Текст книги "Что-то страшное грядёт"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– О Вилл, так хочется домой, хочется есть. Но теперь уже поздно после того, что мы видели! Мы должны увидеть больше! Верно?

– Господи, – уныло произнес Вилл. – Наверно должны.

И они побежали вдогонку неизвестно за чем и никому не ведомо куда.

Глава девятнадцатая

Когда они выбрались на дорогу, последние размытые мазки заката уже пропали за холмами, и то, за чем они гнались, опередило их настолько, что превратилось в мелькающее пятнышко, то схваченное светом фонарей, то вновь отпущенное на волю в темноту.

– Двадцать восемь! – выдохнул Джим. – Двадцать восемь раз!

– Ага, карусель! – повернул голову Вилл. – Я насчитал двадцать восемь кругов в обратную сторону!

Далеко впереди фигурка остановилась и поглядела назад.

Джим и Вилл юркнули под дерево и подождали, пока фигурка не побежала опять.

«Оно, – думал Вилл. – Нет, почему „оно“? Это же мальчик, это мужчина… нет… это нечто преображенное, вот что это».

Они достигли города, пересекли его границу, и, продолжая бежать, Вилл сказал:

– Джим, не иначе на карусели были два человека, мистер Кугер и этот мальчик, и…

– Нет. Я не спускал с него глаз!

Они миновали парикмахерскую. Вилл скользнул невидящим взором по объявлению на стекле витрины. Прочел и не прочел. Запомнил и забыл. Поспешил дальше.

– Эй! Он свернул на Калпеппер-стрит! Живей!

Они обогнули угол.

– Исчез!

Яркие фонари освещали длинную пустую улицу.

Ветер гонял сухие листья по расписанным белыми «классами» тротуарам.

– Вилл, на этой улице живет мисс Фоули.

– Точно, четвертый дом, но…

Джим побрел, небрежно насвистывая, руки в карманах; Вилл последовал его примеру. Около дома мисс Фоули они посмотрели вверх.

В одном из мягко освещенных окон кто-то стоял, глядя на улицу.

Мальчик – двенадцати лет, не больше и не меньше.

– Вилл! – тихо воскликнул Джим. – Этот мальчик…

– Ее племянник?..

– Племянник – черта с два! Отвернись. Может, он умеет читать по губам. Идем не спеша. До угла и обратно. Видел его лицо? Эти глаза, Вилл! Часть человека, которая не меняется, будь то юноша или старик, шести– или шестидесятилетний! Лицо мальчика, это точно, но глаза – глаза мистера Кугера!

– Нет!

– Да!

Они остановились, и сердца их часто бились в лад.

– Продолжаем ходить.

Они снова пошли. Джим вел за собой Вилла, крепко держа его за руку.

– Ты видел глаза мистера Кугера, ну? Когда он поднял нас на руках, так что мы чуть не стукнулись головами? И ты видел мальчика, который сошел с карусели? Он скользнул взглядом по тому месту, где я прятался на дереве, – что это было! Как будто я заглянул в открытую топку! В жизни не забуду этих глаз! И вот они там теперь, в этом окне. Повернули. Теперь пошли обратно, тихо, медленно, спокойно… Мы ведь должны предупредить мисс Фоули, что скрывается в ее доме?

– Послушай, Джим, тебе чихать на мисс Фоули и на то, что находится в ее доме!

Джим ничего не ответил. Идя под руку с Виллом, он только поглядел на своего друга и подмигнул разок, прикрыл веками свои ярко-зеленые глаза и снова открыл.

И Вилл в который раз подумал, что Джим напоминает ему одного почти забытого старого пса. Каждый год этот пес, который месяцами вел себя примерно, вдруг убегал куда-то и пропадал по нескольку дней, после чего возвращался, хромая, облепленный репьем, тощий, пахнущий свалками и болотом; всласть повалявшись во всевозможных грязных корытах и на вонючем мусоре, он трусил домой с потешной ухмылкой на морде. Отец Вилла прозвал этого философа дебрей Платоном, потому что по глазам его было видно, что он постиг все на свете. Возвратись, пес опять вел безупречную жизнь, был образцом благонравия, чтобы спустя сколько-то месяцев вновь исчезнуть, и все начиналось сначала. Шагая теперь рядом с Джимом, Вилл словно слышал, как его друг поскуливает про себя. Чувствовал, как топорщатся волоски по всему телу Джима. Видел, как настораживаются его уши, как он принюхивается к сгущающемуся мраку. Джим чуял запахи, не доступные никому другому, слышал тиканье часов, отмеряющих иное время. Даже язык его сейчас, когда они снова остановились перед домом мисс Фоули, как-то странно облизывал то нижнюю, то верхнюю губу.

Окно было пусто.

– Поднимусь на крыльцо и позвоню, – сказал Джим.

– Что – встретиться с ним лицом к лицу?

– Вот именно, Вилл. Мы ведь обязаны проверить? Пожать ему лапу, заглянуть в его ясные, или какие там, глаза, и если это он…

– Но ведь мы не можем прямо при нем предупреждать мисс Фоули?

– Мы позвоним ей потом по телефону, балда. Пошли!

Вилл вздохнул и позволил вести себя вверх по ступенькам, желая и не желая убедиться, точно ли в мальчике в этом доме кроется мистер Кугер, которого выдадут искры в его глазах.

Джим нажал кнопку звонка.

– Что, если откроет он? – тревожно осведомился Вилл. – Господи, мне так страшно, что я готов пуститься наутек. Джим, а ты почему не боишься, скажи!

Джим посмотрел на свои руки, они не дрожали.

– Черт возьми, – выдохнул он. – Ты прав! Я не боюсь!

Дверь распахнулась.

На пороге стояла сияющая мисс Фоули.

– Джим! Вилл! Как мило.

– Мисс Фоули, – выпалил Вилл. – У вас все в порядке?

Джим зыркнул на него. Мисс Фоули рассмеялась.

– Конечно. А в чем дело?

Вилл покраснел.

– Все эти проклятые зеркала в Луна-Парке…

– Ерунда, я давно все забыла. Так вы войдете, мальчики?

Она шагнула в сторону, открывая путь.

Вилл шаркнул ногой и остановился.

За спиной мисс Фоули вход в гостиную закрывала темно-синяя, как грозовой ливень, бисерная занавеска.

Там, где синий ливень касался пола, из-под занавески торчали носки маленьких пыльных ботинок. За самой завесой дождя притаился злой мальчик.

Злой? Вилл моргнул. Почему – злой? Потому. Только и всего. Да, мальчик, и злой к тому же.

– Роберт? – Мисс Фоули повернулась, зовя сквозь темно-синие бисеринки нескончаемого дождя. Взяв Вилла за руку, мягко втянула его в прихожую. – Иди сюда, познакомься с двумя моими учениками.

Ливень расступился. Чистенькая, леденцово-розовая рука высунулась вперед, как бы проверяя погоду в прихожей.

«Господи, – подумал Вилл, – он посмотрит мне прямо в глаза! Увидит карусель, увидит себя, едущего задом наперед. Я знаю– это запечатлено на моих глазных яблоках, как если бы меня поразила молния!»

– Мисс Фоули! – произнес Вилл.

Вслед за рукой сквозь мглистое кружево грозы выглянуло розовое лицо.

– Мы должны рассказать вам ужасную вещь.

Джим резко ударил Вилла по локтю, чтобы тот замолчал.

Из темного каскада бисеринок выступила маленькая фигурка. Ливень плескал за спиной мальчика.

Мисс Фоули выжидательно наклонилась к Виллу. Джим больно сжал его локоть. Вилл покраснел, замялся, потом выпалил:

– Мистер Кросетти!

Внезапно взгляду его отчетливо представилось объявление на окне парикмахерской. По которому он скользнул невидящими глазами, пробегая мимо.

ЗАКРЫТО ПО СЛУЧАЮ БОЛЕЗНИ

– Мистер Кросетти! – повторил он и поспешно добавил: – Он… умер!

– Что… парикмахер?

– Парикмахер? – эхом откликнулся Джим.

– Видите прическу? – Вилл поднес дрожащую руку к своей голове. – Это он меня постриг. А сейчас, когда мы проходили мимо, увидели объявление, и люди сказали нам…

– Какая беда. – Мисс Фоули протянула руку, чтобы подвести к ним странного мальчика. – Я очень сожалею. Мальчики, это Роберт, мой племянник из Висконсина.

Джим протянул руку «племяннику».

Роберт поглядел на нее с любопытством.

– Что ты так смотришь? – спросил он.

– Ты мне кого-то напоминаешь, – сказал Джим.

«Джим!» – мысленно крикнул Вилл.

– Одного моего дядюшку, – спокойно продолжал Джим, сама учтивость.

Племянник перевел взгляд на Вилла, который уставился в пол, чтобы тот не увидел, как память о карусели вращает его глазные яблоки. Почему-то его так и подмывало напеть попятную музыку.

«Ну, – сказал он себе, – гляди на него!»

Вилл посмотрел прямо в лицо «Роберта».

И ему стало жутко не по себе, и пол уходил у него из-под ног, потому что перед ним была блестящая розовая карнавальная маска, изображающая симпатичного мальчугана, но в ней точно были вырезаны дыры, через которые светились глаза мистера Кугера, такие старые, но яркие, как сверкающие голубые звезды, чей свет шел до Земли не меньше миллиона лет. А через маленькие ноздри в блестящей восковой маске струилось паром дыхание мистера Кугера, тут же обращаясь в лед. И леденцового цвета маленький язык шевелился за чистыми, молочно-белыми зубами.

Где-то за щелочками глаз мистер Кугер сделал своими фотофасеточными зрачками « чик-трак». Линзы сверкнули, словно взрывающиеся солнца, и тут же снова засветились ровным холодным блеском.

Он перевел взгляд на Джима. « Чик-трак». Вот и Джим скадрирован, сфокусирован, снят, проявлен, высушен, заложен в архивную темноту. « Чик-трак».

Но ведь это всего-навсего мальчик, стоящий в прихожей вместе с двумя другими мальчиками и одной женщиной…

А Джим все это время упорно, невозмутимо глядел в ответ, фотографируя Роберта.

– Мальчики, вы ужинали? – спросила мисс Фоули. – Мы как раз садились за стол…

– Нам надо идти!

Все поглядели на Вилла, как будто удивляясь, что он не хочет остаться здесь навсегда.

– Джим… – вымолвил он. – Твоя мама дома одна…

– Да-да, верно, – нехотя отозвался Джим.

– Я знаю, что мы сделаем. – Племянник подождал, и когда все повернулись к нему, мистер Кугер внутри племянника снова завел свое беззвучное « чик-трак», « чик-трак», слушая игрушечными ушами, глядя магическими глазами, увлажняя кукольные губы языком болонки. – Приходите попозже, к десерту, идет?

– К десерту?

– Мы с тетушкой Вильмой пойдем в Луна-Парк. – Мальчик погладил руку мисс Фоули; она нервно рассмеялась.

– Луна-Парк? – воскликнул Вилл и продолжал, понизив голос: – Мисс Фоули, вы же сказали…

– Я сказала, что по глупости сама себя напугала, – возразила мисс Фоули. – Субботний вечер – самое подходящее время, чтобы поводить моего племянника по новым местам и посетить с ним аттракционы.

– Пойдете с нами? – спросил Роберт, держа за руку свою тетушку. – Попозже сегодня?

– Здорово! – выпалил Джим.

– Джим, – произнес Вилл. – Мы с утра не были дома. Твоя мама болеет.

– Я забыл. – Джим уделил ему взгляд, полный змеиного яда.

« Чик». Племянник сделал рентгеновский снимок обоих, на котором, вне сомнения, видел одетые теплой плотью, дрожащие холодные кости. Он протянул вперед руку.

– Тогда до завтра. Встретимся возле аттракционов.

– Договорились! – Джим сжал маленькую руку.

– Пока! – Вилл выскочил за дверь, потом повернулся, чтобы обратить последний отчаянный призыв к учительнице. – Мисс Фоули?..

– Слушаю, Вилл?

«Не ходите с этим мальчиком, – сказал он про себя. – Не подходите близко к аттракционам. Оставайтесь дома, умоляю вас».

Вслух он сказал:

– Мистер Кросетти умер.

Она кивнула, тронутая его словами, ожидая его слез. И пока она ждала, Вилл вытащил Джима на крыльцо, и дверь захлопнулась, закрыв от них мисс Фоули и розовое маленькое лицо с линзами, которые настойчиво фотографировали двух таких разных мальчиков, и они спустились вслепую по ступенькам в октябрьскую темень, и в голове Вилла вновь набрала скорость карусель под шум скворчащей на ветру листвы на деревьях над ней.

Отойдя, Вилл захлебнулся словами:

– Джим, ты пожал ему руку! Мистеру Кугеру! Неужели захочешь еще встретитьсяс ним?

– Это мистер Кугер, точно. Это его глаза, чтоб мне провалиться. Если бы я встретился с ним сегодня ночью, мы раскусили бы всю эту шайку. Что тебя так тревожит?

– Тревожит меня!

У подножия крыльца они яростно и лихорадочно шептались, поглядывая на окна, за которыми то и дело скользила чья-то тень.

Вилл остановился. Музыка в его голове развернулась кругом. Он зажмурился, потрясенный.

– Джим, эта музыка, которую играла каллиопа, когда мистер Кугер становился все моложе…

– Ну?

– Это же «Похоронный марш»! Исполненный задом наперед!

– Чей«Похоронный марш»?

– Чей! Джим, Шопен только эту мелодию и сочинил – «Похоронный марш»!

– Но почему она звучала задом наперед?

– Мистер Кугер топал прочьот могилы, а не к ней, точно? Становясь все моложе и меньше ростом, вместо того чтобы стариться и упасть замертво…

– Вилли, ты говоришь ужасные вещи!

– Ага, но… – Вилл замер. – Он там опять. В окне. Помаши ему рукой. Пока! А теперь – шагай и что-нибудь насвистывай. Только неШопена, бога ради…

Джим помахал. Вилл помахал. Оба засвистели «О Сусанна».

В окне над ними маленькая фигурка отозвалась жестами.

Мальчики поспешно зашагали вдоль по улице.

Глава двадцатая

В двух домах ждали два ужина.

На Джима накричала одна родительница, на Вилла накричали двое.

Обоих отослали в спальни наверху без ужина.

Началось все ровно в семь вечера. Кончилось в три минуты восьмого.

Хлопали двери. Щелкали замки.

Тикали часы.

Вилл стоял возле двери. Телефон там внизу ему недоступен. И даже позвони он – мисс Фоули не ответит. Сейчас она уже за городом… господи! Да и что мог он сказать? «Мисс Фоули, этот племянник никакой не племянник? Мальчик – не мальчик?» Чтобы она рассмеялась в ответ? Конечно. Потому что племянник есть племянник, мальчик есть мальчик, или кажется ей таким.

Вилл повернулся к окну. Через дорогу Джим в своей комнате стоял перед той же дилеммой. Оба маялись. Слишком рано еще открывать окна и переговариваться громким шепотом. Родители внизу настороженно крутили ручки детекторных приемников, щекоча уши далекими шорохами.

Мальчики плюхнулись каждый на свою кровать, каждый в своем доме, прощупали матрацы в поисках шоколадок, припасенных на черный день, и принялись уныло жевать.

Часы тикали.

Девять. Половина десятого. Десять.

Чуть слышно стукнула дверная ручка внизу – отец отпер замок.

«Папа! – подумал Вилл. – Поднимись! Нам надо поговорить!»

Но отец переминался с ноги на ногу в прихожей. До Вилла доходило лишь его смятение, и он представил себе постоянно озадаченное, полурастерянное лицо отца.

«Он не поднимется, – говорил себе Вилл. – Уходить от серьезного разговора, отстраняться – это он может. Но зайти, присесть, послушать? Хоть раз заходил он так, хоть раз зайдет когда-нибудь?»

– Вилл?..

Вилл напрягся.

– Вилл, – сказал отец, – будь осторожен…

– Осторожен? – воскликнула мать, идя через прихожую. – Это все, что ты можешь сказать?

– А что еще? – Отец уже вышел на крыльцо. – Он скачет, я ползу. Как тут заставить двоих двигаться вровень? Он слишком молод, я слишком стар. Господи, иной раз я думаю: зачем только мы…

Дверь закрылась. Отец уходил по дорожке между газонами.

Виллу захотелось распахнуть окно и позвать. Внезапно отец показался ему таким потерянным в ночи. «Не за меня, – подумал Вилл, – не за меня тревожься, папа, лучше сам оставайся дома! Ты рискуешь! Не уходи!»

Но он не стал кричать. А когда наконец медленно открыл окно, улица была пуста, и он знал, что вскоре в библиотеке на том конце города загорится свет. Когда разливаются реки, когда небо дышит огнем, как славно сидеть в библиотеке со всеми ее закоулками, всеми книгами. Повезет – так никто тебя не отыщет. Да и как найти!.. Если ты в Танганьике 1898 года, Каире 1812-го, Флоренции 1492-го?!

«…осторожен…»

Что папа подразумевал? Может быть, он ощутил запах страха, может быть, слышал музыку, рыскал поблизости от шатров? Нет. Только не папа.

Вилл бросил стеклянный шарик в окно Джима.

Тук. Тишина.

Он представил себе Джима, как он сидит там один в темноте, обжигая воздух своим дыханием, считая про себя секунды.

Тук. Тишина.

Непохоже на Джима. До сих пор в таких случаях окно открывалось и высовывалась голова Джима, битком набитая возгласами, потаенным шепотом, смехом и зарядами буйства и мятежа.

– Джим, я знаю, что ты там!

Тук.

Тишина.

«Папа в городе, мисс Фоули ушла сам знаешь с кем! – сказал себе Вилл. – Черт возьми, Джим, мы должны что-то предпринять! Сегодня ночью!»

Он бросил последний шарик.

…тук…

Шарик упал на притихшую траву.

Джим все не подходил к окну.

«Сегодня ночью», – подумал Вилл. Его терзала тревога. Он снова лег на кровать – не человек, а холодная чурка.

Глава двадцать первая

Дорожка за домом была на старинный лад вымощена сосновыми досками. Сколько помнил себя Вилл, они всегда там лежали, тогда как цивилизация бездумно стелила повсюду скучные, жесткие, безликие цементные дорожки. Дед Вилла, человек сильных чувств и буйных порывов, сопровождавший любое деяние рыканьем, напряг свои мышцы для защиты исчезающих примет и вместе с десятком умельцев втиснул в землю добрых двенадцать метров настила, где тот и лежал с той поры, напоминая скелет какого-то невиданного чудовища, прогреваемый солнцем, омываемый ливнями, от которых щедро прибывала гниль.

Городские часы пробили десять.

Лежа на кровати, Вилл поймал себя на том, что думает об оставленном дедом роскошном даре былых времен. Он ждал, когда настил заговорит.

На каком языке? Вот именно…

У мальчиков не заведено подойти прямо к дому и нажать кнопку звонка, вызывая друзей. Они предпочитают бросить в ставни ком грязи, бомбить каштанами черепицу или подвешивать таинственные записки к бумажным змеям, которые садятся на подоконниках чердачных окон.

Джим и Вилл не составляли исключения.

Если на ночь намечалась чехарда через могильные плиты или сброс дохлых кошек через дымоходы брюзгливых людей, кто-нибудь из приятелей прокрадывался из дома, чтобы при луне поплясать на гулких старых досках музыкального настила как на ксилофоне.

Со временем они ухитрились настроитьдорожку, поднимая, скажем, доску A и укладывая ее в другом месте, перемещая таким же образом доску F, и так далее, покуда настил не стал благозвучным настолько, насколько это вообще зависело от двух концертмейстеров и от погоды.

По мелодии, исполняемой ступнями, можно было узнать род предстоящего ночного приключения. Услышав, как Джим топотом извлекает из досок семь-восемь нот «Там вдали на Лебединой речке», Вилл живо слетал на газон, зная, что пробил час нестись вдоль лунной дорожки ручья, ведущего к пещерам у реки. Если Джим услышит, что Вилл скачет по настилу как ошпаренный эрдель и мелодия отдаленно напоминает «На марше через Джорджию», значит, сливы, персики или яблоки за городом поспели в самый раз, чтобы расстроить ими желудок.

Вот и теперь Вилл затаил дыхание, ожидая, когда зазвучат призывные ноты.

Какую мелодию исполнит Джим, воплощая в ней образ Луна-Парка, мисс Фоули, мистера Кугера и – или – злого племянника?

Четверть одиннадцатого. Половина одиннадцатого.

Никакой музыки.

Виллу не нравилось, что Джим сидит у себя там в комнате, думая – о чем? О Зеркальном лабиринте? Чтоон там увидел? А увидев, что задумал?

Вилл беспокойно шевелился.

Особенно сверлила его мысль о том, что у Джима нет отца, который стоял бы между ним и шатрами Луна-Парка, всем тем, что притаилось во мраке на лугу. А есть только мать, которой больше всего хочется, чтобы сын был рядом, однако он не можетусидеть на месте, должен вырваться, чтобы дышать вольным ночным воздухом, видеть, как вольные ночные воды текут туда, где простираются еще более вольные моря.

«Джим! – подумал Вилл. – Давай запускай музыку!»

И без двадцати пяти одиннадцать музыка зазвучала.

Вилл услышал – или ему представилось, что он слышит, – как Джим взлетает под звездами в высоком прыжке и опускается прямиком, словно мартовский кот, на огромный ксилофон. А мелодия! Ему это кажется или она и впрямь напоминает погребальную песнь, которую играла задом наперед карусельная каллиопа?!!

Вилл начал открывать окно, чтобы удостовериться. И тут внезапно открылось окно Джима.

Он вовсе не прыгал по доскам внизу! Мелодию родило бурное желание Вилла. Вилл хотел окликнуть Джима шепотом, но тотчас остановился.

Потому что Джим, не говоря ни слова, скатился вниз по водосточной трубе.

« Джим!» – подумал Вилл.

Джим застыл на газоне, словно услышал свое имя.

«Ты что это – уходишь без меня, Джим?»

Джим быстро поглядел вверх.

Если он и заметил Вилла, то не подал виду.

«Джим, – думал Вилл, – мы ведь друзья-товарищи, чуем то, чего никто другой не чует, слышим то, чего никто другой не слышит, у нас одна кровь и общий путь. И вот впервые ты уходишь украдкой! Бросаешь меня!»

Но дорожка была пуста. Джим ящерицей скользнул через живую изгородь.

Вилл мигом вылез через окно, спустился по деревянной решетке, перескочил через изгородь и только потом подумал: «Я один. И впервые останусь один в ночи, если потеряю Джима. Куда же я направляюсь? Туда, куда направляется Джим. Господи, помоги мне догнать его!»

Джим летел, точно ночная сова, преследующая мышь. Вилл мчался, точно безоружный охотник, гонящийся за совой. Тени двух мальчиков скользили по октябрьским газонам.

И когда они остановились…

Перед ними стоял дом мисс Фоули.