Текст книги "Зелёный патруль"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– С Теофилом? – она пыталась вспомнить, но ничего не помнила и с ужасом уставилась на мужчину.

– Только без поспешных выводов, хорошо? – нахмурился тот. – Давай выясним, что ты вообще помнишь. Свое имя?

– А…Анге-е-ель.

– Анхель. Где ты находишься?

Стася неопределенно пожала плечами:

– В комнате.

– Здорово, – заверил. – Какой сейчас год, месяц?

Женщина отвернулась: зачем задавать такие сложные вопросы?

– Понятно. Сколько тебе лет?

Она долго молчала, пытаясь выудить из памяти хоть что-то, но ничего в ней не было, и только голова сильнее заболела:

– Не знаю. Ничего не помню. Знаю, что вас зовут Иона, вы лекарь, графа Локлей. Теофил. Мой муж. Что это – рука и рубашка, – выставила руку. – А там окно и… лето. Лето! Я вспомнила – время года – лето!

Она обрадовалась, словно открыла новую звезду, но Ферри было не до восторгов. Складывалось впечатленье, что Стася не играет и состояние ее хуже, чем он мог предположить.

– Прекрасно. Вы правы – лето, – вздохнул. – Теперь вам нужно спать. Спать – понимаете?

– Да, – повернулась на бок. Глаза слипались сами.

Иона укрыл ее и замер, обдумывая, что делать дальше. Идеально – переправить домой, но… Первое – опасно. Если кто-то видел его, узнал, если Стася ринулась за ним и сказала о том кому-то – она просто не дойдет до дома. Второе: он не хочет отпускать ее. И не отпустит, как не отдаст Локлей.

Но нужно время. Сейчас Стасе нельзя вставать, не то что, куда-то ехать.

– Ничего, я подожду, – заверил ее, спящую. Отошел к окну и головой качнул, оглядывая поля, лес, ров у стен замка. – Франция. Средневековье.

Насмешка, – скривился Ферри, в который раз принимая подобный поворот как злобный оскал тех кукловодов, что придумали все это.

В тяжелые минуты обычно человек вспоминает свою жизнь, Иона вспоминал фрагмент, тот роковой переход, когда возмущенный и злой шагнул на «зеленку» со стойким желанием рассказать все Стасе, фанатке своей работы, потом схватить ее и скрыться где угодно. Но не дошел – его втянуло в какой-то поток и выкинуло в поле, оставив вихревые кольца во ржи. Связи не было, куда он попал, Илья не знал. Оглядывался, щурился на солнце и пытался сообразить, что делать. Потом…

Потом было не до сантиментов, не до воспоминаний – нужно было выжить, устроиться. Наушник не работал, связи не было ни с базой, ни со своей группой – аппаратуру просто заклинило. Он трое суток ждал, когда его хватятся, когда хоть звук услышит в наушнике. Тщетно.

Появись он на людях в форме, со снаряжением, случилось бы как произошло со Стасей. Он не дурак, светиться не стал – свернул шею прохожему монаху, зарыл все в лесу, переодевшись в его балахон, и только тогда двинулся в путь.

Было: одного, такого же потерявшегося, нашли при нем и тот сказал, что все время надеялся, что его найдут, ждал своих и верил, что вернется. Илья не верил и не ждал. Да и кому в голову придет искать его, учитывая, что и сам он не знает, где находится. К тому же глупо надеяться на тех, кто черти в скольки тысячах лет и километров от него и скорей всего сами устроили всей группе трассеров подобный кульбит.

И не надеялся – вычеркнул центр, патруль, знакомых из памяти, начал с нуля.

Он сам, своими руками и умом построил свою новую жизнь, фрагмент к фрагменту, шаг к шагу приближаясь к цели. Вряд ли кто поймет, как это было трудно, не пройди он сам, что прошел Илья. Но к чему вспоминать, как он чуть не умер под копытами какого-то сумасшедшего сеньора, как чуть не стал жертвой чумы, как скитался голодный и холодный, как сбежал от фанатика, увидевшего в нем еретика и самого сатану.

Теперь у него все есть: замок, земли, богатство, покровитель, более опекаемый, чем опекун. В примитивном обществе жизнь примитивна и при достаточной сноровке устроится удачно просто. Получилось и… Иона впал в уныние. Целей больше не было, а те, что предлагались, не стоили ни усилий, ни труда. Махать мечом было не по нему, лечить – избранных, пожалуй, а остальных – не нанимался. Строить? Что?

Здесь рвались лишь к двум вещам: иллюзии в виде служенью Богу, до самозабвения молились миражам, и материи – землям, богатству и статусу сеньора. Отсталость, фанатизм и алчность – три двигателя местного прогресса. Отсталых – глупых – вели на смерть или разоренье, фанатиков почитали как святых, алчных боялись и считались.

Наверное, он погиб бы от скуки, ненависти к себе, этому мирку и тем, кто в него Илью отправил, но смерть Иоланты и явление Стаси, словно повернуло время вспять и отодвинуло переполнявшие его эмоции в сторону. Наделило новой целью, пониманьем, что ему нужно для полноты счастья.

Все это время ему не хватало напарника, человека разделяющего его взгляды, умного и понимающего, того, на кого можно полностью положиться. Он знал, что еще пять лет и покой закончится, замок, что достался ему вместе с Иолантой, падет под напором ревнителей веры, поэтому все что мог – обращал в золото и переправлял в более спокойное место. Европа была кипящим котлом, в котором варилась алчность князей церкви и королей, покоя не предвиделось ни в Германии, ни в Венгрии, ни в Италии, ни в других княжествах и королевствах, кроме одного. Взор Ионы был устремлен в далекую Норвегию достаточно удаленную от всех перипетий становления Европы. В Тронхейм, где времена набегов викингов уже миновали и близилось царствование короля Хокона VI, долгий мир и покой под его правлением. А благоденствие же было уже делом рук самих желающих.

Иоланта устраивала Иону здесь, как наследница приличного поместья, но там она бы стала скорей обузой, чем подспорьем. Ограниченная, хрупкая, наивная, не отличающая «а» от «б», она, как камень уже тянула его «вниз» и, не дала не то что, подняться – расправить крылья. Жена все больше раздражала своей плаксивостью и неприспособленностью, нежным воркованьем, заботами о всякой ерунде. С ней не о чем было поговорить, «сю-сю» же надоело до оскомины. Он сам готов был свернуть Иоланте шею, лишь бы смолкла, оставила его в покое и больше не маячила перед ним.

Стася другая, как чувствовала – появилась вовремя.

Но выживет ли? Вот вопрос.

А этот граф, что кружит вокруг как беркут над гнездом и заявляет «жена» – что с ним делать? Кто он и к кому же пришла Станислава? Или опять фортель выкинула временная петля? Бросила ее в то время и место, где сошлись разом те, кому была нужна Русанова?

Иона не спешил – сначала выходить, потом узнать, понять кто, что. А впрочем, он был спокоен, не допуская всерьез мысли, что граф может помешать ему и Стасе, не думая, что та могла увлечься этим индюком. Тревожило другое: если Стася пришла к нему, то кто-то видно его заметил. Иначе как она узнала, что он здесь? Хотя Стасенька всегда была умницей, возможно даже узнала то же, что и он и не захотела больше служить в патруле, сбежала в первом же рейде и попала на выбор: куда пришлось, куда хотела.

Вопросов было масса, ответы же женщина хранила стойко. "Не помню".

Теофил раздражал своей заботой Иону, но выговаривать, перечить тот не спешил – понять хотел сначала, что к чему. Граф не соперник ему, естественно, другое важно – насколько изменилась Стася.

Чем больше он смотрел на то, как ласков с ней Локлей, тем больше ревновал и меньше верил, что та явилась не к нему. Подобное отношение при всей наивности и романтичности взглядов утонченного сеньора не могли возникнуть на пустом месте. Значит, что-то было? Значит, предала, забыла?

Иона злился то на него, то на себя, то на нее и ждал развязки. Ему хотелось посмотреть в глаза Стаси, поздороваться и посмотреть на реакцию: обрадуется, удивиться, смутиться. Глаза выдадут истину мгновенно. А там и будет ясно, что он предпримет, хотя сейчас уже понятно, что он простит ее, чтоб не случилось. Она нужна ему, насколько сильно он скучал о ней, он понял, только вновь ее увидев.

И вот посмотрел, спросил… и понял, что она по-прежнему ускользает, что действительно – не помнит. Женщина получила амнезию. Глаза пусты, наивны как у дитя, к тому же, она действительно не узнавала ни Теофила, ни Иону, даже если допустить что последний изменился, невозможно было представить, что изменился настолько, что не признать.

К тому же, зрачки не оставляли сомнения – женщина не притворялась. Если гематома – худо. Неизвестно чем дело кончиться, выздоровеет ли вообще. От граф ее забрать, от самой себя – не проблема, но как вырвать из лап смерти здесь, где руки связаны отсутствием элементарного!

Иона поморщился от бессилья и желанья врезать кому-нибудь за то. Покосился на Стасю – спит. И хуже нет осознавать, что может не проснуться.

Что же делать? Ведь он не врач, в конце концов.

И выбрал ожиданье.

Глава 17

– Пропали две девушки. То ли помогли им пропасть, то ли сами решили, – объяснял Иван. – Студентки. Пошли с группой. Обычная лекционная экскурсия. Как пропали – никто не заметил.

– Это как? Испарились? – удивился Борис.

– Здесь и выясним.

– Наверное, отошли по нужде, а там злобные корсары. Хвать молодок и в трюм! – оскалился Сван. Лариса испуганно округлила глаза, Иштван засмеялся, Чиж хмыкнул: ой, балагур.

– До трюмов и корсаров тьма километров и веков. Мы в 531 году до зеро. «Германия».

– Если мне память не изменяет, как раз в это время и в этом месте доблестный Марк Клавдий Марцелл устроил покорение инсубрийских галлов. Причем, успешно.

– Добыча была шикарной. Людей в рабство уводили толпами, – согласился Федорович. – Поэтому есть предположение, что девушки попали в беду.

– В полон.

– Ага.

– Здорово. Нам предполагается напасть на колонну и поточить пистолеты о спаты римских легионеров?

– Испугался? – хохотнул Сван. Иштван обшарил взглядом свою экипировку и хитро улыбнулся:

– Пластида хватит, остальное фигня.

– Отставить. Работаем по возможности чисто. Сначала разведка. Одели очки, просмотрели файлы с портретами потерявшихся. Сван, Ян, задание ясно?

– Так точно, – закинул пистолет-автомат на плечо мужчина и хлопнул Пацавичуса по плечу. – Вперед «студент».

– Лариса и Иштван налево, Николай, Борис – направо. Начали прочесывать лес. Расстояние не больше пятисот метров. Движение на юго-восток. Пошли.

Они прошагали два квадрата, не встретив ни единой души и, заскучали.

На стоянке, куда вышли наконец, еще дымились угли и были раскиданы вещи, но не было ни одного живого. Группа приостановилась. Иштван, Борис и Сван прочесывали поселенье, Лариса с ужасом оглядывала побоище. Такого количества мертвых она еще не видела и пребывала в легком шоке. Ян пытался ее успокоить и уверить, что это нормальная обстановка. Но та таращилась на мертвого мужчину с топориком в голове и будто не слышала товарища.

Чиж, щурясь оглядел стоянку, сорвал травинку и, сунув в рот, тихо заметил Ивану:

– Может ну, их, студенток, бросим, как Стасю?

Федоровича перевернуло. Он уставился на бойца и попытался высказаться, но под взглядом Чижа слова застряли в горле, гнев схлынул. Капитан сжал челюсти и отвернулся.

– Дома поговорим.

– Ага. Говорили уже, – бросил лениво и потопал к ребятам, выплюнув травинку под ноги Ивана.

Что он взъелся на командира? А не мог сдержаться, ела его злость и все тут. Понять не мог – как тот спокойно ходит, спит, выполняет задания? Не ужели ничего его не беспокоит? Ну, да, секреты, тайные миссии, но причем тут девчонка? Поговорили бы – она правильная, поняла бы и молчала… Глупо, понятно, и все-таки обидно до злости, Стаську списать из-за какой-то ерунды. Пусть даже совсем не ерунды, но Стасю?! Она же верой – правдой столько лет по этим гребанным временам на благо Федерации! А ее…

– Не переживай, найдем, – бросил ему Сван, по лицу прочитав одно ему понятное.

– Не сомневаюсь, – скривился тот. – Этих найдем.

Борис внимательно посмотрел на него.

– Началось, – сплюнул Иштван. – Слушай, вернемся, сходи к психологу!

– Девочку вон, к психологу отведите, – кивнул на Ларису, которую тошнило у кустов. Сван покосился на нее, потом на мужчин и бросил:

– Хорош собачиться. Не время парни.

– Согласен.

Иштван просто протянул Чижу ладонь. Тот хлопнул по ней, примиряясь и, мужчины разошлись искать дальше. Борис постоял обдумывая услышанное и двинулся следом.

– Среди убитых студенток нет, – доложили капитану через десять минут.

Ян подхватил Ларису, сунув ей в руку бутылочку с питьем, и группа двинулась дальше на юг.

Темнело. Патруль шагал по мрачному густому лесу. Маяк к радости бойцов начал подрагивать, намекая, что они приближаются к цели.

Чиж с хмурым видом вышагивал не обращая внимания на препятствия, буреломы распинывал, коряги ломал. Борис шел слева от него и чутко поглядывал, пытаясь в толк взять, какая мошка укусила Чижова. Иван не выдержал, перехватил его за грудки и прижал к стволу:

– Хватит шуметь.

– Извини, – бросил.

– Послушай, Николай, ты ставишь себя против группы. Придержи эмоции.

– Так точно, – высвободился, пошел дальше и кивнул на женщину, что еле ноги переставляла. – По-моему девочке тяжеловато в патруле.

Примерно через час в переговорнике послышалось:

– Я их нашел. Можно готовить «зеленку» и уходить.

По унылому голосу Иштвана можно было заключить, что исход задания не благоприятный. Патрульные спешно двинулись к нему.

Пеши сидел у ствола огромной сосны и смотрел на двух молоденьких девушек со стрелами в спинах. Иван присел над ними, проверил пульс на сонной и вздохнув, стянул берет:

– Опоздали.

– Максимум на полчаса, – сказал Иштван. – Каких-то тридцать минут…

Лариса осела у трупов и закачала головой. Минута – и завыла бы, но капитан осек, рявкнув:

– Без истерик!

Та испуганно уставилась на него и беспомощно огляделась, ища сочувствия во взглядах товарищей. Но те на нее не смотрели. Ян связался с базой и докладывал о результатах. Сван и Борис топтались, поглядывая на деревья. Чиж хмуро разглядывал убитых.

– Какие же вы черствые, – прошептала. На нее непонимающе уставились, потом переглянулись меж собой. Иштван хмыкнул и сунул в рот жвачку:

– Мадам, вы попутались отделами. Вам в детский сад нянечкой надо бы.

– Я подумаю, – бросил Иван и со значением посмотрел на Ларису. Все поняли, что на следующее задание пойдут без нее.

Домой возвращались усталые, недовольные. Сдали медикам трупы убитых и ушли в раздевалку. Сели и сидели, переглядываясь. Никто не спешил сдать оружие, переодеться.

– Фигня с группой, – первым решился озвучить проблему Иштван.

– Бывает, – неопределенно повел плечами Борис.

– А ты, знаешь, да? – скривился Сван.

– Нет, но… Не все задания выполнимы.

– Я думала все по-другому, – тихо заметила Лариса.

– Как милая? – криво улыбнулся ей Пеши. – Транспаранты с приветствием в руках аборигенов, крики «ура», запуск воздушных шариков в небо и торт с розовым кремом вместо хлеба, соли?

– Нет, но… так жестоко.

– Это не жестоко, это вовсе никак. Считай прогулялись, – сказал Ян.

– Было хуже, – согласился Чиж. Иштван и Сван, глянув на него, засмеялись:

– Зажигали, н-да-с!

Николай улыбнулся в ответ и начал переодеваться, лениво стянул ботинки.

– Ларочка, ты хорошая девочка, но мне кажется, к такой работе не подходишь. Подумай, может тебе лучше обзавестись мужем и детьми?

– Ребенок будет, я уже заказала.

– Что? – Николай застыл с ботинком в руке. – Мне послышалось? «Заказала»?

– Ты разве не знаешь, откуда здесь дети берутся? – спросил посерьезневший Сван. Пошел к своему шкафчику.

– И как? – закинул ботинок в шкаф Чиж.

– Элементарно. Приходит мадам в центр матери и ребенка, выбирает по приглянувшимся ей параметрам из базы данных реципиента, просматривает, каким будет ребенок внешне, с какими качествами, уровнем здоровья и говорит: добро. Оформляются документы, сдается яйцеклетка и через девять месяцев мамаша забирает дитя.

– Не понял, – растерялся Чиж. – Нормальным способом слабо?

– Зачем? – хмыкнул Иштван. – Здешние дамы берегут свою психику и организм, фигуру. Да и зачем мучиться, выхаживать, когда так легко и просто – пришел, заказал, получил.

– А что плохого? – не поняла Лариса.

– Да нет, детка, все хорошо.

– Так я не понял? – вовсе обалдел Чиж.

– Разве было по-другому? – спросил Борис, открывая свой шкаф.

– Прикинь, "студент", – хмыкнул Пеши. – Было.

– Почему «было» и сейчас иногда сами вынашивают, рожают. Но к чему такие сложности, мне лично не понять, – пожала плечами Лариса.

– А любви не хочется? – прищурился на нее Чиж: откуда же ты такая ранимая и замороженная одновременно. – Семьи?

– Зачем? – плечами пожала. Николай уставился на Иштвана: разбуди меня.

– Она типичная представительница современности, – бросил тот, подтрунивая над Чижовым.

– Да вы что?!… Я думал Стася типичная.

Мужчины переглянулись и отвернулись, не желая вновь ворошить тему Русановой. А Николаю стало вдруг понятно, отчего все от капитана до него так трепетно относились к Станиславе. Она была нетипичной.

– А секс здесь есть?

– По взаимному желанию. Партнерша против – иди в центр, тебе помогут, – хохотнул Сван.

– А в базе данных появиться еще один кандидат в папы. Но малыша ты вряд ли увидишь.

– Как и узнаешь о нем.

– Весело у вас. Но семьи-то есть?

– Есть, конечно. У консервативных и склонных к стабильности личностей.

– И у романтиков.

– Как же вы живете? – не понимал Николай.

– Хорошо, – заверил Борис. – Кому что нравится, тот то и получает.

– Тоска не мучает?

– С чего? – удивилась Лариса.

– Да, мадам, с вами мы точно не сработаемся, – бросил Чиж.

– Суду все ясно, – усмехнулся Иштван.

– Нет, они еще чем-то недовольны! – пожала плечами Лариса. – Грубияны такие, а еще с претензиями! Кому вы нужны, кому интересны? Семья! С такими? Благодарю, пары часов общения хватило!

– Взаимно, – заверили Иштван и Сван хором.

Женщина обернула бедра полотенцем и гордо прошла мимо мужчин в душевую.

– И такие здесь есть, – качнулся к Чижу Сван.

– Здорово, – заверил тот. – Кто следующая?

– Да, старик, с нами ей больше не ходить, одна радость, – с пониманием кивнул Пеши. Борис недоуменно покосился на них: чего взъелись?

– Зря вы, – заметил Ян. – Нормальная девочка. Причем очень умная. Вы сначала поговорите с ней. Ну, чувствительная, нежная, так она женщина. Ей простительно.

– Ум не делает человека счастливым, – заметил вскользь Чиж.

– А что делает? – заинтересовался Борис.

– Возвышение над ним. Чувство сопричастности к чему-то большему, чем ты сейчас, чем ты вообще. Жить для себя и лишь умом – кошмар, который не каждый придумает. Я не завидую таким, их жизнь – ад, мир их – пустота и серость.

– Патрульный она, студент, – не обращая внимания на Чижа, сказал Сван Яну.

– Да что ты меня студентом называешь?!

– Поздно, Студент, тебе идет это прозвище.

– Меня тоже никто не спрашивал – Сван и Сван, а, между прочим, зовут меня Вадим.

– Нет, я помню, брат, – заверил Иштван, закидывая вещи в шкаф.

– Хорошее прозвище, не обидное, – пожал плечами Чиж.

– Чиж тоже.

– А я и не против, – захлопнул шкаф.

Стася резко села, вынырнув из сна, как из воды. Кони неслись в том сне, табун мустангов. Он огибал, покрывая туманом пыли человека. Ни лица, ни имя у него, но он шел к ней, рискуя быть затоптанным. Он прорывался сквозь поток галопирующих коней и приближался медленно, но уверенно.

Кто? К чему?

Женщина тряхнула волосами, потерла виски.

– Тебе плохо? Хочешь пить? – спросили из тени слева.

Стася вздрогнула от неожиданности и непонимающе уставилась на мужчину, что белой туникой своей в первый момент смутил ее и был принят то ли за приведение, то ли за мираж.

– Ты кто?

– Теофил, – подал кубок с настойкой мяты.

– Теофил, – кивнула, вспомнив. – Что ты здесь делаешь?

– Сторожу твой сон.

– Спасибо, – улыбнулась, оглядывая мужчину и примеряя к тому образу во сне. Не он.

– Если боишься темноты, я зажгу свечи.

– Не боюсь. Да и луна довольно ярко светит.

Мужчина присел на край постели и нежно, чуть касаясь, провел по волосам:

– Ангел ничего не боится.

– Ангелам не дано чувство страха.

– Зато дана любовь.

Стася смотрела на приятное лицо мужчины и чувствовала себя скорее матерью ему. Взгляд Теофила выдавал его с головой, открывая самое сокровенное, то, что на душе и сердце. Влюблен и не скрывает, и готов смотреть, смотреть и слушать ее голос словно песню. Влюблен до слепоты, доверчив как щенок. Сердце защемило – ответить нечем, только лишь сохранить нетронутой доверчивую душу, посеять сколько можно света, веры и добра.

– Чего ты ищешь, человек? – прошептала, погладив его ласково по щеке.

Локлей смутился и все же набрался смелости прижать рукой ее ладонь к своей щеке и поцеловать пальчики:

– Тебя искал.

– Нет – ангела. А я не ангел.

– Не правда.

– Каждый верит в то, что хочет, но тем и обманывает себя.

– Возможно, этого и жаждет.

– Ты хочешь быть обманутым? К чему? И без меня достаточно ловкачей, что оболванят в миг.

– Ты Бога видела? Скажи, к какой вере он склоняется? Кто ему милей: христианин, цистерцианец, мусульманин?

Стася улыбнулась:

– Ему милее чести человек.

– А покаяние он принимает?

– Не бойся суда Небесного, бойся Земного. Он более жесток и Бога в нем не ищи.

– Я грешен, ангел мой. Я так хочу покаяться тебе и верю, ты поймешь и не отвернешься от великого грешника, выхлопочешь для меня прощенье.

– Грех – всего лишь помрачение рассудка, затмение, как солнца и луны. Но между тем они не грешны. И кается им не в чем. Люби себя, прими каким ты есть, не повторяй ошибок прошлых, осознай их, как опыт, как примеры и в этом будет покаянье. Ведь все, что есть в тебе дано от Бога.

– Ты ангел… Все ли там такие?

– Ты думаешь, я пришла с небес?

– Разве нет?

– Не знаю. Странно – ты называешь себя моим мужем, а между тем, не знаешь, откуда я.

– С небес.

– Из космоса? Там скопление галактик и давным-давно не совершают перелеты, есть переходы…

И смолкла, сообразив, что говорит то, что точно знает, а вот откуда – не помнит.

– У меня амнезия, – прошептала.

– Что такое «амнезия»?

– Потеря памяти. Ужасное состояние. Как скачки в тумане. Запинаешься о каждую кочку, но обойти не можешь, потому что не видишь ее.

– Не беспокойся, я рядом и помогу тебе объехать «кочки». Ложись мой ангел, спи, а я побуду рядом.

– Не хочу спать.

– Надо. Иона сказал, тебе нужно как можно больше отдыхать.

– От чего? Разве я перетрудилась? Иона странный, – легла на бархатную подушку. – Не помню, что он говорил мне, но говорил про что-то непонятное.

– Он лекарь и византиец. Речь его и мне порой кажется не понятной, манеры возмутительными, но надо отдать должное его знаниям, он прекрасно врачует.

– Да, наверное… Из Византии?

– Он приближенный Раймунда Тулузского.

– Ни о чем не говорит.

– Сейчас. Дай время – все встанет на свои места.

Стася помолчала и выдала:

– А ведь ты меня обманываешь.

– О чем ты, ангел мой.

– Ты мне не муж.

Граф заволновался:

– Ты уйдешь? Прости, не знаю, что нашло. Мне показалось так ты останешься со мной. Я совершил непоправимую ошибку?

– Нет. Но больше мне не лги. Для окружающих пусть так и останется, мысль с замужеством удобна.

– Ты простишь меня?

– Постараюсь. Но больше так не делай. Лож отталкивает. Раз поймай на лжи, не будет веры в правде.

– Люди озлоблены, они чуть не убили тебя, приняв за посланницу ада. Я хотел оградить тебя от их ненависти.

– И от любопытства? – Стася улыбнулась.

– От любой опасности для тебя. Мою жену тронуть не посмеют.

– Откуда я?

– С небес, уверен.

Стася задумалась, пытаясь вспомнить свой исток. Не может быть, чтоб дом родной она забыла. Родина в крови, в душе – ее не смыть и не убить, она от рожденья и до смерти с человеком. Даже там, где обитают души, они живут в привычном окружении, напоминающем родные места. Лес и поля, горы и снег, джунгли или тундра… Но ей не вспомнить, близким кажется и то, и это, как будто мир весь – мир ее.

– Как я появилась?

– Не знаю, – граф задумался и, скрипя сердцем, сказал. – Наверное, я должен, хоть чувствую, что тем тебя я потеряю, открыть и остальное. Ты была странно одета. Все сохранено и спрятано от любопытных глаз.

– Покажи.

Как больно. Теофилу показалось, что он совершил ошибку.

– Обещай… Нет, извини. Я не могу держать тебя, ведь ангел – посланник редкий и нам смертным не подвластен. Довелось мне зреть тебя и тем уже я осчастливлен. Но тяжело довольствоваться малым и хочется… пообещай что не уйдешь. Хотя бы не сейчас, мне нужно время, чтобы смириться с твоим исчезновеньем.

– Ты хороший человек, граф Локлей, – обняла его Стася. – Придет момент, мы встретимся. Я благодарна тебе и рада, что приобрела такого друга. Не бойся ничего. Идем?

По переходам и лестницам они прошли в одну из башен и, граф из тайника за старым гобеленом достал сундук. В нем лежало то, что родило у Стаси смутные воспоминанья. Она точно знала названия предметов, их назначенье. Куртка, брюки, ботинки, пистолет, аптечка… Аптечка! Вот препарат для прояснения ума, как раз то, что ей надо!

– Я из будущего, – то ли вспомнила, то ли сообразила. Впрыснула суспензатор в мышцу и заметила удивленный взгляд мужчины.

– Это лекарства, – пояснила, но, судя по глазам, граф, о чем речь не понял.

– Мне нужно восстановить память, восстановится.

– Конечно. Ты задержишься?

– Некуда пока возвращаться. Не помню как, куда, кто я. Зачем здесь. Как ты нашел меня?

– Бог вывел. Чернь устроила себе развлечение, решила сжечь тебя, как ведьму.

– Что за ведьма?

– Приспешница Сатаны, злодейка и колдовка мерзкая.

– Я совершила что-то ужасное? – нахмурилась, пытаясь понять за что ее таким названьем наградили.

– Да… ты была одета в это, – кивнул на экипировку.

– И все преступленье?

Локлей кивнул с грустной улыбкой.

– Все что непонятно – пугает, и лучше сжечь, забыть, чем искать рациональное объяснение тому и объяснять его черни. Признаться, я тоже был потрясен твоим видом. Нечто жуткое есть в этих одеждах, к тому же женщина в столь откровенном и для мужчин наряде, уже вызов обществу и церкви.

– Разве катары не проповедают терпимость?

– Это иное, – головой качнул. – Говоришь, не помнишь ничего, а речи твоя подобны речи ученого мужа, в них есть осмысленность и здравое зерно.

– В чем? Кстати, о речи. Я поняла, что ты спас меня от сожжения. Скажи, я что-нибудь тебе сказала?

– Да. "Видно ты очень хотел меня видеть". И это, видит Бог, правда – хотел, как ничего другого.

Стася задумалась:

– И все?

– Все.

Странно: откуда она пришла, к нему ли, зачем?

– Будем надеяться амфисиритрипсин мне поможет…

Амфисиритрипсин?! Откуда это названье?!

Глава 18

Утром Иона зашел в спальню и к собственному удивлению застал лишь служанку. Ориетта застилала постель.

– Где госпожа?

– На прогулке.

– На… прогулке?!

Сумасшедшая! Ферри выдуло из спальни. Он скатился с лестницы и помчался искать Стасю, надеясь, что та не успела навредить себе, например, влезть на лошадь и устроить скачки.

Так и есть, ненормальная решила прогуляться с графом на лошади.

– Стойте!! – подлетел, перехватил под уздцы. – Вам нельзя! – уставился на женщину. У той глаза потемнели, а кожа побледнела.

– Илья? – как вдох, как эхо.

Станислава буквально вывалилась из седла к нему на руки, повисла на шее:

– Илюша, любимый!

Тот обрадовался, закружил ее:

– Вспомнила?

Локлей с лица спал, смотрел на них и собственным глазам не верил: ангел и этот хам простолюдин знакомы! «Любимый»? Любовники?! Сомнений нет. Рука рукоять меча сжала, но кого убивать? Ее, его, себя? Граф сник, с тяжестью на сердце и с болью отвергнутого, смотрел на них. А влюбленные кружили по двору, не стесняясь обнимались, болтали, перебивая друг друга.

– Я знала, ты здесь! Мне Иштван сказал!…

– Так ты ко мне?!… Где видел, когда?! Что за Иштван?…

– Илюша!…

– Стася, как ты могла, одна!…

– Я верила, ты найдешься! Ждала, как я ждала тебя!…

– Стаська! Ты вспомнила!

– Да. Да!

– Я думал, ты за нос меня водишь, изображая амнезию!

– Что за ерунда?!

Мужчина, наконец, заметил взгляд Локлей и замер. Женщина обернулась, встретилась графом взглядом и потянула Иону за руку к нему.

– Это мой жених. Мы прогуляемся, Теофил. Давно не виделись и много нужно сказать друг другу.

Я оправдываюсь? – чуть удивилась себе Станислава, смутилась.

Теофил лишь руками развел, разрешая взять лошадей. И взгляд отвел: нет сил смотреть на влюбленных. И слова поперек не скажешь, руку не поднимешь. Потому что видно – ангел счастлива. А то, что ему придется уйти с дороги… ну, что ж, планида такова… Но как же хочется что-нибудь предпринять и изменить тем сложившееся!

И крик в душе обиженный, и ярость к Ферри, которого мысленно уже убил!

Но Ангел… Пред ней граф нем и бессилен.

– Никаких конных прогулок, – отрезал Иона и потянул Стасю к воротам.

Они пошли к холмам. Красиво, тихо вокруг и на душе покойно радостно.

– Я так рада! Безумно рада, что ты нашелся. Илья, – к плечу его прижалась.

– Здесь я Иона Ферри, – улыбнулся ей, обнял.

– Лекарь из Византии, – рассмеялась, лукаво покосившись на любимого. – Как в голову пришло?

– Легко. Захочешь жить и мавром назовешься, – усмехнулся. – Рад, что ты все вспомнила, а то я начал ревновать. Ворковали вы с графом как два голубка, и его заявление о том, что ты его жена…

– Перестань. Ревновал? Что за глупость, Илья? Ты же понимаешь, что нас связывает с Теофилом только дружба.

– Я – да, не факт, что и он. Здесь о дружбе мужчины и женщины не слышали.

– Но он же понял правильно. Теофил хороший человек и идея с моим статусом его жены очень удачна.

– Согласен, многих окорачивала. Но что будет сейчас, когда мы на глазах у половины слуг в замке целовались?

– Какая разница теперь? Мы уходим.

– Замечательно, – улыбнулся щедро, обнял крепче Стасю. – Как тебе Норвегия?

– В смысле?

– Норвегия самая спокойная на ближайший период страна. Мы легко и спокойно устроимся на ее земле. Богатства хватит…

– Подожди, – развернулась к нему женщина, ладони на грудь положила и в глаза заглянула: она ослышалась? он не понял? – Мы возвращаемся домой.

Мужчина прищурился: ты всерьез? И отодвинулся, отвернулся:

– Зачем? – голос глух стал, сух.

– Как это "зачем"? – растерялась Стася.

– Как обычно. Когда ты что-то делаешь, ты знаешь зачем. Вот я и спрашиваю – зачем нам возвращаться домой? Продолжить службу в патруле, у трассеров, подставляться. Ради чего? Кого?

Русанова насторожилась:

– Ты не хочешь больше служить? Допустим, но что мешает перейти на другую работу?

– Не хочу в принципе возвращаться, неужели неясно? Меня выкинули как щенка из привычного мира, меня бросили, специально, намеренно – а я полезу в петлю добровольно – вернусь? Благодарю, любимая, но мне и здесь неплохо. Привык. И ты привыкнешь.

– Подожди, хочешь сказать, что тебя подставили?

– Нет, ликвидировали.

– Зачем?

– Чтобы та информация, которую мы узнали, осталась при нас. Нас пятеро шло, помнишь? Кто-нибудь вернулся?

– Бугарин, – прошептала похолодев.

– Капитан? Так и думал, – усмехнулся. Сел на траву, обнял колени. – Трасса предполагалась в Африку 11 500 год. Попали, но не на юг, как планировали, а на север, в Египет. Лента выдала кульбит, как змея на грифах научной документации центра времени и пространства, укусила свой хвост и выбросила в крайнюю точку.