Текст книги "Кровавый ветер"
Автор книги: Раймонд Чэндлер
Соавторы: Томас Уолш,Уильям Роллинз,Норберт Дэвис,Кэрролл Джон Дейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Chicago Confetti
William Rollins, Jr
Уильям Роллинз-младший (1897–1950) с первого взгляда кажется одним из множества резвых борзописцев 20—30-х годов прошлого века, строчивших копеечные макулатурные романчики. Нельзя не заметить, однако, некоторые удивительные моменты как в его биографии, так и в творчестве.
Родился он в Массачусетсе, но во время Первой мировой воевал за Францию, а действие его самого знаменитого романа («Кольцо и лампа», 1947) происходит сразу после Второй мировой войны, представьте себе, в Париже.
Герой его первого романа («Полуночное сокровище», 1929) – мальчик, наподобие Гекльберри Финна помогающий раскрыть тайну «взрослого» криминального мира. В трех рассказах, написанных для журнала «Черная маска» в 20-х годах, действует 16-летний подросток, этакий юный «Шерлок Холмс» – пионерский прорыв в те времена, когда детям был заказан вход на страницы «криминального чтива».
Его произведения не остались незамеченными как публикой, так и обозревателями прессы. Литературная газета Saturday Review of Literature отмечала, что некоторые сцены «Полуночного сокровища» по динамичности повествования и нагнетанию обстановки затмевают «Остров сокровищ». Журнал Boston Transcript утверждал, что роман «Обелиск» зачастую «поднимается до лучшего, что есть у Джойса», а известный американский драматург Лилиан Хеллман выделила «Тень впереди» как превосходную и «наиболее стимулирующую ум» книгу ее поколения.
Рассказ «Чикагское конфетти» впервые был опубликован на страницах мартовского номера «Черной маски» в 1932 году.
Чикагское конфетти
Уильям Родлинз-младший
переводчик Юрий Балаян
– Генри Фулдер убит? Для меня это не новость!
Я посмотрел на него поверх кончика сигары. На самом деле я их не люблю, но коп без сигары, частный детектив без сигары – кто в это поверит? И я далек от желания разочаровать вошедшего в мой офис потенциального клиента.
– Разумеется, я в курсе, – подтвердил я, вынимая вонючую затычку изо рта, чтобы вдохнуть свежего воздуха. – Обзор прессы – от «Таймс» до таблоидов.
– Видите ли… я его племянник.
Он сказал это так, как будто всю жизнь привыкал к статусу племянника свежеупокоенного старого черта. Полагаю, что так оно и было. Но мне почудилось, что передо мной Санта-Клаус.
Я резво вскочил и предложил Санта-Клаусу сигару из другой коробки. Тут же усадил его в глубокое кресло, из которого трудно выбраться, и навис над ним горною лавиной, полный предупредительности и понимания.
Хотя мой посетитель всю жизнь нежился в лучах двадцати миллионов, загар от этих лучей выглядел бледноватым. Так, обычный прилежный зубрилка; очки старили его лет на десять, так что выглядел он на все сорок. Тонкие ломкие волосенки, тщедушное тельце, жидковато-голубые блеклые глаза… Однако, когда он начал свой рассказ, я понял, следя за его глазами, что в случае необходимости этот парень вполне способен отвлечься от своей «Илиады», отложить в сторону бредятину какого-нибудь Джойса и показать себя толковым делягой. Он толковал о деле. И мне понравилось то, что я услышал.
– Видите ли, мистер Уоррен, – все так же тихо продолжил он, – полиция прилагает все усилия…
– Полиция… – Выражение моего лица досказало остальное.
– Совершенно верно. Полиция. Но семья покойного придерживается мнения, что нужно предпринять все возможные меры к обнаружению… э-э-э… К обнаружению того, кто… кто…
– Кто его пришиб, – пришел я на помощь ошеломленному горем родственнику.
– Соверш… – Он сжал губы, нахмурился. – Видите ли, не вполне «пришиб». Кровоподтеков на теле не обнаружено. Его застрелили. Из револьвера.
– В курсе. В собственной квартире, в понедельник вечером, около восьми часов. Свидетелей не обнаружено. Криминальная хроника. И вы хотели бы… – Я предоставил ему завершить фразу.
– Мы хотели бы привлечь вас к расследованию, если вы согласитесь.
– Гм… – Я озабоченно нахмурил лоб, распахнул блокнот и уставился на пустые страницы.
Я только что перешел на вольные хлеба и реально нуждался в перспективных клиентах. Качнув головой, я захлопнул блокнот и изрек:
– Хорошо, я согласен. На каких условиях?
Колман Фуллер – так обозначено на его визитке, которой я поначалу не придал значения, – вырвался из объятий кресла:
– Мы можем выработать условия с мистером Бондом, нашим семейным адвокатом. Сразу, сейчас же.
Я взглянул на часы.
– Через полчаса вас устроит? – спросил я и, когда он кивнул, добавил: – Я сейчас кое-что тут закончу… Харли Бонд, в здании «Юнайтед Траст»?
– Отлично.
Он поклонился и направился к двери. На пороге я остановил его вопросом:
– Кстати, мистер Фуллер, кто вас ко мне направил? Кто-нибудь из удовлетворенных клиентов?
Он слегка улыбнулся, лукаво и несколько самодовольно:
– Не совсем… Видите ли, мы с Джорджем – это мой кузен – открыли адресную книгу розыскных бюро наугад и просто ткнули пальцем в список. Попали на вашу фамилию.
Он смущенно хохотнул, поклонился и вышел.
Выждав, пока он выйдет на улицу, я схватил шляпу и тоже покинул свою контору. Заскочил в забегаловку на углу, где, как и обещал Колману Фуллеру, «закончил кое-что» – расправился с легким завтраком. В те дни я не предавался греху чревоугодия. Через четверть часа я уже прыгнул в свою лихую колымагу неопределенной марки, которая, пройдя через руки трех владельцев, все еще была способна выжать из себя добрых шестьдесят миль. Еще через десять минут я уже с достоинством вступил в готический холл храма древнего бога Мамоны. Молодой профессор Фуллер беседовал у лифтов с какой-то сногсшибательной блондинкой. Выглядел господин ученый несколько взволнованно.
– Вы точны, мистер Уоррен, – пробормотал он едва разборчиво мне и добавил что-то совершенно неразборчивое, адресуясь к блондинке.
Та мгновенно зашагала прочь, покачивая всем, чем можно было покачивать, и я едва ускользнул от гильотины лифтовых дверей, следя за колебаниями и колыханиями ее рельефов.
– Очаровательное создание, – вздохнул после продолжительной паузы мистер студент. – Просто знакомая.
– Понимаю, – кивнул я. – Но если бы я имел счастье быть ее знакомым, она быстро стала бы мне другом или врагом.
Прогулка по коридору – и вот мы предстали перед Харли Бондом, одним из самых зубастых волков городской адвокатуры.
Конечно, видел я его не раз, в суде и вне суда. Мелкая собачонка с виду, пузанчик лет сорока пяти. На столе его можно было бы сыграть в крикет, но я все же заметил на его лице детали, которые не бросались в глаза раньше. Мешочки под глазами, очевидно, регулярно заливались напитками с высоким процентным содержанием алкоголя. Приятная улыбка, неожиданно длинная рука вытягивается через весь стол.
– Рад знакомству, мистер Уоррен, – гнусавит он знакомым по судебным заседаниям голосом. – Должен признать, что, если бы семья проконсультировалась со мной, я бы порекомендовал более известное агентство, однако…
– У нас на счету ни одного нераскрытого случая! – перебил я решительно. И не соврал.
Харли Бонд от такой наглости даже сморгнул. И тут же улыбнулся. Понравилось, что я выступил в его манере. Улыбка, однако, быстро улетучилась, и он перешел к делу:
– Поскольку семья вас уже ангажировала, первым делом следует…
– Обсудить условия, – услужливо подсказал я.
Губы Бонда сложились в трубочку. Дунь он сейчас – послышался бы свист щегла.
– Полагаю, вас ожидает успешная карьера, мистер Уоррен. – Вместо свиста мы услышали довольное мурлыканье сытого кота. – Условия, однако, определены однозначно мистером Карлом Фуллером, старшим братом мистера Генри. Десять тысяч долларов тому, кто обнаружит убийцу и докажет его вину. Выплата по вынесении приговора.
Я молча обозначил энергичный кивок и молча же распрощался с надеждами на сытный обед.
Перешли к менее интересным деталям.
Уж во всяком случае, ничем новым Бонд меня не порадовал. Газеты знали не меньше. Генри Фуллер отбыл в свои апартаменты на Брэдфорд-стрит, 38, в половине восьмого. Цель – переодеться к ужину. В полдевятого вернулся слуга (алиби с дюжиной свидетелей) и обнаружил хозяина с простреленным сердцем. Вызвали врача, который определил время смерти около восьми. Покойный не был женат. Явных врагов не отмечено.
– А завещание?
Мистер Бонд кашлянул.
– Завещание распределяет имущество покойного в равных долях между двумя сестрами и двумя из трех братьев. С третьим братом, Джоном, у покойного отношения не сложились. Мистер Джон… э-э… – Бонд снова прочистил горло, – отец присутствующего здесь мистера Колмана.
Я повернул голову к молчавшему до сих пор студенту. Тот тоже прокашлялся.
– Совершенно верно. Но я, с моей стороны, был в наилучших отношениях с дядей Генри, вот уже более года. Если бы он прожил подольше, он бы… э-э…
– Понимаю, – милостиво избавил я его от необходимости продолжать. – И сочувствую. А сейчас, мистер Бонд, я хотел бы ознакомиться с обстановкой. Снабдите меня адресами осиротевшей родни.
Посетил я разнесчастных родственников, озабоченных разделом двадцати миллионов старого Фуллера. Ничего обнаружить не ожидал, ничего и не обнаружил. На следующий день добрался до слуги.
Звали его Джобсон. С согласия наследников он выжимал из квартиры покойного последние дни истекающего срока аренды, прежде чем перебраться в более подобающее его скромному статусу обиталище.
Дом отличался типичным для миллионеров всех времен и народов пошлым никчемным размахом. Протяженный, четырехэтажный, на старой «аристократической» улице. Найти лифтера оказалось задачей не из легких. На него возлагалась еще куча функций, в том числе и обслуживание коммутатора, в нише которого парень и был обнаружен мирно посапывающим на пятом по счету сне. Лифт медленно вполз на самый верх, я прошелся по длинному темному коридору, нашел нужную дверь и предстал перед мистером Джобсоном, великим и ужасным.
Узнав, кто я такой и что мне нужно, он весьма вежливо усадил мои сто семьдесят фунтов в самое хрупкое золоченое кресло в антикварной гостиной и навис надо мною тучей, готовой разразиться скорбным ливнем.
– Ужасно, сэр, ужасно… – горестно возвестил он. – Чего бы я не дал, чтобы изловить этого мерзавца, но, к сожалению, ничем не смогу вам помочь…
– Глядя на вас, не скажешь, что вы такой уж беспомощный.
Он встрепенулся:
– У меня железное алиби, сэр! Никак не меньше десятка свидетелей…
– Алиби оставьте для тех, кто вас будет обвинять, я же просто хотел с вами побеседовать.
И мы побеседовали. О жизни, об искусстве и литературе, и мне уже надоело толочь воду в ступе, когда я, следя за его физиономией, заметил взгляд, брошенный на часы.
На часы можно смотреть по-разному.
Мне его взгляд понравился, захотелось увидеть еще один на бис, и я поудобнее устроился в неудобном креслице.
Промариновав мистера Джобсона еще минут двадцать, я уловил достаточное количество направленных на часы взглядов разной степени интенсивности. Он потел и пыхтел, как тенор-дебютант, обнаруживший перед выходом, что у него пропал голос.
Наконец он не выдержал:
– Извините, мистер Уоррен, но я вынужден прервать беседу. Может быть, продолжим в другой раз? У меня, видите ли, договоренность… – Еще взгляд на часы.
Я вскочил:
– Конечно, разумеется! У меня у самого куча дел… Приятно было побеседовать.
Рукопожатие, сердечное прощание, дверь за мной затворилась – и я понесся по коридору к лифту. Нажав на звонок, я удерживал кнопку, пока не услышал снизу лязг лифтовой решетки.
– Кто-нибудь, кроме тебя, есть внизу на коммутаторе?
– Нет, сэр. Я один.
Вот и хорошо. И если Джобсон выйдет или кто-нибудь войдет, мимо меня они не проскользнут незамеченными.
– Послушай, сынок, – нежно обратился я к лифтеру, пока лифт полз вниз, – у тебя тут, как видно, куча работы. Чего они на тебя только не навесили.
– И не говорите, сэр! – вздохнул парень.
Он открыл дверь, я вышел и остановился:
– Я так думаю, сынок, лишних десять баксов ты нашел бы на что потратить.
Он недоуменно уставился на меня.
– А-а-а… – опасливо протянул он.
Я похлопал его по плечу:
– Не бойся, ничего незаконного. Просто помогу тебе немного на коммутаторе. – Я лихо надвинул шляпу на один глаз и выпятил челюсть.
– Коп! – прошептал он и тут же перевел взгляд к вынырнувшему из моего кармана кончику бумажника. Я занял его место за панелью коммутатора, натянул на голову наушники. Хороший сыщик должен управляться и с коммутатором, и с множеством других вещей и профессий. Даже ремесло мойщика окон может пригодиться, потому что… впрочем, вы, конечно, читали об этом.
А вот и первый звонок. Служанка миссис Уинслоу требует ускорить доставку заказанных телячьих котлет, пышет жаром негодования, а потом намного тише и нежнее добавляет:
– Тони, доставь их сам, милый, если сможешь.
Не прошло и минуты – второй звонок. Мы с Хэтти Как-ее-там узнали, что доктор думает о почках Джесси… Нет, о почках-сотэ в ресторанчике «У Джесси». Я уже начинаю жалеть о зря растраченных усилиях и десятке, думаю, что Джобсон собирается выйти или ждет кого-то – в этом случае я услышал бы звонок у лифта, – как вдруг последовал третий вызов:
– Дюваль 8390.
Голос Джобсона я запомнил хорошо.
Я сунул штекер, щелкнул тумблером… Ждать долго не пришлось. Вызываемый абонент снял трубку.
– Алло! – Женский голос.
– Мисс Келли?
– Да.
– Это Джобсон. Вы знаете меня. Джобсон.
– Д-да… – несколько неуверенно.
– Я хочу узнать… Там ли… Вы знаете кто.
– Нет.
– Значит, найдите его. Срочно. Понимаете?
– Да.
– И скажите, чтобы он здесь не появлялся. Опасно. Понимаете?
– Да.
– Скажите, чтобы встретился со мной в отеле. В номере… Черт, забыл. Какой номер?
– Триста одиннадцатый.
– Триста одиннадцатый. Примерно через час. Понимаете?
– Да, понимаю.
Щелкнула ее трубка, затем его. Я вытащил штекер, затем соединился с Центральной.
– Девушка, у меня к вам просьба, – умоляющим тоном обратился я к телефонистке. – Дайте мне адрес Дюваль 8390, будьте столь добры. Это гостиница.
– Извините, сэр, – раздался заученный ответ, – но это строго воспрещается правилами.
– Знаю, знаю, милая, – подпустил я в голос драматизма. – Но я вас умоляю, случай исключительный. Понимаете, мне только что сказали, что моя жена там… с другим…
Я услышал вздох. Потом молчание. И наконец:
– Дюва-аль… вос-семь… тр-ри… д-девять… нул-ль – отель «Стоповер-инн» на Восточной Скоростной.
Я безмолвно ахнул. Я даже, может, спасибо ей не сказал. Я думал о другом. Думал, что десять тысяч у меня в руках. Если эти руки не оторвут вместе с головой.
Отель «Стоповер-инн» на Восточной Скоростной – логово банды Льюиса!
Проглотив свое «Ах!», я вскочил и взъерошил лифтеру прическу:
– Молодец! Быть тебе миллионером!
Наградив его честно заработанной десяткой, я вернулся домой, набрал полную сумку ненужных вещей и вышел.
До «Стоповера» от меня около десяти миль, и, когда я вывернул из-за последнего угла, у его подъезда как раз остановился дряхлый мелкий драндулет с Джобсоном за рулем. Я проехал мимо, увлеченно рассматривая архитектурный декор зданий на противоположной стороне, вскоре развернулся и припарковался неподалеку. Волоча свою дорожную сумку, я вошел в отель.
Грязный холл, обшарпанная стойка регистрации. За барьером прыщавый парнишка с глуповатым лицом. Я обрадовался ему, как лучшему другу.
– Номер! – выдохнул я якобы из последних сил. – На самом верху, где потише. Отоспаться наконец.
В заведении три этажа, по десять номеров на каждом: пять во двор, пять на улицу.
Парень тупо уставился на меня.
– Надо ждать. Мисс Келли там, – прогундосил он и шевельнул бровями вверх. Губами он не шевелил. Зачем утруждать губы, если есть нос.
Мисс Келли не значилась в перечне интересующих меня лиц. Очень мне нужны ее проницательный взгляд и неудобные вопросы – как высказанные, так и не высказанные. Подальше от мисс Келли!
– Брось, парень. Хочешь, чтобы я сейчас рухнул? Мне не нужна никакая мисс. Пустая койка – вот что мне сейчас по нраву. Спать! Давай комнату.
И я протянул руку за ключом 313-го номера.
Но ключи висели под носом у парня, и он наложил лапу на 313-й.
– Эта комната сдана, – выпалил он неожиданно резво. – Я покажу вам другую.
Парень прихватил ключ от 317-й и вынырнул из-за барьера. Он чуть не свалился, споткнувшись о мою сумку, и мне пришлось поддержать его. Выпустив локоть парня и перехватив свой багаж поудобнее, я последовал за ним по узкой и темной лестнице, по такому же коридору третьего этажа. Ковер на лестнице и в коридоре оказался, однако, такой толщины, что звук шагов полностью поглощался. В этом, как и во всем на свете, свои плюсы и минусы.
Комната показалась мне не краше коридора: узкая темная нора с одним окном. Демонстрация номера заключалась лишь в том, что парень распахнул передо мною дверь. Я сунул ему в руку четвертак:
– Спасибо. И больше обо мне не беспокойтесь. Отдыхаю, может, сутки.
Я захлопнул дверь и заперся, щелкнув ключом. Далеко отходить, однако, не трудился. Выждав две минуты, бесшумно повернул ключ, открыл дверь и вышел в коридор.
Здесь ночь круглые сутки, хотя и не та ночь, что царит в белом безмолвии Заполярья. Посреди коридора шипит один газовый рожок. Что ж, пусть шипит, хотя и он мне ни к чему. Ковер-благодетель скрывает шаги, красться необязательно.
Самая дальняя – 311-я. В ней разговаривают двое, мужчина и женщина.
Комната 313 рядом. В ней тихо. Я достал универсальный ключ. Да, в 313-й пусто. Обычная комната дешевого отеля. Кровать… да и все, пожалуй. Когда-то была «под золото», кое-где латунь еще не стерлась, кое-где ее уже сменила рыжая ржавчина. Окно выходит в большой, но запущенный сад. О! Мебель: одинокий стул с жесткой спинкой. Я подтянул стул к двери, ведущей в 311-й. Дверь, разумеется, заперта, замочная скважина заткнута с той стороны. Я присел. Женщина, вероятнее всего, стояла у двери в коридор.
– Я сразу пошлю его наверх, – сказала она приятным, мелодичным голосом. Значит, это мисс Келли. – Я позвонила ему сразу же, он должен прибыть с минуты на минуту.
Рядом со мной что-то неопределенно хрюкнуло. Джобсон, очевидно, лежал на кровати рядом с дверью между комнатами. Звук открываемой и закрываемой двери. Тишина. Жалобный стон пружин: значит, Джобсон сменил позу. Я устроился поудобнее на этом раздолбанном стуле – к счастью, не таком скрипучем. Вздремнул. Мгновенно проснулся от звука дверной защелки в 311-м. Кто-то вошел; заскрипела кровать, Джобсон уселся.
– Наконец-то, – проворчал он. – Долго пришлось поджидать.
Входящий ничего не ответил. Дверь закрыли и заперли. Наконец вновь прибывший что-то пробормотал, но я ничего не разобрал.
– Угу, – ответил Джобсон. – Ладно-ладно, давайте к делу.
Он встал и, наверное, подошел к тому, второму типу. Я прилип к двери ухом. Опустился на колени, попытался выковырять затычку. Короче, так я ничего и не разобрал. Иногда Джобсон повышал голос, и до меня доносились фрагменты их содержательной беседы.
– Сколько? – вырвалось у него вдруг. – Ладно, десять кусков, и можете забыть, как выглядит малыш Фредди Джобсон.
Я чуть не присвистнул. Пытаться шантажировать банду Льюиса… Безопаснее улечься спать на железнодорожном полотне. Потом Джобсон тоном скорбящего родственника жалостно помянул бедного старого мистера Фуллера. А под конец вспылил:
– Слушай, парень, кончай мне пудрить мозги. Я не видел, как ты его кокнул, но я слышал, как вы с ним трепались за пару часов до этого. Как он тебе рассказывал о сотне кусков, которые с него хочет сколоть банда. Как ты ему сказал… «Слушай, – сказал ты ему, – я могу их отвезти, если ты дашь мне лично половину. Пятьдесят тысяч». И как ты пообещал к восьми прийти за ответом. Удивляюсь, почему он сам тогда тебя не пристрелил, вместо того чтобы дожидаться восьми. Как думаешь, присяжным понравится такая история? Молчишь? А еще меньше она понравится ребятишкам Льюиса, если они о ней узнают.
«Вот оно что! – подумал я. – Вот почему Джобсон такой смелый. Он сейчас не против банды Льюиса, а против кого-то, кто захотел эту банду „наколоть“».
Тут в 311-м зазвонил телефон. Джобсон снял трубку, и опять я ничего не разобрал. Трубка грохнулась на крюк, и на этот раз я хорошо расслышал возбужденный голос шантажиста:
– Слушай! Она говорит, что копы на лестнице. Наверное, за мной увязался хвост и… и… Скройся! Скройся живей! Дьявол, этого не хватало! Нас не должны застать вместе!
Тут я впервые услышал голос того типа:
– Секунду. Я тебе скажу… – Далее все более неразборчиво и наконец вообще не слышно.
Спрятался?
И вот уже слышны тяжелые шаги двух или трех пар ног. Да, никакой ковер не заглушит уверенной поступи доброго копа.
Они прошли мимо «моей» двери, подошли к соседней, и я услышал резкий стук, поворот ключа в замке.
Голос сержанта Руни:
– Вот она, наша птаха! Вы были правы, мистер Бонд.
А теперь гнусит Бонд:
– Я не стал бы вас зря беспокоить, сержант!
Я в задумчивости почесал затылок. Значит, Бонд решил немножко поиграть в детектива. Сорвать приз в свой карман. Как он выследил Джобсона? Нанял кого-то или даже копа привлек к слежке за квартирой на Брэдфорд-стрит… Да плевать мне на Джобсона, но если они найдут того, второго парня, угрохавшего Фуллера… прежде чем капитан Перси Уоррен предъявит свои права на премию… Есть же какие-то нормы, неписаные правила, и согласно этим нормам и правилам Харли Бонд должен крутиться в беличьем колесе судебной мельницы, черт побери!
Без всякого удовольствия я слушал нытье мистера Джобсона:
– А чего я сделал такого, мистер Бонд? Зашел вот просто…
– Мы вас пока ни в чем не обвиняем, мистер Джобсон, – успокоил Бонд. – Хотели с вами поболтать, может, вы что-то вспомнили. Нам с сержантом оказалось по пути, вот мы и зашли…
В этот момент снаружи по эстакаде загрохотал поезд надземки. Что тут можно услышать? Когда лязг и грохот затихли, обмен мнениями за дверью завершился.
– Ну пошли, – отрезал Руни.
Я двинулся к двери, чтобы продолжить обмен мнениями, но призадумался. Нашли они второго парня, сделавшего «черную работу»? За это время они вполне могли его откопать. Но знали ли они, что в номере были два человека? Я на цыпочках подкрался к двери, отпер ее и затаился. Если убийца с ними… Что ж, не повезло. Если нет – не повезло Бонду. Я поищу его сам.
Они вышли из 311-го, заперли дверь, протопали мимо «моего» номера. Я приоткрыл дверь и высунулся.
Четверо шагали по коридору, как раз поравнялись с газовым рожком, я их отлично разглядел. Сержант, еще один коп, Бонд и Джобсон. Все! Я ухмыльнулся, попросил прощения у госпожи Фортуны за недоверие и снова спрятался, так как за мужской группой заметил женскую фигуру. Вероятно, мисс Келли.
Я запер дверь, подошел к окну, осторожно поднял раму и высунул голову.
Не скажу, что я выбрал легкий путь. Узенький карнизик; осторожно-осторожно, в темпе легкого моциона черепахи, добрался я до окна 311-го. Пистолет я на всякий случай держал в руке. Обзор неплохой, высунувшаяся голова сразу бросится в глаза. Но головы ниоткуда не высовывались; я осторожно отодвинул штору и забрался в комнату.
На первый взгляд в номере пусто. Комната больше соседних, кроме кровати в ней несколько стульев, стол. Я быстро осмотрел комнату, никого не нашел. Второе окно в торце здания. За ним здоровенный клен, одна из ветвей доходит почти до окна. Ветвь хилая, меня бы она, конечно, не выдержала. Но если тот, второй невелик и спортивен, то вполне мог использовать эту возможность.
Мог… Но… Что-то не вязалось в общей картине, что-то не вписывалось в нее. Я уставился в пол, постоял, направился к кровати, нагнулся, чтобы еще раз под нее заглянуть…
– Что-то потеряли?
Я повернул голову. В дверях – молодая женщина. Эк ведь, какая быстрая!
– Да так, мелочь. Булавку обронил.
Губы ее, весьма приятной формы, изобразили легкую улыбку, насмешливую, надо признать, но глаза сквозь очки в роговой оправе глядели серьезно. Я шагнул к ней, она шагнула в мою сторону.
– Булавка – прочистить трубку или вскрыть замок?
Она дошла до стула, оперлась на спинку и смерила меня взглядом:
– Полагаю, вы понимаете, что ошиблись дверью.
Я заверил ее, что дверью не пользовался, уселся на кровать, вытащил пачку сигарет и закурил. Хотелось понять, как я могу воспользоваться ситуацией. В то же время мозг мучила какая-то загадка. Женщину легко было охватить взглядом, несмотря на такие усложнения общей картины, как очки, узел волос на затылке, как у сварливой старухи. Казалось, что я ее где-то видел, но этот вопрос пришлось отложить, так как я не способен раздваиваться мыслью.
– Вы слегка правы, мисс Келли.
– Мисс Келли. Вот как. Рада встрече, мистер?..
– Бернс. Вильям Джей.
Она рассмеялась:
– А где ваши фальшивые усы, мистер Бернс? – И уже серьезно спросила: – Значит, я права… хотя и слегка? И вы вряд ли по ошибке попали в чужую комнату.
– Верно мыслите! – Я захлопал в ладоши и тоже сразу посерьезнел. – Давно вы здесь трудитесь, мисс Келли? – Не потому, что меня это интересовало; спросил, просто чтобы продолжать обдумывать ситуацию.
– Сначала предъявите мне ваш жестяной орден, а потом уж допрашивайте, – ледяным голосом ответила она. – И заодно объясните, как вы попали в запертую комнату.
Я быстро взглянул на нее:
– Вы знаете Джобсона?
– Значок покажите, – уперлась она.
– Джобсона знаете?
– Значок.
– Знаете убийцу, который был вместе с ним? – тем же тоном, бесстрастно, монотонно.
Она мгновенно отвлеклась от созерцания потолка и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Даже побледнела.
– Вы видели здесь убийцу? – почти шепотом.
– Я не говорю, будто что-то здесь видел.
Всмотревшись в ее лицо, я предположил, что эмоции не сыгранные, подлинные. Но это меня не очень интересовало.
– Мисс Келли, вы были в коридоре, когда копы прошли с мистером Джобсоном и еще одним парнем, мистером Бондом, адвокатом.
Она чуть помедлила, сглотнула и кивнула:
– Теперь ответьте, только правду. Видели вы еще одного человека, который вышел за ними?
Она пристально посмотрела на меня, явно обдумывая ответ. Затем снова кивнула.
– Да, видела. Я подумала, это один из них, и поэтому…
– Ладно-ладно, – отмахнулся я от объяснений. – А можете ли вы мне его описать?
– Среднего роста, худощавый, бледный, нос большой, глаза маленькие, как будто бегающие…
Описание самого Спайка Льюиса. Я прищурился. Она перевела дыхание.
– Слушайте, я интересовалась, в основном, своими делами. Но я могу узнать много интересного для вас. Где вы будете в восемь вечера?
– Кто знает? Возможно, в городском морге, там, где неопознанные трупы.
Она вежливо улыбнулась:
– Запишите номер. – Я вынул блокнот. – Эшли 2836. Это далеко отсюда. Не стоило, конечно, вам его давать. Позвоните ровно в восемь. Если меня не будет, значит, я ничего не узнала. Если узнаю, буду там. – Она протянула мне руку, как лихой парень. – Но скорее всего вы меня там застанете.
Рукопожатие.
– Вы очень добры, Мириам. Жив буду – обязательно позвоню.
Я уже спустился на полтора марша, когда услышал сверху оклик. Ее лицо сияло над лестничными перилами.
– Не Мириам. Верьте или нет, но Дездемона.
Через две минуты я уже гнал свою ступу на колесах в город.
* * *
Ох, как я был доволен собой! Убийца у меня в ладошке. Осталось сжать кулак и его не выронить. И чтобы с добычей. Непросто, что и говорить. Но Перси Уоррен не боится трудных задач. Въехав в город, я свернул с шоссе и сбросил скорость. И тут же оцепенел.
«Ах ты, тухлая селедка!» – эмоционально обратился я к самому себе. Уничтожив себя морально, я тут же посмертно реабилитировал уничтоженного и вручил ему высший орден самой экзотической империи – за оригинальность мышления. Если я мыслил верно, то Джобсон, вместо того чтобы почивать на лаврах в идиллической обстановке городской тюрьмы, в полной безопасности, как и положено ценному свидетелю, подозреваемому или кому еще там, вместо этого оказался вышвырнутым на свободу, в зубы убийцам! До Брэдфорд-стрит лишь десяток кварталов, но я резко свернул к поребрику у первой же аптеки, выскочил и понесся к телефонной будке. Джобсон снял трубку через минуту. Я облегченно вздохнул, услышав его голос.
– Джобсон, вы один? – спросил я его, предварительно назвавшись.
Он колебался достаточно долго, чтобы я понял: соврет.
– Да, один, – проворчал он недовольно.
– Ладно, как хотите. Только скажите: ваш дружок поднялся с вами в лифте или проник в дом иным путем?
Возмущенное шипение в трубке. Потом он отвернулся и что-то кому-то прошептал. Ох, кретин!
– Джобсон! – заорал я. – Джобсон!!!
– Ну, чего еще? – этак мрачно, недовольно.
– Слушайте, Джобсон, с огнем играете. Немедленно смывайтесь оттуда, сию секунду! Он вас…
– Хлоп! – ответила мне трубка. Тут же из нее выплеснулся на меня целый коктейль, смешанный из звуков падения тела, трубки и, возможно, телефонного аппарата.
– Джобсон!!!
Секунду я вслушивался в пустоту, живо представив себе валяющегося на полу Джобсона и гадая, в каком месте у него появилось непредусмотренное природой отверстие. Скорее, даже два. Потом пустота исчезла. Трубка зашуршала и тут же задышала мне в ухо. Я грохнул ее на рычаг и выскочил из будки. Две-три минуты – и я уже в лифтовом холле дома на Брэдфорд-стрит. Парень, по счастью, сидит в лифте.
– Слушай, друг! – трясу я его за плечо. – Живее на третий! И дай мне запасной ключ от квартиры Фуллера. – Некогда мне было с замком возиться.
Провожаемый сонным взглядом так толком и не проснувшегося лифтера, я дунул по коридору, отпер дверь и запер ее за собой. Бегом дальше – все, бежать далее незачем.
Джобсон, как и положено, валяется на полу, остывает. Трубка, как и положено, на аппарате, но вернул ее на место не Джобсон, а тот, другой, у которого пистолет с глушителем.
Как положено, я уделил Джобсону долю своего драгоценного внимания, хотя и был на сто процентов уверен, что он последовал туда, куда отправляются все незадачливые шантажисты. Джобсону не поможешь, благодетеля его тоже не найдешь. Но все же я его спугнул, и впопыхах он мог оставить какие-нибудь улики.
Телефонная трубка, однако, чиста, как совесть банкира. Быстрый осмотр комнаты. Конечно, не в поисках окурка редкой марки, засунутого под ковер. Если что и осталось, то где-то на виду. Ничего. Я вышел из комнаты, прошел по коридору, заглядывая в двери. Три спальни, на которые я почти не обратил внимания. Столовая, туалет с ванной. Последняя – кухня. Из нее дверь ведет на темную черную лестницу. Открытая дверь. Ага, наконец-то. На столе пивная бутылка, при ней два стакана. Добрые друзья – отпечатки пальцев. Сейчас я их…
– Ручки вверх! И не оборачиваться. Отличненько.
Голос, внушающий доверие. Я поднял руки вверх. И не обернулся.
Голос умолк, и его хозяин молча шагнул назад.
– Отличненько. Головку поверни, глянь сюда и отвернись.
Выполняю. Не вижу никого. Нельзя сказать, что совсем ничего интересного не заметил. Четко разглядел дуло в конце коридора. Но и все. Так он и задумал.
