Текст книги "Полуброненосный фрегат “Память Азова” (1885-1925)"

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Из отчета Минного отделения Морского Технического комитета за 1887 г

23 июня, с участием членов Комитета по кораблестроение рассматривались чертежи фрегата “Память Азова”, на которых, по ранее данным от Комитета указаниям, были нанесены места аппаратов и обозначены минные помещения.

Комитет представил на утверждение управляющего Морским министерством поставить на фрегате следующее минное вооружение:

Два носовых выдвижных аппарата ^{1} для 19– футовых мин, стреляющих по килю, выдвигаются за борт на 4 фута. Отверстия в борту закрываются особыми крышками заподлицо с бортом.

Два бортовых поворотных аппарата для 19– футовых мин, в яблочных шарнирах. Угол обстрела должен быть не менее 50° вперед траверза.

Один кормовой неподвижный аппарат для 19-футовых мин, в диаметральной плоскости.

Высота центра всех аппаратов над ватерлинией должна быть около 6 фут.

Два минных (длиною 50 футов и два паровых судовых катера вооружить согласно циркуляру Морского Технического комитета 1886 года за № 1.

Число мин Уайтхеда, согласно циркуляру Комитета 1886 года за № 2, должно быть: десять 19– футовых (здесь приняты в расчет 2 отмененных носовых аппарата) и шесть 15-дюймовых. Стеллажи для их хранения устроить в жилой палубе, как показано на чертежах. Люки на верхней и батарейной палубах между 49 и 51 шпангоутами, для спуска мин в жилую палубу, должны быть удлинены до 11 фут (поперек судна).

Кормовой минный погреб должен быть приспособлен для хранения 42 сфероконических мин и 24 якорей (остальные якоря разместить по усмотрению командира).

По электрическому освещению.

Боевое: 2 машины с двигателями должны помещаться в жилой палубе; 3 фонаря Манжена в 60 см в батарейной палубе; носовой фонарь поставить на выдвинутой площадке в амбразуре порта, вместо предполагавшегося 6 д. орудия, а остальные два по бортам, сзади капитанской каюты.

Для хранения во время переходов 2 катерных фонарей в 30 см должны быть устроены шкапчики. Для палубного освещения предназначаются 2 динамо-машины с двигателями и 320 ламп накаливания.

Для 250 вторичных элементов, предназначенных для освещения крюйт-камер, бомбовых и минных погребов, должно быть устроено помещение размером не менее 10x6x6 футов.

При составлении проекта крейсера на все минное вооружение и электрическое освещение предназначено 48 тонн. В действительности, минное вооружение будет легче, а потому Комитет полагает полезным, на счет экономии в весе минных грузов, утолстить обшивку борта, против минных аппаратов и мин Уайтхеда, листами из стали ½Д мтолщиною.

По составленным в Комитете чертежам для выделки аппаратов и принадлежностей к ним, минное вооружение фрегата “Память Азова” было заказано (без носовых аппаратов) С.-Петербургскому Металлическому заводу по контракту за 36508 руб.

На воде

Готовность крейсера к спуску была подтверждена актом от 17 мая 1888 г… в котором говорилось, “что работы по корпусу произведены правильно, прочно и тщательно, согласно утвержденных чертежей и спецификаций”. а спусковое устройство “окончено и сделано во всем по утвержденному МТК чертежу и. по мнению комиссии, обеспечит “благонадежность спуска фрегата на воду”. Акт подписали уже расставшиеся со своими военными чинами и перечисленные 9 февраля 1887 г. в гражданские звания корабельные инженеры “младшие” судостроители Н.В. Михайлов (1844-?), Е.И. Леонтьев, старший судостроитель А.Е. Леонтьев, главный судостроитель инженер С-Петербургского порта Н.Е. Субботин, наблюдающий за постройкой фрегата младший судостроитель П.Е. Андрущенко, и. д. инспектора работ в портах старший судостроитель Н.К. Глазырин (1840-?), а также командир корабля капитан 1 ранга Н.Н. Ломен.

Торжество спуска состоялось 20 мая 1888 г. в 12 часов дня и так же, как и закладка в присутствии императора. Показательно было и участие в церемонии 211 человек (в том числе 14 офицеров) команды корабля, о чем председателю МТК докладывал командир Ломен Все принадлежали ко 2-му ее величества королевы эллинов экипажу. Торжество было приурочено к 200-летию “дедушки русского флота” – ботика Петра I.

Благополучно сойдя на воду, корабль с полозьями получил углубление форштевнем 9 фт 6 дм. ахтерштевнем 19 фт 1'/, дм. После отнятия полозьев 3 нюня осадка уменьшилась до 9 фт 6½, дм носом и 19 фт 6½, кормой, что превышало расчетные величины (9 фт 6 дм и 16 фт 2 дм), представленные наблюдающим 8 августа 1887 г.

Как докладывал в МТК наблюдающий, до спуска на воду в корпус фрегата вошло: стали и железа 1853,5 т, медных сплавов на штевни, руль кронштейны гребных валов 80 т, дерева 342 т, дельных вещей 107,5 т, винтов с гребными валами и кингстонами 76 т, брони с креплением 185 т, якоря и цепи 31 т, балласта 113 т, команды 7 т. Спусковое водоизмещение составляло 2795 т. По результатам определения метацентрической высоты (с добавлением передвижных грузов 14,516 т) водоизмещение увеличилось до 2809 т. Готовность корпуса была еще далека от полной и, по сведениям наблюдающего, к 1 марта и 1 апреля 1889 г. составляла 86,98 и 88,04 %.

Обширным был и перечень работ (по донесению № 44), выполненных к 1 декабря 1888 г. Таковы были возможности и производственная база тогдашнего судостроения постоянно спотыкавшегося под действием творческих инициатив МТК. Неторопливо поступали из Англии чертежи по механизмам, а еще, кроме них, предстояли работы на водоотливной и вентиляционной системах, водопроводу и особенно изнурявшее строителей оборудование погребов боеприпасов, жилых и служебных помещений, установка артиллерии и обширного рангоута.

В апреле 1888 г. выявилась необходимость распространения деревянной и медной обшивок, крепившихся в подводной части корпуса, также и на броню бортового пояса. Опыт плавания фрегатов “Владимир Мономах” и “Дмитрий Донской” обнаружил силь ное обрастание ракушками их сталежелезной брони в подводной части. От этого заметно уменьшалась скорость кораблей. Соответственно, блюдя законы бюрократии и не располагая, видимо, собственными творческими силами, новый и. д. главного инспектора судостроения Н.А. Самойлов (1836-?) передавал командиру C-Петербургского порта приказание управляющего Морским министерством поручить наблюдающему Андрущенко составить “соображения об обшивке бортовой брони на фрегате “Память Азова” деревом. Эти предложения в МТК обсуждали 29 апреля, а затем с участием Н.Е. Титова и Н.А. Субботина 13 мая.

Выполненная Балтийским заводом новая сверхконтрактная работа включала обшивку деревом брони в два слоя (стоимость 71 131 р. 24 к.) и поверх дерева медными листами (стоимость 3415 р. 26 к.). Названная стоимость – 34 546 р. 50 к. вызвала сомнения ГУКиС, предполагавшего, что работа должна стоить не более 30 тыс. руб. В связи с этим 6 апреля 1890 г. был поднят вопрос: надо ли оплачивать работу по смете Балтийского завода. Бюрократия не переставала искать поводы для “экономии” за счет завода. Новое решение вызвало интерес в США – их морской агент получил (по его просьбе) чертежи “зашивки” брони на “Памяти Азова”.

Странность или, говоря по справедливости, незрелость тогдашней творческой мысли проявилась и в работах по сооружению на корабле боевой рубки. В начале броненосного судостроения, в его, можно сказать, романтический период, такие рубки признавали на первых кораблях непременной принадлежностью. Их ставили и на мониторах, и на обшитых броней парусно-паровых деревянных фрегатах типа “Севастополь”. Но известный синдром преобладания условий мирного времени оттеснил соображения боевой целесообразности, и рубки с фрегатов сняли. Не предусматривали их и на крейсерах типов “Генерал-адмирал” и “Владимир Мономах”. Спохватились только при сооружении на Балтийском заводе считавшегося океанским броненосцем крейсера “Адмирал Нахимов”. Так, видимо, явилось намерение такой же рубкой снабдить и “Память Азова”.

Уже явственно вставшая во весь рост угроза перегрузки и выявившаяся весьма умеренной остойчивость (метацентрическая высота 3 фт 4 дм) заставила ограничить размеры и рубки, и верхнего мостика. Рубка на мостике состояла из двух рядов стальных листов, под ней для прикрытия телеграфных и рулевых приводов была установлена бронированная труба. Рубка, как значилось в документах, снабжалась деревянной дверью, а “визирные отверстия между стойками крыши башни” были забраны рамками со стеклами. Из тех же опасений за остойчивость верхний мостик следовало устроить “как можно легче”, чтобы он был вполовину ширины с нижним, располагался у его передней кромки и поддерживался пиллерсами.

Деревянную рубку для командира и штурманского офицера устроили на верхней палубе между передней дымовой трубой и вентиляторными кожухами. Все эти конструктивные решения, предложенные П.Е. Андрущенко еще 16 ноября 1888 г., были рассмотрены в МТК 28 февраля 1889 г, одобрены журналом № 54 от 14 марта 1889 г. и утверждены управляющим Морским министерством Н.М. Чихачевым (он вступил в эту должность 28 ноября 1888 г., после смерти И.А. Шестакова в Севастополе 21 ноября 1888 г). Так завершилась эпоха И.А. Шестакова, для которого “Память Азова” и “Адмирал Корнилов” стали последними, лично им проектировавшимися кораблями.

Работы по чертежам П.Е. Андрущенко заводу разрешалось выполнить за сверхконтрактную плату. Существенным новшеством на корабле было применение паровых приводов (в дополнение к ручным) для подъема минных катеров. Предлагавшиеся командиром, они журналом № 44 от 29 марта 1888 г. были отклонены, но после его новой настойчивой просьбы и “безусловной необходимости парового подъема” в марте 1889 г. по предложению председателя МТК были разрешены. Журналом № 172 от 31 декабря 1888 г. была подтверждена и обоснованность предложения командира об установке стеклянных рам в пушечные порты по примеру крейсеров “Владимир Мономах”, “Дмитрий Донской” и “Князь Пожарский”. Балтийский завод эту инициативу как запоздалую и сверхконтрактную отклонил, но МТК 7 января 1889 г. настоял на устройстве рам в носовых портах батарейной палубы для защиты ее помещения от продувания сквозным ветром при стоянке на якоре.

Домоклов меч перегрузки, по-видимому, подвинул строителя Н.Е. Титова к предложению использовать машину форсированного дутья для усиления тяги в топках котлов, в системе общесудовой вентиляции всех отделений корабля. По достоинству оценив эту “весьма блестящую мысль”, член МТК Э.П. Гуляев (1851–1919) признал ее до такой степени новой, что предложил обсудить в особом заседании комитета. Ведь возможен такой случай, что в условиях плавания в тропиках умеренным ходом без форсированного дутья вентиляция по способу Н.Е. Титова будет неприменима. Да и вообще, ставил вопрос Э.П. Гуляев, нужна ли особая вентиляция на “Памяти Азова”, имеющем множество люков, помогающих вентилированию помещений. Еще раз обсудив проблему, два инженера признали возможным для судовой вентиляции работу четырех из двенадцати котельных вентиляторов. Вентиляцию крюйт-камер выделили из общей системы, предусмотрев применение общепринятых медных труб со своими ручными вентиляторами.

Швартовые испытания машины и котлов, установленных в 1889 г., заставили исправлять золотниковый привод, но на ходу при переходе в Кронштадт 8 ноября 1889 г. машины действовали безотказно. Переход совершили при полной воде (глубина по кронштадтскому футштоку 23 V, фт) под командованием капитана 1 ранга Ф.И. Амосова (1841-?), который по каким-то причинам (может быть, из условий выполнения морского ценза) командовал кораблем с первого квартала и до конца 1889 г. 1 декабря 1889 г. Он, как полноправный командир, в очередной записке о ходе работ приводил обширный их перечень из 41 пункта. В нем вместе с исправлением золотника упоминались опреснители системы инженер-механика Зотова, кипятильники, водонагреватели питательной воды, обширные работы по водопроводу и устройство бани, установки 4 4-фунтовых орудий образца 1867 г. для салютов и другие.

Новый импульс всегда трудно и медленно продвигавшимся в Кронштадте (в отрыве от завода) достроечным и доделочным работам придало предназначавшееся кораблю особое плавание. Он должен был послужить для образовательного, как это официально говорилось, а по существу – развлекательного путешествия, в которое наследника цесаревича Николая Александровича отправлял строгий августейший родитель император Александр III. В немалое волнение приводила всех и уникальная возможность плавания через накрепко закрытые для русского флота черноморские проливы в Севастополь, где корабль должен был принять на борт августейшего путешественника.

Близость к придворным сферам обещала офицерам перспективы карьерного роста, на корабль же и на его команду ложилась тяжелым гнетом ответственности при особом оборудовании покоев наследника и его свиты, из нуряющих забот по наведению придворного лоска и приданию, как тогда говорили, во всем “щегольского” вида.

Подготовка совершалась многосторонняя – от невиданной роскоши мебели, предметов оборудования и зеркальных рам, изготовлявшихся из красного дерева, заказа для шлюпок особых флюгарок с золочеными звездами. С пребыванием наследника могло быть связано и применение полезного, но удручающего инженеров своей тяжеловесностью (до 70 т) в жилой палубе, каютах и в кают-компании гигиенического новшества “кафельных плиток и каменной мастики” (упоминается и цемент). Дополнительные столярные работы (мастера Стубенко) “для приготовления фрегата к плаванию с наследником цесаревичем и великим князем Георгием Александровичем” по всей их обширной номенклатуре (стоимость 48 283 р. 70 к.) утвердили журналом МТК № 182 от 29 декабря 1890 г. Флюгарки и медные планки с надписями и номерами для кают и других помещений, а также 11 золоченых букв названия корабля завод, не ожидая наряда, изготовил по просьбе командира и тут же за свою любезность был наказан. По логике МТК эта работа, как выполненная “по частной просьбе судового начальства”, оплате не подлежала.

“Особой надобности” не признали и в исполненном по инициативе завода (и полезной не только для эстетики, но и для ходкости корабля) сглаживании (деревянным заполнителем) впадины, образовавшейся после обшивки деревом бортовой брони. За баню согласились (по смете П.Е. Андрущенко) уплатить 1353 р., за изготовление и установку 25 шестов сетевого заграждения (длиной от 17 фт 9 дм до 27 фт 2 дм) с 75 талрепами и “прибором” – 16 877 р. 93 к… Всего сверхконтрактные работы оценили в 107 110 р. 47½, к. Через электротехника Зимнего дворца для великокняжеских помещений получили невиданное техническое новшество – семь электрических вентиляторов. В пути, уже с разрешения начальника, отряда приобрели (в запас) в Лондоне 250 ламп накаливания, а из Франции через агента в Афинах еще 420 ламп. Запас был объясним – тогдашние лампы были недолговечны: как отмечалось в отчете командира от 14 февраля 1891 г., “перегорело по правилу – 310 ламп, случайно – 45”.

В Лондоне для освещения адмиральской каюты на случай порчи электрического освещения приобрели 81 “вторичный элемент” (аккумуляторные батареи). Тогда же устроили дополнительное освещение в наружном и рулевом отделениях, а также на верхней палубе “для приезда и отъезда Государя Наследника Цесаревича в ночное время”.

Присутствие наследника предопределяло, как об этом в МТК 9 мая 1890 г. докладывал главный командир Кронштадтского порта, такое особое обстоятельство, как предоставление “Памяти Азова” “исключительно паровых переходов”. Здесь, очевидно, учитывали опыт “Владимира Мономаха” и “Дмитрия Донского”, паруса на которых явно не оправдывали своего назначения и расходов на их устройство. Понятно также, что медлительность парусного плавания были несовместимы с задачами “образовательного путешествия” наследника и при своей унылости и однообразии для него как для постороннего зрителя могли повредить здоровью.

Учитывая, видимо, необходимость соблюдения согласованного и утвержденного в верхах во всех деталях маршрута плавания, а также и уроки катастрофы, которую в 1868 г. потерпел винтовой фрегат “Александр Невский” в “практическом плавании” с великим князем Алексеем Александровичем (он “служил” на корабле лейтенантом) – будущим генерал-адмиралом. Корабль, идя ночью под парусами, по легкомысленности возглавлявшего плавание генерал-адъютанта вице-адмирала (он же – “попечитель” великого князя) К.Н. Посьета (1819–1899) и командира O.K. Кремера (1829-?), вместо входа в пролив Скагеррак наутро 18 сентября оказался на гибельной отмели ютландского берега.

Виновников нелепой гибели лучшего фрегата император по-семейному великодушно освободил от всякой ответственности. Но флот этой катастрофы забыть не мог, и в память о ней, в числе других соображений, особое внимание обратили на безопасность плавания “Памяти Азова” с наследником.

Предопределенность свыше (может быть, даже по повелению императора) исключительно парового плавания побуждала командира Н.Н. Ломена ходатайствовать о снабжении корабля хорошо пригнанными дождевыми тентами. Их следовало иметь на шканцах, шкафуте и юте и всех мостиках. В жарком климате они будут особо полезны и для сохранения палубы, которую в противном случае придется портить в результате частичного смачивания. Необходимы они и для прикрытия корабля от обильно сыплющейся из дымовых труб мелкой сажи, для чего, как добавлял командир порта, командирам приходится применять “всевозможные брезенты, запасные косые паруса и даже койки”. Предлагаемые Н.Н. Ломеном дождевые тенты, сшитые на все судно, было бы полезно внести в запасной штат. Дело, однако, ограничилось разрешением командиру завести добавочный дождевой тент, который вместе с обыкновенным штатным тентом мог служить для большого “отенения” палубы.

В числе других мер по обеспечению безопасности плавания предусматривалось устройство особо продуманной системы громоотводов, разработка “таблиц непотопляемости” (остается открытым вопрос – как они могли соотноситься с таблицами, которые в 1903 г. предложил А.Н. Крылов), тщательное определение остойчивости корабля и обширный комплекс мер по уменьшению перегрузки.

Закладка императорской яхты “Полярная Звезда” и спуск полуброненосного фрегата “Память Азова”

(Из журнала “Морской сборник” № 6 за 1888 г.)

В пятницу, 20 мая, в начале двенадцатого часа дня, на одном из эллингов Балтийского судостроительного и механического завода, в С. Петербурге, в присутствии их императорских Величеств, проходила закладка императорской яхты “Полярная Звезда”, а ровно в полдень с другого эллинга того же завода благополучно спущен на воду полуброненосный фрегат “Память Азова”.

Их императорские Величества, государь император и государыня императрица, в сопровождении их императорских Высочеств государя-наследника цесаревича и великих князей Георгия Александровича, Владимира Александровича с августейшей супругой, великой княгиней Марией Павловной, Алексея Александровича, Павла Александровича, Михаила Николаевича с сыновьями Сергеем и Алексеем Михайловичами, Николая Николаевича младшего и Евгении Максимилиановны принцессы Ольденбургской, изволили прибыть на паровых катерах к пристани Балтийского завода, где по левую сторону эллинга была устроена палатка в древнерусском вкусе. При следовании вниз по Большой Неве, к пристани завода, паровой катер с их Величествами шел под императорским штандартом, которому был произведен салют со всех военных судов, стоявших на реке по следующей диспозиции: ниже Николаевского моста у пристаней Английской набережной, стояли:

Императорские яхты:

“Стрельна” (Командир капитан 2 ранга Князь Шаховской)

“Александрия”(Командир флигель-адъютант Нехватович)

“Марево” (Командир лейтенант Малютин)

Пароходы:

“Нева” (Командир лейтенант Трубников)

“Онега” (Командир капитан 2 ранга Третьяков)

“Ильмень” (Командир капитан 2 ранга Левендаль)

“Петербург” (Командир капитан 2 ранга князь Ухтомский)

Далее, посреди реки, на расстоянии от Горного института до Балтийского завода, стояли:

Башенные фрегаты:

“Адмирал Лазарев” (Командир капитан 1 ранга Веселаго 2-й)

“Адмирал Чичагов” (Командир капитан 1 ранга Шанц)

Клипер “Пластун” (Командир капитан 2 ранга Бирилев)

Крейсер “Азия” под флагом вице-адмирала Шварца

(Командир капитан 2 ранга Давыдов 5-й)

Клипер “Опричник” (Командир капитан 2 ранга Герарди)

Клипер “Стрелок” (Командир капитан 2 ранга Дикер)

Яхта “Царевна ” (Командир капитан 2 ранга Кригер)

Против эллингов Балтийского завода, около берега острова Подзорный, были расставлены суда яхт-клуба, и ниже их, также около берега, пароход финляндского лоцманского ведомства “Элекеен” и пароход “Ижора” (командир подполковник Новицкий).

При вступлении их императорских Величеств на пристань Балтийского завода, директор завода, отставной капитан-лейтенант Кази, поднес государыне императрице букет из роз, перевязанный национальными трехцветными лентами, на которых золотыми буквами изображены надписи: “Полярная Звезда”, “Память Азова” и “20 мая 1888 года”. По выходе на площадку около эллинга их императорские Величества изволили проследовать мимо почетного караула, с которым государь император изволил поздороваться.

Затем их Величества изволили подняться на фрегат “Память Азова”, на котором были встречены командиром фрегата, капитаном 1 ранга Ломеном. По осмотре фрегата их императорские Величества спустились на второй эллинг, к месту постройки императорской яхты “Полярная Звезда”. Здесь была произведена закладка яхты, причем его императорское Величество государь император изволил прочитать закладную доску и вложить ее в приготовленное для нее место, и потом, по поданной заклепке, сделать первые удары молотком. Следующие удары были сделаны ее императорским Величеством государыней императрицей и их императорскими Высочествами.

После закладки их императорские Величества изволили пройти к месту палатки, у левой стороны эллинга, на котором находился готовый к спуску полуброненосный фрегат “Память Азова”. Затем государь император приказал начать спуск. Тотчас застучали топоры и молоты, которыми выбивали подпоры. В 11 час. 59 мин. фрегат “Память Азова” тронулся с места и плавно сошел с эллинга на воду. Как только фрегат тронулся с места, музыка заиграла гимн “Боже Царя храни” и раздались крики “ура” всех присутствующих. Спуск удался очень хорошо, несмотря на довольно свежий ветер с юга.

По мере выхода фрегата из эллинга были подняты: на кормовом флагштоке Георгиевский флаг, на бизань-флаг-штоке флаг адмиралтейский, на грот-флаг-штоке императорский штандарт, на фок-флаг-штоке флаг генерал-адмирала, а на носу гюйс. Императорскому штандарту салютовали по уставу все военные суда, стоявшие на Большой Неве. Когда фрегат достаточно завернулся вниз по течению реки, были отданы якоря, задержавшие его немного ниже верфи Балтийского завода.

По окончании церемонии спуска их императорские Величества и сопровождавшие их члены императорской фамилии изволили отбыть от пристани на паровом катере, который направился к стоявшему поблизости клиперу “Стрелок”, возвратившемуся недавно из заграничного плавания. При отбытии их императорских Величеств с клипера “Стрелок” снова был произведен салют по уставу.

Относительно спущенного на воду полуброненосного фрегата “Память Азова”, к постройке которого приступлено 4 марта 1886 года, приводим нижеследующие подробности о его размерениях, элементах и конструкции:

Длина по грузовой ватерлинии – 377 фут. 9 дм.

Наибольшая длина – 385 фт.

Ширина с обшивкой – 50 фт.

Углубление форштевнем – 21 фт.

Углубление ахтерштевнем – 25 фт.

Углубление среднее – 23 фт.

Водоизмещение – 6000 тонн.

Постройка корпуса фрегата производилась на Балтийском судостроительном и механическом заводе, за исключением сталежелезной брони, ко торая в количестве 48 плит, изготовлена на адмиралтейских Ижорских заводах.

В постройку корпуса фрегата, до спуска его на воду, употреблено стали разных сортов до 112 918 пудов; медного сплава на штевни, руль и кронштейны гребных валов до 4964 пудов; листов красной меди для обшивки подводной части до 1618 пудов; дельных вещей до 6669 пудов и установлено на место шесть траверзных и двадцать бортовых броневых плит, весом 9810 пудов.

На подкладку под броню и наружную обшивку в подводной части, отделяющей стальной корпус от медной обшивки, употреблена лиственница, а на внутренний слой той же обшивки и на настилку палуб – сосна; на ватервейсы – дуб и тик, а на комингсы люков – красное дерево.

Корпус крейсера выстроен по контракту, под наблюдением корпуса корабельных инженеров, старшего судостроителя Андрущенко.

Вертикальный внутренний киль идет непрерывно во всю длину судна.

Фор-и ахтерштевни, и рулевая рама отлиты из бронзы.

Шельф под броней состоит из стальных листов весом 22 фунта на кв. фт. и длиной не менее 20 фт.

Наружная обшивка составлена из стальных листом, расположенных внакрой, и длиной, по возможности, не менее 20 фт.

Продольные переборки простираются непрерывно на длину машинного и котельного отделений, и состоят из листов в 16 фунтов на кв. фт.; продолжение этих переборок в нос, до начала внутреннего дна, сделано из листов 14,1 фунта на кв. фт.

Поперечные переборки составлены, в пределах броневого пояса из листов в 16 фунтов, и в оконечностях – в 14,1 фунта на кв. фт.

Стальная настилка палуб сделана из листов весом от 10 до 11 фунтов на кв. фт.

Броня жилой палубы простирается на длину броневого пояса и состоит из двух слоев стальных листов: нижнего в 22 фунта на кв. фт. и верхнего в 66 фунтов. Броня нижней палубы также из двух слоев, из коих нижний по всей блиндируемой площади в 22 фунта на кв. фт., а верхний – над крюйт-камерами и несколько далее – в 66 фунтов, а в остальных местах 44 фунта.

Наружная деревянная обшивка состоит по толщине из двух рядов; внутренний ряд составляет сплошь набранные чаки, расположенные в направлении шпангоутов. Наружный ряд обшивки состоит из лиственничных досок толщиной 2½ дм, расположенных в продольном направлении.

Медная обшивка состоит из обыкновенных медных листов, весом 8 фунтов.

Настилка палуб сосновая, на полубаке и на нижней палубе в 2’/ 2Д мтолщины, на верхней палубе 3 дм и на батарейной палубе 4 дм.

Подкладка под броней сделана из лиственницы, толщиной 9 дм. Бортовая броня из плит, толщиной от 4 до 6 дм; траверзная броня в 4 дм.

Машина фрегата “Память Азова” двухвинтовая и состоит из двух вертикальных механизмов с тройным расширением пара, каждый из трех цилиндрах. Вместе оба механизма должны развить 8500 индикаторных сил при естественной тяге, и 11 500 индикаторных сил при форсированной тяге. Число оборотов машины при форсированной тяге предполагается около 115 в минуту.

Паровые котлы, числом шесть, двойные, каждый с шестью волнистыми топками. Рабочее давление пара в котлах 130 фунта на кв. дм.

Вес машины с котлами и водой 1150 тонн. Ожидаемая скорость хода не менее 17 узлов при естественной тяге и 18 узлов при форсированной.

Артиллерия будет состоять из двух 8-дм орудий и четырнадцати 6-дм орудий, длиной 35 калибров. Расположение артиллерии отличается от фрегата “Дмитрий Донской” тем, что новый фрегат будет иметь одно орудие погонное и одно отступное, оба 6-дюймовые, установленные по диаметральной плоскости. Кроме, упомянутых больших орудий, на фрегате будет поставлено четыре орудия 4-фунтовых и четырнадцать орудий скорострельных.

Минное вооружение будет состоять из трех аппаратов для выбрасывания мин Уайтхеда.

Парусность фрегата “Память Азова” будет значительно меньше, чем на фрегатах “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах”, а именно только 16 000 кв. фт., вместо 26 00 кв. фт., и бизань-мачта на фрегате “Память Азова” будет сухая.

Запас топлива, сравнительно, гораздо больше, потому что фрегат “Память Азова” со своей машиной тройного расширения может взять угля на 15000 миль плавания, между тем как фрегаты “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах” берут его приблизительно в 8500 миль.

Относительно имени, данного по Высочайшему повелению только что спущенному фрегату, считаем небезынтересным привести следующую справку ^{2} .

Первые военные действия русского флота, созданного Петром Великим, происходили при турецкой крепости Азове, взятию которой в 1696 году и впоследствии в 1736 году немало способствовали суда азовского флота. Поэтому название “Азов” нередко повторяется в судовых списках нашего военного флота.

Первый корабль этого имени был 54-пушечный, спущенный на воду в С.-Петербурге в 1736 году. Второе военное судно того же имени был так называемый 16-пушечный “новоизобретенный корабль”, построенный на Дону, в Новопавловске, а спущенный на воду в 1770 году. Третий корабль “Азов” был 74-пушечный, выстроенный в Архангельске и спущенный на воду 26 мая 1826 года. Командиром этого корабля был капитан 1 ранга Михаил Петрович Лазарев.

В 1827 году корабль “Азов” поступил в состав эскадры генерал-адъютанта адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина, поднявшего на нем свой флаг и вышедшего с эскадрой на Кронштадтский рейд 21 мая 1827 года.

На корабле “Князь Владимир” держал флаг вице-адмирал Е.И. Лутохин, а на корабле “Св. Андрей" контр-адмирал граф Логин Петрович Гейден.

Вскоре по выходе эскадры на рейд государь Император Николай Павлович посетил корабль “Азов” и, осматривая арсенал, обратил особое внимание на искусно выложенные из ружейных замков имена незабвенных для русских моряков побед при Гангуте, Ревеле и Чесме. После последнего имени была сделана буква И. Государь заметил это и спросил капитана Лазарева, что значит эта буква.

Михаил Петрович отвечал, что она означает продолжение выше выставленных имен.

“А что же будет дальше?” – спросил государь.

“Имя первой победы флота вашего императорского Величества”, – отвечал Лазарев.

С 9 по 10 июня, в полночь, император неожиданно приехал на корабль “Азов”. Сигналом приказано было сняться с якоря, начиная с передовых подветренных судов, и вскоре весь флот был уже под парусами. На “Азове”, с восходом солнца, вместе с флагом подняли штандарт, означавший, что государь лично предводительствует флотом.

Гром салюта с судов и крепостных верков радостно приветствовал это известие, и, пользуясь легким попутным ветром, эскадра направилась в море… После маневрах под Красной Горкой император присутствовал при совершении напутственного молебствия на корабле “Азов” и затем, расставаясь с эскадрой, произнес заветные для нее слова: “Надеюсь, что в случае каких-либо военных действий поступлено будет с неприятелем по– русски…”

Эскадра прибыла в Портсмут через 17 дней и разделилась на две: одна, под начальством адмирала Д.Н. Сенявина, перенесшего свой флаг на корабль “Князь Владимир”, возвратилась в Россию, а другая, под начальством контр-адмирала Л.П. Гейдена, поднявшего свой флаг на корабле “Азов”, отправилась в Средиземное море.