Текст книги "Мой дядя - чиновник"

Автор книги: Рамон Меса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Согласен – тебе незачем соваться куда не следует. Ты не в меру прыток и вечно думаешь, что всё решается просто и походя.

На минуту воцарилось тягостное молчание: несмотря на приятельские отношения и напускную прямоту, эти люди не слишком доверяли друг другу.

– Очень хорошо! – воскликнул наконец граф, обращаясь к маркизу. – А здесь ты уже уладил дело?

– О здешнем деле, пожалуйста, не беспокойся: мы уже условились, что это наша забота, а ты уж занимайся там своим.

– Тамошнее дело попроще, – заметил граф. – Известно ли вам, что там находится дон Хенаро де лос Деес, мой кузен, человек в Мадриде необычайно влиятельный, а также маркиз Каса-Ветуста, чья воля – закон для всех.

– Ну, тогда всё в порядке! – закричал, не выдержав, маркиз. – Колоссальное предприятие, смелое, почти невероятное!

– Тс! – не сговариваясь, зашикали остальные.

– Газеты… – продолжал неосторожный молодой аристократ.

– Тс! Тс! Тс! – уже испуганно оборвали его присутствующие. – Пусть пресса вопит сколько ей влезет, а ты помалкивай.

Затем гости поговорили о ничего не значащих вещах, крепко пожали графу руку и, загадочно улыбаясь, удалились. Граф проводил их взглядом и, дав посетителям уйти на достаточное расстояние, позвал:

– Дон Матео!

Почти немедленно в дверях кабинета появился секретарь.

– Видели вы этих только что вышедших отсюда сеньоров? – спросил его граф.

– Да.

– Это те самые, что участвуют в большом деле. Знаете, в каком? Тогда садитесь и слушайте. Ну и люди, дорогой мой секретарь, ну и люди! Поверите ли, им показалось мало десяти тысяч акций, обещанных нам при условии, что мы получим концессию?

– Они требуют больше? Какая глупость! Ведь банкир откажет.

Дон Матео рьяно отстаивал интересы банкира потому, что тот. приняв во внимание роль секретаря, сделал и ему небезвыгодное предложение.

– Ещё бы! – согласился граф. – К тому же рискуют-то не они, а мы.

Дон Матео обвёл глазами кабинет и, удостоверясь, что в нём нет ни души, кроме пего самого и графа, низким, дрожащим голосом воскликнул:

– Да, мы, одни лишь мы, дорогой мой ученик! Только мы!

– Без сомнения.

– Нет, дорогой мой ученик, нет, сделай одолжение, не впутывай меня в эти махинации.

– Как это понимать, дон Матео?

– Ничего… Я только хочу сказать, сеньор граф, что вы не должны толкать меня на гибель.

– Полно, полно. Неужели вы думаете, что я взялся бы за дело, если бы оно могло причинить мне хоть малейший вред? Никогда, дорогой дон Матео, никогда.

Перепуганный секретарь несколько успокоился, и граф переменил тему разговора:

– Знаете, меня очень заинтересовал рассказ о той молодой девушке, которая отвергает вашу любовь.

– Ещё не легче! Ты всё шутишь? Я уж раскаиваюсь, что сказал тебе об этом.

– Не будьте столь щепетильны, друг мой, – посоветовал граф. – Клянусь вам, я говорю совершенно серьёзно. Не могли бы вы представить меня этой девушке, дон Матео?

– Выслушай до конца, и ты убедишься, что это невозможно, – ответил раздосадованный дон Матео.

– Странно! Я не понимаю…

– Сейчас поймёшь, – продолжал отставной учитель. – Я уже сказал тебе, что человеку с моими достоинствами нетрудно найти себе подходящую пару. Повторяю, мне подвёртывались великолепные партии, но что ты хочешь? Таковы уж мы, мужчины! Страстное желание покорить эту упрямую кокетку помешало мне вступить в выгодный союз. Теперь я собираюсь забыть её, и когда-нибудь она ещё пожалеет обо мне.

– Это самое лучшее, что вы можете сделать, дон Матео.

– Согласен. Поэтому я и тебе не желаю зла.

Графа очень радовал оборот, который принял: разговор. Дело в том, что дон Ковео пребывал в некоем восторженном самосозерцании и упивался сладкими мечтами.

– И где же вы откопали такое сокровище, дон Матео? – полюбопытствовал он.

– На улице.

– Как так?

– Очень просто, – ответил отставной латинист, лукаво подмигнув графу слезящимся глазом и вновь принимаясь гримасничать и кривляться, словно старая обезьяна. – Дело было так: я наряжался, наводил на себя лоск на углу в цирюльне и сразу становился недурён. Так? Затем я отправлялся пройтись по улицам Обиспо и ОРейли, Лос-Паркес. Эль-Прадо, Сан-Рафаэль и Рейна, то есть там. где чаще всего проезжают самые роскошные экипажи и бывают самые состоятельные семейства Гаваны. О, сколько красивых девушек, дорогой мой ученик, какие глазки, какие лица, что за улыбки, а ручки – какая прелесть! На иных красоток я, признаюсь, поглядывал, другим, само собой разумеется, улыбался, но уж если говорить всю правду, то чаще они сами Смотрели на меня и улыбались мне.

– Скажите на милость! А я и не думал, что вы такой коварный соблазнитель, дон Матео!

– Ещё бы! – в крайнем возбуждении воскликнул секретарь, усиленно гримасничая и жестикулируя. – В юности я был настоящий лев: пи одна женщина не могла устоять передо мною.

Тут уж граф не сдержался и залился таким смехом, что вконец смутил дона Матео.

Чтобы смягчить дурное впечатление, произведённое его весёлостью на секретаря, граф виновато сказал:

– Причина моею смеха не вы, дон Матео, а легкомыслие девушек и остроумие, с которым вы умеете рассказывать о подобных вещах.

Удовлетворённый объяснением, старик продолжал:

– Да, я уже в летах и малость поизносился, но раньше, поверь, дорогой, стоило мне взглянуть на женщину, и я видел её насквозь, сразу разгадывал её игру и ловко обходил её сети. Так вот, в один прекрасный день я встретил на Прадо эту неблагодарную особу. Я не привык к презрительному отношению со стороны женщин, но тут уж ничего не поделаешь – я для неё пустое место. Потом я не раз ходил за нею по пятам и сумел разузнать, кто она и где обитает.

– А она до сих пор живёт всё в том же доме?

– Да, в великолепном, роскошном доме; внутри это, наверное, настоящий дворец.

– Дон Матео, – произнёс граф льстивым тоном, – если вы отказываетесь от такой выгодной партии, почему бы вам не уступить её мне?

– Предупреждаю вас, она горда и неприступна, – с важным видом изрёк престарелый фат.

– Но вы же меня с ней познакомите…

Дон Матео снова оказался в затруднении.

– Я же тебе сказал, мы почти рассорились и я решил больше не разговаривать с нею, – поспешно вывернулся он.

– Неужели вы, дон Матео, не откажетесь от своего, пусть даже серьёзного решения, ради блага вашего ученика?

– Как же быть? Чистосердечно прошу – не ставь меня в затруднительное и неприятное положение.

– Извольте. Но тогда вы мне просто покажете её нынче же вечером, договорились?

– Это пожалуйста – здесь нет ничего неудобного. Надеюсь, ты понимаешь, что дело не к ревности: я всегда остаюсь твоим любящим наставником. Словом, я покажу её тебе и буду рад, если ты окажешься более удачлив, чем я.

Столь приятная и полезная беседа была прервана вошедшим привратником, который объявил, что несколько сеньоров нетерпеливо ждут, когда граф примет их.

Дон Матео, удалился. А граф, нахмурив брови, властно бросил привратнику:

– Впускай по очереди!

В кабинет незамедлительно вошёл неопределённого возраста сеньор, появление которого ошеломило дона Ковео.

Будь ящик письменного стола побольше размером, граф непременно спрятался бы в него: посетителем оказался дон Фульхенсио, отец красавицы Авроры. К счастью, дон Фульхенсио или притворился, что не знаком с графом, или действительно не узнал его. Да и почему он должен был его узнать?

Поняв это, граф успокоился, предложил дону Фульхенсио стул и, старательно изменив голос, вежливо осведомился, чем он может служить посетителю.

– Я взял на себя смелость побеспокоить ваше превосходительство в связи с тем, что в вашей канцелярии уже довольно долгое время находится одно дело. Я, разумеется, никого не обвиняю, но, по правде сказать, у меня уже лопается терпение – так мне надоела эта непонятная проволочка.

– О, вы поступили очень правильно! Выслушивать жалобы – мой долг, и я делаю всё возможное, чтобы не допустить злоупотреблений – это моя обязанность, сеньор. Не откажите назвать номер вашего дела.

– Сто тысяч восемьсот четыре.

– Посмотрим! Секретарь, немедленно принесите дело номер сто тысяч восемьсот четыре! – преувеличенно громко закричал граф.

Прошло несколько тягостных для деятельного начальника минут. Дон Ковео чувствовал на себе взгляд посетителя, словно обжигавший его огнём. Наконец явился секретарь м подал ему дело.

– Это? – спросил граф у дона Фульхенсио.

– Да, сеньор.

– Секретарь, отнесите обратно это дело столоначальнику Гарсии и скажите ему от моего имени, что ему следует прилежнее исполнять свои служебные обязанности, не то, видит бог… я его переведу.

И подкрепил свои слова двумя ударами кулака по столу.

Дон Фульхенсио, вполне удовлетворённый, распрощался с графом. Но не успел он скрыться за дверью, как граф закричал:

– Дон Матео, никуда вы не ходите и с Гарсией не разговаривайте, а забросьте это дело подальше в угол. Пусть шутник дон Фульхенсио, когда-то издевавшийся надо мною, посмеётся теперь над собой!

Затем в кабинет вошло шесть человек, отрекомендовавшихся коммерсантами. Граф знаком велел дону Матео выйти и старательно запер за ним дверь. О чём шла речь в кабинете, никто, кроме находившихся там, не знает. Известно только, что, когда граф открыл дверь и распрощался с посетителями, по его лицу и дрожавшим губам можно было догадаться, что ему пришлось участвовать в жестоком и жарком споре.

– Вижу, что нам не понять друг друга. Раз вы не идёте на уступки, мы будем действовать на свой страх и риск – что ещё остаётся делать? – проворчал один из посетителей, прощаясь с графом.

– Ну, что же, поступайте как знаете, – взволнованно бросил в ответ дон Ковео. – Это уж слишком! Это, говоря без обиняков, просто обман!

И пока коммерсанты спускались по лестнице, граф из окна кабинета провожал их негодующими взглядами и жестами. У подножия лестницы несговорчивые посетители остановились и стали тихо совещаться. Граф кусал кулаки, чтобы унять волнение.

Наконец один из сеньоров отделился от группы и с видом парламентёра снова пошёл вверх по лестнице. Граф, который жадно следил за происходящим, отскочил от окна, схватил газету и сделал вид, что спокойно читает её, хотя до спокойствия ему было далеко: сердце его стучало так сильно, словно готово было выскочить из груди.

Когда посланец коммерсантов показался в дверях, граф вежливо поднялся и тщательно осмотрел кабинет, словно ища взглядом трость или шляпу.

– Что-нибудь забыли? – с удивлённым видом спросил он.

– Нет, сеньор, – ответил посетитель. – Я вернулся, чтобы добавить несколько слов к тому, о чём мы только что беседовали с вами.

– Хорошо. Прошу присесть,

И они заговорили вполголоса, покачивая головой, размахивая руками и улыбаясь, а па прощанье ласково похлопали друг друга по спине.

– Вы – сущие пройдохи, – смеясь, заметил граф.

– А сеньор граф, простите за откровенность, редкий выжига, – подхватил коммерсант.

Когда посланец присоединился к приятелям, ожидавшим его внизу, дон Ковео позвал:

– Секретарь!

Тот не замедлил появиться.

– Ох, дон Матео! – воскликнул граф, хватаясь за голову. – Ну и народ! Ни одного порядочного человека!

Дон Матео выслушал начальника, не разжимая губ. затем повернулся и вышел, повторяя вполголоса:

– Да, пи одного порядочного человека!

VII
В ПОГОНЕ ЗА НЕВЕСТОЙ

В тот вечер по улице О’Рейли под руку, словно два закадычных друга-одногодка, шли дон Матео и граф, лелеявший самые радужные надежды. Оба шествовали по-праздничному расфранчённые, надменные, чванные, гордые тем, что идут рядом друг с другом, и глубоко убеждённые в том, что они по меньшей мере фута на три выше всех, кто попадается им навстречу.

Всякий раз, когда на мостовой раздавался гулкий размеренный цокот, производимый копытами великолепных лошадей и столь отличный от беспорядочного и немощного стука копыт наёмных извозчичьих кляч, ученик и учитель быстро поворачивали головы, улыбались, останавливались на тротуаре и рассматривали лица людей, сидевших в экипажах.

Графу казалось, что в каждом из них должна была ехать красавица, столь расхваленная доном Матео. Однако секретарь, как только экипаж обгонял их, неизменно говорил:

– Нет, и здесь её нет.

Терпение графа было на исходе, он то и дело скрипел зубами и негромко чертыхался: ведь они уже по меньшей мере раза три прошлись взад и вперёд по злополучной улице.

Вконец усталые (особенно сеньор граф, привыкший избавляться от затруднений, не затрачивая на это никаких усилий), они решили пройтись по скверам. И тут среди гуляющих дон Матео заметил, причём настолько неожиданно, что он сперва не поверил своим глазам, молодую красавицу, которая заставила их три раза подряд измерить шагами улицу О’Рейли.

Дон Матео остановился в центре небольшого сквера подле статуи Нептуна, возвышавшегося на высоком мраморном пьедестале среди крохотного пыльного и пустого бассейна, где резвились детишки.

– Дорогой ученик… – вполголоса начал дон Матео, указывая на девушку.

– Да, лакомый кусочек, – недовольным тоном прервал его граф. – А та, которую мы ищем, всё не появляется?

– Как не появляется? Я же говорю тебе, что это она и есть.

Решив, что дон Матео подшучивает над ним, граф злобно уставился на него.

– Не понимаю, что с тобой, дорогой ученик.

– Ещё меньше я понимаю вас, дон Матео.

Оба помолчали, весьма недовольные друг другом и не зная, что сказать. Дон Матео заговорил первым:

– Мы потеряли из виду девушку и не заметили, куда она пошла, – вот единственный результат нашего спора.

– А что нам до этой девушки?

– Как что? Мы нарочно пришли сюда искать её, и нам нет до неё дела? Не знай я тебя со школьных лет, я усомнился бы в твоих талантах, как и каждый на моём месте! – проворчал дон Матео, пожимая плечами.

– А вы не шутите? Это именно та девушка?

– Конечно! Разве могу я спутать её с какой-нибудь другой! Да, это она, именно она: её прекрасные глаза, прелестные руки, гибкая талия, губы, изогнутые в презрительной улыбке. Здесь, на песке, ещё видны следы её маленьких ножек.

Слова и жесты, которыми сопровождал их дон Матео, несмотря на всю его респектабельность и серьёзность, убедили графа в том, что промелькнувшая красавица была именно той, кого они искали. Но разве дон Матео не говорил ему, что она богата и разъезжает в роскошном экипаже?

– О чём ты задумался? – спросил дон Матео.

Граф очнулся:

– А где же её экипаж?

Отставной латинист ответил такой язвительной улыбкой, что дон Ковео невольно смутился.

В эту минуту из-за кустов вновь появилась прекрасная девушка, опиравшаяся на руку пожилого господина, видимо, её отца. По крайней мере, так утверждал дон Матео. Фонари, окружавшие памятник, ярко осветили лицо этого поистине прелестнейшего создания.

Граф шагнул в сторону, галантно уступив ей дорогу, но, как настойчиво он ни пытался привлечь внимание незнакомки, она не удостоила его даже самого беглого взгляда.

Детишки, такие маленькие, что головки их едва виднелись из-за краёв пустого бассейна, играли по-прежнему. Няни, присматривавшие за детьми и убеждённые в том, что малышам самим не выбраться наружу, болтали в своё удовольствие. Дон Матео замер на месте. Граф жадным взглядом следил за грациозными движениями удалявшейся девушки.

Окружённый покорными дельфинами Нептун, небрежно перекинув мантию через плечо, левую руку положив на бедро, а правой держа трезубец, казалось, не без удовольствия наблюдал за различными сценами, которые разыгрывались у его мраморного пьедестала.

Но отходя от фонтана, дон Матео и его спутник провожали взглядом юную красавицу: она удалялась по одной из четырёх улочек, сходившихся к скверу. На этот раз контуры её безупречной фигуры ясно вырисовывались вдалеке на тёмном фоне, образованном развалинами стены и пустырём, па месте которого когда-то тянулись рвы.

Граф был вне себя от восторга: девушка действительно отличалась редкой красотой. Он хватался за сердце и ловил ртом воздух, он чуть не задохнулся от восхищения. С глубоким уважением взглянув на своего учителя, он стиснул ему руку и воскликнул:

– Дон Матео, вы настоящий мужчина!..

– Согласен, но не жмите так сильно, – недовольно отозвался дон Матео, ощущая боль в руке.

– Что же мы стоим как истуканы? Пошли за ними, – воскликнул граф и, не ожидая согласия своего добрейшего секретаря, поспешил вслед красавице и сопровождавшему её господину.

Дон Матео с превеликой охотой отказался бы от роли, которую навязал ему граф. Каждый раз, когда девушка, прогуливаясь, проходила мимо двух новоиспечённых покорителей женских сердец, граф делал дону Матео выразительные знаки; притворялся, будто шепчет ему что-то на ухо. хотя на самом деле не говорил ничего; улыбался, покручивал усики большим и указательным пальцами; играл огромным брелоком, висевшим на цепочке от часов, делал самые соблазнительные жесты и принимал самые изящные позы.

А дон Матео, прямой как палка, посылал в душе ко всем чертям и самого себя, и графа, обрёкшего его па роль статиста в этой комедии. Разумеется, несмотря на свою досаду, благоразумный секретарь отнюдь не выказывал её, а, напротив, улыбался, покачивал головой и тоже притворялся, что оживлённо переговаривается с графом.

Если бы в нескольких шагах от них поставить наблюдателя, он бы поклялся, что они обменивались такими восклицаниями: «Что за красотка! Как она хороша! Другой такой не сыщешь! Ах, если бы она меня полюбила!» – и подобными фразами в том же роде. Однако, несмотря на столь выразительную пантомиму, им не удалось привлечь к себе внимание девушки.

Граф не понимал, радоваться ему или сердиться на столь холодное и надменное поведение. «Хорошо, когда женщина не обращает внимания на первого попавшегося мужчину, который вздумает волочиться за ней, – это, конечно, бесценное качество, но добиться её взаимности будет нелегко, а задержка не входит и мои расчёты», – думал граф.

Дона Матео занимали другие мысли. «Раз эта красивая и богатая девушка не пошла за меня, – рассуждал он про себя, – то пусть уж достаётся моему дорогому ученику. Лучшей невесты ему не сыскать. Кстати, очень приятно, что она и на него обращает не больше внимания, чем на меня когда-то. Будет знать, нахал, как смеяться над другими!»

Подобные размышлении занимали обоих приятелей всё то время, пока они преследовали девушку и при каждом удобном случае пускали в ход все свои ужимки, чтобы она посмотрела на них.

Они были столь настойчивы, что в конце концов привлекли к себе внимание, но не девушки, а господина, шедшего рядом с ней. Он несколько раз оборачивался и оглядывал сверху донизу неотступно следовавших за ними мужчин. Остался он доволен или испуган этим осмотром – неизвестно. Достоверно лишь то, что до конца прогулки он больше ни разу не посмотрел на назойливых кавалеров, которые расхрабрились и шли теперь уже в двух шагах от преследуемых.

– Старик всё время поглядывает на нас, – заметил граф.

– Это большая удача, – отозвался дон Матео.

– Удача?

– Да, он, видимо, убедился, что мы с вами порядочные люди с солидным положением, а не парочка франтов-сосунков, этих всезнаек, у которых в кармане и трёх реалов не наскребёшь.

Это лестное предположение дона Матео было так приятно графу, что, желая продолжить разговор на ту же тему, он спросил:

– А почему вы так думаете?

– Хм! Да всё об этом говорит: наш вид, наши манеры, наши речи и особенно та благопристойность и серьёзность, тот отпечаток превосходства, которые даёт лишь привычка занимать в обществе положение, подобное нашему. Все эти качества во многом способствуют тому, что наше отличие от простого люда сразу же бросается в глаза.

В эту минуту девушка и сопровождавший её господин в десятый раз дошли до конца сквера, по не повернули назад, а остановились на тротуаре с таким видом, словно ждали кого-то.

К ним сразу же подъехал экипаж.

Граф смотрел во все глаза: хотя он и поверил дону Матео, рассказывавшему, что у красавицы отличный выезд и что она богата, но ему хотелось самому воочию убедиться в первом обстоятельстве, а позже разузнать и о втором.

– Великолепные кони!.. Кучер… Грум… Превосходная коляска, – шептал граф, внимательно осматривая экипаж.

– Ну как? – осведомился дон Матео. – Эта девушка – неплохая партия?

Граф вспомнил, что его спутник был его же соперником, и поинтересовался:

– И вы до сих пор мечтаете о ней, дон Матео?

Отставной латинист об этом и не думал, но проклятое тщеславие подсказало ему столь двусмысленный ответ, что граф не знал, как ему поступать дальше.

Когда экипаж увёз красавицу, дону Ковео показалось, что он остался совершенно один. Пустырь и разрушенная крепостная стена потемнели ещё больше. Няньки вытаскивали расшалившихся детей из чаши фонтана, словно из ванны после купания, и расходились по домам, унося озорников или ведя их за руку. А мраморный Нептун, залитый светом окружавших его фонарей, стоял, опираясь на трезубец, полусогнув ногу и вперив незрячие глаза в достославного графа и его великолепного секретаря.