Текст книги "Пока мы не стали незнакомцами (ЛП)"

Автор книги: Рене Карлино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Я аккуратно наблюдал за реакцией Грейс, но она сказала лишь:

– Понятно.

В баре Грейс выбрала маленький столик, повесила сумку на спинку стула и показала на музыкальный автомат в углу.

– Пойду выберу песню. Здесь слишком тихо для бара. – Кажется, ее настроение улучшилось. Я же думал о том, что она не могла находиться в помещении без музыки. Снаружи ей вполне хватало звуков природы и улиц, но как только она оказывалась в закрытом месте, то всегда требовала музыкального сопровождения.

– Могу я заказать тебе выпить?

– Бокал красного вина подошел бы идеально.

Мне тут же пришлось заставлять себя не предаваться воспоминаниям, ведь стоило находиться в настоящем моменте. Нужно было так много сказать. Когда я вернулся с напитками, Грейс сидела за столом, поставив локти на его поверхность, и устроив подбородок на сложенных руках.

– Ты тоже прекрасно выглядишь, Мэтт. Хотела сказать это раньше. Годы тебя не сильно изменили.

– Спасибо.

– Мне нравятся длинные волосы, а это… – Она кончиками пальцев потрепала мою бороду. Я держал глаза закрытыми на секунду дольше. – Итак, ты жил в Лос-Анджелесе?

Мне пришлось восстанавливать дыхание, чтобы не позволить себе сломаться и разрыдаться. В ее присутствии эмоции меня переполняли.

Заиграла грустная песня, которую исполнял монотонный мужской голос.

– Кто это? – спросил я, делая глоток пива.

– The National. Но, Мэтт, ты хотел поговорить, так что давай поговорим. Ты перебрался в Лос-Анджелес после развода. Ты остановился у мамы? Как у нее дела? Время от времени я думаю о ней.

– Вообще, я приехал туда еще до развода. Чтобы позаботиться о маме. Она ушла, когда я был там.

Глаза Грейс наполнились слезами.

– Ох, Мэтт. Мне так жаль. Она была прекрасной женщиной.

Горло сдавило.

– Рак яичников. Элизабет считала, что заботу о матери стоило взять на себя Александру, но тот был слишком занят попытками стать партнером фирмы. Мама умирала, а ее сыновья ругались о том, кто должен о ней заботиться. Так глупо. – Я отвел взгляд. – Мой брак уже был на грани. Элизабет отчаянно старалась забеременеть, а я был в тысячах миль, на другом конце страны. Думаю, она где-то на подкорке считала, что я избегаю ее. А я думал только о ее эгоизме. Думаю, мы оба были злы и задеты.

Грейс кивнула.

– Что случилось потом?

– Пока я был в Лос-Анджелесе, приглядывая за матерью, Элизабет завела интрижку с моим другом и коллегой Брэдом, продюсером «Нэшнл Джиогрэфик». Восемь лет брака – пуф. – Я руками изобразил взрыв.

– Восемь лет? Мне казалось… – заколебалась она.

– Что?

– Ничего. Мне жаль, Мэтт. Не знаю, что и сказать.

– Можешь мне сказать, почему ты уехала?

– Когда?

– Почему ты не оставила ни записки, ни сообщения, когда уехала в Европу? Ты просто уехала.

Она казалась смущенной.

– Ты о чем? Я ждала. А ты никогда не звонил.

– Не звонил, я не мог. Я больше не мог делать звонки. Единственной, с кем я общался, была моя мама, потому что я мог звонить ей за счет абонента. У меня не было денег. Мы застряли в деревне, окруженной сотнями миль леса, со сломанной машиной. Мне казалось, ты понимала это.

Она казалась разбитой.

– А та статья в журнале о фотографии? В ней говорилось, что ты уже получил работу в «Нэшнл Джиогрэфик» и после Южной Америки отправляешься в Австралию.

– В девяносто седьмом?

– Ага. – Она допила остатки вина. – Там был снимок, на котором ты фотографировал ее, и в статье было сказано, что ты летишь с ней в Австралию на полгода.

– Никогда не читал статьи, о которой ты говоришь, так что не понимаю, о чем ты. Элизабет просила меня полететь с ней в Австралию, но я отказался. Я вернулся к тебе после стажировки, а тебя не было.

– Нет. – Она качала головой. – Я думала, ты улетаешь в Австралию. Именно поэтому я присоединилась к оркестру Дэна.

Я тоже качал головой.

– Я не улетел в Австралию. Я вернулся в конце августа. Я звонил тебе перед прилетом, но не дозвонился. Я отправился прямо в общежитие для старшекурсников, надеясь найти тебя там. Когда тебя там не оказалось, я подумал, что ты могла переехать в общежитие для аспирантов, так что пошел туда и пообщался с парнем-регистратором. Он мне сказал, что ты отложила поступление. По дороге в общежитие для старшекурсников я встретил Дарью, и она-то мне и поведала, что ты присоединилась к оркестру Порндела.

Грейс начала плакать, тихо шмыгая в свои руки.

– Грейс, мне так жаль. – Я схватил салфетки из салфетницы на столе и протянул их ей. – Я думал, что это ты бросила меня. Я не знал, как найти тебя. Даже не соглашался на работу в «Нэшнл Джиогрэфик», пока не узнал, что ты уехала.

Она засмеялась сквозь слезы.

– Твою мать. Все это время…

– Знаю. Я несколько раз пытался искать тебя, но не мог найти тебя в сети. До сегодняшнего дня я не знал, что твоя фамилия Портер.

Теперь у Грейс случилась истерика.

– Я вышла за Порндела, Мэтт. Он изменил свою фамилию на Портер.

Мое сердце было прострелено.

– Ох.

– Не сразу же. Я ждала почти пять лет. Теперь он мертв. Ты же знаешь это, верно?

– Нет. Откуда мне об этом знать?

– Я писала тебе.

– Писала? – Элизабет. Оказалось, что она так и не сказала мне всей правды.

Я будто очутился в альтернативной вселенной, где Грейс любила меня, а тем, кто ушел, оказался я. Все эти годы я провел в депрессии из-за того, что потерял ее, а она все это время пыталась найти меня. Я потянулся через стол и взял ее за руки. Она не оттолкнула меня.

– Мне жаль, что с Дэном так вышло. Он был добрым. Как он умер?

– Увеличенное сердце. Он умирал с чертовой улыбкой на лице, – ответила она гордо.

– Ты любила его? – Я знал, что у меня не было права спрашивать такое, но мне до смерти хотелось знать.

– Он был добр ко мне. – Она посмотрела в потолок. – Я любила его по-своему.

– Да? – Я чуть не задохнулся.

Она встретилась со мной взглядом.

– Да. Но не так, как любила тебя.

– Грейс…

– Какого хера случилось, Мэтт?

– Я больше не знаю. Думал, что знал. Элизабет недавно сказала мне, что отправляла тебе письмо.

– Я получила какое-то от тебя, может, в девяносто девятом или в двухтысячном году. Все остальные мои звонки и письма остались без ответа.

– То письмо написала Элизабет, не я. Клянусь богом, Грейс, я бы никогда не стал игнорировать твои звонки.

– Ну, хорошо. – Ее голос стал невероятно тихим, робким. – Уже слишком поздно, разве нет?

– Почему? Почему это слишком поздно?

– Я бы сказала, пятнадцать лет – это довольно много. С нами столько случилось и…

Я сжал ее руки.

– Давай съедим по куску пирога или блинчики, что угодно, как мы делали раньше.

– Ты с ума сошел?

– Именно, – ответил я невозмутимо. – Нам нужно уйти отсюда.

– Не знаю… – Она забрала свои руки.

Я посмотрел на часы.

– Завтрак на ужин?

Она провела рукой по лицу и села ровно, создавая между нами расстояние. Я не мог сказать, обдумывала ли она идею или размышляла о том, как поделикатнее отказать. Я изучал ее глаза, и Грейс улыбнулась.

– Идет. Я пойду с тобой при одном условии.

– Что же это, Грейси? – Она расхохоталась, услышав прозвище, и ее глаза снова стали слезиться. – Прошу, не плачь, – сказал я.

– На какое-то время мы должны забыть, кто мы друг другу. Никаких разговоров о прошлом. Таково мое условие.

– Согласен! – Я бросил на стол кучку наличных, схватил ее за руку и потащил к двери. Но прежде, чем уйти, я повернулся к ней. – Стой. Давай сначала по шоту. Мы молоды, город в нашем распоряжении, тебе не нужно завтра рано вставать, чтобы учить, а я не стал козлом для жены.

– Давай. Почему бы и нет?

Ее щеки порозовели. Внезапно она стала казаться счастливее, моложе. И хотя я пообещал, что мы не заговорим о прошлом, я не мог противиться ощущению, словно мы отправились путешествовать в лучшие дни наших жизней.

Мы оба опрокинули по рюмке текилы, покинули бар и нашли круглосуточную кафешку.

– Думаю, я хочу пирог, – сказал я, пока мы пялились на холодильную витрину.

– И я. Хочешь, разделим кусочек?

– Лучше давай разделим два куска, – ответил я, практически бросая ей вызов.

– Грязные разговорчики. Мне это нравится. Тогда давай кусок с шоколадным кремом и…

– Кусок с арахисовым маслом?

– Идеально. Я съем этот пирог до последней чертовой крошки.

Боже, я люблю ее.

– И я тоже, – отозвался я.

Мы сделали заказ и сели на диван, обтянутый зеленым винилом. Грейс начала обводить блестки на поверхности стола.

– Итак, как Александр, как твой отец и Регина?

– Замечательно. Отец никогда не уйдет на пенсию. Они с братом партнеры в одной фирме. У Александра и Моники два ребенка и огромный дом на Беверли-Хиллс. Регина все такая же, только лицо еще более подтянутое.

Грейс рассмеялась, но затем ее улыбка испарилась.

– Мне правда грустно слышать такое о твоей маме. Она мне нравилась. Казалось, мы были родственными душами.

Я мысленно вернулся в те дни, когда потерял маму. Она спрашивала, что случилось с Грейс, а я ей отвечал, что просто не сложилось. Меня смутило, что мама вспомнила о Грейс через столько лет. Она не подозревала о том, что у нас с Элизабет были проблемы, но как будто хотела дать мне знать, что все еще думает о Грейс. Думаю, она тоже думала, что они с Грейс родственные души. Элизабет никогда не была близка с моей матерью, даже спустя десять лет после знакомства. Один визит, и Грейс осталась в сердце мамы навечно.

– Ага. Она ушла в покое. Папа даже пришел проведать ее перед смертью. Это было душераздирающе, ведь, несмотря на все, через что они прошли… она все еще любила его. Именно поэтому она никогда не вышла замуж снова. Думаю, когда все стало неважно, и он увидел ее на пороге смерти, то тоже чувствовал любовь. Во всяком случае, так он сказал ей. Даже если он не любил ее, мама умерла с верой. Я стал уважать его даже больше.

– Я могу это понять, – сказала Грейс, словно отталкиваясь от собственного опыта.

Я глубоко вдохнул.

– Давай поговорим о чем-то более радостном.

– Я следила за твой карьерой и знаю, что ты получил Пулитцера. Это потрясающее достижение, Мэтт. Мои поздравления.

– Спасибо. Это было неожиданно, да и тяжело им гордиться, наверное, потому что я был в по-настоящему кошмарном месте.

– Это было до того, как заболела твоя мама, верно?

– Да. Она видела, как я получал награду. Они с отцом сильно гордились мной.

Грейс было очень интересно, она была необыкновенно сострадающей¹⁶. Я уж думал, что сам все для себя выдумал. Но как же ее имя ей подходило. Насколько реальной, прекрасной и искренней она была во плоти. Все это время я рассматривал фотографии и мечтал обнять ее, прикоснуться к ней, ну или просто увидеть лично, своими глазами, в цветах, – и вот она была здесь, и именно такой, какой я ее помнил.

Куски пирога стояли между нами не тронутые. Я отрезал кусочек, поддел его вилкой и поднес к губам Грейс.

– С пирогом все лучше.

Она откусила от кусочка, а я не мог оторвать глаз от ее рта. Я облизал губы, размышляя о том, какая она на вкус, каково было целовать ее.

– Та-а-а-а-ак вкусно.

– Я знаю, мы не должны говорить о прошлом, но мне до смерти хочется узнать, чем ты занималась после выпуска. Как тур с оркестром?

– Вообще-то, было великолепно. Мы путешествовали пару лет. Татьяна поехала с нами. Когда мы вернулись домой в Нью-Йорк, Дэн снова стал работать в Нью-Йоркском университете, а я стала магистром в области теории музыки благодаря онлайн-программе. Я несколько лет преподавала в колледже, а сейчас руковожу оркестром и группой в страшней школе.

– Это фантастика, Грейс. Как Татьяна?

– У нее все хорошо. Все еще одинокая и напористая. Она в Нью-Йоркском филармоническом оркестре, так что много путешествует. Она очень преданный музыкант.

– Что с Брэндоном?

Она усмехнулась.

– Он стал для Тати одним из многих.

– Я должен был догадаться. А ты никогда не хотела пойти по тому же пути, что и Тати? Я могу быть пристрастным, но мне всегда казалось, что ты была куда более сильным музыкантом, чем она.

– Хотела, но… – она начала ерзать. – Я, эм, никогда не была настолько дисциплинирована. А вот она была хороша.

– Мне почему-то так не кажется.

– Татьяна более талантлива, это скажет любой с натренированным слухом, – улыбнулась Грейс. – Последний кусок? – Она протягивала вилку с пирогом с арахисовым маслом к моему рту.

Я схватил ее за запястье, притянул ближе и съел пирог. Внезапно между нами возникло знакомое интимное напряжение.

– Мне жаль, но мне пора возвращаться. Все было очень здорово. Я была рада встретиться с тобой, увидеть, что ты так же хорош и здоров, – сказала она.

– Позволь проводить тебя до дома.

– В этом нет необходимости. – Она проскользнула к концу дивана и встала.

– Уже поздно, и мне будет спокойнее, если я провожу тебя.

Грейс колебалась.

– Хорошо. Можешь проводить меня до моей улицы.

По дороге она собрала волосы в пучок, благодаря чему стала видна ее татуировка. Зеленоглазая голубка. Я не смог устоять, и потому вытянул руку, чтобы пальцами пробежаться по ее шее. Значит, все произошло на самом деле. Грейс отскочила.

– Ты что делаешь?

– Просто хотел потрогать ее, убедиться, что она все еще на месте.

– Татуировки в некоторой степени перманентные, – рассмеялась она.

– Мне было интересно, не удалила ли ты ее в гневе лазером.

– Я в большей степени была разбита, чем разгневана.

Вот это больно.

Я взял ее руки в свои.

– Мне жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.

– Представляю. Мне тоже жаль. Я полагаю, твоя тоже на месте?

Я оттянул воротник черной футболки и приспустил ткань вниз, чтобы открыть татуировку, набитую у сердца.

– Ага, все еще на месте.

Она скользнула по ней пальцами и прошептала:

– Лишь пепел.

Она опустила голову. Я приподнял ее подбородок и вынудил посмотреть на меня, хоть ее глаза и слезились.

– Мы были жертвами неподходящего времени. Но вот мы здесь.

Она выдавила слабую улыбку.

– Мне нужно идти.

Не успел я ее остановить, как она уже отвернулась и посеменила по улице прочь от меня. Я ждал, пока она не ступила на ступеньки перед домом, и только тогда направился домой, разозленный на весь мир и жаждущий убить Элизабет за то, что она столько раз испоганила мою жизнь.

Добравшись до квартиры, я позвонил брату. На западном побережье было всего девять часов. Ответила Моника.

– Алло?

– Александр там?

– И тебе привет, Маттиас. Александра нет. Завтра заключение крупной сделки, так что он еще в офисе.

– Моника, ты говорила, что вы с Элизабет были как сестры, правильно?

– Ну, мы были семьей на протяжении восьми лет.

– Да-да, конечно. Ты знала, что Грейс пыталась связаться со мной, и Элизабет каждый раз находила способы укрыть от меня эту информацию? – Я был жестким, в голосе слышалось обвинение. – Ты хоть как-то помогала ей с этим крохотным обманом?

– Постой.

– Ну уж нет. Ты отдала ей гребаную семейную колыбельную. Ты все это время общалась с ней. Ты сама рассказывала мне, как она говорила тебе о Грейс, и что я помешан на ней. Грейс тебе не нравилась с самого начала, и я знал об этом. Вы обе ревновали к ней.

– Я через две секунды повешу трубку, если ты не замолчишь.

Я тяжело дышал, пульс был ускоренный. Во мне не осталось ничего, кроме яростного гнева и адреналина.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я никогда не ревновала к Грейс. Она в твоей жизни была около пяти минут, и теперь ты меня обвиняешь в чем-то? Элизабет мне не говорила ничего, кроме того, что у тебя есть куча фотографий Грейс, которые ты отказываешься выбрасывать.

– Именно из-за Элизабет я не общался с Грейс на протяжении этих пятнадцати лет. И из-за нее же я, вероятно, до сих пор не женат на Грейс.

Моника тяжело вздохнула.

– Мэтт, ты такой мелодраматичный.

– Я даже не знаю, почему говорю тебе все это.

Моника молчала мгновение, а потом сказала:

– Думаю, потому что мы семья. – Ее слова удивили меня. – Тебе следует поспать, Мэтт. Ты на взводе. Мне жаль, если все то, что ты рассказываешь, правда. Никогда не думала, что Элизабет стала бы что-то скрывать.

– Как и я. Но она скрывала.

– Я передам Александру, чтобы он позвонил тебе, хорошо?

– Хорошо. Спасибо, Моника. Спокойной ночи.

Я пялился в окно до двух часов ночи. В голове был туман, потому я решил прогуляться и бессознательно добрел до улицы, на которой жила Грейс. Было невозможно тихо, пока я стоял, не сводя глаз с четырех одинаковых коричневых домов. Мне не было известно, в котором из них жила она – все дома были идентичными.

– Грейс! – закричал я.

Стоило позвонить ей и сказать: «Грейси! Грейс, пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой!», но если ты очень сильно хочешь поговорить с кем-то в два часа ночи, то лучше нанести личный визит.

– Грейс, пожалуйста!

Мужчина на другой стороне улицы открыл окно и завопил:

– Пошел вон, не то я вызову полицию.

– Давай! – закричал я в ответ.

– Все в порядке, Чарли! – Это был голос Грейс.

Я обернулся и увидел ее в дверном проеме одного из четырех коричневых домов. Я взбежал по пяти ступенькам до самой двери, на грудь давил невидимый груз. Ее лицо было всего в паре дюймов от моего, и она смотрела мне прямо в глаза. На ней была розовая фланелевая пижама с елками. На улице был май. Я улыбнулся.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

Я взял ее за руки и опустил взгляд.

– Я хотел поцеловать тебя еще раньше, но струсил.

Приблизившись, я коснулся ее губ легким, нежным поцелуем. Ее губы были мягкими, но движения – нетерпеливыми. Она целовалась так же, как и всегда – страстно. Обняв меня за шею и прижавшись к моему телу, она углубила поцелуй. Грейс провела руками по моим бокам, перешла к талии и в итоге забралась под футболку. Пальцами она нащупала дизайн моего ремня.

Она отстранилась и прошептала мне на ухо:

– Все еще носишь его?

– Ты всегда была со мной, Грейс. Я так и не придумал, как забыть тебя.

Она взяла меня за плечи.

– Что мы будем делать?

– Встречаться?

Грейс расхохоталась.

– Ты хочешь встречаться со мной?

Да я бы прямо сейчас женился на тебе, лишь бы ты согласилась.

– Да, я хочу встречаться с тобой. Ты моя любимая бывшая жена

Она подняла голову, и я взглянул ей в глаза. Было облегчением обнаружить в них озорной блеск.

– Я свободна во вторник после занятий.

– Хочешь встретиться у общежития часа в три?

Она снова засмеялась, но в лунном свете засверкали ее слезы. За один день я вызывал их у нее слишком часто.

– Да, увидимся там.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Прости, что разбудил. Возвращайся ко сну, юная леди. – Я поцеловал ее в нос, развернулся и поскакал по ступенькам вниз. – Вторник, в три, – крикнул я. – До встречи!

– Потише там! – раздался из окна громкий голос Чарли.

– Иди в постель, Чарли! – в ответ ему крикнула Грейс.

22

.

Почему не сейчас?

МЭТТ

Все выходные я посвятил покупке вещей в квартиру, чтобы сделать ее более уютной на случай, если придет Грейс.

Проснувшись утром в понедельник, готовясь к встрече с Элизабет на работе, я чувствовал переполнявшую меня злость. Чтобы выпустить пар, я вышел на пробежку, затем принял душ и направился в офис. На пути к рабочему месту я увидел Скотта.

– Привет, могу я поговорить с тобой? – спросил я.

– В чем дело, мужик?

– Мы можем пойти в твой кабинет?

– Конечно.

Мы сели по обе стороны от его стола, друг напротив друга.

– Я больше не могу находиться в этом офисе. Могу я работать из дома?

Скотт откинулся в своем кресле.

– Бро, последние пару лет ты забрасывал меня многими просьбами.

– Я знаю, прости, но больше не могу мириться с этим офисным дерьмом.

– Вы с Элизабет приняли решение оставить полевую работу и осесть. – Он изогнул бровь, как бы говоря: «Помнишь?».

– Скотт, я собираюсь быть честным с тобой. Дело не в работе в офисе. Думаю, для всех будет лучше, если я не буду работать в том же здании, что и она.

– Серьезно? Мне казалось, ты перенес развод на удивление легко. И прошло уже больше года. Ты действительно так помешался из-за нее?

– Поступила новая информация. Я больше не могу работать в одном помещении с это психопаткой. – Я улыбнулся, вероятно, становясь похожим на психа.

– Да ладно, Мэтт, давай будем благоразумными.

– Я буду фрилансером, Скотт. Я так уже работал и взял чертового Пулитцера.

Скотт прищурился, присматриваясь ко мне.

– Не угрожай мне, Мэтт.

– Я не угрожаю тебе, и не стану вдаваться в подробности, что именно она сделала. Хватит того, что она разрушила мою жизнь, и я больше не могу с ней работать, ладно? И не думаю, что так уж неразумно не хотеть работать с беременной бывшей женой и ее новым мужем. Я отправлял чертов запрос еще месяц назад и все еще здесь. Либо она, либо я.

Скотт тяжело вздохнул.

– Мы хотим, чтобы ты оставался в команде, но ты знаешь, что Элизабет никуда не денется. Она беременна. Она засудит нас, если мы попытаемся избавиться от нее.

Я вскинул руки.

– Мне все равно, мужик. Я уйду.

Скотт крутился на кресле, а я наблюдал за ним. Он руками провел по своей сияющей лысой голове, скрестил руки на груди и снова откинулся на спинку кресла.

– Хорошо, ты можешь работать из дома. Мы никогда так не делали, кстати, и мне нужно, чтобы ты понимал, что получаешь особое отношение. Но это лишь до тех пор, пока мы не придумаем для тебя что-то еще. Тебе нужен ассистент, который был бы уполномочен представлять тебя на встречах, если ты реально не можешь заставить себя притащить свою задницу в это здание. Может, Китти? – усмехнулся он.

Я поднялся и хлопнул в ладоши.

– Это прекрасный, мать его, план, Скотт. Я обожаю тебя. – Я обошел стол, схватил его лицо и поцеловал в щеку. – Я выметаюсь. И, да, я сам найду себе ассистента, – прокричал я через плечо, выходя из его кабинета.

Немного позже, когда я добродушно шествовал по коридору со своими вещами в коробке, я наткнулся на Элизабет. Просто помни: если убьешь ее, сядешь в тюрьму.

– Что это ты делаешь со своими вещами? – Она уперла руку в бедро, преграждая мне путь.

– С дороги.

– Почему ты такой грубый со мной? Я беременна, придурок.

– Я в курсе, как и любой другой зрячий человек. А куда я иду, не твоего ума дело. Пошла с дороги.

– Тебя уволили?

Хоть я отчаянно пытался не обращать на нее внимания, у меня не получилось сдержать себя в руках.

– Я знаю о звонках Грейс, о ее письмах, и что ты прятала их от меня. Спасибо тебе за это.

Элизабет закатила глаза и посмотрела в потолок.

– Ох, да ради бога, я так и знала, что это выплывет. Послушай, когда ты в девяносто седьмом вернулся в Нью-Йорк, ее не было, ты был разбит, твою мать, Мэтт. Мне пришлось подобрать твою извиняющуюся задницу и тащить ее годами. Думаешь, у тебя была бы эта работа, если бы не я? Ты был начинающим алкоголиком, мечущимся как неудачник. Я спасла тебя от саморазрушения. А ее не было рядом.

Я рассмеялся.

– Начинающим алкоголиком? Ты придумала это определение, чтобы оправдать свою ложь? Какая же чушь. Мы с тобой никогда бы не поженились, если бы я знал, что она пыталась связаться со мной.

– Знаешь ли ты, как это жалко звучит?

– Ты всегда выбирала, что лучше для тебя, несмотря на цену. Ты хотела меня и делала то, что считала нужным. Ты хотела ребенка, и раз меня не было рядом, чтобы дать тебе его, ты пошла и нашла следующего добровольца, невзирая на то, что ценой стал наш брак. Это ты жалкая, Элизабет. Не я.

У нее не было слов.

– Мне казалось… ты любил меня. – Это была типичная тактика Элизабет. Она за какую-то секунду могла сменить гнев на обвинение с попыткой вызвать жалость к себе.

– Я любил ту, которой ты, казалось, была, но теперь я понял, что той женщины никогда не существовало. Мне нужно идти. – Я пытался обойти ее, но она снова преградила мне путь.

– Постой, Мэтт.

– Прошу, уйди с дороги.

– Почему она все еще преследовала тебя, зная, что мы были женаты? Это же была общеизвестная информация. Не думаешь ли ты, что это несколько ненормально?

– Ты винишь ее за желание сблизиться? За желание узнать, что между нами произошло? Она была уничтожена, как и я. – Замолчав, я бросил взгляд на растущий живот Элизабет. – Ради этого бедного человека, растущего в тебе, надеюсь, ты научишься хоть чему-нибудь. – Она начала плакать, но меня это не зацепило. – Прошу, Элизабет, убирайся с моего пути.

Я высвободил свой гнев, и теперь все казалось смехотворным. Мне было не до криков, все было похоже на гребаный розыгрыш, совершенный по отношению ко мне. Я мог либо принять происходящее и двигаться дальше, либо дать этой высасывающей жизнь женщине еще секунду, которой она не заслуживала.

Я протиснулся мимо нее со словами:

– Надеюсь, никогда не увидимся.

В Нью-Йорке была весна, и я был волен идти, куда захочу.

Под светом лучей пробивающегося между небоскребами солнца я шел к метро, крепко держа средних размеров коробку, наполненную моими карьерными достижениями. Стоя в поезде, я улыбался, пытаясь детально восстановить пятничный поцелуй с Грейс. Какими мягкими были ее волосы, которые я пропускал между своих пальцев, и как она, как и пятнадцать лет назад, не открывала глаза еще секунду после завершения поцелуя, словно смакуя его.

Больше никто и ничто не могло встать на моем пути.

***

Во вторник я отправился на утреннюю пробежку и отсчитывал минуты до встречи с Грейс в три часа дня. Я приехал слишком рано и сидел на ступеньках общежития, пока она не пришла ровно в назначенное время. С последней встречи она ожила, в ее походке была прыгучесть от прежней Грейс. На ней были колготки, юбка в цветочек и свитер. Более взрослая версия университетского стиля. Окинув себя взглядом, я понял, что и мой стиль не сильно изменился: джинсы, футболка и «Конверсы». Неужели и правда прошло столько времени? Доказательствами служили новые морщинки на наших лицах.

Я поднялся и убрал руки в карманы.

– Ты ел? – спросила она.

– Умираю с голода, – солгал я. Мне хотелось делать все, чего бы ни захотела она. – Чего бы тебе хотелось?

– Как насчет того, чтобы взять по хот-догу и прогуляться по парку?

Я улыбнулся. Ничто не могло бы быть лучше. Хотя, с тем же успехом она могла сказать: «Может, прокатимся на гондоле по Венецианскому каналу?», либо: «Может, посидим в Долине Смерти без воды?», – и для меня бы это звучало так же хорошо при условии, что она была бы рядом.

– Отличная идея.

Мы шли плечом к плечу, ведя светскую беседу. Я рассказывал ей о работе, опуская конфликтные моменты с Элизабет.

– Как твои родители? – спросил я.

– Так же, разве что теперь мой отец трезвый, а мама снова вышла замуж. Брат и сестры выросли и разъехались. Ближе всего я со своей младшей сестрой. Она живет в Филадельфии, и мы часто видимся. После смерти Дэна я подумывала о возвращении в Аризону, но слишком люблю Нью-Йорк. У меня здесь друзья, и я никогда не смогу продать дом.

Я ощутил боль в груди. Хотел бы я быть тем, кто купил ей дом.

Мы съели наши хот-доги на ступеньках у фонтана на Вашигтон-Сквер-парк, и стали наблюдать за малышами, плескавшимися в воде. Одна худенькая светловолосая девочка, примерно трех лет, истерично смеялась. Я не преуменьшаю, дико хохотала все пять минут кряду, что ее маленький брат обрызгивал ее.

– Эти детишки очаровательные.

– Ага. Есть косяк? – спросила она обыденно.

– Внезапная смена темы? – Я косился на нее некоторое время. – Стой, ты серьезно?

– Почему нет? – Она потянулась ко мне и указательным пальцем стерла с моей губы горчицу, после чего засунула палец к себе в рот.

Господи Иисусе, женщина.

– Я могу достать, – сказал я, находясь в прострации.

– Может, в следующий раз. – Она бездумно пожала плечами, на мгновение став Грейс из прошлого.

– Ты не переживаешь, что тебя могут увидеть ученики?

– Я тут подумала, что мы могли бы пойти к тебе.

– Ох, конечно. Можем. – Я энергично закивал, как взволнованный школьник. – Да, никаких проблем.

– Смотри! – Она показала на парня, катавшего девушку на спине и наматывавшего круги, пока его подруга довольно визжала.

Грейс улыбнулась, а затем к ее глазам подступили слезы. Твою мать, не плачь, Грейс. Прошу. Я умру.

– Я все еще могу так же. Я не настолько старый, – оповестил я ее.

Она начала смеяться, пока слезы стекали по ее лицу.

– Ладно, Старый Мужчина Шор, я позволю тебе попытаться, но я в юбке.

– Ты что-то говорила о том, чтобы пойти ко мне? – Я изо всех сил старался изобразить саму невинность.

– Верно, если ты хочешь. Мне бы хотелось увидеть твою квартиру.

– Серьезно?

– Конечно. Я хочу увидеть, где ты живешь. Я не предлагаю тебе секс.

– Пф-ф-ф. Я знаю… Я и не думал об этом. – Хотя, я думал именно об этом.

Метро было забито из-за часа пик. Грейс встала передо мной и спиной прижалась к моей груди. Мне стало интересно, закрыты ли ее глаза. Я наклонился и прошептал ей на ухо:

– Мы могли бы взять такси или пройтись. Я забыл, что мы теперь взрослые.

– Мне нравится кататься в метро с тобой.

Я притянул ее еще ближе. Создалось впечатление, что всех тех лет, что ее у меня не было, не существовало.

Когда мы добрались до строения, и двери лифта открылись на четвертом этаже, в мой лофт, Грейс вышла передо мной. Она тут же подняла взгляд и увидела состоящий из балок потолок. Я включил свет.

– Это потрясающе, Мэтт.

– Мне он нравится.

Небо пока еще не полностью заволокло тьмой, рассеянный свет проникал в комнату. Грейс подошла к окну.

– Отсюда, наверное, можно увидеть крышу моего дома.

– Не получится. – Она повернулась и улыбнулась. – Налить тебе бокал вина? – спросил я.

– Было бы замечательно.

Грейс решила прогуляться по лофту, а я направился на кухню. Спальня плавно переходила в кухню, та в гостиную комнату, а гостиная – снова в спальню, и все это огромное пространство с высоченными потолками было разделено всего несколькими брусьями. Разлив вино, я стал наблюдать за ней, как она рукой проводила по белому одеялу.

– У тебя очень милое жилье. Мне нравится грубый стиль. Обычно люди такие квартиры стремятся оформить в современном стиле.

– Можешь называть меня старомодным.

– Не думаю, что ты старомодный. – Она встала у стены и уставилась на фотографию, которая принесла мне столько наград.

– Passé?¹⁷ – спросил я, протянув ей бокал. Проходящее?

– Вечное, – ответила она с ухмылкой.

Мне вдруг захотелось, чтобы она говорила о нас. Разве мы не такие? Не вечные? Ничто не может изменить того, что происходило с нами все эти годы, даже если между нами витала мысль о том, что могло бы быть.

– Ох, ну, спасибо. Сентиментальное заявление.

Грейс указала на фотографию.

– Но это… это мощно. Ребенок и оружие… – Она покачала головой. – Очень трагично. Ты был напуган, когда делал снимок?

– Нет, не был. Иногда камера кажется щитом. В начале, когда я был в местах вроде этого, я часто рисковал.

– Как думаешь, ты возьмешь еще одного Пулитцера?

– Это вроде как бывает раз в жизни, но мне бы хотелось вернуться в поля.

– Готова спорить, что некоторые из лучших фотографий просто счастливая случайность.

– Как и жизнь. – Я сделал шаг к ней навстречу и убрал прядь ее волос за ухо. – Я хочу поцеловать тебя.