Текст книги "Ключи от цивилизации"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Иона поморщился от бессилья и желанья врезать кому-нибудь за то. Покосился на Стасю – спит. И хуже нет осознавать, что может не проснуться.

Что же делать? Ведь он не врач, в конце концов.

И выбрал ожиданье.

Глава 17

– Пропали две девушки. То ли помогли им пропасть, то ли сами решили, – объяснял Иван. – Студентки. Пошли с группой. Обычная лекционная экскурсия. Как пропали – никто не заметил.

– Это как? Испарились? – удивился Борис.

– Здесь и выясним.

– Наверное, отошли по нужде, а там злобные корсары. Хвать молодок и в трюм! – оскалился Сван. Лариса испуганно округлила глаза, Иштван засмеялся, Чиж хмыкнул: ой, балагур.

– До трюмов и корсаров тьма километров и веков. Мы в 531 году до зеро. «Германия».

– Если мне память не изменяет, как раз в это время и в этом месте доблестный Марк Клавдий Марцелл устроил покорение инсубрийских галлов. Причем, успешно.

– Добыча была шикарной. Людей в рабство уводили толпами, – согласился Федорович. – Поэтому есть предположение, что девушки попали в беду.

– В полон.

– Ага.

– Здорово. Нам предполагается напасть на колонну и поточить пистолеты о спаты римских легионеров?

– Испугался? – хохотнул Сван. Иштван обшарил взглядом свою экипировку и хитро улыбнулся:

– Пластида хватит, остальное фигня.

– Отставить. Работаем по возможности чисто. Сначала разведка. Одели очки, просмотрели файлы с портретами потерявшихся. Сван, Ян, задание ясно?

– Так точно, – закинул пистолет-автомат на плечо мужчина и хлопнул Пацавичуса по плечу. – Вперед «студент».

– Лариса и Иштван налево, Николай, Борис – направо. Начали прочесывать лес. Расстояние не больше пятисот метров. Движение на юго-восток. Пошли.

Они прошагали два квадрата, не встретив ни единой души и, заскучали.

На стоянке, куда вышли наконец, еще дымились угли и были раскиданы вещи, но не было ни одного живого. Группа приостановилась. Иштван, Борис и Сван прочесывали поселенье, Лариса с ужасом оглядывала побоище. Такого количества мертвых она еще не видела и пребывала в легком шоке. Ян пытался ее успокоить и уверить, что это нормальная обстановка. Но та таращилась на мертвого мужчину с топориком в голове и будто не слышала товарища.

Чиж, щурясь оглядел стоянку, сорвал травинку и, сунув в рот, тихо заметил Ивану:

– Может ну, их, студенток, бросим, как Стасю?

Федоровича перевернуло. Он уставился на бойца и попытался высказаться, но под взглядом Чижа слова застряли в горле, гнев схлынул. Капитан сжал челюсти и отвернулся.

– Дома поговорим.

– Ага. Говорили уже, – бросил лениво и потопал к ребятам, выплюнув травинку под ноги Ивана.

Что он взъелся на командира? А не мог сдержаться, ела его злость и все тут. Понять не мог – как тот спокойно ходит, спит, выполняет задания? Не ужели ничего его не беспокоит? Ну, да, секреты, тайные миссии, но причем тут девчонка? Поговорили бы – она правильная, поняла бы и молчала… Глупо, понятно, и все-таки обидно до злости, Стаську списать из-за какой-то ерунды. Пусть даже совсем не ерунды, но Стасю?! Она же верой – правдой столько лет по этим гребанным временам на благо Федерации! А ее…

– Не переживай, найдем, – бросил ему Сван, по лицу прочитав одно ему понятное.

– Не сомневаюсь, – скривился тот. – Этих найдем.

Борис внимательно посмотрел на него.

– Началось, – сплюнул Иштван. – Слушай, вернемся, сходи к психологу!

– Девочку вон, к психологу отведите, – кивнул на Ларису, которую тошнило у кустов. Сван покосился на нее, потом на мужчин и бросил:

– Хорош собачиться. Не время парни.

– Согласен.

Иштван просто протянул Чижу ладонь. Тот хлопнул по ней, примиряясь и, мужчины разошлись искать дальше. Борис постоял обдумывая услышанное и двинулся следом.

– Среди убитых студенток нет, – доложили капитану через десять минут.

Ян подхватил Ларису, сунув ей в руку бутылочку с питьем, и группа двинулась дальше на юг.

Темнело. Патруль шагал по мрачному густому лесу. Маяк к радости бойцов начал подрагивать, намекая, что они приближаются к цели.

Чиж с хмурым видом вышагивал не обращая внимания на препятствия, буреломы распинывал, коряги ломал. Борис шел слева от него и чутко поглядывал, пытаясь в толк взять, какая мошка укусила Чижова. Иван не выдержал, перехватил его за грудки и прижал к стволу:

– Хватит шуметь.

– Извини, – бросил.

– Послушай, Николай, ты ставишь себя против группы. Придержи эмоции.

– Так точно, – высвободился, пошел дальше и кивнул на женщину, что еле ноги переставляла. – По-моему девочке тяжеловато в патруле.

Примерно через час в переговорнике послышалось:

– Я их нашел. Можно готовить «зеленку» и уходить.

По унылому голосу Иштвана можно было заключить, что исход задания не благоприятный. Патрульные спешно двинулись к нему.

Пеши сидел у ствола огромной сосны и смотрел на двух молоденьких девушек со стрелами в спинах. Иван присел над ними, проверил пульс на сонной и вздохнув, стянул берет:

– Опоздали.

– Максимум на полчаса, – сказал Иштван. – Каких-то тридцать минут…

Лариса осела у трупов и закачала головой. Минута – и завыла бы, но капитан осек, рявкнув:

– Без истерик!

Та испуганно уставилась на него и беспомощно огляделась, ища сочувствия во взглядах товарищей. Но те на нее не смотрели. Ян связался с базой и докладывал о результатах. Сван и Борис топтались, поглядывая на деревья. Чиж хмуро разглядывал убитых.

– Какие же вы черствые, – прошептала. На нее непонимающе уставились, потом переглянулись меж собой. Иштван хмыкнул и сунул в рот жвачку:

– Мадам, вы попутались отделами. Вам в детский сад нянечкой надо бы.

– Я подумаю, – бросил Иван и со значением посмотрел на Ларису. Все поняли, что на следующее задание пойдут без нее.

Домой возвращались усталые, недовольные. Сдали медикам трупы убитых и ушли в раздевалку. Сели и сидели, переглядываясь. Никто не спешил сдать оружие, переодеться.

– Фигня с группой, – первым решился озвучить проблему Иштван.

– Бывает, – неопределенно повел плечами Борис.

– А ты, знаешь, да? – скривился Сван.

– Нет, но… Не все задания выполнимы.

– Я думала все по-другому, – тихо заметила Лариса.

– Как милая? – криво улыбнулся ей Пеши. – Транспаранты с приветствием в руках аборигенов, крики «ура», запуск воздушных шариков в небо и торт с розовым кремом вместо хлеба, соли?

– Нет, но… так жестоко.

– Это не жестоко, это вовсе никак. Считай прогулялись, – сказал Ян.

– Было хуже, – согласился Чиж. Иштван и Сван, глянув на него, засмеялись:

– Зажигали, н-да-с!

Николай улыбнулся в ответ и начал переодеваться, лениво стянул ботинки.

– Ларочка, ты хорошая девочка, но мне кажется, к такой работе не подходишь. Подумай, может тебе лучше обзавестись мужем и детьми?

– Ребенок будет, я уже заказала.

– Что? – Николай застыл с ботинком в руке. – Мне послышалось? «Заказала»?

– Ты разве не знаешь, откуда здесь дети берутся? – спросил посерьезневший Сван. Пошел к своему шкафчику.

– И как? – закинул ботинок в шкаф Чиж.

– Элементарно. Приходит мадам в центр матери и ребенка, выбирает по приглянувшимся ей параметрам из базы данных реципиента, просматривает, каким будет ребенок внешне, с какими качествами, уровнем здоровья и говорит: добро. Оформляются документы, сдается яйцеклетка и через девять месяцев мамаша забирает дитя.

– Не понял, – растерялся Чиж. – Нормальным способом слабо?

– Зачем? – хмыкнул Иштван. – Здешние дамы берегут свою психику и организм, фигуру. Да и зачем мучиться, выхаживать, когда так легко и просто – пришел, заказал, получил.

– А что плохого? – не поняла Лариса.

– Да нет, детка, все хорошо.

– Так я не понял? – вовсе обалдел Чиж.

– Разве было по-другому? – спросил Борис, открывая свой шкаф.

– Прикинь, "студент", – хмыкнул Пеши. – Было.

– Почему «было» и сейчас иногда сами вынашивают, рожают. Но к чему такие сложности, мне лично не понять, – пожала плечами Лариса.

– А любви не хочется? – прищурился на нее Чиж: откуда же ты такая ранимая и замороженная одновременно. – Семьи?

– Зачем? – плечами пожала. Николай уставился на Иштвана: разбуди меня.

– Она типичная представительница современности, – бросил тот, подтрунивая над Чижовым.

– Да вы что?!… Я думал Стася типичная.

Мужчины переглянулись и отвернулись, не желая вновь ворошить тему Русановой. А Николаю стало вдруг понятно, отчего все от капитана до него так трепетно относились к Станиславе. Она была нетипичной.

– А секс здесь есть?

– По взаимному желанию. Партнерша против – иди в центр, тебе помогут, – хохотнул Сван.

– А в базе данных появиться еще один кандидат в папы. Но малыша ты вряд ли увидишь.

– Как и узнаешь о нем.

– Весело у вас. Но семьи-то есть?

– Есть, конечно. У консервативных и склонных к стабильности личностей.

– И у романтиков.

– Как же вы живете? – не понимал Николай.

– Хорошо, – заверил Борис. – Кому что нравится, тот то и получает.

– Тоска не мучает?

– С чего? – удивилась Лариса.

– Да, мадам, с вами мы точно не сработаемся, – бросил Чиж.

– Суду все ясно, – усмехнулся Иштван.

– Нет, они еще чем-то недовольны! – пожала плечами Лариса. – Грубияны такие, а еще с претензиями! Кому вы нужны, кому интересны? Семья! С такими? Благодарю, пары часов общения хватило!

– Взаимно, – заверили Иштван и Сван хором.

Женщина обернула бедра полотенцем и гордо прошла мимо мужчин в душевую.

– И такие здесь есть, – качнулся к Чижу Сван.

– Здорово, – заверил тот. – Кто следующая?

– Да, старик, с нами ей больше не ходить, одна радость, – с пониманием кивнул Пеши. Борис недоуменно покосился на них: чего взъелись?

– Зря вы, – заметил Ян. – Нормальная девочка. Причем очень умная. Вы сначала поговорите с ней. Ну, чувствительная, нежная, так она женщина. Ей простительно.

– Ум не делает человека счастливым, – заметил вскользь Чиж.

– А что делает? – заинтересовался Борис.

– Возвышение над ним. Чувство сопричастности к чему-то большему, чем ты сейчас, чем ты вообще. Жить для себя и лишь умом – кошмар, который не каждый придумает. Я не завидую таким, их жизнь – ад, мир их – пустота и серость.

– Патрульный она, студент, – не обращая внимания на Чижа, сказал Сван Яну.

– Да что ты меня студентом называешь?!

– Поздно, Студент, тебе идет это прозвище.

– Меня тоже никто не спрашивал – Сван и Сван, а, между прочим, зовут меня Вадим.

– Нет, я помню, брат, – заверил Иштван, закидывая вещи в шкаф.

– Хорошее прозвище, не обидное, – пожал плечами Чиж.

– Чиж тоже.

– А я и не против, – захлопнул шкаф.

Стася резко села, вынырнув из сна, как из воды. Кони неслись в том сне, табун мустангов. Он огибал, покрывая туманом пыли человека. Ни лица, ни имя у него, но он шел к ней, рискуя быть затоптанным. Он прорывался сквозь поток галопирующих коней и приближался медленно, но уверенно.

Кто? К чему?

Женщина тряхнула волосами, потерла виски.

– Тебе плохо? Хочешь пить? – спросили из тени слева.

Стася вздрогнула от неожиданности и непонимающе уставилась на мужчину, что белой туникой своей в первый момент смутил ее и был принят то ли за приведение, то ли за мираж.

– Ты кто?

– Теофил, – подал кубок с настойкой мяты.

– Теофил, – кивнула, вспомнив. – Что ты здесь делаешь?

– Сторожу твой сон.

– Спасибо, – улыбнулась, оглядывая мужчину и примеряя к тому образу во сне. Не он.

– Если боишься темноты, я зажгу свечи.

– Не боюсь. Да и луна довольно ярко светит.

Мужчина присел на край постели и нежно, чуть касаясь, провел по волосам:

– Ангел ничего не боится.

– Ангелам не дано чувство страха.

– Зато дана любовь.

Стася смотрела на приятное лицо мужчины и чувствовала себя скорее матерью ему. Взгляд Теофила выдавал его с головой, открывая самое сокровенное, то, что на душе и сердце. Влюблен и не скрывает, и готов смотреть, смотреть и слушать ее голос словно песню. Влюблен до слепоты, доверчив как щенок. Сердце защемило – ответить нечем, только лишь сохранить нетронутой доверчивую душу, посеять сколько можно света, веры и добра.

– Чего ты ищешь, человек? – прошептала, погладив его ласково по щеке.

Локлей смутился и все же набрался смелости прижать рукой ее ладонь к своей щеке и поцеловать пальчики:

– Тебя искал.

– Нет – ангела. А я не ангел.

– Не правда.

– Каждый верит в то, что хочет, но тем и обманывает себя.

– Возможно, этого и жаждет.

– Ты хочешь быть обманутым? К чему? И без меня достаточно ловкачей, что оболванят в миг.

– Ты Бога видела? Скажи, к какой вере он склоняется? Кто ему милей: христианин, цистерцианец, мусульманин?

Стася улыбнулась:

– Ему милее чести человек.

– А покаяние он принимает?

– Не бойся суда Небесного, бойся Земного. Он более жесток и Бога в нем не ищи.

– Я грешен, ангел мой. Я так хочу покаяться тебе и верю, ты поймешь и не отвернешься от великого грешника, выхлопочешь для меня прощенье.

– Грех – всего лишь помрачение рассудка, затмение, как солнца и луны. Но между тем они не грешны. И кается им не в чем. Люби себя, прими каким ты есть, не повторяй ошибок прошлых, осознай их, как опыт, как примеры и в этом будет покаянье. Ведь все, что есть в тебе дано от Бога.

– Ты ангел… Все ли там такие?

– Ты думаешь, я пришла с небес?

– Разве нет?

– Не знаю. Странно – ты называешь себя моим мужем, а между тем, не знаешь, откуда я.

– С небес.

– Из космоса? Там скопление галактик и давным-давно не совершают перелеты, есть переходы…

И смолкла, сообразив, что говорит то, что точно знает, а вот откуда – не помнит.

– У меня амнезия, – прошептала.

– Что такое «амнезия»?

– Потеря памяти. Ужасное состояние. Как скачки в тумане. Запинаешься о каждую кочку, но обойти не можешь, потому что не видишь ее.

– Не беспокойся, я рядом и помогу тебе объехать «кочки». Ложись мой ангел, спи, а я побуду рядом.

– Не хочу спать.

– Надо. Иона сказал, тебе нужно как можно больше отдыхать.

– От чего? Разве я перетрудилась? Иона странный, – легла на бархатную подушку. – Не помню, что он говорил мне, но говорил про что-то непонятное.

– Он лекарь и византиец. Речь его и мне порой кажется не понятной, манеры возмутительными, но надо отдать должное его знаниям, он прекрасно врачует.

– Да, наверное… Из Византии?

– Он приближенный Раймунда Тулузского.

– Ни о чем не говорит.

– Сейчас. Дай время – все встанет на свои места.

Стася помолчала и выдала:

– А ведь ты меня обманываешь.

– О чем ты, ангел мой.

– Ты мне не муж.

Граф заволновался:

– Ты уйдешь? Прости, не знаю, что нашло. Мне показалось так ты останешься со мной. Я совершил непоправимую ошибку?

– Нет. Но больше мне не лги. Для окружающих пусть так и останется, мысль с замужеством удобна.

– Ты простишь меня?

– Постараюсь. Но больше так не делай. Лож отталкивает. Раз поймай на лжи, не будет веры в правде.

– Люди озлоблены, они чуть не убили тебя, приняв за посланницу ада. Я хотел оградить тебя от их ненависти.

– И от любопытства? – Стася улыбнулась.

– От любой опасности для тебя. Мою жену тронуть не посмеют.

– Откуда я?

– С небес, уверен.

Стася задумалась, пытаясь вспомнить свой исток. Не может быть, чтоб дом родной она забыла. Родина в крови, в душе – ее не смыть и не убить, она от рожденья и до смерти с человеком. Даже там, где обитают души, они живут в привычном окружении, напоминающем родные места. Лес и поля, горы и снег, джунгли или тундра… Но ей не вспомнить, близким кажется и то, и это, как будто мир весь – мир ее.

– Как я появилась?

– Не знаю, – граф задумался и, скрипя сердцем, сказал. – Наверное, я должен, хоть чувствую, что тем тебя я потеряю, открыть и остальное. Ты была странно одета. Все сохранено и спрятано от любопытных глаз.

– Покажи.

Как больно. Теофилу показалось, что он совершил ошибку.

– Обещай… Нет, извини. Я не могу держать тебя, ведь ангел – посланник редкий и нам смертным не подвластен. Довелось мне зреть тебя и тем уже я осчастливлен. Но тяжело довольствоваться малым и хочется… пообещай что не уйдешь. Хотя бы не сейчас, мне нужно время, чтобы смириться с твоим исчезновеньем.

– Ты хороший человек, граф Локлей, – обняла его Стася. – Придет момент, мы встретимся. Я благодарна тебе и рада, что приобрела такого друга. Не бойся ничего. Идем?

По переходам и лестницам они прошли в одну из башен и, граф из тайника за старым гобеленом достал сундук. В нем лежало то, что родило у Стаси смутные воспоминанья. Она точно знала названия предметов, их назначенье. Куртка, брюки, ботинки, пистолет, аптечка… Аптечка! Вот препарат для прояснения ума, как раз то, что ей надо!

– Я из будущего, – то ли вспомнила, то ли сообразила. Впрыснула суспензатор в мышцу и заметила удивленный взгляд мужчины.

– Это лекарства, – пояснила, но, судя по глазам, граф, о чем речь не понял.

– Мне нужно восстановить память, восстановится.

– Конечно. Ты задержишься?

– Некуда пока возвращаться. Не помню как, куда, кто я. Зачем здесь. Как ты нашел меня?

– Бог вывел. Чернь устроила себе развлечение, решила сжечь тебя, как ведьму.

– Что за ведьма?

– Приспешница Сатаны, злодейка и колдовка мерзкая.

– Я совершила что-то ужасное? – нахмурилась, пытаясь понять за что ее таким названьем наградили.

– Да… ты была одета в это, – кивнул на экипировку.

– И все преступленье?

Локлей кивнул с грустной улыбкой.

– Все что непонятно – пугает, и лучше сжечь, забыть, чем искать рациональное объяснение тому и объяснять его черни. Признаться, я тоже был потрясен твоим видом. Нечто жуткое есть в этих одеждах, к тому же женщина в столь откровенном и для мужчин наряде, уже вызов обществу и церкви.

– Разве катары не проповедают терпимость?

– Это иное, – головой качнул. – Говоришь, не помнишь ничего, а речи твоя подобны речи ученого мужа, в них есть осмысленность и здравое зерно.

– В чем? Кстати, о речи. Я поняла, что ты спас меня от сожжения. Скажи, я что-нибудь тебе сказала?

– Да. "Видно ты очень хотел меня видеть". И это, видит Бог, правда – хотел, как ничего другого.

Стася задумалась:

– И все?

– Все.

Странно: откуда она пришла, к нему ли, зачем?

– Будем надеяться амфисиритрипсин мне поможет…

Амфисиритрипсин?! Откуда это названье?!

Глава 18

Утром Иона зашел в спальню и к собственному удивлению застал лишь служанку. Ориетта застилала постель.

– Где госпожа?

– На прогулке.

– На… прогулке?!

Сумасшедшая! Ферри выдуло из спальни. Он скатился с лестницы и помчался искать Стасю, надеясь, что та не успела навредить себе, например, влезть на лошадь и устроить скачки.

Так и есть, ненормальная решила прогуляться с графом на лошади.

– Стойте!! – подлетел, перехватил под уздцы. – Вам нельзя! – уставился на женщину. У той глаза потемнели, а кожа побледнела.

– Илья? – как вдох, как эхо.

Станислава буквально вывалилась из седла к нему на руки, повисла на шее:

– Илюша, любимый!

Тот обрадовался, закружил ее:

– Вспомнила?

Локлей с лица спал, смотрел на них и собственным глазам не верил: ангел и этот хам простолюдин знакомы! «Любимый»? Любовники?! Сомнений нет. Рука рукоять меча сжала, но кого убивать? Ее, его, себя? Граф сник, с тяжестью на сердце и с болью отвергнутого, смотрел на них. А влюбленные кружили по двору, не стесняясь обнимались, болтали, перебивая друг друга.

– Я знала, ты здесь! Мне Иштван сказал!…

– Так ты ко мне?!… Где видел, когда?! Что за Иштван?…

– Илюша!…

– Стася, как ты могла, одна!…

– Я верила, ты найдешься! Ждала, как я ждала тебя!…

– Стаська! Ты вспомнила!

– Да. Да!

– Я думал, ты за нос меня водишь, изображая амнезию!

– Что за ерунда?!

Мужчина, наконец, заметил взгляд Локлей и замер. Женщина обернулась, встретилась графом взглядом и потянула Иону за руку к нему.

– Это мой жених. Мы прогуляемся, Теофил. Давно не виделись и много нужно сказать друг другу.

Я оправдываюсь? – чуть удивилась себе Станислава, смутилась.

Теофил лишь руками развел, разрешая взять лошадей. И взгляд отвел: нет сил смотреть на влюбленных. И слова поперек не скажешь, руку не поднимешь. Потому что видно – ангел счастлива. А то, что ему придется уйти с дороги… ну, что ж, планида такова… Но как же хочется что-нибудь предпринять и изменить тем сложившееся!

И крик в душе обиженный, и ярость к Ферри, которого мысленно уже убил!

Но Ангел… Пред ней граф нем и бессилен.

– Никаких конных прогулок, – отрезал Иона и потянул Стасю к воротам.

Они пошли к холмам. Красиво, тихо вокруг и на душе покойно радостно.

– Я так рада! Безумно рада, что ты нашелся. Илья, – к плечу его прижалась.

– Здесь я Иона Ферри, – улыбнулся ей, обнял.

– Лекарь из Византии, – рассмеялась, лукаво покосившись на любимого. – Как в голову пришло?

– Легко. Захочешь жить и мавром назовешься, – усмехнулся. – Рад, что ты все вспомнила, а то я начал ревновать. Ворковали вы с графом как два голубка, и его заявление о том, что ты его жена…

– Перестань. Ревновал? Что за глупость, Илья? Ты же понимаешь, что нас связывает с Теофилом только дружба.

– Я – да, не факт, что и он. Здесь о дружбе мужчины и женщины не слышали.

– Но он же понял правильно. Теофил хороший человек и идея с моим статусом его жены очень удачна.

– Согласен, многих окорачивала. Но что будет сейчас, когда мы на глазах у половины слуг в замке целовались?

– Какая разница теперь? Мы уходим.

– Замечательно, – улыбнулся щедро, обнял крепче Стасю. – Как тебе Норвегия?

– В смысле?

– Норвегия самая спокойная на ближайший период страна. Мы легко и спокойно устроимся на ее земле. Богатства хватит…

– Подожди, – развернулась к нему женщина, ладони на грудь положила и в глаза заглянула: она ослышалась? он не понял? – Мы возвращаемся домой.

Мужчина прищурился: ты всерьез? И отодвинулся, отвернулся:

– Зачем? – голос глух стал, сух.

– Как это "зачем"? – растерялась Стася.

– Как обычно. Когда ты что-то делаешь, ты знаешь зачем. Вот я и спрашиваю – зачем нам возвращаться домой? Продолжить службу в патруле, у трассеров, подставляться. Ради чего? Кого?

Русанова насторожилась:

– Ты не хочешь больше служить? Допустим, но что мешает перейти на другую работу?

– Не хочу в принципе возвращаться, неужели неясно? Меня выкинули как щенка из привычного мира, меня бросили, специально, намеренно – а я полезу в петлю добровольно – вернусь? Благодарю, любимая, но мне и здесь неплохо. Привык. И ты привыкнешь.

– Подожди, хочешь сказать, что тебя подставили?

– Нет, ликвидировали.

– Зачем?

– Чтобы та информация, которую мы узнали, осталась при нас. Нас пятеро шло, помнишь? Кто-нибудь вернулся?

– Бугарин, – прошептала похолодев.

– Капитан? Так и думал, – усмехнулся. Сел на траву, обнял колени. – Трасса предполагалась в Африку 11 500 год. Попали, но не на юг, как планировали, а на север, в Египет. Лента выдала кульбит, как змея на грифах научной документации центра времени и пространства, укусила свой хвост и выбросила в крайнюю точку.

– И что? – присела рядом Стася, начала рвать травинки от волнения.

– Сама как думаешь? – холодно покосился на нее Иона: поглупела? Не желает верить? Нет, женщины в любые времена неизменно эмоциональны и оттого недалеки.

– Пустыни еще не было…

Это к чему? – покосился.

– Не было, а пирамиды уже строили.

– Кто?

– В точку. Наши!

Ферри вскочил и развернулся к женщине:

– Наши, Стася! Вся история – туфта! Там ничего нет – пустота, безлюдность. Все: от начала до конца, величайшая мистификация. И каменный век, и в средние века, и век прогресса – глобальная инсценировка, о которой люди не подозревают. Они как пешки играют свои роли в великом мировом течении времени, разыгрывая на сцене пространства и истории известные нам события. Это все хорошо спланированный и написанный сценарий, ничего больше. В любой момент лента истории могла вильнуть в любую сторону, но ей не дали и не дадут. "Свобода личности и выбора"! Да как же! И я дурак, каким миллионы, миллиарды, верил, «горел» своей благородной службой… кому? Кучке махинаторов, что виртуозно оболванили все человечество. Мы не прокладываем трассы, вы не обеспечиваете путь домой – все проще и циничней – мы все выполняем работу «театра» истории, той, что нам написали. И ты хочешь, чтобы я вернулся, хочешь вернуться? Нет, милая, никуда мы не вернемся, потому что – некуда. Там тупик, который они создали нашими мыслеобразами и ими же его пробивают дорогу веперед, строя будущее по плану. Мы предсказуемы – и оно, естественно. На том этапе развития, конечно, тяжелей скрывать что-то, пользоваться вслепую, но скрывают, пользуются и смотри как успешно! Но я не марионетка! Больше не хочу строить общее будущее, по тому сценарию, что был положен в основу человечества, я хочу строить свое, независимое ни от кого! Меня скинули? Прекрасно!

– Ты зол, – констатировала потерянно. Сказано не укладывалось в голове, воспринималось наветом, бредом, выдумкой не очень умной. Но к чему Илье придумывать такое?!

– Странно, да?! – взмахнул руками, желчно усмехнувшись. И опустился рядом с женщиной. Они долго молчали, каждый думая о своем и Стася решилась прервать тишину, угнетающую обоих:

– Не верю, что ты дезертируешь. По сути, предаешь из-за какой-то ерунды…

– Ерунды?! – возмутился Илья. – Очнись, Русанова! По-твоему, что я сказал ерунда? То, что за человечеством следили изначально, не давая шаг в сторону ступить? В том, что даже численность населения регулируется этими «умниками»? Да, милая, скрупулезный расчет таянья снегов в Антарктике. В каждый пласт заложен определенный вирус, той модификации, которая на момент его проникновения в организм человека не имеет барьера. Организм не имеет иммунитета, потому что не подозревал в принципе о наличии подобного штамма. А НЛО, тарелочки, массовая шизофрения иезуитов, свечение, круги на полях, да Бог мой, сколько всяких игрушек придумали человеку, чтобы он только был чем-то занят и не обращал внимания на главное. Нас развели, как детей.

– Во-первых, я не понимаю, зачем это делать, поэтому поверить не могу. Во-вторых… Даже если правда, ты не думал, что может быть, на то были серьезные причины? – спросила тихо.

– Какие?! Нет оправдания подобной мистификации.

– Это повод сидеть здесь, изображать лекаря из Византии?

– Это повод начать новую жизнь, свою. Мы уедем и будем жить как мы хотим, строить будущее наше, а не чужое, общее.

Женщина загрустила. Ее не сказанное Ильей взволновало, расстроило – его реакция, стойкое не желание вернуться домой. Трусость и предательство, вот как это называлось, но сказать открыто, в лицо, тому, кого любишь это трудно. Так хочется найти оправдание, думать, что это всего лишь затменье разума, эмоции, нервный срыв или травма, но не суть, характер.

– Неужели не скучаешь?

– Нет, – глянул на нее: что за народ, женщины? – Шея тоскующая об удавке… Забавно. Сама-то понимаешь, что говоришь?

– Ты выдумал неизвестно что.

– Я говорю о фактах. Факт, что нас всех обманывают. Факт, что нашу группу скинули как пылинку с плеча. Факт, что я пытался жить здесь и жил, и буду. Хорошо устроится в любое время можно, если ума хватает и ловкости. Этого пока достаточно. Держись меня, не пропадешь.

И кто слеп из нас: я – что тебя, сколько знала, но так и не разглядела, или ты, испугавшийся, озлобленный, придумавший себе причину удобно устроится подальше от риска и опасностей? – думала Стася, поглядывая на мужчину. Ей было грустно. На душе противно и уныло. Переубеждать ей отчего-то не хотелось, как говорить вообще, и даже видеть Илью. К кому она рвалась, кого ждала, кого искала?

– Ты изменился.

– Только не нужно обвинять меня в том, что тебе привиделось или показалось. Я, каким был, таким остался, и смотрю на вещи здраво, а не летаю в облаках. Ты идеалистка.

– Допустим. Но речь о возвращении домой. Если у тебя есть подозрения, честно будет вернуться, сказать о них и попросить ответ, прояснить ситуацию.

– Кто тебя пустил обратно? – скривился Илья. – Ты меня удивляешь, серьезно головой повредилась, чушь такую говоришь.

– Почему?

– Да потому! О, женщины!… Ты говорила, куда пошла, зачем?

– Кристина знала.

– Кто это?

– Диспетчер.

– Вот и ответ, какого черта ты оказалась в толпе аборигенов! И она еще спрашивает меня, почему! И вернуться хочет! Ага! Наивная ты Стася. Глаза открой и посмотри на факты. Да тебя скинули, как и меня! Вернешься – выкинут из центра, спишут или на задании оставят, в какой-нибудь еще худшей, чем эта ситуации. Оставят вон, в мезозое, а на стенд повесят фото – "пропала без вести". Нет, ни ты, ни я домой не вернемся, поедем в Норвегию. Это решено. Я достаточно скопил, не сиднем сидел, знаешь. Заживем, как короли.

Стася поморщилась, до того ей стало вдруг противно Ильи, его речей и даже вида.

– Я… не останусь, – решилась.

Мужчина уставился на нее пытливо:

– Решила поиграть в правильную, честную самоубийцу? Нравиться под чужую дудочку плясать?

– Я не верю, что кто-то просто так или от нечего делать устроил то, что ты мне рассказал. Я вообще не верю в предъявленный вариант.

– Значит, я лгу? Хорошо. Допустим. Смысл?

– Не знаю, – вздохнула: смысла, правда, нет.

– Возмутительно, да? Поэтому будем упираться всеми четырьмя конечностями и всеми мозговыми извилинами, только не примем факты. Знакомо. Я здесь за пять лет на такое насмотрелся.

– Задумано слишком масштабно, чтобы никто ничего не знал, не подозревал.

– Уверен, знают. Наш Симоненко, наверняка. И ваш, Казаков, скорей всего.

– Иван?

Илья неопределенно повел плечами:

– Не исключаю.

– Даже так… Но любому действию, поступку должно быть объяснение. Если открывшееся тебе настолько возмутил, нельзя все оставлять на пол дороги, покричать и сбежать!

– Намекаешь на трусость, дезертирство? – удивился мужчина, испытывающее глянул на женщину. – Не ожидал… Хочу напомнить, я не сбегал, меня выкинули.

– Вы далеко ходили, трасса не отлажена, мог произойти сбой.

– Ага, и всю группу раскидало? – скривился, с сарказмом глянув на Стасю. – Фантазерка наивная.

– Хорошо, что мешает вернуться сейчас и выяснить?

– Пустяк: желанья нет ни впрягаться в это, не мараться, ни подставляться. Я пять лет здесь. Пять! Меня благодетели типа Локлей не подбирали, самому пришлось вгрызаться, как-то жить. Я сам, сам! Получил, что мне надо, с трудом добился стабильности, достатка, наладил связи, спланировал свою жизнь и ломать ее ради… ради чего? Чтобы услышать пустые фразы, фальшивые отчеты увидеть в лучшем случае, а в худшем, оказаться в начале времен… невзначай! Я похож на идиота?

– Ты все за всех решил? Ошибиться не боишься?

– Нет. Ты можешь впадать в сентиментальность, по наивности своей любить и уважать всех кого не лень, воображать, что тебе угодно, но мы не вернемся домой. Мы едем в Норвегию.

Стася молчала, глядя перед собой. Печально, грустно. К кому шла она, зачем?

– А ведь ты не ждал меня.

– Я никого не ждал, я жил. Желаешь осудить меня за это? Пожалуйста. Но тогда и я хочу напомнить тебе о том «индюке», что наверняка сидит сейчас в своем замке и тупо накачивается вином. С горя. "Любовь прошла, завяли помидоры". Хорошая тема, кстати, для пьянства. Потом побуянить можно. Что у вас с ним было? А ведь было, просто так мужчина кренделя такие не выписывает.