Текст книги "Ключи от цивилизации"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Два дня в лазарете стали для нее пыткой.

– Буянишь? – хмыкнул Иван, присаживаясь у постели.

– Вытащи меня отсюда, – взмолилась.

– Рано, Стася. На себя в зеркало глянь – зеленая.

– Наш цвет, – улыбнулась и пригрозила. – Не вытащишь – сбегу.

Федорович оглядел ее и вздохнул:

– Ладно, с тебя станется. Но неделю проведешь в постели!

– Смерти моей хочешь? – зашипела.

– Я найду, чем тебя занять.

– В постели?

– На щадящей работе!

– Ой, как заманчиво, – хитро улыбнулась.

– Ну, порезвись опять. Пошел выпрашивать тебя под домашний присмотр.

– Медбрата выпиши.

– Медсестрой обойдешься, – отмахнулся от шуточки, двигаясь из палаты.

Стася потеряла оптимизм и улыбку, прикрыла глаза: прав, конечно, врач, и Иван прав – рано ей вставать. Но с другой стороны, хуже нет лежать ничего не делая, время в пустую тратить. Ведь и отдыхая, в себя приходя, можно много успеть сделать. Да и восстановишься быстрее, если разлеживаться не будешь.

– Ждите, когда она вам здесь все разнесет! – донесся раздраженный голос капитана.

– Вы мне, зеленые, уже вот где стоите! – рявкнул доктор. – Один тут концерты устраивает, вторая!

Стася морщась, поднялась с постели.

– Под мою ответственность, доктор. Я прослежу, чтобы она соблюдала…

– Сиделка проследит! Забирайте и чтобы духу вашего здесь не было!

Знает Рыгов, что с патрулем связываться себе дороже обойдется, те не мытьем так катаньем своего добьются, упертые.

Влетел в палату и давай пальцем качать, наставляя – хоть так, что он сильнее и главнее показывать:

– Но учтите, Станислава Дмитриевна, не будет соблюдаться щадящий режим, опять запру в палате, контролер в вену запущу! Вот вы мне где, зеленые, – рубанул воздух ладонью возле кадыка. Стася с самым уважительным видом кивнула: как скажите… выйти только дайте.

– И на перевязку каждый день! – постановил ткнув пальцем в сторону пола. – К двенадцати здесь быть!

– Так точно, – хмыкнул за нее Иван, притулившись возле дверей.

– О-оо! – взвыл Рыгов и вылетел вон.

– Не любят нас медики, – развел руками Федорович, а у самого взгляд хитрый, довольный.

– Ерунда, – отмахнулась Стася. Главное выпустили, остальное частности. – Иштван как?

– День, два и как ты барагозить начнет.

– Вытащишь.

– Нет. Пусть неделю хоть полежит, – посерьезнел.

Понятно – тяжелое ранение. Жаль. И ребят погибших тоже.

– Сван?

– Уже умчался. Прыгая сбежал из палаты два часа назад, – улыбнулся Федорович и посерьезнел. – Группу будем пополнять. Пока на постельном режиме, займешься укомплектовкой.

– Хоть сейчас. Одежду кинь.

Иван открыл встроенный шкаф и вытащил серо-зеленую майку и брюки.

– Помогу, – бросил одежду на постель, стянул осторожно больничную рубаху со Стаси. Женщину качнуло – плечо как свинцом налито, не руки, не груди не чувствуются и боль тум-дум прямо в виски.

Ну, ее.

Выдвинула ящик тумбочки, сгребла здоровой рукой капсулы с обезболивающим, засыпала в рот.

– Сильна, – оценил Иван, сунул ей в руку бутылочку с чаем. – Запей гадость, а то самого с души переворачивает.

И скользнул взглядом по нагому торсу, но не красивую грудь оценивал – пластырь вовсю половину. Даже наколки зеленого патруля на плече из-за нее не видно.

– Как вы подставились?

– Я – дура. Остальные – не знаю.

– Вот-вот, "не знаю", а знать должны. Оклемаетесь, из тренажерки у меня не вылезете, – насупился, помогая майку ей надеть, расправил на талии заботливо. – Красивая ты баба, Стася. Замуж тебя выдать, что ли?

– Сватайся, – согласилась милостиво, засовывая ноги в штанины.

– Старый, – улыбнулся.

– Тогда не говори ерунды.

– Ладно, скажу по делу. Раз ты больничную койку поменяла на свой кубрик, так сказать, фактически приступила к своим обязанностям, первое задание… Крестник твой бушует – утихомирь. Я его данные просмотрел. Казаков нам его прочит. Прощупай пацана, возможно, сработаемся.

– Да он нас порвет!

– Ну, а ты по-женски, ласково, с подходцами.

– Угу. Какими? Приемами по рукопашному бою?

– Ну, тебя, шутки закончились, это приказ.

– А-а… куртку кинь.

– Ботинки сначала застегни!

– Не могу!… Голова кружиться, когда нагибаюсь.

– Горе ты мое, – вздохнул, склоняясь. Застегнул ботинки. – У меня вопрос иногда возникает: я не на должности нянечки к вам приставлен? – нахмурился шутливо.

– Было и мы с тобой нянчились. Свои, сочтемся.

– Ладно, болтушка, пошли, – накинул куртку ей на плечи и, придерживая за талию, вывел из палаты.

– Так, что этот Чижов?

– Думает, что его свои же дурят. Обещает в зубы дать любому кто войдет, а как выйдет – по стенам размазать.

– Грозен, – улыбнулась Русанова.

– Ага, страаашно. Но! Так или иначе, а он уже четыре дня дуркует, пора парня к нам прикручивать, в ум вводить. По личностным и физическим данным он оптимально подходящий для службы в зеленом патруле субъект.

– Поэтому мне его вытащить было поручено? Заодно познакомиться?

– Это к полковнику, меня он в свои планы не посвящает. Просто выдал утром досье на парня и сказал, что он наш. А что к чему, можно только гадать.

– Можно погадать в архиве, – прищурилась хитро.

– А то ты одна умная, – хмыкнул Иван. – Уже, мать, сгадали. По данным Чижов Николай Валерьевич погиб на задании, пал смертью храбрых в неравной схватке с превышающим числом противником. Посмертно представлен к награде.

– Помню, Иштван тоже «покойником» был, и тоже буйным.

– Нормальное состояние перестройки психики. С «восьмерками» так всегда. Птихотерапевты уже вынесли вердикт новенькому: устойчив к стрессам. Посему делаю свой вывод: парень специально бедлам устраивает, то ли выманивает кого, то ли как тапир, характер выказывает, прежде чем решить свои мы или чужие. А вообще, по тестам и данным, я не против взять его в команду, но как он с нами сработается – тоже пока вопрос.

– Кто еще в кандидатах?

– Завтра познакомишься.

– Сурово. Не жалко больную неведением мучить?

– Твое дело сейчас с Чижовым контакт наладить, остальное работа других членов команды.

– За что честь?

– Ты его притащила, тебе и банковать.

– Я же не сама…

– Это понятно. Но ответственности не снимает.

Они вышли из медицинского сектора, прошли по перекрытию – мосту в южный отсек, скатились по перилам скоростного эскалатора и вломились в историографический центр. Вставили бирки в пазы идентификатора и были впущены в родную обитель научно-исследовательского центра.

– Третий этаж, – бросил Иван, входя в лифт.

– Он не в казарменном отсеке?

– Еще нет. В боксе для новеньких, слева от тренажерного зала статистов. Семнадцатая комната.

– А кто в шестнадцатой, восемнадцатой?

– Больно ты любопытная, Стася. Как тебя от этого еще на курсантских харчах не отучили?

– Издержки пола.

Федорович глянул на нее насмешливо, качнул головой, чуть не стряхнув зеленый берет.

Патрульные вышли на этаже и свернули налево. Разблокировали дверь жетонами, прошли по тихому коридору и остановились у двери с номером семнадцать и маленьким окошечком

Дневальный вытянулся, отдавая честь капитану. Иван махнул ему рукой: вольно, и кивнул в сторону комнаты:

– Как он?

– Как все эти дни, товарищ капитан, дерзит и угрожает. Пищу выкидывает.

– Ясно. Мы войдем.

– Э-э-э, не советую, – покосился на Стасю. Та на Ивана:

– Я сама. Он меня видел, знает, и если есть вопросы и претензии, то прежде ко мне. Ты же его раздражать будешь.

– Поломать может, – нахмурился с сомнением мужчина.

– Он галантен, – заверила женщина, но уверена в том не была. Какая в принципе, галантность, если тебя вытащили из привычного мира и сунули Бог знает куда? Тут обыватель неизвестно что натворит. А спецназ в неадеквате вовсе страшное дело, о вежливости в таком состоянии не слышал и не знал. Но не привыкать. Иштвана же угомонила тогда? А он после бомбежки в Приштине вообще контужен был, и ничего, сообразил, привык. Теперь друзья водой не разольешь, авось и с Чижом подружится. Тут главное нормальные слова для объяснения подобрать, внятные. Сможет?

Ну, не в голову же ее ранили?

– Ладно, лейтенант, работайте. Я здесь, если что. И не зыркай на меня Стася, слаба ты еще с таким бугаем справиться. Не думаю, конечно, что он на женщину нападет, но вариант не исключаю.

– Зато точно знаешь, что нападет на мужчину, – усмехнулась. Иван хитро глянул на нее и неопределенно повел плечами. Ясно, прецеденты были, поэтому за ней Федорович и пришел, под этим соусом из лазарета вытянул. Иначе лежала бы еще Русанова, в потолок плевала и от скуки умирала. Ох, затейник!

Станислава смело шагнула в комнату. Нападения контактного она не ждала, а кидаться в нее нечем было – стерильность во всем двадцатиметровом периметре. Кроме открывающейся панели с постелью – ничего из мебели, а панель не отдерешь и в посетителя не кинешь.

– Привет, – улыбнулась дружески мужчине. Тот с минуту рассматривал ее сидя у стены, как особо опасную бактерию, словно раздумывал: сразу ее стерилизовать или в банк данных отправить на опознание или исследовать особо изощренным способом, препарируя каждую ворсинку. И вдруг вскочил, в два прыжка рядом оказался, схватил за края куртки и, приподняв, грохнул о стену, прижал на весу:

– Вот тебя, сука, я больше всех увидеть мечтал! – прошипел. Стася позеленела от боли и всерьез подумала, что сейчас в обморок упадет – поплыло перед глазами, замутило. Чиж немного смутился ее реакции, поставил женщину, схватку ослабил.

– Какие мы нежные, – проворчал, зло глазами блеснув. – Как хрянью заниматься ничего, а как за поступки свои отвечать так барышня кисейная!

Стася зубы сцепила, чтобы не застонать и все же скрипнула, не сдержалась – плечо, будто огнем залили, а потушить забыли. Перед глазами круги радужные поплыли.

Чиж вовсе руки отдернул, заподозрив, что девчонка не в себе. Та постояла, качаясь и, поползла по стене вниз, на силу подхватить успел. Куртка спала с плеч, оголяя пластырь через все плечо и часть грудины.

– Твою… Ты бы хоть сказала… Ты это, ну… Эй? – легонько потряс ее, положив ладонь на щеку. Жалко девочку. И вроде убил бы еще минуту назад, а сейчас идиотом и грубияном себя чувствует. Так кто же знал, что она ранена?!

– Т-с, – палец выставила, еще слабо соображая, где она, кто рядом. – Ваших родителей птиц… Откуда же столько галантности?

– Чего?! – бредит что ли?

Стася спиной и затылком к стене прислонилась, ноги вытянув: быстрей бы голова кружиться перестала, и усмехнулась, губы облизав:

– Вы всегда женщин на абордаж берете, доблестный воин? Не пытались менее экстремальным способом общаться?

Николай обиделся, только не понял – на себя или на нее. Уставился на женщину хмуро, сел рядом с ней у стены, чтобы если плохо опять посетительнице станет, успеть словить ее.

– Что помощь-то не оказали? – проворчал.

– Угу. Оказали. Еле вырвалась.

– А оно надо? Медиков не жалуешь?

Стася насмешливо посмотрела на него и подала здоровую руку:

– Лейтенант Русанова Станислава Дмитриевна. Можно просто Стася.

Мужчина подумал, челюстями подвигал и пожал руку почти нежно, удивляясь, что больше ни злости, ни ненависти к женщине не испытывает, наоборот, робость какую-то:

– Чиж. Остальное знаешь, – буркнул.

– Знаю.

– А я – нет. Ты кто? Я – где?

– Я лейтенант. Зеленый патруль, семерка Федоровича. Капитана Федоровича. Правда, – вздохнула. – Шестеркой стали. А сейчас и вовсе… – и зажмурилась: бабье полезло. В слабости и болезни ей всегда погибшие вспоминались или проваленные задания, и больно, обидно, жалко до слез становилось.

– Чего «вовсе»?

Стася опять вздохнула, посмотрела на мужчину: надолго ли к ним восьмерка? Приживется ли? Поймет?

– Четверо осталось. К нам пойдешь?

– К вам – куда? Что за патруль? Почему зеленый? Хотя цвет лица у тебя как раз.

– Наша работа тебе знакома. Мы обеспечиваем «зеленку» другим группам, чистую, открытую дорогу, домой возвращаем, вытаскиваем и прикрываем, если надо, помогаем трассерам…

– Стоп! Вы кто вообще? Инопланетяне? – и сморщился, сам не веря в то, что говорит. Стася фыркнула, засмеялась тихо.

– Не смеши меня, товарищ боец! Люди мы обычные, как ты и твои товарищи, мама, папа, друзья. И не роботы, как видишь, – на плечо свое перетянутое покосилась.

– Тогда где я?

– Научно-исследовательский центр Геофизики Времени и Пространства под военно-юридическим патронатом. Знак бесконечности на кокардах видел? Академия Хронологии и Континуума.

– Это где? – вовсе запутался.

– Объединенная Федерация стран, планета Земля. Сибирь, три тысячи восемьсот двадцать второй год, двенадцатое июля… а может тринадцатое, у меня числа с докторами спутались, – на часы наручные глянула. – Нет, в норме – двенадцатое.

Чиж замер с открытым ртом. Что-то спросить надо, – понимал, но сознание кульбит сделало и все вопросы начисто вымело.

– Не веришь? Понять еще не можешь и принять, – поняла Стася. Потерла шею – душно что-то, дурнота и боль никак не отпускают. И надо было восьмерке ее об стену плечом грохнуть? Теперь хоть обратно в лазарет на милость Рыгова сдаваться. – Странно, правда? – глаза прикрыла – плыло перед ними, мелкими искрами вспыхивало. – Я когда тебя переправляла, подумала еще, не в нашу ли группу тебя направят? Арбат погиб за три дня до того. Глупо. Трассеры выбраться не могли. Они трассы прокладывают, та еще работка, первопроходцы. Как правило, они и застревают во времени… Вытащили, «зеленка» уже была, а тут змея со спины на Арбата кинулась, в шею впилась. Вместе с ней и приземлились. Арбат ее придавил, а сам… контроль бы не проходили, может и выжил бы… Глупо. Но такое на каждом шагу. Нормальная работа, обычная. У вас как? Погибни, а задание выполни и никто не думает: умрет или нет. Некогда и незачем. Главное сделать что надо, долг свой выполнить. У нас тоже самое… Когда сделаешь – на душе хорошо, вроде не зря ты живешь, не зря… И когда не один, а вдвоем возвращаешься – почти счастлив. А когда из шести четверо, или в боксе уже дома на твоих глазах из-за какой-то гадской твари неопознанного вида твой товарищ умирает… Мы не защищаем Родину, как вы, но у нас не менее благородная миссия, мы людей спасаем, науке помогаем, прогрессу, будущему. Видишь ли, будущее понятие гипотетическое, его каждый из нас делает из настоящего, а настоящее это миг, даже меньше. Что ты в этот миг подумал, каким себя, свое будущее нарисовал, то и получил. И чтобы светлое оно было, для всех хорошее, исследуют прошлое. Оно – главный источник будущего. История – книга перемен и предсказаний. Время – великое открытие, почти живое существо, чувствующее, думающее, принимающее или отвергающее тебя, других, идеи, открытия. Это программа, матрица на которой будущее базируется, а настоящее тот изолятор, который либо добро даст, либо отмену произведет. Как же проще тебе объяснить? – Стася говорила, лишь бы говорить, за слова цеплялась, логическую нить беседы выстраивая, и, вроде отступал дурман в голове. – Ну, давай тебя возьмем: жил ты по инерции, чужой – не своей. Учился, воевал. Долг выполнял. Здорово. Но как произошло, что ты в спецназ попал? Дядя толкнул, папа пристроил? Нет. Ты сам себя запрограммировал. Насмотрелся фильмов, проникся идеей крутых и благородных парней и по их шаблону начал строить свою жизнь. Шаблон не твой, а жизнь твоя. И то, что тебя в том ауле положить должны были – тоже твое. Наверняка сидел как-нибудь в курилке и вдруг подумал: а вот умру, что тогда будет? И представил, как геройски погибаешь в бою. Потом забыл о том, время дальше побежало, только как вода, уже с программой действий и всеми событиями тебя к аулу и славной геройской смерти подталкивая, как ты хотел. И неважно что ты не понимал, что сделал, важно, чтобы люди вообще понимали, что делают, о чем думают. Мысль материальна, она связана со временем и пространством. Некоторые идеи актуальны веками, некоторые же открытия веками не поняты и не приняты. Сложная система, за раз не объяснишь, но вкратце, просто звучит: " думай о хорошем" даже если очень, очень плохо, все равно думай только хорошее и планируй только положительное, а еще уважай время. Его не вернуть, потому что тебя того, тоже не вернуть, а ты был и свое клише во временном потоке оставил, и по нему могут пойти другие и придут в тот же аул. Ты погибнуть хотел. Надоело все, девушка бросила или еще что случилось, а вместе с тобой погибли бы твои товарищи. Всех бы вас там положили. И вроде ты не причем, а ведь именно ты виновник их гибели был бы… Вот так, товарищ Чижов Николай Валерьевич.

Мужчина молчал, обдумывая услышанное. Что-то складывалось и укладывалось, что-то отвергалось и возмущало, а что-то поражало, а в общем получалась пока сумятица из чувств и мыслей. Невеселых большей частью.

– Я больше не вернусь?

– Нет. Ты погиб.

– А ребята?

– Живы.

– Твоя работа? – покосился.

– Наша. Рутина. Не ты первый. Если есть выбор – выбирай жизнь. Если нет – смерть. А между собой и другими – выбирай других. И запомни – каждая секунда, это целый мир, это огромные возможности, которые ты либо используешь, либо бездарно потратишь. В нашей работе секунда стоит чужой жизни, а то и жизней.

– Вы путешествуете во времени?

– Да.

– Где бываете?

– Куда кинут. Это не так увлекательно, как тебе кажется. Это очень тяжелая, кропотливая работа, не видная. У нас не кидаются на амбразуры, все круче и пошлее. И скучать нам некогда. Поработаешь, поймешь цену времени, а значит жизни, радоваться любой мелочи научишься, любую свою проблему ерундой считать начнешь. И правильно, нет ни бед, ни проблем, кроме тех, что мы себе планируем и придумываем. Все легче и тяжелей, проще и сложней. Но это ты сам понять должен.

И шею опять потерла – жарко, душно.

– Тебе плохо?

– Да уж, помял ты меня, кавалер.

– Извини. Давай позову кого-нибудь.

– Сама.

А встать не может. И удивительно – как сил на разговор хватило?

Чиж, заметив, что женщина совсем плоха, вскочил, в дверь забарабанил.

Иван дверь открыл, кивнул подбородком: что надо? Мужчина на женщину покосился. Федорович глянул и подскочил к Стасе, подхватил на бок заваливающуюся.

– Ну, ты фрукт! – бросил зло бойцу.

– Да я вроде… – и смолк: что говорить?

– Нормально, – прошептала Стася.

– Вижу, – хмуро бросил Иван, на руки ее поднимая.

– Чиж не причем, – заверила.

– Так и подумал, – одарил мужчину неприязненным, подозрительным взглядом. И кивнул нехотя, видя что тот присмирел. – Давай вперед, поможешь.

Дневальный возмутиться хотел, но капитан отрезал:

– Он со мной.

– Товарищ капитан, не положено…

– Ты мне подиктуй!

Парень смолк, губы поджал, но перечить не стал. Открыл двери в соседний коридор, пропуская троицу. «Зеленые» все, как отмороженные, свяжись с ними – беды не обберешься.

Следующую дверь открыть было некому.

– Помоги, – попросил Федорович Чижа. – Жетон.

Николай взял жетон с груди капитана и, не снимая, благо цепочка достаточная, как резина эластичная, вставил в настенный сканер, предварительно оглядев. Память у него феноменальная, запоминается все быстро, вот и бирка мгновенно в память врезалась. Странная, пожалуй, можно Станиславе верить, из будущего. Материал не понятный – то ли пластик, то ли металл какой-то, то ли вовсе – стекло. Плотная, твердая, прозрачная, на ощупь гладкая. На одной стороне голографический отпечаток пальца, фото лица, снимок сетчатки глаза в маленьком квадрате, личный номер, данные отдела, звание, фамилия, имя, отчество. На другой зеленый лабиринт. Но кроме жетона на цепочке еще капсула, похожая на пулю висела.

– Все прочитал? – глянул на него насмешливо капитан. Мужчина сделал вид, что не понял о чем он и по сторонам поглядывал – занимательно. В холле, слева, бойцы в зеленых брюках и серо-зеленых майках в самый обычный настольный теннис играли, а справа лестница вниз, тоже самая обычная, и пальма в горшке, и мрамор отделки, и коридор, но на стене циферблат непонятный, и часы на руках бойцов, как с одной сборки, причем по спец заказу.

Еще одна дверь, длинный коридор с ответвлением вправо. В окна двор виден с деревьями, фонтанчиком, мраморными скамейками, автоматами кофе, но все это под крышей из стекла.

Капитан свернул налево и остановился у двери с номером шестнадцать.

– Ее жетон возьми, – приказал.

Чиж проделал уже знакомую манипуляцию, отложив в память несоответствие личных номеров. У капитана 9 – 1003145С, у женщины 6 – 2340078К. Интересно.

Дверь отъехала, впуская троицу в довольно аскетическое жилище: беговая дорожка у окна, столик, два стула, то ли лавка, то ли диван, прямоугольник на пол стены, похожий на экран, а за раздвинутой дверью виден санузел.

– Панель толкни, – сказал Федорович.

– Какую? – не понял мужчина.

– Эту, – кивнул на маленький прозрачный прямоугольник на голой стене у входа. Чиж, понятия не имея как его толкать, впечатал пятерню – сработало. Стена раскрылась, выбрасывая постель.

Иван положил Стасю, по щеке похлопал и бухнул кулаком по другой панели, рявкнул:

– Где сиделка?!

– Сейчас прибудет, – недовольно буркнул появившийся в маленьком экранчике мужчина. И опять панель прозрачная, под цвет окраски стен – голубоватая.

– "Сейчас", – проворчал Федорович, присаживаясь рядом с женщиной.

– Не буянь, все в норме, – проскрипела Стася. – Давайте вам пока чай сделаю.

– Я тебе сделаю! Лежи!

Подумал и встал. Нажал что-то на стене у столика и появилась стойка с чашками, самыми обычными, чайником тоже обычным, и дозаторами сахара, уже необычными. Сахар в них разноцветный: в одном зеленый, в другом коричневый, в третьем кремовый, в четвертом лимонный.

– Чай, кофе, морс, витаминный напиток? – спросил Иван, ставя чашки на стол. Ответа ждать не стал, разлил кипяток, указал на дозаторы. – Самообслуживание. Стася, тебе что?

– Чай с лимоном.

Капитан сыпнул из дозатора с лимонными гранулами, себе из того, что с коричневыми. Кофе запахло.

– Ты бы пояснил бойцу, нам все-таки работать вместе, – сказала Стася Ивану, видя любопытство и непонимание Николая.

– Сообразит, не дитя.

Он сообразил: сыпнул кремовых гранул – оказался классический черный чай.

– Во, сообразил. Если горячий – кнопочку на чашке вниз – прохладней станет.

Чиж глянул – правда у ручки чашки круглая маленькая пуговка есть. Большим пальцем повел – дым от чая пропал. Мужчина осторожно хлебнул – теплый. До конца опустил кнопку – ледяной, вверх поднял – опять дым пошел – кипяток.

– Прикольно, – оценил, только сейчас начиная верить словам женщины. – Значит, я в три тысячи восемьсот двадцать втором году?

– Зачем ты ему год сказала? – уставился Федорович на Русанову.

– А что скрывать? Парень крепкий, истерить не стал бы.

– И не стану, – заверил тот. – Но уточнений и объяснений попрошу.

– В порядке практических занятий, – отрезал капитан.

– Суров, – хмыкнула Стася.

Чижов, чай попивая, на них поглядывал: странные военные, субординация нулевая, отношения панибратские. Может любовники, муж с женой, сестра с братом? Хотя последнее отметается – не похожи.

– Бьюсь об заклад, наш новый товарищ сейчас думает, что за странные неуставные отношения между начальством и подчиненным.

– Он еще о жетонах думает: что за номерки на них, – хитро улыбнулся Иван, потягивая кофе. Николай юлить не стал, кивнул:

– Думаю.

– И к какому выводу пришел?

– Рано выводы делать.

– Хорошо, – оценил неторопливость мужчины капитан. – На счет номеров поясню. У меня девятка – мужчина, у Стаси – шесть – женщина. Есть еще восьмерка.

– Ни то, ни другое?

– Нет, восьмерка это ты – не местный, не из этого времени.

– А вы местные.

– Угу, – подтвердила Русанова. – Есть еще семерка – это временные жетоны, пропуск не более чем на сутки. Обычно экскурсантам выдают.

– Студентам, – добавил Федорович. – Школьникам.

– А буковки?

– "Буковки"! – хохотнул Иван. – И это заметил. Ничего память, подойдешь. С – старший комсостав. К – командирский состав.

– Капитан – старший?

– Майоров у нас нет, упразднены, как подполковники. Наш непосредственный начальник полковник Казаков. У него есть зам – так и зовут: зам полковника патрульной службы. Ерихонкин. Но он больше за матчасть и спецобеспечение отвечает. Все просто и четко. К чему мудрить?

– Н-да?.. Может и правильно. Восьмерок много или мне одному «повезло»?

– Июль, – пожал плечами капитан. Чиж подождал более внятного объяснения и не дождался. Стася усмехнулась:

– Он все понял, командир.

– А что не понятного? Выпуск курсантов проходит в апреле, из потока в сто двадцать человек на службу в зеленом патруле годны от силы пятеро. И групп у нас пять. Вот и считай.

– Сложно, – признался Николай.

– Чудак человек. Патруль – пять групп, каждая – семь человек. Работа у нас непыльная, но нервная, условия суровые, спецы нужны далеко не узкой направленности, опять же, чтобы и с ребятами в группе сошлись, и что делают, соображали и по психо-физическим данным соответствовали. Короче, чтобы нервы и физическое здоровье железное было. Переходы частые, в такую жо… порой попадаешь, что чуть слабину дай – весь патруль ляжет.

– Ты в горы ходил? – спросила Стася.

– Нет.

– Но что такое связка у альпинистов знаешь?

– Знаю.

– Вот и мы идем в связке. Окажись одно звено в ней гнилым – задание провалить можно, то есть, до вершины не добраться, а это никак нельзя. Плюс, понятно, всю группу подведет, а это тоже худо. Да что объяснять? Пару переходов и сам все поймешь.

– С чего вы решили, что я подойду?

– Мы не решали. Дали приказ: взять восьмерку и данные, время, место. Все.

– И ты взяла.

– Угу.

– Что-то я понять не могу, прикол в чем. Ну, взяли вы меня, ну, поверил я, ладно, что в будущее попал, ну, даже допустим, работать с вами соглашусь, хотя все равно пока не понимаю что и зачем вы делаете. Но это частности на данном этапе. Другое неясно – зачем меня из прошлого в будущее тащить, обучать здесь? Где гарантия, что я не взбрыкну, как лошадь, не напорчу вам что-нибудь, вообще смогу что-то воспринять, чему-то научиться? Как вообще можно из одного времени в другое перетаскивать?

– Как из воды. Из ванны в озеро, из озера в море. Легко.

– И давно?

– Что?

– Вытаскиваете?

– Проект старый, век уже. А на счет остального: обучаемость у тебя высокая, да и учиться особо нечему, нового для тебя мало. Главное ты понять должен – это не война, потому что воевать не с кем. И твоя задача «зеленку» обеспечить, а не как можно больше людей или рептилий положить. Мы не против жизни идем, а за нее, не флаг на цитадели водружаем, а исследуем ее, охраняем. Понятно?

– Нет пока, – признался честно.

– Поймешь.

– Надеюсь.

В дверь стукнули. Стася нажала панель и в комнату вошла молодая женщина в зеленом костюме. Глянула на мужчин и кивнула на выход:

– До свидания.

– Здравствуйте, Зоя Николаевна! – отвесил ей назидательно-насмешливый поклон капитан и, брякнув чашку на стол, пошел на выход. – Не скучай, вечером загляну, – бросил Стасе.

И вышел, Чиж за ним, оглядев новоявленную: строга и неприступна. Не женщина – танкер.

– Пойдем жетон получать и знакомиться с местом обитания, ребятами, – сказал Федорович. Чиж не понял приказ это или предложение и несколько терялся от непонимания, как себя вести со старшим по званию?

– Не тушуйся ты, – махнул тот ладонью. – Мы «зеленые», у нас все не так, как в других подразделениях. А почему, объяснять долго. Ну, представь, попали мы на Ватерлоо или в гущу Мантинейской битвы, неслабо подрались, спины друг другу прикрывали, одно задание выполняя, хлебнули выше головы, вернулись. Что мне после рявкать и к ноге вас как собак ставить? Главное не забывайся, а остальное чушь. Короче слушай расклад: мы – патруль, нас пять групп. Зеленый лабиринт на жетоне. За нами идут четыре группы зачистки – ну, это тоже крутые ребята. Лабиринт синий. Три группы статисты – голубой лабиринт и самые отчаянные – трассеры. Две группы, оранжевый лабиринт. Запомнил? Запомнил. Теперь по цвету жетона ориентироваться сможешь.

– Трассеры, зачистка – кто это?

– В двух словах: трассеры прокладывают трассы во времени, зачистка – уборка, если наследили. Погиб кто или, например, оставил монтировку в мезозое.

– Или пулю в лобной кости мамонта, – улыбнулся Чижов.

– Во, – кивнул Федорович. – Плохая работа группы зачистки. На этот случай, кстати, до сих пор им кивают. Только ребята не причем, история старая, еще первых подразделений, тогда сдуру лучивики применяли, это потом их из-за таких проколов вовсе отменили. И правильно, а то следили много, убирать не успевали. Пулевые отверстия еще рубцуются, а ожоговые, после лучевиков – нет. Да и опасные штуки. Кому в руки попадут – вопрос, вот и убрали вовсе из вооружения центра. Потом уже расширились, сбоев меньше стало, порядка больше. Но, да, все с опытом приходит.

Капитан провел новенького по этажу, поднял на лифте выше и первое, что сделал, выйдя из кабинки, взял из ниши рядом с ней пластиковый лист. Сунул его мужчине:

– План здания. Ознакомься на досуге.

– А если сбежать захочу, – качнул пластиком Чиж.

– Куда? Зачем? Из здания? Пожалуйста. Из подразделения? Вперед. Только без дела со скуки не засохнешь?

– Обратно, к себе.

– Не получится. Ты восьмерка, то есть, в своем времени уже погиб. Больше тридцати одного дня проведенных во времена до твоей «гибели» грозят тебе эффектом Плацева.

– Конкретней можно?

– Можно: мумификация.

Чиж присвистнул.

– Быстро?

– От двух месяцев до года. В зависимости от удаленности от времени гибели. Чем дальше, тем быстрее.

– Это только восьмерок касается или вас тоже.

– Нас тоже, но иначе. Обратный эффект и длительный. Мы не стареем в толще веков, а молодеем.

– Это почему так?

– К нашим ученым обратись. Я в своем деле мастер.

– Но…

– Вопросов у тебя, гора и маленький горный хребет, – глянул на него с укором Иван. – Постепенно инфу набирать не пытался? Каша в голове не беспокоит?

– Нет каши.

– Да? – окинул его подозрительным взглядом. – А что есть? Недоверие? Хорошо. В начале проекта наши основали базу в районе палеозоя. Удобно. Но через пять лет стало ясно, что девяносто процентов первопоселенцев помолодели на десять лет минимум. Мужчины перестали бриться, женщины отметили уменьшение грудных желез. Дальше, больше. Вернулись подростки с мозгами и уровнем развития состоявшихся личностей. Дома нагнали свой возраст почти мгновенно. Что к чему, изучают до сих пор. Выдвинули теорию зеркального эффекта, связанного с равноудаленностью от зеро: если родился в три тысячи восемьсот двадцатом году, то и гулять можешь от минус это число, до плюс, а вот в три тысячи восемьсот двадцать первый год до нашей эры уже ни-ни. Начинает эффект Плацева действовать. Это один из проектов исследования влияния времени и пространства на живой организм. Этих проектов у них на миллион лет вперед и назад, так что не скучают и нам не дают.

– Интересно.

– Очень, – заверил, но в голосе нотка сарказма проскользнула.

– Вы не согласны?

– Года через два-три у тебя особого интереса и удивления ничего уже не вызовет. Рутина это все.