Текст книги "Испытай меня (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Ши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Холт вздрагивает, но не отвечает.

Заставляю себя подняться с земли и начинаю идти по огромному двору по направлению к реке – моему любимому месту.

– И не ходи за мной, – бросаю через плечо.

Занимаю место на камне, где раньше ощущала себя словно на вершине мира. Теперь же чувствую, как весь мир рушится вокруг меня. Чувствую себя такой ничтожной на этом камне, ведь всё, что я любила, все, кому я верила, – это лишь часть моего прошлого.

* * *

Я часами сижу на камне и поглядываю на Брента на другом берегу реки, который выкапывает могилку для Мерфи под огромным дубом, где покоится мой отец. Как я и предполагала, Холт не послушал меня. Я услышала, как он подошел ко мне через десять минут после того, как я взобралась на камень. Он терпеливо сидел на траве за валуном, наблюдая за мной.

Я провела это время, размышляя, какой будет моя жизнь теперь, когда я вернулась домой в Северную Дакоту. Останусь ли здесь? И если нет, то куда поеду? Что буду делать? Я планирую созвониться с Эвелин и обещаю себе наконец-таки ответить на нескончаемые сообщения от Роуэна, Эмери, Зэя и Кинсли. Но большую часть времени я думаю о Холте.

Думаю о нашем первом поцелуе. О том, как в первый раз мы занялись любовью и обо всех последующих. Вспоминаю каждый раз, когда он касался меня. Невозможно забыть Холта Гамильтона.

– Я не ненавижу тебя, – тихо говорю я, прерывая часовое молчание. Он не отвечает, возможно, отплачивая мне той же монетой. Бросаю на него взгляд через плечо – он сидит на земле, положив руки на колени и опустив голову. – Я не должна была тебе этого говорить, прости.

Проходят минуты, и я возвращаю свое внимание на тот берег реки, где Брент кладет камень на свежую могилу.

– Имеешь полное право, – наконец, отвечает он.

– Но я не ненавижу. – Поворачиваюсь к нему лицом, и он поднимает голову, наши взгляды встречаются. Я громко вздыхаю от огорчения.

– Я буду бороться за тебя, Сейдж. Я не дам тебе так просто уйти. – Его голос слаб, может, даже немного робок. Это не тот уверенный в себе Холт, которого я знаю.

– Не за что бороться, – говорю я слабо.

– Ты не права, Сейдж, – не соглашается он, теперь его голос звучит строже. – Если только ты не настолько замкнулась в своем прошлом, что не позволишь себе открыться настоящему. Отпусти все и позволь мне просто любить тебя.

У него красные глаза, будто он плакал.

Мой ответ выходит жалким, но я все же произношу эти слова шепотом:

– Я не могу.

– Неправда. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Ты можешь, Сейдж, просто не хочешь, – говорит он пылко.

Я обдумываю его слова и делаю все возможное, чтобы сдержать свой гнев, когда он вдруг встает и подходит ко мне.

– Ты любишь меня, Сейдж? – мое сердце замирает от его попытки получить ответы. Меня пробирает озноб, когда он спрашивает меня о таком. Потому что я люблю. И всегда буду.

– Ответь мне. Я бросаю тебе вызов. Ты любишь меня, Сейдж?

Я с трудом сглатываю и киваю.

– Да. Но я не уверена, что смогу простить тебя, а если я не могу тебя простить…

– Я понимаю, – прерывает он меня. – Я понимаю, Сейдж. – Его голос ломается. Холт тянется и берет мою руку, зажимая ее между своими ладонями. – Я люблю тебя. Всегда буду. Если бы мог все переиграть, я бы так и сделал. Но я не могу. Я ошибался и врал тебе. Поэтому всегда буду расплачиваться за все последствия этой лжи. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить.

– Отпусти меня, – шепчу я, опуская взгляд на свои ноги. Не могу заставить себя взглянуть в его глаза.

– Хотел бы я, – мягко и тихо отвечает он. – Я дам тебе время, но никогда тебя не отпущу. – Холт отстраняется от меня, делая небольшие шаги назад. – Я люблю тебя, Сейдж Филлипс. – Это его последние слова, прежде чем он поворачивается и уходит. Он быстро шагает своими длинными ногами по высокой траве, пока не скрывается за холмом.

Я начинаю с трудом дышать, и громкий всхлип срывается с моих губ. Боль скручивает внутренности, и я падаю на колени, рыдая, вот уже второй раз за день. Плачу до тех пор, пока у меня не остается слез, пока не начинаю чувствовать тошноту и усталость. Чувства безысходности, отчаяния и боли становятся всепоглощающими, и кажется, что легче исчезнуть, чем справиться с ними.

Когда слезы, наконец, высыхают, я ложусь на траву и смотрю на серое небо, пока облака двигаются, а воздух становится прохладнее, остужая меня. Мне нравится ощущение боли, которое дает холод при окоченении конечностей. Физическая боль заменяет душевную.

Небо становится темнее, но я остаюсь прикованной к этому месту, лежа на твердой холодной земле. Глаза жжет от сухого воздуха и пролитых слез, поэтому, в некотором роде принимая поражение, я закрываю глаза и поддаюсь холоду.

* * *

– Господи Боже, Сейдж! – слышу голоса и крик, но лучше их игнорировать, ведь я так устала. Только когда меня поднимают и расталкивают, я начинаю понимать, что происходит.

– Как долго она там пробыла? – слышу мужской голос, знакомый, но я не могу разобрать, кому он принадлежит.

– Несколько часов, – говорит Брент, и я понимаю, что он несет меня. – Она замерзла, – кричит он. – Открой дверь.

Затем я оказываюсь внутри пикапа Брента. И тогда мое тело начинает неконтролируемо, почти болезненно дрожать.

– Держись, Поросенок, – говорит он, усаживаясь на водительское сидение. Он прижимает мобильник к уху. – Нашел ее. Она холодная, как ледышка. Я беспокоюсь. – Следует пауза. – Домой или в больницу? – Предполагаю, он говорит с моей мамой.

Автомобиль покачивается от езды по неровной земле, а фары освещают пожухлую траву. Спустя минуту или две мы с визгом останавливаемся, и мама выбегает из задней двери к нам, с такой силой распахивая дверь пикапа, что та едва остается на месте.

– Сейдж, что случилось? – спрашивает она, обхватывая мое лицо своими ладонями. – Ты можешь идти?

Я качаю головой, руки и ноги болят, когда пытаюсь пошевелить пальцами.

– Гипотермия, – говорит мама, печально поглядывая на Брента. – Нужно ехать в больницу.

– Нет, – каким-то чудом выговариваю я. – Давайте просто домой.

– Помоги мне занести ее, – просит мама, растирая мою ладонь между своими.

Брент вытаскивает меня из машины, и я начинаю чувствовать себя просто ужасно. Знаю, что сейчас я как балласт. Он аккуратно сажает меня на диван в гостиной, а мама закутывает меня в теплый плед. Она снимает мою обувь и осматривает мои ноги и пальцы.

– Брент, принеси термометр из аптечки в ванной и мой стетоскоп из комода. – Она выкрикивает приказы так, будто находится в больнице. – Сейдж, что ты там делала?

Я качаю головой и делаю глубокий вдох.

– Холт ушел.

Она поджимает губы.

– Он не хотел уходить.

– Я знаю, – отвечаю я.

– Ты оттолкнула его, верно? – На ее лице суровое выражение.

Я киваю и начинаю чересчур сильно дрожать, когда тепло от пледа, наконец, начинает согревать меня.

– Вот. – Брент дает градусник маме, и она включает его и кладет мне под язык.

– Мне нужно послушать твое сердцебиение и измерить пульс. – Она прижимает холодный стетоскоп под ворот моей футболки на оголенную часть груди. Пальцы кладет на мое запястье и посматривает на часы.

Когда термометр издает сигнал, Брент наклоняется и вынимает его изо рта. Тридцать пять и один.

Мама неудовлетворенно качает головой.

– Попробуем еще через пять минут. Если не поднимется, отвезем ее в больницу. – Поднявшись, она начинает ходить взад и вперед по комнате. Брент разжигает камин, а мама тем временем снова измеряет мне температуру, затем садится на край дивана и нежно поглаживает мою руку.

– Тридцать пять и четыре, – тихо произносит она с обеспокоенным выражением на лице.

– Я в порядке, – убеждаю ее я. – Просто нужно немного согреться.

Зубы стучат, но я выдавливаю небольшую улыбку. Мы все вместе сидим в гостиной в тишине, Брент и мама попеременно проверяют меня, пока где-то посреди ночи я не поддаюсь своей усталости.

* * *

– Доброе утро, Поросенок, – бормочет Брент, попивая кофе. Он медленно покачивается в кресле и потирает свои глаза. Я слышу лязг сковородок на кухне и чувствую аромат печенек и чего-то жареного.

– Ты всю ночь не спал? – спрашиваю я, вытягивая руки над головой, наконец, делая это без особой боли.

– Отключился ненадолго, – признается он.

– Извини.

Он медленно качает головой. Я сажусь и прижимаюсь спиной к подлокотнику дивана.

Брент ставит свой кофе, а затем говорит:

– Ты напугала нас.

– Знаю. – Я тут же ощущаю себя виноватой, задумавшись над тем, что Брент и мама, должно быть, чувствовали. То самое чувство, которое мы испытали десять лет назад. – Я не пыталась…

– Я знаю, – обрывает он меня. – Но это воспоминание всегда на задворках нашей памяти, Сейдж. – Ногой он заталкивает подножку для ног у кресла на место и тянется ко мне. – Послушай. Я знаю, что для тебя это были трудные дни.

– Дни? – бубню я.

– Дни, годы… какая разница, Сейдж. – Он поднимает руки и от беспокойства снова их опускает. – Мы понимаем. Правда. Нет легкого способа, чтобы говорить об этом, но нам всем больно. Майкл был для меня скорее братом, чем зятем. Нам всем было тяжело потерять его, но, Сейдж, мы не можем исправить то, что он сделал. Это был его выбор. Мы должны жить дальше. – Он проводит ладонью по своей щеке.

Я впитываю сказанные им слова, которые точь-в-точь похожи на слова Холта. Закрываю глаза, смахивая подступающие слезы, и киваю. Я едва ли не задыхаюсь.

– Я знаю.

Они оба правы. Мне нужно двигаться дальше, но отпустить —значит попрощаться с отцом, а я не уверена, что готова к этому.

– Тогда дай ему шанс, Сейдж. – Брент откидывается на спинку кресла. – Этот парень прилетел в Северную Дакоту, чтобы извиниться перед тобой.

– Ты бы простил его? – спрашиваю я, снова чувствуя нарастающие горечь и гнев.

Он долго и пристально изучает меня. Его губы приоткрываются, но затем снова закрываются. Он проводит ладонью по лицу, а затем, наконец, подбирает нужные слова.

– Никто не идеален, Сейдж. Я далек от этого. Знаю, тебе не понравится мой ответ, но да. Да, я бы простил его. Я бы дал ему еще один шанс, чтобы попытаться все исправить.

Я вздыхаю.

– А что, если я не хочу? – Потому что мне больно, потому что я зла… потому что мне страшно.

Обычно напряженное лицо Брента смягчается.

– Тогда ты упустишь лучшее, что с тобой когда-либо случалось.

Я с трудом сглатываю, раздумывая над его словами.

– Он так сильно тебе понравился? Достаточно, чтобы поверить ему?

Брент медленно качает головой.

– Достаточно, чтобы понять, что он сходит с ума по тебе и что он пытался сделать все правильно. Решать тебе, Сейдж.

«Решать мне», – думаю про себя, глубоко вдыхая.

Глава 20

Сейдж

Бросаю последний чемодан у задней двери и усаживаюсь на стул за кухонным столом. Брент поднимает на меня взгляд из-за кружки кофе, когда я протяжно вздыхаю.

– Во сколько твой рейс? – спрашивает он и ставит свою кружку на стол.

Мама бегает туда-сюда между кухонным островком и столом, подносит тарелки с беконом, омлетом и фруктами. Последняя домашняя еда перед отправлением в Чикаго.

– В полдень. – Я отпиваю апельсинового сока, когда Брент тянется через стол, чтобы налить мне кружку кофе.

– Ты говорила с ним после того, как он ушел? – спрашивает мама, перекладывая блинчики со сковородки на блюдце.

– Нет. Я не проверяла сообщения.

– Сейдж, ты жила здесь почти три недели, – бранит мама.

– Мне нужно было отключиться от всего и время на раздумья, чтобы не отвлекаться на сообщения и соцсети.

Брент берет кусочек бекона и кусает, проговаривая с набитым ртом:

– Ну, думаю, это неплохо. Соцсети – это все равно пустая трата времени.

– Говоришь как старик. – Бросаю в него салфетку и закатываю глаза. Мы вместе заливаемся смехом, а мама, наконец-таки, присоединяется к нам за столом. За завтраком мы разговариваем и смеемся, и, насколько я помню, это первый раз, когда я чувствую себя наполненной. Довольной. Осматриваю кухню, и мое сердце будто само по себе медленно восстанавливается, кусочек за кусочком.

Мне все еще придется столкнуться с тем, что ждет меня в Чикаго. Меня охватывает тревога по случаю переезда в город, который я так сильно люблю, и по тому, что уготовила мне дальнейшая жизнь.

– Этот старик будет скучать по тебе, – говорит Брент, нежно улыбаясь.

– Я тоже буду по тебе скучать, – признаюсь я, проглатывая небольшой ком, вставший в горле. Катаю еду по тарелке и осматриваю кухню, на которой росла. Все, что я люблю, находится здесь, на ферме в Дир Крик. Горло слегка сжимается, пока я борюсь с нахлынувшей волной эмоций.

Прочищаю горло и сглатываю.

– Как бы сильно мне ни была ненавистна причина, по которой вернулась домой, я рада, что все-таки приехала. Рада, что успела побыть с Мерфи. Думаю, мне нужно было побыть вместе с вами, – говорю Бренту и маме.

– Мы тоже рады, что провели эти недели с тобой, – говорит мама, отодвигая свою тарелку. – Но не стану врать. Твоя жизнь больше не здесь. Мы всегда будем рядом, Сейдж, но твое место уже не здесь.

Сквозь слезы, затуманившие зрение, вижу огромную мамину улыбку.

Улыбаясь мне, она тихо говорит:

– Расправь свои крылья и лети. Независимо от того, что с тобой случится, когда ты вернешься, Сейдж. Встреть свою жизнь с распростертыми объятиями. Ты живешь мечтой, за которую многие бы умерли… в прямом смысле. – Ее голос надламывается.

Я киваю и вытираю слезы, которые побежали из уголков глаз.

Брент тяжело поднимается и посматривает на нас.

– Вам, женщинам, обязательно всегда становиться такими чересчур эмоциональными? Я тут пытаюсь наслаждаться омлетом, но такое ощущение, будто смотрю эпизод «Доктора Фила».

Мы с мамой начинаем хохотать.

– Ставить тебя в неудобное положение – это наша работа, – говорит она, хлопая Брента по руке.

– Собирайся, Поросенок. Забросим твои вещи и отправимся, – Он встает и забирает свою тарелку со стола, оставляя нас с мамой наедине.

Мама тянется ко мне через стол и берет мою ладонь, в ее глазах застыла мольба.

– Я правда этого хочу, Сейдж. Ступай. Живи.

– Я попытаюсь, – шепчу я. И я правда попытаюсь.

Она сжимает губы и улыбается.

– Старайся сильнее.

– Хорошо. – Киваю в знак обещания.

Следующие полтора часа мы с Брентом проводим за шутками и попытками сохранить хорошее настроение, пока не подъезжаем к аэропорту. Я ненавижу прощаться, и он прекрасно это знает.

Он высаживает меня у обочины, мы обмениваемся колкостями, и я громко хлопаю дверью его пикапа. Он встречает меня у багажника, чтобы помочь вытащить чемоданы.

– Помочь занести их внутрь? – спрашивает Брент, когда ставит два огромных чемодана на тротуар.

– Нет, сама справлюсь. – Беру вытягивающиеся ручки обоих чемоданов и крепко держусь за них.

Мы неловко обмениваемся взглядами, а затем Брент говорит:

– Не знаю, говорил ли тебе хоть раз, Сейдж, но я так тобой горжусь. – Слезы жгут глаза, и я громко выдыхаю. – Верни его, – говорит он, а затем подходит ближе и сгребает меня в объятия.

– Я попытаюсь, – произношу в его плечо, отвечая на его объятие.

– Напиши мне потом, чтобы я знал, как ты добралась. Я беспокоюсь о тебе, Поросенок. – В его карих глазах есть некий намек на грусть.

– Хорошо. Позаботься о маме за меня.

– Всегда. – Он обходит пикап и отъезжает, а я смотрю, как задние фары исчезают за поворотом.

Делаю резкий вдох, вдыхая бодрящий осенний ветерок. Прохлада почти жжет легкие, но я смакую момент. Как обычно в аэропорту практически никого. Зарегистрировавшись, я прохожу через пункт охраны, а затем жду у входа объявления на посадку. Небольшая пересадка в Миннеаполисе, и где-то часа через два я буду снова в Чикаго. Ладони начинают потеть, когда задумываюсь о своем будущем и о том, каким оно будет.

* * *

Захватывающий вид на Чикаго открывается на горизонте, когда осеннее солнце начинает уходить в закат. Вид озера Мичиган наполняет мою душу и напоминает об удовольствии, которое я всегда тут находила. Мы приземляемся, и тогда нервозность начинает нарастать.

Чувствую страх, когда все мыслимые сценарии проносятся у меня в голове. Где я его найду? Что, если его нет в городе? Что, если он не захочет со мной говорить?

Отбросив все негативные мысли, забираю чемоданы и вызываю такси. Я даже еще не сказала Эвелин, что приехала.

Ко мне подъезжает черный «Мерседес», и водитель с трудом запихивает два моих огромных чемодана в багажник небольшого автомобиля. Когда мы приезжаем к моей квартире, доброжелательный водитель помогает мне занести чемоданы наверх. Эвелин дома нет, но я не трачу времени на передышку. Уже пять вечера, большинство сотрудников «Джексон-Гамильтон» разошлись по домам, но я знаю, что Холт еще там.

Я практически бегу три квартала к поезду, и, стоя там, понимаю, что все больше становлюсь нетерпеливой с каждой проходящей минутой в ожидании поезда. Когда я все-таки добираюсь до офиса, солнце уже село, а небо потемнело. Огромное лобби, где обычно суетится народ, сейчас пустынно и тускло освещено. Ларри сидит за огромным столом и коротко машет мне.

– Мисс Филлипс! – оживленно произносит он. – Давненько вас не видел.

– Пришлось отлучиться по семейным делам, Ларри, – говорю я, пробегая мимо него.

Он машет мне вслед, качая головой и бормоча что-то типа «всегда куда-то спешат».

Я захожу в пустой лифт, и двери закрываются. Мое сердце бьется быстрее из-за того, что я все ближе к Холту. Когда двери распахиваются на нужном этаже, я мешкаю, но заставляю себя выйти. Двери закрываются позади меня, и мои ноги несут меня по коридору, к которому я уже так привыкла.

Брент помог мне понять, что иногда дорогие люди делают нам больно, но это не значит, что они нас не любят. Это редко происходит нарочно, но, тем не менее, легче от этого не становится. Вспоминая слова Холта, я понимаю, что верю ему. Верю, что он просто хотел исправить ошибки своего отца. Для него это был единственный способ.

Не думаю, что Холт хотел влюбиться в меня, но, как я поняла, вы не можете выбирать, в кого влюбиться. Любовь застает нас в самые неожиданные моменты нашей жизни. Один вызов, и я безнадежно влюбилась в того, кто может мне помочь распрощаться с прошлым – если я позволю этому случиться.

На всем этаже полная тишина, свет включен только по периметру помещения. Через стеклянные стены кабинета я вижу стол Холта – пустой, – а в кабинете темно. Я останавливаюсь. Его нет в офисе. Я разочарованно вздыхаю. Через стекло вижу, как переливаются огни ночного города. Открываю дверь и захожу внутрь, завороженная видом города. А затем сердце будто останавливается. Глядя из окна на город, в темноте стоит Холт. Засунув руки в карманы, он совершенно не двигается.

Когда я отпускаю ручку двери, она щелкает, что заставляет Холта слегка подпрыгнуть. Однако он не оборачивается.

– Джойс, иди домой. Остальное подождет до завтра. – Его голос низкий и безжизненный. Он кажется уставшим, потерпевшим поражение.

Мои руки дрожат, пока я пытаюсь найти подходящие слова… нужные слова. Тихо закрываю дверь и прочищаю горло. Дыхание перехватывает, я облизываю губы и с трудом говорю:

– Холт?

Даже в темноте я вижу, как все его тело застывает. Он продолжает стоять у окна, выглядывая на улицу с восемьдесят какого-то этажа. Я делаю несколько шагов к нему, но останавливаюсь, когда он все еще не отвечает и не узнает меня. Вот так он чувствовал себя, когда я игнорировала его на ферме? Мое сердце болезненно сжимается от того, насколько сильно я, должно быть, его обидела.

– Я… Я… – запинаюсь я, пытаясь подобрать слова. – Я прощаю тебя. – Мой голос надламывается, но я заставляю себя пройти через это. Делая глубокий вдох, я нахожу силы, чтобы продолжить: – Я люблю тебя, Холт. Знаю, что сейчас это ничего не значит, но я должна была тебе это сказать. Мне жаль, как я вела себя с тобой на ферме, мне нет оправдания из-за того, что я тебе там наговорила. Я была зла, но больше всего мне было больно… – Я замолкаю, давая ему время сказать что-нибудь, ну хоть что-то.

Он медленно оборачивается и смотрит на меня. Я не могу разобрать выражение его глаз в темноте. Вытащив руки из карманов, Холт опускает руки по бокам, ссутулив свои широкие плечи. Когда тусклый лунный свет проникает в кабинет, и огни ночного города мерцают за ним, Холт кажется всего лишь силуэтом, однако он все равно самый красивый мужчина на свете.

– Я верила тебе, – говорю я робким голосом. – А ты мне врал.

Слышу, как он тихо вздыхает. Холт не отвечает и не шевелится. Он стоит прямо и пристально наблюдает за мной. Может показаться, что в темноте трудно разглядеть его реакцию на меня, но мне вовсе не нужно видеть ее. Я чувствую Холта. На расстоянии почти двух метров я чувствую его злость, боль и взволнованность. Я ощущаю искорки, которые всегда летали между нами, но также и его тревогу и страх, которые не покидают меня саму.

– Но я понимаю, почему ты так сделал, Холт, и я прощаю тебя.

Тишина в его кабинете леденит кровь. Я жду его ответа, но он по-прежнему не говорит ни слова. Его молчание отвечает на все томительные вопросы в моей голове. Он покончил со мной, имея на то все основания.

– Я лишь должна была это сказать. – К горлу подкатывает тошнота.

Я разворачиваюсь и тихонько выхожу из его кабинета. Холт никак не пытается меня остановить, и, когда слезы заполняют глаза, я чувствую облегчение от высказанных слов. Холт, может, и обидел меня, но он также освободил меня. Он научил меня снова любить. Этот мужчина со своими тайнами вернул меня к жизни. Открыл мое сердце и дал мне возможность снова испытать любовь.

Как только подхожу к своему столу, размещенному в темном углу офиса, начинаю собирать свои личные вещи. Фотография со мной, Зэем, Роуэном, Кинсли и Эмери, маленький бамбук, который теперь завял, и несколько других принадлежностей из выдвижного шкафчика стола.

– Что ты делаешь? – Голос Холта пугает меня.

– Очищаю стол, – говорю я, прижимая ладонь к груди.

– Оставь. Тебе все это пригодится в понедельник на работе.

Я моргаю.

– Что, прости?

– Оставь, – приказывает он твердым голосом, в его взгляде – темнота. Командующий Холт вернулся и теперь стоит прямо передо мной.

Я тяжело вздыхаю и поджимаю губы, затем выдыхаю и говорю:

– Холт, я не могу здесь работать. Я ценю, что ты позволяешь мне остаться, но будет так сложно…

– Будет так сложно что, Сейдж? Работать со своим парнем? – Его взгляд умоляет ответить.

Мои брови взлетают вверх, и я совершенно не знаю, что сказать.

– Ты здесь, – тихо говорит он. – Я не дам тебе снова так легко уйти. Я позволил тебе уйти в тот вечер на коктейльной вечеринке, но должен был остановить тебя, хотя понимал, насколько подавленной ты была. Такой ошибки я дважды не совершу. Ты больше от меня не уйдешь. – Его голос сильный и полный решимости.

Я с трудом сглатываю, впитывая его слова, но все еще не понимая.

– Ты ничего не ответил в кабинете, и я предположила, что…

Он качает головой, устало потирая глаза.

– Я был ошеломлен. С тех пор, как ты ушла, я сплю не более двух часов ночью. Я, правда, не был уверен, действительно ли ты стояла в моем кабинете или у меня галлюцинации.

Я делаю шаг ему навстречу, но не касаюсь.

– Это я, – шепчу, давая ему понять, что у него нет галлюцинаций. Я реальна. И я больше от него не уйду. Никогда.

Холт прочищает горло.

– Знаю. Больше не уходи от меня. – Он протягивает мне руку, но вместо этого я падаю в его объятия. Я обнимаю его, и он обнимает в ответ меня. Именно в его объятиях я чувствую, что снова живу.

Я закрываю глаза и шепчу ему в шею:

– Так хорошо быть дома.

Чувствую его улыбку.

– Я знал, что ты скучаешь по Чикаго. – Он крепче сжимает меня, и я ощущаю умиротворение в его объятиях.

– Не Чикаго, Холт, – объясняю я. – Ты. Ты мой дом.