Текст книги "Зелёный патруль"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– К Раймунду?

– Ишь как она, – ухмыльнулся Сван, кинул очищенный апельсин. – Ваша порция витаминов.

– Можно я без них? – скривилась просительно.

– Не-а! – порадовался тот и взялся другой цитрус чистить. – Ты не отвлекайся, рассказывай. Потом с Колей помурлыкаешь, сначала нас вниманием награди.

– Заслужили, – вгрызся в персик Иштван.

– Так чего там, Раймунд? Нам он ничего не сказал.

– Угу… Ахинею нес о всякой всячине: украденном Ферри…

– Ферри?! Иона?

– Ну, – мужчины уставились на женщину.

– Ты и с ним познакомилась? – заподозрил Сван. – Ну, даешь! Мы тут всякие ужасы думали, а девочка средневековым рыцарям перья на шлемах крутила!

– Сильна! – рассмеялся Пеши. Николай во все глаза смотрел то на товарищей, то на Стасю.

– Ничего я не крутила. Появилась неудачно – прямо в толпе. Меня тут же неслабо приложили по голове. Если б не старый знакомец – сожгли бы как ведьму.

– Кто спаситель?

– Теофил, граф Локлей. Помнишь, за Моррисом охотились? Вот тот резвый мужчина, что мне принудительную прогулку по лесу устроил, вытащив из толпы и, был спасителем. Представляешь, он помнил нашу встречу.

– Представляем! – дуэтом грянули друзья. Николай нахмурился:

– Что за Локлей?

– Остынь, дуэль отменяется ввиду отсутствия оппонента, – отмахнулся Иштван. – На, съешь персик, сними стресс, – кинул ему фрукт.

– И чего там, храфф? – качнулся к Стасе Сван с хитрющей улыбочкой.

– Ничего. Спас, выходил. Выкрал лекаря Раймунда…

– Ёе!! – уже трио выдало. Мужчины переглянулись. Чиж в сердцах хлопнул по колену:

– Так и знал! Мы видели, как его из аббатства вывозили! Подумать только – ходили все это время рядом, могли еще тогда тебя вытащить! Нет, ну, надо же!

– Ты б хоть знак подала, мяукнула там, фыркнула в наушник, что ли, – с укором глянул на нее Иштван.

– Не могла. Не помнила саму себя. В голове полная прострация была. Память в ноль, мысли как обрывки файлов.

– Ничего себе, тебя приложили! – восхитился Сван.

– Федоровича-то младшего нашла? – прищурился Пеши.

– Нет, – отвела взгляд и принялась за апельсин.

– Значит, мне привиделось?

– Угу.

– Между прочим, у нас к тебе огромная претензия, – протянул Сван.

– Да, да, – заверил Пеши. – Столько лет скрывала от друзей о сердечной ране.

– Какой ране?…

– И о благотворительности в Древней Руси!

– Иван темнил, понятно, но ты? Непростительно, сестренка. Или мы не братики?

Стася фыркнула до того лукавая и смешная физиономия была у Сван.

– Братья, – заверила. – Самые близкие и дорогие. Обещаю, больше никаких секретов… Кстати, откуда вы знаете, зачем я на Русь уходила?

– Кристина сдала.

– Не сопротивляясь.

– А еще подруга!

– На себя посмотри! Тоже мне, секретный агент!

– Нет, мать Тереза! Короче, больше одна не ходишь, если что – нам свистнешь, сопроводим.

– Правильно! Мы может тоже мечтаем помочь угнетенным и несчастным!…

– Если меня оставят.

– Ой, ты посмотри! Она сомневается! Стася, кого обманываешь? Да тебя с «обычной» работы выгнать, что этот центр с землей сравнять! Не-воз-мож-но!

– Это точно! – засмеялась: если даже братья уверены, что она останется, значит, так тому и быть. И будет. – И потом, как вы без меня.

– Бесспорно, – с сарказмом протянул Иштван. – Кто нам еще столькими проблемами наградит?

Чиж улыбнулся:

– Без тебя в группе с дисциплиной плохо. Капитан нервный.

– И моральный дух бойцов зарыт под паркетом, – хохотнул Сван.

– Слышишь, Стася, что хоть врачи говорят, когда выпустят?

– Да мне хоть сейчас, но Иван разговаривал – раньше чем через неделю мечтать не приходится.

Пеши присвистнул:

– Ничего себе. «Хорошо» тебя встретили видно.

– "Тепло", – заверила. Николай внимательно посмотрел на тонкие розоватые шрамы, что после работы местных докторов уже не так бросались в глаза и устрашали, навевая неприятные мысли о том, как пришлось Стасе, и вздохнул:

– Больше одна никуда… Пожалуйста.

– А если тебя списать задумают, то мы всем составом пойдем к полковнику с ходатайством. Нет, серьезно, – сказал Пеши. – Поставили тут за тебя девочку из яслей. Раз сходили на задание – чуть не застрелились.

– Ах, вы, корыстные какие! – засмеялась Русанова.

– Мы такие, – закивал Сван, набивая себе рот дольками апельсина.

Ровно через неделю Станиславу перевели на щадящий режим, отправив из мед центра. А еще через неделю ей был вынесен выговор, на чем дело о самовольстве лейтенанта Русановой закрыли. Постарался Федорович, да и ребята не забыли свое обещание.

– Слаб я перед общественностью, – посмеялся полковник Казаков над делегацией и, с легкой душой сдал дело в архив.

Глупо настолько крепкую группу разбивать, а проколы у всех бывают.

Глава 20

После стрельб и тренажерного зала, все разошлись. Чижа, что все это время от Стаси почти не отходил, бойцы дружно уволокли в архив, знакомить по предложению Бориса с генеалогическим древом.

Стася воспользовавшись одиночеством и сиестой командира, ввалилась в кабинет и, закрыв дверь, хлопнулась на стул напротив него.

– Ва-ань, организуй путевку.

– Куда? – пробубнил тот с набитым ртом. Хлебнул чая, с любопытством поглядывая на женщину.

– В одиннадцать тысяч, пятисотый год до зеро.

Федорович подавился конфетой. Стася хотела хлопнуть его по спине, но тот выразил возмущение руками и взглядом. Откашлялся с трудом и уставился тяжело на «путешественницу».

– А больше никуда не хочешь?!

– Съешь конфетку и успокойся, – подвинула ему витую вазу.

– Ты совсем, мать моя?!

– Что ты завелся? – делано удивилась она. Развернула леденец, в рот сунула. Любопытно. Видимо прав Илья – есть там что-то, секретное и Иван в курсе.

– Никаких!…

– Каких, Иван, каких, – заявила твердо, со значением. Капитан насторожился, взгляд отвел, забарабанил по столу пальцами:

– Что ж ты делаешь, а? – вздохнул уныло. – Только ведь дело закрыли, выговор вляпали, опять напрашиваешься. Что ж ты жить спокойно не умеешь?

– У каждого свои недостатки, – мурлыкнула. – Зря боишься, Ваня, я не истеричка и не болтушка, как тебе это известно.

– Смотрю, слишком много тебе известно, – буркнул тот недовольно. Встал, забродил по кабинету. – Зачем тебе, Стася? Что вдруг эта дата?

– Сам знаешь.

– Вопрос: откуда ты знаешь и что? – навис над ней.

– Организуй переход…

– Исключено!

Стася упрямо насупилась: сам знаешь или подсказать, что будет?

– Нет, ну в кого ты такая упертая?!

– В маму с папой. Не люблю я, когда что-то не понимаю или подозреваю. Правды хочу.

– Какой?

– Настоящей.

– Это закрытая зона. Опасно для здоровья…

– А мезозой не опасен? Не рассказывай мне сказки, Иван, выросла я, – поморщилась. – Обещаю, что никому, ничего не скажу. Но мне действительно важно знать, что там.

– Ничего.

– Не правда. Иначе, отчего ты занервничал?

– Из-за тебя. Из-за твоей дурной привычки лезть, куда не просят.

– Давай на чистоту: там наши?

– Где? – почти натурально удивился Федорович.

– Ваня, я понимаю, что возможно поступаю глупо, разговаривая с тобой открыто, но если бы виляла и хитрила, это было бы неправильно по отношению к тебе, подло. Я доверяю тебе и точно знаю, ты не предашь, не подведешь.

– Хочешь, чтобы я оценил твою откровенность? Ценю. А теперь оцени ты, – качнулся к ней и прошипел в лицо. – Забудь, о чем мы говорили, вообще забудь об этой дате.

– И тогда?… – бровь выгнула Русанова выжидательно прищурившись.

– Тьфу! – отпрянул мужчина. Подумал и нехотя сказал:

– Ладно. Но…

– Тихо и молча.

Капитан глазами стрельнул на нее и головой качнул:

– Кто и что тебе сказал?

– Здесь его нет.

– Там? Кто?

– Вещун.

Мужчина фыркнул и хлопнул ладонью по столу: надо же так бездарно попасться!

– Ну, Стася!…

– Первое слово дороже второго! – хохотнула она, спеша покинуть кабинет.

– Я должен доложить!…

– Не доложишь. Ты никогда никого не сдавал, – обернулась, затормозив у дверей. – И я очень люблю тебя за это, – сказала серьезно. Федорович взгляд опустил, смутившись.

Нет, ну как на нее обижаться, ворчать?

Дверь схлопала – женщина ушла.

– Вот ведь, лисица, – улыбнулся, прошептав. А на сердце тепло и хорошо от простых, но искренних слов Стаси. И только за них и веру в него хочется поблагодарить, что-то сделать для нее. Нет, не «что-то», а все что угодно, возможное и невозможное.

Потер затылок в раздумьях: а почему нет? Стасенька не тот человек, от которого нужно скрывать, потому что не знаешь, что натворит, как отреагирует. Правильная она, если с ней по-человечески, то она горы свернет. А если уж что узнала или нащупала – пока не раскопает, не успокоится. И накопает себе на голову. Не дело.

Придется все-таки рискнуть. Подстраховать.

И потом, засиделась она в лейтенантах, а мне давно нужен зам, – улыбнулся, сообразив как не подставить не себя, ни ее, не общее дело.

Дни потянулись в размеренной череде. Завтрак, тренировки с посиделками в раздевался под шуточки и приколки Пеши и Сергеева, обед, стрельбы, вечерние «заседания». Чиж вился вокруг Стаси, а та не отталкивала – пристально к нему присматривалась и все больше подподала под его шарм. Он нравился ей, но после метаморфоз с Ильей женщина не хотела попасть в сети собственной иллюзии, как не желала оскорбить и обидеть мужчину недоверием, сомнением.

– Хороший человек, – кивал тайком на Николая Иштаван, внимательно следя за реакцией Стаси. Та соглашалась и переводила начинающийся разговор "по душам" в шутку:

– Ты тоже хоть куда. Как свахе, так вообще, цены нет.

Пеши фыркал и оставлял Русанову в покое на день, потом опять пытался то ли проверить как она к Чижу, то ли свести их вместе. А чего сводить? И так не разлей вода стали. Интересно с Николаем, спокойно, тепло и ясно, что рано или поздно промахи и ошибки прошлого изгладиться, червячок сомнения исчезнет.

Сван же, то ли подталкивая ее к Чижу, то ли дистанцию пытаясь сохранить, периодический вспоминал Локлей, выпытывал о нем. Не подозревая подвоха, женщина охотно рассказывала о графе, но ремарками, чтобы мужчина не развил тему и не увел ни в шутку, ни в серьез в сторону личной жизни. Но тот в итоге так и сделал.

– Рыцарь, галантный кавалер, достаточно умен, тактичен, силен, – перечислил загибая пальцы. – Идеал! – развел руками и шутливо возвестил. – Сестренка влюбилась.

Чиж тут же насупился, насторожился, Стася же вздохнула:

– Есть масса тем для разговоров и обсуждений, но вы с какой-то радости дружно обсуждаете одну! Сван, поверь, я и моя личная жизнь такого внимания не стоим!

– Понял. У тебя трагедия: граф там, ты здесь…

Стася просто кинула в него ботинок.

– Ууу, – дурашливо взвыл тот и сделал ответный залп полотенцем. Иштван недолго думая присовокупил свое. Стася рассердилась, сама не понимая из-за чего. Начался обстрел, в котором приняла участие вся группа, разделившись пополам: Борис, Чиж и Русанова против Сван, Иштвана и Яна. Стенка на стенку пошла под задорный крик и хохот обкидывая друг друга что под руку подвернется. В разгар боя в раздевалку вошел Иван и замер, с недоумением поглядывая на "детский сад", что устроили его подчиненные. Получил по колену гандбольным мечем и рявкнул, уперев кулаки в бока:

– Отставить!!

Кто б его послушал – разгоряченные бойцы резвились словно дети – им было не до команд и командиров.

– Капитан Русанова, отставить! – рыкнул повторно, проследив полет тюбика с антисептиком мимо своего лица.

"Капитан" – возымело действие – все стихло, мужчины замерли, Стася сдула челку с глаз и уставилась на Ивана тяжело дыша после «спарринга».

– Капитан? – уточнил Сван.

– Да, товарищ Русанова, вам присвоено звание, – усмехнулся, глянув на женщину.

– Это, наверное, за последние заслуги, – хохотнул Иштван и с криком кинулся к женщине, чтобы первым обнять и поздравить. Та не ожидала и не увернулась – вместе с венгром влетела в Чижа, и в недра шкафчика.

– Ну, дети, – качнул головой Федорович, невольно заулыбавшись.

Бойцы прыгали и тискали Русанову, а та понять все не могла и подозрительно косилась на командира:

– Плохая шутка.

– Людям верить надо, Стася, – бросил тот назидательно. Кинул ей новый жетон, чтобы все сомнения рассеять.

– Сегодня отмечаем!

– Сейчас!

– Здорово! – понеслось тут же.

Женщину бы раздавили в пылу радостных чувств, если бы не Чиж, что просто отпихивал мужчин, держа круговую оборону. Но зря – пока Стася разглядывала новый номер и звание на жетоне, Иван вытащил ее из круга товарищей:

– Празднуем вечером, сейчас все по своим местам, а мы к начальству, – и выпихнул женщину вовсе из раздевалки.

– Серьезно? – качнула жетоном, не понимая, что к чему. Иван не стал убеждать – сунул в руку файл с приказом и договором. – Ознакомься, подпиши.

Стася пробежала взглядом по тексту и уставилась на капитана:

– Последний пункт: неразглашение материалов с грифом оуробор. Будучи лейтенантом, я такое не читала, тем более, не подписывала.

– Теперь ты капитан, – взглядом предлагая не перепираться, а подписать, сказал Иван. Стася молча нажала на квадрат внизу большим пальцем и расписалась.

– Что дальше? – подала файл. – Увижу, что хотела?

Федорович кивнул:

– Иди в седьмой бокс, седьмой сектор "только для научных исследований". На дверях оуробор – не спутаешь. Твой шкаф шестой. Подожди меня в раздевалке.

– Поняла, – потопала, чувствуя в груди легкое волнение и тревогу.

Русанова уже переоделась, когда появился Федорович, и шаталась по просторной комнате, поглядывая на ниши в стене, заполненные аппаратурой, оружием, коробками.

– Склад какой-то, – кивнула ему. – Всего понемногу.

– Так и есть, – начал натягивать костюм. – Возьми сумки из первой и второй ниши.

– Зачем?

– А смысл только на экскурсию ходить? Ты не школьница, да и я, а так хоть толк будет.

– Мы это кому-то передадим. Оружие?

– Оставь. Минимальный комплект – больше не надо.

Стася подумала и скинула лифчик с пистолетами, из-под штанины вытащила пластид.

– Ну, ты! – восхитился и возмутился Иван. Рассмеялся. – Пошли, – подтолкнул женщину к выходу.

В этом секторе коридор к камере перехода был длинный и извилистый. Диспетчер получил жетоны посетителей и вставил в пазы спектрального анализатора.

– Прошу, – махнул рукой в сторону дверей бокса.

– Трасса налажена? – спросила Стася на всякий случай у Ивана. Тот лишь кивнул.

Они ступили на кварцевый пол, пройдя три ряда усиленных дверей – арок.

Сомнений не оставалось: «зеленые» идут далеко.

Но переход оказался на удивление легким.

Они вышли в незнакомой Стасе местности на яркий свет солнца. Воздух был влажным, теплым. Вокруг лес и дорога прямо, как шоссе – широкая, укатанная. Двести метров марша и за поворотом женщина невольно притормозила, встала как вкопанная рот открыв: вдалеке виднелся палаточный лагерь, разбитый среди лесочка. Прямо по курсу, мужчины в знакомой форме укладывали плиты, легкие, как древний пенопласт. Нетрудно было догадаться отчего камень вдруг стал таким – справа, бригада в защитных масках, обрабатывала плиты спец раствором, от которого молекулярное строение материала менялось И так же нетрудно было понять, что строят – пирамиду, что в будущем получит название «Гиза» и вызовет нешуточный спор среди ученых. И главная загадка, над которой будут биться – зачем она построена, если ясно, что захоронений в ней не было.

И ерунда, что пейзаж вокруг совсем не напоминал Египет – ни песка, ни палящего солнца – яркая зелень, укрывающая горы, глубокое голубое небо, теплое, ласковое солнце.

Стася все что угодно увидеть была готова, но такое – нет.

– Египет, – прошептала. – У нас пирамиды, здесь пирамиды.

Как раньше-то не сложила?

В этот момент послышался звук гонга.

– А чего мудрить? По образу и подобию, – сказал Иван и пошел к бригаде. Те как раз заканчивали работу, снимали защитные маски и двигались к палаткам.

– Обед? – спросила Стася, только для того, чтобы не молчать.

– Угу.

Русанова шла за ним как сомнамбула и вот вовсе потерялась, увидев капитана соседней группы патруля.

– Привет! – спрыгнув с плиты, подал ладонь Федоровичу Сиртакис и хмуро уставился на Стасю.

– Все нормально Крис, она мой зам, капитан Русанова.

– А! – расцвел тот. – Тогда "ой", – подал ладонь Стасе.

– Значит это и есть капитанские командировки по повышению? – улыбнулась вяло, пожав протянутую руку.

– Кто-то должен доставлять продукты и технику на базу. Вы тоже комплекты прихватили, – кивнул на сумки.

– Понятно.

– Давай, Иван, я отнесу.

Стася не слушала – огляделась, чтобы еще раз убедиться – здесь живут, а не появляются периодически, поселение не выдумка, не мираж.

Палатки стояли друг к другу, образуя улицу, посередине макет будущей пирамиды, группа людей, что-то обсуждающая. Под навесом в конце улицы столы, а за палатками… обычная веревка на которой сушилась самая обычная форма и белье.

– Ладно, позагорайте, поговорите. Вижу девушке нужно многое осмыслить и переварить. Шокировало? – спросил Сиртакис.

– Нет. Я ожидала подобное.

– Молодец, – улыбнулся шире и, махнув ладонью, прихватил сумки, потопал к лагерю.

Стася осела на плиту, поглядывая в спину Сиртакису, спросила у Федоровича:

– Весь высший ком состав знает?

– Нет. «Зеленые» и «оранжевые». Все остальные знать не должны, неизвестно, какой будет реакция. Не каждому дано понять и принять, что прошлого нет.

– А как же?…

– Неандерталец, австралопитек и прочие? Тупиковые ветки. X-хромосомы напичканы аллелиями неблагоприятного типа. Они приводят к смерти в гомозиготном состоянии до начала репродуктивного возраста в лучшем случае, в худшем вовсе препятствуют возможности воспроизведения. Интеллект на уровне мартышки, абсолютно без перспективы. Обезьянам никогда не стать человеком – бред это, Стася. В это время уже ни одного вида гомидов нет. Все представились. Вот так.

– Совсем?

– Даже признака. Наши пионеры пришли сюда, а тут никого и ничего. И дальше – тоже. Начиная с сорока тысяч лет до зеро пустота. Как вымело. Никакой истории реальной – лишь фантомы чужеродных энергий из других миров и параллелей, идеи другой реальности. Временная лента нашей реальности не отпечатала ни единого признака разумного человека, даже его зачатков. Получалось, что мы как фантомы двигаемся, как кометы с «хвостом». На определенном отрезке – есть отпечаток, а потом его нет, стерся, будто не было. И все иллюзия от начала до конца, нестабильность, которую может изменить неизвестно в какую сторону все что угодно. Любой псих, любая крыса или залетевшая из другого мира эктоплазма может стать причиной глобальных потрясений или даже исчезновения человека как вида, потому что – нас нет, даже вялой задумки, слабенькой энергосущности как базы зарождения. Вот и было решено населить нашими мыслеформами, нашей, а не чужой психоэнергией, а потом закрепить иллюзию, спроецировав в реальность матрицу тонкоматериальных структур без спонтанных изменений, застраховать человека и человечество от непредсказуемости и слияния прилегающих миров. Отделиться и встать на свой, автономный путь развития.

– Змея, кусающая свой хвост, колесо, лабиринты. Древние подозревали нечто подобное.

– Знали. Но со временем символы лишь и остались, а четкие знания утратились. Это тоже было запланировано. Память человека коротка. Развитие поступательно, по фазам: младенчество, детство, юность, зрелость. Так же человечество. Младенец все понимает, но не говорит, подрастая, утрачивает те знания, что дает ему связь с энергетической и тонкой оболочкой земли, других миров, откуда пришла его клетка основа – душа. Клише реальности все больше проявляется в его сознании, двигает его по заданной обществом и окружающими программе. Грань меж мирами становится четкой и крепнет граница в памяти меж памятью души и тела. Вторая начинает превалировать, и человечек благодаря отлаженной схеме уже не думает, что жить как жил нормально, что десятеричное сознание норма и принимает за нее троичное сознание. По той же схеме пошли ученые. Создали, не таясь, базис для развития и становления человечества. Программу, по которой оно пошло. В ней учтено все, как истории развития ребенка: питание, влияние, становление, развитие, психологический, энергетический, экономический климат. Рассчитана каждая «шишка», каждый вирус болезни или знакомства с миром, человеком, с максимальным извлечением опыта. Путь болезненный, согласен, но иначе единичка – человек, к сожалению, не понимает и не учится, так же человечество. Чтобы иметь иммунитет к кори, нужно ею переболеть, чтобы понять, что такое боль – нужно ее пережить. «Прививки» тоже заложены, как и иммунитет – рамки психоэмоцианального накала. Рассчитан "болевой барьер" и в этом отношении.

– Религия.

– Да. Это тебе и прививка и лекарство, и спасение самой биологической системы. И цель и средство, причина и следствие.

– Получается, мы строим не только будущее, но и прошлое.

– Мы – да. Закладываем будущее будущего.

– Конечно. Не очень повезло лишь промежуточному звену. Но «голове» змеи на это ровно, «хвост» же имеет свойства регенерации и сколько не отрубая, вновь отрастет.

– Расстроилась?

– Нет. Пытаюсь переварить все это и привыкнуть к мысли, что несу ответственность, – руки развела – слов не хватало. – За начало и конец.

– Гипотетически нет ни того, ни другого.

– Да. Спираль, я в курсе. Новый виток, а не финиш… Нет, не змеи – змии – мудрецы и хитрецы. А Эдем у нас – инкубационная лаборатория, парник для «хризантем».

– Кроманьонцев. Удачно получилось, заполнить пустоту меж обезьяноподобным и человеком. Правда, начинать пришлось в конце палеолита.

– Естественно. Зато потом, "цветы жизни" подросли – пора и в путь, начинать претворять в жизнь программу змиев. Вкусив их плод познанья и раздора, получив четкую схему психо-физической организации человека выкинули в дикую природу, на освоение предназначенного ему мира. Логично. Подозреваю, здесь и мои «дети» бегают.

– Как и мои, и всех, кто сдавал клетку в цитобанк.

– Естественно. ДНК чуток изменено, чтобы «детишкам» было с чем «играть» в последствии, создавая группы «яслей» – генетику, биологию, селекцию, медицину. И идти строго по заданному пути развития, вложенному в то, что они исследуют. И довести до совершенства, что было совершенно. Прикол: люди думают, что идут вперед, сами двигаются назад. К истоку. Да, согласна, довольно скандальная тайна. Не каждый пережует и переживет.

– Ты дала подписку о неразглашении, – напомнил Иван.

– Не беспокойся, даже если б не дала – все равно бы молчала. Я не осуждаю, Иван, я всего лишь пока пытаюсь понять и свыкнуться с открытием. Я словно лягушку съела – тот еще деликатес. Но говорят, съедобна и об отравлениях не слышала. Значит, выживу, переварю с пользой для дела и тела.

Федорович кивнул, прекрасно понимая Стасю.

Надо отдать ей должное – держалась она для полученной информации достойно. В свое время он чувствовал себя подобно ей, немного оглушенным и растерянным, потерянным вернее. Наверное, месяц приходил в себя, осмысливал.

– Ты как? – обнял ее.

– Нормально.

Задумчиво посмотрела перед собой:

– В прошлом – фантомы, значит и в будущем?

– Да. Наши мысли и идеи, что пока не материальны. В наших руках реализовать их, проявить или оставить нереализованными.

Стася кивнула: человечеству, как ребенку дали возможность играть и тем получать необходимые навыки, опыт, знания. И если отойти от субъективности, встать над собой и эмоциями, получалось – все верно и правильно. Путь был проделан тяжелый, порой жесткий и печальный, но как дитя сначала учиться ходить, и не обходится без падений и шишек, потом читать, писать, и получать «посредственно» за невнимание, лень, «отлично» за усердие, целеустремленность, так здесь и наоборот быть не могло. Принципы и законы одни как для одной клетки, так и для всего организма. Что проявилось в малом – проецируется на большое и наоборот.

– Гибель империй – лечение патологии и показательный урок, как учебное пособие.

– Если одна рука развивается быстрей другой что будет?

– И войны нужно было пережить, чтобы научиться миру, наесться золота и материальных благ, до тошноты напитаться кровью, пролитой за место под солнцем, чтобы понять, что истинная ценность и богатство в гармонии, любви, духовности.

– Да. До абсурда довести некоторые ситуации, чтоб показать их уродливость и ненормальность.

– Дитя не сразу понимает, что камень может убивать и разрушает даже слово. И рамки догм на определенных порах нужны, как опора для становления. Пока ребенок не готов самостоятельно ходить, анализировать, не научился управлять своим телом и разумом, отправлять его в самостоятельное плаванье неразумно.

– Он может убиться. Я рад, что ты все верно поняла… Видела Илью?

Стася покосилась на Ивана и скрывать не стала:

– Видела. Он сказал.

– Так и понял. Как он?

– Устроился довольно хорошо. Ты знал, что их обратно не пустят?

– Да. Прости, но тут работает закон, который тебе прекрасно известен. Выбор был трудный, но иного быть не могло. Из-за пяти человек не должен страдать миллиард, и наши эмоции и чувства тут не в счет. Сказать же тебе, как понимаешь, я не мог.

– Он заподозрил, что ты был в курсе.

– Халатность диспетчера, тот вовремя не снял предыдущую программу и вот результат. Мне жаль.

– Илью? Ему неплохо. Богат, успешен, о центре вспоминает с ненавистью и неприязнью. Претензии к тебе. Обижен, зол. Но предприимчив, не пропадет.

– Ты на него обижена.

– Нет. Не ожидала, что он настолько изменился.

– Скорее ты, чем он. Илья всегда был немного злым и завистливым, нетерпимым и ловким. Я не сомневался, что он выживет и приживется в любых условиях, в любом обществе. Об одном жалею – что дал ему клятву присматривать за тобой и…

– Не претендовать?

– Да. Но все изменилось.

– Нет, Иван.

– Стася…

– Не надо.

– Почему? Привязана к нему до сих пор?

– Нет.

– Чиж?

– И ты, и Николай прекрасные, замечательные люди, но я не готова строить отношения, с кем бы-то не было.

– Понимаю. Обещаю, пока не тревожить тебя.

– Спасибо, – поцеловала в щеку. – За все – спасибо.

– Можно назад, да? – улыбнулся, не скрыв довольства от благодарности.

– Как скажешь, – плечами пожала. Эмоции схлынули и, все что она узнала, увидела, больше не претило и не третировало. Пришло осознание, что сама бы поступила так же.

Дома она вдруг поняла, что вольно ли – невольно изменилась.

В гостиной собрались три группы патруля и устроили «банзай» по поводу присвоения ей звания, а Русанова не понимала – чему они радуются. Какая мелочь, ерунда – звание. Что оно? Ну есть и есть. Гораздо важнее было то, что она узнала, и сейчас осмысливала. И приходила к выводу, что увеличилась ответственность и только. Ни одной негативной эмоции она не испытала, но будто повзрослела на века, чуть поднялась над плоскостью, в которой жила, в которой здравствовали ее товарищи в счастливом невединии.

– Ты не рада? – решился приобнять ее Чиж.

– Что ты, очень.

– Отчего же грустна?

– Задумчивая, – улыбнулась и с удивлением отметила, что смотрит на Николая по-другому: не только как товарищ и друг, еще как мать, сестра жена и дочь. Все испостаси разом слились в одну и увели в сторону от мелких связей и ненужных переживаний. Илья показался далеким и ненастоящим, похожим на картинку в архивном документе. Есть, но вроде нет. Прошлое, настоящее и будущее словно застыло, остановив свое течение и, намекнуло – ты теперь вне нас. Ей правда показалось, что она вне временного поля, как белка бегущая в колесе вдруг вышла из него и посмотрела со стороны и на себя, и на клетку, и на колесо в котором бесконечно крутилась. И поняла, что в ее власти, воле и будущее и настоящее. Крутить ли дальше колесо или остановить совсем.

Огромная ответственность. Выдержит ли?

"Главное дело" и прочь сомнения.

– Давай потанцуем, Коля?

Мужчина улыбнулся:

– Буду только рад.

Эпилог

Полгода спустя.

– Командирша, блин! – фыркнул Иштван, притаптывая от нетерпения в боксе.

– Еще четыре минуты, – успокоил его Сван.

– И не наезжай на Стасю. Пока Иван в отпуске, она командир в группе, – заявил Чиж.

– Мне защитники не нужны, – отрезала Русанова и ткнула в сторону Пеши пальцем. – А ты еще раз по пояс брюк вылезешь, когда не просят – спишу!

– Во! Нет, вы посмотрите! Она мне угрожает! – возмутился. – Вечером притащу тебе пакет апельсинов! – прошипел с угрозой.

– Стра-ашная мстя! – хохотнул Ян. Борис с невозмутимым видом бросил:

– Все равно не подеретесь.

Двери раскрылись, выпуская патруль на волю. Но до раздевалки бойцы не дошли – диспетчер окликнул Стасю:

– Капитан, кто у вас шестерка? Вроде бы никто не пропадал да и шестой мужчиной быть не может, но бился настырно.

– Кто это? – притормозив, нахмурилась Русанова.

– У нас почти полный комплект, – заверил Ян.

Кристина включила громкую связь:

– "База, я пять дробь шесть"….

– В соседний бокс приземляют, ты бы глянула, что за ерунда.

Бойцы переглянулись и всем составом двинулись по коридору в соседний бокс.

Чем ближе он, тем медленнее шаг у Стаси. Она своим глазам не верила – на полу с обалдевшым видом сидел граф Локлей и шарил растерянным взглядом вокруг.

– Это что за чудо-юдо? – прогудел Борис.

– На женщину он не похож, – заметил Ян.

Двери раскрылись и, группа оказалась перед гостем, что безапелляционно объявил себя их членом… в роли женщины. Одежда не оставляла сомнения – туника с широкими руковами, трико – перед ними залетный из средневековья.

– Ха! Храфф! – узнал того Сван. Локлей ресницами хлопнул, очумело шаря взглядом по лицам представших перед ним Богов… которые не на Богов, ни на ангелов совсем не походили. И расцвел, увидев Стасю.

Чиж нахохлившись с подозрением оглядывал мужчину с нелепой прической – не понравился ему его восторженный, полный радости и обожанья взгляд, что был устремлен на Стасю.

Иштван присвистнув, сунул жвачку в рот и бросил:

– Не было печали, «восьмерку» черти накачали, – покосился на застывшую в ступоре Русанову. – Здесь-то ухажеров мало? Н-да-а.

– Принимай, Коля, соперника… пардон, напарника, – хохотнул Сван, хлопнув насупившегося Николая по плечу и, удостоился раздраженного, озабоченного взгляда.

– Хорош резвиться.

– А чего? Чую, скучать не будем.

– Ага, – кивнул Пеши. – Развлечения доставили на «дом».

– Я его знаю.

– И я. Франция начала тринадцатого века. Стансер, Моррис и дорога по обмену. Тому приключению год, наверное. Интересно, как он к нам завалился? Кто его снаряжением снабдил?

– У-у-у, что делается-то! – засмеялся Сван. – Говорили же тогда, что найдет себе Стаська какого-нибудь сеньорчика, заарканит и замуж выйдет…

– Думать надо, что говорите! – обрезал смешки Чиж.

– Что такого? – немного растерялся Иштван. – Мы же шутили.

– И вот результат ваших шуточек, – махнул рукой в сторону «сюрприза». – А расхлебывать, между прочим, нам. Вот так пошутят юмористы, нагородят, а люди мучаются.

– Кто как, – хитро улыбнулся Сван, поглядывая на Русанову и Локлей.