Текст книги "Свет уходящего солнца (СИ)"

Автор книги: Реджинальд Свон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Когда сестра Астрид сказала, что ко мне пришёл новый настоятель англиканского прихода, я сначала не поверила. Что же привело вас к нам?

Усаживаясь на предложенное ей место, Свон почему-то представила себя сидящей на «навозном кресле» и ничуть бы не удивилась, если бы прямо сейчас в кабинет ворвались монахини с торжественными криками: «Mas nobis dominus est!» Но, хмыкнув и отогнав от себя непрошенные фантазии, Эмма ответила:

– Я всегда пыталась сотрудничать со всеми конфессиями, в каком бы городе не служила, ведь у всех нас общие цели и задачи, достигнуть которые было бы гораздо легче, если бы мы помогали друг другу, а не конкурировали за спасение человеческих душ. Возможно, мы с вами могли бы наладить что-то вроде экуменического общения, хотя бы в пределах этого города?

Мать-настоятельница, поджав губы, испытующе посмотрела в зелёные глаза Эммы, а затем, тяжело вздохнув, опустила взгляд.

– Я бы с удовольствием приняла ваше предложение, тем более, что проблем в этом городе действительно очень много: критический уровень наркомании, высокая смертность, насилие в семьях… И справляться с этим было бы лучше сообща. Вот только, боюсь, помощи вам от монастыря не будет никакой. Нам подняли аренду, и если в течение оставшихся трёх недель мы не продлим с властями города договор на следующий год, нас выселят, а землю выставят на торги. Разумеется, за этот срок нам не собрать даже половину необходимых денег.

– Какая сумма вам требуется? – неожиданно для самой себя спросила Эмма.

– Двадцать пять тысяч фунтов стерлингов.

– Я смогу помочь вам, – не задумываясь предложила Свон. – У меня есть деньги.

Опешившая мать Рулгорм на секунду лишилась дара речи. Она словно воочию увидела тонущего апостола Петра, усомнившегося в том, что одной лишь силы веры достаточно для того, чтобы ходить по воде, и как Христос протянул ему руку, не давая погрузиться в морскую пучину. Тряхнув головой, женщина прогнала наваждение.

– Но… мы не сможем вернуть вам такой огромный долг, – неожиданно охрипшим голосом сказала она.

– Этого и не нужно, – успокоила её Эмма. – При монастыре есть школа, и, возможно, некоторые из ваших учителей согласились бы преподавать в нашей школе для сирот. Хотя бы несколько дней в неделю. Дети не могут посещать её – она закрыта с конца учебного года из-за отсутствия городского финансирования. Возможно, хотя бы факультативно вы смогли бы помочь нам?

В следующую секунду мать-настоятельница восторженно схватила свою собеседницу за руку.

– Я обещаю, что двери вашей школы будут снова открыты для учеников! – воскликнула она.

***

Как и планировала ещё утром, Свон привела Генри к докам. В школе мальчику задали выучить несколько стихотворений, и они с Эммой решили поучить их, сидя почти у моря на деревянной скамейке. Гудели отплывающие из доков грузовые корабли, а на горизонте чёрными точками на лазурном небе выделялись лодки рыбаков. С пронзительно громкими криками кружили над пляжем чайки.

– В этом сонете Шекспир как раз пишет о море и рыбаках, – улыбнулся Генри, глядя в открытую книгу, которую держал в руках. – Я бы, наверное смог стать рыбаком, когда вырасту.

Девушка, успевшая после встречи с монахинями переодеться дома в свою повседневную одежду, теперь ходила вокруг скамейки, засунув руки в карманы джинсов и выковыривая из песка носками своих сапог обглоданные чайками раковинки моллюсков. Иногда попадались перламутровые, и тогда Эмма поднимала их и, зажмурив один глаз, рассматривала на солнце.

– Что ж, тогда мы сможем поселиться в какой-нибудь деревеньке ближе к морю, ты будешь рыбаком, а я стану разводить овец в свободное от службы в местной церквушке время. Затем мы будем отвозить овечью шерсть на рынок и, если захочешь, то и твой улов, – присаживаясь рядом с мальчиком, с улыбкой заметила Эмма. Она протянула Генри свою новую находку, которую перед этим очистила от налипшего песка: рыболовный крючок с примотанным к нему обрывком лески. Оторвавшись от сонетов, мальчик с радостью взял его.

– Эмма, а мы так и будем только вдвоём? Разве дома никто не будет ждать нашего возвращения с рынка?

Девушка глубоко вздохнула и, промолчав с секунду, всё же ответила:

– Ну, думаю, нас обязательно с заливистым лаем будет встречать огромная мохнатая псина.

Паренёк и священник, посмотрев друг на друга, весело засмеялись от открывшихся перед ними в недалёком будущем перспектив.

Комментарий к 7.

*Табернакль-в западно-христианских храмах сооружение для хранения предметов религиозного поклонения, часто богато украшенное (резьбой, скульптурными изображениями). Его прообразом является Скиния с Ковчегом Завета.

*Навозное кресло-у католиков есть такой обычай-Sella Stercoraria. Это сажать претендентов на папский престол на стул с дыркой, дабы в буквальном смысле пощупать человека за яйца. Это чтобы не допустить женщину в Римские Папы. Бытует же легенда, что был такой конфуз. Вот именно после него и ввели сие креслице.

*Экуменическое общение-Экумени́зм (греч. οἰκουμένη, обитаемый мир, вселенная) – идеология всехристианского единства, экумени́ческое движение – движение за сближение и объединение различных христианских конфессий…

========== 8. ==========

Комментарий к 8.

Побольше бы комментариев из которых я смог бы узнать о ваших чувствах и эмоциях, которые вызывает текст. Ведь для меня очень важно знать получается ли воссоздать задуманную атмосферу. Да и, вообще я был бы рад любому интерактиву, а то кажется, что главы падают в никуда.

Реджина меланхолично помешивала остывший кофе. Она лишь бросила мимолётный взгляд на влетевшую разъярённой фурией на кухню, мать. Зелена тоже не оторвалась от своего занятия и продолжила кормить младенца из бутылочки, не обращая никакого внимания на происходящее. Сёстры прекрасно знали, что проще проигнорировать начинающуюся бурю, чем потом разбираться с её последствиями, имея неосторожность пытаться её предотвратить. Но только если Реджине на самом деле было всё равно, что за очередной заскок случился у их матери, то Зелене явно было любопытно. Сторибрук был настолько скучным и провинциальным, что любое событие оказывалось сродни глотку свежего воздуха в затхлом и удушливом помещении. А то, что случилось явно нечто из ряда вон выходящее, причём, как минимум, в масштабах этого городка, говорило поведение их матери. Миллс-старшая с грохотом открывала и закрывала шкафчики в поисках, по всей видимости, своей кружки, которую она, к слову, cама разбила неделю назад. Однако никто не осмеливался ей напомнить об этом.

– Прекрати звенеть ложкой! – рявкнула Кора, оборачиваясь к Реджине и вперяя в неё точно такие же, как у дочери, карие глаза. Схожесть некоторых внешних черт младшей Миллс с матерью всегда поражала Зелену. Ей-то достались рыжие волосы отца и его же зелёные глаза. А вот манера зловеще улыбаться и испепелять взглядом неугодных, увы, нет. Правда, Зелена уже почти пять лет не видела, чтобы сестра вообще хоть как-то улыбалась. В ответ на резкое замечание матери Реджина лишь постучала ложечкой о край чашки, стряхивая с неё капли, а затем молча положила её на стол рядом с собой. Всё это женщина проделала в сгустившейся тишине и по-прежнему не глядя ни на кого из присутствующих.

Очевидно, вспомнив про то, что кружки больше нет, Кора перестала рыскать по шкафчикам и взяла первую попавшуюся с двумя розовыми слонятами. Зелена фыркнула, с трудом подавив смех от комичности этой ситуации, а Реджина, не обратив никакого внимания на всю гротескность, продолжила пить свой кофе, обхватив чашку двумя ладонями, параллельно изучая безразличным взглядом узор на обоях за спиной сестры.

Расспрашивать Кору не имело никакого смысла: она всё расскажет сама, если посчитает нужным, вот только посчитает ли? Миллс-старшая никогда не скрывала своего разочарования дочерьми. Ни одна из них не оправдала её амбиций, не утолила её неуёмное тщеславие. В молодости женщина была роковой красавицей, способной, не задумываясь, стирать сердца людей в порошок одним только своим взглядом. Но одна глупая ошибка в далеко идущих планах привела к появлению на свет Зелены. Кора хотела даже отказаться от ребёнка – отдать девочку в детский дом, – но удача всё-таки улыбнулась, и в неё влюбился сам Генри Миллс: легенда американского бейсбола. Он был согласен даже удочерить маленькую Зелену, лишь бы только эта гордая женщина дала согласие выйти за него замуж. А через пару лет родилась Реджина. Девочки росли абсолютно не похожими друг на друга. Если Зелена была бойкой и любопытной, с самого детства проявляя свой безудержный нрав и сложный характер, то младшая Миллс, наоборот, росла тихой и ласковой, любила учиться и читать книги, порой целыми днями пропадая в библиотеке, в то время как старшая сестра с лёгкостью грубила учителям и любой из книг предпочитала сомнительные компании. Однако, несмотря на такие разные характеры, сёстры ладили, что не мешало им всё же периодически ругаться, а однажды они даже подрались. Последствия той ссоры остались в виде небольшого шрама над верхней губой Реджины, и именно тогда Зелена узнала, что Генри не был её родным отцом, что слегка поубавило её неуёмный темперамент. Миллс любил старшую дочь, но в скромной и мечтательной Реджине он просто души не чаял. Девочка была его гордостью, воплощением его идеалов.

– Что это за гадость? – Кора, наконец-то, обратила внимание на то, в чём пыталась заварить себе кофе.

– А это осталось от предыдущих жильцов, – взмахнув свободной рукой улыбнулась Зелена. – Реджина, видимо, не посчитала нужным выбросить такую красоту.

Младшая Миллс, услышав очевидную подколку в свой адрес, лишь молча закатила глаза. Затем, допив, наконец, кофе, она встала из-за стола и пошла в свою комнату, не желая и дальше оставаться невольной свидетельницей разворачивающегося на кухне цирка.

Кора ненавидела это равнодушие дочери. Презирала её за то, что та сломалась и закрылась в себе, не желая участвовать в жизни их семьи. Но ещё больше она злилась, что не имела никакой власти над Реджиной и ничем не могла заставить её действовать в своих интересах. Наследство, оставленное Генри Миллсом дочери, делало Реджину независимой ни от кого, тем более, от её матери. Этого Кора не смогла предвидеть и не могла изменить. По существу, втроём они жили в доме Реджины – и, в основном, на её деньги. Вот только Реджине было не до невольных нахлебников, а Кора никогда бы не признала, что это она зависит от своей дочери, а не наоборот.

Вдова Миллс ещё какое-то время сердито буравила взглядом освободившийся стул, пока из мрачных мыслей её не вырвал въедливый голос старшей дочери:

– Ну же, давай, рассказывай, что случилось?

Зелена уже давно перестала кормить младенца и теперь укачивала его в кроватке, стоящей рядом с ней.

Кора окинула рыжеволосую проблему холодным взглядом, словно прикидывая, достойна ли та быть посвящённой в её планы, и несколько секунд спустя, видимо, придя к какому-то решению, нахмурившись, всё же ответила:

– Спенсер собирался выкупить участок земли в Сторибруке, уж не знаю, зачем он ему, и дал неплохую взятку Вайту, чтобы тот поднял монастырю, который занимает нужную территорию, арендную плату. Монашкам неоткуда было взять такую сумму, к ним никто не ходит: в этом городишке верующих можно по пальцам сосчитать, да и те предпочитают не молиться, а грешить. И что ты думаешь! Вчера в мэрии подтвердили продление договора аренды на весь следующий год. Причём деньги были переведены из бостонского банка. Спенсер злой как чёрт. Эту землю он не увидит теперь год, как минимум. Теперь никаким способом монашек оттуда не прогнать!

Кора, сделав глоток кофе, закашлялась. Её взгляд снова упал на розовых слонят. Женщина раздражённо фыркнула и, вылив содержимое кружки в раковину, выкинула её в мусорное ведро. Она уже собиралась выйти из кухни, но, вдруг резко обернувшись, желчно бросила с любопытством слушающей её дочери:

– Спенсер не успокоится, пока не узнает, кто помешал его планам. Эта бывшая прокурорская задница слишком мстительный ублюдок. Монашки вряд ли бы стали хранить деньги в Бостоне: где Шотландия, а где Штаты? Да и откуда у них взялись бы такие деньги? У этого внезапного божественного провидения есть конкретное имя, и он его скоро узнает.

Октябрьское солнце почти не грело, когда, кутаясь в пальто и шарф, Реджина вышла на улицу. Засунув в карманы чёрные лайковые перчатки, она достала из пачки тонкую сигарету и, присев на скамейку рядом с сестрой, выпустила струйку дыма в морозный воздух. Зелена поморщилась и отодвинула коляску с ребёнком подальше от дыма.

– Мамаша выкинула твою кружку.

– Я даже не сомневалась в этом, – ответила Реджина. – Какая муха укусила её в этот раз?

Сестра ухмыльнулась, её позабавила уверенность Реджины в том, что мать ей всё рассказала.

– Спенсер.

Младшая Миллс, выбросив окурок, презрительно хмыкнула в свой шарф:

– Кто бы сомневался.

Ребёнок в коляске проснулся и, беспокойно заворочавшись, захныкал. Зелена подошла к дочери и, взяв её на руки, принялась укачивать, мурлыкая под нос что-то успокаивающее. Она не заметила, как в устремлённых на младенца глазах сестры промелькнула нежность, и, продолжая поглаживать ребёнка по спинке, села обратно.

– Кто-то подосрал Спенсеру и не дал купить ему землю, хотя Альберт уже явно потирал руки от предвкушения, но не срослось.

– И что же, он теперь настолько сильно обнищает, что это сорвёт его свадьбу с нашей матерью? – фыркнула Реджина.

Зелена положила притихшего младенца в коляску, но девочка снова захныкала.

– Робин замёрзла, идите в дом, – высказала сестре Реджина и снова полезла в карман за пачкой сигарет.

Ничего на это не ответив, Зелена покатила коляску к дому. Реджина, провожая её взглядом, зажгла сигарету от дорогой бензиновой зажигалки, которая когда-то принадлежала Генри Миллсу.

Раньше ей нравилась осень. Она любила гулять с отцом в парках Эдинбурга, любуясь листопадом и летающими в прозрачном воздухе паутинками. Когда они могли говорить обо всём, и Реджина знала, что любима, что отец всегда выслушает и защитит. Докурив, она попыталась согреть тёплым дыханием озябшие пальцы, но холод был не только снаружи, он был и внутри, поэтому ничего не получалось. Смяв опустевшую пачку и засунув руки в карманы, женщина встала со скамейки и направилась в тепло ненавистного ей особняка, в котором они теперь жили.

Отца больше не было, не было Дэниела и их ребёнка… И её тоже не было…

========== 9. ==========

Он курил прямо в постели, но Кора уже к этому привыкла. Она вообще умела очень быстро адаптироваться к чужим недостаткам и закрывать глаза на то, что обычно раздражало, если этот человек послушно играл свою роль в её дальнейших планах. А Альберт Спенсер был именно той пешкой в игре, в которой она так нуждалась. Богатый, влиятельный мужчина, державший многое в этом городе под своим контролем. Могущественнее этого бывшего нэрнийского прокурора в Сторибруке были разве что мэр – Леопольд Вайт, – да владелец местной судоходной компании, выходец из Греции, Аид Хроносис.

– Я был у мэра. Он показал мне договор аренды с монастырём и заверил, что попробует найти в нём лазейку. Леопольд, кстати, был очень удивлён, когда наконец-то вспомнил, где уже слышал имя плательщика – Эмма Свон. Как оказалось, это местный англиканский священник, с которой он виделся, когда та только приехала в город.

Спенсер, помолчав с минуту, гневно добавил:

– Эти еретики совсем обезумели! Допустить женщину к священным таинствам!

Кора, положив голову на его грудь и закрыв глаза, поглаживала ладонь мужчины, покоящуюся на её плече. Она слушала вполуха и делала заинтересованный вид. Миллс всегда без особого энтузиазма воспринимала фанатические речи своего любовника о якобы принадлежности его рода к ордену тамплиеров, а также его идеи о развращённости и упадке нынешнего христианства.

– Ты понимаешь, что если этот немецкий выродок не найдёт возможности аннулировать договор, то я ещё год не получу то, что принадлежит мне по праву! – всё более распалялся Альберт.

– А зачем пришлому священнику другой церкви это делать? Какой ей в этом резон? И, главное, откуда у неё такие деньги? – неожиданно спросила Кора, проводя указательным пальцем по гладко выбритому подбородку Спенсера. – Ты уверен, что это именно она вставила тебе палки в колёса, а не кто-то из твоих конкурентов?

– Какие конкуренты, Кора?! – вспылил мужчина. – Земля нужна мне не для бизнеса. Это моё наследие, то, что должно достаться мне от предков! Леопольд проверил по бумагам, это именно та самая англиканская сучка!

Он не заметил, как Кора, скривив губы закатила глаза: ей никогда было не понять этих мальчишеских игр в солдатики или в тот же бейсбол. Власть и роскошь –единственные вещи, когда-либо интересовавшие Миллс, а мужчины… Что ж, пусть играют и убивают друг друга. Она сможет избавиться и от этого мужа, как пять лет назад уничтожила предыдущего. Вот только в этот раз Кора позаботится о том, чтобы не всплыло никакое неожиданное завещание, которое снова оставит её не у дел и по-прежнему зависимой от других людей.

У Спенсера было несколько внебрачных детей, которые официально не были им признаны, но о которых он знал. Возможно, были и другие: женщина не сомневалась, что этот заигравшийся в рыцаря-монаха лысеющий мужчина по молодости обрюхатил не одну жертву своих «крестовых походов». Образ жизни бывшего прокурора так же нельзя было назвать аскетичным. Он арендовал шикарные апартаменты в центре города, носил дорогую, пусть и простую, одежду: обязательно известных брендов. Ел только натуральную и низкокалорийную пищу, следя за уровнем сахара и холестерина в крови, а так же поддерживал тело в идеальной форме, трижды в неделю выматывая себя в тренажёрном зале. Глаза этого человека, похожие на куски синего льда, выдавали в нём беспощадность, граничащую с крайней жестокостью. Коллеги и подчинённые старались по возможности избегать прямых контактов с ним, не понаслышке зная о его мстительности и требовательности к окружающим и неумении прощать даже незначительные промахи. Однако, несмотря на всё это, Спенсер был всегда верен самому себе и действительно верил в то, чем жил. Его беспощадность к другим обратной стороной имела такую же требовательность к самому себе, а циничность и расчётливость помогли подмять под себя часть бизнеса в новом для него городе, после того как закончилась его прокурорская карьера в Нэрне. Коре нравилась его холодная сдержанность и педантичность. Женщина даже не сомневалась в своих способностях окончательно приручить этого льва, в дальнейшем используя всю его власть и влияние себе на пользу. Вот только она была настолько увлечена и одержима перспективами предстоящего замужества, что даже не заметила бы, если этот самый лев откусил ей голову, которую она по своей самонадеянности так опрометчиво и упорно засовывала в его огромную пасть.

Встав с постели и накинув на себя халат, Миллс улыбнулась и подошла к окну, отодвигая в сторону тяжёлые шторы, тем самым запуская в спальню жёлтый осенний свет уличных фонарей.

– Что ты собираешься сделать с идиоткой, посмевшей испортить твои планы? – женщина знала, как управляться с гордостью и самолюбием любого мужчины. Ведь для неё они всегда были как дети. Поэтому сейчас она хотела сыграть именно на этом, чтобы узнать о планах своего будущего мужа, и по возможности использовать и эту информацию в своих интересах. Её смутно беспокоил вопрос, откуда у простого викария могут быть такие деньги, которыми та, к тому же, так легко разбрасывалась, ведь ясно же как божий день, что нищие монашки будут не в состоянии ей их вернуть. Не понимание выгоды чужих поступков всегда выбивало Кору из привычной для неё колеи, в которой она точно знала как манипулировать людьми. Неизменная формула – деньги – это власть, а власть – это свобода – исправно срабатывала во всех ситуациях, а в сложившейся сейчас не действовали ни логика, ни это правило. Её также страшила возможность ошибки в выборе потенциальной пешки. Ведь если льва смогла нагнуть обычная женщина, пусть и наделённая в рамках своего прихода какой-то непонятной Миллс властью, то перед ней, значит, был не лев, а обычный дворовый кот, потрёпанную шерсть которого она по ошибке приняла за золотое руно. Однако прозвучавшие в тишине комнаты слова Альберта Спенсера заставили Кору непроизвольно вздрогнуть и самодовольно улыбнуться своей фирменной улыбкой собственному отражению в тёмном окне. Всё верно: она снова не ошиблась в своих ставках.

– Я её уничтожу! И даже сама память об этой мерзавке выветрится после этого из Сторибрука за несколько дней!

Ухмыльнувшись своим мыслям, Миллс скинула халат и поспешила вернуться в постель к ожидавшему её любовнику…

***

…Кора с довольным видом открыла входную дверь особняка и погрузилась в тихий полумрак прихожей. Повесив пальто на вешалку, она прошла на кухню, из которой уже распространялся по дому запах свежесваренного кофе, и увидела старшую дочь, вяло ковыряющуюся в тарелке с омлетом и беконом.

– Что, Робин снова не давала тебе спать? – с кислой улыбкой спросила Кора, чувствуя, как хорошее настроение медленно улетучивается, растворяясь в ожидании регулярных жалоб Зелены на «радости» материнства.

– У Горошинки режутся зубы, – ответила та.

– А сестре твоей, я смотрю, это не мешало, если она до сих пор спит? – продолжила Кора.

– Реджина спит где-то в другом месте, я её не видела со вчерашнего дня, – фыркнула в ответ Зелена, но тут же поспешила сменить тему разговора, заметив мелькнувшее на лице матери недовольство:

– Как Спенсер? Справляется с ролью счастливого жениха? Через полтора месяца мы уже, наконец-то, сможем называть его папой.

Женщина уже открыла рот, чтобы дать достойный ответ, как внезапно её прервал донёсшийся из коридора телефонный звонок. Не дожидаясь язвительной реплики матери, Зелена встала из-за стола и подошла к телефону. Спустя минуту она вбежала на кухню – бледная и взволнованная.

– Реджину госпитализировали в больницу с передозировкой наркотиков! – на одном дыхании выпалила она.

Лицо старшей Миллс потемнело от исказившего его гнева.

– Прекрасно! Теперь вместо того, чтобы готовиться к своей свадьбе, я буду вынуждена мотаться по клиникам для наркоманов и терпеть этот позор! – прошипела она.

Зелена, молча сев на стул, потрясённо взглянула на мать. В который раз за свою жизнь она задалась вопросом: а любила ли их та, хоть когда-нибудь?

***

Стены отделения интенсивной терапии давили на неё. Кора с детства ненавидела больницы и по возможности старалась избегать их. Из ординаторской вышел высокий, всклокоченный, крашеный блондин и подошёл к ней.

– Мисс Миллс? – спросил он. Кареглазая шатенка утвердительно кивнула, и мужчина продолжил:

– Меня зовут Виктор Вейл. Ваша дочь поступила к нам из ночного клуба с симптомами сильного наркотического отравления. Сейчас её состояние стабилизировано, и угрозы для жизни нет, она подключена к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Она спит, но вы можете пройти к ней. Несколько дней она пробудет под нашим наблюдением, но я бы порекомендовал вам после выписки отправить её в специализированную клинику для лечения от наркозависимости. В нашем городе как раз есть такой центр.

Кора вновь сдержанно кивнула, и Вейл проводил ее в палату к дочери.

Миллс дождалась, пока доктор оставит их одних, и присела рядом с кроватью, на которой лежала Реджина. Спутанные волосы, бледная кожа, обтягивающая внезапно заострившиеся скулы, синяки под глазами… Без всей своей надменности и холодности она казалась такой маленькой и беззащитно хрупкой, что у любой другой матери на глаза навернулись бы слёзы от боли и сострадания к дочери, но только не у Коры. Сжав губы в тонкую линию, женщина пытливо всматривалась в лицо спящей Реджины, погружаясь в свои мысли, в которых она была далеко за пределами больницы.

Комментарий к 9.

Всё остальное постараюсь выкладывать со следующей недели.

========== 10. ==========

Комментарий к 10.

Выкладываю раньше, потому что когда будет следующее обновление, без понятия. А именно эту главу мне очень хотелось, чтобы вы прочитали, потому что я плакал, когда писал её. И очень надеюсь, что вы заметите в ней кое-что очень важное.

Мэри Маргарет не могла не удивляться тому, как всего за несколько месяцев сирота, потерявший мать, бросивший привычный уклад жизни, переехавший в другую страну и окружённый посторонними людьми, так беззаветно привязался к чужой ему, по сути, женщине. Генри, словно губка, ежедневно впитывал в себя каждое слово Эммы, её взгляды и улыбки, подражал её поступкам и иногда, даже не замечая этого, говорил её словами. Любовь и сострадание такой силы не могли не принести результат: Генри много и счастливо улыбался, с удовольствием учился в школе и охотно заводил всё больше новых друзей и знакомых. Учителя души не чаяли в мальчике, ставя в пример на родительских собраниях его успеваемость, усидчивость и прекрасные оценки. Из жизни Генри безвозвратно исчезли тревожность и тоска, а на их место пришли уверенность в своих силах и возможностях, в том, что какой бы ни был день, в нём всегда будет Эмма, её улыбка и поддержка, защита и преданность своему сердцу. У этих двоих появилось множество шуток и приколов, которые были понятны только им одним. Появились и своеобразные семейные традиции вроде пиццы на дом по понедельникам или просмотров чемпионатов по бейсболу. Иногда экономке даже казалось, что она видит схожие черты лица и одинаковые движения у девушки и ребёнка, отчего постоянно ловила себя на мысли о том, что, возможно, ей не всё рассказали. Но она точно знала, что Дэвид не стал бы ей лгать, да и зачем бы им понадобилось скрывать что-то от неё?

Неделя осенних школьных каникул началась в небывало солнечный для шотландской осени ноябрьский день. Сообщив Мэри Маргарет, что они пойдут в парк для того, чтобы арендовать велосипеды для прогулки по городу, Эмма и Генри, перемыв всю посуду после сытного завтрака, наперегонки побежали наверх за свитерами и тёплыми носками, а затем, стоя в коридоре, хихикали друг над другом, когда пытающаяся не расхохотаться экономка поправляла этим двоим практически идентичные вязаные шапки и шарфы. Она ещё помнила, какая однажды разгорелась война между этими двумя детьми за шапку с белоснежным пумпоном, которая, к несчастью, в магазине была всего одна. В итоге Мэри Маргарет пришлось забрать её себе, а Эмма снова отправилась в отдел тёплой одежды и купила себе самую обычную серую с оленями.

Выйдя из дома, девушка и мальчик улыбнулись друг другу и, шмыгнув носами на прохладном воздухе, одновременно засунули руки в карманы тёплых курток и зашагали бок о бок к воротам.

– Тебе не показалось, что Мэри Маргарет сегодня какая-то загадочно-молчаливая? – спросил Генри, когда они уже прошли площадь с библиотекой и башней с часами.

– Что-то мне подсказывает, что нам стоит ждать сегодня Дэвида и горячий лимонный пирог, – улыбнувшись, прохожему, ответила Эмма, оборачиваясь к Генри.

Мальчик закатил глаза:

– Да когда же они уже начнут встречаться?

– Ну… Дэвид в курсе, что не имеет права жениться раньше меня, – ехидно усмехнулась девушка.

– Эмма… Скажи, ты всё ещё любишь мою маму и поэтому не хочешь ни с кем встречаться? – этот вопрос прогремел выстрелом среди звенящей тишины, громом среди ясного неба.

Свон вздрогнула и, застыв на месте, посмотрела на мальчика расширившимися глазами. Но она не умела врать ему и, тем более, никогда не уходила от ответа. Вздохнув, девушка посмотрела на носки своих новеньких высоких сапог и, опустив плечи, прикусила верхнюю губу.

– Понимаешь, Генри, всё довольно сложно. Я ведь много лет думала, что твоя мама бросила меня. Не могу сказать, что не была готова к этому: меня бросали, начиная с рождения, но, тем не менее, в этот раз было даже больнее, чем когда однажды меня вернули в детский дом через три месяца после усыновления. И я привыкла думать, что всё дело во мне и что Старла тоже просто очень сильно разочаровалась во мне, как и все остальные. И я училась не любить её. А потом мне пришло письмо, и я узнала, что она умерла от тяжёлой болезни. Затем выясняется, что она меня, на самом деле, никогда не забывала и даже доверила мне тебя…

Эмма тяжело вздохнула, облачко пара вырвалось из её рта.

– Мне никто не нужен кроме тебя, Генри, – наконец, сказала она, посмотрев на мальчика. Но тот, лишь отрицательно покачав головой, ответил:

– Ты же знаешь, что я никогда не разочаруюсь в тебе? И я хочу, чтобы у тебя был кто-то ещё, кроме меня!

Девушка почувствовала, как с неё сняли огромный камень, а за спиной расправились крылья. Она улыбнулась, а нахлынувшая во время этого разговора уязвимость исчезла из глаз. Обняв ребёнка, Эмма прижала его к себе и, уткнувшись лицом в шапку на его макушке, прошептала:

– Спасибо…

Пихаясь и швыряясь разноцветными листьями так, что размотались их шарфы, а шапки съехали набекрень, двое счастливых и нашедших друг друга во Вселенной человека дошли до самого большого городского парка, где их ждали самые разные велосипеды. Совершенно новенькие и на любой вкус. Пока Генри с серьёзным видом и по деловому осматривал каждый из представленных, Свон банковской картой оплачивала в терминале время, в течение которого они планировали использовать имущество города. Паренёк выбрал жёлтый для Эммы, так как знал, что это её любимый цвет, с тремя видами скорости и себе – зелёный, такой же модели, но поменьше в размерах. И вот уже, заговорщически переглядываясь, мальчик и девушка, ничего не говоря друг другу, одновременно поняли, что впереди их обоих ждёт соревнование: кто первым доедет до конца парка. Когда победившая Эмма свалилась в кучу собранных уборщиками листьев, Генри весело хохоча, упал на неё сверху. В тот же миг Свон обеими руками захватила немного влажные листья и бросила их на паренька.

– Ты попал под сильный листопад, Генри! – давясь от смеха, сообщила она.

Не переставая улыбаться, мальчик перевернулся на спину и, сбросив с себя листья, лег рядом, раскинув руки.

– Я люблю тебя, Эмма! – вздохнув, проговорил он.

Девушка, сжав его ладонь и повернув к ребёнку голову, почувствовала, как начинает щипать в глазах. Никогда в жизни она не слышала этой фразы в свой адрес. Ей было и больно, и трепетно одновременно. Борясь с сильным желанием разрыдаться, она смогла только прошептать одними губами:

– Я тоже очень люблю тебя, Генри!

Но мальчик, услышав произнесённые шёпотом слова, тепло улыбнулся в ответ. И в этот момент ребёнок и священник поняли, что больше ни один из них не является сиротой. Навсегда…