Текст книги "Кровавый ветер"
Автор книги: Раймонд Чэндлер
Соавторы: Томас Уолш,Уильям Роллинз,Норберт Дэвис,Кэрролл Джон Дейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
В кафе «Мария»
Я успел заскочить в круглосуточную аптеку и позвонить домой. Надеялся, что Джерри уже вернулся и ему есть что рассказать. Не очень надеялся. И точно, Джерри еще не появился.
Потом чуток поколесил по городу, просто развеяться. Ни о чем не думал, точнее, не размышлял. Редко я о чем-то размышляю. Разве что гадал, как Флэйм в очередной раз выскользнула из лап бдительной нью-йоркской полиции. До сих пор сидит в доме, спряталась? Прошла сквозь них незамеченной? Прокупила путь? Тоже не исключено. У каждого своя цена. Десять баксов постовому службы движения, тысячу – чину в кабинете, который уже обнаружил, что есть на свете биржа, но еще не понял, что он на ней мелкий дойный барашек, а не бык и не медведь.
У Флэйм голова – не просто подставка для шляпы. Может, весь план похищения полковника – ее идея. Доктор Горгон завербовал ценного сотрудника. Дьявол, конверт-то все еще со мной! Тоже, почтальон…
Возможно, Флэйм соизволит ответить на какие-то мои вопросы в кафе «Мария». Интересно, что она еще раньше запланировала эту встречу. Да, у нее мозги в порядке, а вот у меня? Не уверен… В конце концов, каждый из нас немножко дурак. Иногда дурак. Я держал ее в руках. Я сказал, что люблю ее. Она меня любит, в этом можно не сомневаться. Любой, кто прикоснется к Флэйм… Однако время подпирало.
Как водится, я оставил машину за полквартала, внимательно огляделся и направился к боковому входу. Постучался.
Дверь приоткрылась почти сразу. Я узнал бармена.
– Привет, Рэйс.
Он приоткрыл дверь еще на пару дюймов, как раз, чтобы мне протиснуться, задев бармена оттопырившимся правым карманом пиджака.
– Ого, – хохотнул он, кивнув на карман. – А мы-то думали, что у вас тут любовь пышным цветом.
– Меня ждет леди, Фред?
– Ждет. Малый зал за баром.
– Кто в баре?
– Никого, ей-богу. Мы же закрыты.
– Ты хороший парень, Фред. Не хотелось бы, чтобы с тобой случилось что-нибудь. – Всего лишь предупреждение.
– Иисус свидетель! Ничего в рукаве, как Бог свят.
– Посмотрим.
– Дак… Никто силком не тащит… Вон выход… Пожалуйста…
– Делай свое дело.
Фред проводил меня к двери, распахнул ее и возвестил:
– К вам мистер, мэм.
И смылся.
Обычный задний зальчик захудалого заведения. Яркая лампа в стеклянном матовом абажуре, резкий свет. С десяток столиков, простые деревянные стулья с подлокотниками. Никто не трудился опрокидывать их на столы, убирать тоже никто не собирался. Дымно-спиртовый перегар отсюда не выветрился, несмотря на открытое окно. Заложенный кирпичом камин, на каминной доске кубок. Больше украшений не заметно.
Посетитель лишь один. Посетительница. Флэйм. Мужские обноски сменило легкое плотно прилегающее пальто, на голове лихо сбитый набок берет, в углу рта сигарета.
– Явился не запылился, – усмехнулась она. – Храбрый, дурень. Присядьте, «мистер».
Я прошел к окну, закрыл его, запер, задернул штору. Лучше умереть медленно от ядовитой атмосферы, чем мгновенно от пули «случайного прохожего».
В помещении еще одна дверь, из замка торчал ключ. Я проверил дверь. Заперто. За занавесом ниша с полками. Как раз напротив двери, в которую я вошел. Я подставил к двери стул, закурил и уселся рядом с Флэйм. Окно и дверь со стулом в поле зрения, ниша справа, Флэйм рядом с камином.
Флэйм завела свою старую песню:
– Рэйс, давай плюнем на все. Я плюю на Горгонов, плюю на город. Мы вместе переселяемся в Европу, на Ривьеру…
– Опять та же пластинка. Ты ее ставишь каждому самцу, которому хочешь задурить мозги.
– Да. – Очень серьезно она ответила, без тени обиды, подтвердила кивком. – Да, все время ставлю эту пластинку. И каждый раз воображаю, что говорю тебе это всерьез. На месте «каждого самца» я представляю себе тебя. – Она протянула руку через стол и положила на мою. – День вдвоем, вечер вместе, ночь… Полное взаимопонимание, общая жизнь. Между нами есть что-то, чего я никогда не могла постичь…
– Флоренс, я здесь только с одной целью. Ты обещала. Надеюсь, сдержишь свое обещание.
– Да, обещала. – Казалось, она к чему-то прислушивалась. – Здесь нелучшее место для беседы. Но ты должен знать. – Она наклонилась ко мне и почти прошептала: – Сейчас перед тобой более не девочка. Сейчас перед тобой женщина, готовая сразиться с собственной смертью, бросающая ей вызов. Не знаю, мог ты это изменить или нет, но возможность тобой упущена, теперь от тебя ничего не зависит. Смерть и разрушение – пусть! Но жизни шепотом не будет, Рэйс.
Мне не понравились ее слова. Почему-то я им поверил. И замер. Ручка двери, подпертой стулом, медленно, едва заметно поворачивалась. Ничего не сказав Флэйм, я оперся обоими локтями о засаленную столешницу, слегка подвинул стул. Ниша, таким образом, оказалась у меня за спиной, руки под подбородком, одна из них коснулась торчащей из подмышечной кобуры рукояти. Дверь двигалась очень медленно, стул у двери еще не должен был упасть. Подвинулся лишь мой стул.
Мое движение согнало краску с лица Флэйм. Она потянулась к сумочке, но передумала, подняла руку и сняла с полки кубок. Осмотрела его, прочитала вслух гравированную надпись:
– «Эдди Горгону в честь возвращения под сень клуба „Мария“. Двадцать седьмого августа 1929 года».
Ее негромкий голос звучал зловеще, но дату я вспомнил. День освобождения Эдди Горгона после оправдания его за недоказанностью обвинения. Процесс по делу об убийстве владельца прачечной. Прачечный рэкет.
Ручка двери рывком вернулась в исходное положение, а за спиной своей, со стороны ниши я услышал голос. Дверь успешно отвлекла мое внимание.
– Замри, Вильямс. На этот раз получишь пулю в затылок, куда такой крысе и положено. Молодец, Флоренс. Прочитай ему еще раз, с выражением.
Влип? Еще как! Как сопляк, сосунок желторотый. Я услышал, как Эдди Горгон сделал шаг, другой, остановился в футе от меня. А я сижу, сжав в правой руке рукоять пистолета, который больше никогда не использую. Почему я не осмотрел нишу? Конечно, там потайная дверь. Глупость? Самоуверенность? Излишнее доверие к Флэйм?
Я посмотрел на нее. Интересно, как воспримет она мою смерть. Лицо ее мертвенно бледно. Она предала меня и принимает плату за это. Но мне с этого…
– Покажи ему чашечку и прочитай. Предсмертная молитва.
Флоренс подняла кубок. Наши взгляды встретились, но вот кубок поднялся на уровень глаз. И вместо Флэйм я увидел тощую и вытянутую, искаженную сферической поверхностью фигуру убийцы, его лицо, уменьшенные крысьи глазки, ироническую ухмылку.
Выхватить пистолет, рвануться вбок – слишком он близко. Конечно, у меня есть шанс захватить его с собой. Но и только.
Но тут заговорила Флэйм:
– Умерь пыл, Эдди. Рэйс много знает. Твой брат тоже хочет…
– Здесь нет моих братьев, – одернул ее Эдди. – Здесь я хозяин. Глянь этой крысе в глаза. Посмотри, как они помутнеют. Локоточки смирненько, Рэйс. Чуть дернешься…
Локоточки смирненько, так оно и было. Но пальцы мои двигались. А Флэйм держала кубок, как будто окаменев.
– Не смей стрелять, Эдди, – приказала Флэйм. – Я его сюда привела, и я хочу, чтобы он ответил на мои вопросы.
Я медленно-медленно поднимал руку с пистолетом к своему левому плечу. Эдди пока что ничего не заметил. Он увлекся спором с предметом своего вожделения.
– Слушай, ты ведь толковала со мной. Я ввел тебя к Горгонам. А ты использовала меня, как дурака, пока не пришел Микеле. Тебя тоже стоило бы прихлопнуть.
– Я подчиняюсь Микеле так же, как и ты. Ты меня ввел или не ты, но работаю я на него.
– Это все его умные идеи. Подчиняйся, сколько хочешь. Подчиняйся умом. Меня твой ум не интересует. Меня интересует тело. И никто на это тело не смеет поднять лапу, кроме меня, заруби себе на носу. Даже Микеле. И если я тебя хлопну, Микеле попечалится, но примет это как прискорбный инцидент.
Ствол моего пистолета уже лег на левое плечо. Лицо Эдди в кубке длинное и узкое, глаза посажены плотно один к другому.
– Эдди, – мягко и тихо сказала Флэйм, – не болтай глупостей. У меня к Микеле отношение чисто деловое.
– Видел я твои деловые взгляды! И его взгляды видел. «Абр… Абстрактные». Конкретные глаза у него были, он бабу видел и хотел эту бабу, как мужик хочет. Мою бабу! А ты, конечно, видишь, где бекон пожирнее, сразу клюнула. Но я тебе заплатил. И я тебя сегодня поимею. Сразу после того, как этот…
Мой пистолет вышел на позицию. Не буду врать, что я уловил в кубке роковое движение убийцы. Не знаю, угадал ли момент по изменению его голоса. Может быть, крик Флэйм сработал.
Ибо она крикнула:
– Жми, Рэйс!
В общем, я нажал на спусковой крючок…
Глава 21Человек в окне
Двойной грохот, звук, как будто брякнул колокол в тире, – и я замер. Если отражение в кубке меня не обмануло, то моя пуля должна была войти как раз между глаз Эдди Горгона.
Эдди Горгон тоже замер. Рот его раскрылся, лицо выражало крайнюю степень изумления.
Я снова поднял пистолет, но не выстрелил. Оружие Эдди висело в руке, безвольно вытянутой вниз. На лице не было никакой лишней дырки, то есть не наблюдалось никаких признаков входного отверстия. Умер он стоя. Уже после смерти сложился, как перочинный ножик, и бухнулся на пол, вслед за выроненным чуть раньше пистолетом. Если бы не выбитый зуб – или два – да кровавые пузырьки на губах, я бы так и не понял, куда послал пулю. Нельзя сказать, что выстрел мастерский, но задачу свою выполнил… Я ведь не колдун, в конце концов.
Я пожал плечами. Что ж, он хотел меня убить. И убил бы. Теперь вопрос с ним решен.
И Флэйм на ногах. Схватилась за кубок, прижала к себе. Лицо белое. На убитого не смотрела. Колоколом послужил кубок, в который попала пуля Эдди. Как раз в начало имени своего владельца. Первые две буквы как корова языком слизнула.
– Флоренс! Ты не ранена?
Я подскочил к ней, поддержал, взял из рук кубок, поставил на стол.
– Нет… Нет… Кубок меня спас… И ты…
– Ты опять спасла меня, Флоренс… После того, как поймала.
– Дурак! – закричала она и принялась колотить меня в грудь. – Я взвалила на себя слишком много и не могу сообразить… А ты… ты вообще никогда не соображаешь. Я тебя не ловила! Не ловила!
Она вдруг оттолкнула меня и отпрянула:
– Тебе не за что меня благодарить, Рэйс. Он должен был уйти. Он должен был умереть. Мозг, мозг, мозг… А это животное могло все погубить. Я пока не созрела для смерти. Я не должна пока умереть. Я умру с ним, как она умерла с ним… Она умерла. Боже, как ужасно она умерла, будь он проклят!
Любой со мной согласится, что все ею сказанное понятным не назовешь.
Флэйм не стала меня останавливать, когда я направился к ней. Остановило меня выражение ее лица.
Ненависть? Страх, ужас, который я принял за ненависть? Так или иначе я остановился, посмотрел на это лицо, повернулся к столу, взял кубок, тщательно его протер, уничтожая отпечатки пальцев, и вернул на камин.
– Флоренс, нам пора отсюда… Выстрел слышали. Фред, кто там еще…
– Никого здесь сейчас нет. Мы одни. Если кто-то и слышал выстрелы, то снаружи.
Она схватилась за горло и посмотрела на труп:
– Вот он теперь лежит. А ведь все-таки он человек. Создан тем же Творцом, что и ты, я, Микеле. Тем же, кто создал и добрых людей. И я так же лягу. Скоро. Очень скоро. Лежит такой же человек, как и мы. Он умер, Рэйс?
Я поднял руку Эдди, отпустил ее. Мертвее не бывает. Если не Эдди, то я. Что ж, не скажу, что мне приятно было смотреть на мертвого Эдди, но очень приятно было сознавать, что лежал здесь не я.
– Умер, умер.
Продолговатый конверт уперся в ребра, когда я нагнулся над Эдди. Конверт, который Микеле просил меня передать его брату. Я вытащил его. Оставить его на трупе Эдди – юмор, конечно, мрачноватый. Но не из-за этого я сунул конверт обратно. Мало ли кто обнаружит труп. Не стоило афишировать это убийство. Тем более вовлекать в него Флэйм. Мало ли кто знал о деньгах и драгоценностях. О той, которой они предназначались.
Кроме Фреда никто не видел меня входящим в кафе «Мария». Однако население подполья не любит распространяться о событиях, связанных с убийствами. Во всяком случае, в беседах с полицией они об этом помалкивают. А братьям Горгон не надо будет долго соображать, чтобы понять, кто укокошил Эдди.
– Уходим! – Флэйм подошла к окну, открыла его. Свежий ночной воздух хлынул в вонючее помещение. Приятный воздух.
Я оглядел комнату, удовлетворился увиденным и шагнул к окну как раз вовремя, чтобы схватить Флэйм за руку.
– Флоренс, ты забыла, зачем я сюда пришел. Я хочу знать, где полковник МакБрайд. И жив ли он.
– Да, должен быть жив. Давай все-таки сначала отсюда уйдем. Поговорим об этом в проулке.
– Где из-за любого мусорного бака может высунуться ствол. Ты меня уже дважды подставила. Спасибо тебе, конечно, за то, что спасла мне жизнь. Но, знаешь, ты так быстро меняешься, что я не хочу рисковать. Наверное, это одна из твоих сильных сторон, не знаю, как ты считаешь. Или слабых. Любить Флэйм означает дразнить свою смерть, и я в эту очередь идиотов записался. Я тебя ни в чем не виню, но не зря к тебе припаялась эта кличка – «тварь-уголовница», девица с криминальными наклонностями.
Она внезапно схватила меня за плечи. Глаза ее были тревожны, в них чувствовался страх, это глаза загнанного зверька. Таких я еще не видел. Но она ведь каждый раз новая. Конечно, женщинам свойственно падать в обморок при виде трупа, но к Флэйм физиологические стандарты неприменимы. И все же смерть Эдди на нее подействовала. Как? Кто ее знает.
– Рэйс, только один вопрос. Ты меня любишь?
– Не знаю. – Я и вправду не знал.
– Ты не притворялся там, в доме полковника МакБрайда. Ты сказал, что любишь меня. Ты не кривил душой?
– Нет, я сказал, что чувствовал, – заверил я ее почти со злостью. – Может быть, и сейчас сказал бы то же самое. И так же искренне. Это штука сложная, Флэйм. Никто в ней ничего не поймет. Но люблю я тебя или нет, а доверять я тебе не могу. Ты, пожалуй, сама себе доверять не можешь.
Она покосилась на труп и вздрогнула. Потом быстро перелезла через подоконник, и я ей не препятствовал.
– Ты бы выключил свет, Рэйс. Эдди бы точно так же сделал, если б там лежал ты. Они воображали, что ты там пролежишь не один день, прежде чем…
– Значит, ты меня все-таки заманила в ловушку.
– Рэйс, ты сам в это не веришь. Ты пытаешься в это поверить, но не можешь. Ведь так? – Она встряхнула меня за плечи. – Ты не можешь в это поверить, как ни пытаешься.
– Не могу? – Я засмеялся. – Я не хочу в это верить, я могу в глубине души возмущаться и бунтовать, но не считай меня дураком. Ты хочешь меня убедить, что не знала о приходе Эдди?
– Я и не знала, хоть ты мне, конечно, не поверишь. Я не знала, пока не увидела его, вернее, пока не услышала.
– Кто же тогда его пригласил? Фред?
– Фред не знал о твоем приходе, пока тебя не увидел. Он вообще лишь за пять минут до твоего прихода узнал, что я кого-то ожидаю. Крайне маловероятно, что он успел вызвать Эдди или что Эдди зашел случайно.
– И в свою квартиру ты его не приглашала, когда он выскочил на меня из окна?
– Нет, – решительно отрезала она.
– Я не верю в совпадения.
– И я не верю. – Мы вышли из проулка на улицу. – Но я верю в то, что иной раз невредно использовать мозги, а не просто палить напропалую направо и налево. И не всегда под руку подвернется тварь-уголовница, которая поднимет перед тобой зеркальный кубок.
– Флоренс, что с МакБрайдом? Ты обещала…
– Ну, соврала, лишь бы вырваться. Это клятва из тех, которые невозможно сдержать. Но я узнаю, узнаю. Попытаюсь, сделаю все возможное. Микеле знает, где полковник, и он… он ко мне хорошо относится.
– Относится, относится. – Я криво усмехнулся. – Что с МакБрайдом?
– Микеле хочет вызнать, кто за ним стоит, его источники информации, его… Рэйс, почему бы тебе не сходить к Микеле? Скажи ему, что ты прекращаешь дело…
– Уступить этому твоему шуту гороховому? Спасибо. Клиент нанял меня, заплатил мне… Но навестить-то я его непременно навещу.
– Рэйс, если ты не бросишь это дело, тебя убьют. Тем более теперь, после смерти Эдди. Микеле меня любит. А согласно глупому предрассудку, любить Флэйм означает умереть. – Ее губы искривила горькая усмешка.
– И меня туда же, – усмехнулся и я.
Пальцы ее впились в мою руку, но она промолчала.
– Флоренс, ты этому Микеле отвечаешь взаимностью. Тебя смело с ног его влияние. Его аура, его богатство, его…
Она зло дернула меня за руку, но ответ ее звучал как-то печально:
– Да, он меня притягивает. Мне хочется возбудить в нем любовь, вожделение, страсть.
Она отвернулась, но я ее задержал. Открыл рот и снова закрыл, ничего не сказав.
Заговорила она:
– Рэйс, послушай меня. Если придет день, когда ты почувствуешь ко мне доверие, когда ты полностью поверишь в меня, возьми карандаш и бумагу и вспомни все, с самого начала этой истории. Вспомни всех, кто мог что-то узнать, с кем ты и я входили в контакт… Тебя вовлек О'Рурк?
– Нет.
– Нет? Странно. Не…
– Это был… – Я не договорил. Не доверял я ей.
– Рудольф Майер, – закончила она. – Нет. Нелогично. Не понимаю.
Она вдруг прижалась ко мне. Поцелуй – и она исчезла. Как раз в момент, когда из-за поворота вынырнул патрульный коп.
Я вернулся тем же путем, влез в окно, выключил свет. Нужно посетить братца Микеле, пока братец Эдди еще не остыл.
Но с визитом к братцу Микеле вышла задержка. За окном послышались тяжелые шаги, по мере приближения как-то неестественно затихавшие. Какой-то медведь старался приблизиться к окну кафе «Мария» незамеченным. Медведь, уже преодолевший ограду. Конечно же, не тот патрульный коп, которого я видел на улице.
Я подавил желание смыться через переднюю дверь. Возможно, кто-то из горгоновской братии интересовался. Чтобы выяснить это, следовало спокойно подождать.
Позиция у меня не из худших. Оружие в руке, спина к стене. Добро пожаловать.
Едва различим силуэт, слегка отсвечивало лицо. Могучие плечи. Джо Горгон собственной персоной? Братья Горгон нравились мне все меньше. Палец на спусковом крючке слегка загудел, зачесался.
Рука на подоконнике. Вспыхнул луч карманного фонарика, пополз по полу, зацепил неподвижную ступню, пополз по ноге, шлепнул покойника по щеке, задержался на физиономии. Поведение трупа мне пришлось по душе. Мертвый Эдди явно не желал, чтобы его узнали издали. Чтобы разглядеть лицо, хозяину фонарика пришлось влезть в помещение.
Он сделал это с явной неохотой. Не из трусости, а из нежелания себя утруждать лишними движениями. Аж закряхтел от неудовольствия.
Глава 22О'Рурк в клинике доктора Ревела
Вот он у тела, в луче фонаря – шея и голова покойника. Вот он свистнул – ну не покойник же, конечно…
Послышалось какое-то бормотание, но почему-то не гневное и не скорбное, а вроде даже удовлетворенное. Тут мой ствол уткнулся ему меж лопаток.
– Замри, друг, – задушевно прошептал я ему. – Не то тут же ляжешь. Посвети себе на личико.
Медведь загоготал, осветил себе физиономию:
– Щекотно, Вильямс!
Я, может быть, тоже издал что-то вроде смеха, но не столь эмоционально. Фонарик высветил лицо. Детектив сержант О'Рурк!
– Ну и что ты собираешься делать? – спросил я его, не опуская пистолета.
Первая моя мысль – о Рудольфе Майере, об уголовном кодексе, о сумме залога. Нет, я доверял О'Рурку, но он прежде всего коп, стопроцентный коп. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Что я собираюсь делать? – Не обращая внимания на мой ствол, он подошел к окну, зашторил его, протопал к выключателю, включил свет. – Давай-ка лучше поинтересуемся, что ты собираешься делать. И что ты тут уже наворотил.
– Я прислушался к совету одного доброго копа. Ввел в мозги одного из Горгонов немного металла. В порядке самообороны, защиты жизни и достоинства… Более того, меня сюда заманили. А добрый коп все-таки привесил ко мне хвост.
– Непохоже, что тебя сюда заманили. Рэйс, не финти. Мы с тобой делаем одно дело, у нас один босс. Но работаем в разном качестве, так сказать. Могу тебе признаться, что впутал тебя в это дело я. По секрету.
– Ты? Я думал…
– Рудольф Майер. Правильно думал. Так я и задумал. Не хотел, чтобы ты знал. Но теперь – другое дело. Труп надо будет оформить, никуда не денешься. Тебе нечего опасаться, за тобой большие люди. Полковник, коль еще жив.
– Пока жив. Слушай, О'Рурк, давай оформим моим заявлением. Я пришел в кафе, на меня напали, я защищался. И прошу полицию разобраться с нападением на законопослушного гражданина.
– Ладно-ладно, – О'Рурк ухмыльнулся. – Если кто и будет по Эдди слезы лить, то только не полиция. Ты ведь, хочешь не хочешь, тоже часть полицейской системы. И даже с ее правами. Только без ее ограничений. Надо мной куча начальства, которое давит, но, правда, и выручит иной раз. Для газетчиков можно это представить как разборку среди своих. Ненадолго, правда.
– О'Рурк, ты можешь задержать обнаружение трупа на какое-то время? Я хочу наведаться к Микеле Горгону, побеседовать по душам. Если он узнает, что я вышиб дух из его братца, беседы не получится.
– Угу, – О'Рурк потер подбородок. – Сколько тебе надо?
– Часа два.
– Уже за полночь. До пяти утра можешь рассчитывать. Но сейчас ты не застанешь Микеле дома. Его жену только что перевезли в частную лечебницу. Ты понимаешь, что это означает?
– Нет.
– Я, кажется, понимаю. Дома он на это не отважится. Дом должен быть чист. Он собирается от нее избавиться.
– Убить жену?
– Он уже убил одну. Но кто она… В Италию ездил не новичок, Рэйс. Может, Джовони и правду сказал, но никаких свидетельств о женитьбе Микеле не обнаружено. Ни в Италии, ни здесь – вообще нигде. Я этим Микеле занимаюсь уже больше года. МакБрайда привлекли только после того, как всплыла торговля судейскими креслами. За МакБрайдом не только его друг, заместитель шефа, но и сам шеф. До этого все вел я, и я тебе скажу, что эта торговля судьями – пустяк в сравнении с убойным бизнесом. У него много врагов, но, как только враг начинает представлять собой реальную опасность, он погибает… Но если я ничего не обнаружил о прежней жене Микеле, отца которой убрали в клинике, то о теперешней жене кое-что разузнал, Больше даже, чем сам Микеле. Больше, чем она сама. – В голосе О'Рурка звучала гордость.
– И что ты собираешься сделать?
– Я хочу с ней поговорить. Она, правда, немного не в себе после авиакатастрофы. Микеле в той катастрофе каким-то образом не пострадал. У нее был любовник – неудивительно, красавица все-таки. Ходят слухи, что Микеле изуродовал ее умышленно, но, как и все другое, связанное с ним, доказать это невозможно. Она почему-то не спрыгнула с горящего самолета, а рухнула вместе с ним. Хочу потолковать с ней, пока еще жива. И думаю, тебе это тоже интересно.
– О'Рурк, ты обещал отпустить меня без сопровождающего.
– Слушай, плюнь и разотри. Не мелочись. Не вешал я тебе никакого хвоста. А вот телефон в доме полковника прослушивался. Может, не только полицией. Но мы забудем, с кем ты тут встречался.
– Не поздновато для посещения больницы?
– Я бы ее и в четыре утра навестил. Не до этикета.
– Знаешь, Рэйс, – начал О'Рурк, когда мой автомобиль уже несся к частной клинике, – ты человек слова, и я человек слова. Это дело нам надо решить побыстрее, не то случится еще какая-нибудь гадость. Я работаю на город. Я работаю на время. Против времени. Использую стукачей, воров, жуликов. Плачу им тем, что закрываю глаза на мелочи, за которые мог бы упрятать их за решетку. Черт знает, на что иду, чтобы добиться результата. Влезаю в бучу страстей, в месть и ненависть. После двадцати лет беспорочной службы! Всади ты пулю в лоб еще и Микеле… Я не прошу тебя об этом и не поблагодарю тебя за это, но без всяких сопливых сомнений пойду на лжесвидетельство и буду утверждать в зале суда, что видел, как доктор Горгон угрожал тебе пистолетом.
– У тебя к этому доктору тоже теплые чувства, О'Рурк.
– Да. Возлюбил гада. И чувства эти – не столько ненависть, сколько ужас перед тем, что я натворил, какие разжег огни. Может, придет еще день, когда ты захочешь всадить мне пулю в лоб.
– В твой лоб трудно промахнуться, – засмеялся я.
– Да, трудно, – кивнул О'Рурк совершенно серьезно. – Однако мы приехали. Респектабельное местечко. Дорогая клиника. Глянь-ка на табличку: профессор, доктор, то-се… Светило. Занятой человек. Неужто он мог выкроить хоть десять минут, чтобы якшаться со светилами бандитского Нью-Йорка? Жалкий О'Рурк, конечно, войдет сюда, завистливо скрипя зубами. Ну, поскрипели.
И мы вошли.
О'Рурк вел себя как-то непривычно. Раньше он казался немногословнее. Нервы? Детектива с таким стажем вряд ли выбьет из колеи пара убийств. Может быть, возбуждение охотника, идущего по следу. Это и мне знакомо. В общем, он изменился. А кто не изменился? Изменишься тут, под сенью грозного Горгона. Я мысленно ухмыльнулся. И Горгоны изменились. Меньше их стало. Эдди один из них. Был. На него распространялась аура влияния, защиты, покровительства его братьев. А сейчас ему понадобятся лишь две лопаты да куча земли.
Впустившая нас медсестра ничему не удивлялась, но какой-то тип в белом халате воспылал негодованием:
– Не может быть и речи! В такой час! Ни при каких обстоятельствах!
– Понимаю, поздновато, доктор, – смущенно щерился сержант О'Рурк.
– Поздновато! – Тип в белом халате гордо поднял нос, чтобы держать его подальше от вонючих вторженцев. – Разговор окончен!
О'Рурк сунул под нос врачу свою бляху:
– Полиция. Предлагаю сейчас же проводить нас к леди.
Нос медика несколько снизился с недосягаемых высот и дышал теперь тем же воздухом, что и мы с О'Рурком.
– У вас достаточные полномочия? – Голос молодого врача звучал неуверенно.
– Мы оба сейчас пройдем к миссис Горгон. Иначе я вызову наряд, и будете отвечать за сопротивление представителям правосудия.
– Я… Мне надо известить доктора Ревела. И не беспокоить зря остальных пациентов. Бог мой…
– Доктор Ревел подождет. Шевелитесь.
И мы втроем направились по коридору к комнате «мадам», то есть миссис Горгон.
– У нее слабое сердце, очень слабое сердце…
– Ладно, приятель, – покровительственно бурчал О'Рурк. – Мы ведь здесь в ее интересах. – И когда мы покинули лифт и вошли в маленькую белую палату, добавил: – Доктор Ревел будет очень рад нашему прибытию. Сообщите ему сейчас же.
Он подтолкнул врача, чтобы побудить его к действию, и обратился к идущей по коридору медсестре:
– Мисс, мы из полиции. У нас несколько вопросов к миссис Горгон. Зайдите, пожалуйста, с нами. – И повернулся ко мне: – Пожалуй, лучше, чтобы эта молодая леди присутствовала.
О'Рурк включил свет, закрыл дверь, Не обнаружив ключа, припер ее стулом. Медсестра оказалась на диво сообразительной. Она явно нервничала, но молчала. Если наше присутствие и находила обременительным, то ничем этого не выражала.
Сестра подошла к кровати. Ее встретил взгляд карих глаз, мигающих от яркого света, встревоженных, испуганных. Снова мне вспомнились глаза Флэйм.
– Два джентльмена хотят с вами побеседовать, мадам. Два джентльмена. Они хотят с вами поговорить, – мягко, негромко проговорила сестра.
«Мадам» увидела нас. Ее изуродованная рука взметнулась к путанице волос. Миссис Горгон сжалась и натянула простыню на шею, по самый подбородок. Затем быстро спрятала руку под простыней и забормотала не очень разборчиво:
– Нет-нет, мисс Агнес. Только не в таком виде. Я не готова. Два джентльмена… Один молодой и очень симпатичный. Нет-нет… – Она нырнула под простыню.
Сестра вопрошающе посмотрела на нас.
– Надо, надо, – наставительно произнес О'Рурк, и сестра предложила нам спрятаться за ширмой, пока «мадам» приготовится.
«Мадам» тоже участвовала в разговоре. Иной раз слова звучали отчетливо и разборчиво, но тут же ее речь переходила в невнятное бормотание.
– И опять нет зеркала. Горе, мисс Агнес… Да ладно, я от зеркал уже отвыкла. Как вы думаете, чего желают эти господа? Молодой человек… я его уже однажды видела. Кожа у меня огрубела… Да и руки ничего не чувствуют, пальцы дубовые… Муж у меня такой ревнивый… – Она хихикнула. – Но я же не слепая… Музыкант, такой юный, милый… Он меня обожал, играл для меня, написал песню… И тут эта катастрофа. Что стало с моим телом! Но лицо, лицо осталось прекрасным. Глаза-то точно. Микеле мне всегда об этом говорил. Еще на прошлой неделе… А руку прикроем, вот так…
– Мадам готова, – сообщила медсестра.
Мы вышли из-за ширмы. Вид у «мадам» был, конечно, ужасный. Пудра, румяна и ночной колпак лишь ухудшили ее внешность. О'Рурк приосанился, шагнул к кровати:
– Миссис Горгон, я ваш друг. Я слышал о ваших неприятностях и хочу вам помочь. Нам нужно поговорить.
– Неприятности… Мои неприятности… Поговорить… Мое лицо… Мое прекрасное лицо… Кто вы, сэр?
– Офицер полиции. Я…
Ручка двери повернулась, стул заскрипел и поехал по полу.
– Придержи их в коридоре, – прошипел мне О'Рурк.
Я выжал из двери седовласого, весьма авторитетно выглядящего господина, за которым маячил уже знакомый молодой врач. На седовласом господине был темный, домашнего вида, халат.
– Я доктор Ревел, – объявил он. – Что здесь происходит?
Весьма солидный доктор, надо признать. Он не дымился возмущением, и я тоже держался в рамках приличия.
– Полицейская процедура. Никаких причин для беспокойства, доктор.
Седовласый господин глянул на наручные часы.
– У вас должен быть ордер.
– Все в порядке, – заверил я его.
– Если все в порядке, то вы должны были прежде всего известить меня.
– Вы можете выяснить эти вопросы в главном управлении, сразу с утра. И пожаловаться, если считаете нужным.
– Непременно, – кивнул доктор Ревел. – В ближайший полицейский участок уже заявлено. Я воспринимаю инцидент весьма серьезно. Недопустимо без нужды беспокоить пациентов.
Изнутри донесся вскрик «мадам». Послышалась скороговорка сестры. О'Рурк, похоже, выругался… или мне показалось? Доктор Ревел стал совсем серьезным, а я сунул голову в дверь и сказал:
– Тут главврач пришел. Он настроен решительно и уже позвонил в полицию.
Доктор направился в палату, и я не стал его задерживать. Шел он, как ледокол сквозь ледяную труху.
Не обратив внимания на О'Рурка, он подошел к пациентке, схватил ее запястье, другую ладонь прижал к ее лбу. Что-то быстро сказал сестре. Мигом появилась бутылочка. Закапала какая-то медицинская дрянь. Я всмотрелся: наперстянка, сильнодействующее сердечное.
Мы с О'Рурком пнями стояли рядом, наблюдали. Ревел наконец обернулся и зашагал на пас, выжимая в коридор.
– Хотелось бы выслушать ваши объяснения, – стрельнул он в нас суровыми глазами из-под нахмуренных бровей.
О'Рурк не смутился. Он выставил вперед бульдожью нижнюю челюсть и принял бой.
– Пожалуйста, доктор. Об убийстве в санатории Элрода читали? Вряд ли вы хотите, чтобы то же самое произошло в вашей клинике. Не надо строить из себя обиженного, доктор. Вы наверняка знаете о смерти пациента Элрода. И вы знаете, кто эта женщина. Возможно, вы также знаете, что означает имя доктора Горгона. Если вы, как и большинство населения города, не считаете, что имя это означает только большие деньги.
