Текст книги "Что-то страшное грядёт"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Должны быть какие-то средства, перед самым носом у нас, да только мы с тобой слепые…

Они остановились.

За стуком собственных сердец они услышали биение куда большего сердца. Завывали медные трубы. Трубили тромбоны. Группа труб напрашивалась на сравнение с растревоженными чем-то атакующими слонами.

– Луна-Парк! – ахнул Джим. – Мы об этом не подумали! Они могут войти прямо в город. Парадное шествие! Или похороны воздушного шара, которые мне приснились!

– Никакая не похоронная процессия, и только видимостьпарадного шествия, а на самом деле поиски нас, Джим, нас или мисс Фоули, если они задумали вернуть ее! Они прошагают по всем почтенным улицам нашего города с шиком и блеском, трубя и барабаня – и шпионя на ходу! Джим, мы должны забрать ее, прежде чем они…

Они сорвались с места и помчались вдоль переулка, но внезапно остановились и нырнули в кусты на обочине.

Потому что в дальнем конце переулка, между ними и незастроенным участком с огромным дубом дудел оркестр Луна-Парка, громыхали фургоны с животными, гомонили клоуны, и уродцы, и все остальные.

Пять минут, не меньше, шла мимо них процессия. Казалось, тучи и дождь удаляются, сопровождая ее. Дождь перестал. Барабанная дробь затихла. Мальчики ринулись вниз по переулку, пересекли улицу и остановились перед незастроенным участком.

Под деревом не было никакой маленькой девочки.

Они обошли его со всех сторон, заглядывая вверх, но не решаясь громко звать.

Потом, объятые страхом, побежали, чтобы самим спрятаться где-нибудь в городе.

Глава тридцать третья

Зазвонил телефон.

Мистер Хэлоуэй взял трубку.

– Пап, это Вилли, мы не можем пойти в полицейский участок, возможно, не придем домой сегодня, предупреди маму – и маму Джима тоже.

– Вилли, вы где?

– Мы должны прятаться. Они ищут нас.

– Кто – скажи, ради всего святого?

– Пап, я не хочу тебя впутывать. Ты уж поверь, мы просто будем прятаться день-два, пока они не уберутся. Если пойдем домой, они последуют за нами и разделаются с тобой, или с мамой, или с мамой Джима.

– Вилли, не надо!

– Ох, папа, – сказал Вилл. – Пожелай мне удачи.

Щелк.

Мистер Хэлоуэй посмотрел в окно на деревья, дома, улицы, прислушиваясь к далекой музыке.

– Вилли, – сказал он молчащей трубке, – удачи.

И он надел плащ и шляпу и вышел под разлитый в холодном воздухе странный яркий солнечный свет с дождем.

Глава тридцать четвертая

В этот воскресный утренний час, когда над городом тут и там сталкивался, переплетаясь, звон всех церковных колоколов и с неба, исчерпавшего запасы дождя, лились только звуки, стоящий перед табачной лавкой «Юнайтед Сигар Стор» деревянный индеец, резной головной убор которого был осыпан жемчужными каплями, никак не реагировал ни на колокола католиков и баптистов, ни на приближение сверкающих на солнце цимбал, биение безбожного сердца оркестра Луна-Парка. Гукающие барабаны, старушечьи вопли каллиопы, призрачный поток созданий, более странных, чем он сам, – ничто не привлекало желтый взгляд его индейских ястребиных глаз. Зато барабаны, тараня стены церквей, выжимали из них ватаги любопытных мальчишек, жадных до любых перемен – мирных или бурных, когда же колокола перестали рассыпать свой серебряный и железный дождь, задеревеневшие на церковных скамейках сборища преобразились в толпы оживленных зрителей, перед которыми развертывалась процессия Луна-Парка – эта демонстрация меди, это скольжение бархата, эта львиная поступь, этот топот слонов и порхание флагов.

Тень деревянного томагавка легла на железную решетку, вделанную в тротуар перед табачной лавкой. По этой слегка вибрирующей решетке из года в год ступали прохожие, роняя тонны фантиков, золотистых ярлычков, горелых спичек, окурков или медных монет, которые навсегда исчезали внизу.

Теперь, по случаю шествия, когда по улице, в сопровождении тигриного рыка и фейерверка красок кичливо дефилировал Луна-Парк, сотни ног топтали отзывающуюся слабым звоном решетку.

Под решеткой дрожали две фигурки.

Наверху по асфальту и клинкеру словно вышагивал огромный гротескный павлин, от барабанного боя дребезжали стекла витрин и тряслись, олицетворяя страх, восковые манекены, меж тем как глаза уродцев выступали из орбит, рассматривая, изучая крыши канцелярий, шпили церквей, читая вывески оптиков и дантистов, исследуя внутренность скобяных и галантерейных лавок. Ощетинившись множеством невообразимо ярких, пронзительных глаз, процессия продвигалась вперед, жаждая, но тщетно силясь утолить свою жажду.

Ибо то, чего она жаждала больше всего на свете, было скрыто во мраке.

Джим и Вилл – под решеткой у входа в табачную лавку.

Скорчившись, упираясь друг в друга коленями, голова запрокинута, глаза напряжены, каждый вдох ножом режет легкие. Наверху цвели на холодном ветру женские платья. Наверху проплывали в небесах мужчины. Оркестр резкими ударами цимбал прижимал детей к коленям матерей.

– Вот они! – воскликнул Джим. – Парадное шествие! Проходит перед самой табачной лавкой! Зачеммы здесь сидим, Вилл? Уйдем!

– Нет! – прохрипел Вилл, вцепляясь в колени Джима. – Это самое открытое глазу место, у всех на виду! Им не придет в голову здесь искать! Замолчи!

Др-р-р-р-р…

Решетка над ними задребезжала от прикосновения подбитого стертыми гвоздями мужского ботинка.

« Папа!» – едва не крикнул Вилл.

Он приподнялся и тут же сел опять, кусая губы.

Джим увидел, как мужчина наверху поворачивается то в одну, то в другую сторону, что-то высматривая. Так близко и в то же время так далеко – почти в метре от них.

«Я мог бы дотянуться…» – подумал Вилл.

Но папа – бледный, встревоженный – поспешил дальше.

И Вилл почувствовал, как сердце обрывается и тонет в холодном дрожащем студне в груди.

Бам!

Мальчики вздрогнули.

Комочек розовой жвачки шлепнулся прямо на ворох старой бумаги у ног Джима.

Пятилетний мальчуган присел на корточки на решетке, ища растерянным взглядом пропажу.

«Брысь!» – подумал Вилл.

Мальчик опустился на колени, упираясь руками в железо.

«Уходи же!» – подумал Вилл.

Его вдруг охватило безумное желание – взять эту жвачку и сунуть ее прямо в рот мальчугану.

Один из барабанов выбил гулкую дробь, и наступила тишина.

Джим и Вилл уставились друг на друга.

«Процессия остановилась!» – подумали оба.

Мальчуган просунул руку сквозь решетку.

Наверху, на улице, мистер Мрак, Человек с картинками, обвел глазами череду уродцев и клеток, переливающиеся на солнце трубы, медные удавы-валторны. Он кивнул.

Шествие распалось.

Уродцы рассыпались по тротуарам, смешиваясь с толпой, раздавая рекламные листки, и пламенные кристаллы их глаз метали во все стороны быстрые, жалящие по-змеиному взгляды.

Тень мальчугана холодила щеки Вилла.

«Парад окончен, – подумал он, – теперь начинается поиск».

– Мам, смотри! – Мальчуган показывал вниз, в просветы решетки. – Там!

Глава тридцать пятая

В кабачке Неда, полквартала от табачной лавки, Чарлз Хэлоуэй, утомленный бессонницей, усиленными размышлениями, бесконечным хождением, допил вторую чашку кофе и уже хотел расплатиться, когда его насторожила тишина, внезапно объявшая улицу. Он скорее почувствовал, чем увидел легкое замешательство, которое возникло, когда кортеж растворился в толпе на тротуарах. Сам не ведая почему, Чарлз Хэлоуэй сунул деньги обратно в карман.

– Подогреешь еще кофейку, Нед?

Нед уже наливал ему кофе, когда дверь распахнулась, кто-то вошел и небрежно распластал на стойке правую руку.

Чарлз Хэлоуэй уставился на нее.

В ответ рука уставилась на него.

На каждом пальце было вытатуировано по глазу.

– Мам! Там внизу! Посмотри! – кричал мальчуган, показывая на решетку.

Все новые тени проходили, задерживались.

Среди них – тень Скелета.

Худой и длинный, как сухое дерево зимой, одни кости-ходули и череп, ходячее пугало, – Скелет, мистер Череп, разложил ксилофонные бруски своей тени на укрытых внизу предметах, на холодном мусоре и на вздрагивающих теплых телах двух мальчиков.

«Уйди! – подумал Вилл. – Уходи!»

Пухлые пальцы мальчугана жестикулировали между прутьями решетки.

«Уйди».

Мистер Череп удалился.

«Слава богу», – подумал Вилл и тут же ахнул:

– Нет, нет!

Потому что так же неожиданно приблизился, ковыляя, Карлик – звенящие бубенчики по краям грязной рубашки, жабья тень подле ног, глаза – точно осколки коричневого шарика; то светящиеся безумием, то навеки погруженные в скорбную пучину сумасшествия, они искали что-то без надежды когда-либо найти, то ли двух пропавших мальчиков, то ли собственное утраченное «я»; две половинки маленького сплющенного человечка сражались между собой, заставляя глаза метаться туда, сюда, вверх, вниз, кругом, один глаз – в разыскании прошлого, другой – в поисках сиюминутного.

– Мама! – не унимался мальчуган.

Карлик остановился, глядя на человечка ростом не больше него самого. Глаза их встретились.

Вилл отпрянул, готовый врасти в бетон. Почувствовал, что Джим делает почти то же, не двигаясь физически, но хороня в темноте свою мысль, свое сознание от происходящего наверху.

– Пошли, малыш! – Женский голос.

Мальчика подняли рывком с колен и увели.

Поздно.

Потому что взгляд Карлика устремился вниз.

И в глазах его можно было рассмотреть потерянные осколки и случайные кусочки человека по фамилии Фьюри, который продавал громоотводы неведомо сколько дней, неведомо сколько лет назад в чудесные, долгие, мирные, безопасные времена до того, как родилось это страшилище.

«О мистер Фьюри, – подумал Вилл, – что они с вами сделали. Бросили вас под копер для забивки свай, сплющили в стальном прессе, выжимая крики и слезы, запирали в коробке с чертиком, пока от вас ничего не осталось, мистер Фьюри… ничего, только этот…»

Карлик. И лицо Карлика было теперь не столько человеческим, сколько чем-то механическим, вроде фотоаппарата.

Глаза-затворы незряче закрылись, потом открылись, вперясь в темноту. Чик. Две линзы плавно расширились-сжались, делая моментальный снимок решетки.

А также того, что под решеткой?

«Он глядит на прутья, – спросил себя Вилл, – или в просветы между ними?»

Долгие секунды сплющенная, изуродованная глиняная кукла Карлик стояла во весь свой скорченный рост над решеткой. Ее фотоглаза были выпучены – продолжали снимать?

По-настоящему они не видели Вилла и Джима, только впитывали контуры, цвета, размеры, которые откладывались впрок в коробочке черепа. Позднее – когда именно? – безумная, крохотная, утратившая память голова исчезнувшего странствующего продавца громоотводов проявит изображение. Можно будет реально увидеть все лежащее под решеткой. А затем? Разоблачение! Кара! Уничтожение!

Чик-трак-щелк.

Мимо, смеясь, пробегали дети.

Бегущее веселье подхватило, увлекло за собой Карлика-дитя. Опомнившись, он поспешно отскочил в сторону и отправился искать что-то – сам не зная что.

За облаками солнце разливало свой свет по всему небу.

Два мальчика, закупоренные в расписанной световыми полосками яме, с тихим свистом выдохнули воздух сквозь стиснутые зубы.

Джим крепко-крепко сжал руку Вилла.

Оба напряглись в ожидании следующих глаз, которые на ходу прощупают железную решетку.

Сине-красно-зеленые наколотые глаза, все пять, соскользнули с поверхности стойки.

Чарлз Хэлоуэй, попивая свою третью чашку кофе, повернулся на крутящемся стуле.

Человек с картинками смотрел на него.

Чарлз Хэлоуэй кивнул.

Человек с картинками продолжал смотреть, не кивая и не моргая, и библиотекарь, преодолев желание отвернуться, насколько мог спокойно уставился на бесцеремонного чужака.

– Что будете пить? – спросил хозяин кабачка.

– Ничего. – Мистер Мрак не сводил глаз с отца Вилла. – Я разыскиваю двух мальчиков.

«Не тыодин». Чарлз Хэлоуэй встал, расплатился, направился к выходу.

– Спасибо, Нед.

Проходя мимо человека с татуировкой, он увидел, что тот поднял руки, показывая ладони Неду.

– Мальчиков? – сказал Нед. – Сколько лет?

Дверь хлопнула.

Мистер Мрак проводил взглядом идущего за окном Чарлза Хэлоуэя.

Нед говорил что-то.

Но Человек с картинками не слушал.

Выйдя из кабачка, отец Вилла двинулся было к библиотеке, остановился, двинулся к зданию суда, остановился, выжидая, что в конце концов изберет внутренний голос, пощупал карман, не обнаружил там табака и взял курс на «Юнайтед Сигар Стор».

Глянув вверх, Джим увидел знакомые ноги, бледное лицо, волосы цвета соли с перцем.

– Вилл! Твой отец! Позови его. Он нам поможет!

У Вилла пропал голос.

– Япозову!

Вилл ударил Джима по руке, затряс головой: «Нет!»

«Почему?» – спросило лицо Джима.

«Потому», – ответили губы Вилла.

Потому что… он снова глянул вверх… отец казался ему еще меньше, чем ночью, когда Вилл смотрел на него с лесенки на стене. Еще один проходящий мимо мальчик – зачем он им? Они нуждаются не в мальчике, а в генерале, и не простом, а самом главном! Он попытался рассмотреть лицо отца у окошка табачной лавки, узнать, выглядит ли оно старше, решительнее, тверже, чем выглядело ночью, окрашенное молочной лунной акварелью. Но ему было видно лишь нервно вздрагивающие пальцы, шевелящиеся губы, словно отец не решался обратиться к мистеру Тетли со своей нуждой…

– Одну… как бы это сказать… одну сигару за двадцать пять центов.

– Видит бог, – произнес мистер Тетли там наверху. – Этот человек – богач!

Чарлз Хэлоуэй не спеша снимал целлофановую обертку, ожидая какого-нибудь намека, какой-нибудь подсказки от вселенной: куда же все-таки он идет, почему вернулся, чтобы купить сигару, которая ему вовсе не нужна. Ему почудилось, что его окликают, дважды, он обвел быстрым взглядом толпу, увидел клоунов, раздающих листки, зачем-то прикурил от голубого вечного огня маленькой серебряной газовой горелки на краю прилавка, выдохнул дым, свободной рукой выбросил опоясывающий сигару ярлычок, увидел, как он подпрыгнул на металлической решетке и пропал, и взгляд Чарлза Хэлоуэя проводил ярлычок вниз, туда, где…

Ярлычок приземлился у ног его сына, Вилла Хэлоуэя.

Чарлз Хэлоуэй подавился сигарным дымом.

Две фигурки внизу, да-да! И глаза – страх, рвущийся вверх из темного колодца под тротуаром. Он едва не нагнулся, чтобы с криком схватить руками решетку.

Вместо этого, не веря своим глазам, он тихо выдохнул, в окружении толпы, под проясняющимся небом:

– Джим, Вилл! Что происходит, черт возьми?

В эту минуту в тридцати шагах от табачной лавки из кабачка Неда вышел Человек с картинками.

– Мистер Хэлоуэй… – заговорил Джим.

– Вылезайте оттуда, – сказал Чарлз Хэлоуэй.

Человек с картинками – сам целая толпа среди толпы – медленно повернулся на каблуках и зашагал к табачной лавке.

– Пап, нам нельзя! Не гляди вниз на нас!

Каких-нибудь два-три метра отделяли Человека с картинками от Чарлза Хэлоуэя.

– Мальчики, – произнес отец Вилла, – полиция…

– Мистер Хэлоуэй, – хрипло сказал Джим, – нам конец, если вы не отвернетесь! Человек с картинками – если он…

– Кто? – спросил мистер Хэлоуэй.

– Человек с татуировкой!

В памяти мистера Хэлоуэя разом возникли пять ярких, чернильно-синих глаз на стойке кабачка.

– Пап, смотри на часы на здании суда, пока мы будем тебе рассказывать.

Мистер Хэлоуэй выпрямился.

И подошел Человек с картинками.

И остановился, пытливо глядя на Чарлза Хэлоуэя.

– Сэр, – сказал Человек с картинками.

– Четверть двенадцатого. – Чарлз Хэлоуэй сверился с часами на здании суда, поправил свои наручные часы, держа во рту сигару. – Отстали на одну минуту.

– Сэр, – снова сказал Человек с картинками.

Вилл ухватился за Джима, Джим ухватился за Вилла в полной табачного и бумажного мусора яме, а наверху четыре башмака скрипели, шаркали, переступали.

– Сэр, – говорил человек по фамилии Мрак, изучая лицо Чарлза Хэлоуэя, сопоставляя его черты с чертами других, отдаленно похожих лиц, – компания «Кугер-Мрак Шоу» отобрала двух здешних мальчиков – двух! – которые будут специальными гостями во время наших праздничных гастролей!

– Простите, я… – Отец Вилла старался не глядеть на тротуар.

– Эти два мальчика…

Вилл смотрел, как сверкают острые гвозди в подметках Человека с картинками, царапая прутья решетки.

– …эти два мальчика смогут покататься на всех качелях, посмотреть все шоу, обменяться рукопожатиями со всеми артистами, получат волшебные шкатулки, биты для бейсбола…

– И кто же, – перебил мистер Хэлоуэй, – эти счастливые мальчики?

– Их отобрали по моментальным снимкам, сделанным вчера на нашей центральной дорожке. Опознайте их, сэр, и вы разделите с ними удачу. Вотэти мальчики!

«Он нас увидел! – подумал Вилл. – Пресвятая дева!»

Человек с картинками рывком протянул вперед свои руки.

Отец Вилла пошатнулся.

С правой ладони на него смотрело наколотое ярко-синими чернилами лицо Вилла.

И как живое было наколотое на левой ладони, несмываемое лицо Джима.

– Вы знаете их? – Человек с картинками увидел, как сжимается горло мистера Хэлоуэя, как дрожат веки, все кости вибрируют, словно от удара кувалдой. – Их имена?

«Пап, осторожно!» – подумал Вилл.

– Не знаю… – сказал отец Вилла.

– Вы знаете их.

Выставленные для обозрения руки Человека с картинками подрагивали, ожидая подаяния, и лицо Джима на ладони, лицо Вилла на ладони, лицо Джима, скрытое под решеткой, лицо Вилла, скрытое под решеткой, дергались, искажались, кривились.

– Сэр, вы ведь не хотите лишить их такого случая?..

– Нет, но…

– Но, но, но? – Мистер Мрак придвинулся ближе, великолепный в своей картинно-галерейной плоти; его глаза, взгляды всех зверей и злосчастных тварей, пронизывая его рубашку, куртку, брюки, сковали старика, жгли его огнем, пытали тысячекратным вниманием.

Мистер Мрак поднес ладони к самому его лицу.

– Но?

Потребность отвести на чем-то душу заставила мистера Хэлоуэя крепко прикусить сигару.

– На секунду мне показалось…

– Что показалось? – ликующий голос мистера Мрака.

– Один из них как будто похож…

– На кого?

«Чересчур нетерпелив, – сказал себе Вилл. – Ты ведь видишь это, папа?»

– Мистер, – сказал отец Вилла, – почему вы так нервничаете из-за двух мальчиков?

– Нервничаю?

Улыбка мистера Мрака растаяла, словно сахарная вата.

Джим съежился, превращаясь в карлика, Вилл уподобился лилипуту, и оба глядели вверх, выжидая.

– Сэр, – сказал мистер Мрак, – вы таквоспринимаете мой энтузиазм? Нервничаю?

Отец Вилла заметил, как под курткой напрягаются мышцы рук Человека с картинками, как они сжимаются и разжимаются, извиваясь подобно смертельно ядовитым шумящим гадюкам и рогатым гремучим змеям, несомненно нарисованным на его коже.

– Один из этих портретов, – протянул мистер Хэлоуэй, – напоминает Милтона Бламквиста.

Мистер Мрак сжал левую руку в кулак.

Слепящая боль расколола голову Джима.

– Второй, – вкрадчиво произнес отец Вилла, – похож на Эйвери Джонсона.

«О папа, – подумал Вилл, – ты силен!»

Человек с картинками сжал второй кулак.

Вилл, с головой, сдавленной в тисках, с трудом удержался от крика.

– Оба мальчика, – закончил мистер Хэлоуэй, – уехали в Милуоки несколько недель назад.

– Вы, – холодно заключил мистер Мрак, – лжете.

Отец Вилла был искренне потрясен.

– Я? Лишая обладателей приза их радости?

– Дело в том, – сказал мистер Мрак, – что десять минут назад мы установили имена обоих мальчиков. Просто хотим удостовериться.

– Вот как? – недоверчиво произнес отец Вилла.

– Джим, – сказал мистер Мрак. – Вилл.

Джим корчился в темной яме. Вилл втянул голову в плечи, зажмурил глаза.

Лицо Чарлза Хэлоуэя было подобно пруду, в котором два темных камня-имени утонули, не оставив следа на поверхности.

– Имена? Джим? Вилл? В таком городе, как этот, уйма Джимов и Виллов, сотни две, не меньше.

Вилл, сжимаясь и дергаясь, спрашивал себя: «Кто выдал? Мисс Фоули? Но она исчезла, дом ее пуст и полон теней от дождя на окнах. Остается только один человек…»

Плачущая под деревом маленькая девочка, похожая на мисс Фоули? Маленькая девочка, которая нас так сильно напугала? В последние полчаса парадное шествие обнаружило ее, безутешно рыдающую, дрожащую от страха, готовую сделать все что угодно, сказать все, что потребуют, только бы музыка, качающиеся кони, стремительно вращающийся мир помогли ей снова вырасти, снова стать взрослой, только бы кто-нибудь взял ее на руки, вытер слезы, прекратил этот ужас и сделал ее такой, какой она была. Найдя ее под деревом, они солгали, наобещали ей с три короба и быстро унесли оттуда? Маленькую девочку, которая продолжала плакать, но сказала не все, потому что…

– Джим, Вилл, – повторил отец Вилла. – Имена. А как насчет фамилий?

Мистер Мрак не знал фамилий.

Мир чудовищ на его коже влажно фосфоресцировал, едкий пот заливал подмышки, стекал зловонными струйками по стальным мускулам ног.

– Так вот, – произнес отец Вилла со странным, неожиданным для него самого, восхитительным спокойствием, – сдается мне, что вы лжете. Вы не знаете фамилий. Спрашивается, с какой стати вы, чужак из Луна-Парка, затеяли лгать мне здесь, на улице некоего города в глухом захолустье?

Человек с картинками крепко сжал свои разрисованные кулаки.

Отец Вилла, совсем бледный, смотрел на эти злобно согнутые пальцы, эти суставы, эти свирепые ногти, под которыми в жестоком заточении пребывали два мальчишеских лица, яростно, безжалостно зажатые в живых черных тисках.

Две фигурки внизу бились в агонии.

Лицо Человека с картинками было сама безмятежность.

Но из-под пальцев правого кулака вниз упала яркая капля.

И яркая капля сорвалась из левого кулака.

Обе капли исчезли в просветах железной решетки на тротуаре.

Вилл ахнул. Лица его коснулось что-то влажное. Он хлопнул себя по щеке, потом посмотрел на ладонь.

Влага, ударившая его лицо, была ярко-красная.

Он перевел взгляд на Джима, который теперь тоже лежал спокойно, потому что истязание – реальное или воображаемое – как будто прекратилось, и они оба посмотрели вверх, где башмаки Человека с картинками высекали стальными гвоздями искры из стали решетки.

Отец Вилла видел кровь, которая сочилась из сжатых кулаков, но заставил себя смотреть прямо в лицо мистеру Мраку и сказал:

– Извините, больше ничем не могу вам помочь.

Из-за угла за спиной Человека с картинками появилась, бормоча и размахивая руками, одетая в пестрые цыганские цвета, лицо восковое, глаза скрыты под темно-фиолетовыми стеклами очков, Гадалка – Ведьма Пылюга.

В следующее мгновение и Вилл увидел ее. «Жива! – подумал он. – Унесенная воздушным шаром, упавшая вместе с ним, вся в синяках, несомненно, и все же вернулась – злая, как черт! Боже мой, злая и конечно жеищет меня!»

Отец Вилла увидел ее. От инстинктивного предчувствия кровь его загустела в груди.

Толпа весело расступалась, смеясь и обмениваясь впечатлениями о ее пусть потрепанной, но такой яркой одежде, стараясь запомнить ее прибаутки, чтобы потом пересказать другим. На ходу она щупала пальцами город, как если бы он был огромным гобеленом со сложнейшими, затейливыми узорами. И она распевала:

– Расскажу вам про ваших мужей. Расскажу вам про ваших жен. Предскажу ваше будущее. Скажу все о прошлом. Приходите, я знаю. Приходите к нам в Луна-Парк. Расскажу вам про цвет его глаз. Расскажу про цвет ее лжи. Расскажу, что у него на уме. Расскажу, что у нее на душе. Приходите, не расходитесь. Встретимся в Луна-Парке.

Дети потрясены, дети восхищены, родители в восторге, родители веселятся, сама же Цыганка – детище дна – знай себе продолжала напевать. В ее бормотании оживало время. Ее пальцы сплетали и рвали микроскопическую паутину, ловящую полет дыхания, движение былинок. Она щупала крылышки мух, души незримых бактерий, каждое пятнышко и крупицу слюдяной россыпи солнечного света, процеженного через движения тел и глубоко сокрытые движения душ.

Вилл и Джим скрючились, согнулись в три погибели, слушая ее слова.

– Слепая, да, слепая. Но я вижу то, что вижу, вижу, где я нахожусь, – негромко произнесла Ведьма. – Вижу под небом осенним мужчину в соломенной шляпе. Привет. А еще – это же мистер Мрак и… какой-то старик… совсем старый.

« Не такой уж он старый!» – мысленно крикнул Вилл, глядя на всех троих, потому что Ведьма остановилась так, что прохладная тень ее влажной лягушкой пала на спрятанных внизу мальчиков.

– …старик…

Мистер Хэлоуэй дергался, как если бы в живот ему вонзались холодные ножи.

– …старик… старик… – бормотала Ведьма.

Вдруг она перестала бормотать.

– А-ах… – Волосинки в ее ноздрях ощетинились, рот раскрылся, смакуя воздух. – А-ах…

– Постой-ка!.. – выдохнула Цыганка.

Ее ноги скребли воздух, точно незримую классную доску.

Вилл поймал себя на том, что беззвучно тявкает и поскуливает, словно обиженный щенок.

Пальцы Ведьмы медленно опускались, щупая цвета, взвешивая свет. Еще секунда, и указательный палец нацелится на решетку, давая понять: «Тут! Тут!»

«Папа! – подумал Вилл. – Сделай жечто-нибудь!»

Человек с картинками, кроткий и терпеливый, теперь, когда возле него стояла слепая, но явно что-то учуявшая подруга-пылюга, любовно глядел на нее.

– Так… – Пальцы Ведьмы трепетали.

– Послушайте, – громко сказал отец Вилла.

Ведьма вздрогнула.

– Послушайте! – воскликнул отец Вилла, размашисто поворачиваясь к прилавку. – Отличнейшаясигара!

– Тихо… – произнес Человек с картинками.

Мальчики глядели вверх.

– Так… – Ведьма принюхивалась к ветру.

– Ну-ка я снова прикурю! – Мистер Хэлоуэй сунул кончик сигары в голубой вечный огонь.

– Тише вы… – настаивал мистер Мрак.

– Вы сами-то курите? – спросил отец Вилла.

Мощный залп его нарочито приветливых слов сбил Ведьму с настройки, она опустила ноющую от ушибов руку, стерла с нее пот, как вытирают антенну для лучшего приема, и снова подняла, вбирая ветер расширенными ноздрями.

– Х-ха! – Отец Вилла выдохнул густую струю сигарного дыма.

Дым окружил женщину красивым плотным облаком.

– Гха! – подавилась она.

– Балда! – рявкнул Человек с картинками, но мальчикам внизу было неясно, кому именно – мужчине или женщине – адресовано это слово.

– Эй, давайте и вам купим одну! – Продолжая дымить, мистер Хэлоуэй протянул мистеру Мраку сигару.

Ведьма оглушительно чихнула, отскочила и заковыляла прочь. Человек с картинками схватил было Чарлза Хэлоуэя за руку, понял, что переборщил, поспешно отпустил его и последовал за Цыганкой, признавая неожиданное, в чем-то нелепое поражение. Однако тут до него донеслись слова отца Вилла:

– Всего вам доброго, сэр!

«Зачем это, папа!» – подумал Вилл.

Человек с картинками вернулся.

– Как вас звать, сэр? – спросил он без околичностей.

«Не говори!» – подумал Вилл.

Чарлз Хэлоуэй поразмыслил, вынул изо рта сигару, стряхнул пепел и спокойно произнес:

– Хэлоуэй. Служу в библиотеке. Заходите как-нибудь.

– Зайду, мистер Хэлоуэй, непременно зайду.

Ведьма ждала его на углу.

Отец Вилла смочил слюной указательный палец, проверил направление ветра и послал в ту сторону облако дыма.

Ведьма отпрянула и скрылась за углом.

Человек с картинками посуровел, развернулся и зашагал прочь, яростно сжимая в кулаках чернильные портреты Джима и Вилла.

Молчание.

Под решеткой царила такая тишина, что мистер Хэлоуэй спросил себя: уж не умерли там мальчики от страха?

А Вилл внизу, с раскрытым ртом и увлажнившимися глазами, смотрел вверх, спрашивая себя: «Пресвятая дева, почему я не видел этого раньше?»

Папа высокий. Он даже очень высокого роста.

Однако Чарлз Хэлоуэй по-прежнему не глядел на решетку, его глаза были прикованы к веренице маленьких комет красной влаги, разбрызганной по тротуару кулаками исчезнувшего за углом мистера Мрака. В то же время теперь, после столь невероятного деяния, он удивленно созерцал самого себя, осваиваясь со своим новым, таким неожиданным состоянием, в котором чувство отчаяния сочеталось с полным спокойствием. Тщетно было бы спрашивать, почему он назвал свою подлинную фамилию; он сам не сумел бы разобраться и по достоинству оценить этот шаг. Сейчас он смог только поднять глаза на цифры на больших часах и говорить им, пока мальчики внизу слушали его голос.

– О Джим, Вилл, что-то происходит. Вы можете спрятаться где-нибудь, только не здесь, до конца дня? Нам надо выиграть время. Как следует поступать в подобных случаях? Никакие законы не нарушены – во всяком случае, писаные законы. Но у меня такое чувство, словно я уже месяц как умер и погребен. Вся кожа в мурашках. Прячьтесь, Джим, Вилл, прячьтесь. Я скажу мамашам, что вам нашлась работа в Луна-Парке, оттого вы не приходите домой. Прячьтесь, пока не стемнеет, а в семь часов приходите в библиотеку. Тем временем я просмотрю полицейские отчеты о луна-парках, наши газетные подшивки, книги, старинные фолианты – все, что может пригодиться. Даст бог, когда вы явитесь с приходом темноты, у меня будет готов какой-нибудь план. До тех пор будьте осторожны. И да хранит тебя бог, Джим. Да хранит тебя бог, Вилл.

Маленький папа, который стал очень высоким, медленно удалился.

Рука его выронила забытую сигару, и она провалилась сквозь решетку, рассыпая искры.

Лежа в квадратной яме, она таращила свой единственный, горящий, розовый глаз на Джима и Вилла. Они смотрели в ответ, пока не поспешили потушить, ослепить ее.