Текст книги "Зелёный патруль"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Есть, – прищурился. – Архив. Только будь осторожен. Пока ты тыкаешь в небо, но кто знает, чем оно обернется. Вообще, советую с Иваном поговорить. Я понимаю, ты сейчас в неадеквате, но пойми – нужно дальше жить и свое дело делать. Мы не фигней занимаемся, как ты мог заметить. А если и есть подводные течения, то подумай: какая нам на них разница? Всегда они были – явные, тайные, суть не в них – в нас. Не могли Стасеньку специально скинуть, клянусь. Иван к ней сколько я здесь, столько, как ты, смотрит с пожаром в глазах. Он бы ее в обиду не дал.

– Да? Тогда как ты пункт 3 устава патруля объяснишь?

– Нормальный пункт, как военному тебе он должен быть понятен. Есть дело и оно главнее, чем человеческий фактор группы. Ты должен выполнить задание. И когда ставится выбор между тобой, товарищем или выполнением приказа, понятно, что выбираешь выполнение задания. Потому что ты одной жизнью десятки спасаешь. Выбор есть?

– Нет. Поэтому, как бы Иван в сторону Стаси не дышал, но если складывается такая ситуация… ты понял, что он сделает.

– Намек: сделал? Нет, Коля. Я, конечно, его не защищаю, но винить как ты, без ума и разума не советую. Противненько. Я с ним пять лет. С ним, Стасей, Сван – я в них как в себе уверен. Да и нет здесь привычных тебе интриг, если ты еще не заметил. Заподозрил – сходи и поговори как мужчина, а не собирай сплетни и домыслы, основанные на постсоветском мышлении.

– А он мне ответит?

– А ты спрашивал?

Чиж вздохнул, не зная, что делать: вроде прав Иштван, кругом прав, но вроде и он не дурак.

– Черт, не знаю! Может, ты и прав… Я поговорю с Иваном, но после изучения архива.

– Вот это правильная мысль.

– Слушай, все-таки, зачем Стася в Древнюю Русь бегала?

– Выяснили уже. Вполне в ее духе благотворительный фонд организовать. Она года три все с мешками таскалась. У меня была мысль – неспроста крупы вечно берет. За каким они ей? Разговаривал – отмахивалась.

– Вы все отмахивались, а девчонка пропала! – разозлился Чиж.

– А ты что сделал? Мы свои жетоны не давали – ты у нас доброхотом подработал, загрузил ее, почти «зеленку» дал. Ясно пустой она не пойдет… Да что теперь? – поморщился. – А с Ильей, правда, интересно. Я пришел чуть позже, его не застал, не знал, что и как. Почему Иван молчал, Стася? Сказала бы, проблем бы не было, нет надо было Ивану нам впаривать про любовника, Стасе эту фишку поддерживать. Глупо, не находишь?

– Отчего? Наоборот умно, если учесть, что пары в группе не нужны.

– Ну, не так же!

– Спорно. Слышал: "все средства хороши", похоже, та ситуация. Но знаешь, чтобы не было, а я Стасю найду.

– Один умный? Многих так искали, про многих говорили – найду.

– И что?

– Единицы. Большинство так и остались в неизвестности.

– Стася не тот человек.

– Да нет, – усмехнулся Иштван, лукаво глянув на мужчину. – Ты не тот человек.

– Стася говорила, что будущее в наших руках и если сильно верить – получится.

– Тогда точно вернется. Я, ты, Иван, Сван, Ян – все верят. Выхода у Стаси нет, – рассмеялся. – Пойду, поспорю с каким-нибудь пессимистом на булочку с изюмом, что Русанова вернется.

Коля смущенно улыбнулся: все-таки хорошо когда в вере ты не один, и хоть здесь, хоть там, с тобой рядом твоя группа, верные друзья. И зря он криминал ищет – прав Иштван – менталитет и отсталое мышление подводит.

Пеши же смеялся, но в душе не до смеха было. Не верил он, что Стася вернется. Сколько в патруле служит, за все время может от силы пятерых нашли, домой вернули. Но в свое время сестренка научила его делиться радостью, а боль при себе оставлять. Как завещала, так и сделал, отдавая ей дань.

Стасю нервировал мужчина. Как ни откроет глаза – он рядом.

Кто он? Почему смотрит и смотрит на нее, будто наглядеться не может. Вот бы и ей на себя посмотреть и понять, что же его так привлекает, завораживает просто.

– Вы кто? – не выдержала. Теофил обрадовано улыбнулся – заговорила!

– Твой муж.

Стася нахмурилась: что это значит?

– Меня зовут Теофил, граф Локлей. Тебя Анхель, графиня Локлей.

Иона замер у приоткрытых дверей в спальню: интересный разговор. Пожалуй, стоит послушать его продолжение.

– Теофил?

– Да. Твой муж.

– Муж? – зачем он это повторяет?

– Да.

– И?

– Не помнишь, кто такой муж, кто такая жена? – сообразил мужчина. Присел на край постели перед женщиной, взял руку и поцеловал. – Те, кто вместе и в горе и в радости, кто поклялись перед Господом в верности друг другу, кто любит.

"Любит", «Господь», "клятва" – не складывались и представлялись разрозненными определениями.

– Господь?

– Наш создатель.

– Наш?

– Наш: твой, мой, людей.

– Господь проектировщик, нас собирают поточным методом?

Теофил нахмурился не понимая.

Иона усмехнулся: Стася! Узнаю, родная. Так я и думал – ничего ты не забыла, за нос водишь. Вопрос кого? Его или меня?

– Господь – Высший дух добра и света. Любви.

– Дух? Высокий? Добра. И света, – повторила задумавшись. Ей представился высокий человек неизвестной расы с улыбкой на губах и фонариком в руках. Одно не вписывалось в образ – сборка людей. Да и остальное, казалось курьезным. – Хм. А муж, любовь?

– Я люблю тебя, а ты меня.

– Да? – женщина наморщила лоб и уставилась в потолок, желая удостовериться, что любит. Но на деревянных перекрытиях прояснения в вопросе видно не было.

– Любить – нравиться, тянет, очаровывает, – поцеловал ей нежно пальчики. Стасе понравилось прикосновенье теплых губ. Значит, точно любит?

Женщина решила потрогать себя сама, потянулась рукой к руке.

– Осторожно, – попросил граф, накрыл ладонью руку, придерживая. – Ты ранена, попала в неприятности.

Ну, это она еще вчера поняла, так что, не новость.

– В какие неприятности?

– На тебя напала толпа.

– Зачем?

– Трудно объяснить.

– Что тут объяснять? – в спальню медленно, вальяжно вошел еще один мужчина. Стася видела его вчера, запомнила нехороший, испытывающий прищур.

Иона не обратив внимания на недовольство графа, остановился у постели и уставившись на женщину, добавил:

– Стадное чувство. Один сказал «му» – все тут же замычали. Потом подумали: с чего вдруг и зачем.

Усмешка и взгляд Ферри не понравились Локлей, как и его речь.

– Я вас не приглашал, – заметил жестко. – И потрудитесь впредь стучать, это спальня замужней дамы.

– Я лекарь и лишен тем пола на время надобности больной, а значит, мне простительна некоторая бестактность.

– Вас поучить манерам? – граф обернулся и смерил наглеца неприязненным и предупреждающим взглядом.

– Извольте… А даму пусть поднимает ваша знахарка. О, она легко с этим справится, – усмехнулся.

Стася настороженно переводила взгляд с одного мужчины на другого и пыталась понять, чем вызвано соперничество. Мужчины мерились – не господа и слуги.

А что такое господа, и что такое слуги?

Женщина побледнела, пытаясь вспомнить и ужасаясь собственной избирательности в памяти: что-то там есть, чего-то нет. Почему? – ладонью по лицу провела.

– Вы волнуете больную, – тихо процедил Теофил, видя, что ангелу стало нехорошо. Иона перестал перепираться и насмехаться – посерьезнел, изучая лицо Стаси. А та морщилась, глядя перед собой и трогала поджившие ранки на скуле и щеке.

Ферри подошел, провел перед ее глазами ладонью, привлекая внимание к себе:

– Как ваше самочувствие? Вы слышите меня? Мадам?

Женщина уставилась на него, но видела ли – судить он не взялся. Складывалось впечатление, что Станислава не притворяется, а действительно не в себе после травмы.

– Мадам?

Тревога в голосе помогла ей очнуться:

– Что с лицом? – спросила.

– Вас не портят шрамы, – заверил мягко Иона.

– Шрамы?… Рубцы.

– Именно.

– Дорогая моя, лекарь прав – ты все равно прекрасна.

Стася перевела взгляд с Ферри на Локлей, немного удивившись: я печалилась по этому поводу? Или положено переживать? А почему? Из-за чего?

– Гораздо больше меня волнует, что я ничего не помню, – прошептала, при этом думая, что говорит про себя.

– Совсем ничего? – тихо спросил Иона и Стасе почудилось недоверие в голосе, подозрение во взгляде. Кто он такой? – чуть не спросила, но вспомнила – лекарь.

– Ангел мой, ты еще больна, раны свежи, поэтому память тебя подводит. Ей нужно время, чтобы восстановиться, – заверил Теофил. Женщина поверила ему, сжала руку в благодарность и, он опять поцеловал ее ладонь. – Ты поправишься, дай срок.

– Спасибо.

Иона хмуро посмотрел на «голубков».

Заметил бы граф его взгляд – погнал бы тут же вон, если б не убил на месте.

Глава 16

День складывался в день, ночь в ночь. Прошла еще неделя. На смену оптимизму и желанию хоть землю рыть, но что-то делать, чтобы вернуть Стасю, пришло равнодушие.

Чиж сидел на стуле в раздевалке после неслабого спарринга с новеньким – Борисом, измотанный, но не испытывающий ничего, кроме пустоты и апатии и смотрел на товарищей, слушал их разговоры. Все как всегда, как обычно… а Стаси нет.

Как странно и как страшно осознавать, что близкий тебе человек выпал из реальности, фактически погиб и мир то не заметил. Иштван сует жвачку в рот и ухмыляется на подколку Сван. Тот переодевается, кося на Яна, а парень красуется перед Ларисой. Девушка смеется, игриво смотрит на него. Жизнь продолжается и место Стаси занято другой. Может быть, это правильно, но Николаю кажется, что в этом и заключается высшая несправедливость – взять и вычеркнуть живого из списка живых, из памяти, как из группы. Так просто и легко, что даже больно.

Если б еще сердце и душа так же легко с тем, кто с ними сжился расставались.

– Ты чего, Чиж? – заметил его взгляд Сван.

– Ничего, – ответил тихо и лениво. Встал и потопал в душевую.

Иштван и Вадим переглянулись:

– Совсем плох. Надо его вытаскивать, а то совсем от тоски с ума сойдет.

– Уведем вечером к девочкам, пусть сделают массаж. Расслабится и все пройдет.

– Вряд ли, – протянул задумчиво Пеши.

– Тогда остается дождаться, когда кинут на задание. Там голова сама на место встанет.

Мужчина пожал плечами: возможно… а возможно, нет.

Борис оттер лицо, покосившись на Чижа:

– Уделал ты меня, – улыбнулся смущенно.

Тот шагнул в кабинку, включил воду:

– Наоборот, – и встал под душ.

– Коля, я спросить хотел: чего ты постоянно смурной такой? – облокотился на край огораживающего кабины экрана парень. Чиж покосился на него: какое ему дело? Что за привычка у местных лезть в душу?

– В архив не пускают, – брякнул первое пришедшее на ум, чтобы только отстал.

– Туда только комсостав пускают.

– Это почему? – заинтересовался, развернулся к Борису.

– Не знаю. Заведено так.

– Считаешь нормально?

Парень потер нос, соображая, но так и не понял, что ненормального:

– Почему нет?

– Значит, в пасть к динозаврам лезем вместе, а в архив по отдельности.

– Нет, подожди, если очень надо, я могу тебе пропуск пробить. Я же лейтенант.

– Угу. В смысле – пожалуйста, но со мной.

– Я помешаю? Ты собрался установить пластид под кресло? – улыбнулся Борис. Улыбка у него была по-мальчишески открытая, искренняя и Николай невольно улыбнулся в ответ.

– Нет.

– Тогда в чем дело? – развел руками. – Сегодня же попрошу допуск и идем. Мешать не буду, честно.

– А чем это твоя помощь вызвана? – прищурился Николай.

– Терпеть не могу, когда человек хмурый и печальный ходит. Ясно же, что ему помощь нужна. А тут такая мелочь.

– Обязательно помочь надо?

– Конечно. А зачем еще друзья, товарищи существуют и с чего нас людьми называют?

– Где-то я это уже слышал, – тихо сказал Чиж: Стася ту же идею проповедовала. – "Помочь всегда, помочь везде, и помогать до дней последних донца. Помочь, и никаких гвоздей, вот лозунг мой и солнца".

– Ты поэт? – еще шире заулыбался парень.

– Угу. Маяковский фамилия.

– Не понял – ты же Чижов вроде.

– Для кого как… Вот что, уговорил, помогай – бери пропуск.

– На сегодня или на завтра?

– Лучше на сегодня. У меня тоже лозунг есть: "не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня".

– Ясно, – мотнул головой парень и вышел из душевой.

Стася сделала первые шаги с поддержкой Теофила, дошла до окна и замерла: какая красота! Поля и нивы, островки лесов, холмы и горы.

Франция и Россия. Пройдет какой-то миг и две страны, как в искривленном зеркале повторят пути друг друга. Одна отрепетирует, вторая сделает постановку. Междоусобицы, борьба за трон, смена династий. Революция…

Стася нахмурилась: откуда эти знания? Что за слова?

– Теофил Локлей погибнет в битве при Мюре не оставив потомства, – прошептала. Граф вздрогнул:

– Когда?

– В четырнадцатом году.

Голос женщины был тих – она смотрела вдаль и складывалось чувство, что она не ведает, что говорит.

– Теофил Локлей типичный представитель знати начала тринадцатого века. Озабоченный поисками Бога, он всю жизнь будет метаться меж конгрегациями и не находить свою… Как странно, – развернулась к нему, уставилась потемневшими глазами в глаза мужчины. – Кого вы ищите? На что тратите свою жизнь?

– На Бога. Каждый ищет его и это святое.

– Зачем его искать? Он не прячется. Мне непонятно. Вы видите меня, я вас – поищем друг друга? А ваша рука, нога, небо и земля? Это вы их ищите изо день изо дня? Как глупо.

Теофил нахмурился пытаясь понять и принять услышанное. Ангелу он верил, потому что знал – она посланница небес и ей как может никому иному известно все.

– Вы утверждаете что Бог везде?

– Да. Искать его не надо – он не терялся, другое – может что-то потеряли вы?

– Наверное – цель, – растерянно отвернулся, посмотрел на вид за окном.

– Хотите укажу? Не ищите Бога, а покажите его людям.

– Цель благородна, но… как показать, раз сам не видел.

– Себя?

Локлей внимательно посмотрел на женщину: на что намек? Не может быть…

– Бог в нас.

– Да, в каждом. Имя ему благородство, правда, совесть и любовь.

– Тогда мы и творим?

– Конечно. Творим и судим.

Локлей задумался – речь ангела смущала и все же подтверждала его подозрения. Он с той первой встречи ждал и верил, что будет встреча вновь и, ей пристало быть. Не это ли тот знак, что подтверждает истинность слов посланницы?

– И много ли мы можем?

– Ровно столько сколько истинно хотим. Мечтам, воображенью нет преграды, их горизонт незрим и до него мы можем все, если верим.

– А если воображенье с зернышко и веры мизер?…

– То "стадо Божье" – ищите пастыря. И он вас поведет – куда? Вот это не ко мне – к нему. Быть может в сады Эдема, а может и на плаху – как ему угодно.

И зажмурилась, почувствовав боль в голове, качнулась. Мужчина обнял ее и Стася прижавшись к плечу, призналась:

– Мне плохо, Теофил.

Графа раздирали противоречия. Он был счастлив рядом с ангелом, готов был за нее и на костер и в бой, но… понимал, что поступает дурно обманывая и, тем обманывается сам. Не удержать ее – пришло как озаренье: как не стремись, не думай – чести нет в бесчестье лжи и удержании силой. Но признаться, открыться и сказать – нет сил.

А надо.

– Я должен вам признаться…

Но Стася не слышала – она смотрела на Иону, что появившись, прислонился плечом к стене у дверей, сложил руки на груди, с презрением и укоризной смотрел на женщину.

– Кто он?

Теофил обернулся: опять Ферри подкрадывается словно вор!

– Я точно высеку вас.

– Не грозите, – отмахнулся. – Прошу извинить, что нарушил вашу идиллию, но пришло время проведать больную.

– Он врач? – покосилась женщина на мужчину.

Иона усмехнулся и тут же отвернулся, скрывая насмешку. Граф же пытливо посмотрел на ангела:

– Лекарь.

Стася смутилась:

– Да… лекарь…

– Это вы и хотели сказать, – с ехидством бросил Иона.

– Ферри!

– Что? – развел руками подходя ближе. Стася сильней прижалась к Теофилу – Иона вызывал в ней трепет не то от смущения, не то от опаски. Странный малый. Взгляд тяжел и остр, не смотрит – сверлит и пытает.

Локлей же в радость, что ангел доверчиво к нему прижался, а не вырвался из объятий. Значит, свое признание не стоит продолжать? Оно пусто? Было бы прекрасно. Наверное, он зря затеял рассказывать ей, что к чему – она сама все знает и принимает как есть. Значит ли это, что она к нему пришла? Спустилась с небес ради него.

Я не дам вас в обиду, верьте мне – сумею защитить и понимаю честь доверенную мне, – заверил взглядом.

– Граф – еретик. В Лангедоке это не новинка и мне, признаться, равно на ваши отношения с Богом. Но речь графини? О-о, несколько иное, – с усмешкой протянул Ферри.

– Подслушивали?

– Что вы? Слышал.

– Что именно? Знаете, Ферри я больше не нуждаюсь в вас.

– Вы – да. И не нуждались. Как на счет жены?

– Кто вы такой? – уставилась на него женщина. Граф хмурился, пытаясь оценить опасность лекаря и состояние «жены». Выходило, как не крути, а расставаться рано. Жаль. А он бы вздернул наглеца, не побоявшись гнева Раймунда Тулузского.

– Забавно, – прищурился на Стасю Иона. – Не находите?

– Вы очень странный лекарь, – заметил Теофил.

– Не более, чем вы. Но оставим: мне нужно осмотреть больную.

– Я здорова.

– Уверены? – бровь выгнул.

– Шут, – качнул головой граф.

– Оскорбленье вместо благодарности за помощь?

– Ах, вот в чем дело! Вы все еще злитесь, что вас насильно освободили от общества вина и монахов.

– Быть может.

– Как только моя жена поправиться совсем, вы сможете продолжить пить.

– Скорей бы. Так вы дадите осмотреть больную?

Граф поднял Стасю на руки и отнес на постель.

– Голова не кружиться? – присел на край Иона, внимательно заглядывая в глаза. Палец выставил. – Смотрите сюда, – повел направо, потом налево.

Стася глаза закрыла: в голове поплыл туман и сквозь него, как виденье – светящаяся точка и голос "лейтенант, смотрите сюда"…

– Вы рано встали, – голос Ферри был серьезен, уже без примеси насмешки и яда желчи. – Совет: лежать и отложить беседы. Кстати, вы вспомнили, как вас зовут?

Стася поморщилась: нет, не помню.

– Анхель, – подсказал Теофил.

– Анхель, – повторила и удивилась. – Анхель?

– Что, имя вам ничего не говорит? – опять усмехнулся лекарь.

Ты явно что-то знаешь. Что? – уставилась на него женщина.

Знаю, но не скажу здесь и сейчас, – ответил взглядом.

– Поспите. Не будем вам мешать.

– Чиж, к капитану, – позвал мужчину Ян. Тот бросил ракетку и уставился на парня:

– Зачем я ему?

– Сходи – узнаешь. Мне не докладывали.

– Ладно.

– Ну, давай, – кивнул ему Дима.

– Партия не закончена.

– Я подожду.

Николай поплелся к командиру, соображая на ходу, к чему Иван его зовет. Задание? Вряд ли. Новости о Стасе?…

Мужчина ускорил шаг. Стукнул в дверь кабинета и ввалился, не дожидаясь разрешения войти. Федорович просматривал файлы. Глянул на вошедшего, кивнул на кресло у стола:

– Садись.

– Есть новости? – сел.

– Новости? – взгляд капитана прошелся по физиономии бойца, пытаясь определить, каких вестей тот ждет. – Нет. Но есть вопрос: зачем тебе в архив.

Николай усмехнулся: та-ак, сдал «молодой». Вот это «помощь»!

– Понятно.

– А мне нет. Что ты там забыл?

– Любопытно. Всем можно – мне нельзя.

– Не крути. Что искать собрался?

Чиж подумал, потер пальцем край столешницы:

– Допустим, данные о себе.

– Ага? – откинулся на спинку кресла капитан. – Теперь понятно. Ответ – нет. Допуска не будет.

– Почему?

– Без комментариев. Свободен.

– Не пойдет, – качнул упрямо головой. – Я все равно найду способ попасть в архив и найду, что от нас скрывают.

– От вас?

– От восьмерок.

– Ага… – капитан откинул файлы и, сцепив замком пальцы, задумчиво уставился на патрульного. – Я всегда вам, восьмеркам, удивлялся. Мазохисты все как один. Обязательно нужно наступить на грабли и получить в лоб, а не даешь, предостерегаешь, становишься чуть ли не врагом. Подозрений сразу масса, обвинения во всякой чуши. Ты не думал, что тебя не пускают туда, молчат, не потому что нечто криминальное скрывают, а потому что не хотят травмировать?

– Я похож на барышню?

– Не обижайся – да. Упрям в своей глупости, как девочка. Заистерить готов, как она же.

– Ну, это ты зря. Истерить не собираюсь, но понять, что я здесь делаю, хочу.

– Вот оно… Н-да-а… Ну, хорошо, нравится ковырять в больном – пожалуйста, – вытащил из ящика стола пластиковую карту – допуск. – Прошу. Два часа на сеанс мазохизма хватит? – крутанул карту по столу к бойцу. Николай поймал и немного растерялся.

– Почему «мазохизма»?

– Потому, – в упор уставился на него капитан. – Думаешь уникален? Герой? Посмертно награжден, конечно, значит герой. Но только ни один не может сказать, что было там на самом деле, знаешь, почему? Потому что ни одного бы из вашей группы не осталось в живых. Вас всех бы положили благодаря тебе.

Николай замер:

– Что за бред?

– Правда. Ты хотел ее знать, я говорю. Потом можешь пойти и проверить. Ты и еще один боец были бы направлены в аул на разведку. Ты, вместо того чтобы тихо снять караульного, выстрелил. Случайность. Мальчишка спрыгнет с крыши. Покурить ребенок утром собрался, пока никто не видит и не может его заругать. Тебя он не видел, а ты среагировал мгновенно и выстрелил. Ребенка нет. Началась перестрелка. Вторым лег твой товарищ, затем все остальные. Вся группа, из которой двое имеют для истории значение. Георгиевич должен стать генералом и спасти одного парня от трибунала. Тот в свою очередь произведет на свет мальчика, который сделает серьезное открытие, благодаря которому в техническом прогрессе произойдет глобальный рывок. Правнук «Хана» – Ханина встанет у истоков объединенья наций и федераций. Но для этого ему нужно родиться, правда?

Иван не говорил – давил и Николай чувствовал как клонит голову все ниже. Могло ли такое быть? Могло, и в этом ужас правды.

– Значит, меня?…

– Значит, тебя… убрали, как камень с дороги. Но не скинули, потому что ты оптимален для работы в патруле, и в этом, если хочешь, действительно уникален.

– Всех восьмерок как камень с дороги убирают?

– Большинство.

– Стася знала?

– Стася?… – Федорович вылез из-за стола, пересел на край столешницы перед бойцом. – Может быть. Если архив смотрела и данные проанализировала. Но никогда бы ничего тебе не сказала. Она, как и остальные прекрасно понимала, как было бы тебе больно, узнай ты правду. А вообще, подобной информацией владеет лишь высший комсостав. Надеюсь, ты своей психологической травмой с другими делиться не станешь? – прищурился.

Николай склонил голову, заверяя, потер ежик волос: черт! Сказать бы "быть не может"! Откреститься… Да понимает – могло быть. Случайностей на войне нет числа. Но подставить всю группу?…

– Как же вы со мной на задания ходите? – поморщился.

– Нормально. У меня претензий нет.

– Иштван тоже?…

– Пеши не упрямился и не лез, куда не надо. Надеюсь, ты его «радовать» информацией не станешь.

– Не стану, – кивнул. "Но сказанное проверю".

– Вопросы еще будут?

– На другую тему.

– Давай на другую. Расставим все точки и закроем тему навсегда. Надоели мне твои подозрительные взгляды, Чиж, знал бы ты, как надоели. То, что ты Стасю забыть не можешь и под этим соусом…

– А ты можешь?

Иван отвернулся, ногой качнул и бросил:

– Предполагаю, следующим вопросом будет: знали ли мы, что она уходит? Знали. Контингент подбирается предсказуемый, поэтому ничего из ряда вон не происходит. Станислава была…

– Есть.

– Здесь она «была». Так вот, она была правильной и поэтому никаких «коленцев» от нее не ожидалось. С психологической точки зрения ее самоволки были чем-то вроде самозащиты и спасения.

– А любовник был придуман тобой.

– Да. Она против не была. Удобная для всех версия. Пока тебя не было.

– И вы ее скинули.

– Никто ее не скидывал! – вскочил капитан. – Ты свои гадкие мысли при себе держи. Я понимаю, общество, в котором ты жил, возможно, так и делало, но здесь другие законы Чиж.

– Уверены? – уставился на него пытливо. – А мне так не кажется. Суди сам Иван, твой брат стал женихом Стаси и исчез, у нас с ней что-то стало намечаться – нет ее.

– Илья исчез по другому поводу, – бросил сухо мужчина.

– Оп-па!… Это, по какому «другому»?

– Тебя не касается.

– А Стаси?

– Тем более. Тогда пропала вся группа на переходе домой. Случайность. А какой она бывает, ты уже в курсе, – покосился на него: напомнить про твою «случайность»?

"Допустим" – мотнул головой Николай:

– Скажи честно, ты уверен, что твой брат и почти невестка исчезли по чистому недоразумению?

Федорович отвернулся:

– Есть вещи, о которых нельзя знать никому. Секретный код, слышал?

– Да.

– В эту сторону можно копать, – уставился предостерегающе на мужчину через плечо. – Но не долго. Есть вещи, к которым лучше не приближаться.

Ясно, – кивнул Николай: если под угрозу срыва встает какой-то план или проект, скидывают тех, кто угрожает. Видимо, информация была серьезной и не допустимой к разглашению. Но, каким-то образом попавшей в руки Ильи Федоровича. Или кого-то из его группы. Теперь ребят нет, а Стаси нет, потому что сдуру рванула к этому Илье.

– Представляю, как тебе "весело", – с пониманием покосился на капитана. Тот лишь вздохнул:

– "Сначала дело".

– Угу… У Стаси есть шанс вернуться?

Федорович пожал плечами и махнул рукой, не оборачиваясь:

– Иди. Займись, чем-нибудь.

– Понятно, – протянул поднимаясь. И вышел не прощаясь, с досады хлопнув дверью.

– Что тебе понятно, Чиж? – прошептал Федорович, глядя в окно.

Николай шел в свою комнату с одним желаньем – закрыться и побыть одному, никого не видеть и не слышать. Он вспоминал те самые «случайности» связанные с «секретностью», с которыми сталкивался во время службы. Было дело, шли с колонной и знать не знали, что в машине сидит человечек с чемоданчиком. Потом обстрел на территории где противнику делать нечего и быть его не могло – попали под обстрел. И палили преимущественно по машине. «Что за черт»? – озадачились бойцы, притихли. Бой смолк и подъехала другая машина. Какой-то майор вытащил убитого, отстегнул чемодан от руки, забрал себе, спокойно сел и уехал. Колонна пошла дальше. И главное ни у кого не возникло желание задать тот самый вопрос – какого черта?! Корочки у майора были – не больно спросишь, а подумать есть о чем.

Неужели и Стася вляпалась во что-то этакое?

Во что? Что за секреты?

Понятно, отчего Иван отошел, прекратил поиски, хотя прекрасно знает в какое время и, примерно, место ушла Русанова. Но Николай не собирался оставлять все как есть. Пусть кто-то боится, а он пуганный, и точно знает – больше одного раза не умирают.

Противно, все – таки, – поморщился. Не ожидал он от Федоровича подобного и хоть понимал – не принимал.

– Коля, – нагнал его Борис. – Я это, – замялся.

– Архив? – сообразил тот, хмуро глянув: дитя. Мне б твои заботы и печали. – Не парься, – показал кусочек пластика, вытащив из кармана. – Хочешь, подарю?

– Э-э…Зачем?

– Не знаю. Мне точно уже не надо.

– Да? Ты извини, я попросил капитана, а тот уперся, что-то.

– Я с ним только что разговаривал. Все нормально.

– Ну, хорошо, – порадовался Борис.

Отстанешь, вовсе здорово будет, – покосился.

– А чего тогда хмурый?

– Слушай, – развернулся к нему. – Не лезь ко мне… пожалуйста. Доходчиво?

– Грубишь.

– Точно. Есть моменты, когда человеку нужно лишь одно – чтобы его не трогали. Это понятно? Так будь любезен… скройся с глаз.

Мужчина укоризненно глянул на Чижа и, развернувшись, пошел по коридору обратно.

Николай почти достиг своей комнаты, как хрономер выдал зуммер. Всех собирают, новое заданье. Чижов развернулся и потопал обратно к кабинету капитана, подумав: еще одна «ненамерянность»? Не сольют ли его, как никак «прикоснулся».

И усмехнулся зло: попробуйте.

Шорох.

Стася открыла глаза – мимо постели к окну лениво прошел Иона. Сел на подоконник, сложив руки на груди и делая вид, что увлечен пейзажем, протянул:

– Граф занят. Дружок явился к нему с визитом. Федерик Озвар. Слышала о таком? – посмотрел, наконец, на женщину. Она села:

– Вы кто?

– Вопрос другим был.

– Брось.

Мужчина усмехнулся, губы изогнулись в улыбке, взгляд стал хитрым:

– Смешно. Ты спрашиваешь меня: кто я. Сваливаешься сюда за какой-то надобностью прямо в толпу дегенератов. Обнимаешься с графом, делаешь вид, что видишь меня первый раз, а он-то, он, действительно муж… и спрашиваешь кто я. Замечательный спектакль. Чей сюжет? Ивана?

– Кто такой Иван?

Ферри прищурился чуть растерявшись – в глазах женщины не было обмана. Она мучительно пыталась вспомнить и понять. Амнезия?

– Ох, Стася. Так он не в курсе? Или пнул тебя сюда одну? Убить его за это мало.

Лицо мужчины было серьезным, взгляд прямым и без иронии. Стася напряглась, не зная, что думать. По всему выходило, она должна знать его… но не знала.

– Вы не могли меня с кем-то спутать?

– Мог, – кивнул, не спуская с нее внимательного взгляда. – Если объяснишь, откуда у тебя татуировка на плече, возьму свои слова обратно и признаюсь, что обознался.

Стася нахмурилась, полезла рукой под рубашку, пытаясь разглядеть татуировку, но повязка не давала это сделать. Мужчина молча наблюдал и бросил:

– Другое плечо.

Женщина глянула, с трудом больной рукой стянув рубаху. Зеленый лабиринт горел на плече. Откуда?

– Понятия не имею.

– Так и думал, – лениво подошел к ней, сел и вдруг обнял, притянул к себе и впился в губы. И Стасю озарило – он был ее любовником! Вот в чем дело!

– И сейчас не вспомнила? – чуть отстранился.

– Мы были любовниками, да? – прошептала. Иона улыбнулся, обвел пальцами овал лица женщины, погладил щеку, губы и головой качнул:

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Ферри рассмеялся, отодвинувшись совсем.

– Интересно, когда тебе надоест валять дурака и ты скажешь, зачем сюда явилась. Я, каюсь, подумал, что ко мне, порадовался даже, но… Вы с графом, словно два голубка, меня же ты совсем не замечаешь. Издеваешься, насмехаешься, может, мстишь? Или проверяешь? А мне больно, девочка. Я, знаешь, даже начал ревновать всерьез.

– Не понимаю вас, Иона.

– "Иона". Илья – что-нибудь тебе говорит?

– Иван?

– Илья! – мужчина качнулся к ней, разозлившись, прижал к себе, впившись взглядом в лицо, в глаза. – Не может быть, что ты меня забыла, что пришла к этому индюку. Не верю.

– Я не понимаю!

Мужчина озабоченно нахмурился:

– Честно?

– Клянусь, я не помню вас, не знаю ни Илью, ни Ивана!

– Тс, – приложил ей палец к губам. – Спокойно, волноваться не надо.

Пальцы мужчины легонько ощупали рубцы на щеке, виске, взгляд в сторону ушел:

– Голова болит?

– Болит.

– Видишь хорошо?

– Временами. Туман, что в голове, что перед глазами. Спать постоянно хочется.

– И слабость?

– Да.

– Посмотри на меня, – попросил. Увидел, что зрачки у женщины разные и помрачнел. Силой уложил ее, погладил по лицу. – Забудь, что я тебе говорил.

– Зачем вы путаете меня? – чуть не расплакалась Стася.

– Тише. Извини. Я, правда, тебя спутал, всего лишь перепутал с другой. Бывает, извини.

– Бывает… Бывает?

– Да.

– О чем вы, Иона?

Мужчина с тревогой и непониманием уставился на нее:

– Не пугай меня, – попросил тихо, угрожающе. Зрачки женщины расширились от удивления и опаски.

– Вы странный.

– Каким Бог создал.

– Бог?

– Хочешь сказать, что не помнишь, о чем разговаривала с графом два часа назад?