Текст книги "Кандагарский излом"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Могла.

– Что?! – возмутилась женщина, взглянув на мужа, как на ненормального.

– Могла, Маруся, – кивнул подтверждая. – Я тебе не говорил, как-то не думал всерьез, но подружка твоя больно крученая. Выдержка, хладнокровие. Сама себе на уме. Оружие знает. Помнишь, на пикник ездили, мужикам еще поохотиться вздумалось? Ну, какая охота в июле? Понятно, так постреляли в белый свет, как в копеечку. А Бэлла сначала винтовку в руки брать не хотела, а как взяла… Знает она, как с оружием обращаться, и стреляет очень даже хорошо. Не знаю насчет службы в Афгане или еще где, но не исключил бы. И мутное что-то есть, да, – качнул пальцем, глядя на друга. – Реакция. А еще взгляд. Сейчас – нет, но тогда, еще лет десять назад, меня ее взгляд сильно настораживал. Повидал я таких. Наш это был взгляд. Пацаны из Кабула прилетали именно с такими взглядами. А как-то, помню, сестрой ее назвал, так она побелела и глаза стали… зрачки большие, испуганные. Долго потом не приходила к нам, но… детей нам Бог не дал, Лялька ее, считай, наша дочь и сама Бэлла, что сестра. Ты чего интересуешься-то? Колись давай, не крути. Личное или служебное любопытство?

– Личное.

– Оп-па… – откинулся на спинку стула Гарик, разглядывая Павла. Маруся насторожилась, подалась к гостю:

– И что?..

– Если у меня нет склероза и не выжил из ума, Изабелла Томас – моя жена Олеся Казакова, которую вот уже шестнадцать лет я считал погибшей. Мутная история. Застрелила замкомбрига и застрелилась сама. А нас в это время в горах зажали. Потом плен. А когда «Каскад» нас вытащил, Олеси уже не было.

За столом воцарилась тишина. Маруся хлопала ресницами и морщила лоб. Гарик хмурился, потом взял бутылку и наполнил бокалы до краев.

– Да-а, старик, тогда ты вовремя появился.

– Поясни.

– Бэлла вбила себе в голову, что больна раком.

Павел обвел внимательным взглядом супругов. Маруся кивнула:

– Бэлла удивительно упрямая и замкнутая. Она иногда напоминает мне сомнамбулу – живет и будто не живет… А здесь при плановом осмотре обнаружили у нее уплотнение слева, вот она и решила, что у нее онкология. Я ее по всем светилам провела – нет ничего. Но она не верит, уперлась. У меня такое чувство, что она даже рада, что может умереть, и цепляется за придуманный диагноз. Что я только ни делала, как ни убеждала – ведь точно опухоль заработаешь. Она отмахивается и продолжает верить, чахнет, слабеет. И еще больше уверяется в том, что действительно больна. И вот-вот умрет. Поэтому та дочь и отправила подальше от себя, чтоб та не узнала. По клеточке ее от себя отдирала, извелась вся, и все ж склонила к мысли, что здесь ей не место, спровадила к тетке. Уговаривала я Бэллу – давай на обследование. Тоже нет. Одна надежда: устроить ей хорошую встряску, извилины на место поставить, чтоб нормально работать стали. Думала, влюбится, пройдет блажь. Она, словно Спящая красавица – просто засыпает, и все… Что она себе накрутила, почему и зачем, понять не могла. А уж что делать, вообще ума не приложу. А ведь жалко, хорошая она, но до чего ж упрямая. Губит сама себя и радуется! Ждет – когда же! Вы только представьте, Павел. Ужас.

Павел задумчиво смотрел на коньяк в бокале, молча выпил его и спросил:

– Она так и боится крови?

– Да. С нашатырем рядом стояла, когда кровь у нее из вены брали. Неужели вы и об этом знаете?

– Он же сказал…

– Не верю, быть не может! Она бы мне сказала! Мне бы она точно сказала! Да и что скрывать, зачем? От меня, самой близкой подруги?

– Есть такие вещи, которые и от себя порой хранишь в тайне. Я тоже очень долго забывал, что там было, Маруся, – вздохнул Гарик, сложил руки на стол и уставился на пустую бутылку коньяка: еще бы пару замахнуть.

Павел долго молчал, а потом спросил:

– Встряска, говорите, нужна?..

– Нужна. Причем на уровне шокотерапии, чтоб все негативные мысли из головы вылетели!

– Шокотерапия?

– Старик, если ты, правда, не ошибся, и меня чутье не подвело, то Бэлле такую встряску надо устроить, что и нам с тобой. Птицу стреляную криком не испугать, – заметил Полонский.

– Знаю, Олесю и раньше было трудно испугать.

– А сейчас тем более – горизонтально ей на все. Она смерть торопит, а зачем? Похоже тебе ответ только и известен.

Павел потер подбородок в раздумьях и кивнул, а потом нехотя рассказал, что произошло шестнадцать лет назад.

Тогда же, посовещавшись, они все вместе и решили, как разбудить Фею.

– Сможешь? – с сомнением спросил друг.

– Я больше ее не потеряю, – только и ответил Павел, и у Гарика отпали все вопросы и сомнения. Он лишь поежился:

– А я б, наверное, не смог. Размяк.

– Смог бы. Если б любил.

– Ты б сначала проверил, старичок, чтоб действительно путаницы не получилось.

– Проверю. Труда не составит. Хотя у меня сомнений нет.

И проверил. На сбор информации и уточнение ушло две недели. Чендряков собирал ее в Санкт-Петербурге, Павел пристально следил за Изабеллой-Олесей здесь. У него не было сомнений, что это она, но он не приближался, не спешил объявить о своем возрождении, пребывая в некотором смущении из-за многих аспектов дела. Павел порой злился на свою любимую, порой сомневался, что она вообще помнит о нем. Да и нужен ли ей человек из далекого прошлого? Сколько любимых было у каждого из живущих, но каждый ли из них помнил о них? Шестнадцать лет – большой срок, слишком тяжелое испытание на прочность чувств. Порой и меньший срок стирает память о лучших днях, самой крепкой привязанности.

Павел решил начать все сначала. Устроить Олесе встряску, а заодно узнать, помнит ли она его, а там, по ходу дела, и решить, открываться или нет. Он хотел, чтоб она жила, а не ломать ей жизнь. Помнит, нужен – откроется, останется. Нет – отойдет, как это ни тяжело, ни больно, и будет следить за ней со стороны, не проявляясь и не навязываясь.

Конечно, ему хотелось верить, что Олеся не забыла его, что любит до сих пор, но пройденный путь, опыт не давали увязнуть в иллюзиях, заставляя реально смотреть на происходящее.

Тринадцатого он подвел итог и зарезервировал номер в закрытом реабилитационном центре для прошедших «горячие точки» на себя и свою жену, получил отпуск и переговорил с психологом, который и посоветовал вернуть психику женщины в исходную точку – в привычное состояние стресса. И уже из этого состояния выводить ее пошагово, под контролем.

Четырнадцатого план был составлен и выверен.

Пятнадцатого Павел произвел выстрел. Именно это было для него самым тяжелым, потому что пуля была настоящая и целился он не в манекен…

ГЛАВА 8

Высокие стены, железные ворота, пропускной пункт. Мне показалось, что поверху бетонных плит не хватает колючей проволоки. Хотя сбежать отсюда будет трудно – тайга, глушь, зима.

Павел показал удостоверение крепкому пареньку в форме. Тот кивнул, и второй охранник открыл ворота.

– Это тюрьма? Психлечебница? – спросила я.

– Пансионат, – бросил мужчина, въезжая за ворота. – Предупреждаю сразу: видимая охрана – лишь десятая часть невидимой.

Что ж, спасибо за информацию.

Я внимательно осмотрелась: сквозь стволы елей и кедров можно увидеть берег заснеженного озера, деревянные домики шикарной архитектуры. Но мы въехали в подземный гараж высокого здания, похожего на гостиницу.

Мужчина поставил машину и повел меня к лифту.

– Красиво, – оценила я узкий диванчик в лифте и картину Рериха над ним.

Что-то дзынькнуло, и двери открылись. Ничего себе сервис!

Мы оказались в просторном холле. Налево, направо – коридоры, прямо – стеклянные двери главного входа, ковровые дорожки, уютные кресла, столики с газетами и напитками, стойка портье, но за ней стояла женщина в медицинской форме – белом халате с зелеными вставками и в зеленой шапочке. Очень представительная мадам, оценила я: гладко зачесанные светлые волосы, скромные сережки в ушах, легкий макияж, бесцветный лак на коротких ноготках, ухоженные руки без колец; гордая осанка, милая улыбка. У входа – дуб-охранник. Именно дуб – здоровый, высоченный, с сонно-равнодушной физиономией, взглядом серых глаз.

Павел положил на стойку перед женщиной удостоверение.

Та чуть не присела в реверансе:

– Здравствуйте, рады вас видеть, – пощелкала кнопки, выискивая что-то в компьютере, и подала ключ. – Ваш номер – двести семнадцатый. Как насчет ужина?

– В номер.

Мужчина сгреб ключ и удостоверение и подтолкнул меня обратно к лифту.

– А если я сейчас закричу «похитили», что будет? – тихо спросила я его.

– Ничего. Персонал пансионата слышал и не такое.

Интересно…

– Очень специфическое заведение закрытого типа?

– Очень.

– Психи, неврастеники, буйные?

– Смотря, что ты вкладываешь в это понятие. – Павел вывел меня из лифта на этаж.

– А ты что вкладываешь? – Я огляделась: уют, тишина, изысканный интерьер.

– Тебе бы здесь понравилось. Шестнадцать лет назад.

– То есть?

– А ты вспомни себя после Афгана – поймешь. – Павел мельком взглянул на меня и открыл дверь с номером «217».

– Я не была в Афганистане, – процедила, нехотя проходя в номер.

– Изабелла Томас была в Афганистане, работала телефонисткой в бригаде полковника Шаталина. Получила ранение, комиссована. Вернулась домой в конце октября восемьдесят восьмого года. Я проверял.

– Значит, я не та Изабелла Томас.

– Давай не будем спорить, – поморщился мужчина, скидывая куртку. – Располагайся. Это твое место обитания на ближайший месяц.

– У меня работа. Я и так твоими молитвами пропустила два дня.

– Маруся тебя уволит.

– Маруся?.. – Понятно. Я плюхнулась в кресло, несколько раздраженная происходящим, уставилась на телефонную трубку, стоящую на столе. – Вы уже и это за меня решаете? Я вам не мешаю?

– Душ принять не хочешь? – спросил в ответ Павел.

– Полотенца нет.

– Здесь все есть. Полотенца, халаты, белье. Все: от зубной пасты до расчески. Но если что-то надо – скажи, будет. Телефон внутренний.

– Предупредил?

– Не злись, – навис надо мной, заглядывая в глаза.

Черт! В этом-то и соль – я не могла разозлиться на него по-настоящему и сама не понимала – почему. Ведь поводов хоть отбавляй: не только разозлиться – убить за все свершенное. А мне даже нравится этот мистер X и даже очень, если уж быть честной. А еще я, пожалуй, благодарна ему за возвращение к жизни, как это ни возмутительно звучит.

Наверное, я повредилась рассудком. Да, давно и бесповоротно, как любой, для которого стресс – норма, а норма – стресс.

Я вздохнула:

– Уговорил, пора в ванную, – может, после извилины на место встанут? Кстати, как это чудное место называется?

– Реабилитационный центр ФСБ.

– А почему здесь, а не на Канарах?

– Экологически чистое место, тишина, покой, безлюдность. Персонал – невидимки. Хвойный лес. Полезно для психики, восстановления нервов.

– Неясно, какое имеет отношение Маруся к данному заведению вообще и ФСБ в частности? – спросила, делая обход помещения. Три комнаты. Спальня с широкой кроватью, кондиционером, платяным шкафом, комодом, милыми шторками на окнах, светильниками, зеркалом.

– Никакого. Ни к тому, ни к другому.

– Гарик?.. – гостиную я уже видела: домашний кинотеатр, бар, кресла, уютный диван.

– Ответ тот же.

– Тогда чья идея устроить мне экстремальный отдых, в котором я не нуждалась?

– Общая.

– А зачем? – Третья комната: книжный шкаф, бильярдный столик, диваны. А где еще одна спальня? Или мы будем спать вместе? Или он поселится в соседнем номере? Или вообще уедет? Нет, это форменное свинство!

– Затем, что сама ты о себе позаботиться не захотела. И наплевала на близких.

– А «близкие» – это ты и Полонские? А забота – это выстрел, похищение, шантаж дочерью, пистолет у виска? – Я развернулась к мужчине.

– Изуверские игры доставили мне не больше удовольствия, чем тебе.

– Тогда зачем ты это делал?

– Чтоб Спящая красавица очнулась. Ты ведь прекрасно меня поняла.

– Ее будили по-другому.

– Это еще впереди.

– Ага? То-то я смотрю, спальня здесь одна. Надеюсь, ты не всерьез?

– Всерьез.

Он не шутил, я видела это по глазам, и так же понимала, что скорей всего сдамся на их милость, но… Паршивый прагматизм – а что дальше?

– Сними соседний номер, раз тебе не терпится стать прекрасным принцем.

– Нет, я останусь здесь.

На насильника он не похож, бояться мне нечего, но с его стороны, а как насчет себя самой? О, я чувствую, меня ждут большие сюрпризы.

– Ладно, обсудим позже.

– Уже обсудили. Как насчет душа? Ванная комната слева.

– А как насчет работы? С чего вдруг вы дружно решили меня уволить? А кто меня и мою дочь будет кормить?

– Я.

Вот как? – мои брови непроизвольно взметнулись вверх: ситуация все интереснее и интереснее. Мужчина, который не знает меня, которого не знаю я, фактически предложил мне выйти за него замуж. Напрашивается естественный вопрос: я похожа на идиотку или он недооценивает себя?

И нахмурилась: сейчас мне не разгадать этот ребус.

– Пойду-ка я в ванную, а ты пока подумай еще раз.

Я лежала в огромной ванне, смотрела в зеркальный потолок и приходила к выводу, что совсем не против пожить так месяц – прямо в ванной комнате, в теплой воде с пеной, с душистым запахом полевых трав. На полочке у стены стояли ряды других пен для ванн, гелей для душа, шампуней, кремов, красивые баночки, о назначении которых я могла лишь догадываться.

Подобное великолепие я могла представить, но взять за основу своей жизни? Нет, я не Золушка. Симпатичный знакомец, устроивший мне прогулку сначала по аду, а теперь по раю, конечно, может оказаться принцем, но не для меня. Искушение… Его я уже проходила и не повторю ошибки. И не важно, что сейчас мне предлагают райские кущи, а не смену фамилии офицера в приказе, суть-то одна – предать.

Может, кто-то и скажет: глупо хранить верность мертвому, но мне все равно. Я уже пыталась ему изменить – с Андреем. У нас так ничего и не получилось, но массаж был отменным, особенно кистей рук.

Я улыбнулась: знала бы Маруся, чем мы занимались…

Ах, Маруся, Маруся, что ж ты придумала? Как тебе вообще пришло в голову свести меня со столь странной личностью? Где ты нашла такого знакомца, который так возмутительно похож на Павла? Как склонила его на подобный шаг? Гарик помог? Да, он же знакомый подполковника.

Именно подполковника! Сорок лет, служба в ФСБ – и решиться фактически на преступление? Ради чего? Близких, попавших в беду? Как связано одно с другим?

Кто же ты, Павел?

А ты, Гарик?

Кому из вас пришло в голову проверить данные Изабеллы Томас? С чего и зачем?

A-а, реабилитационный центр! Маруся, как всегда, распустила язык и нажаловалась на меня мужу. И оба принялись спасать. Спасибо, други! А проще нельзя было?.. И к чему посвящать третьего в интимные подробности моей жизни, болезни? Или в последнее как раз не посвящали? Нет, конечно, иначе и в голову бы не пришло устроить мне беспрецедентный стресс, помноженный на шок, близкий к коллапсу всего организма. Да я чуть не умерла по дороге в этот элитный дворец восстановления после боев и сражений!

И вспомнила, что я еще жива, что я женщина.

Этого и хотели в итоге?

Я пошла за ответом к мужчине.

Он сидел в кресле перед сервированным столом и ждал меня, сложив руки на груди и поглядывая на заснеженные ели за окном. Как мило…

– Одежда. – Он кивнул на стопку целлофановых упаковок, лежащую на соседнем кресле.

– Спасибо, это кстати.

Легкие брючки, свитерок под горлышко, колготки и даже нижнее белье.

Н-да-а…

Через пять минут я уже сидела за столом в новом одеянии:

– Спасибо за наряд.

– Не за что. Ешь.

– Обязательно. Но мне больше хотелось бы услышать правду, о том, что происходит, чем вкушать деликатесы.

– Так и не смогла прийти к какому-нибудь более или менее правдоподобному умозаключению?

– Признаюсь, обессилела на попытке связать тебя и Полонских с кутерьмой, что вы устроили, и найти этому внятные объяснения.

– Самые простые, я уже говорил.

– Говорил, что вместе с Гариком лежал в госпитале, но если б ты поддерживал с ними отношения и после, я бы знала.

– Я редко появлялся в вашем городе, и то все больше по делам.

– А здесь пересеклись по личному вопросу? Как раз по теме беды, в которую попали твои близкие?

– Не совсем.

– Так что там с близкими? Или ничего не было и ты специально путал меня?

– Нет. Но думаю, беду мы с тобой миновали.

– Ага. Еще одна загадка? Ладно, начнем сначала. Когда ты с Гариком встретился?

– В конце ноября.

– И после откровенной беседы озабоченные моей судьбой супруги Полонские решили выдать меня замуж за тебя? А ты согласился. Вопрос: почему? Ноябрь подействовал?

– У тебя будет время подумать и ответить на него самой.

– Извините, Павел, вы, бесспорно, приятный мужчина, но первое – не производите впечатление романтика и умственно отсталого, второе – вытекает из первого. Симпатичный, крепкий, приятный мужчина, подполковник, судя по всему, очень успешный человек, ни с того ни с чего вдруг, мало решается познакомиться с неизвестной ему женщиной, так еще и прилагает титанические усилия, чтоб наша встреча оказалась незабываемой. Устраивает кражу, прессовку, привозит в закрытый центр федерального значения и фактически делает предложение. Простите, я несколько теряюсь в определениях о сути происходящего. Все это кажется надуманным и тревожит. Я абсолютно не верю в вашу лояльность. Наоборот, уверена, что вас очень, очень заинтересовали. Должна быть веская причина вашим поступкам. Огласите ее, пожалуйста, чтоб я могла хотя бы спокойно поесть. Раз за двое суток.

– Опять на вы? Перестань.

– Да, прости. Так ответишь?

– На какой вопрос? Кому в голову пришло устроить тебе встряску? Марусе… Но зная тебя, ее план пришлось глобально изменить. Уже мне. Она мыслила как обыватель, нормальная женщина, но ты…

– Ненормальная?

– Мы все ненормальные в какой-то степени. Но наша с тобой степень неадекватности одна, поэтому ясна мне…

– Зачем ты устроил этот цирк?

– Затем, чтоб ты перестала искать смерти и придумывать себе несуществующие болезни. Надеюсь, ты поняла, что смерть и так всегда рядом, стоит ли ее звать?

– Вот она, врачебная конфиденциальность! – я почувствовала себя идиоткой и голой одновременно. – Маруся чокнулась на всяких методиках: чаях, китайской медицине, акупунктуре! Но я молчала… Знакомства? Пускай тешит себя, я даже согласилась на встречу с ее протеже. Милый мальчик. Но Бог знает, кому докладывать о моем здоровье? С какой стати?! Что за новую методику она вычитала?! Что вообще?!.. Я придушу ее за все разом!..

– Полонская очень любит тебя и переживает. Перестань прятаться в собственную скорлупу и наслаждаться болью. Подумай хоть раз о родных: о той же Марусе, о дочери, о тетке и других людях, которым ты нужна. У тебя ничего нет, но видно, именно это тебя и не устраивает. Человеческий организм всего лишь марионетка, главное мозг, психика. Тебе надоело жить, и ты придумала себе злокачественную опухоль, и неважно, что у тебя нет и доброкачественной. Ты знала, что делала – раз нет, нужно дать команду, чтоб была. Нужно было избавить тебя от навязчивых мыслей. Организм сам способен справиться с болезнью, если заставить его жить на грани срыва, а потом указать путь и цель – все глупости пройдут.

– То есть это ты решил устроить нападение киллера, тем самым излечить меня от крена в голове?

– Я решил напомнить тебе о близких, которых ты предаешь. И держал ситуацию под контролем.

– Каким образом? Капсулами?

– Витамины. Очищающий и восстанавливающий комплекс. Местные светила порекомендовали. Так что зла на подругу не держи, она понятия не имела, что я возьму тебя в заложницы, а не в любовницы. Конечно же, я проконсультировался, прежде чем устраивать серьезные испытания. Психолог, которому я обрисовал тебя, правильно предугадал события. Сейчас остается пройти реабилитацию, проверить последствия стресса…

– Странные у вас методы лечения. А психолог местный, да? Тоже слегка сдвинутый?… И как ты можешь говорить кому-то о человеке, которого не знаешь? Или мы встречались, да я запамятовала?

– Встречались.

– Где, когда? Да оставь ты шницель!

– Я голоден, – пожал плечами.

– Я тоже. Информационно. С чего вдруг ты проникся ко мне заботой и вниманием? Мы встречались? Я что-то не припомню…

– Амнезия? Сомневаюсь. Учитывая, что ты приписала мне дочь. Представь мое удивление данным фактом. А вообще… вообще, тебя нужно поколотить, желательно розгами. Я подумаю на эту тему.

Я хлопала ресницами и поняла, что непоправимо отупела. В голове мелькнула мысль, но я быстро ее прогнала, потому что тогда и я бы с удовольствием кое-кого поколотила.

– Какое отношение ты имеешь к моей дочери?

– А она ко мне?.. Очень интересно. Записываешь меня в отцы и спрашиваешь, какое я имею отношение к девочке! Откуда ты ее взяла?

Нет, он точно чокнутый. Я начала злиться:

– Если ты тезка с отцом моей дочери, это не значит, что все Павловны в России твои дочери! И что за глупый вопрос – «откуда берутся дети»?

– Три варианта: естественное зачатие, искусственное и усыновление. Какой из них? И насчет отцовства: ты сама сказала, что ее отец – Павел Шлыков. То есть я.

Я потерялась. Смотрела в лицо, что стало близким за дни общения на «острие ножа», и чувствовала, что схожу с ума. Моя психика сыграла со мной гадкую шутку: я смотрела на этого Павла, а видела того и боялась, что сейчас упаду в обморок, как впечатлительная гимназисточка.

– Тебе нехорошо? – забеспокоился мужчина.

– Ты шутишь? – прохрипела я. – Продолжаешь издеваться?

– Перестань упрямиться, Олеся, ты прекрасно поняла, о чем речь. Я не против дочери, и ни в чем тебя не виню, но мне очень жаль, что шестнадцать лет мы провели врозь. Я не мог вновь потерять тебя, Олеся…

Кто?!!

Кажется, я умерла. В голове помутилось, стало нестерпимо душно. Я рванула ворот водолазки – перед глазами поплыли предметы, испуганные глаза Павла. Павла!!

– Не говори, что не узнала меня… – Тихий голос прошелестел совсем рядом.

Все, финиш! Больше мне не выдержать…

– Олеся!!

Я лежала на постели и смотрела на Павлика. Он сидел рядом, держал меня за руку и гладил по голове, как маленькую девочку:

– Не пугай меня больше, пожалуйста.

Я сошла с ума.

– Не смотри на меня как на привидение. Я жив и ты жива, а еще у нас есть дочь. Кстати, я вызвал ее на новогодние каникулы, мне пора с ней познакомиться, ты как думаешь?

– Павлик…

– Да, Олеся, это я. Я же обещал, что всегда буду рядом, и вот я с тобой. Мне казалось, ты узнала меня.

– Но не могла поверить, боялась… Где же ты был? Мне сказали, ты погиб.

– Я знаю, что тебе сказали. Я знаю все и отвечу на твои вопросы и расскажу о себе, о тех шестнадцати годах, что мы провели врозь. Если захочешь. Рассказ займет минут пять. Потому что я не жил эти годы так же, как и ты. И, может быть, ну его, прошлое?.. Зачем нам оно, Олеся? Давай думать о будущем, вместе. Так получилось, что мы не можем друг без друга. Думаю, ты не подозревала об этом, как и я. Если б знал, что ты жива, давно бы нашел. Надо же было вам устроить такую путаницу…

Я боялась шевелиться, говорить и спугнуть тем минуты блаженства, видение, что было явным, но никак еще не укладывалось в голове.

– Я никогда не верил медицине, но всегда верил в человеческий фактор. Тебе, в тебя. Ты такая сильная и слабая одновременно, что я не удивился, узнав от Полонских о том, что ты с собой делаешь. Но все позади, теперь я буду рядом и не дам тебе идти на поводу глупых мыслей. Ты нужна, ты очень нужна нам: мне и нашей дочери. Выходи за меня замуж.

– Придется жить, – улыбнулась я невольно, во все глаза разглядывая своего любимого.

– Да, и стать офицерской женой. Тяжелая должность.

– Привыкну.

– Придется. Не оставляй меня… – Он прижал мою ладонь к своей щеке и тихо прошептал: – Прости за все.

Я улыбнулась в ответ: разве я обижалась?

И прижалась к Павлу:

– Это ты прости меня.

Он улыбнулся. Обхватил мое лицо ладонями и тихо пропел:

– «Олеся, Олеся, Олеся, так птицы кричат, так птицы кричат в поднебесье… Останься со мною, Олеся»…

Его губы накрыли мои, и я вспомнила вкус его поцелуя.

А, впрочем, забывала ли?

ЭПИЛОГ

Ляля обрадовалась появлению отца в своей жизни и очень быстро подружилась с Павлом. Он, узнав правду о девочке, поцеловал меня в висок и поблагодарил за дочь. Он был счастлив, а что уж говорить обо мне… Любовь накрыла нас с головой, заставив вспомнить молодость и безмятежную радость от близости любимого. Нежность поселилась во взглядах, вытеснив печаль и боль от прошлых ошибок.

Сейчас самые дорогие мне люди играли в снежки, дурачась, как дети. А я, чуть приустав, села на крыльце рядом с Сашей Чендряковым, который, оказывается, все эти годы работал вместе с Павлом и принял активное участие в афере моего мужа. И пока я приходила в себя, привез в пансионат Лялю. Он нисколечки не изменился – лишь чуть поседели волосы на висках да потерялся кандагарский загар. Что не удивительно – Афган остался в далеком прошлом. Но как и шестнадцать лет назад, Сашка спросил, лукаво щурясь на солнце и пыхтя сигареткой:

– Как оно?

– Что «оно»? – улыбнулась я, поглядывая на Павла и Лялю.

– Жизнь.

– Замечательно!

Я рассмеялась от души и посмотрела в небо – огромное, чистое, светлое, как наша с Павликом любовь.

27 декабря 2005 г.

25 января 2006 г.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

notes

Примечания

1

Те, кто приехал на заработки, за чеками Внешпосылторга и афганками, шмотками.

2

Неофициальные жены военных. Те, кто приехал за женским счастьем.

3

Патриотки, идеалистки.