилизации древней Европы"

Автор книги: Реймон Блок

Соавторы: Гвидо Мансуэлли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

* * *

Хотя распространение христианства сначала принимало политические формы, благодаря ему родилось ощущение единства вне различных конфессий, которые разделяли западный римский и восточный византийский блок. В течение раннего Средневековья христианская вера уже явно отстранилась от политики: она стала чертой цивилизации. В целом христианский универсализм представлял последний и наиболее важный средиземноморский вклад в континентальную цивилизацию. На новых духовных основах он обновлял и расширял универсализм, основанный Римом на праве и государстве. Восстановление Римской империи – renovatio romani imperii, – провозглашенное позже Карлом Великим, четко показывает эту преемственность. Рим, столица языческой империи, оставался резиденцией папства, духовной столицей христианства. Легитимность власти покоилась на этой моральной основе. Император уже не только управлял доменом, теперь он становился пропагандистом веры. Его авторитет и сила его армий отныне были поставлены на службу религии, что предписывалось его божественной инвеститурой. Такой была средневековая интерпретация божественности, которой наделялись императоры поздней империи. Это привело к синтезу, который произошел, если можно так сказать, в результате

переворота: теперь империя не только представляла религию, но именно религия дала начало империи. Притязание восточной империи на то, чтобы считаться единственной хранительницей легитимной власти,'также потеряло актуальность, и в конечном итоге ей пришлось признать сложившийся порядок вещей. Политика Карла Великого в последние пятнадцать лет его жизни полностью освободилась от варварской концепции власти, основанной на силе и подданстве. В IX в. этнические различия и противоречия между завоевателями и завоеванными потеряли всякое значение, и это плод не только правления Хлодвига, но в конечном счете – и Римской империи. Не стоит, таким образом, приписывать одному Карлу Великому интеграцию германских групп, объединенные территории которых отныне идентифицировались с Европой. На самом деле речь идет о завершении более обширного процесса, чем интеграция германских элементов с предшествующими элементами и традициями. Универсальность Римской империи соединилась с организацией, характерной для германских традиций: из прошлого заимствовали то, что оказалось жизнеспособным, пытаясь интегрировать его в настоящее.

РАЗНООБРАЗИЕ И ЕДИНСТВО
ПОСЛЕСЛОВИЕ

В предшествующих главах мы попытались очертить историю европейских народов, избегая в то же время чрезмерных обобщений и описания деталей, в которых иногда увязают авторы учебников по археологии. Мы не стремились к выделению главных линий, но сконцентрировали наше внимание на некоторых аспектах и моментах, которые образуют, на наш взгляд, ключевые точки этой многотысячелетней истории, – континентальные центры, средиземноморская циркуляция, их материальные связи, роль эллинизма, Рима и Византии, волны вторжений и т. д. Эта сложная структура, где наши знания, еще неполные или недостаточно точные, сохраняют пробелы, требует рефлексии. Делать выводы в пределах этого очерка было бы проявлением самонадеянности; и тем не менее важно поставить точку в отношении стольких сведений и проблем.

Изучение доисторического этапа заставляет, в первую очередь, выйти за пределы этого общего места древней истории, в соответствии с которым все сводилось к восточному и средиземноморскому детерминизму. Разумеется, континентальное развитие в основном являлось результатом процессов, которые уже принесли свои плоды на Ближнем Востоке, а затем в Средиземноморье. Но раз этот сдвиг произошел, мы не можем ограничиваться рассмотрением Европы в связи с Востоком: Европа должна рассматриваться также с точки зрения самой Европы. В известной сегодня работе Гордона Чайлда эта проблема была четко сформулирована. Немного позже, в 1940 г., С. Ф. Хавкес привел убедительные доказательства в подтверждение своего тезиса об оригинальности европейских цивилизаций бронзового века. Это заставило Гордона Чайлда пересмотреть свое исследование и придать большее значение тому, что не сообщалось о Европе в плане отношений Запада и Востока: его собственные изыскания привели к тем же выводам. Наконец, совсемнедавно авторы коллективного труда, составленного под руководством и при участии Андре Леруа-Гурана, показали, что цивилизации Европы позднего доисторического периода уходят своими корнями в палеолитическое прошлое. Европейская действительность на самом деле постигается в этой отдаленной эпохе, и это позволяет нам еще раз подчеркнуть, что нельзя «отсекать», как очень часто делалось, одну эпоху от другой.

На всем протяжении истории от неолита до эпохи металла мы становимся свидетелями метаморфоз настоящей мозаики цивилизаций, в которой прослеживаются определенные взаимоотношения, особенно с точки зрения устройства этих цивилизаций. Первый этап соответствует непрерывному перемещению очагов, затем следует фаза относительной стабильности в северном пространстве, Средней Европе, части Иберийского полуострова и на Балканах.

Несомненно, существуют некоторые детальные неточности в представлении об этих феноменах, – но если эта неточность возникает собственно в источниках наших знаний, то остается добавить, что это всего лишь предложенная нам интерпретация.

Каждый новый этап раскопок открывает неизвестную цивилизацию; они отличаются деталями, морфологическим своеобразием основных предметов, техникой или материальной культурой. И если мы бегло просмотрим старый Reallexikon, составленный Эбертом, мы увидим доисторическую эпоху с данной точки зрения – в аспекте многообразных типов и культур. Дошло до того, что исследователи задаются вопросом, существовала ли собственно европейская реальность вне этих нюансов и этой бесконечной фрагментарности доисторических культур. Но не нужно упускать из виду, что различия культур могли объясняться внутренним развитием, поскольку невозможно установить достаточно точную их хронологию, которая отражала бы через их преемственность все этапы эволюции. До тех пор пока остаются неясности в том, что касается хронологических уточнений, эта проблема не сможет найти приемлемого решения.

Разнообразию неолитических койне, обусловленному оседлостью земледельческих групп, противостоит распространение общих форм на обширных пространствах, вызванное прогрессивным динамизмом халколита и эпохи металла. Начиная с этого времени, когда мы становимся свидетелями важных процессов, таких как распространение колоколовидных кубков и боевых топоров, наблюдается явное географическое сходство некоторых пространств, например пространств цивилизации курганов или полей погребальных урн. Каким бы ни было значение внешних импульсов в их формировании, географический аспект приводит нас к выводу, что эти цивилизации развивались автономно-. То же можно сказать о цивилизации Галыптат и предшествовавших ей цивилизациях, которые существовали в тех же территориальных рамках. Воздействие субстратов, процессы аккультурации, а также другие признаки показывают, что, по крайней мере в эпоху, когда эти цивилизации приобретали свои типичные черты, они не могли быть обусловлены только действием новых волн, пришедших извне. Теория последовательных «вторжений», ставшая неприемлемой в слишком схематичной и упрощенной форме, которую придала ей старая протоисторическая наука, однако, не была отвергнута. Главное – определить границы ее применения и временные рамки. Если обратиться к «великим вторжениям» конца эпохи древнего мира – единственным, которые мы можем детально рассмотреть, следуя точной хронологической шкале, – то заметим, что фундаментальное значение имели не вторжения как таковые, но их последствия, которые привели к интеграции, анализируемой в последней главе книги и соответствующей истинному началу исторической Европы. При сходных условиях, вероятно, в доисторическую и протоисторическую эпохи также имели место перемещения групп, которые приходили извне, прежде всего с востока или же с внутренних территорий континента. Мы можем составить некоторое представление о последних, в первую очередь используя все, что знаем о расселении кельтов в эпоху Ла Тен. События, которые разворачивались во внутренних континентальных регионах, известны нам лишь по откликам народов, зафиксированным ими в письменных источниках. Нашествие кимвров и тевтонов не должно рассматриваться изолированно; это было не только предвестие «великих вторжений», но свидетельство передвижений, весьма обычных для древней Европы. Эта нестабильность объясняется тем, что доисторический и протоисторический мир не имеет границ и что Европа долгое время оставалась верной племенной, а иногда даже мелкоплеменной структуре. Эта ситуация разрешилась только с образованием государственных организмов, в частности во время «Великого переселения». Греки также были совершенными «европейцами»: их партикуляризм лишь крайнее проявление эволюции дои протоисторического положения вещей. Если римляна'м удалось преодолеть это впоследствии, то не только потому, что они подавляли независимость городов и племен, но и потому, что они заимствовали на Востоке государственную концепцию обширного территориального пространства и интегрировали в данную систему то, что античные авторы считали завершенной формой цивилизации, то есть город. В конечном итоге это стало возможно только благодаря гибкости их юридических принципов, поддающихся адаптации среди других народов. «Римский» опыт, как мы видели, сыграл заметную роль в формировании государственных систем раннего Средневековья. Варьируясь лишь в некоторых локальных аспектах, романизация как таковая, реализованная самой мощной организационной системой из известных древней Европе, не смогла ускользнуть от того, что было общим для всей континентальной истории. Парадокс не только в том, что общеевропейский дух во все времена определялся отсутствием единообразия, точнее – отказом долгое время оставаться на одних и тех же позициях, «критической точкой зрения», которую хотелось бы уловить в поведении доисторических групп по отношению к тому, что их волновало. Поэтому мы предпочли бы обозначить словом «койне» то, что обычно называют цивилизациями: чем более обширной была территория, тем выше было число локальных вариаций.

То, что сказано нами в отношении цивилизации, равным образом проявляется в области лингвистики. Хотя считается, что в эпоху Античности распространение индоевропейских языков не было столь интенсивным, как сегодня, преобладание индоевропейских наречий составляет тем не менее один из наиболее важных общих аспектов. Но начиная с классической эпохи, когда появляются документы, содержащие достаточно обширную информацию о внутренних континентальных территориях, в индоевропейских языках проявляются значительные отличия, так что их группы, например в Италии, формируют настоящую мозаику. И мы имеем все основания предположить, что так было и в других районах. Вплоть до римской эпохи и даже до Средневековья этрусский островок в Италии, остатки лигурского языка, широко распространенные средиземноморские языки и языки Иберийского полуострова отличались почти исключительным преобладанием соответствующих наречий. Несомненно, все они имели общие основы и неоспоримое родство, но начиная с Античности они снова проявляют тенденцию к различению, прежде чем оказаться изолированными друг от друга, образовав национальные языки, которые, наконец, вследствие того же процесса разнообразились почти неуловимыми вариациями местных наречий. Лингвистический аспект, таким образом, столь же сложен, как археологическая картина, отражающая многочисленные культуры. В этом плане устойчивость старых пластов имеет, возможно, меньшее значение, чем превращения, которые произошли с крупными языковыми группами. Топонимика в этом отношении предоставляет обширный материал по лингвистической истории Европы, который, к сожалению, еще мало используется; она тесно связана с географической проекцией, к которой необходимо обращаться, как уже отмечалось выше, дабы лучше понять культурные факты, обнаруженные археологией. Это, разумеется, не означает, что лингвистические аспекты совпадают с культурными; подчеркнем, что это просто аналогия между эволюционными процессами. Эллинизированная культура и открытая средиземноморская политика этрусков контрастируют с их лингвистической изолированностью, а цивилизация Гальштат была общей для кельтов и иллирийцев. Отождествление кельтов с культурой Ла Тен нельзя считать абсолютным. Но если пути распространения языков и культур, лингвистической и культурной аккультурации и отличались в разные промежутки времени, тем не менее в них проявляются общие черты. Старый тезис о соответствии между лингвистическими и культурными факторами полностью не теряет, однако, своего значения, поскольку рассматривает их как составные элементы этноса. Напомним в связи с этим об исследовании Массимо Паллотино, посвященном формированию этрусского этноса. Впрочем, нет смысла говорить об этносах, когда они уже известны, то есть когда мы можем обратиться к прямым или косвенным историческим источникам и сделать вывод, что этнос соответствует конечной, а не отправной точке. Эти феномены, естественно, характеризуют не только Европу, но Европа в этом отношении крайне интересна для исследования.

Что касается религиозных аспектов, то они также связаны с письменной традицией: действительно, сложно очертить их только по данным памятников. Что касается доисторического периода, результаты сравнительной этнологии могут быть приняты только с большими оговорками, совпадения и аналогии не означают тождества. Несмотря на то что религиозная потребность в образной или символической репрезентации проявляется повсеместно, она реализуется со значительными вариациями во времени и пространстве, если даже не с расхождениями. Переход к практике кремации, заменившей традиционное погребение, ознаменовал одну из великих доисторических «революций» и провозгласил приход нового народа. Этот процесс, крайне нюансированный во времени, возможно, не имел единого очага и иногда происходил независимо от культурных изменений, например в мегалитическом пространстве. Это позволяет еще раз констатировать, что внешние импульсы никогда не предопределяли абсолютных изменений и что изменения не исключают сохранения некоторых традиционных элементов. Впрочем, внутри доисторических цивилизаций, так же как у исторических народов, кремация никогда не была единственным обрядом; параллельно практиковались другие формы, до тех пор пока христианство не добилось повсеместного распространения обряда ингумации. Религии «классических» народов, греков и римлян, распространяли вовне только формальное влияние: идеализм греков, их неисчерпаемая поэтическая фантазия, гибкость религиозных представлений постоянно реагирующих на исторические условия и развитие мысли, можно понять только в эллинистической среде. Лишь иррациональные аспекты мистерий были восприняты вне этой среды, но речь шла об изживших себя доисторических основах, которые больше не имели связи с рациональным мышлением поэтов и философов. Если бы римская религия оказалась в большей степени связана с другими аспектами – контрактуализмом, отсутствием духовного и эстетического интереса, – то она была бы так тесно связана с определенной средой, что не могла бы адаптироваться за ее пределами. Именно благодаря посредничеству формальных эллинистических заимствований римляне, в ходе завоеваний и реорганизации, смогли распространить элементы, которые позволили религиозным слоям внутриконтинентальных районов Европы приспособиться к римскому религиозному ритуалу и, прежде всего, воплотить свои собственные представления в образных формах. Божества кельтов, иллирийцев или германцев, по сути, не очень сильно изменились, облачившись в классические формы и приняв греческие и римские имена. Религиозная история древней Европы завершается повсеместным распространением христианства, но, занимая разные позиции по отношению к христианству, европейцы продемонстрировали свою способность модифицировать новые импульсы в соответствии со своим собственным духом; начало европейского Средневековья еще не отличалось единством: западной, римской, концепции противопоставлялась концепция восточная, византийская.

Так, камень за камнем, в ходе тысячелетий происходило становление Европы, не только в географическом смысле, как понимали ее древние, но и в духовном, которым мы наделяем ее сегодня. Напоминая огромной тигель, где смешивались разнородные элементы, Европа смогла извлечь пользу из суммы опыта, эквивалентов которому не было нигде. Но что правильно: говорить о европейских цивилизациях или о европейской цивилизации? Очень хочется сделать вывод, что европейское единство не обладало единством. Это парадоксальное на первый взгляд определение, однако, в своей основе является поверхностным: единство возникает только в том случае, если за пределами частных фактов отмечается постоянный динамизм, который поддерживается за счет их взаимодействия. С доисторических времен проявляется это разнообразие фактов и следов, которые мы обнаруживаем через века даже в лоне великих исторических цивилизаций, сложную целостность которых постепенно восстанавливает современная наука. Все это подводит нас к констатации того, что эта множественность обусловила всю европейскую историю, которой не был знаком ни застой, ни неподвижность. Но в ходе этого непрерывного движения ничто из того, что было действительно жизнеспособно, не было утрачено. Если бы нас, как людей, живущих в XX в., попросили сформулировать концепцию Европы и обосновать ее, мы не смогли бы дать лучшего ответа, чем просто напомнить об этой длительной исторической традиции. Именно она, уже в Новое время, сделала Европу проводником всего человечества.

Хронологические таблицы

Хронологические таблицы составлены на основе данных, собранных по многочисленным специализированным изданиям. Установить общую сравнительную хронологию доисторических цивилизаций достаточно трудно, это связано с самим характером источников, со сложностью определения хронологической последовательности, наконец, с неточностью способов датировки, самым достоверным из которых на сегодня по большей части является радиоуглеродный метод. Были предложены различные таблицы, которые заметно отличаются друг от друга в зависимости от позиции автора и, особенно, от сферы научных исследований. Таким образом, приведенные здесь даты – по крайней мере, относящиеся к доисторическому периоду (до 1500 г. до н. э. для Европы) – должны рассматриваться как приблизительные и неточные.

Мы вынуждены были выбрать для различных периодов различные отправные системы: географическую для более древних, историческую – для более поздних цивилизаций, поскольку они более тесно связаны с существованием определенных народов.

Таблица 1

Палеолит и мезолит

Неолит и эпоха бронзы Таблица 2

Продолжение таблицы 2

Продолжение таблицы 2

Окончание таблицы 2

Таблица 3

Протоистория и история (1200—733)

Окончание таблицы 3

Таблица 4

Протоистория и история (700—29)

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Окончание таблицы 4

Таблица 5

Протоистория и история (27 г. до и. э. – 395 г. н. э.)

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Окончание таблицы 5

Таблица 6

Протоистория и история (397–455 гг.)

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Окончание таблицы 6

Справочный индекс

Этот индекс вовсе не претендует на энциклопедичность. Единственная его цель – упростить для читателя процедуру поиска справочных сведений. Таким образом, по большей части в нем содержатся важные понятия, которые фигурируют в тексте. Кроме того, в соответствии с программой серии, некоторые рубрики были в большей или меньшей степени развернуты, что позволило либо собрать разрозненные сведения, либо представить некоторые дополнительные данные методологического, топографического или технического порядка. Многие из этих дополнений связаны с историей раскопок и локальных цивилизаций.