Текст книги "Мой дядя - чиновник"

Автор книги: Рамон Меса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

IV
НЕОБЪЯСНИМАЯ ТОСКА

Наступил вечер. Был час, когда солнце прячется за холмом, на котором высится замок Принсипе, и так ослепительно озаряет возвышенность, что кажется, будто из недр её стремительно вырываются огромные снопы света и медленно гаснут на самой середине небосвода, словно боясь затмить робкий блеск какой-нибудь звезды, незаметно вспыхнувшей на противоположной, уже потемневшей чёрно-синей стороне горизонта; час, когда птицы, укрывшиеся в густой листве тополей на бульваре Карла III, поднимают оглушительный гомон, защищая от соперников ветку, где они собрались провести ночь; когда гуляющие, устав разъезжать взад и вперёд по бульвару, уже рассеянно посматривают по сторонам утомлёнными сонными глазами и поудобнее разваливаются в экипажах.

Графу Ковео, который тоже совершал прогулку в своей новенькой, сверкающей лаком коляске, уже порядком надоело вертеть головой из стороны в сторону и снимать шляпу, отвечая на бесконечные поклоны. Ему было не по себе, хотя он и не понимал, чем это вызвано; случайно взглянув на пустовавшее слева от него место на сиденье, он уныло пробормотал:

– Мне чего-то не хватает!

Затем он поднял глаза. Вдалеке, на фоне облаков, окрашенных последними лучами заходящего солнца, темнели очертания королевских и кокосовых пальм и других деревьев.

«Такого же цветения, как у этих деревьев, – вот, пожалуй, чего мне не хватает», – подумал граф.

Коляска повернулась, и пейзаж изменился. Мрак, словно тяжёлый чёрный туман, заволакивал дальний конец бульвара, и взгляд уже с трудом различал Марсово поле. Во тьме один за другим вспыхивали огни, придававшие сказочно огромные размеры стволам и кронам деревьев: это зажигались уличные фонари, которые постепенно образовали бесконечное двойное кольцо переливающегося огненного ожерелья.

«Настоящего естественного света – вот чего мне, может быть, не хватает?» – вновь спросил себя задумчивый и грустный ездок. Но его настойчивые вопросы остались без ответа. Он вернулся домой в глубокой тоске.

Когда цокот копыт и глухой стук колее по наклонной деревянной эстакаде, пристроенной к тротуару, чтобы облегчить въезд экипажам, прогремел в прихожей и затих в глубине дома, отдавшись эхом чуть ли не в каждой комнате, графу почудилось, что он очутился в мрачном склепе – таким пустынным, холодным и тёмным показался дону Ковео его прекрасный дом! Он ходил по комнатам и осматривал их, бормоча сквозь зубы:

– Да, определённо чего-то не хватает!

Граф приказал привратнику зажечь все огни. Дом озарился ярким светом: богатая мебель, занавеси и ковры предстали во всём великолепии, но даже это не избавило графа от назойливой мысли:

«О да, чего-то не хватает!» В гостиной он присел и попробовал развлечься, просматривая визитные карточки, переполнявшие поднос, по и это не помогло: непонятная тоска по-прежнему мучила графа. Внезапно он встал, словно приняв окончательное решение, и крикнул:

– Виктор, заложи фаэтон, а я пока оденусь. Хочу на воздух – тут слишком душно.

Через несколько минут граф влез в лёгкую элегантную коляску. Он был одет в чёрный костюм, на жилете красовалась большая цепочка от часов, которую он купил вчера вечером, на манишке белой, тщательно отглаженной сорочки поблёскивали крупные бриллианты.

– Сделаем круг по Прадо, а потом поезжай по улице Обиспо, – усаживаясь, приказал кучеру граф.

Лошади размеренно зацокали подковами по камням мостовой, и лёгкий экипаж быстро отъехал от дома. Граф с наслаждением вдыхал свежий вечерний воздух. Он был, видимо, очень озабочен, так как не замечал поклонов, которыми его приветствовали седоки других экипажей при встрече с фаэтоном.

Как и велел граф, коляска ехала вниз по улице Обиспо. У парфюмерного магазина она остановилась.

Дон Ковео встал с удобного сиденья, неторопливо и спокойно вылез из коляски, вошёл в лавку и прошествовал вдоль прилавков, задерживаясь у некоторых из них. И всё это он проделал такими заученными движениями, словно хотел сказать: «Эй, сеньоры, посмотрите-ка, кто приехал в фаэтоне. Это сам граф Ковео. Поглядите, как он поднимается с сиденья, как спускается на землю, и знайте, что он намерен выбрать и купить здесь различные духи и помады. Теперь вам понятно, не так ли? Ну, вот и отлично».

Однако минут через пять сеньор граф пришёл в полное замешательство: он не знал, какую пудру, духи и помаду ему следовало выбрать среди бесчисленного множества изделий, лежавших перед ним в стеклянных флакончиках, разноцветных коробках из картона, дерева и в фаянсовых баночках. Не менее достоин внимания был вид хозяина и продавцов, которые с необычайным старанием сообщали графу, какие из ароматных товаров будут для него наиболее приятными и подходящими.

Наконец высокородный сеньор решил отобрать дюжину баночек, коробочек, щёточек и пуховочек и строго наказал, чтобы на следующий день часам к одиннадцати, к тому времени, когда он уже проснётся, всё это доставили ему домой.

– Поезжай, – громко приказал кучеру граф, снова садясь в фаэтон. Экипаж покатился дальше по улице Обиспо и наконец остановился на площади Пласа-де-Армас. Граф вошёл в большое здание, но быстро возвратился, так как не застал дома нужного ему человека.

– Это странно: мы всегда подолгу беседовали с ним именно в эти часы. Поезжай дальше! – снова приказал он кучеру.

И фаэтон выехал на улицу О'Рейли.

Граф задумался о том, где ему провести вечер, и в этот миг взгляд его упал на большие афиши, расклеенные на стене и возвещавшие о спектаклях.

Озарённые огнями витрины магазинов, ломившиеся от товаров и мелькавшие по обеим сторонам фаэтона, отражались в глазах вельможи двумя узкими блестящими полосками. Всё это было графу слишком знакомо и потому безразлично: такое зрелище ничего для него не значило, он презирал его, так как в мечтах уже любовался гораздо более прекрасными вещами, которые он увидит, когда отправится в Лондон, Париж, Нью-Йорк.

Экипаж выехал на просторную, хотя и небольшую, площадь Монсеррате. Дон Ковео протянул бамбуковую трость, ткнул ручкой, изображавшей графский герб, в плечо кучера и приказал:

– В «Такон».

И через несколько минут лёгкая коляска остановилась перед портиком театра.

Публика расступалась перед сеньором графом, друзья с почтительного расстояния кланялись ему. Одни лишь мальчишки – продавцы цветов, сладостей, вееров и газет – отважились подойти поближе, но он отогнал их, подняв трость и грозно повертев ею в воздухе.

– Мне ничего не надо, мошенники!

Ещё немного, и он принялся бы колотить тростью этих несчастных оборвышей.

В тот вечер сбор от представления должен был пойти на какие-то благотворительные нужды. В вестибюле театра на столике, покрытом красным сукном, стоял поднос, полный золотых и серебряных монет; вокруг столика сидели дамы из самых знатных семей Гаваны.

Дон Ковео был застигнут врасплох: ему ничего не было известно. Если бы он знал заранее! Но отступать было уже поздно: красавицы с улыбкой смотрели на него, и графу осталось лишь сунуть руку в карман жилета, вытащить шесть золотых унций и бросить их одну за другой на зазвеневший поднос.

Однако дона Ковео ожидало нечто худшее: один из мальчуганов, которых сеньор граф отогнал гневным жестом, предстал перед ним с корзиной, полной цветов, и вельможе поневоле пришлось купить по букетику для каждой сеньоры. О, граф Ковео так галантен!.. Но, несмотря на эти комплименты, он большую часть представления посвятил обдумыванию способа, как избавиться от назойливых мальчишек, продающих цветы у подъездов театров.

Время до начала спектакля он посвятил весёлой болтовне с элегантными дамами-сборщицами, которые всячески старались показать входившим зрителям, с какой фамильярностью и непринуждённостью они общаются со столь высокопоставленным лицом.

Затем граф занял кресло в первом ряду и стал наводить свой лорнет на ложи, повернувшись спиной к сцене, расточая улыбки и отдавая поклоны. Отовсюду па него указывали и смотрели, везде упоминалось его имя. Кто же в Гаване не знал сеньора графа!

Пока дон Ковео сидел в театре, печаль его немного утихла; но когда спектакль кончился и он опять сел в фаэтон, покатившийся по узким, тёмным и пустынным улицам города, который уже два часа пребывал во власти сна, графа снова охватила тоска. «Чего-то мне не хватает!» – думал он, и к горлу подкатывался горький комок.

Граф лёг в постель и тут же словно упал в глубокий, мрачный и холодный колодец, куда но доходил ни один звук из внешнего мира и где полностью исчезало ощущение бытия.

V
МАТРИМОНИАЛЬНЫЕ ЗАБОТЫ

Сеньор граф проснулся, когда большие часы в столовой звонко и размеренно пробили двенадцать ударов.

Вечно одна и та же картина, одни и те же ощущения! Сквозь жалюзи струится солнце, в спальне тёплый и немного влажный воздух, во всём доме тишина, спокойствие, безмятежность. Ни шороха.

Граф уставился на складки тонкого полотняного полога и с минуту пребывал в раздумье. Он чувствовал себя так, словно ему на грудь положили огромный тяжёлый камень. Наконец он облегчённо вздохнул.

«Да, да, женюсь! Вот чего мне не хватает – красавицы жены, чью улыбку я видел бы, просыпаясь; чьи глаза озаряли бы комнату светом, более ласковым, чем сияние солнца; от чьего дыхания становился бы благоуханным и лёгким томительно тяжёлый воздух спальни! Мне недостаёт прекрасной женщины, которая, словно канарейка в золотой клетке, оживляла бы этот пустынный дом своими лёгкими шагами и звонким серебряным голосом. Ах, именно этого – света, воздуха, радости у меня и нет! К чему мне все блага, если ими вместе со мною не наслаждается любимое существо, прелестный ангел, чьё лицо я буду видеть под этим пологом в миг пробуждения, чей взгляд будет исполнен глубокой и целомудренной любви…»

Вот какие приятные, хоть и не совсем ещё ясные грёзы тревожили нашего героя. Но вдруг предательская мысль прервала мечтания графа и, словно чёрная туча, затмила розовые горизонты его фантазии. На миг взгляд его исполнился нерешительности и сомнений, однако дон Ковео тут же лукаво рассмеялся и вскочил с постели.

– Да, только богатая – это непременно!

Вошёл Виктор, неся огромную чашку шоколада, стакап молока и бисквиты.

– Слушай, Виктор, – ликующе объявил граф. – Я надумал жениться. Неплохая идея, а?

– О да, сеньор, великолепная, – поспешил уверить хозяина Виктор.

Но Виктор лгал: такая мысль казалась очень плохой ему, второму лицу в доме после графа. Хозяин не слишком утомлял его работой и за те немногие услуги, которые Виктор оказывал ему, платил с исключительной щедростью, обычно графу не свойственной и преисполнявшей Виктора безмерной гордостью. Естественно, что любая перемена вызывала беспокойство у слуги, находившегося в столь привилегированном положении.

Сеньор граф женится! Значит, в дом войдёт женщина. И между ним, Виктором, и сеньором графом встанет новая сила. А как же будет с откровенными излияниями графа, с рассказами о любовных похождениях, которыми он удостаивал своего слугу, с долгими беседами о весёлых предметах, которые хозяин столь оживлённо и увлекательно вёл с ним, пока одевался и приводил себя в порядок? Нет, женившись, он перестанет отличать его, Виктора! И уж не подарит ничего!

Вот о чём думал Виктор, расставляя на круглом столе о трёх ножках завтрак для сеньора графа.

– Слушай, – приказал ему хозяин. – Вычисти-ка мою одежду и подай мне костюм на сегодня.

Виктор направился к шкафу, набитому щегольским платьем, и принялся орудовать щёткой. Через несколько минут он возвратился, неся в руках совершенно новый костюм.

– Сюртук поистрепался… – начал он.

Граф, держа в руке кусочек коричневого бисквита, который он предварительно обмакнул в шоколад, а теперь собирался отправить в рот, пощупал принесённую Виктором одежду и возразил:

– Однако я надевал его раза три, не больше!

– Но…

Граф рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Да ты, я вижу, самый тщеславный негр в Гаване! Что ты сделал с костюмом, который я подарил тебе позавчера?

– Я ходил в нём на танцы…

– Ну ладно, парень, ладно, бери и этот.

Плут, сияя от радости, в один миг свернул превосходный костюм и сунул его под мышку.

– Только не износи и этот также быстро! – предостерёг граф.

– Нет, сеньор! Не беспокойтесь, ваша милость.

Затем каждый опять занялся своим делом: Виктор принялся чистить одежду, а граф жевать бисквит и потягивать шоколад. Внезапно он пристально уставился на край чашки, затем тряхнул головой и воскликнул:

– Виктор, не знаешь ли ты какой-нибудь богатой вдовы?

Виктор поскрёб затылок и ответил:

– Я? Как же, как же, сеньор, знаю. Да вы и сами с ней знакомы.

– Что-то не помню, – задумчиво произнёс граф.

– Донья Сусанна, – подсказал негр.

Слова Виктора так рассмешили графа, что на глазах его выступили слёзы. С трудом подавив смех, он наконец сказал:

– Нет, парень, нет: она слишком стара и уж больно уродлива. Если бы не было других, сошла бы, конечно, и эта. Но ведь они есть, парень… есть…

Виктор был несколько сбит с толку, но утешился тем. что его предложение привело графа в такую весёлость.

– Ваша милость предпочла бы молоденькую и хорошенькую девушку? – осведомился он, набравшись смелости.

– Вот слушай, я сейчас тебе всё растолкую. Иллюзий я никаких не питаю; я знаю, что далеко уж не мальчик. Мне лучше всего подойдёт вдова, потому что у неё будет некоторый необходимый опыт. Я хочу вступить в брак, но не потерплю, чтобы мой дом заполнили разные тёщи, зятья, свояченицы и племянники.

– У меня, сеньор граф, никто в дом не проскользнёт, – негромко вставил Виктор, крайне польщённый откровенностью хозяина.

Граф допил последний глоток шоколада и одним духом осушил большой стакан молока.

– Уф, – вздохнул он, почувствовав, что насытился, и продолжал: – С сегодняшнего дня ты будешь сообщать мне о каждой красивой и богатой вдове, которая тебе попадётся.

– Слушаюсь.

– Посмотрим, сумеешь ли ты и на этот раз оказаться молодцом!

– Положитесь на меня, ваша милость! Я думаю, любой младенец в городе знает, что в таких делах за мной никто не угонится.

– Что правда, то правда: тут тебе просто цены нет, Виктор.

Граф подмигнул слуге, и оба заговорщика громко рассмеялись.

Затем Виктор ушёл, унося чашку и стакан, опорожнённые графом. Тот проводил его взглядом и, когда негр скрылся за дверью, сделал выразительный жест, как бы желая сказать: «Ну и бестия же этот черномазый!»

Граф несколько минут с наслаждением попыхивал сигарой и время от времени бормотал вполголоса:

– Женюсь… Мне чего-то не хватает… Наверняка красивой женщины… Она будет ходить со мной в театр, будет сидеть справа от меня в коляске, фаэтоне, за столом. Меня станут уважать ещё больше… Да, мне нужна богатая и красивая жена!

Дойдя до этого места своего монолога, дон Ковео с силой ударил кулаком по столу и вздохнул:

– Ах, Аврора, красавица Аврора!.. Впрочем, что я? Это могло произойти с каким-нибудь доном Висенте Куэвасом, но не с превосходительным сеньором графом Ковео, занимающим столь завидное положение в обществе…

Затем граф прошёл в зал, открыл великолепный рояль и, тыкая в клавиши одним пальцем, стал подбирать мотив ригодона, который ему предстояло танцевать во Дворце вместе с другими важными особами. Мелодия получилась довольно обезображенной, но граф, обладавший не слишком тонким слухом, был совершенно восхищён своими способностями.

Тем временем плут-кучер протирал замшей позолоченные фонари экипажа и громко спорил с привратником:

– Ну, что я вам говорил, дон Всезнайка? Сеньор граф очень хорошо умеет играть па рояле.

– И ты рассказываешь это мне, черномазый? Я же тебе сам про это твердил, так как обо веем знал раньше тебя, – ответствовал швейцар, чуть ли не крича: он тоже хотел, чтобы его услышал хозяин.

– Послушайте, дон Всезнайка, а ведь сеньор-то играет, не зная нот. Представляете себе, что было бы, если бы он их знал, а?

Граф, улыбаясь, слушал разговор слуг; однако ему не очень понравилось замечание о том, что он не знает нот. И дон Ковео невозмутимо продолжал извлекать из клавиш грохочущий, но жалкий намёк на ригодон, мелодию которого он переделал на свой собственный лад.

Вечером, во время прогулки, кучер, завиден богатый экипаж, всякий раз пытался осторожно пристроить рядом с ним свою коляску, чтобы граф мог тщательно рассмотреть всех, кто сидел в экипаже.

Услышав стук трости в стенку коляски, Виктор снова пускал лошадей рысью, заботясь лишь о том, как бы нагнать новый роскошный экипаж, появившийся на мостовой.

Стук был условным сигналом, означавшим: «Она мне не нравится; поезжай дальше». И блестящая коляска величественно продолжала свой путь. И сколько ни старался Виктор, подъезжая к другим экипажам, граф неумолимо продолжал стучать тростью в знак разочарования и нетерпения. Наконец хозяин и слуга, недовольные друг другом, возвратились домой. Граф был в высшей степени раздосадован, он давно уже привык к тому, что у него всё выходило так, как ему хотелось. Виктор был подавлен: впервые его хлопоты не увенчались успехом. Когда он проходил по двору, ведя под уздцы выпряженных лошадей, ему в голову пришла мысль, несколько утешившая его: «Но ведь граф первый раз приказал мне найти женщину, чтобы на ней жениться!»

VI
КАБИНЕТ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬНЕЙШЕГО СЕНЬОРА ГРАФА КОВЕО

На следующий день сеньор граф всё ещё пребывал в отвратительном расположении духа. Войдя к себе в канцелярию. он не удосужился ответить ни па один из многочисленных и наипочтительнейших поклонов встречавшихся ему чиновников. Быстрым шагом, словно стараясь избежать каких-либо непредвиденных задержек, он проследовал к себе в кабинет; войдя, швырнул в сторону зонтик, шляпу, сюртук, нетерпеливо надел лёгкую курточку и шляпу из топкой ткани, с шумом распахнул окно, позвонил в серебряный колокольчик и закричал:

– Секретарь!

Едва высокий тощий человек, что– то писавший в соседнем помещении, услышал этот призыв и звон колокольчика, как он чуть ли не одним прыжком преодолел довольно изрядное расстояние, разделявшее обе комнаты, и предстал перед своим начальником.

– Готово? – осведомился граф.

– Мы столкнулись с одной трудностью… – любезно улыбаясь, ответил секретарь, которым был не кто иной, как сам дон Матео.

– Как, и здесь тоже препятствия? Или это лишь предлог, чтобы оправдать своё безделье?

– Но…

– Полно, не возражайте. Как обстоит дело? Готово или нет?

– Не могло оно быть готовым.

Граф топнул ногой, толстая шея ого сиятельства покраснела, а взгляд, слегка помутневший от чрезмерного сна и сытой жизни, внезапно обрёл живость.

– Какое дурное настроение у вас сегодня, мои дорогой ученик! Будьте благоразумны и, прежде чем давать волю гневу, узнайте доводы того, кого объявляете виновными, не соизволив даже выслушать, – воззвал бывший учитель латыни.

– Опять вы со своими философствованиями!..

– Ах, сын мой, ты же не даёшь мне закончить! – воскликнул дон Матео, тоже теряя терпение.

Граф опустил голову и принялся крутить ручку одного из ящиков стола, словно желая чем-то развлечься в то время, пока на него будет низвергать поток нравоучений бывший школьный учитель из родной деревни дона Ковео.

После длинного и, как показалось дону Матео, необычайно вдохновенного предисловия оратор изрёк:

– Параграф восьмой устава гласит, что к компетенции начальника не относятся…

При этих словах граф, будучи не в силах дольше сдерживаться, вскочил, словно ужаленный змеёй, изо всех сил грохнул кулаком по столу и завопил:

– Кто это выдумал, дон Матео? Вы что, с ума спятили? Я вам покажу!..

– Но, сеньор граф, устав гласит именно так, – забормотал дон Матео, крайне изумлённый тем, что советы его не возымели ожидаемого действия.

– Несите-ка сюда этот устав.

Дон Матео выскочил из кабинета и быстро вернулся, перелистывая на ходу небольшую книжечку. Он нашёл нужную страницу и показал её графу.

Дон Ковео положил устав перед собой, опёрся локтями на стол, обхватил голову руками и принялся внимательнейшим образом изучать книжечку.

Так он просидел несколько минут. С каждым мгновением гнев всё более явственно преображал его лицо. Наконец, притворно рассмеявшись, граф хриплым голосом спросил:

– Скажите, дон Матео, разве вам не известно, что у каждого закона есть свой дух?

Секретарь остолбенел, как человек, который увидел призраков.

– Да, сеньор, знайте: у закона есть свой дух и во многих случаях нужно придерживаться именно духа закона, а не его буквы, – закончил граф.

Однако подобные доводы не удовлетворили ни начальника, ни его секретаря, и вновь наступило молчание.

Граф по-прежнему сидел, подперев голову руками и вчитываясь в страницы устава, а дон Матео стоял перед письменным столом, заложив руки в карманы жилета.

Прошло несколько минут. Граф грыз один ноготь за другим, словно это могло помочь ему. Дон Матео елейно улыбался.

– Вот вам устав, – приказал дон Ковео. – Прочтите-ка эту злосчастную статью, и посмотрим, не удастся ли нам истолковать её более правильно.

– Стоит ли возвращаться к этому, мой дорогой ученик? Там написано именно так, как я говорил.

– Помолчите и делайте то., что вам приказывают.

Дон Матео прочёл:

– «К компетенции начальника не относятся…»

– Довольно! – перебил его граф. – Дайте-ка сюда Эту книженцию.

Дон Матео повиновался. Граф схватил одно из лежавших на столе перьев, быстро обмакнул его в чернила и жирно зачеркнул что-то на странице устава. Затем с победоносным видом он протянул книжечку дону Матео и распорядился:

– Читайте, и посмотрим, что теперь гласит устав.

– «К компетенции начальника относятся…»

– Ну, что скажете?

– Что с каждым днём я всё более утверждаюсь во мнении, которое составил о тебе ещё в ту пору, когда ты бегал ко мне в школу, – ответил дон Матео.

Но в ту же минуту его охватило новое сомнение:

– А как быть с другими статьями?

– А разве оговорка повторяется и в них?

– Да.

– Ну, это проще простого: достаточно везде зачеркнуть лишнее «не». Одной типографской опечаткой меньше, и только!

И, подмигнув друг другу, начальник и секретарь расхохотались, словно два завзятых мошенника.

Дон Матео собрался было уйти, когда граф жестом приказал ему сесть.

– У меня много работы, – заметил секретарь.

– Велика важность!

– Кроме того, в приёмной сидит человек двенадцать.

– Пусть ждут или убираются.

Хитрый отставной латинист хотел, чтобы его ещё раз попросили, но граф властно бросил:

– Идите сюда и слушайте – вам будет интересно.

На этот раз дон Матео сел без возражений.

– Вам, должно быть, известно… А если неизвестно, то знайте: я женюсь.

Дон Матео рассмеялся.

– Нет, это не шутка, и я объявляю вам это со всей официальностью.

Лицо секретаря приняло серьёзное выражение: по правде говоря, известие произвело на него то же действие, что и на кучера Виктора. Лукавый дон Матео мгновенно сообразил, какое сильное влияние окажет женщина на его любимого и столь послушного ученика. Она в какой-то степени непременно умалит авторитет ментора и секретаря его превосходительства графа Ковео.

– О чём вы задумались, дон Матео?

– Да так – ни о чём… Мне кажется, вы поступаете правильно.

– Но вы ещё не знаете самого главного.

Дон Матео побледнел. Он вообразил, что граф уже женился и теперь просто подсмеивается над ним.

– А что же самое главное? – пробормотал он.

– А то, что у меня ещё нет невесты.

Это признание не слишком утешило дона Матео: он превосходно знал, что стоит сеньору графу Ковео всерьёз высказать желание жениться, как он, благодаря своему высокому положению и богатству, тотчас же найдёт себе самую выгодную партию.

– Ну, что скажете? Я вижу, вы о чём-то усиленно размышляете, дон Матео, – вновь заговорил граф. – Бьюсь об заклад, что вы уже прикидываете, какая невеста подошла бы мне лучше всего.

То был луч света, блеснувший для добрейшего секретаря; в тот же миг в его уме возникли тысячи соображений, преисполнивших дона Матео гордости за свою проницательность и хитрость; глаза его засверкали, как у кота в темноте.

– Красивая… Даже очень красивая… С деньгами… Много денег… – пробормотал архиплут, притворяясь, будто по рассеянности заговорил сам с собой.

– Что вы сказали, дон Матео? Вот такая, именно такая невеста мне и подходит.

– Да, но… – замялся секретарь, словно спохватившись.

– Что «но»?

– Но, может быть, ты, дорогой мой, ей не подойдёшь.

– Это почему же?

– Потому что я – то ей не подошёл!

– Послушайте, дои Матео! – громко расхохотался граф. – И вы не шутите?

– Конечно!

Граф снова безудержно рассмеялся и продолжал:

– Ах, дон Матео, да ведь вы уже совсем старик и к тому же некрасивы. Будьте же поскромнее! Не понимаю, как это вы можете серьёзно предполагать, что девушка не полюбит меня, раз она не ответила на вашу любовь.

– Довольно, сеньор граф! Я вижу, что сегодня с вами невозможно разговаривать, а у меня дела, – пробормотал уязвлённый дон Матео, порываясь уйти.

Граф измерил взглядом нескладную долговязую фигуру своего секретаря и, с трудом сдерживая смех, попросил его не сердиться и сесть на место.

Дон Матео подчинился и опять заговорил с графом па «ты». Следует заметить, что дон Матео не отваживался сказать «ты» своему прежнему ученику и нынешнему вельможному начальнику, когда видел, что тот хмурит брови. Граф со своей стороны, никогда не обращался к Матео на «ты», но, несмотря на это, позволял себе шутить с ним, пожалуй, гораздо фамильярнее, чем шутят с человеком, с которым говорят на «ты».

– Вот что, дон Матео, расскажите-ка мне, как всё происходило – это, должно быть, очень интересная история.

– Хорошо, мой дорогой ученик, но в другой раз, а сейчас лучше переменить тему, – отвечал дон Матео.

– Ну, нет! Рассказывайте, да откровенно, а я обещаю вам выслушать вас со всей серьёзностью.

Едва речь заходила о любовных похождениях дона Матео, как он начисто лишался всей своей хитрости, тщеславия и гордости. Когда бывший учитель рассказывал о проделках и уловках, к которым он прибегал, обольщая девушек, его гримасы, наполовину беззубый, шамкающий рот и слезящиеся, окружённые морщинами глаза производили на редкость комическое впечатление.

Душа его при этом молодела, а кожа оставалась прежней; поэтому несоответствие между воображаемыми победами и реальной возможностью добиться их слишком бросалось в глаза. Дон Матео напоминал в таких случаях старую обезьяну, пытающуюся расколоть твёрдый орех: он изгибался, прыгал, втягивал голову в плечи, размахивал руками, а по его манишке и жилету то и дело стекали капли густой слюны. Тем не менее он поведал графу о своих похождениях с такой непринуждённостью, словно разговаривал сам с собой.

– С тех пор как я приехал на остров, – начал он, – я пытался найти себе подходящую девушку, то есть красивую и при деньгах: такой брак непременно будет счастливым… При моём положении, с моими знакомствами, связями и характером женщина, вышедшая за меня замуж, играла бы заметную роль в обществе. Во мне она нашла бы супруга, какого не часто встретишь: рассудительного, опытного, серьёзного, уважаемого и к тому же истинно талантливого, что особенно редко в этих краях, где полным-полно пустоголовых фантазёров. По-моему, я рассуждаю правильно?

– Безусловно, – чистосердечно подтвердил граф.

Дон Матео продолжал:

– Но я не женился… Вот сейчас ты поймёшь, как оно бывает! Я отверг много отличных партий, потому что хочу сломить гордыню неблагодарного и кокетливого существа, за которым я сейчас ухаживаю. Я возбудил жестокую ревность у многих других девушек и внушил немалую зависть мужчинам, но не об этом сейчас речь. Эта женщина изящна, красива, образованна, скромна и очень богата, – словом, создана для меня.

Граф сгорал от нетерпения, слушая, как дон Матео перечисляет достоинства красавицы, чьё сердце он собирался покорить.

– Впрочем, – продолжал секретарь, – мне уже не так важно добиться благосклонности этой девчонки. Довольно и того, что она меня отвергла: когда-нибудь она об этом полелеет. Вместе с тем мне кажется, что я краду у других женщин и у самого себя то время, которое трачу на ухаживание за пей.

– А как её зовут? – спросил граф.

– Разве в имени дело! Поверишь ли, мне никогда и в голову не приходило узнать, как её зовут.

– А не обманываетесь ли вы, дон Матео?

– Не понимаю. В чём обманываюсь?

– В том, что эта девушка вообще обратила на вас внимание.

Дон Матео скова встал на ноги, и на этот раз его решение уйти было бесповоротным.

– Когда тебе хочется посмеяться, дорогой ученик, ты становишься невыносимым. Счастливо оставаться! – бросил он, скрываясь за дверью, соединявшей оба кабинета.

Быстрое исчезновение дона Матео чрезвычайно развеселило графа: он прямо давился от смеха. Не успела спина высокомерного латиниста в отставке скрыться, как дон Ковео разразился долгим и звучным хохотом.

Затем он позвонил в колокольчик, и в кабинете появился швейцар, облечённый званием начальника привратинцкой, преемник старого Хуана – того здесь давно уже не было, ибо, потеряв всякую надежду вернуть свою прежнюю должность, от которой его отставили после шумного и доставившего столько неприятностей падения министерства, он уехал в провинцию Ориенте, где мирно доживал свои дни.

Граф приказал привратнику:

– Попроси сеньоров войти.

Страж отправился выполнять приказ, и вскоре в кабинет вошли три господина в строгих чёрных костюмах.

– Ах, сеньоры! Неужели это вас я заставил ждать? – осведомился граф и рассыпался в извинениях, хотя в душе был рад, что посетители не отважились войти к нему в кабинет без вызова.

– Да, да, дорогой граф, – сухо и несколько раздосадовано отозвался один из них, – именно нас.

– Пожалуйста, сеньоры, в другой раз, прошу вас, отбросьте всякие церемонии. Будьте добры, садитесь.

Посетители сели.

– Ну, какие новости, маркиз? – спросил граф и так сильно сжал рукой колено одного из вошедших сеньоров, что тот поморщился от боли.

– Оставь, сегодня нам не до шуток, – отозвался пострадавший.

– Да, мы очень спешим, – подтвердили остальные.

– Ну, тогда начнём, если вам угодно, сеньоры. Вы же знаете, я всегда к вашим услугам, – ответил граф, отпустив колено маркиза и садясь в своё кресло.

– Как подвигается наше дело?

– Превосходно! Я о нём нисколько не тревожусь. Председатель общества взаимного кредита даёт нам пять тысяч акций, а банкир – ещё столько же.

– Этого мало, – прервал его маркиз, закинув нога на ногу, и закурил сигару, выпустив клуб ароматного дыма.

– Мало? – удивились остальные.

– Мало? – изумлённо воскликнул граф.

– Конечно. По две тысячи пятьсот акций на брата – это же всё равно что ничего, нищенская доля.

– Послушай, маркиз, я предпочёл бы, чтобы ты сам взялся за дело, потому что, по правде говоря, я…

– Ну, не сердись, я, право, не хотел тебя обидеть и беру обратно свои слова, если сказал что-нибудь необдуманное. Ты же знаешь, что между нами не может быть никаких разногласий.