Текст книги "Зелёный патруль"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Быстро же ты Стасе замену нашел, – тихо сказал Чиж, разглядывая жидкость в чашке.

– Группа должна быть укомплектована. Наша очередь и в любой момент могут кинуть на задание.

– Оправдываешься? – посмотрел ему в глаза с насмешкой и превосходством.

– Не ваше дело, рядовой!

– Извините, что сидим в вашем присутствии, – скривился Сван. Поднялся и, не попрощавшись пошел на выход. Иштван и Николай почти синхронно поставили свои чашки на стол и встали:

– Спокойной ночи, – отвесил поклон Пеши Федоровичу.

– Не будем вам мешать, – поддакнул Чиж. И оба пошли из гостиной. Лариса приуныла, Иван поморщился:

– Не обращай внимания.

– Да нет, я ничего, я понимаю, – робко улыбнулась ему девушка в ответ.

Ян покосился на них и несмело сказал:

– Я тоже, пожалуй, пойду. Поздно уже.

– Девять всего.

– Ага. Спать пора, – и вылез из-за стола. Девушка, конечно, ничего, но мужская солидарность дороже. Он как все, а все – против.

Федорович проводил его злым взглядом и выдавил улыбку Ларисе:

– Вообще-то, новичков у нас тепло встречают…

– Я заметила, – сникла та. – Прием был самым «теплым».

Капитан крякнул: н-да.

– Завтра познакомитесь ближе и, все будет хорошо. Посмотришь. Сегодня бойцы устали, – какое б оправдание поведению бойцов еще найти?

– Не переживайте, товарищ капитан, я все понимаю: нужно время. Ребятам надо присмотреться, это естественно.

– Да, – закивал Федорович, с благодарностью глянув на нее.

Мужчины тем временем в развалку шагали по коридору в сторону комнаты Иштвана, решив посидеть у него.

– Братья! Подождите! – нагнал их Ян.

– Ты-то чего ушел? – удивился Иштван.

– Так вроде мы вместе, – пожал тот плечами.

– А-а, – протянул мужчина из вежливости. Сван обнял парня за плечи:

– Молодца, хвалю.

– А я нет, – бросил Чиж. – Нравится – не нравится, а нам с этой теперь вместе сёрфер устраивать.

– В смысле, ты не против? Чего тогда выступил?

– Потому что, противно.

– Вот! – ткнул в его сторону пальцем Иштван. – И мне! Отчего – не объяснить. И вроде бы все верно, так и должно было быть, никаких неожиданностей, а все равно неприятно.

– Точно, – кивнул Сван. – Как представлю, что эта кукла будет в Стасиной комнате жить, с души воротит.

– Почему "кукла"? – озадачился Ян. – Вы же ее совсем не знаете.

– А тут он прав, братцы, – согласился Чиж. – Девчонка ни в чем не виновата.

– Кто винит?

– Но поступок свинский.

– С чьей точки зрения? Нет, если эмоции убрать – все верно. Должна быть баба в группе – привели. Но бли-ин…

– Воспринимается, как предательство, да?

– Ага. Капитана. Причем и Стаси и нас. Нет, Чиж, ты, верно, сказал – вернется. Вот всей натурой чую – вернется. Не может Стася пропасть, не может!

– Я вчера с Кристиной разговаривал. Со старших диспетчеров ее погнали, но на посту оставили.

– Это ты к чему?

– Непонятно что ли? – Иштван покосился на Чижа. – Коля вон уже через Диму договаривается.

Николай фыркнул: ну, языки!

– Смотрю, у вас здесь как в деревне: спроси в одном коридоре – в другом ответ услышишь.

– Не сдадут, не переживай. А говорю я к другому. Предложение есть – вместе сходить.

– Я "за"! – тут же отреагировал Сван. – Ян прикроет. Да, брат? – хлопнул его по плечу. Парень нехотя кивнул.

– И когда уходим? – сообразив, что товарищи всерьез, поинтересовался Чижов.

– В одиннадцать последняя проверка на пульте. Дежурит сегодня свой человечек. Часов на шесть испариться можно легко.

– Ребята, вы серьезно собираетесь Стасю искать?

– Понимаешь, старичок, душа покоя хочет, а его не будет, пока я лично, не буду убежден, что нет ее там.

– Единодушно, – кивнул за себя и Сван Чиж. – Есть пара точек, что мы не охватили поисками.

– Я тоже об этом думал.

– Тогда не пара, – заметил Ян. – Населенных пунктов море: Лиму, Алет, Монсегюр, Фуа, Мюре, Тулуза…

– Вот! Тулуза! Вотчина графов Тулузских и они как хозяева должны все знать, что на их территории творится. Если и они не слышали, не знают, тогда Иван прав, Стася просто не вышла в точке и искать смысла нет. А если слышали? А если знают?

– Добить эту тему надо, – согласно поддакнул Сван.

– Так вы только туда?

– Только, – заверил Сван. – Ночи как раз хватит, чтобы графу привидеться и язык развязать.

– Не понял, вы уже договорились?

– Конечно! – улыбнулся Иштван. – Я договорился.

– А если бы разговор не зашел, без меня бы ушел?! – возмутился Чиж.

– Нет, стукнул бы перед отбытием тебе и Сван.

– Ну, спасибо! Тоже мне, напарник.

– Не скрипи, – толкнул его в плечо Сван. – Честно, сказал бы не он, так я.

Николай не поверил, но промолчал.

К двенадцати, после посиделок в комнате Иштвана и обсуждения как лучше Раймунда Тулузского разговорить, троица двинулась к боксу, оставив Яну четкие инструкции по прикрытию их самоволки.

– Влетит, – не сдержал тот вздоха.

– Фигня война, главное маневры, – деловито ответил Иштван, заряжая пистолет снотворными ампулами. Чиж сунул фото Стаси во внутренний карман, застегнул куртку и подмигнул парню:

– Не переживай, ты в любом случае, ни при делах.

Мужчины нырнули в коридор перехода, отсалютовав дежурному – другу Иштвана.

Ровно в двенадцать ночи патрульные оказались около замка графа Тулузского. Три гарпуна взметнулись вверх, закрепились на крепостной стене. Дальше дело техники: тенями по стене, угрями мимо сонных стражей. Черные фигуры в черноте ночи никто не заметил, на легкий скрип двери внимания не обратил.

Бойцы вжались в стену в холле у лестницы вверх, решая, где искать графа.

Второй этаж, – показал Чиж.

Резонно, – согласился Иштван. Показал на пальцах: идем с обходом сверху вниз, здесь не повезет, переходим в другую башню.

Замок здоровый, – предупредил жестом Сван. Товарищи отмахнулись и скользнули к лестнице вверх.

Два стражника посапывали у стены при входе в коридор слева, пришлось их снять, истратив по ампуле – пусть спят крепче – бойцам спокойней. Сван остался прикрывать товарищей, те начали поиски. Дверей много, стражников в коридоре не меньше – обойма ушла на их благодатный сон и минут тридцать времени, чтобы проверить комнаты за дверями. В одной спали девушки, видно служанки, в других никого не было. И только в самой дальней комнате, за поворотом и под охраной двух стражников находилась, видимо господская спальня. На широкой постели под балдахином мирно сопели мужчина и женщина. Судя по богатому убранству интерьера, спящий был господином, возможно, самим Раймундом Тулузским. Но понятно, не спросишь, не узнаешь.

Мужчины осторожно вошли. Чиж выстрелил в руку женщины, впрыскивая снотворное, Иштван осмотрел комнату, заглянул за дверь в углу – небольшая зала была пуста.

Для разговора по душам, самое то, – заверил жестом напарника.

Зачем? Здесь поговорим, – поморщился тот в ответ, навис над спящим, прикидывая как разбудить его, чтобы не устроил шум.

Элементарно, – улыбнулся Пеши. Убрал пистолет, накрыл рукой рот мужчины. Тот распахнул глаза, хотел вскочить и замер, увидев две фигуры в черном. Зрачки расширились от страха и непонимания.

– Тс, – приложил палец к своим губам Чиж. – Граф Тулузский?

Мужчина медленно склонил голову, нахмурился: сон ли, явь эти двое похожие и не похожие на людей? И что делать – схватиться за меч, призвать на помощь стражу или святых?

– Мы не причиним вам вреда, нам нужно лишь, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Вы видели эту женщину? – выставил перед его лицом снимок Стаси Николай.

Граф хлопал ресницами, с ужасом разглядывая голову то ли женщины, то ли мужчины, что смотрела на него и даже моргала. Но где же тело? Как эти двое могли засунуть голову в маленький квадрат то ли пергамента, то ли железа? Они не люди и показывают не человека! – вывод пришел сам и граф подумал, что видно умер и его допрашивают в чистилище. Но странно, отчего оно напоминает ему его же спальню?

– Ну, граф, вы видели эту женщину? – поторопил его Иштван, убрав ладонь с губ мужчины.

– Женщину? – прохрипел, ничего не соображая. Какая женщина позволит обрезать свои волосы?

– Женщину, граф, женщину!

– Э-э-э… нет…

– Смотрите внимательней! – качнул снимком Чиж.

– Нет! – с ужасом уставился на него Раймунд. – Вы кто?

– Считайте – ваш сон. Скажите, кто-нибудь появлялся в ваших владениях в последние время, слышали ли вы о чем-нибудь из ряда вон?

Мужчина замотал головой, не спуская растерянного взгляда с Николая:

– Пилигримы ходят, но… Я не понимаю, вы?…

– Мы хотим лишь ответов, граф. Получим и уйдем. Рассказывайте.

– О чем? – сел осторожно.

– Обо всем, что происходило в ваших владениях в последнее время.

– Э-э-э… Дрязги с папой Иннокентием и королем Филиппом. Катары раздражают их.

– Ерунда. Вы не подчиняетесь королю, вы сам король, а места богатые… Но не об этом речь. Что происходило в последнее время, какие слухи достигли ваших ушей?

– Венецианцы, слышал, хотят взять Византию, флот ушел к Босфору. Крестоносцы сговорились с дожем Донло и взяли Задар. Он докучал им…

– Мы спрашиваем про ваши земли!

– Здесь все спокойно. Что вас интересует? Свадьбы, турниры? Тогда, что?… Ах, да. После наложения интердикта на королевство Филиппа, священники бегут к нам. А я не запрещаю вести мессу, не препятствую проповедям Доминика, другим конгрегациям не чиню препоны. Бог с ними… Надо пресечь?

– Нас не интересуют церковные дела, поговорим о светских. Особенно о слухах или необычных явлениях.

– Каких? – Раймунд искренне был растерян, не понимая, что нужно двум странным незнакомцам. – Говорят, видели младенца с двумя головами, но я тому не верю. Еще видели ведьму…

– Поговорили, – прошипел Иштван, закатив глаза к потолку.

Тупо, – согласно качнул головой Чиж: а что собственно, мы хотели?

Сел на постель, убрав снимок в карман:

– Граф, какие-нибудь явления не свойственные вашему окружению или этому времени года…

– Была гроза! Средь бела дня при чистых небесах, сверкнула молния и пожгла траву у аббатства…

– Мимо. Еще?

– Да Бог мой! Не понимаю, что вам надо! Вы кто?!

– Тихо, граф, договорились же.

Раймунд осел, пристально оглядел незнакомцев:

– Вы люди?

– Нет. Видения.

– Могу спросить вас о себе, судьбе своего графства?

– Можете, – кивнул Иштван и больше ни слова, хоть граф упорно ждал.

– Так значит, все спокойно, тихо и ничего из ряда вон? – спросил Чиж вновь.

Мужчина развел руками: сколько можно об одном?

– Мне нечего скрывать от небес, я чист пред Богом и живу по совести. А если вы на счет Бертама, то он сам затеял историю и сам виновен в своей смерти. Леди Флерюзина знатного семейства дочь и совращать ее щенку с рук не могло сойти…

– Да, блин, а?! Граф, мы говорим о необычном, о чем-то, что непонятно даже вам, о новых людях, появившихся внезапно.

– Как вы?

– Как мы!

– Мне нечего сказать. Ну, разве что… пропал мой лекарь. Но опять же, слышал, вернее знаю, его взяли люди графа Локлей, а Теофил всегда был странным.

– Кто? – прищурился Иштван.

– Граф Теофил Локлей.

– Ты знаешь его? – удивился Чиж.

– Слышал. Н-да.

– Граф Озвар, его друг, заверил меня, что лекарь жив-здоров и очень был нужен, поэтому пришлось его украсть. Недоразумение. Иона имеет тяжелый характер, Теофил не лучше…

– Угу, – Николай сообразил, что речь скорей всего о том, кого в аббатстве паковали. – Вернется, ясно.

– Прощайте, граф, – Иштван выстрелил снотворной ампулой. Мужчина упал и захрапел.

– Зачем?

– Смысл дальше спрашивать. Ничего он не знает. Возвращаемся.

– Постой…

– Коля, Иван прав и это теперь ясно. Стася не появлялась здесь, она пропала по дороге. Пойми это и прими. Точка, брат.

И пошел на выход.

– Постой, этот Теофил – кто он?

– Сталкивались когда-то. Имечко приметное, вот я и запомнил.

– Ты сталкивался?

– Нет! Но отношение к пропаже Стаси он не имеет. Все, Коля, все, – вытолкал его в коридор. – Уходим.

Упрямиться смысла не было и Чиж спустился вниз за Иштван. Прихватив Сван, что без вопросов – по лицам напарников определил – затея была зряшной, мужчины вышли во двор, спустились по стене и сели возле камней.

– База, база… Данил, мы свободны, – процедил Пеши.

– Идите к южной стороне замка. «Зеленка» через семь минут.

– Поняли.

– И что, так и уйдем? – спросил Николай.

– Можем остаться, сплясать и спеть аборигенам, – бросил Сван.

Мужчина потеряно кивнул: ясно.

Ровно через семь минут бойцы вернулись в родной бокс.

– И все-таки, она жива, – протянул Чиж уже в раздевалке. Сван кивнул:

– Возможно.

– Закрыли тему, Коля. Теперь совсем, – бросил Иштван. Ян мялся у шкафчиков, поглядывая настороженно на мужчин:

– Капитан сразу сказал – в параллель ушла.

– Не проверишь – не узнаешь. Мы сделали что могли…

– Спокойнее стало? – уставился на Пеши Чиж.

– Спокойнее – не спокойней, но выше головы не прыгнуть, факт.

– Жизнь продолжается, – заверил Ян.

– Раз сто слышал, – буркнул Чиж.

– А я слышал, еще одного новенького к нам в группу кидают. Пока вас не было, его в комнату Акима поселили. Зовут Борис Синицин…

– Замечательно, – с ехидством бросил Сван, закинув в шкаф ботинки. – Идем? Завтра в девять сбор на стрельбах. Поспать бы надо, а то спросонья больше восьми очков не наберем, Иван шуметь будет.

– Группа опять полный комплект, – протянул Пеши. – Надо привыкнуть: люди приходят и уходят.

– "Обычная работа", – кивнул Ян.

Что человек без памяти? Белый лист, дитя не ведающий ни себя, ни мира в который прибыл. Именно он напишет на листе его судьбы кистью стереотипов и мировоззрений окружающих, сначала силуэт, потом четкую фигуру личности. А вот краски на палитре судьбы выберет сам человек сообразно зрелости своей души. Ей, едино чувствующей, не нужно знаний физики, схоластики, катехизиса, этики или морали общества, у нее своя мораль. На оголенных чувствах и ощущениях, не оперируя высоким штилем, не давя авторитетом и долгом, душе понятней и ясней то, что ускользает от взора человека, которому к ней не пробиться через заборы и ограды дел и мыслей, бесконечных в суете обыденной жизни.

И память у души есть, но та ли память, что изучается наукой?

Стася смотрела на витраж окна, на виднеющуюся зелень за ним и чудилось ей – там бесконечность, две параллели – зелени земли и голубой ленты неба. Они не воспринимались ею отдельно, как не казалось ей, что она одна. Она, никто еще, без имени и связи с чем бы то не было, белая рубаха с завязкой на манжете из атласной тонкой ленты чайно-розового цвета, край полога с глубоким малиновым оттенком, столик с резными ножками в виде неизвестных Стасе животных, оконная рама, ветерок, земля и небо – все казалось, связано, едино. Чуть шевельнись и, ветер отзовется, пойдет волна по полотну неба и земли, манжет откликнется и столик скрипнет.

Женщина невольно улыбнулась и шевельнула пальцами. Так странно – где-то далеко, как будто даже не она и не сама осознает, что это ее рука, ее пальцы, и не уверена, а те уж знают и откликнулись. И наблюдать за собственной рукой забавно, знакомиться с ней. Все до странности забавно и интересно: что две руки и две ноги, а не пять, ни десять. Что в голове идет какая-то работа мысли, ведется вялый, но диалог с собой, а в комнате покой и тишина и никого не надо. Что, то ли кресло, то ли стул, резьбы искусной услаждает взор, что ветер ласкает щеки, что запахи щекочут ноздри и манят отгадать, кому принадлежат. Но нет, сама загадка манит, а вот отгадывать и лень и не охота. Каждая вещь, каждый предмет будто скрывают что-то, и вроде, нет.

– Здравствуй, – прозвучало тихо, словно пригрезилось. Женщина покосилась на звук – какой-то человек. Вот тоже странно – он рядом, держит ее руку, точно ее, а Стася не заметила его, не чувствовала прикосновенья. Губы человека обдали теплом кожу пальцев, те дрогнули, удивляя женщину.

– Как ты себя чувствуешь, мой ангел?

Ангел – звание или название? Предмета, вещи, мира в целом? "Как чувствуешь"? А разве не важнее – что? И что предполагает вопрос? Ответ? Кому, зачем?

Теофил беспокоясь, вглядывался в лицо женщины, в глазах пытаясь прочесть лучше ли ей. Но взгляд был странен: отстранен, умиротворен, наивен и пуст. Вот смесь? Похоже не в себе еще.

– Ты слышишь ли меня?

Молчит и смотрит.

– Дорогая, скажи хоть слово.

Зачем? – чуть удивилась Стася. Такой приятный голос, так гармонично вплетается в шум ветра и листвы за окном.

– Иона! – позвал кого-то. Стася поморщилась – голос мягок, но тон неприятно громкий.

Перед ней появился еще один человек, взгляд с прищуром, глаза пытливы и будто что-то говорят, но что не разобрать. Склонился, всматриваясь, повел перед ее глазами ладонью. Стася с интересом уставилась на извитые дорожки линий, бугорки.

– Как вас зовут?… Какой сегодня день?… Вы слышите меня?…

Станислава внимательно рассматривала руку человека, не понимая и не слыша вопросов.

Ферри заметив интерес к своей руке, убрал ее, навис над женщиной, закрывая обзор собой:

– Вы видите меня?

Стася поморщилась, соображая, зачем спрашивать такое. Какое ему дело и может ли иначе быть?

– Вы понимаете, о чем вас спрашиваю?

Голос мягок и чуть хрипловат. Лицо приятное с ямочкой на подбородке. Глаза… них что-то было, пряталось на дне зрачков. Стася насторожилась, отчего-то заволновавшись, покосилась на второго, что показался ей ближе и понятней.

– Я здесь, – качнулся к ней Теофил. – Скажи хоть, что-нибудь, ангел мой, прошу тебя.

Зачем? Да что вам надо? Вы кто?! – зрачки расширились.

– Бесполезно, – отстранился Иона.

– Что это значит? – нахмурился Локлей.

– Ничего. Я предупреждал, выздоровление будет долгим и тяжелым, – нахмурился, подозревая и подвох со стороны больной и настоящую потерю памяти.

– Как вас зовут? – решил проверить. Женщина смотрела и молчала. В ее голове шла работа мысли, но бесполезная.

– Так как же ее зовут? – уставился на графа лекарь.

– Ангел.

– Это не имя.

– Анхель, зову же – Ангел, – сориентировался Локлей.

– Это имя ей дали при рождении? Откуда она родом?

– Вы слишком любопытны, не забывайтесь! – предостерег нахала граф. Все меньше и меньше ему нравился Иона. В нем было слишком много властности и нечто пугающее, намекающее на отсутствие границ, как для мысли, так и для поступков. К тому же мужчина был слишком уж внимателен к больной и непристойно любопытен. Совал свой нос куда можно и куда нельзя. Не Ангел, Теофил давно бы выгнал его взашей, но та нуждалась в помощи равной чуду, и этот возмутительный Ферри его сотворил – женщина очнулась.

– Вас зовут Анхель? – уставился на нее Иона. Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить, а заодно понять, отчего этот человек так смотрит на нее – он словно сверлит и жжет, давит, упрекает, испытывает.

Кто он такой?

А этот, слева?

А кто она?

Ответов не было.

Глава 15

Жизнь вроде бы налаживалась, но Чижу не давала покоя Стася и кое-что еще, необъяснимое, тревожащее на уровне той самой интуиции, что рассказывала любимая, но о которой сам он не подозревал.

Первый «звонок» прозвучал утром, когда капитан, за завтраком оглядев бойцов, тихонько бросил:

– Еще раз без спроса отлучитесь, напишите рапорты и пойдете работать контролерами воздуха очистки.

Сказал и тут же перевел разговор на тему прививок и стрельб. Насторожившиеся мужчины резво начали соображать, чтобы такое выдать в свою защиту, но подошедшая Лариса спасла положение. Все подумали, что из-за нее Иван перевел разговор и, не заметили, что пауза между угрозой командира и появлением девушки была слишком большой, и мысль о прививках Федорович начал излагать до того, как увидел новенькую. Это показалось Николаю странным.

В мед центре и на стрельбах он думал, складывал и сопоставлял факты, сосредоточившись лишь на том, что никак не складывалось. Наверное, поэтому и получил десятку за стрельбу, дружеский хлопок от капитана по плечу и поздравления от товарищей. Что то же пропустил мимо ушей.

Весь день его мучили догадки и предположения, и вот, он не выдержал. Переснял портрет Ильи Федоровича, висящий на стенде и ушел к себе. Включил подсветку столика и положил два снимка – его и Стаси.

Что общего меж ними? Почему пропавший трассер из бывших патрульных пропал в палеолите, а Стася бегала в Древнюю Русь. В чем дело? Просто так, совпадение? А может недоверчивость Чижа? Но что-то было здесь и ему казалось – важное, как ниточка ведущая к любимой.

– Чем занимаешься? – вошел Иштван, как всегда забыв постучать. Увидел слайды Ильи и Стаси на столе и выгнул бровь. – Все не успокоишься?

Николай пытливо посмотрел на него:

– Тебе ни кажется все это странным?

– Что именно?

– Все. Меня сегодня просто одолевают вопросы.

– Например.

– Восьмерки – ты и я. Какого черта восьмерок втаскивать, приводить сюда в новое, незнакомое общество, ставить в группу?

– Энергетика.

– Ты веришь в это? – поморщился Николай.

– А ты видно нет, – присел напротив. – Чем вызван скепсис? Ну-ка, выкладывай, что тебе в голову пришло?

– Еще ничего, в том и дело, но чувствую, что не то здесь что-то. Например: почему вытаскивают, но бойцов с последних войн двадцатого столетия?

– Подозреваешь подвох?

– Вроде того.

– С чего вдруг? Факты?

– Не знаю пока, только чувствую.

– Лучше подключи логику, будут ответы. На счет восьмерок с последних войн – ежу понятно, что берут хорошо обученных ребят и не сопливых, с навыками максимально приближенными к работе в условиях серьезных перегрузок. И без особого ссора в голове. А еще боевое оснащение. Ну, вытащи ты восьмерку из Великой Отечественной, что будет? Бред. Психология забитая парт пропагандой, навыки в общении винтовкой. Здорово. Переучивать и адаптировать замучаешься. Тогда давай еще неандертальца с дубинкой притащим или гусара. Чтобы ты не думал, но оптимально приближенные к местной действительности и подходящие по всем параметрам, бойцы именно с опытом работы в горячих точках начиная с середины восьмидесятых нашего столетия и дальше, и то, с Афгана здесь один. Подумай, может все проще – мышление своего времени, когда доверяешь с оглядкой максимум одному в тебе говорит и путает логику с вымыслом привычным тебе, потому спешишь с выводами? Ты забыл, старик, ты в другие времена теперь живешь. В другом мире и в обществе совсем других людей.

– Нет, Иштван, мир и люди не меняются. Поверь, люди не любят меняться и что-то менять и потому их мир останется незыблем. К тому же, как ты можешь судить об этом мире, если по сути ничего не видишь кроме города-пирамиды? Кстати, тоже, почему именно пирамиды? То что мне пыталась объяснить на этот счет Стася убедительным не показалось. А моя недоверчивость… Не было б ее, возможно и я ничего бы не заметил, как вы.

– Что именно мы пропустили?

– Смотри: Стася уходит во время одна не первый раз. Уходит в Древнюю Русь, хотя ее дружок, параллельно брат капитана, пропал в палеолите. Но ходит она в Древнюю Русь и ходит всегда в смену Кристины. А тут уходит во Францию и тут же сбой. Опять же в смену Кристины. Та кладет рапорт полковнику и тут же сдает, что подруга уходила и до этого. Скажи, ты веришь, что никто о том не знал? Капитана оставь – он знал и даже помогал, хоть делал вид, что наоборот, мешает, против. Но с его подачи был кинут миф о любовнике из древности. Ты веришь, что Иван не докладывал наверх о похождениях лейтенанта? Веришь, что Кристина молчала? Что никто, ничего не знал? Я нет. Опять же, как ты объяснишь, что ее сняли с должности на месяц, но в диспетчерской оставили?

– К чему ты клонишь?

– Не знаю пока сам, но хочу разобраться. Первое: я не верю, что меняются люди, меняется система. Второе: не верю, что в фактически военном подразделении настолько лояльные порядки. Третье: не понимаю, зачем вытаскивать нас из нашего времени, чтобы ты мне про физику и энергетику не говорил. Четвертое: мы уходим без разрешения, нас мало пропускают, это после инцидента со Стасей, так еще и знают о нашей самоволке, но! Журят почти как деточек, мол, еще раз и ата-та-та. Пятое: никаких разборок, комиссий, дело с лейтенантом Русановой спущено якобы на тормозах. С какой же радости? Шестое: ты считаешь, мы ее искали? Могли найти? Седьмое: я почти уверен, что за всем этим, что-то кроется.

– Ничего ты нагородил, – потер затылок Пеши, задумавшись. – Но здесь действительно все по-другому: время, люди, мышление. И то, что ты подвох ищешь тоже понятно – Стася тебе в душу запала.

– Да. Я и не скрывал, не скрываю. На счет остального… Сильные отличия? В чем? Технические средства – все.

– Не скажи.

– Хорошо, приведи пример.

– Ну, как же, – развел руками, приготовившись изложить первое попавшееся на ум, но не смог – нечего. Есть разница… но вроде бы и нет.

– Вот-вот, – поморщился Николай. – Демократия, забота о людях, лояльность и четкое соблюдение определенных рамок морали. Теперь вспомни наше время – не то же ли самое проповедовали? А что скрывалось под лощеными улыбками рекламных политиков?

Мужчины уставились друг на друга:

– На что намек? Куда ты копаешь? – спросил Иштван.

– Никуда, не под кого, я всего лишь хочу вернуть Стасю. И чувствую, что могу это сделать, хоть и с трудом, продираясь и пробираясь через нагромождения красивых лозунгов. А кто-то, уверен, знает прямой и простой путь, но отчего-то им не желает воспользоваться.

– Хочешь сказать, что кому-то было надо, чтобы Стася исчезла? Кому? Да, ну, братишка, бред, – покачал головой.

– Это ты сказал, не я.

– Ерунда.

– Но в голову пришла. А даже мы с тобой, с высоты того отсталого мышления знаем – случайностей не бывает.

– Что-то ты мудришь, ей Богу. Я бы поверил и допустил часть из того, что ты сказал, но в наше время, а здесь люди действительно другие, Чиж, и даже ты со своим скепсисом не можешь это не признать.

– Те, кого мы видим – да. А кого мы видим, Иштван? Среднее звено, как обычно. Но даже в этом звене не без уродов: Аким, раз, те, кто специально переселяются в другой век – два. Местные, в этом времени выросшие. Причем, насколько я помню, профессор в бега тогда рванул, да? Не мальчик с интеллектом ниже плинтуса и моральными качествами грызуна.

– "В семье не без урода".

– Ага. Вопрос: что изменилось? И кстати, на счет семей – где они? Все вокруг правильные – девочки – дамы, мальчики – рыцари, а пар нет. У Стаси и этого Ильи наметилось – Ильи нет, у нас с ней наметилось – ее нет. Причем Иван мне четко сказал: " мне пары в группе не нужны". А ведь он сам к Стасе неровно дышал, но "никаких пар". Ни сам, ни вам.

– Это правильно, пойми. Головой подумай, чтобы было, если б вы с ней мужем и женой зеленку обеспечивать стали? К чертям бы все полетело. Ты за ней смотришь, она за тобой, а на остальное ровно. Не так? Да, так, Коля, так.

– Но и без пары именно так. Что ты, что я, что Иван, да любой из нас за Стасей присматривает.

– Но! – выставил палец мужчина. – На расстоянии, не давая повода оскорбиться ей и поставить себя в неловкое положение. Разница, Коля. Кстати, у вас что, правда, что-то намечалось?

– Наметилось. Уверен, еще немного и мы бы вместе были.

– Вот и ответ тебе. Из всех гипотетических аргументов один реальный факт – твоя обида, горечь, сожаление – как хочешь, назови. Все остальное надуманно.

– Хорошо, тогда зачем говорить: пожалуйста, ребята, ухаживайте, но – "пары не нужны".

– Нормальное, здоровое соперничество. Сопли при женщине, тем более, которая нравится, распускать не станешь, как сопернику повод по самолюбию пройтись не дашь.

– Допустим… А дети?

Пеши плечами пожал:

– Причем тут дети?

– Откуда они берутся?

– Ну, занесло тебя. Сам ответишь или подсказать? – усмехнулся.

– Смешно? А ты не думал, что дети из того цитобанка появились, а не естественным путем?

– Чиж, тебе уже объясняли, зачем нужна твоя клетка.

– Мне и там до фига всего объясняли, поверил бы – дураком был.

– Сила привычки все сомнению подвергать?

– А у тебя нет?

– Выветрилась уже… Нет, у меня подозрения были, но по другому поводу. Как мы учились, помнишь? Зубрили и выдавали, что в учебнике написано, а иди, проверь, правда, это или нет. Но вызубренное автоматом правдой для нас становилось. Потом, со временем, взрослея, мы понимали – то не так, и это тоже ложь. А здесь говорят, учат – и туда на экскурсию, мол, сами убедитесь, сравните: что было и что есть. Зачем?

– Тоже, вопрос, – согласился Николай.

– Никаких вопросов. Ребенок лично убеждается что так и вот так, а не основывается на слова неизвестного умника написавшего учебник и потому, сомнений не возникает, мысли о лжи естественно отвергаются. Школьник четко знает было вот так, он сам видел. Не на чужом мнении, на своих ощущениях мировоззрение формирует… Но ведь это неплохо. Как ни крути, криминала в том нет.

– Суть не в криминале. Сдается мне, тут нечто иное замешано. Ведь как ребенок мир воспринимает, как базис мышления взрослого закладывается? Через призму стереотипов. А стереотипы ребенку взрослые вкладывают, потому что сами их так же получили. Но где исток? Кто-то изначально должен был их вложить, самым первым. И потом, у нас все теории и аксиомы подвергались сомнению по мере взросления, а здесь нет, потому что система воспитания другая, заранее, как матрица, программа закладки выработанная.

– Но разве это плохо?

– Я не говорю, что плохо, я говорю, что нечисто здесь что-то. Ну, допустим, здесь, правда, все нормально, мои стереотипы меня подводят, в скепсис скидывают. Но есть масса других вопросов, опять же вернемся к нашим подразделениям – группы зачистки. Зачем они? Туда ни-ни что-то пронести, оставить, оттуда тоже. Но проносят, оставляют. И не одна Стася по времени шаталась, а некоторые вовсе там живут, и выйти – легко. Но за тем же профессором патруль высылают, а Стася идет и никто не беспокоится. Военно-научный комплекс, а дисциплина далеко не военная.

– Вывод?

– Кто-то четко распределяет: этот может уйти, а этот нет. Кто-то просчитывает варианты возможных поступков. Знает, кто на что способен.

– Намекаешь на систему в системе?

– Не исключаю. И сдается мне, кому-то на руку все эти походы, возня вокруг всякой ерунды типа ракушек, нас кидают на задания, чтобы не застоялись, видимость процесса создают.

– Ну, это ты дал! Мы людей спасаем.

– Спасаем. Вытаскиваем. Вопрос: а какого черта они там делали? Мальчишки у ацтеков, трассеры в мезозое.

– Идут научные исследования, прогресс движется.

– Возможно, – вздохнул. – Но может это тоже стереотип, через призму которого нас заставляют смотреть и при этом проповедают полную свободу личности? Не думал? Не в ежовой рукавице держат – в бархатной. Но в рукавице.

– Рукавица должна быть, иначе анархия настанет, а это бе-еда-а. К тому же если логике твоей следовать, в детях и взрослых культивируют, да, но посмотри что – лучшие качества. К чему ты копаешь? Что ты хочешь?

– Правды.

– О-о! – рукой махнул. – Правдолюб. Что тебе это даст? Есть резон в некоторых постулатах, сам бы порылся, а в основном не в ту сторону идешь.

– Я в одну иду – к Стасе.

– Кривовата дорожка.

– Другой нет.