Текст книги "Испытай меня (ЛП)"
Автор книги: Ребекка Ши
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 17
Сейдж
Самолет приземляется с жестким ударом и быстро тормозит. Полет на небольшом местном самолете сильно отличается от полета на частном, на котором я летала с Холтом в Нью-Йорк. Когда мы подъезжаем к небольшому терминалу, я достаю сумочку из-под кресла впереди и запихиваю туда журнал, который купила, но так и не прочла.
Стюардесса открывает небольшую дверцу самолета, и я мелкими шажками спускаюсь в зал ожидания. Работники аэропорта сопровождают нас через небольшую дверь в здание аэропорта. Я прохожу через двери и жду в зоне выдачи багажа. В аэропорту всего одна лента выдачи багажа, потому что сюда прилетают от силы рейсов шесть в день.
Включаю мобильник, а затем присаживаюсь на край металлической ленты и упираю локти в колени. Мой телефон издает сигнал о входящих сообщениях от Эмери, Зэя, Роуэна и Кинсли. Они дружно написали мне, желая узнать о моем состоянии, но я не отвечаю им.
В последнем сообщении от Эмери говорится, что она заглянула в квартиру и поговорила с Эвелин, которая проинформировала ее, что я улетела домой в Северную Дакоту. Вздыхая, я снова выключаю телефон, не дочитав сообщение. На секунду я понимаю разочарование отца. Найти любимую работу в любимом городе, а потом наблюдать, как все рушится, – это опустошает.
– Поросенок, – зовет меня голос Брента, когда раздвигаются стеклянные двери.
Он подскакивает ко мне, одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом, его фирменная бейсболка надета козырьком назад. Я подпрыгиваю и бегу к нему, чтобы обнять. Боже, как же я скучала по нему. Брент, моя мама и Северная Дакота всегда были моим безопасным местом, а это именно то, что мне сейчас нужно.
– Эй, эй, – говорит он, пока я плачу у него груди. – Все хорошо. Ты теперь дома. Давай заберем твой багаж и поговорим в машине. – Он отстраняет меня от своей груди и быстро чмокает в лоб, а затем направляется к ленте выдачи багажа за двумя огромными чемоданами.
– Господи, Сейдж. На сколько же ты остаешься? – Он выдавливает улыбку, когда тащит два больших чемодана.
Вытираю слезы со щек рукавом свитшота и вещаю сумку на плечо.
– На неопределенное время, – отвечаю ему.
Он останавливается.
– О, будет здорово, правда?
Я пожимаю плечами.
– Само собой.
* * *
Мы живем в Дир Крике, который расположен почти в ста сорока пяти километрах от Гранд-Форкса, города, в который я прилетела. Брент аккуратно едет по узким проселочным дорогам, а я рассказываю ему о том, что привело меня домой. Он говорит совсем немного, пока я описываю каждую деталь наших отношений с Холтом: и рабочих, и личных, с самого первого дня работы в «Джексон-Гамильтон» до вчерашнего вечера на коктейльной вечеринке.
Заехав на главную улицу Дир Крика, он сворачивает на парковку у местной закусочной. Центр Дир Крика – это городской квартал с небольшими кирпичными зданиями, в которых расположены продуктовый, хозяйственный магазины и единственная закусочная. Брент выключает двигатель и поворачивается ко мне, изображая подобие фирменной улыбки.
– Необходим пирог Марты.
Впервые за двадцать четыре часа я улыбаюсь в ответ.
– Думаю, это отличная идея.
Мы с Брентом съедаем по кусочку шоколадного пирога Марты, покрытого дополнительным слоем взбитых сливок, и пьем горячий кофе, обсуждая все, что относится к Дир Крику. Он рассказывает мне об урожае этого лета, о запланированных ремонтных работах на ферме и про Мерфи. Не могу дождаться встречи со своим любимцем. Больше всего я скучала по этому лабрадору палевого окраса.
На улице уже стемнело, когда мы сворачиваем с главной дороги на извилистую, покрытую гравием, которая ведет к нашей ферме. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая, как все вокруг кажется другим с тех пор, как я уехала. Дом, который я привыкла считать обычным, выглядит очень красиво – он недавно перекрашен, а еще пристроено новое крыльцо. Деревья, растущие по обеим сторонам гравийной дороги, меняют цвет листьев. Повернув к дому, мы видим, что Мерфи спокойно лежит на травке перед дверью.
Как только Брент выключает зажигание, я выпрыгиваю из машины и обегаю ее сзади.
– Мерф! – окликаю я.
Старый пес подпрыгивает, виляет хвостом и двигает задней частью тела. Он запрыгивает мне на колени и начинает быстро облизывать мое лицо. Его негромкие повизгивания сменяются низким лаем, к которому я так привыкла.
– Похоже, кто-то так же рад встрече, как и ты, – смеется Брент. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, а затем Мерфи следует за нами в дом.
– Я схожу в душ и отправлюсь спать, – говорю Бренту. – Последние дни были длинными.
– Думаю, это неплохая идея. Я занесу твои вещи в комнату. – Он тепло мне улыбается.
Держась за старые деревянные перила, я оборачиваюсь.
– Брент?
– Да, Поросенок?
– Спасибо, что приехал за мной.
Его взгляд смягчается.
– Я сделаю для тебя что угодно, Сейдж. Ты же знаешь.
– Спасибо, – говорю я, превозмогая растущий ком в горле.
– Ступай, освежись и ложись спать, ребенок.
Прямо сейчас сон мне кажется раем.
– Доброй ночи, Би.
– Доброй, Поросенок.
* * *
Чувствую, как прогибается кровать, теплая ладонь убирает волосы с моего лба, и я пытаюсь заставить себя открыть глаза. Слышу ее хихиканье еще до того, как вижу.
– Мам, – говорю я хрипло.
– Я уже устала ждать, когда ты проснешься, – говорит она приглушенным голосом. – Уже почти полдень, Сейдж.
– Я устала. – Приподнимаюсь на локтях. Мерфи свернулся калачиком у изножья кровати. Ох, как же я скучала по нему.
– Не знаю, как он сюда забрался, – говорит мама, указывая на Мерфи. – Он не мог забраться по ступенькам уже несколько месяцев. – Мама поглаживает меня по голове, заправляя мои непослушные волосы за ухо. – Брент просветил меня, почему ты вернулась домой.
Ну, конечно же, он уже рассказал. Ни с того, ни с сего слезы начинают жечь глаза, и я ощущаю ком в горле. Я киваю, а подбородок начинает дрожать. Мама проводит пальцем по моим губам, и я снова откидываюсь на подушку.
– Я бы хотела поговорить с тобой об этом, когда ты будешь готова, – говорит она.
– А что, если я никогда не буду готова? – шепчу в ответ.
Она тихо вздыхает.
– Сейдж, ты должна начать жить. Я была так рада за тебя, когда ты приняла предложение о работе и переехала в Чикаго. Тогда я в первый раз почувствовала, что с тобой все будет хорошо. Я живу дальше, Брент живет дальше, и ты должна. Мы всегда будем любить твоего отца, Сейдж, но пора бы тебе уже отпустить прошлое.
Выдыхаю, обдумывая ее слова.
– Спускайся и поешь. Я взяла отгул, чтобы побыть с тобой.
Я улыбаюсь ей. В ее волосах теперь появились седые пряди, однако лицо по-прежнему так же прекрасно, как я и запомнила.
После завтрака Брент подкидывает мне работенку на ферме, как в прежние времена. Так как я все еще не могу заходить в конюшню, он приводит лошадей ко мне. Я чищу и седлаю их на небольшом безопасном пастбище. Мерфи сидит на травке около изгороди и наблюдает, как я разговариваю с Лолой и Майки. Обе лошади на четверть американского происхождения, они живут у нас еще с тех пор, как были жеребятами.
Брент подходит ко мне, когда я уже заканчиваю, и мы проводим день, катаясь на лошадях по периметру фермы и разговаривая. Мы останавливаемся у устья реки, которая пролегает через южную часть нашей земли, чтобы позволить лошадям ступить в мелководье, а я в это время наслаждаюсь закатом. Брент что-то притих, и я почти уверена, что-то его беспокоит.
– Скажи уже, наконец, – говорю я, нарушая неловкое молчание.
Он вздыхает и засовывает руки в карманы джинсов.
– Знаешь, я рад, что ты дома, Поросенок. Я скучал по тебе, но…
– Но что?
Брент снимает с головы свою бейсболку, проводит ладонями по коротким волосам, а затем снова надевает кепку. Его загорелое лицо смягчается, когда он начинает говорить.
– Здесь нет ничего для тебя. Ты так умна и талантлива, а возвращение сюда… ты просто не подходишь этому месту.
Я вздыхаю.
– А я и не говорила, что приехала насовсем.
Но могла бы.
– Знаю. Я просто не хочу, чтобы ты слишком привыкала к этому месту. Твоя жизнь в Чикаго.
Я качаю головой, ощущая те же эмоции, бурлящие в желудке.
– Нет. Я уволилась, Брент. Даже если и вернусь назад, мне придется подыскать что-то другое. – От одной лишь мысли, что я буду работать с Холтом, видеть его каждый день, мне уже становится плохо.
Брент подзывает лошадей, и они выходят из речки и мчатся к нам.
– Думаю, тебе стоит поговорить с ним, Сейдж.
Ни за что.
– Кажется, ты сошел с ума, – отвечаю я, подходя к Лоле. Он закатывает глаза, прежде чем я успеваю сдвинуться с места на лошади, а затем мы ведем лошадей назад в конюшню.
* * *
Последующие пару дней проходят в рутине. Я сплю допоздна, помогаю Бренту на ферме, готовлю ужин и читаю по ночам. Занимаюсь чем угодно, лишь бы не думать о Холте. Мама и Брент относятся уважительно к моему решению и больше не говорят о нем, но я вижу, как они оба посматривают на меня. Они хотят сказать гораздо больше, но сдерживаются.
Я сижу на старых деревянных качелях на крыльце, укутав ноги огромным пледом, а луна ярко освещает поле. Мерфи ковыляет ко мне через заднюю дверь и ложится под качелями.
– Привет, старина, – зову его. Тянусь вниз, поглаживаю его мягкую шерстку и почесываю за ушком. Он удовлетворенно вздыхает и кладет голову на лапы, и так мы сидим в тишине. Впервые за три дня мои мысли возвращаются к Холту.
Закрываю глаза и борюсь с воспоминаниями о его улыбке, глазах и прикосновениях. Отбрасываю свои эмоции и напоминаю себе, что все то, по чему скучаю, я считала правдой, а на деле же искренняя любовь оказалась сплошной ложью.
Глава 18
Холт
Сердце болит от пустоты, которую в нем оставила Сейдж, покинув меня. Все рациональное во мне кричит, чтобы я дал ей время, но любовь – штука нерациональная, и я не могу потерять ее. Поэтому беру телефон и звоню в ангар.
Ее нет уже четверо суток. Четыре дня я толком не ем и не сплю. Через мгновение телефон подает сигнал соединения.
– Мне нужно, чтобы вы подготовили мой самолет и предоставили план полета в Гранд-Форкс, Северная Дакота, – инструктирую я, потирая виски. – Приблизительное время отбытия через три часа. – Кладу трубку и выключаю ноутбук. Нажав на кнопку внутренней связи, прошу Джойс зайти ко мне в кабинет.
Она заходит и присаживается напротив моего стола, как обычно. Отсутствие кофе, улыбок и приветствий не ускользают от меня незамеченными с тех самых пор, как она вышла на работу после коктейльной вечеринки. Очевидно, все в команде Сейдж, и я их не виню.
– Мне нужно, что ты расчистила мой календарь на следующие три дня. Вообще-то, лучше освободи всю неделю и перенеси все звонки на следующую неделю.
Она поджимает губы, но кратко записывает заметки в свой блокнот.
– И прошу, не забудь отправить благодарственные открытки всем нашим гостям и пригласи их на этой неделе.
Джойс кивает и продолжает строчить в своем блокноте.
Я поворачиваюсь и выглядываю из своего окна, горизонт Чикаго скрыт под низкими облаками. Небо серое и невозмутимое, на город начинает опускаться осенняя погода.
– Это все? – спрашивает Джойс, прочищая горло.
– Не перенаправляй звонки, если только… – Я запинаюсь.
– Если только… – подстегивает она продолжить.
– Если только это не что-то важное. – Я снова поворачиваюсь и смотрю на нее. Она понимает, что значит «важное». Важное – это Сейдж. Только Сейдж важна.
– Да, сэр.
Она поднимается с места и выходит из кабинета. Я следую за ней, и она посылает мне сочувствующую, но твердую улыбку, я киваю в ответ и ухожу.
У лифта достаю телефон из кармана пиджака, надеясь, молясь услышать хоть слово от Сейдж. Не знаю, почему я огорчаюсь, когда ничего не вижу. Она ушла. Я убедился, что она уехала в Северную Дакоту в воскресенье. Просто надеялся, что она сломается и вернется ко мне. Однако она сильнее, чем кажется. Я знаю ее. Она не сломается.
– Мистер Гамильтон. – Голос Роуэна удивляет меня.
Он стоит рядом со мной, ожидая лифт. После ухода Сейдж все вернулись к прежнему, слишком формальному обращению ко мне. Еще одно острое, причиняющее боль напоминание о том, что она привносила жизнь в этот офис – в меня.
– Роуэн, – обращаюсь к нему менее формально, и мы вместе ждем лифт в тишине, пока я не поворачиваюсь к нему. – Будь добр, закрой завтра счета мистера Переза. Переведи ему деньги и прибавь пять процентов.
Он посматривает на меня уголком глаза и кивает.
– Хорошо. – Он прочищает горло. – Берете неделю отпуска?
– Вроде того, – бормочу я.
Мы с Роуэном молча спускаемся на первый этаж. Когда двери открываются, Роуэн подается вперед, но останавливается.
– Привезите нашу девочку домой, – мягко произносит он, а затем выходит из лифта прочь.
– Так и планирую, – бубню себе под нос. Я планирую сделать всё, что потребуется, только чтобы вернуть ее.
Глава 19
Сейдж
После пяти дней, проведенных дома, я наконец-таки спускаюсь к речке, как делала каждый день, когда мы только переехали на ферму. Раньше казалось, что до нее идти дальше, чем есть на самом деле. Мерфи, медлительный и измученный, осторожно ковыляет позади меня. Прекрасная река простирается вдоль края нашего участка. Вода настолько кристально-прозрачная, что можно разглядеть каждый камушек на дне. Камыши вздымаются над берегом, кроме того участка, который мы с Брентом вытоптали пару лет назад. Мы выложили это место огромными речными булыжниками, чтобы не росла трава и камыши, и чтобы было легче заходить в воду купаться.
Раньше летом я часами проводила здесь время, переплывая речку, чтобы охладиться от невыносимой и знойной жары в Северной Дакоте. Я подъезжала сюда на лошадях, давала им возможность хлебнуть холодной водицы, пока сама купалась и загорала на пляже. Я могла забыться в голубом небе, высокой траве и чистой воде.
На берегу перед речкой есть огромный камень. Я взбираюсь на него, как когда-то делала в детстве. Мерфи валится с ног прямо у кромки воды. Он ложится и тяжело дышит, а затем вытягивается на травке. Мой бедный мальчик. Затем он с трудом подползает к воде, лакает понемногу, и, наконец, кладет мордочку на лапки. Я смотрю на огромный дуб на другом берегу реки и восхищаюсь тем, как он разросся. Его ветви стали гуще с яркими осенними листьями. Меня удивляет то, как некоторые вещи со временем становятся только сильнее, а другие – хлипкими и жалкими, прямо как я.
Это мое место. Я изливала свою душу на этом камне, в этих водах спустя дни, месяцы и годы после самоубийства отца. Проклинала Бога. Ругала Джонатана Беркшира. Я поклялась отомстить и думала, что, наконец-то, смирилась со смертью отца. Думала.
Но я никогда не чувствовала такой ярости, которая охватила меня, когда Джонатан представился мне, и я поняла, что Холт лгал мне. В тот момент я поняла, что по-настоящему так и не смирилась с гибелью папы. Я всегда буду сломленной.
Крепче прижимаю колени к груди и позволяю бодрящему воздуху обжигать мое лицо. Нет ничего лучше, чем осень на Среднем Западе. Смену сезонов можно ощутить прямо в воздухе. Деревья становятся цветастыми с насыщенными красными, оранжевыми и желтыми листьями, а трава все еще зеленеет. Так будет до первых заморозков.
Я сижу в тишине уже некоторое время, когда Мерфи начинает гавкать, приподняв морду и посматривая мне за спину. Его ушки встают торчком, и я слышу приближающиеся ко мне шаги. Как и прежде, я чую его запах. Чувствую его. Я всегда могла ощутить его присутствие. Мое сердце колотится, но я заставляю себя не оборачиваться к нему лицом. Я не готова. Он предал меня.
– Эй, парень, – говорит он, направляясь прямо к Мерфи, лежащему на траве.
Краем глаза вижу, как он садится на корточки около Мерфи и поглаживает пальцами его густую шерстку. Мерфи издает урчащий звук, когда Холт поглаживает то местечко за его ушком, его самую любимую точку.
– Предатель, – бормочу себе под нос, когда пес кладет свою голову на бедро Холта, проникаясь вниманием.
– Здесь красиво, – говорит Холт, повернувшись ко мне спиной.
Я понятия не имею, говорит ли он со мной, с Мерфи или сам с собой, но, в любом случае, я не отвечаю. Не стану отрицать, он действительно прав, но я не собираюсь ему этого говорить. Эта ферма, эта земля – самое красивое место на Земле. Это мой дом и всегда им будет.
После продолжительной паузы Холт встает и отряхивает джинсы. Даже одетый в повседневную одежду, Холт – само олицетворение модели с подиума. В поношенных джинсах и кремовом свитере Холт выглядит как модель «ДжиКью», но я сосредоточенно смотрю на реку. Он шаркает ногами по траве и подходит к камню, на котором я сижу.
Не могу находиться возле него. Я не готова. Слезаю с камня с другой стороны.
– Пойдем, Мерф. – Мерфи с трудом встает, его старые лапы дрожат, поэтому у него занимает несколько секунд, чтобы начать двигаться. – Давай же, мальчик, – подбадриваю я его, и он медленно и неуклюже подходит ко мне.
– Сейдж, – зовет меня Холт, стоя позади.
Я не отвечаю ему, но оборачиваюсь к нему лицом.
Его глаза печальны, а под ними образовались темные круги.
– Я здесь не для того, чтобы попытаться переубедить тебя. Я здесь не для того, чтобы вымаливать у тебя прощение, потому что знаю, что не достоин этого. Я лишь пришел, чтобы сказать, что сожалею. Мне так жаль. Знаю, что мои слова бессмысленны, потому что я соврал тебе. Но я говорил правду, когда сказал, что никогда не хотел делать тебе больно, Сейдж. – Он делает глубокий вздох и откидывает голову назад, устремляя взгляд в небо и засовывая руки в карманы.
Мои эмоции варьируются между гневом и болью.
– Это все? – Я отступаю от него еще дальше. Трудно быть к нему так близко, ведь как бы я ни хотела его ненавидеть, я все еще люблю его. И всегда буду. Но не покажу ему этого. Мое лицо остается лишенным каких-либо эмоций. – Потому что мне нужно вернуться в дом.
Он вздыхает и с грустью смотрит на меня.
– Знаешь, я нанял тебя, потому что хотел сделать что-то хорошее. Мой отец разрушил немало семей, Сейдж. Не только твою. Он обокрал бесчисленное количество семей, большинство из которых были его близкими друзьями, и избежал наказания. Он ушел безнаказанным, оставляя позади себя дорожку из разрушений, а я провел последние тринадцать лет, пытаясь откупиться от его грехов.
Холт прочищает горло.
– Он погубил нашу семью тоже, Сейдж. Моя мама осталась ни с чем. Она ничего и не хотела от этого брака. Она говорила, что всё, чем он обеспечивал нас, не было заработано им, и предположила, что все, что у нас было, он украл у других. – Холт повышает голос.
Гнев наполняет меня, и не знаю почему, но я становлюсь эмоциональной и ощущаю, как сжимается горло.
– Хочешь, чтобы я пожалела тебя, Холт? Потому что я вряд ли смогу отыскать в себе хоть частичку сострадания твоему роскошному воспитанию…
– Я хочу, чтобы ты меня выслушала, – кричит он на меня. – Я был в колледже, когда все это произошло. Я был унижен. Моего отца показывали по всем новостям, моя семья тонула в грязи, а люди называли меня вором. Мне было только девятнадцать. Я понятия не имел о том, что он творил.
Я с трудом сглатываю, качая головой в ответ на его слова.
– И все же, мне трудно посочувствовать тебе. Видишь там? – Я указываю на дуб на другом берегу. – Там похоронен мой отец. Его прах под этим деревом. Так что да, мне жаль, что твое эго пострадало, мне жаль, что твое имя окунули в грязь, но жизнь моего отца под тем деревом. Его лучший друг и наставник отобрал у него всё, что он заработал. Он предал его дружбу самым мерзким способом. Мой отец доверял Джонатану. – Мой голос ломается. – И он потерял всё, каждый цент. Мы снова переехали в Северную Дакоту в буквальном смысле лишь с вещами на нас. Это его и погубило, Холт. Он всегда хотел всего лишь обеспечивать семью, свое будущее, а твой отец украл у него всё, – Голос срывается, и я ощущаю, как накатывают слезы.
Ненавижу это чувство. Будто снова переживаю все то же самое. Зачем ему приспичило приходить сюда?
Я снова натягиваю маску безразличия на лицо.
– Так что прости, Холт. Мне не жаль тебя.
Он выглядит отчаявшимся.
– Я лишь хотел сделать все правильно. Хотел исправить его ошибки.
Проходит несколько секунд, прежде чем я спрашиваю:
– Как ты нашел меня? Почему не мог просто оставить мою семью в покое? Мы прошли через такой ад, что этого достаточно, чтобы хватило на всю жизнь.
Холт отворачивается от меня, устремляя свой взгляд на дерево возле нас.
– Я думал, что нанимал фермерскую девчонку из Северной Дакоты. Надеялся помочь ей достигнуть ее мечты… дать ей жизнь, какую хотел ее отец. Называй это раскаянием за то, во что мой отец втянул вашу семью. Но потом ты вошла в «Джексон-Гамильтон» и сотрясла мой мир, Сейдж. Ты была такой сексуальной, умной и острой на язык; в общем, совсем не такой, как я ожидал. Ты перевернула мой мир вверх тормашками. Я влюбился в тебя, это не было частью моего плана. – Он снова смотрит на меня, его голубые глаза наполнены болью.
Холт вытаскивает руки из карманов и проводит ладонями по своим волосам.
– Знаю, что должен был тебе рассказать, кто я на самом деле такой. Но я влюбился. И понимал, что если ты узнаешь, то просто сбежишь.
– И все же, ты продолжил держать от меня всё в секрете.
– Да, – признается он голосом, полным сожаления. – Я не говорил со своим отцом в течение тринадцати лет. Когда он зашел в мой кабинет, это был первый раз, когда я увидел его с того времени, как официально сменил свою фамилию на девичью фамилию матери. Я отрекся от него уже очень много лет назад. По правде говоря, я не думал, что когда-нибудь снова его увижу. Так было легче врать, потому что мысль о жизни без тебя сводила меня с ума.
– Что еще ты от меня скрываешь?
– Сейдж, не надо… – Холт делает несколько шагов вперед, но я выставляю ладонь перед собой, приказывая ему остановиться. Он засовывает руку в задний карман и вытаскивает конверт. Глядя на него, вздыхает и притягивает его мне.
– Что это? – Я скрещиваю руки на груди, не доверяя ему. Облака закрыли солнце, и послеполуденный воздух из прохладного превратился в практически морозный.
– Это твоя последняя зарплата и письмо с рекомендациями, – Его челюсть сжимается, а рука дрожит, когда он протягивает мне конверт.
– Письмо с рекомендациями? – спрашиваю я растерянно.
Он с трудом сглатывает; Холт выглядит печальным и разбитым.
– Я позвонил в «Компас Авиэйшн». Твоя работа ждет тебя там. У тебя есть способности, Сейдж. Не разрушай свою карьеру только потому, что ты зла на меня.
Все мое тело сотрясает дрожь, когда реальность ситуации обрушивается на меня. Он отпускает меня. Мое дыхание ускоряется, а сердце замирает в груди.
– Мне не нужно твое письмо с рекомендациями…
Он кивает.
– Ты права, не нужно. Твоя работа говорит сама за себя.
Я сердито смотрю на него.
– И мне не нужны твои деньги.
– Понимаю. Я предполагал, что ты так скажешь. – Он практически усмехается. – Для справки, Сейдж, я выстроил эту компанию с нуля со своим партнером. Весь привлеченный к делу капитал был совершенно законным. В моем бизнесе нет ничего от моего отца или любой мошеннической пирамиды.
Я понимающе киваю, но мои колени дрожат, а сердце болит в груди. Вот он, последний раз, когда я вижу Холта Гамильтона.
– Думаю, теперь тебе стоит уйти, – тихо говорю я, встречаясь с ним взглядом.
Смотрю в его кристально-голубые глаза в последний раз, когда он подходит ко мне. Я держу руки скрещенными на груди в качестве защитного барьера, не позволяя ему подойти ближе. Мерфи размахивает хвостом возле меня и поглядывает на Холта.
Он снова пытается отдать мне конверт, но я качаю головой. Наконец, он бросает его к моим ногам и с трудом сглатывает. Его губы слегка приоткрыты, будто он хочет сказать что-то, но затем передумывает. Мой взгляд опускается на его грудь, потому что я не могу выстоять под его пристальным взглядом. Твердые ладони обхватывают мои плечи. Я пытаюсь отстраниться, но он не позволяет мне. Словно признавая свое поражение, Холт ослабляет хватку, наклоняется и нежно целует меня в лоб.
– Прощай, Сейдж, – тихо говорит он, а затем делает движение, намереваясь уйти. – О, – произносит он, оборачиваясь. – Есть еще одна ложь, Сейдж. Так как я выкладываю все на чистоту, ты должна знать всю правду. – Холт делает паузу и поджимает губы. – Ты спрашивала, когда я влюбился в тебя…
Я вздрагиваю, когда он говорит, ожидая услышать его ответ.
– Я сказал тебе – в Нью-Йорке.
– Я помню.
– Я соврал. Я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты пересекала бар «51» на шатких ногах, чтобы дойти до меня. Когда ты смотрела на меня так, словно никого другого на Земле не существует. А затем я еще больше влюбился, когда ощутил твои губы. Но, когда ты открыла мне свое сердце, я понял, что не смогу не любить тебя. Я слишком боялся признаться тебе в этом, потому что понимал, что правда всплывет, и я тебя потеряю. – Его голос ломается, но он сдерживает свои эмоции.
Из меня будто выбили весь воздух. Он полюбил меня первым. Сердце разрывается, и я проглатываю комок в горле. Он полюбил меня первым. Прикрываю глаза от его признания, неспособная больше смотреть ему в глаза.
– Прощай, Холт, – бормочу себе под нос, отворачиваясь от него, как только слезы начинают бежать по щекам.
Слышу, как он удаляется, и понимаю, что уже никогда не смогу снова собрать кусочки своего разбитого сердца воедино.
* * *
Единственный звук за сегодняшним ужином – лязганье вилок и ножей по тарелке. Никто не произносит ни слова, а я гоняю по тарелке картошку и стейк. Мама и дядя Брент переглядываются друг с другом, но затем я поднимаюсь из-за стола.
– Сейдж, – зовет Брент. – Присядь.
Чувствую себя словно провинившаяся, но его взгляд говорит мне о чем-то другом. Я уже видела этот взгляд. Он переживает какие-то трудности. Присаживаюсь обратно на стул и кладу руки на край деревянного стола.
– Завтра, – говорит он, отодвигая свою тарелку подальше и прочищая горло, – у меня назначен прием.
– Ладно? – Смотрю то на Брента, то на маму. Мамины глаза опущены, она теребит салфетку на своих коленях.
– Для Мерфи, – говорит он тихо, в его глазах застыла боль.
– Нет! – Я вскакиваю из-за стола. – Я еще не готова. Еще совсем не время.
– Пора, Сейдж, – спорит он. – Нечестно с ним так поступать и дальше. Он едва ходит. С твоего возвращения с реки он не может двигаться.
Бросаю взгляд на пушистую собачью подстилку в углу и на Мерфи, который наблюдает за нами. Его желтая шерстка стала почти белой.
– Он уже стар, – говорит Брент. – Лабрадоры обычно не живут так долго. Он прожил счастливую жизнь с нами, – Его голос нежный и печальный. – На прошлой неделе его состояние начало ухудшаться. Он практически не ест. С трудом встает и держится на лапах.
Нет. Нет, еще не время.
Я заливаюсь слезами, падая со стула на колени. Позволить Мерфи уйти будет значить отпустить последнее, что осталось у меня от отца. Я не могу так поступить.
– Сейдж. – Брент встает из-за стола. – Нам всем будет очень тяжко, – говорит он. – Но Мерфи…
– Я знаю, – отвечаю я сквозь слезы, а он садится рядом со мной на полу.
– Мы больше не можем подвергать его страданиям, Сейдж.
Я смотрю на Мерфи, большие карие глаза которого говорят, как он устал, и я понимаю, что Брент прав.
– Когда? – спрашиваю я.
– Ветеринар будет здесь в девять утра.
Я киваю, но не могу перестать плакать.
– Можешь отнести его наверх, чтобы он поспал в моей комнате сегодня?
Брент кладет свою ладонь на мое плечо и слегка сжимает.
– Как пожелаешь, Поросенок.
Мерфи проводит ночь в моей постели, скуля, пока я реву всю ночь напролет. Он пытается утешить меня, слизывая слезы с моего лица, а я просто обнимаю его, оплакивая. Для него не впервой слышать, как я плачу. Мерфи много ночей проводил в моей кровати, слизывая слезы, слушая мои разговоры и просто успокаивая меня, когда я просыпалась от своих кошмаров. У меня никогда не было друга лучше, чем он.
В наше последнее совместное утро мы наблюдаем за рассветом, и он выпускает долгий вздох. Будто знает, что наше время подходит к концу. Положив мордочку мне под подбородок, он, наконец, закрывает глаза, сладко засыпая. Его тихий храп подсказывает мне, что он смирился с ситуацией, поэтому мне тоже придется справляться.
Ветеринар обычно осматривает животных на конюшне, где они находятся постоянно, но я не ступала ногой в ту конюшню уже десять лет. И сегодня этого тоже не случится. Поэтому ветеринар тихо осматривает Мерфи на полу в гостиной, слушая биение его сердца и проверяя его глаза и десна. Мерфи не сопротивляется и даже не пытается двигаться. Доктор говорит, что пора, и подготавливает укол.
Я нехорошо справляюсь со смертью. Некоторые люди спокойно относятся к смерти и ко всему этому про «круговорот жизни», но не я. Смерть отбирает у нас тех, кого мы любим. Смерть оставляет за собой только боль и страдания.
Я целую Мерфи и говорю, как сильно его люблю, пока доктор вставляет иглу в вену, которая расположена на его правой лапке. Все мое тело сотрясает дрожь, но я держу его крепко, когда он совершает свой последний вдох. С протяжным выдохом Мерфи умирает.
После этого я держу его тельце еще добрых полчаса, цепляясь за то, что так не хочу отпускать: Мерфи и своего отца. Ветеринар уже давно ушел, а мама и Брент сидят на диване, наблюдая за мной. Я не плачу. Только обнимаю Мерфи и поглаживаю его грубую шерсть. Я поглаживаю его за ушком, как он всегда умолял меня сделать.
Внезапно чувствую, как стены будто сужаются вокруг меня. Мне нужен воздух. Брент замечает перемену во мне и быстро забирает Мерфи у меня из рук. Я быстро вскакиваю на ноги и выбегаю на улицу, пытаясь вдохнуть свежий воздух в легкие, только я не могу дышать. Хватаю ртом воздух и падаю на четвереньки на траву перед задней дверью. Вжимаю пальцы в упавшие на землю листья и закрываю глаза.
Желудок сжимается; я чувствую подступающую к горлу желчь. Пытаюсь сглотнуть ее, но у меня не получается, и вот я уже опустошаю содержимое своего желудка прямо на траву. Желудок продолжает спазмировать, будто пытается извергнуть все то, что еще осталось, но больше ничего нет. Он пуст, как и мое сердце.
– Эй, – слышу его голос, прежде чем ощущаю его самого. Я не отвечаю ему, просто потому что у меня нет на это сил. – Сейдж, – говорит он, пытаясь помочь мне сесть. Я выдергиваю свою руку из его хватки.
– Черт подери, можешь ты, наконец, уже уйти? – кричу на него, слезы струятся из глаз. – Я думала, ты ушел. – Зло смотрю на него прищуренными глазами.
– Брент остановил меня вчера и упомянул, что тебе, скорее всего, понадобится друг сегодня, поэтому он попросил меня задержаться здесь еще на денек.
Вытирая щеки рукавом рубашки, я сердито ворчу на него:
– Мы не друзья, Холт. Я ненавижу тебя. – Но чувствую себя еще паршивее, как только эти слова слетают с моего языка. Ненависть – такое поганое слово, а я так нерачительно его использовала.
