Текст книги "Шкура льва"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8
Искушение

Его светлость перочинным ножом удалил оболочку пуговицы и извлек маленький пакет, в котором был лист тонкой, тщательно сложенной и плотно сжатой бумаги. Развернув его и пробежав глазами, он посмотрел на своего собеседника, наблюдавшего за ним с притворным безразличием.

Лорд Остермор слегка побледнел, и изгиб его рта выразил исключительную важность. Нахмурив тяжелые брови, он украдкой взглянул на дверь.

– Думаю, – сказал он, – мы будем себя чувствовать более удобно в библиотеке. Вы составите мне компанию, мистер Кэрилл?

Мистер Кэрилл тотчас поднялся. Граф сложил письмо и повернулся, чтобы идти. Его собеседник немного повременил, чтобы собрать части разобранной пуговицы и положить их в карман. Он проделал все это с улыбкой на лице, сочувственной и презрительной одновременно. Мистер Кэрилл полагал, что вряд ли может возникнуть даже малейшая необходимость выдавать лорда Остермора, раз уж его светлость был привержен фракции Стюартов. Он не преминет выдать себя сам, совершив какую-нибудь глупость вроде этой – забыть на столе пуговицу-тайник.

В библиотеке, дверь которой, как и дверь вестибюля, милорд тщательно закрыл, отпер инкрустированное бюро из орехового дерева и, пододвинув к нему стул, уселся за изучение королевского письма. Прочитав его, Остермор некоторое время пребывал в задумчивости. Наконец, подняв глаза, он нашел взглядом стоявшего у одного из окон мистера Кэрилла.

– Вы, несомненно, являетесь тайным агентом короля, сэр, – проговорил граф. – И вы полностью поставлены в известность относительно содержания привезенного вами мне письма.

– Полностью, милорд, – отвечал мистер Кэрилл, – и я осмелюсь надеяться, что обещания его величества превозмогут любые ваши колебания.

– Обещания его величества? – задумчиво повторил лорд Остермор. – Его величеству может никогда не предоставится шанс их выполнить.

– Абсолютно справедливо, сэр. Однако играющий должен делать ставки. Ваша светлость, если не ошибаюсь, уже вкусили прелесть игры, но с небольшой для себя выгодой. Вот вам возможность сыграть в другую игру и, вероятно, покончить с неудачами прошлого.

Граф был поражен.

– А вы превосходно осведомлены о моих делах, – сказал он со смесью иронии и удивления в голосе.

– Профессия обязывает. Сведения – моя страховка.

Лорд Остермор медленно кивнул и погрузился в размышления, то и дело блуждая глазами по лежавшему перед ним письму в надежде закрепить в памяти его фрагменты.

– В этой игре ставкой будет моя голова, – вскоре пробормотал он.

– Вашей светлости больше нечего поставить на кон? – осведомился мистер Кэрилл.

Граф мрачно посмотрел на него, вздохнул и ничего не ответил. Мистер Кэрилл продолжил:

– Вашей светлости надлежит объявить, – сказал он совершенно невозмутимо, – покрыл ли вашу ставку его величество. Если вы считаете, что нет, то, вполне вероятно, его можно побудить улучшить свое предложение. Хотя в таком случае я, со своей стороны, склонен считать, что вы переоцениваете вашу голову.

Остермор, самолюбие которого было не на шутку уязвлено, резко взглянул на него, нахмурившись.

– Вы взяли дерзкий тон, сэр, – проговорил он, – очень дерзкий тон.

– Дерзость – это еще одно качество после осведомленности, необходимое в моем ремесле, – напомнил ему мистер Кэрилл.

Глаза милорда встретились с холодным взглядом его оппонента, и он снова глубоко задумался, подперев рукой щеку. Вдруг, взглянув на мистера Кэрилла, Остермор спросил:

– Скажите мне, – промолвил он, – кто еще замешан в этом? Говорят, Эттербери…

Мистер Кэрилл нагнулся, жестко постучав по письму короля указательным пальцем.

– Когда ваша светлость объявит мне, что вы готовы договориться насчет вложения ваших капиталов в это дело, я, возможно, буду расположен ответить на вопросы, касающиеся остальных. Пока же речь идет о вас.

– Тысяча чертей! – гневно выругался Остермор. – Разве так со мной разговаривают? – Он бросил на агента сердитый взгляд. – Скажите-ка мне, голубчик, а что, если я положу привезенное вами письмо перед ближайшим судьей?

– Точно сказать не могу, – спокойно ответил мистер Кэрилл, – но не исключено, что ваша светлость отправится на виселицу. Ибо, если вы соблаговолите прочитать письмо вновь – и более внимательно, – то увидите, что оно уведомляет о получении предложения об услугах, посланного вами его величеству примерно месяц назад.

Глаза графа опять забегали по письму. От внезапно нахлынувшего на него страха у него перехватило дыхание.

– На месте вашей светлости, сэр, я бы позволил ближайшему судье спокойно наслаждаться обедом, – с улыбкой заметил мистер Кэрилл.

Лорд Остермор неприятно засмеялся. Он почувствовал себя дураком, что, как и с большинством дураков, случалось с ним крайне редко.

– Ну, ладно, ладно, – хрипло сказал граф. – Дело требует размышлений. Требует размышлений.

За их спинами бесшумно открылась дверь, и в плаще и мантилье появилась графиня. Не замеченная обоими, она остановилась, услышав слова графа и в надежде услышать больше.

– Я должен отложить решение по крайней мере до утра, – продолжил его светлость. – Дело слишком серьезно, чтобы поддаваться спешке.

Едва различимый звук достиг чутких ушей мистера Кэрилла. Он обернулся с той неторопливостью, свидетельствовавшей в его потрясающем умении владеть собой. Узнав графиню, он поклонился, попутно предостерегая его светлость:

– Ах! – сказал он. – А вот и ее светлость вернулась.

Лорд Остермор шумно выдохнул и обернулся с поспешностью, выдававшей его с головой.

– Дорогая! – воскликнул он, заикаясь и в дикой спешке пытаясь спрятать письмо, но, наоборот, только привлек к нему внимание леди Остермор.

Мистер Кэрилл встал между ними, повернувшись спиной к его светлости и выполняя роль ширмы, под прикрытием которой следовало надлежащим образом распорядиться опасным документом. Но было слишком поздно. Зоркие глаза ее светлости уже обнаружили письмо, и если расстояние до него исключало возможность прочтения написанного, то необычный сорт бумаги, тончайшего и крайне редко встречающегося образца, она все-таки углядела.

– Что это вы прячете? – спросила графиня, приближаясь. – Ба, да мы уж друг без друга не можем ни минуты, это как пить дать! Что за козни вы тут затеваете, милорд?

– Ко… козни, любовь моя? – Он примирительно улыбнулся, ненавидя ее в тот момент больше, чем когда бы то ни было. Остермор засунул письмо во внутренний карман пиджака, и если бы голова графини не была занята другими мыслями, она бы не позволила заданному ею вопросу остаться без ответа.

– Впрочем, какая разница! Ротерби здесь!

– Ротерби! – Тон его светлости изменился, из заискивающе-успокаивающего внезапно обратившись в негодующий. – Что он здесь делает? – спросил он. – Или я не запретил ему входить в мой дом?

– Я привела его, – веско сказала графиня.

Но на сей раз Остермора было не сломить.

– Тогда можете снова увести его прочь, – заявил он. – Я не потерплю его под моей крышей и под одной крышей с той, с кем он обошелся так низко. Я не допущу этого.

Сама Горгона позавидовала бы холодному и злобному виду ее светлости в следующее мгновение.

– Берегитесь, милорд! – угрожающе прошипела она. – Ох, берегитесь, умоляю вас. Я не из тех, кому можно перечить.

– Равно, как и я, мадам, – парировал граф.

Воспользовавшись возникшей паузой, вперед шагнул мистер Кэрилл, дабы напомнить супругам о своем присутствии, о котором они, казалось, начали забывать.

– Боюсь, что вмешиваюсь, милорд, – сказал он и отвесил прощальный поклон. – Я нанесу визит вашей светлости позднее. К вашим услугам. Мадам, ваш самый покорный слуга.

И он откланялся.

В вестибюле он столкнулся с лордом Ротерби, расхаживавшим взад-вперед, беспокойно наморщив лоб. При виде мистера Кэрилла угрюмый взгляд виконта стал еще мрачнее.

– Проклятье! – вскричал он. – А вы что здесь делаете?

– Это, – любезно отвечал мистер Кэрилл, – тот самый вопрос, который ваш отец задал ее светлости о вас. К вашим услугам, сэр. – И с этими словами, улыбаясь своей на удивление скупой улыбкой, он удалился, легкий и грациозный, оставив Ротерби в гневе и замешательстве.

Оказавшись на улице, мистер Кэрилл подозвал портшез [16]16
  Портшез – старинные закрытые носилки, в которых слуги переносили своих хозяев по улицам городов.


[Закрыть]и приказал нести себя к своей квартире на Олд-Палас-Ярд, где его ждал Ледюк. Пока носильщики проворно продвигались вперед, мистер Кэрилл вновь предался раздумьям.

Лорд Остермор интересовал его необычайно. В какой-то момент граф вызвал в нем гнев, об этом вы могли судить по внезапной решимости, с которой мистер Кэрилл действовал, передавая его светлости письмо и принимаясь за выполнение задачи, им же самим отмененной. Теперь Кэрилл не знал, радоваться ему или горевать по поводу столь импульсивного поступка. Он также не знал, жалеть ему или презирать человека, руководствовавшегося в своей жизни отнюдь не теми высокими мотивами, что были присущи большинству преданных Якову людей. Эти принципы, пропитанные духом благородства и романтизма, лорд Остермор презрел бы, если бы понял, ибо являлся человеком того типа, который не приемлет всего, что не обладает практической ценностью и не приносит немедленных очевидных результатов. Едва не потерпев полный крах при банкротстве Южноморской компании, он во имя выгоды возжелал стать изменником короля де-факто [17]17
  Фактически (лат.).


[Закрыть]тогда как тридцать лет назад, движимый схожими побуждениями, изменил королю де-юре».

Как же можно охарактеризовать подобного человека, задал себе вопрос мистер Кэрилл. Будь у графа достаточно ума, чтобы постичь основы собственного поведения, его легко было бы понять и столь же легко презирать. Но мистер Кэрилл сознавал, что имеет дело с одним из тех, кто никогда не вникал в суть чего бы то ни было, не говоря уже о себе и своих поступках, и это прискорбное отсутствие понимания происходящего лишило его светлость возможности чувствовать и судить, подобно большинству людей. А посему мистер Кэрилл рассматривал его скорее в качестве объекта для жалости, нежели презрения. И даже размышляя о той истории тридцатилетней давности, столь близко касавшейся самого мистера Кэрилла, последний был убежден, что все те же жалкие недостатки могут быть поставлены в оправдание Остермора.

Между тем после его ухода из Стреттон-Хауза там состоялась перепалка между леди Остермор и ее сыном, с одной стороны, и лордом Остермором – с другой. Слабый и нерешительный во всем остальном, граф, по-видимому, мог быть непреклонным только в своей неприязни к сыну и твердым в своем решении не прощать низость его поведения по отношению к Гортензии Уинтроп.

– Здесь наша вина. – Ротерби снова пытался обелить себя, используя старые аргументы и раздраженный презрительный тон, совсем не подобающий сыну. – Серьезно, я женился бы на ней, если бы не ваши угрозы лишить меня наследства.

– Ты дурак, Чарлз! – накинулся на него его отец. – Неужели ты предполагал, что, оставляя тебя без наследства из-за законной женитьбы на ней, я поступил бы иначе, узнав о твоей попытке склонить ее к фиктивному браку? С меня довольно! Иди своей дорогой, проклятый распутник, позорящий само имя джентльмена. С меня хватит.

Этой позиции и держался граф вопреки всем доводам Ротерби и его матери. Он, топая, вышел из библиотеки с последним наказом сыну покинуть его дом и никогда более не пятнать своим присутствием. Ротерби уныло посмотрел на мать.

– Он не шутит, – сказал виконт. – Он никогда не любил меня. Он никогда не был мне отцом.

– А был ли ты хоть немного ему сыном? – спросила ее светлость.

– Настолько, насколько он позволял мне это, – ответил виконт с написанной на лице мрачной удрученностью. – О, дьявол! Как ужасно он со мной обращается. – Ротерби вышагивал по комнате, негодуя. – Вся эта шумиха из-за ничего! – стенал он. – Он что, никогда не был молодым? И ведь в конечном счете никто не пострадал. Девушка снова дома.

– Тьфу ты! Ты действительно дурак, Ротерби, и этим все сказано. Иногда мне становится интересно, кто из вас больший дурак – ты или твой отец. И все же ему впору удивляться, что ты его сын. Как ты полагаешь, что бы случилось, если бы твоя затея с этой сопливой мисс увенчалась успехом? Да этого было бы достаточно, чтобы тебя повесить.

– Ну и ну! – сказал виконт, опускаясь в кресло и угрюмо уставившись на ковер. Потом снова столь же угрюмо добавил: – Его светлость был бы рад, так что хоть кому-то это доставило бы удовольствие. Пока же…

– Пока же тебе лучше отыскать человека по имени Грин, бывшего в Мэйдстоуне, и заткнуть ему рот гинеями. Он в курсе случившегося.

– Ерунда! Грин был там по другому делу. – И Ротерби рассказал ей о подозрениях, которые питал шпик в отношении мистера Кэрилла.

Это повергло ее светлость в размышления.

– Что ж, – вскоре сказала она, – да будет так!

– Да будет как, мадам? – спросил Ротерби, поднимая на нее глаза.

– Ну, этот человек, Кэрилл, должно быть, обхитрил шпика, несмотря на устроенный тем обыск. Я застала этого хлыща с твоим отцом – парочка не разлей вода, и в руке у твоего отца была бумага, тонкая, как паутина. Дьявол! Будь я проклята, если он не чертов якобит.

Ротерби в мгновение ока был на ногах. Внезапно он вспомнил все, что услышал в Мэйдстоуне.

– Ого! – радостно воскликнул он. – И что заставляет вас так думать?

– Что заставляет? Да то, что я видела. И кроме того, я нутром это чую. Сам инстинкт подсказывает мне, что это так.

– О если бы вы оказались правы! Проклятье! Я найду способ поквитаться с этим наглецом из Франции и буду диктовать условия его светлости.

Ее светлость пристально на него посмотрела.

– Ты бессердечный негодяй, Чарлз. Ты что, способен предать своего собственного отца?

– Предать его? Нет! Но я положу конец его интригам. Господи! Разве он не достаточно потерял в южноморском мыльном пузыре, чтобы спускать то немногое, что осталось, на какой-то сумасбродный якобинский заговор?

– Какое это имеет для тебя значение после того, как он поклялся лишить тебя наследства?

– Какое, мадам? – Ротерби хитро засмеялся. – Я остановлю их обоих. Двух птичек одним махом, чтоб мне пусто было. – Он потянулся за своей шляпой. – Я должен найти этого Грина.

– Что ты собираешься делать? – спросила графиня слегка дрожащим от беспокойства голосом.

– Подогреть его подозрения насчет Кэрилла. После своего провала в Мэйдстоуне он будет готов действовать. Ручаюсь, он страдает до сих пор. А если уж нам удастся заковать Кэрилла в кандалы, страх перед последствиями вернет Кэрилла на землю. Тогда уж наступит моя очередь.

– Но ты ведь не сделаешь ничего такого, что бы… что бы навредило твоему отцу? – строго спросила леди Остермор, положив ему руку на плечо.

– Доверьтесь мне, – рассмеялся Ротерби и цинично добавил: – Выдавать его не в моих интересах. По мне лучше испугом привести графа в чувство и напомнить ему об отцовском долге.

Глава 9
Победитель

Как и подобает человеку его положения, мистер Кэрилл устроился в уютных и хорошо обставленных апартаментах на Олд-Палас-Ярд. Чтобы не вызывать подозрений – власти, напуганные якобитскими настроениями в стране, чуть ли не в каждом иностранце видели шпиона – он решил вести себя в Лондоне словно заурядный искатель развлечений, и в первый же вечер, сразу после беседы с лордом Остермором, отправился к своим старым оксфордским друзьям, Стэплтону и Коллису.

Мистер Кэрилл был приятным и обходительным молодым человеком, и эти качества, а также изрядная толщина кошелька обеспечили ему самый теплый прием во всех заведениях, где тогда собиралось высшее общество. Дни потянулись ленивой и однообразной чередой: прогулка, бокс, опера, кофейня, прием.

Но за напускной беспечностью скрывалось глубокое душевное смятение. Гнев, заставившей мистера Кэрилла приехать в Англию и вручить отцу уничтожающее письмо, неожиданно остыл. Тщетно пробовал он убедить себя, что лорд Остермор ничего иного не заслуживал, – неестественность происходящего мучила его. Кэриллу оставалось только попытаться хоть ненадолго забыть об этом и предоставить событиям разворачиваться своим чередом. И ему было на чем сосредоточить свое внимание, поскольку Гортензия Уинтроп все больше занимала мысли мистера Кэрилла. Каждый раз, прогуливаясь в парке Сент-Джеймс или посещая бокс, он пристально разглядывал находящихся там модниц, надеясь увидеть ее. И на третий день ему повезло.

В то утро леди Остермор велела приготовить экипаж для прогулки и послала Гортензии записку, в которой просила сопровождать ее. Однако девушка ответила решительным отказом – ее единственным желанием было оставаться дома, избегая насмешек и презрительных взглядов толпы.

Но надежда на это рухнула, когда миледи собственной персоной появилась в комнате, где Гортензия, только что закончив свой утренний туалет, сидела с книгой возле раскрытого окна.

– Что это такое? – воскликнула графиня. – Откуда столь дерзкий тон? Неужели мои желания ничего не значат для тебя?

– Вовсе нет, мадам, – ответила Гортензия, вставая. – Просто я себя неважно чувствую сегодня и не хотела бы появляться на солнце.

– Не удивительно, – усмехнулась леди Остермор. – Однако оставим это. Мне не безразлична твоя репутация, и я не намерена позволять тебе словно преступнице сидеть взаперти среди бела дня.

– Я – не преступница, мадам, – с негодованием произнесла Гортензия, – вы это прекрасно знаете.

– Успокойся, детка. Если ты хочешь, чтобы этому поверил весь город, ты не должна избегать общества. Смелее, вели своей служанке принести капюшон и палантин [18]18
  Палантин – женская накидка, большой шарф.


[Закрыть]. Экипаж ждет нас.

Слова леди Остермор звучали убедительно. Действительно, что подумают в городе, если она будет прятаться? Не станет ли это лучшим подтверждением тем сплетням, которые – она была уверена – уже распространяются о ней? Не лучше ли самой выбить оружие из рук недругов и, набравшись храбрости, появиться в парке с матерью лорда Ротерби.

Но Гортензии не пришло в голову, что единственным желанием миледи было унизить ее – насмешливые взгляды и ядовитые улыбки окружающих должны были сломить ее гордость и смирить дух, который графиня считала заносчивым и упрямым.

Ничего не подозревающая девушка согласилась, но последствия этой уступчивости не заставили себя долго ждать.

Стояла теплая солнечная погода, и, когда их экипаж остановился около ворот парка, там уже было полно гуляющих. Появление Гортензии произвело настоящую сенсацию. Отовсюду слышались приветствия, адресованные леди Остермор, но робкие взгляды, искоса бросаемые на ее спутницу, становились все более смелыми, а тщательно скрываемые поначалу улыбки превратились в откровенные насмешки, доносившиеся – как на то и было рассчитано – до ушей обеих женщин.

– Мадам, – вполголоса произнесла побледневшая Гортензия, – не стоило приезжать сюда. Не лучше ли нам уехать?

– Отчего же, дитя мое? – кисло улыбнулась в ответ лэди Остермор и взглянула на нее поверх веера, которым лениво обмахивалась. – Разве здесь так уж плохо? Давай пройдем в тень, под деревья, где солнце печет не так сильно.

– Я не это имею в виду, – сказала Гортензия, но не дождалась ответа, и ей ничего не оставалось, кроме как последовать за миледи.

Появился лорд Ротерби под руку со своим другом, герцогом Уортоном. Правда, их дружба носила односторонний характер, и лорд Ротерби был одним из многих молодых людей, составлявших своего рода свиту красивого, остроумного и распутного герцога, чьи выдающиеся способности помогли бы ему добиться славы и величия, не предпочти он путь порока.

Проходя мимо них, лорд Ротерби снял шляпу и поклонился, и герцог последовал его примеру. Леди Остермор улыбнулась в ответ, но Гортензия даже не взглянула на них, лицо ее словно окаменело.

Она услышала высокомерный смешок герцога и его слова:

– Боже, Ротерби! Какая перемена! В среду твоя Дульцинея удирает с тобой, а в субботу уж и не смотрит на тебя! Клянусь, так тебе и надо! Кому нужны неуклюжие ухажеры.

Реплика была адресована не только Гортензии, и ответ Ротерби потонул во взрыве смеха: где бы ни появлялся герцог, неподалеку всегда находились люди, готовые смеяться над любой его остротой. Щеки девушки вспыхнули, и слезы навернулись на глаза.

Герцог задал тон. Уже со всех сторон до Гортензии долетали случайные слова и сдержанный смех, а во взглядах читалось плохо скрытое недоумение – как это она еще отважилась появиться на публике.

На скамейках в тени огромного вяза расположилась компания молодых людей, центром которой была очаровательная Мэри Деллер, до сих пор незамужняя и считавшаяся остроумной среди своих поклонников, однако уже более полагающаяся на помощь косметики, чем на обаяние начинающей терять свежесть красоты.

Рядом с ней сидели две молоденькие смешливые кузины и сопровождавшие их молодые люди; в их числе были мистер Эдвард Стэплтон, сэр Гарри Коллис, сводный брат леди Мэри, и мистер Кэрилл, которого только что представили девушкам. Мистер Кэрилл выглядел, как всегда, великолепно. Его элегантный, голубино-сизой расцветки костюм был богато расшит золотом, белый парчовый жилет с пуговицами из драгоценных камней спускался почти до колен, а запястья и шею украшали кружева тончайшей работы.

Зажав под мышкой шляпу и положив руку на золоченый набалдашник трости цвета слоновой кости, он внимательно слушал Мэри Деллер, в знак уважения склонив свою каштановую голову и глядя в «самые гибельно-соблазнительные глаза Англии», как сказал в посвященном ей сонете мистер Краск, поэт, впрочем, находившийся тут же.

Внимание сильного пола составляло единственный смысл жизни для леди Мэри, разбивающей сердца мужчин, как ребенок – игрушки, – лишь для того, чтобы посмотреть, а что у них внутри, – но именно по этой причине она разбила их куда меньше, чем предполагала.

Внезапно мистер Краск захихикал, прижимая платок к накрашенным губам.

– О, черт возьми! – проблеял он, глядя в сторону приближающихся к ним леди Остермор и Гортензии. – Умереть можно! Вот так наглость! А как держится и смотрит! Невозмутима, как весталка, пропади я пропадом!

Леди Мэри и все остальные повернули головы, и от пронзительных глаз мистера Кэрилла не укрылась чопорность походки, мертвенная бледность и остановившийся взгляд девушки, равно как и самодовольный вид леди Остермор и беззаботность, с которой она отвечала на приветствия знакомых, словно не замечая происходившего вокруг. Мистер Кэрилл оказался бы последним дураком, если бы, зная то, что ему было известно, не понял, какому унижению подвергалась сейчас Гортензия и с какой целью.

Ротерби в компании Уортона опять оказался рядом с ними и на этот раз специально остановился, чтобы поприветствовать дам. Однако Гортензия вновь проигнорировала его.

– Негодяй! – процедил сквозь сжатые зубы мистер Кэрилл, но его слов никто не услышал, поскольку в этот момент Дороти Деллер – младшая из кузин леди Мэри – дала волю чувствам, переполнявшим ее доброе и чистое сердце.

– О, какой стыд! – вскричала она: – Молли, неужели ты не подойдешь и не поговоришь с ней?

Леди Мэри напряглась и извиняюще улыбнулась своим спутникам.

– Не обращайте внимания на этого ребенка, прошу вас, – проговорила она. – Она еще слишком наивна.

– Куда уж больше, черт побери! – рассмеялся стареющий щеголь, имевший репутацию шутника-циника.

– Целомудрие – редкое качество, – вызывающе сухо отозвался мистер Кэрилл, – и, подобно милосердию, оно почти не известно в этом Вавилоне [19]19
  Вавилон – древний город в Месопотамии, близ р. Евфрата, бывший в течение многих веков сначала столицей Вавилонского, а затем Ново-Вавилонского царств. Город известен как место длительного плена евреев, в связи с чем в крайне неблагоприятном виде описан в Библии.


[Закрыть].

Одна леди Мэри уловила необычность тона говорившего, поскольку внимание остальных было приковано к Ротерби, прощавшегося в этот момент с матерью.

– Сегодня они не обмолвились ни словом, – вскричал мистер Краск. – Она не удостоила его даже взглядом. – Он разразился балладой о короле Фрэнсисе [20]20
  Король Фрэнсис – речь идет о Якове Старом Претенденте, полное имя которого звучало так: Джеймс Фрэнсис Эдвард Стюарт.


[Закрыть], и, крайне довольный подходящей цитатой весело рассмеялся: – «Souvent femme varie, bien fou est qui s'y fuie» [21]21
  Глупец лишь только станет красоток избегать (фр.).


[Закрыть]

Мистер Кэрилл опустил монокль.

– Я слышал, что прежде чем стать плагиатором, вы были лакеем. Но это явная ложь. Ваш голос совершенно ясно выдает бывшего носильщика.

– Сэр… сэр, – забормотал рифмоплет, покрасневший от унижения и ярости. – Разве… разве это слыхано – между джентльменами?

– Между джентльменами это действительно неслыханно, – согласился мистер Кэрилл.

Мистер Краск, сдерживаясь, чопорно поклонился.

– Я слишком уважаю себя… – начал он.

– Без сомнения, здесь вы в единственном числе, – оборвал его мистер Кэрилл и отвернулся.

Мистер Краск, с трудом сохраняя контроль над собой, опять поклонился:

– Я знаю, я не сомневаюсь – если бы не леди Мэри Деллер… Вы еще ответите за эти слова, вы еще услышите обо мне, сэр. Вы еще услышите.

Он поклонился в третий раз – на этот раз всей компании – и зашагал прочь с видом оскорбленного достоинства.

– Мистер Краск пригвоздит вас к позорному столбу в своем пасквиле, – рассмеялся Коллис, – и отхлещет самым подлым образом.

– Вы жестоко обошлись с ним, сэр, – укорила мистера Кэрилла леди Мэри. – Бедный мистер Краск! Назвать его плагиатором. Что может быть хуже!

– Истина, мадам, всегда жестока!

– Бедный мистер Краск! – вновь вздохнула леди Мэри.

– Действительно, бедный, но не в том смысле, что он заслуживает жалости. Несчастный мошенник, своими гнусными замечаниями осмеливающийся запятнать честь дамы, – вот кто он!

Брови Мэри Деллер поползли вверх.

– Вы на удивление строги, сэр, – произнесла она. – И, как мне думается, весьма неосмотрительно защищаете с такой горячностью репутацию особы, которая сама мало заботится о ней.

Мистер Кэрилл почтительно улыбнулся, пытаясь скрывать поднимавшееся в нем раздражение, и его серо-зеленые глаза изучающе остановились на лице светской красавицы.

Он видел перед собой самовлюбленную эгоистичную женщину.

Дерзкий ответ, способный привести к ссоре, едва не сорвался с его губ, но он вовремя осекся, внезапно увидев иной, более тонкий, способ отмщения.

– Леди Мэри, – вскричал мистер Кэрилл, – я жестоко ошибся бы в вас, если бы счел, что вы цените мнение толпы, – и он сделал жест в сторону слоняющихся по парку бездельников.

Мэри Деллер озадаченно нахмурилась. Мистер Кэрилл правильно истолковал ее взгляд и продолжал:

– Вы неподражаемы во всех отношениях. Пусть малодушные следуют общепринятым суждениям, словно овцы за бараном – у вас всегда есть своя точка зрения, и вы твердо придерживаетесь ее.

Леди Мэри открыла было рот, собираясь ответить, но не нашла слов, заинтригованная столь неожиданной и сладкой лестью. Ей часто приходилось слышать, как восхваляют ее красоту, но лишь этот человек мог так тонко воздать должное ее не столь очевидным умственным способностям.

Мистер Кэрилл наклонился к ней.

– Какая прекрасная возможность, – прошептал он, – подчеркнуть независимость суждений и пренебрежение к стадному инстинкту.

– И как, собственно? – хлопая глазами, спросила леди Мэри.

– Репутация вон той молодой леди стала притчей во языцех. Готов поклясться, что ни одна женщина здесь не отважится заговорить с ней. Но представьте себе, какой триумф ожидает ту, что осмелится! – Он вздохнул. – Эх-хе! Я бы многое отдал; лишь бы на мгновение оказаться женщиной и показать свое превосходство над всеми этими размалеванными куклами, которым не хватает ни смелости, ни ума.

Леди Мэри поднялась, легкий румянец играл на ее щеках, глаза блестели.

– Сделайте же это вместо меня и насладитесь сполна триумфом, – с радостью в голосе воскликнул мистер Кэрилл.

– Почему бы и нет, сэр? – воодушевленно спросила она.

– В самом деле, почему нет, когда вы – это вы? – отозвался он. – Я хотел бы верить в вас и, однако же, боюсь верить.

– Чего же вы боитесь? – нахмурилась светская красавица, полностью войдя в приготовленную для нее роль.

– Увы! Я недостойный снисхождения маловер, сохраняющий кощунственные сомнения.

– Вы с таким изяществом признаете свои недостатки, – с улыбкой проговорила она, – что вас трудно не извинить. И сейчас вы убедитесь, что извинения окажутся отнюдь не лишними. Идемте, девочки, – велела леди Мэри своим кузинам, за чью наивность совсем недавно испытывала неловкость.

– Вашу руку, Гарри, – велела она своему шурину.

Сэр Гарри повиновался, но весьма неохотно, проклиная в душе своего приятеля за эту провокацию. Мистер Кэрилл пристроился с другой стороны, и они направились к леди Остермор и Гортензии, в одиночестве прогуливавшихся неподалеку.

Гортензия, словно почувствовав что-то, вдруг взглянула в сторону мистера Кэрилла. Их взгляды встретились, молодой человек сорвал с головы шляпу и склонился в глубоком поклоне. Его жест не остался незамеченным, и немало пар глаз неодобрительно уставились на выскочку, рискнувшего пренебречь мнением большинства.

Но это было только начало. Мэри Деллер восприняла приветствие мистера Кэрилла как сигнал к действиям и, сопровождаемая друзьями, ускорила шаг, с упоением ощущая себя в центре внимания.

– Я надеюсь, ваша милость в добром здравии, – приветствовала она окаменевшую от изумления леди Остермор.

– Надеюсь, – последовал едкий ответ.

Покрасневшая от смущения мисс Уинтроп опустила глаза, теряясь в догадках относительно намерений леди Мери.

– Я сочла бы за честь познакомиться с вашей подопечной, леди Остермор, – сказала Мэри Деллер.

Графиня чуть не задохнулась от изумления.

– Это подопечная моего мужа, – справившись с собой, ответила она леди Мэри, манерой поведения и тоном голоса давая понять, что тема, касающаяся Гортензии, исчерпана.

– Какая разница? – вызывающе вставил мистер Кэрилл.

– В самом деле, почему бы вашей милости не представить меня? – настаивала Мэри Деллер.

Рассерженные глаза графини остановились на безмятежно улыбающемся мистере Кэрилле. По выражению его лица она сразу поняла, кто был зачинщиком происходящего. Однако нельзя было отказать леди Мэри, не нанеся ей публично оскорбления, и графине ничего иного не оставалось, кроме как взять себя в руки и сухо представить их друг другу.

Леди Мэри оставила сэра Гарри развлекать леди Остермор, а сама подошла к Гортензии.

– Я давно хотела познакомиться с вами, – несколько неуверенно, не зная с чего начать, произнесла она.

– Я польщена, – ответила побледневшая Гортензия, не поднимая глаз. – Но вы, ваша милость, выбрали не лучшее время для знакомства.

– Мне трудно было найти более удачное время, чтобы выразить презрение к злым языкам, – беззаботно рассмеялась леди Мэри, отвечая девушке и одновременно играя на публику. Она прекрасно знала, что, хотя некоторые и осудят брошенный обществу вызов, большинство будет восторгаться ее смелостью.

– Вы очень благородны, ваша милость, – с искренней благодарностью ответила Гортензия.

– Ну-у! – протянула леди Мэри. – Неужели так легко быть благородной?

Они обменялись еще несколькими малозначащими фразами, и Мэри Деллер вернулась к графине, а ее место занял мистер Кэрилл. Однако Гортензия никак не отреагировала на его пылкие приветствия и вновь потупила взор.