Текст книги "Кровавый ветер"
Автор книги: Раймонд Чэндлер
Соавторы: Томас Уолш,Уильям Роллинз,Норберт Дэвис,Кэрролл Джон Дейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Третий Горгон
Тот же голос, спокойный, убеждающий, почти женский, но со зловещим оттенком, искажающим значение сказанного, продолжил за моей спиной:
– Ну вот и хорошо, послушный мальчик. Горяч ты слишком. И опять напился. Отойди к стене, вон туда. – Эдди послушно выполнил указание. – А вы, Флоренс, положите, пожалуйста, ваше оружие на стол, оно вам сейчас не понадобится. Мистер Вильямс, разумеется, не расстанется со своим пистолетом, ему профессия не позволяет. Да и вряд ли он меня послушает. Но он, полагаю, не столь закоснелый религиозный фанатик, чтобы не позволить мне легкий парафраз библейского высказывания: «Взявший меч, от меча и погибнет». Под мечом я предлагаю понимать и иные виды оружия.
Движение, шаги. Эдди стоял у стены, отвернувшись от меня, тяжко дышал, сопел носом, моргал. Краем глаза я зарегистрировал движущуюся тень на полу и медленно повернулся всем телом. Великий человек явился. Главный братец. С судьями на «ты», с политиканами запанибрата. Автор книг по уголовному и гражданскому праву, в суде ни разу не выступавший. Оружия при нем не наблюдалось. Тонкая тросточка, на правой руке перчатка, левую перчатку держал той же правой. Из-под шарфика торчал белый накрахмаленный воротничок. Складка брюк заставляла предположить, что на нем вечерний костюм. Примечательно лицо, затененное полями черной фетровой шляпы.
Лицо бледное, какое-то беломраморное, глаза такие темно-синие, что даже казались черными. Нос прямой, острый, губы под ним сжаты в тонкую бледно-розовую линию.
И немигающий взгляд.
Я этого человека видел лишь несколько раз, мельком. Мало кто встречался с ним часто. И фото профессора Горгона в газетах не появлялись. Но узнал я его сразу.
Третий Горгон. Доктор Микеле.
Пауза. Эдди замер у стены, уставился на человека, который, как ни странно, приходился ему братом. Флэйм тоже смотрела на этого человека, изучала. Возможно, она его видела впервые, несмотря на то, что он назвал ее Флоренс.
Паузу прервал главный Горгон:
– Смею предполагать, что кое-кто из вас, а возможно, и все вы могли бы считать себя обязанными мне. Однако оставим выяснение ситуации, мы не в зале суда, где все известно, но ничто не доказано. Благодарность не свойственна этому миру, – сокрушенно вздохнул он. Полупоклон в мою сторону. – У мистера Вильямса сейчас господствующее положение в этой комнате. Не без моей скромной помощи… Доброе вино веселит кровь человека, помогает мыслить. Дрянное пойло, даже если его поглощал не я, вызывает у меня отвращение. Вы ведь не сторонник убийства ради убийства, не так ли, мистер Вильямс? Я о вас читал в газетах, видел фото.
– Смотря что считать убийством.
Он покачал головой:
– Да-да. Мои взгляды по этому поводу неполно изложены в моих трудах. Не все мысли подлежат широкому распространению. Я толкую убийство не вполне в духе Уголовного кодекса, как и вы. Насколько я понял, вы вывели свои этические принципы не из свода законов.
– Нельзя ли ближе к делу?
Он чуть пожевал губами и шевельнул веками.
– Вы разочаровываете меня, Вильямс. – Он повел носом. – Присутствие моего брата делает атмосферу в помещении совершенно непригодной для дыхания. Вы не возражаете, если он покинет помещение? Безоружным, разумеется. Вы не собираетесь его убивать здесь и сейчас?
– Можно сдать его в полицию. Вы же видели, он угрожал мне оружием.
– Бросьте, дорогой Вильямс. – Ученый Горгон досадливо улыбнулся, шевельнув лишь кончиками губ, повернулся к Флэйм, шагнул к ней и сунул руку в карман.
Я насторожился, но из кармана он вытащил лишь пенсне на узкой черной ленточке. Горгон насадил пенсне на нос, наклонил голову – он на полфута превосходил Флэйм ростом, – поднял руку и снял шляпу. Флэйм снизу вглядывалась в пенсне. Угадать ее настроение я не смог.
Горгон оторвался от Флэйм и повернулся к братцу:
– Эдди, ты свободен. Молча, молча, – добавил он, заметив, что младший Горгон собирается что-то возразить. – Мистер Вильямс согласен отложить беседу с тобой. Да не в окно, Эдвард! – Он подошел к брату, отечески похлопал его по спине и проводил до двери – фактически вытолкал из помещения.
Я не возражал. Выбор, конечно, был: впаять в череп Эдди Горгона кусок свинца или сдать полиции. Но меня впечатлило то, что Эдди, очевидно, боялся этого «Эдвард!» из уст брата больше, чем моего ствола. На меня произвела впечатление и какая-то искренность доктора Горгона. Точнее, его полная уверенность в себе. Этакий седовласый мудрец, хотя седина лишь слегка тронула его виски.
Братья Горгон удалились, Флэйм взглянула на меня. Я улыбнулся. Не слишком приятной улыбкой, но не начисто лишенной доверия. В ее взгляде читалась какая-то неуверенность.
– Что ж… – произнесла она нерешительно, вслушиваясь в рокотание братцев-горгонцев за дверью, – может, что-нибудь скажешь? Тоже, оскорбленная невинность!
Я сказал «что-нибудь».
– Один уедешь дальше, – с умным видом изрек я. Очевидно, на меня повлияла манера речи старшего Горгона, его склонность к афоризмам и цитатам. – Да и быстрее доедешь. Твой друг доктор заметил пушку в моем кармане. Возможно, ты тоже заметила, потому так рьяно и бросилась на защиту милого твоему сердцу Эдди.
– Чушь! – резко бросила она. – Ты всерьез считаешь, что я позвала Эдди, чтобы тебя убить? Скажи, скажи, чего молчишь?
– Без слов ясно. Майер предупреждал меня… Я Эдди больше верю, чем тебе, а он сказал, что ты его вызвала. И ты, кстати, не отрицала. То, что он схалтурил и все провалил, не твоя вина. Поздравляю с удачным выбором партнеров.
– Рэйс, давай прекратим валять дурака, обманывать себя и друг друга. Я никогда паинькой не прикидывалась. Как раз наоборот. А тебя послушать, так я вдруг резко изменилась. Значит, ты считаешь, что я заманила тебя в ловушку?
Я расхохотался:
– Оскорбленная невинность! Действительно, школьница-паинька.
– Опять старая песня, – досадливо поморщилась она, подошла ко мне, изобразив чарующий взгляд. – Всегда обвинять и никогда не верить.
Я подпустил ее вплотную, позволил положить руки на плечи. Даже позволил ее ладоням скользнуть мне на затылок.
– Ты не веришь в то, что говоришь.
– Верю. Можешь не тратить усилий.
– Ох, и дурак же ты, – прошептала она хрипло, глядя на дверь. – Я никогда не страдала от того, что не могу тебя заиметь. В любой момент ты был бы моим, как и все остальные самцы. Но я хотела, чтобы ты сам этого желал. Я не хотела, чтобы с тобой было, как с другими. Потому что… Вот, смотри…
Ее тело приблизилось к моему. Теплое дыхание обняло щеку. Я ухмыльнулся и поднял руки, чтобы освободиться, но тут…
Она добилась своего!
Едва уловимое движение, губы коснулись моих, дыхание обожгло, проникло в глубь тела, и ее глаза… О дьявол, это случилось! На секунду – может быть даже долю секунды – я с силой сжал ее тело, прижал к себе… и тут же оторвал, отбросил прочь чуть ли не через всю комнату. Стул слетел с места, провертелся вокруг оси, перевернулся и грохнулся об пол ножками кверху.
Глава 12Странный разговор
Как я потерял голову? Почему это произошло? Не знаю. Конечно, она красавица. Конечно, она… Мужчин тянет к красивым женщинам.
Я стоял у стены и глядел на ее улыбку. Что у нее в голове? «Один уедешь дальше», – сказал я. А она надвигалась на меня, шла ко мне одна, один на один.
Женщина… Нет, женщина исчезла, ко мне приближалась девочка, Флоренс Драммонд. Ее мягкость и реальность заставили меня поднести ладонь к лицу и протереть глаза.
– Ты прав, Рэйс. В конце концов…
Она замолчала и замерла. В комнату вошел доктор Микеле Горгон.
Моего присутствия он, казалось, не заметил. Подошел к Флоренс, взял ее за обе руки и уставился в глаза, не говоря ни слова. Флэйм спокойно выдержала его взгляд.
– Итак, вы и есть Флэйм, амазонка преступного мира. Сознаете, как вам повезло? Полагаю, вы мне понравитесь. Я…
– Доктор, – прервал я его тираду, – мисс Драммонд уже достаточно перенесла за сегодняшний вечер… то есть ночь.
Высокий парень. Он медленно повернул голову, удостоил меня взглядом через плечо. В глазах ни гнева, ни враждебности. Пожалуй, даже досады не заметно. Взгляд натуралиста, разглядывающего букашку. Причем совершенно естественный взгляд, без всякого притворства. Казалось даже, что он старался быть… даже не вежливым, а терпимым, терпеливым и скрыть от меня тот факт, что он намного выше меня.
– Возможно, вы не вполне представляете себе, кто я такой, – сказал он наконец.
– Вполне представляю. Но мне на это плевать. А вы-то представляете, кто я такой? Или вам на это…
– …тоже плевать? – закончил он. Мне показалось, что он даже улыбнулся. Его губы, во всяком случае, что-то обозначили. – Полагаю, Рэйс Вильямс, что это именно так. Для моих братьев вы значащая величина. Они весьма вспыльчивы, склонны к проявлению грубой силы. Мне же вы не можете доставить беспокойства. Физическое насилие… Нет, это не моя область. К огнестрельному оружию я питаю отвращение, как и к любому насилию, сторонюсь даже информации о нем, ибо она надолго выбивает меня из колеи. Те сферы, где я должен уступить вашему физическому превосходству, меня не интересуют. И вы для меня ничего не значите. – Он зафиксировал взглядом опрокинутый стул и добавил: – Возможно, вы для меня все-таки что-то значите, но не в том смысле, который вы в состоянии постичь.
Язык у него, конечно, подвешен лучше церковного колокола, ничего не скажешь. Да и мысли мои он угадывал… а точнее, читал, потому что они грубой клинописью вырисовывались на моей физиономии. А я бы не остановился перед небольшой демонстрацией того самого физического превосходства, упомянутого в его разглагольствованиях. Он достаточно крепок, чтобы не строить из себя цацу.
– Полагаю, Вильямс, что в присутствии дамы вы не позволите себе применить физическое насилие.
– Доктор, – сказал я ему, – вы, может, крупный авторитет для Эдди и ему подобных пивных мух; вы, может, крутите своими братцами и лижетесь с большими шишками, но, если вы не отцепитесь от рук мисс Драммонд, я спущу вас с лестницы.
Он отнюдь не взбеленился – отчего я взбеленился еще больше.
– Интересно было бы проверить… – пробормотал он, но тут же покачал головой: – Нет, не время, – и отпустил руки Флэйм.
– Рэйс, тебе, пожалуй, пора идти, – сказала она.
– Подожду доктора. Долго ждать не придется.
– Не валяй дурака. Мне твоя защита не нужна.
– Бог ты мой! – Вот ведь самомнение! Она уже воображает, что я у нее под каблуком. – Я забочусь не о тебе, а о себе.
Я не наврал. Этого Горгона я не понимал. А то, чего я не понимаю, мне не нравится.
– Но доктор Горгон собирался мне что-то сказать. И я хочу это услышать. – Она не пробовала на нем своих чарующих взглядов. Она смотрела на него с искренним интересом.
– Вильямс по-своему прав, – снисходительно кивнул доктор Горгон, – Мы воспринимаем жизнь – и даже смерть – данным нам мозгом. И я вам, милая леди, по сути, все, что собирался, уже сказал. Я не обвинил вас в глупости, потому что не знаю ваших мыслей. Но если не исправить ошибку, придется корректировать планы.
Он подошел к столу и переворошил пачку, которую Флэйм бросила мне. Открыл ящик, вынул оттуда деньги и несколько украшений. Протянул их Флэйм:
– Это все?
– Нет.
Флэйм показала палец с перстнем.
– Я возьму его. Бросьте на стол. Лучше вернуть отправителю. Намерения у него, подозреваю, не вполне делового характера.
– Деньги на столе принадлежат мистеру Вильямсу.
– Семьсот долларов. Хм, бог знает, что можно подумать. Это ваши деньги, мистер Вильямс?
Флэйм вмешалась прежде, чем я успел раскрыть рот – или выбить пачку из рук Горгона:
– Я не хочу, Рэйс, чтобы ты потом, если тебе придется туго, попрекнул меня этими деньгами.
Я принял пачку и засунул ее в карман. Ситуация мне крайне не нравилась.
Дурак дураком стоял я в этой комнатушке с пистолетом в кармане.
Микеле Горгон порылся в ящике, вытащил из него конверт, оценил вместимость и засунул в него деньги и драгоценности, добавил из своего бумажника и заклеил конверт. Снова подошел к Флэйм и завел ту же песню:
– Вы красавица. Это скажет каждый мужчина. Но для меня вы останетесь красавицей, даже если ваши ноги вдруг изогнутся колесом, искалеченные руки скрючатся, лицо увянет и покроется морщинами, волосы потускнеют и поредеют. Лишь бы глаза остались теми же. Глаза, дорогая моя, позволяют заглянуть во внутренний мир и оценить внутреннюю, духовную красоту человека. Не знаю, поймете ли вы меня… Поймете ли, почему я так непочтительно обошелся с вашим телом, оскорбил его словесно…
– Понимаю. Да, понимаю.
– И не протестуете?
– Нет, я понимаю вас полностью.
Мне надоели эти погремушки.
– Хватит, напонимались. Уходим, доктор. Пошевеливайтесь, коли вам физика немила.
Он повернулся и протянул мне конверт:
– Не будете ли вы любезны доставить этот конверт по назначению?
– Нет! – воскликнула Флэйм. – Это закончится убийством.
– Не думаю. А даже если и так… Один из них – мой крест, нежеланный, если сказать правду. Другой, – он вгляделся в меня, а я исподлобья ответил ему колючим взглядом, – другой способен стать реальной угрозой. А может быть, останется воображаемой. – И он вернулся к затронутой теме: – Так вы возьметесь доставить конверт?
Я принял конверт и небрежно засунул в карман:
– Берусь. Кому?
– Эдди, – Он усмехнулся, схватил меня за руку и направился к выходу.
Я не вырвал руку. Ощущение не из приятных. Я был то ли как пацан, то ли как осел, которого куда-то повели. Рядом со мной трепач, который навалил кучу слов, но ничего не сказал. Или он много сказал, а я ничего не понял? Не угрожал. Не «возвысил голоса в гневе». Но благодушного презрения не скрывал. Другой на моем месте врезал бы ему хорошенько.
А Флэйм? Понимала она, что я ощущаю? Она смеялась надо мной. Скрытно, незаметно. Может, и не смеялась, но от этого не легче. И эти двое пришли к взаимопониманию. Они друг друга поняли, а я их – нет.
Ладно, пусть я и дурак, но под дуло не полезу. И я зашагал под ручку с доктором Горгоном. Он слева, справа мой пистолет. Взял бы он меня за правую руку, было бы хоть основание ему врезать.
Глава 13Еще один итальяшка
Выйдя на лестницу, я не слишком нежно высвободил руку и ткнул ствол в бок профессору. Гангстер он или нет, носит при себе пистолет или нет, но об этом человеке утверждают, что он уложил на месте больше народу, чем любой другой гангстерский босс города. И что один известный юрист исчез бесследно как раз после того, как отужинал с Микеле Горгоном.
Слухи слухами, однако Эдди Горгон лишь недавно выскрипывал на этих ступеньках. Освещение тусклое, но достаточное, чтобы различить две фигуры и даже отличить одну от другой. Обыскивать я Микеле Горгона не стал, хотя не очень-то верил в разговоры о том, что он ходит невооруженным. Не посмел, что ли? Пожалуй, просто не видел разницы, есть у него пистолет или нету. Захочется ему пострелять – что ж, добро пожаловать.
Не ради него приставил я ему к боку пушку, а ради клана, которым он управлял через братьев – или через брата, потому что Эдди – простой придаток к пушке, способный попасть в двуногого с трех шагов.
– Экий вы недоверчивый, Вильямс, – неодобрительно заметил доктор Горгон, спускаясь с лестницы. – Пистолет в бок. Как в дешевой мелодраме. Внезапная смерть на ступеньках! Внезапную смерть я очень не уважаю. Разве что абстрактно.
Я не сразу понял. Потом предположил, что под «абстрактностью» он понимает убийство чужими руками.
Возможно, ствол в боку оказал какое-то воздействие на развитие событий, так как профессор принялся мурлыкать что-то под нос, и какая-то черная тень исчезла из дальнего неосвещенного угла. Возможно, мне это почудилось. Правда, тени не скрипят половицами. Но ведь и дом-то, с другой стороны, старый, рассохшийся, прогнивший…
Снаружи уже ждал «Роллс-ройс». Некто в пальто, помеченном каким-то невразумительным гербом, распахнул дверцы, водитель запустил двигатель. Об этом последнем действии я, скорее, догадался, так как шума мотора не услышал.
– Я, разумеется, доставлю вас домой, дорогой мой Вильямс, – сказал мне доктор Горгон, подходя к машине. – И не из вежливости, а потому, что ваша жизнь мне в эту ночь весьма дорога. Я бы не хотел, чтобы с вами что-то приключилось, пока вы со мной или когда вы расстанетесь со мной. Мной, видите ли, заинтересовалась полиция. Во всяком случае, один любознательный полисмен. В общем-то, очень удобно. Если случится что-то, способное вызвать интерес к моему брату Джо, то бдительность нашей могучей полицейской системы снимет с меня все подозрения.
Ладно, я составил ему компанию. Уселись, и он без тени юмора или насмешки выдал мне оценку моей позиции:
– Глупое у вас сегодня положение. Как будто схватили льва за хвост, боитесь держаться и боитесь отпустить. – Он поднял рожок переговорной трубки: – Парк-авеню, домой.
Бросил трубку и повернулся ко мне:
– Я могу показаться невежливым. Тащу вас за собой, вместо того чтобы подвезти до дома. Но мне показалось, что вам интересно будет меня навестить. Несмотря на столь поздний час. Побеседуем.
Этот поворот меня устроил. Тот, кто много говорит, сколь бы умным он себя ни считал, всегда может проговориться. Почему бы и не побеседовать – а еще лучше послушать, что скажет крупная шишка, король преступного мира. Но чем объяснить его интерес к моей скромной персоне?
– Вы меня слушаете?
В его тоне, как мне показалось, проскользнула нотка раздражения. Тоже неплохо.
– А куда же я денусь! Только зачем мне к вам тащиться?
– Вам будет интересно. А насчет вашей безопасности… Мой дом – самое безопасное место даже для моего злейшего врага. Полиция посматривает. Один полисмен в особенности. Я вам его назову. Этот интерес как-то бодрит. Мне скрывать нечего. Полиция видит, как я выхожу и вхожу. Но ум мой закрыт для всех, кроме меня самого. Эта слежка смешна. Да и прикрыть ее… Достаточно снять трубку, достаточно одного звонка, и этого любопытного вышвырнут со службы. Вы можете ему это передать. Полагаю, вы его знаете. Детектив сержант О'Рурк. Очень добросовестный полицейский. Не хотелось бы ему вредить. Но если мне надоест его внимание… Лучше для него будет, если ему первому надоест за мной следить.
– Я передам ему, когда увижу. Вы здесь живете?
Машина остановилась перед одним из самых дорогих жилых домов Парк-авеню. Здесь рядовым гангстерам искать нечего.
– У меня труп в подвале не спрячешь, – продолжил он вслух мои мысли. – Тридцать третий этаж тридцатидвухэтажного дома.
– На крыше приютились?
– На крыше. Конечно, можно нечаянно упасть. Но даже такой склонный к насилию субъект, как вы, согласится, что этот вариант для меня нежелателен. Чтобы решиться на такое, хозяин должен отчаянно, панически бояться гостя. А ведь мы с вами друг друга не опасаемся, не правда ли, дорогой Вильямс? – Мы вошли в просторный холл и направились к лифту. – Смерть играет роль в жизни каждого человека, даже в моей, но влияние ее следует сглаживать, как я уже выразился, абстрагироваться от нее. Если кто-то тебе мешает, от него следует избавиться, если можно так выразиться, суггестивно.
Лифт быстро поднялся наверх, мы прошли по коридору, Горгон отпер тяжелую дверь, и по овеваемой ветром крыше, под усыпанным звездами небом мы направились к его калифорнийскому бунгало.
Доктор Микеле не переставал трепаться:
– Законы вашей страны – моей страны, Вильямс, – позволили простому итальянскому эмигранту подняться с низов мостовой в пентхаус на крыше небоскреба. Очень удобные законы. Чтобы успешно жить в вашем городе – в моем городе, в любом городе, Вильямс, – следует прежде всего забыть о понятии «совесть». Следующее необходимое условие – ум без тела, без эмоций.
Мы прошли под кронами карликовых деревьев, между кустами, цветами, газонами с настоящей травой, мимо крохотного фонтана с водопадом и журчащим ручейком. Три ступени из разноцветного кирпича – и мы на крыльце. Легкий поворот дверной ручки – за дверью большой квадратный в плане холл.
Горгон швырнул пальто и трость на стул с высокой спинкой и жестом предложил мне поступить так же с моей шляпой. Ночь теплая, я без плаща, шляпа стоила мне двенадцать баксов, лишаться ее при возможном поспешном отходе не хотелось.
Хозяин, однако, настаивал, и я решил не мелочиться.
– Формальный визит, Вильямс, надеюсь, также и дружеский. Вид шляпы на колене испортит атмосферу, нарушит гармонию, придаст некий полицейский душок нашей встрече. Прислуги здесь сейчас нет, мне нравится одиночество в отрыве от человеческих масс, которые там, внизу. Как бы материальное воплощение духовной реальности. Мы с вами здесь наедине, никто нам не помешает.
Мы прошли большой холл, затем малый, он улыбнулся и распахнул передо мной дверь:
– Прошу вас, Вильямс.
Мне это не понравилось, но я опять решил не мелочиться. Рука в кармане, доктор рядом, я почти коснулся его, входя в следующее помещение. Войдя, остановился.
Библиотека. Шикарные кожаные переплеты, удобные кресла, зашторенные оконные ниши. Но все это побоку. Главное – женская фигура в кресле, укрытая пледом. Шея длинная, изящная, но разукрашена пятнами и полосами красно-желтого цвета, как будто рубцами от давних ожогов. Такие же пятна на лице.
И рука. Искалеченная рука со скрюченными пальцами, замершая поверх пледа.
Доктор Горгон вошел в библиотеку вслед за мной и тоже увидел женщину.
Да-с. Глянули б вы на него. В этот момент обличье супермена слетело с него, как шелуха. Физиономия его, согласен, побелеть не могла, белее не бывает. Но оттенки по ней поползли явственные. Желтоватые пятна, фактура скисшего молока, белая плесень…
Он судорожно схватился за воротник, а его нижняя челюсть буквально отвалилась. Чуть ли не минуту он стоял, вылупившись на женщину. Я успел подробно рассмотреть обоих.
В эту минуту он стал тем, кем я его и считал, стал таким же, как Джо и Эдди. Профессор доктор Микеле Горгон – жалкий итальяшка, ничтожный человечишка, тленный огрызок мира, которым, как он воображал, он управлял, над которым возвысился. Мелкий гангстеришка-порученец, крыса подпольного мира. На физиономии его выскочило за эту минуту больше гримас, чем сменяется на лице классного комика.
Рот нараспашку, нижняя губа отвисла. Тогда он закусил нижнюю губу верхними зубами, отчего в уголках рта выступили пузырьки слюны. Слов не слышно, но в хриплом бульканье, в булькающем хрипении его можно было угадать всю существующую в английском и итальянском языках нецензурщину.
Наконец он несколько совладал с собой, и я услышал его дрожащий голос:
– Ч-что вы тут делаете? Как вы посмели… – Он повернулся ко мне: – Выйдите. Вернитесь в холл, Вильямс.
Что ж, в холл так в холл. Мое дело сторона. Захлопнувшаяся дверь едва не прихватила мою руку. В замке повернулся ключ. Глаза женщины. В последний момент я встретился с ней взглядом. Карие глаза, таинственные, прекрасные, как… Как у Флэйм. И слова доктора Горгона, обращенные к Флэйм: «Искалеченные руки скрючатся, лицо увянет…» Искалеченная женщина… Ничего, кроме глаз…
Из-за запертой двери раздался женский крик. Пронзительный, испуганный.
Крик ужаса.
– Нет! Нет! Больше никогда! Он не должен видеть меня такой… Я больше не приду! Клянусь! Я искала зеркало…
Звук удара, новый вопль:
– Спасите! На помощь! Убива-а-а…
Крик прервался. Женщине не зажали рот, а перехватили горло, об этом красноречиво свидетельствовал булькающий хрип.
Я стукнул в дверь кулаком. И еще раз. И если я говорю «стукнул», то имею в виду «ударил», а не «погладил» или «постучал». Дверь, даром что добротно сработанная, ощутимо отозвалась на мой удар.