Текст книги "Пока мы не стали незнакомцами (ЛП)"

Автор книги: Рене Карлино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Ты там нормально, малыш? – спросил я.

– Ага, – ответила она сонно.

– Дай мне еще минутку. – Я завел таймер, после чего поймал себя на мысли, что представил, как Грейс скачет на мне. – Раздевайся.

Она рассмеялась.

– Ты серьезно?

– Я многое могу сделать за двенадцать минут, – сказал я, идя к ней наугад.

Сначала я схватил ее за руки, а затем мы поцеловались. Другие органы чувств нам были не нужны, нам хватало прикосновений. Я целовал ее от уха до изгиба шеи, после чего стягивал с нее платье через голову. Она расстегнула мой ремень и спустила вниз джинсы. Я развернул ее к себе спиной. Я целовал ее плечо, рукой проводя вниз по ее спине, добираясь до ягодиц, а когда я был внизу, то ввел в нее пальцы. Она даже не пискнула.

– Ты как? – спросил я.

– Не останавливайся, – на одном дыхании выпалила она.

И я вошел в нее. Мы тяжело дышали, но сдерживались изо всех сил. Мои движения были поступательными и поначалу медленными, затем я стал жестче, выкладываясь со всей страстью. Она толкалась назад, входя в мой ритм. Не было никаких звуков, лишь тихое хныканье и тяжелое дыхание. Ощутив, как она сжимается вокруг меня, я дошел до пика. Меня окатило волнами холода, словно все мои нервные окончания разрывались на части. Я притянул ее к себе и лицом прижался к ее шее. В мгновение ока я вышел, сел на скамейку и усадил ее к себе на колени.

Мы целовались нежно и медленно, словно томясь, и тут бз-з-з-з-з! Зазвенел таймер. Я поднялся и включил красный свет. Грейс стояла рядом, и она была роскошной. Я крепко ее обнял и поцеловал в макушку.

– Это было потрясающе. Ты нормально?

Синапсы в ее мозгах, должно быть, работали с перебоями, потому что она просто кивнула.

Я подошел к раковине и вытащил из чана примерно сто двадцать сантиметров негативов, опустив их в контейнер с водой, который играл роль фиксажной ванной. Мы быстро оделись и ушли из комнаты с пленкой.

Когда негативы высохли, я просканировал их и обнаружил, что почти все они были черными. Было всего три фотографии, на которых были запечатлены слова: по одному на снимок. Рояль. ПБР. Арахис.

Я бросил взгляд на Грейс.

– «Три горошины»? – уточнил я, говоря о маленькой забегаловке у общежития, где по пятницам устраивались открытые игры на рояле. Я часто надоедал Грейс с просьбами сыграть там и спеть для меня, но она никогда не соглашалась.

– Ты понял. Идем за Тати и Брэндоном. Это так весело! – пропищала она, потянув меня за собой по коридору к нашим друзьям.

Снаружи Тати из сумочки достала флягу с виски.

– А ты не пропадешь, – сказал я.

– Я думала, Грейс потащит нас по музеям. Просто подготовилась. Хочешь?

Я сделал глоток, после чего Грейс забрала у меня флягу.

– Вообще-то, это нужно именно мне. Идемте.

Когда мы дошли до «Трех горошин», то были уже в приличном подпитии. В баре было пусто, не считая барменши, которую я не узнал. Грейс облокотилась на стойку.

– Я организовала небольшую игру для парня и друзей, и хотела бы узнать, могу ли я вон там сыграть супер короткую песню? – Она указала на сцену.

– О боже, она это сделает, – пробормотала Тати.

Барменша посмотрела на Грейс и улыбнулась.

– Развлекайся. Здесь никого. Хотите чего-нибудь выпить?

– Конечно. Четыре «ПБР»⁹.

Барменша поставила наше пиво, и мы все смотрели, как Грейс выпивала свое в три больших глотка.

– Боже, – выдавил я.

Как только она направилась к роялю, я услышал перезвон колокольчиков над входной дверью. Обернувшись, я увидел нескольких «костюмов», пришедших пообедать, которые решили занять свободные барные стулья. Их было семеро. Аудитория Грейс выросла в геометрической прогрессии за секунду.

Она пододвинула скамейку ближе к роялю, чем вызвала скрип по деревянному дощатому полу сцены.

– Простите, – пробормотала она в микрофон, что получилось слишком громко.

«Костюмы» и барменша обратили свое внимание на Грейс. Было видно, что она волновалась. Я улыбнулся ей, и на ее лице отразилось облегчение. Она отклонилась назад и подкрутила на стереосистеме настройки.

– Лучше? – Я кивнул.

Тати закричала:

– Ты сделаешь это, девочка моя!

– Хорошо, тут песня, которую я написала, но еще это следующая подсказка, так что будьте внимательными, ребята. – Ее нервный смех эхом разнесся по безмолвному бару.

– Грейс пишет песни? – спросил Брэндон.

Мы с Тати одновременно пожали плечами.

Грейс играла длинное ритмичное вступление, похожее на обычный джазовый мотив, и затем она ускорилась, после чего, наконец, вырисовалась мелодия. Грейс без усилий могла играть на любом инструменте, это было завораживающе. Когда же она начала петь, мы все задержали дыхание. Прежде никто из нас не слышал ее пения, но, как и во всем прочем, она была великолепна.

Мчи туда, где играют короли,

Где собираются друзья и где прячемся мы.

На виду, но незримы,

Как безрассудны наши мгновенья,

Бесконечно ценны.

Отчего мы не мчим туда, где танцуют дети,

Где главы стоят,

И мы можем преклонить колени летом…

Когда она закончила, мы все встали и зааплодировали.

– Браво! – закричала Тати.

Все бизнесмены хлопали и орали:

– Отличная работа!

– Чувак, это было круто. Я и не знал, что она играет на рояле, – сказал Брэндон.

– Она чудо, – ответил я тихо, наблюдая за тем, как она спускалась со сцены. Тати толкнула меня в объятия Грейс и подмигнула.

Барменша обратилась к Грейс.

– Ты в миллион раз лучше большинства выступающих здесь в ночь открытого микрофона.

Я сжимал Грейс и улыбался ей от уха до уха. Она смотрела на меня, улыбаясь в ответ. Ее лицо слегка раскраснелось. Я поцеловал ее в кончик носа.

– Вашингтон-Сквер-парк?

Она рассмеялась.

– Это так очевидно?

– Типа того. У тебя так себе подсказки, но это все по-прежнему весело. Шоты перед уходом?

Барменша налила нам виски, а после них мы по дороге в парк купили по хот-догу. Мы были пьянющими, а ведь на часах был только час дня. Я боялся, что, если мы не съедим что-то существеннее хот-догов, то к моменту, когда кончится эта игра, и нужно будет возвращаться в общежитие, мне придется тащить Грейс на себе.

– Мне весело. Я рад, что ты устроила все это, – сказал я ей.

Правда в том, что нам с Грейс может быть весело даже в прачечной, а Брэндон и Тати готовы подписаться на все, что мы спланируем. Нам четверым легко друг с другом.

Оказавшись в Вашингтон-Сквер-парке, мы уселись под деревом. Брэндон раскурил косяк, и мы пустили его по кругу. Я положил голову на колени Грейс.

– Я не могу придумать лучший способ провести среду. – Я зевнул.

– Знаешь, Грейсленд устраивала такие игры дома для брата и сестер, – сказала Тати.

– Правда? – Я взглянул на нее и улыбнулся.

– Ага, чтобы убить время, – произнесла Грейс рассеянно. – Но, на самом деле, сейчас все иначе. – Она сделала паузу и глубоко вздохнула. – Я хотела вас собрать, чтобы сказать, что я поступила в аспирантуру. Я остаюсь в университете Нью-Йорка! – Она счастливо вскинула руки.

– О боже! – Я встал, обнял ее и, оторвав от земли, закружил. – Я так рад за тебя!

Я заметил, что Тати молчала, а Брэндон казался растерянным. Грейс тоже обратила на это внимание. Когда я поставил ее обратно, она повернулась к ребятам.

– Разве вы не рады за меня?

Тати пожала плечами.

– Наверное. Да, Грейс, я рада за тебя. – Она поднялась и схватила свою сумку. – Слушай, Брэндону надо писать работу, а я собиралась встретиться с Порнделом, чтобы обсудить летнюю поездку.

Грейс изменилась в лице.

– Значит, ты официально едешь?

– Ну, тебя приняли в аспирантуру. Почему тебя это задевает? – спросила Тати язвительно.

– Не задевает. Мы даже играем на разных инструментах. С чего бы мне волноваться?

– Ну, кажется, будто ты волнуешься. Только не пойму, почему. Ведь это ты отшила его.

– Я его не отшивала.

– Он купил тебе смычок за одиннадцать сотен, Грейс.

– И что?

Я нахмурился.

– Ее приняли в аспирантуру. Именно поэтому она не отправляется в Европу с Порнделом.

– Нет, она будет ждать тебя, Мэтт! Когда ты вернешься в Нью-Йорк.

– Татьяна! – прикрикнул на нее Брэндон.

– Что? Это правда.

– Я пошла в аспирантуру, потому что хочу ученую степень. Можешь эти полтора года свободно шататься по Европе с Порнделом. Мне все равно.

Грейс отвернулась и понеслась к шахматным столам.

Я повернулся к Тати, разгневанный тем, что она испортила важное объявление Грейс и вообще весь полдень.

– Я не давил на Грейс, чтобы она оставалась, что бы ты ни думала.

– Вы не можете быть вдали друг от друга целый год, даже если это путешествие с оркестром – сумасшедшая возможность и невероятный опыт для нее.

Я посмотрел на Брэндона, а потом на Тати.

– Думаешь, вы сможете быть в разлуке так долго?

– У нас все серьезно, Мэтт. Мы с Брэндоном, в отличие от вас, можем провести друг без друга пять минут и не свихнуться.

– Если у вас все так серьезно, то почему ты не выйдешь за него?

– Ох, повзрослей, Мэтт. Тебе пять лет, что ли?

– Я женюсь на Грейс хоть сейчас. Вот насколько все серьезно у нас. – Я оглянулся в поисках Грейс, которая была на другой стороне парка: играла в шахматы с невысоким седым мужчиной.

Тати усмехнулась и вскинула руки.

– Чувствую вызов.

– Ты о чем, Тати? – резко придя в себя, спросил Брэндон.

– Ой, да ладно тебе, Брэндон. – Она устремила взгляд на меня. – Думаешь, мы не сделаем этого?

Я рассмеялся.

– Даже не знаю, Тати. Кажется, Брендон не проникся идеей.

Она повернулась к Бэндону, который стоял за ее спиной с широко распахнутыми глазами.

– Ты же женишься на мне, да? То есть, после всего, что между нами было… – Она многозначительно изогнула брови.

– Я… думаю, да.

Развернувшись обратно, она сказала:

– Видишь, Мэтт. Ты горазд только болтать.

Теперь руки вскинул я.

– Спорим, мы женимся раньше вас.

– Спорим. – Она сверлила меня взглядом.

– На что спорим?

– Проигравший оплачивает молодоженам ночной кутеж, – ответила она.

Мы пожали руки.

– Хорошо, – подтвердил я, хотя готов был пойти на это и без всякого выигрыша.

16.

Следовало сказать тебе

МЭТТ

Я оставил Брэндона и Тати у дерева и направился к Грейс с новой миссией. Сев на скамейку у фонтана, я закурил сигарету и подождал, пока она доиграет в шахматы. Я выпускал в воздух кольца из дыма и размышлял, как сделать так, чтобы она вышла за меня.

Мне нужно было, чтобы она стала еще пьянее.

Грейс подошла ко мне и улыбнулась. Казалось, будто все напряжение ушло, и я расслабился.

– Кто это был? – спросил я.

– Орвин. Мужчина, сделавший смычок.

– Ох. Тот смычок, который купил тебе Порндел? – Я почесал нос.

– Ты прекратишь это?

– Что старик тебе дал?

– Номер парня, играющего в группе в одном местечке на Аллен-Стрит. Они ищут виолончелиста, а я, вероятно, смогу заработать несколько баксов. Тати и Брэндон ушли?

– Ага.

Грейс выглядела разочарованной, как будто думала, что ее размолвка с Тати рассосется к моменту, когда она закончит играть в шахматы.

– Ладно, идем.

– Стой, ты же еще не видела, как я скачу через две скакалки? – В моем пьяном мозгу сформировалась мысль, что именно так я завоюю ее и предложу выйти за меня. Это был гениальный план.

– Что? Ты не скачешь через две скакалки.

– Еще как скачу. Видишь вон тех двух девушек? Я встретил их два дня назад. И показал им класс.

– Я тебе не верю.

– Тебе и не нужно. Я докажу.

Мы подошли к девушкам, и та, что прыгала, перешагнула через скакалки, как только заметила меня. Уперев руки в бока, она заговорила:

– О да, Мэтти-Мэтти Двойные Скакалки здесь.

Я бросил взгляд на Грейс.

– Видишь?

Ее глаза были размером с морских ежей. Я начал разминаться, нагибаясь к кончикам пальцев ног, и раскачиваясь в стороны. Грейс посмеивалась с сомнением.

– Ты же не собираешься?.. – начала она.

– Еще как. Смотри.

Я был готов. Две девушки начали крутить скакалки, и я, совершив безупречное колесо, зашел в центр и начал прыгать. Это было рискованно. Перед этим я такое исполнял всего однажды, но знал, что сейчас время для тяжелой артиллерии. Я делал все, что напевали девушки: «Мэтти, Мэтти, повернись. Мэтти, Мэтт, земли коснись. Мэтти, Мэтт, ботинок вверх».

Я запрыгал на одной ноге.

«Мэтти, Мэтт, это успех. Мэтти, Мэтт, вверх поднимись».

Я запрыгал выше, потому что скорость кручения скакалок увеличилась. У Грейс была истерика.

«Мэтти, Мэтти, помолись. Мэтти, Мэтти, свет гаси. Мэтти, Мэтти, сладко спи».

Девушки перестали петь, а скакалки крутились все быстрее и быстрее, в конце концов, захватив меня и заключив в ловушку. Грейс смеялась так сильно, что, я думал, она перестанет дышать. Она была точь-в-точь как помидор.

Девушки зааплодировали вместе с небольшой толпой, собравшейся вокруг. Я же, пытаясь отдышаться, подул на ногти и вытер их о рубашку.

– Неплохо, а?

– Ты полон сюрпризов, – сказала Грейс, восстанавливая дыхание.

– И буду таким… всегда.

– Где ты этому научился?

– Прошлым летом я был наставником в лагере.

– Ха! Святой Маттиас.

– Вообще-то, меня уволили.

– За что?

– Ты не хочешь этого знать, – увиливал я.

– Вообще-то, хочу, ведь тебя уволили с места, где нужно было работать с детьми. Это как сигнал опасности.

– Во всем виновата Клара Рамбергер. Она тоже была наставницей. Ее мама, Джейн, была директором.

– Что же случилось? Тебя поймали с Кларой на горячем?

– Не совсем. Именно Джейн запала на меня.

– Мамочка? – Грейс застыла.

Я кивнул, и за какую-то секунду мне стало жутко стыдно.

– Что ты сделал, Мэтт?

– Клара после отбоя вроде как поймала меня и свою маму… на кухне, ну, во время деликатного процесса.

– О. Мой. Бог. Ты свинья. – Грейс ударила меня по плечу. – Поверить не могу, что тебе понравилась хищница. Так, и за что тебя уволили?

– В общем, очевидно, Клара грозилась рассказать все отцу, мужу Джейн, если меня не уволят.

– Она была замужем?

Я поднял руки в защитном жесте.

– Она сказала мне, что они разводятся.

– Боже, Тати была бы в восторге.

– Ты мне напомнила. Что это с вами произошло? – Разговаривая, мы возвращались к дереву.

– Не знаю. Она зла на меня, потому что думает, будто ради тебя я отказываюсь от чего-то значимого.

Я взял ее за руки и закружил. Она посмотрела на меня, а затем быстро отвела взгляд в сторону.

– Посмотри на меня, Грейс. Ты ради меня от чего-то отказываешься?

– Нет, – не колеблясь ответила она.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты так поступала. Ты сама говорила, что мы молоды, что мы должны делать то, что хотим.

– И что же? – прошептала она.

– Не уверен, но знаю, что я буду проходить интернатуру, а тебе следует ехать с Порнделом, если тебе кажется, что так правильно. Ученую степень ты сможешь получить и потом.

– Дэн хочет путешествовать полтора года, Мэтт. Он спланировал целый тур. Он готовился к нему уже очень давно.

– Ладно…

– Это значит, что мы не сможем видеться очень долго.

От одной только мысли я ощутил физическую боль.

– Но если ты считаешь, что после выпуска должна уехать, то тебе стоит ехать.

Она часто заморгала, покачала головой и посмотрела себе под ноги.

– Значит, так? Вот что ты думаешь? «Дерзай, Грейс, исчезай больше чем на год и удачи тебе»?

Сердце колотилось о ребра.

– Охота на грязные подробности закончилась?

– Меняешь тему разговора?

– Давай выпьем и поговорим, – предложил я.

– Конечно, Мэтт, ведь когда мы напиваемся, то принимаем великолепные решения.

– Просто идем, – сказал я. – У меня есть идея.

Мы нашли паб и провели там остаток полудня. Но вместо разговоров мы пили, минуя вопросы о нашем будущем… о нас. Грейс выбрала десять песен в автомате и настояла на том, чтобы мы не уходили, пока не проиграет каждая. К моменту, когда закончилась последняя, мы были без сомнения в слюни.

– Ты пьяна? – неотчетливо спросил я.

– А ты, Маттиас-с-с-с-с?

– Мне нжно отвести тебя кое-кда, хршо, Грейси?

Я тащил ее всю дорогу, пока мы, шатаясь, плелись к метро. Мы истерически хохотали, когда старались держать равновесие, не хватаясь за шесты-поручни. Другие пассажиры были не слишком довольны. Мы вышли в деловой части города и прошли еще несколько кварталов.

– Смотри, – сказал я, указывая на Сити Холл. – Нам, твою мать, тчно нжно пжениться прям ща, Грейс! Эт едиственне ПРАВИЛЬНОЕ решение. – Я схватил Грейс за плечи и посмотрел ей в глаза, светящиеся от счастья – или, может, из-за опьянения? – Хочешь?

– Это шикрная идея, Мэтт.

Без понятия как, но мы заполнили все необходимые бумаги и раскошелились на пятьдесят долларов. Мировой судья, сердитая низкая женщина с красными волосами, обратилась к нам:

– Вам нужен свидетель, и у меня есть только четырнадцать минут. Вам лучше поторопиться.

– Стойте, – сказал я. – Ждите. – Я вернулся через несколько минут с бездомным мужчиной, назвавшимся Гэри Баси. Мне пришлось дать ему десять баксов.

Церемония длилась около минуты. Думаю, я сказал: «Согласен», что повторила и Грейс, после чего мы неуклюже поцеловались.

Гэри Баси прокашлялся, стоя за нами.

– Да ладно вам, снимите номер.

Мы обняли его, после чего умчались в туалет, чтобы смыть с рук резкий запах салями. Когда я вышел, Грейс уже ждала меня в холле. Я протянул к ней руки.

– Миссис Шор, могу я пригласить вас на танец?

– Конечно, муж мой, это честь для меня.

Мы танцевали как безумные несколько минут, после чего на нетвердых ногах покинули здание, смеясь до колик. До Ист-Виллидж мы добрались на метро, я нес Грейс на спине восемь кварталов до самого общежития, и мы отключились в комнате отдыха, поедая кукурузные чипсы.

***

Дарья трясла меня за плечо.

– Мэтт? Что вы здесь делаете?

Я посмотрел на нее и прищурился. Голова раскалывалась, а маленькая настольная лампа на другом конце стола как будто просвечивала мой череп могущественным «вита-лучом»¹⁰.

– Твою мать, – выругался я, прикладывая одну руку в голове, а другую к животу. У меня было самое сильное похмелье в жизни.

Я повернулся и увидел Грейс, отключившуюся рядом со мной на грязном диване.

– Грейс. – Я потревожил ее, и она заворчала, издав звук, похожий на стон раненного животного.

Дарья помогла нам подняться, и мы пошли по своим комнатам. Я все утро провел у фарфорового алтаря, поклоняясь мстительному богу, и только потом вырубился снова.

Позже я пошел к Грейс и обнаружил дверь приоткрытой.

– Ты в норме? – спросил я.

– Ага, заходи, – ответила она.

Я обнаружил ее лежащей на полу, лицом уткнувшейся в кишащий бактериями ковер. Ее бледная кожа была с зеленоватым оттенком.

Проскользнув через дверной проем, я вытер тошноту и облокотился на стол.

– Ты уверена, что в норме?

– А-а-й, – произнесла она голосом инопланетянина. Она вытянула указательный палец и сказала: – Элиот звонить дом¹¹.

Слабо посмеиваясь, я приложил ладонь ко лбу и выдавил:

– Черт, перестань смешить меня, голова раскалывается. – Я пересек комнату и присел на край кровати, опустив голову. – Мы так напились вчера.

– Мы, мать твою, поженились, Мэтт. – Для внушительности она широко открыла налитые кровью глаза.

– Я знаю. – Хотя, отчасти сомневался до этих самых пор.

Я посмотрелся в зеркало, висевшее на противоположной стороне комнаты. Волосы торчали во всех направлениях, а на футболке было загадочное пятно от краски.

– Твою. Дивизию, – выпалила она.

– Что?

– Что мы будем делать? Это все было официально?

Я указал на ее палец, на который надел кольцо, сделанное из упаковки из-под жвачки, и поднял свой палец, чтобы показать точно такое же.

– Сама понимаешь…

– Стой. Надевая кольцо мне на палец, ты сказал «Нану-нану»?¹² – спросила она. Я виновато улыбнулся и пожал плечами. – Боже мой, поверить не могу, что ты сделал это на спор, Мэтт! Да что с тобой?

– Стой, что? Откуда ты знаешь?

– Тати приходила этим утром и, катаясь по полу, хохотала до слез, пока я опустошала свой желудок. Она сказала, что блефовала, и не могла поверить, что ты пошел на такое. И все это я услышала от нее, спасибо тебе большое.

– Вот сучка, – прошептал я. – Она все равно должна нам ночь кутежа.

– Ты придурок.

– Подожди-ка секундочку. Ты была там, стояла рядом со мной и с Гэри Баси в роли нашего свидетеля, и сказала: «Согласна». Я тебя ни к чему не принуждал.

Она села и схватилась за голову.

– Я была пьяная в нулину, Мэтт.

– Грейс, постой, давай успокоимся и полежим на твоей кровати.

– Нет. Ни за что. Нам нужно узнать, как аннулировать брак. Сегодня же.

– Мы можем аннулировать его и завтра. Только давай сходим в душ, потом поспим, хорошо? – Она сидела и терла лоб. – Или, как вариант… может, нам не нужно ничего аннулировать?

Она взглянула на меня шокированная.

– Чего? Ты совсем рехнулся?

Тон ее голоса как ножом резанул меня по сердцу. Она не задумалась ни на секунду. Безусловно, это был не лучший способ пожениться, но она вела себя так, словно отвергала саму мысль о том, чтобы выйти за меня.

– Ты хочешь от меня большего, Грейс, а потом ведешь себя вот так? Как будто нет ничего хуже, чем выйти за меня. Почему бы тебе тогда не отправиться в Европу с Порнделом? Какая разница? Мы же так молоды и должны делать то, что нам хочется. Не так ли ты всегда говорила?

– Знаешь что? Мне и правда следует делать все, что я хочу. Тати права. Может, я отказываюсь от великолепной возможности только ради того, чтобы остаться здесь и дождаться тебя. Может, мне все-таки стоит улететь с Порнделом.

Как только слова слетели с ее губ, мы оба ощутили напряжение между нами. Я ждал, когда она повернется ко мне, чтобы извиниться, чтобы забрать слова назад. Но она только отвернулась. Даже не посмотрела на меня.

– Оставь меня. Сейчас я не могу с тобой говорить.

Я встал с кровати сильно разозленный.

– Не переживай. Тебе больше вообще не придется со мной разговаривать.

Я вылетел из ее комнаты и захлопнул за собой дверь. Я еще не понял, что произошло, но возникло ощущение, словно за какую-то минуту вся моя гребаная жизнь ушла под откос.

Я ждал весь день, надеясь, что она придет ко мне и извинится.

Не пришла.

Я прождал еще один день, противясь желанию извиниться самому.

На третий день я подсунул Грейс под дверь бумаги об аннулировании брака, рассчитывая вывести ее на разговор. Той ночью я слышал ее рыдания за стеной, а затем она на виолончели три часа кряду играла сюиту Баха. Я заснул, прижавшись ухом к стене.

Все та же тишина. Ни единого взаимодействия.

Дни превратились в неделю. Неделя в месяц. Мы не общались. Я даже не видел ее. И чувствовал себя дерьмово. Когда я слышал, как ее дверь открывалась или закрывалась, то боролся с собой из последних сил, только чтобы не выбежать и не схватить ее, заорав: «Какого хера мы делаем друг с другом?».

17

.

Мы принадлежим друг другу

ГРЕЙС

Мы не общались вот уже несколько недель, и все эти дни на меня давила жестокая реальность – время уходит. Мэтт улетает в Южную Америку через шесть дней.

С тех пор как мы поссорились, я сильно похудела, постоянно чувствовала слабость и недомогание. Было невозможно сконцентрироваться хоть на чем-то, не говоря уж о социальной жизни.

Тати искренне извинилась, признав, что была частично ответственна за то, что произошло тем днем, когда все между мной и Мэттом подошло к концу.

– Это, наверное, к лучшему. Ты же не хочешь повторить путь Джеки Рид?

Мы с Джеки Рид ходили вместе в старшую школу, и я рассказывала ее историю друзьям как поучительную. Во время обеда Джеки Рид хвасталась своим парнем, учившимся где-то в Неваде. Долгое время в школе никто из девочек даже не верил, что этот парень существовал. Джеки всегда обыгрывала все так, будто они были очень продвинутыми, ведь их отношения развивались на расстоянии – будто так она ему нравилась даже больше. Вообще, она называла их отношения ОНР. Я же говорила ей, что нельзя все сокращать до аббревиатуры, потому что люди могут не понимать, что ты вообще имеешь в виду. Когда мы закончили школу, она поступила в паршивый двухгодичный колледж в Неваде, чтобы быть ближе к своему парню, хотя ее приняли в Йельский университет. Он бросил ее через два месяца. Теперь она жила дома и работала в сети ресторанов быстрого питания «Милки Куин». Мы все думали, что она полная кретинка.

Бедная глупая девчонка, похоже, просто влюбилась.

Дело было не в Тати и не в истории Джеки Рид. Мы с Мэттом разошлись, потому что чувствовали давление. То, что он подсунул мне документы об аннулировании брака, послужило доказательством того, что он не был настолько готов, как говорил. Вероятно, он осознал то же, что поняла и я: мы шли разными дорогами.

Выпускной год подходил к концу, потому я много времени проводила в своей комнате, заполняя бланки для стипендий и прячась от всех и вся. Однажды Мэтт сделал попытку остановить меня в коридоре, но я проигнорировала его. Позже я пожалела об этом, когда увидела, что он оставил мне у двери сэндвич. Я рыдала все время, пока ела его.

На моем столе лежала груда писем, на которую я на протяжении недели успешно не обращала внимания, потому что догадывалась о содержании одного конкретного послания. Письмо было в самом обычном конверте, адресованном мне от мамы. Белом стандартном конверте, не предвещавшем ничего хорошего. Я взяла его и стала сверлить взглядом. На стороне с обратным адресом буквы были размыты, будто кто-то сбрызнул их водой. После прочтения я поняла, что то, должно быть, были ее слезы.

Наконец, одним утром я решилась открыть его.

Дорогая Грейсленд,

Мне так жаль, что я не могу сказать тебе это лично, но на банковском счету недостаточно денег, чтобы оплатить тебе перелет домой. Твоему брату был нужен новый рюкзак, а мы ведь еще даже не купили твоей сестре новую школьную форму на этот год. Все разваливается. Как я могу тебе такое говорить? Я больше не могу выносить алкоголизм твоего отца. Мы разводимся, он будет жить с твоим дядей. Я с твоими братом и сестрами переезжаем к бабушке, пока не встанем на ноги.

Я знаю, что твой отец любит тебя, и мы гордимся тобой. Мы не хотим, чтобы ты что-то взваливала на себя. Просто сейчас мы не в силах помогать, и не думаю, что мы можем позволить себе прилететь к тебе на выпускной. Прошу, пойми. Ты всегда была такой независимой, и мы не думали, что ты вообще захочешь нас там видеть. Ты всегда сама могла сводить концы с концами, Грейс, и мы за это гордимся тобой. Мы тебя любим. Когда сможешь себе позволить, приезжай домой навестить нас, мы постелем тебе у бабушки на диване.

Должна сказать тебе, что, чтобы вылечить зуб твоей сестры, нам пришлось продать пианино и еще несколько твоих вещей, которые, думаю, тебе и не очень-то были нужны. Мы любим тебя. Продолжай делать свое дело.

С любовью, мама.

Сказать, что у меня случилась истерика, это ничего не сказать. Я не могла остановить слезы. Я думала: «Как они могли?». Как они могли оставить меня из-за своих собственных ошибок? У меня не было ни машины, ни денег, чтобы где-то жить, а мама использовала зуб моей сестры как очередную причину, чтобы я выслала ей половину своего студенческого займа. Куда же ушли эти деньги? Все это было слишком угнетающе.

Второй конверт пришел из офиса «Студенческой финансовой службы»: это было напоминание о все еще висящем на мне долге в размере восьми сотен за жилье. Рыдая в углу комнаты, я лихорадочно размышляла о возможностях. Я могла бы выступать с виолончелью, но за это платят жалкие крохи.

Я шмыгала, обняв подтянутые к подбородку коленки и зажав между ними голову. Можно продать виолончель. Отправиться домой, жить у бабушки на диване и работать в ресторане «Милки Куин». Я могу просто сдаться.

Тогда я услышала бормотание Мэтта.

– Малышка? – Он открыл дверь. Я не слышала этот голос вот уже три недели.

– Я в порядке, Мэтт.

Он подошел ко мне.

– Что случилось?

Не глядя на него, я протянула ему два пропитанных слезами письма. Он тихо прочел их, после чего примостился рядом со мной.

– Я могу помочь тебе.

– Нет.

Большим пальцем он провел по моей щеке, вытирая дорожки слез.

– У меня есть деньги.

– Нет, Мэтт. Тебе придется просить отца, а я не хочу, чтобы он снова выручал меня.

– Это не отцовские деньги. Я продал фото. Я хотел тебе рассказать, но ты, твою мать, не говорила со мной.

– Я думала, мы расстались. – Я поднялась, подошла к столу, взяла бумаги, подтверждающие аннулирование нашего брака, и передала их ему. – И ты развелся со мной.

Мэтт тут же сделал из листа бумажный самолет и запустил его в открытое окно общежития.

– Настоящим нарекаю тебя моей бывшей женой. И что? Кому какая разница? Это не имеет значения.

Я уставилась на него.

– Все не так просто, да? – спросил он.

– Мне нужно время.

– У нас его не так много.

Я уселась на подоконник и посмотрела на одинокое раскачивавшееся дерево, росшее во внутреннем дворе.

– В этом и проблема. Время. – Я повернулась к нему. – Какое фото ты продал?

– На котором сфотографирована ты. В нашу первую встречу. Где ты поднимаешь пуговицу с пола. Мистер Нельсон выбрал его для университетской галереи, и оно было продано в первый же день. Я в шутку написал на ценнике сумму в тысячу долларов, думая, что никто его не купит. Эти деньги как мои, так и твои. Я хочу, чтобы ты их взяла. – В его взгляде была искренность и теплота. Мы общались, и это было хорошо.

– Они не мои.

– Ну, на правах моей бывшей жены… – Он начал смеяться. – Мы могли быть женаты, когда фото было продано. Как знать?

Я не справилась с собой и тоже рассмеялась.

– Мы были женаты всего пару дней. Да и в любом случае, сумма должна была бы делиться пополам.

– Ладно, давай так. Я заберу пять сотен, а потом отдам их тебе в качестве платы за работу моделью.

– Как бы я хотела просто посмеяться, но слишком зла на родителей. Поверить не могу, что они решили, будто я не захочу видеть их на выпускном, – выговорилась я.

– Это их способ притупить свое чувство вины.

– Они доведут меня до гребаной психушки.

– Нет. – Внезапно он стал серьезным. – Не доведут. Как только ты перестанешь так думать и увидишь, насколько ты потрясающая, чувство обиды на них сменится на благодарность. Будет похоже на что-то типа: «Как же я рада, что родители не заботились обо мне, ведь это сделало меня мега-охеренной».

Проникаясь его словами, я несколько мгновений сидела, не проронив ни слова. Я знала, что он имел в виду.

– Да, наверное. Однажды я подумаю: «Спасибо, мама и папа. Вы скоты».

– Именно! – подтвердил Мэтт победно.

– Спасибо, Мэтт.

– Всегда рад, – ответил он, поднимаясь на ноги и направляясь к двери. – Эй, подождешь тут не долго? Мне нужно сбегать кое за чем.

– Ладно.

Он вернулся довольно быстро и принес с собой пончики, апельсиновый сок, маленький репетиционный усилитель и электрогитару, принадлежавшую, похоже, Брэндону. Я лежала на кровати, так что просто перекатилась на бок и подперла голову рукой. Я наблюдала, как Мэтт сновал по моей комнате туда-сюда. Он положил три обрызганных радужной глазурью пончика на тарелку и протянул мне вместе с маленькой бутылкой апельсинового сока. Он не сказал ни слова, просто улыбнулся. Было довольно рано, но в моей комнате уже стало достаточно жарко и душно.