Текст книги "Шкура льва"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Ротерби ударил кулаком по столу.

– Если вы рассчитываете на нашу благодарность…

– Ну что вы, я пытаюсь внушить вам не чувство благодарности, – ответил мистер Кэрилл, подняв руку, – а чувство ужаса от содеянного. – Его голос загремел: – Так знайте же! Если в то утро я не решился пустить вам кровь, так только потому, что это та самая кровь, что течет и в моих жилах, ведь вы – мой брат, ваш отец был также и моим отцом. Только поэтому я не пожелал поднять на вас руку.

Кэрилл говорил, что желает вселить в них ужас, и это ему удалось. Все присутствующие сидели, охваченные этим чувством, глядя на Кэрилла, разинув рты – даже Гортензия, которая знала и понимала куда больше остальных.

После длительной паузы заговорил Ротерби.

– Вы мой брат? – спросил он бесцветным голосом. – Мой брат? Как вы сказали?

К графине вернулся дар речи.

– А кто ваша мать? – В ее голосе звучал вызов – не сидящему перед ней человеку, а памяти несчастной Антуанетты Малиньи. Лицо мистера Кэрилла покраснело до корней волос, затем вновь побледнело.

– Этого я вам не скажу, ваша светлость, – заявил он холодным, надменным голосом.

– Рада видеть столь порядочного человека.

– Вы ошибаетесь, – сказал мистер Кэрилл. – Мною движет уважение к моей матери, – он в упор посмотрел на ее светлость. Взбешенная графиня вскочила на ноги.

– Что вы сказали? – взвизгнула она. – Вы слышали, Ротерби? Он не желает произнести в моем присутствии имя этой шлюхи из уважения к ней!

– Стыдитесь, ваша светлость! Вы говорите о его матери! – возмущенно воскликнула Гортензия.

– Все это ложь! От начала и до конца ложь! – крикнул Ротерби.

– Этот человек хитер, как бес!

Мистер Кэрилл встал с кресла.

– Именем Господа и всем, что для меня свято, я клянусь, что сказал правду. Я клянусь, что лорд Остермор, ваш отец – и мой отец тоже. Я родился во Франции в тысяча шестьсот девяностом году, и у меня есть соответствующие документы, и вы, Ротерби, их можете прочесть.

Его светлость поднялся.

– Покажите, – сказал он.

Мистер Кэрилл вынул из внутреннего кармана маленький кожаный бумажник, который ему дал сэр Ричард Эверард. В нем лежала копия свидетельства о крещении, выданная канцелярией церкви Святого Антония в Париже.

Ротерби протянул руку, но мистер Кэрилл лишь покачал головой.

– Станьте рядом со мной и читайте.

Ротерби не стал спорить, подошел поближе и прочел составленный по всем правилам документ, подтверждающий, что сэр Эверард доставил для крещения в церкви Святого Антония младенца мужского пола, заявив, что он – сын Джона Кэрилла, виконта Ротерби, и Антуанетты Малиньи и что мальчику при крещении дано имя Жюстен.

Его светлость отошел в сторону, повесив голову. Его мать смотрела на сына, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. Ротерби обернулся.

– Откуда мне знать, что вы и есть тот Жюстен Кэрилл, о котором говорится в документе?

– Это нетрудно подтвердить. Вспомните тот вечер у Уайтса, когда между нами вспыхнула ссора. Вспомните, как ко мне обращались Стэплтон и Коллис, как они говорили, что знают меня с детства, когда мы учились в Оксфорде, и что они посещали меня в моем замке во Франции. Как назывался замок, ваша светлость?

Ротерби глядел на Кэрилла, роясь в памяти. Однако ему не пришлось долго напрягаться. Уже при первом упоминании ему показалось знакомым название «Малиньи».

– Замок Малиньи, – сказал он. – И все же…

– Если этого недостаточно, чтобы вас убедить, я могу сослаться на сотню свидетелей, знавших меня с детства. Поверьте: мою личность можно подтвердить совершенно неопровержимо.

– И что из этого? – внезапно спросила ее светлость. – Даже если окажется, что вы – незаконнорожденный сын моего супруга, что вы можете требовать от нас?

– А вот об этом, мадам, – исполненным серьезности голосом ответил мистер Кэрилл, – я и хотел бы спросить у своего брата.

Глава 21
Шкура льва

В огромной комнате с колоннами повисла звенящая тишина. Мистер Кэрилл и ее светлость по-прежнему сидели в креслах, он был нарочито спокоен, графиня же не скрывала волнения. Гортензия, как нетерпеливый зритель, подалась вперед, наблюдая трех актеров в этой трагикомедии.

Ротерби стоял, опустив голову и нахмурив брови. Понимая, что именно его хотели услышать, он все же ощущал крайнюю нехватку слов. Дальнейшее развитие событий было непредсказуемо и могло бы помешать его планам. Ротерби раздумывал о том, как ему действовать и как вести себя в этой неожиданной ситуации. Первой нарушила тишину ее светлость. Сузив глаза, она рассматривала мистера Кэрилла, утолки ее рта были опущены. Она уловила имя Малиньи, и то, что она знала, заставило ее задуматься, хотя мистер Кэрилл и не подозревал об этом.

– Я не верю, что вы сын мадемуазель де Малиньи, – сказала она наконец. – Я никогда не слышала о том, что у милорда был сын. Я не верю, что между ним и той женщиной что-то было.

Мистер Кэрилл пристально смотрел на нее, отбросив свое привычное хладнокровие. Возглас удивление вырвался у Ротерби, он подался к матери.

– Так ты знала? Что мой отец…

Она горько улыбнулась.

– Твой отец женился бы, если б осмелился, – сказала графиня. – Для того, чтобы получить разрешение своего родителя, ему пришлось вернуться в Англию. Как и он сам, его отец был своенравен и вел себя так, как позже твой, когда дело касалось тебя. Он не хотел даже слышать об этом браке и просил моей руки для своего сына. В свою очередь, мой отец был не прочь извлечь из этого союза выгоду и согласился отдать меня вместе с огромным наследством.

Мистер Кэрилл обратился в слух. Запутанное дело начинало проясняться.

– Итак, – продолжала она, – твой дед заставил твоего отца забыть женщину, которую тот оставил во Франции, и жениться на мне. Я не знаю, за какие грехи мне выпало такое наказание. Но так уж вышло. Твой отец сопротивлялся, оттягивая свадьбу целый год. Затем была дуэль. Кузен мадемуазель де Малиньи пересек Ла-Манш и затеял ссору с твоим отцом. Они дрались, и Малиньи был убит. После этого отношение жениха ко мне изменилось, и однажды, через месяц или чуть позже, он поддался натиску своего отца. Мы поженились. Но я не верю, что граф оставил сына во Франции. Я не верю, что он мог так поступить. Каким бы бесчувственным он ни был, я не верю, что он мог бросить мадемуазель де Малиньи при таких обстоятельствах.

– Значит, вы полагаете, – сказал Ротерби, – что этот человек все выдумал?

– Уж не считаете ли вы, – с презрением прервал его мистер Кэрилл, – что я специально приготовил документы на такой случай?

– Нет, но вам эти документы могли бы пригодиться и для других целей, скажем, для шантажа, если бы граф был жив, – предположила ее светлость.

– Но примите во внимание, мадам, что я богат, гораздо богаче, чем граф Остермор, и это могут подтвердить мои друзья Коллис и Стэплтон. Зачем мне его шантажировать?

– И каким же образом вы стали тем, кем являетесь? – спросила она.

Мистер Кэрилл вкратце рассказал, как сэр Ричард Эверард заботился о нем и, усыновив, сделал наследником всех своих богатств, которые были весьма значительны.

– Я могу неопровержимо доказать, что ваши сомнения необоснованны. Вы, ваша светлость, говорите, что, если бы милорд имел сына, он бы знал о нем. Но тем не менее, он ничего обо мне не знал. Можете ли вы припомнить дату – хотя бы месяц – его возвращения в Англию?

– Разумеется. Конец апреля тысяча шестьсот восемьдесят девятого года. И что из того?

Мистер Кэрилл снова вынул документ. Кивнув Ротерби, поднес бумагу к его глазам.

– Какая здесь дата, я имею в виду, дата рождения?

Ротерби прочитал – 3 января 1690 года.

Мистер Кэрилл свернул документ.

– Теперь, я думаю, вы поняли, почему милорд остался в неведении о моем рождении, – положив бумагу в карман, Кэрилл вздохнул. – Жаль, что он так и не узнал об этом, – сказал он, как бы обращаясь к самому себе.

И тут ее светлость не выдержала. Она видела: Ротерби сомневается, и это невероятно ее рассердило, а, разозлившись, графиня совершила роковую ошибку. Лучше было бы все отрицать, что, по крайней мере, было бы простительно для нее и сына. Она же пошла напролом.

– К черту! – закричала графиня. Худая, злобная. – Какое мне дело, кто вы такой! Какое это имеет отношение к тебе, Ротерби? Ты должен выдать негодяя!

Сын мрачно смотрел на нее. Большая часть этой истории имела непосредственное к нему отношение и объясняла странное поведение мистера Кэрилла на дуэли. Тогда он недоумевал, как недоумевали все оказавшиеся свидетелями схватки.

Из этого и многого другого, не говоря уже о документе, который граф видел и который наверняка не был поддельным, он заключил, что мистер Кэрилл действительно был его братом. Даже внезапная вспышка гнева матери, несмотря на ее слова, лишь подтверждала, что и она была убеждена аргументами, которыми мистер Кэрилл удостоверил свою личность.

Ротерби не стал ненавидеть мистера Кэрилла ни на йоту меньше из-за того, что он узнал. Его ненависть даже усилилась. И все же чувство приличия не давало ему взять и отправить брата на виселицу. Убийство брата казалось ему гораздо более страшным делом, чем убийство постороннего человека, даже если оно было бы совершено чужими руками.

У графа было два возможных варианта дальнейших действий: либо помочь мистеру Кэриллу бежать, либо отказаться свидетельствовать в суде против него и убедить или заставить мать сделать то же самое. Теперь, когда все выяснилось, Ротерби видел, что его интересы не так уж сильно пострадают. Конечно, его позиция не будет вполне убедительной, если он раскроет заговор, не доставив никого из заговорщиков, но все же она будет достаточно сильной. Правительство будет благодарно ему и не станет преследовать с требованиями о возмещении убытков.

Графу оставалось только выбрать лучший вариант, как вдруг что-то привлекло его обостренное внимание.

Гортензия встала, шокированная последними словами ее светлости. С умоляющим взглядом, распростерши руки, она вскрикнула:

– Милорд, вы не сможете это сделать!

Слова, с которыми она обращалась к его великодушию, произвели обратный эффект. В глубине души графа еще таилась дикая злоба и ревность, и он почувствовал, что может сделать то, что девушка хотела предотвратить.

Его брови сдвинулись, лицо потемнело, взгляд вонзился в лицо Гортензии, и он увидел в ее глазах страх за любимого.

Бросив взгляд на Кэрилла, он хрипло произнес:

– Одну минуту, – и, подойдя к двери, крикнул слугу, а потом вернулся обратно.

– Мистер Кэрилл, – сказал он официальным голосом. – Не могли бы вы подождать в приемной? Мне надо подробнее рассмотреть это дело.

Мистер Кэрилл, решив, что он собирается обсудить все со своей матерью, тотчас поднялся.

– Смею напомнить вам, Ротерби, что время не ждет, – сказал он.

– Я не задержу вас надолго, – последовал холодный ответ, и мистер Кэрилл удалился.

– И что теперь, Чарлз? – спросила его мать. – Гортензия останется здесь?

– Именно ей и нужно остаться. Не затруднится ли ваша светлость также подождать в приемной? – сказал он, открывая для нее дверь.

– Что за глупость ты затеваешь?

– Вы зря тратите время, а время, как верно заметил мистер Кэрилл, не ждет.

Графиня направилась к двери, помимо своей воли повинуясь холодной целеустремленности, которая чувствовалась в его голосе.

– Уж не думаешь ли ты…

– Вы очень скоро узнаете, о чем я думаю, ваша светлость. Я прошу оставить нас одних.

Ее светлость остановилась в дверях.

– Если ты примешь поспешное решение, помни, что я могу действовать сама, – напомнила она. – Ты можешь верить, что этот человек твой брат, можешь не верить, и значит, – добавила она с жесткой усмешкой, обращенной к Ротерби, – ты можешь выбирать разные способы, чтобы избавиться от него. Но не забывай, ты все же должен со мной считаться. Может быть, он доказал тебе, что он одной крови с тобой, но, хвала Всевышнему, ни за что не докажет, что он одной крови со мной!

Лорд молча поклонился, сохраняя неподвижное выражение лица, в то время как она, назвав его дураком, вышла из комнаты. Закрыв дверь, он повернул ключ. Гортензия смотрела на него с ужасом.

– Я хочу выйти! – Голос девушки сорвался на крик, и она бросилась к двери.

Но Ротерби встал у нее на пути. Его лицо побелело, глаза горели. Гортензия отпрянула от его раскрытых объятий, граф замер, пытаясь овладеть собой.

– Этот человек, – сказал он, показывая большим пальцем через плечо на закрытую дверь, – будет жить или умрет, его освободят или повесят – как вы решите, Гортензия. – Девушка измученно смотрела на него, ее сердце стучало так, что было тяжело дышать.

– Что все это значит?

– Вы любите его, – прорычал Ротерби. – Да, я вижу это в ваших глазах. Ведь вы из-за него так испуганы?

– Почему вы насмехаетесь над этим? – спросила Гортензия.

– Нисколько! Отвечайте! Это правда? Вы любите его?

– Да, это правда, – ответила она твердо. – Вам-то что?

– Это значит для меня все! – ответил Ротерби пылко. – Все! Даже небеса – это ад для меня. Десять дней назад, Гортензия, я просил вас выйти за меня замуж.

– Ни за что, – заключила девушка, выставив руки, чтобы остановить графа.

– С тех пор кое-что изменилось, – произнес он, придвигаясь. – На этот раз предложение будет более привлекательно. Выходите за меня замуж, и Кэрилл сможет уехать, и ему не будет грозить судебное преследование. Клянусь! Если вы откажете мне, его повесят. Это так же верно, как и то, что мы сейчас разговариваем.

Она смотрела на него с презрением.

– Боже, – воскликнула она, – какое вы чудовище! Настаивать на женитьбе и заявлять, что в случае моего отказа ваш брат будет повешен! Да человек ли вы?

– Нет ничего более человеческого, чем любовь к вам, Гортензия.

– Это невыносимо, – взмолилась девушка, закрыв лицо руками. – Отпустите меня, сэр! Откройте дверь!

Ротерби стоял, обдумывая ее слова. Потом повернулся и медленно пошел к двери.

– Не забывай – он умрет!

Эти слова, зловещий тон, злобный взгляд сломили дух девушки одним махом.

– Нет, нет! – спотыкаясь, Гортензия сделала несколько шагов. – О будьте милосердны! – Она была побеждена. – Вы… вы клянетесь отпустить его, вы позволите ему уехать из Англии, если… если я соглашусь?

Глаза графа сверкнули, и он бросился к девушке. Та словно окаменела, безжизненно позволила взять свои руки, пожиная плоды этой ужасной капитуляции. Ротерби стоял рядом с ней, кровь бросилась ему в лицо.

– Так я покорил вас? – воскликнул он. – Значит, мы поженимся, Гортензия?

– Но какой ценой, – ответила она с горечью – какой ценой!

– Я буду нежным, любящим мужем. Клянусь небесами! – пыл страсти смягчил его, как огонь смягчает сталь.

– Пусть будет так, – сказала мисс Уинтроп. – Спасите его, и я буду вам заботливой женой, милорд.

– И любящей? – потребовал он жадно.

– Конечно. Я обещаю.

Ротерби нагнулся, чтобы поцеловать ее, но вдруг со стоном оттолкнул. Да так сильно, что Гортензия наткнулась на кресло и рухнула в него, не удержав равновесия.

– Нет! – зарычал граф как сумасшедший. – Проклятье! – его охватило дикое безумие ревности. Он чувствовал боль и слабость от сознания того, как сильна ее любовь к другому мужчине. Ротерби старался сдержать себя, пытаясь подавить животное, примитивное создание, которым был в глубине души.

– Если уж вы так сильно его любите, то лучше пусть его повесят, – Ротерби засмеялся на какой-то высокой, неистовой ноте. – Вы сами вынесли ему приговор, дитя мое! Вы думаете, я возьму вас, словно использованную вещь? О черт! Неужели вы на это рассчитывали?

Направляясь к двери, граф засмеялся снова, из его горла вырвался дрожащий, злой смех. Гортензия следила за ним расширенными от ужаса глазами. Ее разум не мог понять это дикое поведение. Он повернул ключ в замке и, резким жестом распахнув дверь, крикнул:

– Введите его!

Мистер Кэрилл, нахмурившись, вошел в комнату, сопровождаемый лакеем. Его взгляд перебегал с лица Ротерби на лицо Гортензии. Вслед за ними вошла графиня. Ротерби отпустил слугу и закрыл за ним дверь. Он поднял руку, указывая на Гортензию.

– Глупая, – сказал он, обращаясь к Кэриллу, – она не согласилась выйти за меня замуж, чтобы спасти вашу жизнь.

Брови мистера Кэрилла поднялись. Но слова Ротерби немного успокоили его. Он понял, что за ними скрывалось.

– Я рад, сэр, что вам не удалось ее уговорить. Думаю, вы сами оказались настолько глупы, что отказались от собственного предложения.

– Ах ты, чертов клоун! – взревел Ротерби. – Думаешь, я соглашусь довольствоваться объедками с чужого стола?

– Ну, это громко сказано, – ответил мистер Кэрилл. – Я бы не стал утверждать, что мисс Уинтроп досталась бы вам после кого-то другого, тем более меня.

– Довольно, – прервал его Ротерби. Холодные ироничные слова соперника вернули его к действительности, и он почувствовал, что не может больше ничего сказать. – Тебя повесят! – закончил он коротко.

– Вы в этом уверены, сэр? – пренебрежительно спросил мистер Кэрилл.

– Уверен, видит Бог.

– Не поминайте Господа всуе, – спокойным голосом отозвался мистер Кэрилл, подходя к Гортензии.

Ротерби и его мать переглянулись.

– Что это значит? – пожав плечами, ухмыльнулся граф. – Что за фарс перед смертью? В своем ли он уме?

Мистер Кэрилл не слушал его, он наклонился к Гортензии. Взяв ее ладонь, он поднес к своим губам.

– Дорогая, – прошептал он, – на какую же жертву готова ты была пойти! Неужели ты не веришь в меня? Не бойся, любимая, они не могут навредить мне.

Девушка сжала его руки и посмотрела на него.

– Ты так говоришь, просто чтобы успокоить меня, – сказала она.

– Ну что ты, – ответил мистер Кэрилл спокойно, – это чистая правда. Они будут обещать, клясться всем на свете, пытаясь уничтожить меня. Но лишь напрасно потратят время и силы.

– Да, тут вы правы, – усмехнулся граф. – Тут вы правы, вас просто надо повесить.

Мистер Кэрилл с усмешкой и любопытством взглянул на своего брата. Но его плотно сжатые губы выражали презрение.

– Мы одной крови, Ротерби, я ваш брат, – повторил он, – и однажды я сохранил вам жизнь, не желая, чтобы мои руки обагрились кровью брата, – Кэрилл вздохнул. – Я надеялся, вы сможете сделать то же самое. Сожалею, что вас на это не хватает, что вы в конце концов мой брат. Ну а остальное в этом деле для меня не имеет значения.

– Как не имеет значения, коли доказано – вы якобитский шпион? – вспылила графиня, не вынеся его холодного презрения. – Как не имеет значения, когда выяснилось – у вас было это самое письмо и могло быть то, другое, в котором… Полагаете, это ничего не значит?

Мистер Кэрилл лишь на мгновение задержал на ней взгляд и, не удостоив ответом, повернулся обратно к Ротерби.

– Я был глупцом, я был слеп, не видев дна этой маленькой, мутной лужи, по которой, как вы считали, поплывут ваши челны. Вы хотели продать меня. Вы заключили сделку с правительством, дабы восполнить потерянное вашим отцом состояние. Я правильно угадал ваши намерения?

– А даже если и так, что с того? – угрюмо сказал его светлость.

– А то, граф, – ответил мистер Кэрилл – что человек, продавший шкуру неубитого льва, погиб, охотясь за ним. Помните это!

Они смотрели на него, потрясенные силой голоса, которым это было произнесено и в котором слышались насмешка и ликование.

Придя в себя, ее светлость презрительно рассмеялась.

– Вы нам угрожаете?

– Я угрожаю? Нет. Я не способен угрожать. Я пытался урезонить вас, дать понять, что, имей вы хоть каплю приличия, вы могли бы позволить мне уехать, спастись от суда. Во имя вашего же блага. Но вы решили иначе… – Он замолчал и пожал плечами. – И вам придется пожалеть об этом.

– О чем пожалеть? – потребовал граф.

Но мистер Кэрилл улыбнулся и покачал головой.

– Если бы вы все знали, это могло бы повлиять на ваше решение. Но вы сделали свой выбор, не так ли, Ротерби! Я скорблю о вас от всей души.

– Жалеешь меня? Дьявол! Ты бесстыдный мошенник! Придержи свою жалость для тех, кто в ней нуждается.

– Я и сберег ее для вас, – почти печально сказал мистер Кэрилл. – За всю свою жизнь я не встретил человека, который в ней нуждался бы больше, чем вы.

Снаружи послышалось какое-то движение, раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хамфриз. Объявив о возвращении мистера Грина, которого сопровождал помощник министра Темплтон, он тут же пригласил их в комнату.

Глава 22
Охотники

Первым вошел Темплтон – высокий джентльмен в парике до самых плеч, с длинным, бледным лицом, решительным ртом, с острым, но добрым взглядом.

Вслед за ним появился мистер Грин. Хамфриз удалился, закрыв за собой дверь.

Мистер Темплтон отвесил ее светлости глубокий поклон.

– Мадам, – сказал он очень серьезным тоном. – Я приношу вашей светлости и вам, милорд, мои искренние соболезнования и глубочайшие извинения за бесцеремонное вторжение в столь печальный момент.

Трудно сказать, заметил или нет мистер Темплтон, что на их лицах не было и следа печали.

– Я бы никогда не отважился на это, – продолжал он, – если бы ваша светлость не пригласил меня.

– Пригласил вас, сэр? – с почтением отозвался Ротерби. – Едва ли я мог даже рассчитывать…

– Вы пригласили меня, хотя и не напрямую, – ответил помощник министра. Его глубокий низкий голос казался намеренно осторожным, как будто он тщательно обдумывал каждое слово, прежде чем его произнести.

– Не напрямую, но приняв во внимание ваше послание к лорду Картерету. Милорд пожелал, чтобы я лично расследовал это дело до того, как оно получит огласку. Этот человек, – указывая на Грина, продолжал он, – получил от вас информацию, что вы держите здесь агента Стюарта и что у вас есть важное известие для министра.

Ротерби поклонился в знак согласия.

– Единственное, чего я желал, так это того, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест этого человека. Потом я готов рассказать все, что знаю. У вас есть ордер? – поинтересовался он.

– В последнее время было раскрыто необычайно много «заговоров», – произнес мистер Темплтон, – которые в конечном счете таковыми не являлись, и я рассчитываю, что вы, милорд, отнесетесь к этому делу крайне осторожно. Я полагаю, его величеству нежелательно, чтобы оно получало огласку до тех пор, пока не останется никаких сомнений в том, что это действительно был заговор. Разговоры лишь возмущают спокойствие общества, а, к несчастью, поводов для волнений и так предостаточно. Следовательно, было бы целесообразно, прежде чем произвести арест, быть вполне уверенными, имеются ли для этого веские основания.

– Но тут настоящий заговор! – раздраженно воскликнул Ротерби, теряя терпение из-за осторожности других. – Реальная опасность.

– Для того, чтобы убедиться в этом, – невозмутимо продолжил помощник министра, – необходимо иметь веские доказательства, прежде чем предпринять дальнейшие шаги. Ознакомьте меня со всеми фактами, которыми вы располагаете.

– У меня предостаточно информации. Заговор действительно вынашивается сообщниками Стюарта, готовится восстание, и настоящий момент признан благоприятным, так как доверие народа к правительству пошатнулось из-за катастрофы в Южных морях.

Мистер Темплтон медленно покачал головой.

– Осмелюсь высказать свои наблюдения, сэр. Подобные предлоги использовались в последнее время во всех разоблаченных «заговорах». Единственным утешением для нас, друзей его величества, является то, что ни один аргумент не выдерживает критики при тщательном рассмотрении дел.

– Именно этим мое разоблачение будет отличаться от остальных, – заявил Ротерби таким тоном, что впоследствии мистер Темплтон стал отзываться о графе как о «чертовски вспыльчивом человеке».

– У вас есть доказательства?

– Документы, среди которых личное письмо самозванца.

Резко очерченное лицо мистера Темплтона стало серьезным.

– Тогда дело действительно принимает серьезный оборот. Кому, позвольте вас спросить, сэр, предназначалось это письмо?

– Моему покойному отцу, – ответил граф.

– О-о! – мистер Темплтон издал многозначительное восклицание.

– Я нашел письмо после смерти отца, – продолжал Ротерби. – Я вовремя вырвал его из рук этого шпиона, который как раз собирался уничтожить добычу в тот момент, когда я схватил негодяя. Мной руководила преданность его величеству, сэр, и я пожелал, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест изменника.

– Сэр, – сказал мистер Темплтон, смотревший на графа глазами, в которых удивление смешалось с восхищением, – это действительно акт преданности, огромной преданности при таких… особых обстоятельствах дела. Я не думаю, что правительство его величества, учитывая, кому было адресовано письмо, смогло бы порицать вас, даже если бы вы его скрыли. Осмелюсь заметить, милорд, ваш поступок сродни патриотизму сынов античного Рима. Я убежден, правительство его величества не останется равнодушным и высоко оценит вашу преданность.

Ротерби отвесил глубокий поклон в благодарность за комплимент. Ее светлость закрыла губы веером, пряча циничную ухмылку. Стоявший сзади, подле кресла Гортензии, мистер Кэрилл тоже улыбнулся, а несчастная девушка, уловив его улыбку, пыталась найти в ней добрый знак.

– Я уверена, – вставила графиня, – сын благодарен вам за то, что вы так высоко оценили его поступок.

Мистер Темплтон поклонился ей с величайшей учтивостью.

– Я бы чувствовал себя камнем, мэм, не высказав своего восхищения.

– Я полагаю, сэр, – в своей спокойной манере вставил мистер Кэрилл, – это скорее патриотизм Израиля, чем Рима.

Мистер Темплтон обратил к нему свое лицо с холодным недовольством. Он хотел что-то сказать, но, пока подыскивал слова, подобающие ситуации, Ротерби опередил его.

– Сэр, – воскликнул он, – все, что я сделал, я сделал, не обращая внимания на возможно губительные последствия моего решения. Этот бунтовщик воображает, что я намеревался совершить сделку. Но вы должны понимать, сэр, при сложившихся обстоятельствах это лишено всякого смысла. Теперь слишком поздно пытаться продать бумаги. Я готов отдать письма, которые нашел. И все же, смею надеяться, правительство согласится с тем, что я имею некоторое право на получение признания за ту услугу, которую я оказал его величеству и стране и исполнение которой задело честь моего отца.

– Конечно, конечно, милорд, – промычал мистер Темплтон. Похоже, его энтузиазм по поводу римского патриотизма Ротерби несколько поубавился.

– Я полагаю, лорд Картерет не допустит, чтобы такая… э-э-э… верность его величеству осталась невознагражденной.

– Я хочу просить вас, сэр, просить ради памяти моего отца, над которой нависла неотвратимая угроза быть запятнанной…

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул. Он мог рассуждать независимо – скорее как зритель, – и все-таки он должен был признать: его брат проявил тонкую проницательность, на которую только был способен.

– Да, мой отец имел отношение к афере в Южных морях, – продолжал Ротерби, – но он мертв и не может защитить себя от тех обвинений, которые предъявил ему герцог Уортон. Поэтому моего отца можно представить в свете, который… э-э-э… ну, словом, не совсем соответствует образу джентльмена. А тут еще заговор… Но все это не имеет ровным счетом никакого значения, когда речь идет о безопасности нашего королевства. Сейчас на весы легли мои личные интересы и интересы государства, и мой выбор прост. Единственное, о чем я осмеливаюсь просить вас, сэр… – я понимаю, раскрыть заговор невозможно, не упомянув о несчастной доле отца, умоляю лишь о том, чтобы лорд Картерет счел возможным не упоминать о делах в Южноморской компании. Отец уже заплатил за них своей жизнью.

Мистер Темплтон смотрел на молодого человека с неподдельным состраданием. Он был совершенно одурачен и в глубине своей души сожалел, что на какое-то мгновение усомнился в чистоте помыслов Ротерби.

– Ваша светлость, я хочу заверить вас в своей симпатии, моем глубочайшем уважении к вам, графиня, – сказал он. – К сожалению, по делу о Южных морях у меня нет никаких полномочий. Лорд Картерет поручил мне только дело об аресте. Я должен разобраться с персоной, которая находится у вас в руках, выяснить, достаточно ли оснований для подписания ордера. Тем не менее, милорд, я могу пообещать, учитывая вашу готовность отдать нам эти письма, важность которых обусловлена, как вы уверяете, их крайне опасным содержанием, а также принимая во внимание вашу героическую верность его величеству, лорд Картерет не будет увеличивать то бремя, которое вам и так уже приходится нести.

– О, сэр! – прочувственно воскликнул граф. – У меня не хватает слов, дабы выразить вам свою признательность.

– У меня тоже нет слов, – вставил мистер Кэрилл, – чтобы выразить восхищение этим великолепным спектаклем. А я и не подозревал, Ротерби, что вы обладаете такими блестящими способностями.

Мистер Темплтон снова нахмурился.

– Это уже наглость, – сказал он.

– Что вы, сэр, ну какая же наглость, здесь действительно самое неподдельное восхищение.

Ее светлость еле слышно засмеялась, взглянув на Кэрилла.

– Вы слушаете опасного заговорщика, мистер Темплтон. Он кичится своей совестью, несмотря на злодейство, в котором замешан.

Граф повернулся и взял письма со стола. Он вручил их помощнику министра.

– Вот, сэр, письмо от короля Якова моему отцу, а вот – ответное послание.

Мистер Темплтон взял письма и подошел к окну, чтобы изучить их. Его лицо просияло. Ротерби встал подле кресла своей матери, оба смотрели на мистера Кэрилла, а тот, в свою очередь, с едва уловимой усмешкой, играющей в уголках его губ, не сводил глаз с мистера Темплтона. Только раз он нагнулся и прошептал что-то на ухо Гортензии, и они перехватили ее взгляд, наполовину испуганный, наполовину вопросительный. Мистер Грин, стоя возле двери, вертел в руках шляпу, исподтишка наблюдая за всеми, при этом не привлекая к себе внимание окружающих, – в результате долгой практики он достиг в этом совершенства.

Наконец мистер Темплтон повернулся, сложив письма.

– Это очень серьезно, милорд, – заявил он, – не сомневаюсь, лорд Картерет пожелает лично выразить свою признательность и благодарность за услугу, которую вы ему оказали. Полагаю, вы можете рассчитывать на его щедрость.

Он положил письма в карман и поднял руку, указывая на мистера Кэрилла.

– Это и есть тот самый человек? – спросил он. – Шпион короля Якова?

– Это тот самый агент, который доставил письмо от самозванца моему отцу, и нет сомнений, что он отвез бы и ответ, если бы мой отец был жив.

Мистер Темплтон вытащил письма из кармана и подошел к столу. Усевшись, он взялся за перо.

– Вы, конечно, сможете это доказать? – спросил он, пробуя кончик пера большим пальцем.

– Безусловно, – последовал ответ, – моя мать может предоставить свидетелей, которые подтвердят, что именно он доставил письмо от Стюарта. Кроме того, негодяй напал на мистера Грина, о чем, не сомневаюсь, вам уже доложили, сэр. И наконец, доказано, что он, первым заполучив бумаги, пытался их уничтожить. Но я вовремя остановил его. Мои слуги готовы засвидетельствовать, что мы были вынуждены вломиться в эту комнату силой, чтобы отнять у него письма.