Текст книги "Ключи от цивилизации"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Теофил наддал коня, спеша к ней, спрыгнул на ходу у столба и, срезав кинжалом путы, подхватил женщину.

– Ты? – прошептал и, веря и не веря, в ужасе от ее вида. Сознание Стаси плавало в тумане боли. Она с трудом узнала того мужчину, что любезно одолжил ей лошадь на одном из заданий и, усмехнулась разбитыми губами:

– Видно… ты очень сильно хотел меня видеть…

Оставлять женщину было нельзя, как и оставаться. Разъяренная толпа готова была ринуться в бой и отстоять право на развлечение, добить свою жертву. Однако пока сдерживалась – стражники господина вводили в ум.

– Собери ее вещи, все вещи, – приказал Стансу Локлей, придерживая голову потерявшей сознание женщине.

– Господин… – хотел предостеречь тот, понимая, что граф задумал, но встретился с его взглядом и лишь кивнул: как скажите.

– Теофил, – встал рядом Федерик, с тревогой посматривая на друга: ты понимаешь, что творишь? Но взгляд того был тверд и не примерим, и стало ясно, что Локлей скорей умрет вместе с истерзанной ведьмой, чем оставит ее. Глупая блажь, – по мнению Озвар, но было ясно, что взывать к разуму Локлей сейчас было бесполезно. Оставалось либо отойти, либо помочь. Конечно, турнир накрылся, но Бог с ним, если друг в беде.

Озвар махнул рукой, призывая своих людей.

– Обеспечь отход, – приказал начальнику своей стражи Варду. Перехватил женщину и передал на руки, вскочившему на коня Теофилу. В тот же миг толпа поняла, что ее лишают радости разделаться с приспешницей дьявола и, пришла в буйство. Град камней и палок полетел в господ, крики ярости огласили местечко, а вместо ведьмы, не доставшейся им, решили порвать стражников. Если те встали на защиту дьяволицы, значит, сами слуги князя тьмы – иначе никто не мыслил.

Граф, как мог прикрывал Стасю, прорываясь сквозь толпу, топча без раздумий зевак лошадью. В него летели овощи и палки, камень ударил в плечо, второй попал в голову женщине и, взъярил графа.

– Ни кого не жалеть!! – закричал своим и вынул меч из ножен. Толпа отхлынула, пропуская его. Умирать никому не хотелось.

Утром двери Стаси были заперты и никто не отзывался на стук. В столовой ее тоже не было и, Иштван не на шутку встревожился. Он гонял кашу по тарелке и поглядывал на капитана, прикидывая как бы ловчее рассказать ему о своих предположениях. Возможно, он зря переживает, но с другой стороны, лучше подстраховаться или перестраховаться, чем опоздать.

– Ты чего? – спросил Иван, в десятый раз поймав расстроенный и обеспокоенный взгляд Пеши.

– Стаси нет.

– Спит, – пожал плечами Сван, продолжая уплетать салат. Федорович же насторожился, в упор уставился на Иштвана:

– Выкладывай.

– Вчера я зашел к ней и увидел голограмму мужчины, портрет, что она прятала Случайно, она не заперлась и… Я видел этого мужчину и, не подумав, сказал ей об этом. Она как-то странно повела себя, занервничала, выпытывать принялась, потом вовсе из комнаты меня выкинула. Стучал потом к ней – ее не было ни вечером, ни ночью, ни утром.

– Таак, – протянул потеряно капитан, отодвинул тарелку.

– Что за мужчина? – уставился на венгра Чиж.

– Не знаю. Я видел его во Франции начала тринадцатого века, а, насколько мне известно, Стася бегала в Древнюю Русь. Не вяжется, как не пытаюсь. Но он точно имеет к ней отношение, Стася слишком заинтересовалась, я бы сказал, явно.

– Какой он? – спросил Николай, заподозрив, что это и есть Стасин любовник.

– На тебя, Иван, чем-то похож.

Федорович отпрянул, с минуту сверлил взглядом лицо товарища и поднялся:

– Пошли ко мне.

Иван и Иштван двинулись к выходу, а бойцы дружно проводили их взглядами. Посидели, и ни слова друг другу не говоря, решили как один идти следом, чтобы выяснить, все ли в порядке. Отсутствие Стаси теперь казалось странным и настораживающим каждому.

Минут пять они ломились в двери к Русановой и, переглянувшись, рванули к капитану, ввалились в кабинет без стука, как раз тогда, когда он выдал Иштвану портрет мужчины:

– Этот?

– Да, – кивнул Пеши.

Мужчины замерли у дверей с напряженными лицами. Федорович хмуро посмотрел на них и кивнул: ну, раз пришли, проходите. Бойцы рассредоточились по комнате, Чиж забрал портрет и вздохнул, узрев весьма привлекательную, мужественную физиономию, действительно похожего на капитана мужчины, только моложе.

– Кто это? – качнул снимком.

– Мой брат, – бросил тихо.

– Кто?!…

– Мой брат Илья Федорович, жених Станиславы. Он пропал пять лет назад при выходе из палеолита. Трассер из бывших патрульных.

Бойцы во все глаза смотрели на капитана, не понимая, почему он молчал и отчего решил открыться сейчас.

– Стася?… – качнул снимком Чиж.

– Стасе не раз говорили, что видели его там и там. Она искала, уходила с группами по наводке. Все тщетно. Потом я запретил, закрыл эту тему наглухо. Вряд ли ты видел его, Иштван. В любом случае, ей зря сказал. Уверен, она уже там.

И развернувшись к видеофону, нажал кнопку связи:

– Разрешите доложить: у нас ЧП товарищ полковник.

Капитан являлся к полковнику и вытянулся у дверей, стараясь не смотреть на Казакова. Тот хмуро глянул:

– Проходи. Садись. Разговор долгий будет. Сначала со мной, потом с комиссией.

"Кто бы сомневался", – сел Иван и получил планшет с рапортом диспетчера Звинчук Кристины.

– Распустил ты своих людей, капитан, – недовольно сказал полковник. – Молчу о соответствии должности: твоя подопечная уходит одна в шесть вечера, а ты узнаешь об этом в девять утра.

– Полдевятого.

– Все равно.

А вот тут он прав, не возразишь, – склонил голову Иван.

– Как видишь, из рапорта Звинчук, Русанова должна была явиться в шесть утра. Ее нет до сих пор.

– Товарищ полковник, у меня предложение.

– Ну-ну.

– Это «семейное» дело. К чему нам комиссии? Русанова горяча, услышала от сержанта Пеши, что он видел ее жениха и рванула. Женщина. Конечно, не права, конечно, нарушила. Но она прекрасный специалист с огромной практикой работы. Позвольте нам самим решить это дело тихо, мирно. Сходим за ней, вытащим и здесь уже решим, что с ней делать.

– Хорошая речь, капитан, но не внятная. Нарушение на лицо и я обязан доложить о нем.

– Понятно… Но жалко, специалист замечательный…

– Я бы твоего замечательного специалиста… – процедил и смолк. Отодвинулся, отвернулся обдумывая. – За твоим братом убежала, все неймется?

– Да, – признался, старательно разглядывая стол.

– А голова где? – и замолчал: смысл сетовать? – Ладно. Сутки даю. Найдешь, сами разберемся, нет… Сдается мне, капитан, повиснет еще один портрет патрульного на стенде. При таком раскладе лучше уж комиссия.

– Мы найдем ее, – заверил Иван, хотя был не уверен. Казаков подтверждал его худшие опасения и, капитану очень хотелось наорать на Пеши, который не сказал сразу, что произошло, но еще больше хотелось найти Стасю и душевно врезать за самовольство и вот эти неприятные минуты, когда сердце от тревоги за нее не на месте. Ну, что за девчонка! Ведь триста раз это проходила! Сколько по времени моталась, услышав: видел, вроде он. И что? Успокоилась вроде… и принялась бегать в другом направлении. Пойди пойми женщин. Если у Стаси дружок в Древней Руси завелся, зачем тогда было сломя голову за фантомом Ильи бежать? Или не было ни какого любовника, отместка это Ивану за выдумку? Куда же она тогда ходила, зачем? Ну, что ей не сидится-то?! Запуталась, его запутала, и вот тебе, финальный фортель – вовсе испарилась! Два часа задержки немного, но для любого патрульного ясно – не вышла в точку, не отрапортовала – беда.

– Думаешь, найдешь? Тогда вперед. И учти, даю сутки. Не явится перед мои очи – рапорт идет выше.

– А если?…

– "А если"!… Меня больше всего и беспокоит. Как бы не попала твоя Русанова с дури в неприятности. Связи с ней нет с момента выхода, в точку не прибыла. Худо, не мне тебе объяснять. Иди, капитан, вытаскивай.

– Слушаюсь, – поднялся. – Со Звинчук могу поговорить?

– Можешь. Иди.

Иван развернулся и вышел.

У кабинета весь состав группы собрался. Мужчины настороженно смотрели на командира. Тот оглядел их и бросил:

– Связи со Стасей нет, на точку выхода в шесть утра, она не явилась.

– Что это значит? – встревожился Чиж. Сван невесело присвистнул. Пеши голову свесил:

– Блин, так и знал!

– Почему тогда молчал?! – рыкнул Иван и тут же рукой махнул: какой смысл воздух сотрясать? – Нужно найти ее. Это не приказ, поэтому, кто не хочет – может остаться.

– Оскорбляешь, командир? – скривился Сван. – Все идем.

– Тогда вперед, в бокс. Нам дали сутки.

Бойцы направились к центру.

– Почему бы не выйти в тот момент, когда она выходила, – предложил Чиж.

– Дважды в одно время не входят, – хмуро поведал Иштван.

– Эффект петли. Один раз вступи дважды в то время, в котором уже был, тебя так и будет по одному отрезку мотать, наглухо в нем замкнут. Временной капкан, – поведал Ян.

– Пытались уже. Группа одна пропала – вторую за ней в то же время послали, минута в минуту. Больше вторую не видели.

– Наслоение пошло. Затянуло вторых и по спирали в параллель увело.

– А может и смяло.

– Временных лент масса. Мы отрабатываем лишь своей действительности. Чуть нарушь равновесие – уйдешь в другую реальность.

– Жаль.

– Кто спорит?

– Так куда мы сейчас?

– Стася вышла 29 мая 1203 года, 28 отменяется, как прилегающие. Значит, 27 выходить, смысла нет…

– Засесть в засаду и ждать!…

– Кого, чего?! Она проявилась 29, находилась там, значит, уже отпечаталась на временной «пленке». Вытащи ее на старте, пойдет сдвиг и ленты и самой Стаси. Разметает по молекулам или утянет неизвестно куда. Трасы будут нарушены и те, кто там, окажутся в западне. Есть точка выхода, только после нее можно вытащить. Точка – шесть утра 30. Внутреннее время должно соответствовать местному, тогда есть шанс выйти. Сейчас 8. 43. Раньше 9. 30 проявиться 30 мая 1203 года мы не сможем. Наши точки выхода будут соответственно 9.30 вечера и утра следующего дня. Я попросил сутки на поиски, – сказал Федорович. – Получится раньше – замечательно, но контрольное время 9.30.

– Диспетчера могут переиграть, – бросил Пеши.

– Могут, – согласился Пацавичус. Капитан лишь глянул на них через плечо: главное-то не это, главное, чтобы Стася нашлась вне зависимости назначенной патрулю контрольной точки.

Патруль уже был на старте, но бокс еще готовили и бойцы зажав в круг в коридоре перехода Кристину, «пытали» ее, надеясь хоть немного прояснить ситуацию и чуть успокоиться.

– Связи не было сразу, – твердила та потерянно.

– Какого ты меня не подняла?! – прошипел Иван.

– Сдать подругу?

– Лучше пусть в переплет попадет?! – ядовито спросил Сван.

– Она не первый раз уходит…

– Во Францию? – спросил Чиж.

– Нет.

– А куда? Зачем она ходила?!

– Тебя спишут, я позабочусь! – отрезал Федорович.

– Плевать мне на это! Вам, мужчинам, все равно не понять!

– Конеечноо, – не скрыл желчного сарказма Пеши.

– Одного любовника мало, к старому потянула, а мы за всей этой любовной интермедией расхлебывай, – буркнул Ян, и получил тычок от Иштвана. – Скажи, не прав?! – взвился.

У Николая скулы побелели, челюсти свело – испуг за любимую перекрыла ревность и ненависть. Вот какая «чистая», да «светлая», "правильная"! А он, тоже, дурак редкостный! Нашел идеал!

– К детям она ходила, а не к любовнику, – презрительно окинула взглядом мужчин женщина.

– К кому?! – перекосило Ивана.

– К детям! Да не понять вам этого!

– Так, стоп, – отодвинул капитана Чиж, очень, очень ему разобраться хотелось. – Какие дети? У нее дети есть?

– Да! Много!

Николай нахмурился ничего не понимая, на Пеши и Сергеева глянул. Иштван поправил лямку лифчика с пистолетами и вздохнул:

– Теперь все ясно.

– Здорово! А мне ничего неясно!

– Пятерка, на исходную! – объявил динамик. Группа потянулась к дверям бокса, бросая недовольные и укоризненные взгляды на Кристину.

– Еще поговорим, – пообещал ей Федорович, на что получил презрительную мину и вид со спины.

– Заходи! – кинула с ядом в голосе.

– Ну, блин, а? – вздохнул опять Иштван.

– Подождите, я ни черта не понимаю! Франция, Русь, дети, любовники! Что за путаница?! – взвился Чиж.

– Остынь, "Ромео", – посоветовал Ян. – Все ясно как Божий день.

– Угу, – сунул в рот жвачку Сван. – Маринка ракушки собирает, Ромка из третьей группы пробы грунта, а Стаська благотворительностью занималась…

– Мать Тереза! – разозлился Иштван. – Нам сказать не могла?!…

– Отставить разговоры. Кому что непонятно, объясню позже! – рявкнул Иван вне себя от глупости Стаси и собственной недальновидности и ограниченности. Ну, как он сам не догадался? Как поверил, что Стаська правда к какому-то любовнику бегает! Вот олух! Да ясно же, что девочка одно на уме держала – помочь кому-нибудь, не зря пожить. Материнский инстинкт, психологов за ноги! Поэтому и крупы и алтыны и исчезновения. Наверняка организовала что-нибудь вроде сиротского приюта, шефствовала. Фу, ты! Это как раз в ее духе, а остальное мимо, потому что больше их мышлению подстать. И ведь, казалось, знал ее, понимал, на что способна!

– Получается, мы со своей колокольни судили? – дошло до Чижа. – И никого у Стаси нет?

– Это важно? – покосился на него Сван. – Охота вам сейчас фигней заниматься, чушь всякую перемалывать?

– Ему важно, – заметил тихо Иштван.

– Мне может тоже! – рыкнул Сван. – Но важнее вытащить эту «фею»! А потому уже глупостями озадачиваться.

– Отсчет пошел, тихо ребята, – попросил Ян. Мужчины замолчали.

Глава 13

Безумием было вести раненную к себе – слишком далеко. Но останавливаться и сдаваться на милость кого бы-то не было – самоубийством. Поэтому Теофил выбрал возвращение и, уповая на милость Божью, гнал коней вперед. Ночью он, наконец, вступил в ворота родного замка, отдавая приказы на ходу. Слуги засуетились, забегали, храня любопытство, отчего господин явился, только отъехав и, что за женщина с ним, при себе. Потом все разъяснится.

Объявиться в полях близ Каркасона та еще радость.

Бойцы резво нырнули в траву, чтобы не привлекать внимания и уставились на Ивана:

– Какой план?

Если б я знал, – поморщился тот.

– Ян – держишь связь. Сван, Чиж, раздобудьте плащи.

– Где? – развел руками Вадим, намекая на необъятные просторы полей без единого признака населенного пункта, кроме крепостных стен Каркасона, виднеющихся далеко впереди.

– Извилинами пошевели, – буркнул Иштван. Чиж ужом нырнул в траву. Сван сплюнул жвачку и нырнул за ним. По дороге в сторону города двигалась телега и шли два монаха – чем не цель?

– Мы двигаемся к воротам, – объявил товарищам капитан.

– Поняли. Две сутаны вижу. Будут.

– Не переусердствуйте.

– Это как получится, командир, – фыркнул Сван.

"А-а!.. Хак!" – послышалось.

– Ну, я же просил!

Иштван выглянул из травы и заметил отсутствие монахов:

– Взяли.

– Ага. Не перепутайте нас, – весело пропел Сван и на дороге вновь появились мужчины в сутанах.

– Доминиканцы, – фыркнул Иштван.

– Прозит, – хохотнул Сван. – Оные появляться много позже, после резни при Безье и победоносного марша по Лангедоку их учредителя Доминика де Гусман вместе с Симоном Монфором. Славные времена, между прочим. Пустили бы меня сюда через шесть лет, я бы им такую битву за веру устроил…

– Хорош болтать! – обрезал спич капитан. – Не вводи в заблуждение, с Монфором лихо гулял аббат Арнольд, настоятель аббатства Сито.

– Один фиг – фанатики.

– Может подпалить это Сито, пока птичка в гнездышке? – предложил Иштван.

– Я с тобой! – тут же вызвался Чиж.

– Отставить разговоры! Лингваторы включили и смотрим в оба!

– Зря, Иван, мы бы…

– Отставить, сказал. Знаю, что "вы бы". Одна вон уже занялась борьбой против несправедливости, найти б еще эту благодетельницу угнетенных.

– А Доминик, между прочим, уже бродит по этим местам и призывает еретиков в лоно святой церкви.

– Ага. В лоно инквизиции, – хмыкнул Сван. – Под руководством этого «святого» столько костров зажгут, что вся Европа потом в одно сплошное пожарище превратится. Правильно их "псы Господни" назовут!

– Лекцию на историческую тему закончили.

– Есть, – нехотя протянул Сван.

В замке Локлей, в предгорьях Перенев стояла суета, ползли слухи, рождались предположения и догадки. Замок гудел, не зная чего ждать. Весть о том, что граф привез с собой женщину, которая сейчас при смерти и вне себя от горя обихаживает ее, облетела всю округу. Сеньора здесь любили, он не давал в обиду папе своих людей, как и Раймунд Тулузский и одним тем располагал к себе. Слуги как могли угождали ему, пытаясь развеять печаль господина. Но тот ничего и никого не замечал. Он сидел у постели женщины, что металась в горячке и, истово молил о ее спасении. Берга – знахарка что примчалась на зов господина сделала, что могла, обмыв и обработав раны женщины, влив ей настой опия и белладонны в рот, но что толку от того мало, понимала, и честно призналась графу, что дальнейшее в руках Божьих, а ей поднять увечную не по силам.

Озвар сидел у окна и, хмуро поглядывая на друга, потягивал вино, ожидая, когда тот очнется и объяснится. Но тот упорно нянчился со своей «любимой», обтирал ее лицо, менял охлаждающую повязку на лоб, шептал слова успокоения и мрачнел все больше, видя, что женщине и на каплю лучше не становится. Ее горячка была понятна Федерику, но горячка друга имела иное, совершенно неуместное происхождение. Он не подозревал, что Теофил способен быть настолько терпеливым и трогательно заботливым по отношению к незнакомой даме. Любимой? Вздор. Когда успел и какого Бога ради влюбляться в ведьму? А сумасбродство проявленное при ее спасении, что это как не помутнение рассудка?

– Все, – развернул к себе и сунул в руку кубок вина. – Хлебни и приди в себя. Она умирает и это ясно. К чему стенать?

Теофил будто не услышал его, смотрел и не видел:

– Мне нужен хороший лекарь, – прошептал, сообразив, наконец, кто перед ним. В глазах зажглась надежда. – Ты говорил о лекаре, что творит чудеса.

– Когда? – отпрянул Федерик, не припоминая подобного разговора.

– Давно.

– Но что с того? Я убей Бог, не помню.

– Ты говорил он из Византии.

– Какая разница? Да будь же ты разумен, друг мой, откуда б не был он – ему уж не спасти несчастную.

– Не смей! – вскочил граф, заходил по комнате, сжимая кубок и не чувствуя того. – Я уверен – выход есть. Она ангел! Ей жить и жить!…

– Хм, – выгнул бровь невольно граф Озвар. Покосился на женщину, лицо которой сейчас было похоже скорее на уродливую маску безвкусно разрисованную живописцем разными тонами красок и вздохнул. Возможно, лик ее прекрасен, но разбери через оттеки и кровоподтеки, безобразные ранки на скуле, щеке и виске. Случись, заживет и женщина выживет – кто без содрогания взглянет на нее, кто в уме назовет ее «прекрасной»? Попасть в лапы разъяренной толпе – не шутка. Он не одного не знает, кто б после выжил.

Теофил схватил друга за плечи выкинув кубок в окно:

– Прошу тебя, ну вспомни же!

– Да что?! – вскочил тот.

– Лекарь из Византии!

– Иона Ферри. Он всем известен, но давно уже не лекарь. Ты вспомнил! Он был обласкан графом Раймундом за бесценную помощь и только ему подчиняется! Монсеньор одарил его небольшим замком и землями, удачно женив, и тот живет отшельником, помогая лишь своему покровителю. Как ты сможешь заставить человека самого графа Тулузского помочь тебе? С чего он станет? Безумие!

– Где его найти?!

– Бог ведает, Теофил. Очнись же, ну, прошу тебя, не стоит так изводить себя! Что эта женщина тебе?! Что с тобой случилось?! Ты понимаешь, что за произошедшее у Фуа еще ответ приспеет и неизвестно как то на тебе отзовется, а ты уж в петлю голову суешь вновь! Ну, полно, друг! Оставь несчастную заботам Отца нашего…

– Нет! Я знаю Божью помощь. Пока приспеет… Где найти Ферри?! Как?! Послать гонца к сеньору Раймунду?..

– О, он тебе весть принесет! – взмахнул руками, то ли открещиваясь от безумца, то ли возмущаясь его недальновидностью.

– Где он, где твой Ферри?!! Как его найти?!! – затряс за плечи.

– Ты впрямь безумец, – качнул тот головой. – Да отпусти!… Видно чары ведьмы сильны…

– Она не ведьма!!… Верь мне, я знаю, что говорю. Она ангел.

– Хм, – Озавар настороженно покосился сначала на друга, потом на женщину что хрипло дышала, готовая видно вот-вот отойти к Создателю. Но не ушел бы с ней и Теофил. Как разошелся-то бедняга! Не иначе истинно влюблен.

– Когда я лгал тебе, Федерик? – прошептал, с болью глядя на графа. Тот смутился – не было того.

– Тебе так важно?

– Поверь. Речь идет о жизни вообще. Раз места нет здесь ангелам, к чему в аду, во власти Дьявола нам прозябать? Не будь же ты слепцом, открой глаза и посмотри вокруг – где Бога ты узришь?

– Кощунствуешь, – испугался не на шутку Федерик.

– Пусть! Мне все равно.

– Твоя душа в опасности!…

– Оставь ты проповедь! Пусть тем папские борзые промышляют! Мне дела нет до них, до мира в целом!

Шутка ли, такие речи? – встревожился Озвар и, видя искренность друга, вовсе озадачился и растерялся: что пропустил он? Взгляд опять ушел к умирающей. Можно ли влюбиться в нее? Вот так вдруг, сразу, продав сердце и душу… ради кого? А эта задумчивость и мрачная тоска, что изъедала Теофила последние два года – не женщина ли попавшая в руки толпе тому виной?

Озвар подошел ближе, навис над больной, всматриваясь в изувеченные черты лица. Что-то слегка знакомое в них проступало, но если б не короткие волосы, пожалуй, не вспомнил бы, не подумал.

– Та дьяволица, – вздохнул и мороз по коже от воспоминанья двух годичной давности. – Бог мой, неужели?…

– Да, это она. Я думал, ты узнал.

– Кого? Ту странную девицу, что возомнила себя воином и потешила толпу? Вот та ей и отплатила. Возможно ли, чтобы дама так себя вела? Не удивительно, что приняли ее за ведьму… О, Бог мой, Бог мой!… Я не могу сказать, что не согласен с крестьянами, она действительно странная и настораживающее возмутительна в своем поведении… одежде…

– Ближе к делу, Федерик! Мне нужен этот Иона. Мне! Прошу тебя, не томи, не тяни время, его немного в запасе.

– Хорошо… но чем ты его заинтересуешь? Он не беден, имеет покровителя, вряд ли он захочет кинуть все, чтобы бежать спасать неизвестно кого. И спасать ли? Он почти чародей, но все же, не Бог.

– Там будет видно.

– Откажет…

– Еще не спрашивали! Я верю, он поможет.

– Откуда такая уверенность?

– Не знаю. Считай, что посланье свыше. Я точно знал, что встречу ее и встретил. Так и тут – верю, не откажет, поможет. Иначе… нет справедливости и не рождалось вовсе!

– Ну… я слышал Ферри похоронил жену, несчастный случай: то ли упала с лошади и свернула себе шею, то ли еще что. Я слушал вскользь. Можно поискать его около монастыря святого Бенедикта, он там был, аббат Перно залечивал его душевную рану… Но вряд ли излечил. Беда-то случилась совсем недавно.

– Едем! – рванул к дверям Теофил и вернулся, чтобы запечатлеть поцелуй на горячем челе женщины. – Умоляю, потерпи и подожди меня. Не уходи без меня, молю, мой ангел.

Озвар передернул плечами: а Теофил-то бард! Смотри, как ласков, нежен и речив. «Умоляю»! Когда такое было, чтоб Локлей молил! Когда столь явно был расположен и всецело предан даме? Женитьба на Симонетте Арно в свое время серьезно охладила его пыл и, о любви тот не помышлял годами, а тут вдруг вспомнил! Нет, ну что к чему?!

– Берга! Ориетта! – позвал служанок. – Отвечаете за госпожу головой. Станс… друг мой, ты знаешь, что делать, – хлопнул мужчину по плечу. Их взгляды встретились, Рокуэй низко поклонился:

– Не беспокойтесь, господин, я скорей умру, чем подведу вас.

– Надеюсь. Она…

– Я понял, господин, не утруждайтесь. О даме будут заботиться, как были бы это вы.

Теофил кивнул, с благодарностью глянув на верного слугу:

– Я постараюсь вернуться быстрей.

– Ну, что там? – буркнул в переговорник Иван, переминаясь от нетерпения у стен монастыря. Ян подпирал камни спиной и поглядывал вокруг. Первая точка выхода приближалась, а бойцы с места не сдвинулись. Ни в Каркасоне, ни в округе о Стасе не слышали, ничего подозрительного не видели, и ни о чем из ряда вон не слыхали. Маяк упорно молчал, навевая своим штилем уныние. Очередной монастырь и очередное «ничего» уже значительно раздражало.

Иван осел у кладки:

– Ничего. Н-да-а.

– Потеряли?

Федорович хмуро покосился на бойца и выдал в переговорник:

– Сворачиваемся и уходим в южные зоны.

– Капитан, можно поискать в Мюре.

– Отставить, рядовой Чижов. Идем в Пампье и Мирпуа.

– Почему?…

– Потому что приказ!

– Есть, – прозвучало недовольно.

– Переживает, – вздохнул Ян и опять удостоился хмурого взгляда Ивана: а кто нет?

Стаська, малышка, где же ты черт тебя дери!!

– А почему, правда, в Пампье? – потопал за капитаном Пацавичус.

– Потому что Иштван мог напутать. Для него что Каркасон, что Тулуза, что доминиканец, что григорианец, одинаково, а Вельковскому, с которым он ходил – нет. Маршрут был: аббатство цистерцианцев под Каркасоном и бенедиктинцев под Пампье.

– Ясно.

– Тогда не задавай тупых вопросов!

К вечеру, объехав округу Мирпуа, они, наконец, вышли на след Ферри. Тот пил в аббатстве святого Бенедикта под Пампье в обществе двух монахов. Щедро отсыпав настоятелю, Теофил и Федерик получили место за столом, кувшин вина и сносный ужин.

Озвар с аппетитом вкушал поданное, а Локлей крутил кубок с вином в руке и пристально рассматривал мужчину, от которого зависела жизнь ангела. Молод, но далеко не юн, лицо обветренное, заросшее щетиной, мрачное, взгляд тяжел и полон ненависти и презрения. Мужчина был пьян, но продолжал накачивать себя. Возможно, это и остановило Теофила от поспешности. Меньше всего ему хотелось доверяться пьяному, еще меньше доверять ему же жизнь дорогой ему женщины. Одна мысль, что это пьяница притронется к ней, вводила его в ярость. Но есть ли выбор?

– Ты уверен, что это он? – тихо спросил Озвара, качнувшись к уху друга.

– Угу, – заверил тот, зыркнув на любимца графа Тулузского. Тот глянул в ответ, как придавил, сжал кулак:

– Что уставился?

– Полегче, – посоветовал Федерик, мгновенно напрягшись. – Не хочу учить вас манерам, поэтому прошу не вынуждать!

– Тише, монсеньоры, вы в святой обители, – напомнил им монах.

– Конечно, – с кривой усмешкой качнулся Иоана, покосившись на толстяка. – Никаких разборок! Слава Божья и все такое.

Вышло уничижительно и слишком откровенно презрительно. Монахи заерзали, не зная стоит ли взывать к благочестию пьяного, и дружно промолчали. Теофил насторожился: «разборки» – что за слово? Византийское? Возможно, это знак и Федерик действительно не ошибся, тогда не стоит ждать.

– Вы Иона Ферри? – спросил, уставившись в, на удивленье, ясные глаза мужчины.

– Ну, – прищурился тот, смерил графа взглядом и потянулся за кувшином.

– Не стоит, – отодвинул тот заветное пойло. – У меня к вам предложенье.

– А не пойти б вам с ним?…

– Нет, ну, каков! Ты это стерпишь?! – возмутился Федерик. – Позволь я научу зазнайку манерам!

– Нет, – придержал друга за плечо. – Поди во двор и подожди нас. Прошу!

– Твое дело… Однако!…

– Федерик! Прошу! – повторил с нажимом и взглядом почти приказывая: выполни мою просьбу, что тебе стоит?

Иона внимательно наблюдал за господами, забавляясь их снобизму. Петухи – фанфароны. Хотя это, слева, вроде ничего.

Озвар встал, недобро глянув на пьянчугу и, вышел. Теофил подвинулся к Ионе:

– Я слышал вы лекарь-чародей.

– Сплетни, – заверил тот.

– Мне нужна ваша помощь.

– "Мне" – кому?

– Граф Теофил Локлей, – кивнул, так чтобы ни свою, ни его гордость не задеть.

– Теофил Локлей, – протянул Иона, изучая мутную жидкость в кубке. – Наслышан. Как же. Знатный сеньор, отпрыск известного рода из Арагона. Что вы здесь делаете? Ваш замок стоит у Пиренеев, поближе к графству отца и привечает всех кому не лень. Но мне без надобности ваша милость.

– Я знаю, вам благоволит сам Раймунд Тулузский.

Мужчина с усмешкой глянул на него и стало ясно – ему ровно на все благоволения разом, вообще, на все: на мир, людей, себя и Бога.

– Вам плохо?

Иона сморщился, пытаясь понять, чем вызвано сочувствие в голосе мужчины и подумал: не оскорбиться ли, но вместо этого хрипло рассмеялся:

– Что вы! Мне смертельно хорошо!

– А мне плохо.

Смех Ионы смолк. Мужчина уставился в глаза графа и почувствовал легкий укол вины. Что-то было в них знакомое, боль, наверное.

Ферри залпом осушил кубок, взял кусок хлеба, гоня наваждение: плевать, в конце концов, кому и как. Он не святой, чтоб всех жалеть и не аббат, чтобы выслушивать исповеди. К чертям все!

– Я слышал, ваша жена умерла… моя же умирает. Я знаю, только вы способны ей помочь. Поэтому прошу, любая цена, любая услуга – я отплачу, но помогите.

Нотки глубокой печали сродной отчаянью, не понравились Ионе. Ему привиделась Иоланта, мертвая, лежащая со свернутой шеей в овраге и собственные чувства в тот момент. Оглушительное горе, когда, как душу на изнанку вывернули и вырвали. Потеря за потерей, им несть числа и сил нет их терпеть. А люди в слепой гонке продолжают мчать за золотом и положеньем, рвут глотки за своих Богов, попирая самое важное – своих близких и любовь что единственно дана душе как Свет и Бог. Даже катары, уж как он не был к ним лоялен, того не понимали, в тупую проповедуя amor.

Нет, Иоланту он не любил, но свыкся с ней, принимал как данность ее любовь, ждал первенца и просто жил. И лишь когда потерял, понял, каким был идиотом, и заливал теперь не боль потери, а свою вину.

А этот, видимо, любил…

– Что же с вашей женой, господин граф?

– Ее избили, – с трудом выдавил Теофил.

– Вот как? – усмехнулся: а мы похожи! – Как же вы это допустили и кто посмел?

– Долго объяснять, – мужчина отвернулся. Он не привык откровенничать с кем-то и вынужденность подобного тона разговора раздражала его.

– Тогда выпьем, – налил себе еще вина, отсалютовал. – Поверьте, господин граф, вашей голубке будет лучше на небесах, чем на этой земле. Не мучайте и отпустите. То эгоизм в вас говорит…

И смолк – Теофил не сдержавшись, схватил его за горло и встряхнул.

– Не смей, ты!…

И отпустил, одумавшись, тяжело опустился на лавку:

– Поверьте, Ферри, я никогда, никого, ни о чем не просил, а тут прошу… даже готов молить, – выдавил через силу.

Иона потер шею, внимательно поглядывая на мужчину. Злости на него не было – досада лишь, что должно было этому графенку явиться и нарушить его покой, залезть в рану своим тоном, видом, просьбой.

"Умолять готов", – ишь ты! Сеньор готовый умолять, да что там – умоляющий лекаришку! Да-а, это нечто.

– Я заплачу, сколько скажите, как скажите и когда вам будет угодно. Прошу, Ферри, время стоит жизни.

Иона дрогнул: откуда ему знать это?

Что за черт сегодня происходит? Откуда приходят миражи и мучают его? К чему?

– Нет. Я пьян. И не хочу оставлять эту обитель.

– Проветритесь. До замка пол ночи езды…

– Тем более, – уперся, сам не зная почему. Теофил вспылил, потеряв терпение. Поднялся и, сбросив со стола кувшин и блюдо, душевно въехал кулаком в лицо Ферри. Того мотнуло и скинуло с лавки. Монахи вскочили, готовые призвать господ к порядку, но Теофил и бровью в их сторону не повел. Перепрыгнул через стол и вновь ударил мужчину: