Текст книги "Девушки и единорог"

Автор книги: Рене Баржавель

Соавторы: Оленка де Веер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Погода стояла такая же замечательная, как и накануне. Воздух над Ирландией, обычно постоянно перемещающийся, уже двое суток был непривычно застывшим. Гризельда обошла остров, посетила все любимые уголки, где пережила в детстве столько воображаемых приключений. Она постояла, закрыв глаза и подняв лицо к солнцу, на выходе из туннеля. Потом растянулась на горизонтальной плите и попыталась представить ее легкой, как пушинка, чтобы отправиться на этой ставшей лодкой каменной глыбе в свое будущее, в надежде раскрыть его тайны. Но плита не потеряла вес и не шевельнулась.

В неподвижном воздухе аромат тиса скапливался вокруг дерева и стекал на землю, густой, словно жидкость. Гризельда наклонила к себе одну низкую ветку и зарылась в нее лицом. Она глубоко вдохнула запах смолы, похожий на зеленый фимиам.

Потом она опустилась на колени перед норой и негромко позвала:

– Уагу!.. Эй, Уагу!.. Я уезжаю!.. Навсегда!.. Я пришла попрощаться с тобой. Прощай, Уагу!..

– Уау-у-у, уау-у-у, – еле слышно ответил голос из-под корней. И Гризельде показалось, что сам остров прошептал: «Прощай, прощай.»

Гризельда встала со слезами на глазах и побежала домой. Настало время выбрать, что она возьмет с собой. Она открыла заказанный в Лондоне кожаный саквояж, до сих пор ни разу ей не понадобившийся, распахнула дверцы шкафов и комодов и принялась лихорадочно выбрасывать их содержимое на ковер, время от времени выхватывая из растущей груды рубашку, юбку, платье, ленту, чулки, еще одно платье, туфли, шляпку, разные восхитительные и бесполезные мелочи. Пригодилась ничтожная часть того, что у нее накопилось за многие годы.

Охваченная отчаянием, она прекратила показавшуюся ей бессмысленной возню и подошла к окну. Красный шар солнца опускался к горизонту. Как и накануне, с моря начал подниматься туман.

Она оказалась последней из собравшихся в столовой членов семейства. Появившись в дверях, она поразила присутствующих своим видом, так как надела свое самое красивое платье, белое платье для бала, и нацепила все драгоценности.

– Ах, Гризельда, – удивленно произнесла леди Гарриэтта, – к чему такой наряд? В день, когда нас покинула Элис!

Она поднесла к глазам платочек с кружевной оторочкой.

– Вот именно! – ответила Гризельда. – Этот день не должен быть днем печали. Я кое-что поняла. Я должна сказать вам. Если ваша дочь покидает родной дом, вы не должны печалиться. Она ушла, чтобы прожить свою жизнь так, как она этого хочет. Она счастлива. И вы должны быть счастливы. Сегодня у нас не день скорби, а день радости!..

Она подошла сначала к отцу, затем к матери и поцеловала их. Леди Гарриетта заплакала.

– Ну ладно, Гарриэтта, ладно! – пробормотал сэр Джон.

Он ласково похлопал жену по руке, и та быстро успокоилась. Сэра Джона сильно потряс уход Элис, и поведение Гризельды позволило ему восстановить душевное равновесие. Ее поступок он отнес к числу тех необычных моментов, которые до самых глубин затрагивают жизнь семьи. Время меняется, мир меняется, они очутились словно в конце затянувшейся весны, когда цветы увядают и наступает новый сезон. Принесет ли он плоды или долгое одиночество зимы?

Когда Гризельда садилась на свое место, она неловко задела тарелку, и все содержимое оказалось у нее на платье. Она вскрикнула, вскочила и побежала переодеваться. Среди сочувственных восклицаний присутствующих молчаливой оставалась только Китти, несколько возмущенная артистическим талантом Гризельды, столь искусно сочетающей естественные эмоции и комедию.

Вернувшаяся в столовую Гризельда выглядела великолепно. Она была в оранжевом платье, а это цвет радости. К тому же, оранжевый цвет более практичный.

Эвакуация Шауна прошла весьма успешно. Возле окна остался затянутый ремнями саквояж, в который Гризельда уложила свои украшения. Она была готова.

* * *

Вечерний туман поднялся не так высоко, как накануне. Он остановился на уровне окон первого этажа, необычно плотный и неподвижный. Сверху он казался волнистой поверхностью молочного моря, затопившего землю. Из него выступали дом и верхушки деревьев, все остальное скрылось под мягким, молчаливым, застывшим покровом. Скоро туман стал серым, и по мере того как убывал дневной свет, приобретал все более и более темный оттенок. В десять часов вечера на потемневшее небо высыпали многочисленные звезды, тогда как окутанная покрывалом тумана земля оставалась необычно светлой. Можно было подумать, что она освещает небо.

Китти зашла к Гризельде, чтобы попрощаться. Молли к этому времени уже исчезла. В доме воцарились тишина и покой. Постепенно затихли обычные вечерние звуки. Эми постаралась пораньше закончить все работы на кухне и позволила служанкам необычно рано отойти ко сну. Она обняла Гризельду и сказала:

– Я видела, как ты родилась, а теперь вижу, как ты уходишь. Если ты когда-нибудь вернешься, я этого уже не увижу. Но ты сделаешь все, что должна сделать. Если захочешь, ты будешь счастливой. Счастье человека не зависит от окружающих. И потом, не так уж важно быть счастливым.

Китти, нервничая, ходила взад и вперед по комнате, то и дело тяжело вздыхая.

Гризельда посмотрела на часы: уже половина одиннадцатого.

– Ну, мне пора, – сказала она.

Она выглянула из окна. Фонарь, всегда горевший ночью возле конюшни, неуверенно освещал туман в промежутке между домом и службами. Все выглядело спокойным и пустынным. Гризельда не решилась появляться в коридоре с саквояжем. Она привязала к его ручке длинную ленту английских кружев и спустила саквояж из окна. Коснувшись поверхности тумана, он исчез и сразу же коснулся земли. Гризельда отпустила ленту, и туман тут же проглотил ее. Потом наступила очередь плаща. Отойдя от окна, Гризельда опустилась на колени, чтобы обнять Ардана, с утра не находившего себе места и ни на шаг не отходившего от нее.

– Будь умницей! Ты просто красавец!.. Ты самый красивый пес на свете!.. Ложись здесь. Лежать!.. Я постараюсь вернуться, может быть, не сразу. Но я вернусь.

Она поцеловала у Ардана уши и встала.

– Ты позаботишься о нем?

– Ты же знаешь.

– Ты будешь говорить ему обо мне?

– Если ты не хочешь, чтобы он тебя забыл, можешь остаться!

– Не сердись. Прощай, Китти. Ты не хочешь обнять меня?

– Я провожу тебя до лодки. Поторопись!

– Ты хочешь спуститься по плющу? Ты упадешь!

– Если отсюда выбрался инвалид, то я тоже смогу!

– Что ты говоришь? Почему инвалид?

– Ладно! Ну, вперед!

Пожав плечами, Гризельда выглянула из окна и тут же отшатнулась.

На повороте аллеи появился светлый силуэт констебля, вернее, его верхняя половина. Это был Эд Лейн, державший в руке фонарь, снятый с велосипеда. Верхняя часть его туловища плыла над туманом, как корабль, постепенно увеличиваясь по мере приближения к дому. Когда он остановился, у него появились бедра и колени.

Повинуясь жесту сестры, Китти погасила свет в комнате и подошла к стоявшей у окна Гризельде. Они увидели, как открылась дверь на кухню и появилась Джейн, видимая почти целиком.

– Ах, лейтенант, как хорошо, что вы пришли!

– Я был на дежурстве, когда мне передали ваше письмо. Мне пришлось найти приятеля, который согласился подменить меня. Я очень торопился успокоить вас. Этот террорист никак не может оказаться здесь.

– Уверяю вас, он приезжал вчера на своем автомобиле. Все слышали мотор!

– Ох, – прошептала Гризельда, – ну и дуреха!

– Автомобиль утонул в озере, мисс. Я видел его в прошлый четверг, вокруг него плавали рыбешки.

– У него было время с четверга, чтобы выбраться из воды.

– Это невозможно, мисс, он не работает, он давно заржавел.

– Вы так думаете? – еле слышно пробормотала Джейн. Она замерла, подняв лицо, перед громадной фигурой полицейского и, казалось, чего-то ждала. Лейн не шевелился и молчал. Она откашлялась, пытаясь что-то сказать, но слова застревали у нее в горле.

– Чего они дожидаются, почему не заходят на кухню?

– Нам придется спуститься по лестнице. Нельзя рисковать, они могут увидеть нас.

– А мой саквояж? Мои вещи? Если они сделают несколько шагов в сторону, они наступят на сумку!..

Тем не менее, нужно было уходить, их давно ждали на берегу.

– Мы проскользнем за поворотом аллеи, – сказала Гризельда. – Бежим! Ох уж эта Джейн! Она написала ему!..

– Тебя это удивляет? Она способна и не на такие глупости!

Они бесшумно вышли и выбрались в туман. Китти накинула на голову косынку, Гризельда воспользовалась небольшой соломенной шляпкой, к которой был прикреплен небольшой букетик маргариток. Эту шляпку она получила из Парижа и ни разу еще не надевала. Но она ей очень нравилась.

Они обогнули дом. В небе появилась почти полная луна, заливавшая бледным светом поверхность слоя тумана с множеством небольших возвышений и долин. В понижении у поворота аллеи туман поднялся Гризельде до плеч, потом до подбородка. Китти почти вся утонула в тумане благодаря своему маленькому росту. Она еще могла видеть голову сестры, ее шляпку и ее маргаритки, плывущие по молочному морю. Осторожно продвигаясь, они вышли из-за поворота аллеи и увидели констебля и Джейн на том же месте.

Их голоса звучали немного приглушенно из-за тумана, но все слышалось очень отчетливо.

– Лейтенант, вы еще долго останетесь на службе в полиции? – спросила Джейн.

– Это зависит от многого, мисс, – ответил Лейн. – Если я захочу, я могу уволиться, но могу и подписать новый контракт. У меня в Шотландии осталась небольшая ферма, она перешла мне по наследству от отца.

Что-то большое и мягкое, невидимое в тумане, уткнулась в ноги Китти. Та от неожиданности негромко вскрикнула.

– Кто там? – крикнул констебль и поднял фонарь, посветив в их сторону. Китти и Гризельда присели, спрятавшись в тумане. Китти снова вскрикнула. Вплотную с ее лицом оказалась черная физиономия с блестящими глазами. Это была овца-меринос.

– Стойте здесь, мисс, – сказал Эд Лейн. – Я пойду посмотрю.

– Не оставляйте меня, лейтенант!.. Не бросайте меня!.. Я боюсь!.. Ах.

Джейн стала мягко оседать, наполовину лишившись сознания или изображая, что теряет его. Она проделала это не слишком быстро, чтобы полицейский успел подхватить ее раньше, чем она исчезнет в тумане.

Над поверхностью тумана появились маргаритки на шляпе Гризельды, а затем и ее любопытные глаза. Она успела увидеть, как Эд Лейн поднял Джейн и понес ее на кухню, не выронив при этом фонарь. Войдя на кухню, он ногой захлопнул за собой дверь.

Гризельда метнулась к дому, схватила саквояж, плащ и бросилась в лес. Китти последовала за ней. Сердце Гризельды отплясывало фарандолу[26]26
  Народный хороводный танец, зародившийся в Провансе (Франция) в XIV в. Характерен сменой медленного и быстрого ритма.


[Закрыть]. Препятствий на их пути больше не было. Ей неудержимо хотелось танцевать и петь, петь. Спускаясь к морю, они быстро погрузились в туман, закрывший их с головой. Луна ярко светила, и они шли по освещенной неуверенным светом дорожке между двух темных стен деревьев. Гризельда накинула плащ и, хорошо зная дорогу, бросилась бегом. Дружеская ветка сорвала у нее с головы шляпку, другая коснулась волос и извлекла из них все заколки. Волосы рассыпались, их волна опустилась ниже талии. Когда она очутилась возле башни Американского порта и повернулась к Китти, тысячи капелек влаги образовали жемчужную диадему на ее голове, засверкали на бровях и на ресницах. Ее зеленые глаза сияли, огромные, как море.

– Прощай, Китти!.. Прощай!..

Она обняла сестру, прижалась к ней, отпустила и побежала к входу в башню. Весь проем занимал силуэт Шауна. Он протянул к ней руки, и она нырнула в его объятия.

– Гризельда!.. Наконец. – негромко произнес Шаун.

Китти увидела вместо двух теней одну; эта тень медленно растворилась в темноте проема, более густой, чем снаружи. На их месте осталась черная дыра. Китти внезапно почувствовала себя ужасно одинокой, словно перед ней только что зашло солнце, и она не была уверена, что увидит его снова.

Пятнисто-рыжая с белым масса пронеслась мимо и нырнула в башню.

Китти услышала возглас Гризельды:

– Ардан! Это Ардан! Ты сбежал! Дикарь, разбойник! Молодец! Идем, ты поедешь с нами!..

Затем послышались неразборчивые фразы, произнесенные голосами Молли и Меешавла Мак Мэррина. Китти забеспокоилась, как Меешавлу удастся в таком тумане доставить своих пассажиров к Белому острову, тогда как даже днем при солнце ему нужна была лошадь, чтобы не сбиться с дороги домой. Правда, там был Шаун и, вероятно, Ферган. Она услышала плеск воды и стук весел, постепенно удалившийся в серую мглу и пропавший.

Ее охватила такая тоска, что она не выдержала и закричала:

– Гризельда! Гризельда, вернись!.. Гризельда!..

Но туман хватал ее слова, едва они вылетали изо рта, обволакивал их и проглатывал.

Она услышала доносившийся с другого конца света голос Меешавла, который пел:

 
«Мэри, Мэри, где ты, Мэри?
Ах, моя Мэри…»
 

Мэри, как всегда, ничего не ответила.

Китти повернулась спиной к морю и медленно направилась к дому. Густой туман превратился в обычный осенний туман, и деревья по сторонам тропинки были обычными деревьями. Впереди, в конце дорожки, возвышался дом, обычный дом, только он опустел на три четверти.

Китти остановилась. У нее на глазах выступили слезы. Она прошептала:

– Гризельда. Ах, Гризельда, нам будет не хватать тебя.

Авторы о романе

О, Гризельда, нам будет не хватать тебя…

Нам пришлось закончить эту историю. Примерно через год после ночи отъезда мать Молли, превратившаяся за несколько месяцев в маленькую старушку, медленно бродившую среди цветов, получила от дочери короткое письмо, в котором ничего не говорилось о Гризельде и Шауне. Но там было сказано, что все чувствуют себя хорошо. И слово «все» было подчеркнуто. На необычной марке, наклеенной на письмо, был изображен тигр и написано слово «Пенджаб».

Каким образом четверо путешественников – если слово «все» подразумевает также Гризельду и Шауна, – отправившихся в Америку, оказались в Пенджабе? И что они там делают?

Эрни вскоре скончалась, и мы больше ничего не узнали.

О, Гризельда, нам так не хватает тебя… Мы до сих пор не нашли тебя, но мы ищем и будем искать всегда…

Часть этого повествования, написанную мной, я посвящаю Ирландии, ее мужеству, ее юмору, ее красоте.

И я уступаю слово второму автору, написавшему эту книгу вместе со мной, Оленке де Веер. Она правнучка Элен и Амбруаза.

Рене БАРЖАВЕЛЬ

* * *

Я посвящаю мою часть этой книги памяти моей матери, Элен до Веер, внучке Элен Грин с острова Сент-Альбан.

От моей матери у меня сохранились семейные традиции, кровь единорога и ностальгия по острову. Она умерла, никогда не повидав Ирландии.

Элен рассталась с Амбруазом через два года после свадьбы, забрав с собой Джона, сына от этого брака. Она перебралась в Париж, где Джон женился на француженке. История любви Джона странным образом переплетается с приключениями банды Бонно[27]27
  Бонно Жюль (1876–1912) – французский анархист, руководитель так называемой «банды Бонно», совершившей ряд ограблений и убийств в 1911–1912 годах. Хороший механик и опытный автомобилист, он впервые использовал автомобиль при совершении преступлений.


[Закрыть]. У него была дочь – это моя мать. Она восстановила историю семьи, основываясь на рассказах своей бабки Элен и переписке с теткой Китти. В этих бумагах постоянно сквозит тоска по острову. Вот что там происходило после бегства Гризельды.

Сэр Джон был потрясен не так сильно, как можно было ожидать. Он получил взаймы нужные ему деньги от Джеймса Ханта, своего зятя. По его совету он вложил деньги в партию хлопка, рассчитывая получить большую прибыль. Однако за то время, которое потребовалось судну, чтобы доплыть из Индии до Англии, мировые цены на хлопок упали в два раза. На следующий год Джеймс Хант потребовал возвращения денег и добился наложения ареста на остров Сент-Альбан. Когда судебный исполнитель прибыл на остров со всеми бумагами, он наткнулся на забитые досками крест-накрест окна и двери, поэтому не смог вручить уведомление. Семейство скрывалось внутри вместе с Эми и Нессой. Сэр Джон уволил всех других слуг, ушедших очень неохотно. Затворники выходили на свободу по ночам, так как арест имущества не может осуществляться между заходом и восходом солнца. Однажды ночью появился Эд Лейн с просьбой отдать ему мисс Джейн в жены. Сэр Джон удивился в очередной раз, но, поколебавшись, уступил настояниям Джейн. Она стала женой фермера в Шотландии. У нее было много детей и овец.

Уход детей поразил леди Гарриэтту сильнее, чем мужа. Она погрузилась в тихое, слегка усталое безразличие. Ей казалось, что дочери по-прежнему дома, и она то и дело спрашивала: «Ну где же Джейн? А что делает Гризельда? Почему Элис не спустилась?» И Китти отвечала ей что-нибудь, потому что она все равно ничего не слышала. Впрочем, благодаря усилиям Китти и Нессы, она оставалась вполне ухоженной.

Китти удалось убедить отца, что такая ночная жизнь не может долго продолжаться, и она недостойна его. Он написал старым знакомым в Лондон, и репутация крупного ученого позволила ему получить место помощника директора Британского музея. Эта должность плохо оплачивалась, но по крайней мере, ему предоставили квартиру.

Поэтому однажды утром Эми с помощью молотка сорвала доски, и судебный исполнитель смог попасть в дом. Но Джеймс Хунт, давно зарившийся на Сент-Альбан, разочаровался в нем, и остров приобрел нотариус, как было и после смерти сэра Джонатана.

Сэр Джон, леди Гарриэтта и Китти уехали в Лондон в июне, в понедельник после полудня, на большой дорожной карете. Они взяли с собой Нессу, уже превратившуюся из девочки в юную девушку. Погода стояла чудесная, море было спокойным, вовсю цвели рододендроны. Эми не захотела покидать Ирландию. Она ушла накануне вечером с небольшим узелком в руке. Китти видела из окна своей комнаты, как ее силуэт постепенно растворялся в сумерках. В тот момент, когда она ступила на дамбу, к ней присоединился небольшой сгусток красного с белым пламени – это был Уагу. Они вместе исчезли в надвигающейся темноте.

Нельзя сказать, что сэр Джон был сильно опечален, так как он спас главное: свою картотеку. Кроме того, он снова получил доступ к табличкам Шумеров. Проведя год затворником, он заметно пополнел и с трудом застегивал жилет. Он страдал астмой в легкой форме.

Леди Гарриэтта лучилась радостью. За несколько дней до отъезда, когда она поднималась к себе, она встретила Даму, впервые не поднимавшуюся вместе с ней, а спускавшуюся. И Дама с улыбкой протянула ей голенького младенца. Это был мальчик. Она решила взять его с собой в Лондон. В дальнейшем он всегда оставался с ней, и он рос. Кроме нее, никто этого мальчика не видел.

Китти, посвятившая всю жизнь служению другим, до самого последнего дня заботилась о своих двух больших детях – отце и матери.

Нотариус заколотил дом и закрыл остров. По его заказу поперек дамбы установили тяжелую решетку, на которой висели три больших замка. Но он не стал вешать запоры на башню, возвышавшуюся над лестницей у Американского порта. В салоне сэр Джонатан остался в одиночестве со своей лошадью. Как и остров, он замер в ожидании.

Меня с детства заворожила эта история. Остров, белый дом, сэр Джонатан, Гризельда. Может быть, мне нужно было отправиться в Ирландию на поиски их следов? Но я боялась разрушить мои мечты. Прошли годы, и я все же решилась.

Я повидала нотариуса. Сегодняшнего. Он по-прежнему носит фамилию Колум. И удивительным образом походит на своего предка, портрет которого висит в его конторе. Поменялись только одежда и очки. У нынешнего Колума они из пластмассы. Остров уже не принадлежит ему. Но он показал мне его на карте. Отправившись туда, я нашла дорогу к острову и развалины мельницы. И конечно, дамбу. Пройдя по ней, я нашла остров. Замков на решетке не было.

Оленка де ВЕЕР

Париж, 7 июля 1974 г.

Перевод с французского Игоря НАЙДЕНКОВА.