Текст книги "Шкура льва"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Вы что-то нашли? – наконец спросила она.

– Призрак, – ответил он напряженным голосом, в котором звенел металл, и как-то необычно усмехнулся. – Пачку любовных писем.

– От ее светлости?

– Ее светлости? – Кэрилл поднял глаза, и на его лице появилось такое выражение, будто бы он не мог понять, о ком идет речь. Потом грубые черты лица увешанной драгоценностями размалеванной Изабель заслонили в его видении милый образ матери, который он представлял себе по картине, висевшей в Малиньи, и мистер Кэрилл вновь рассмеялся. – Нет, не от ее светлости, – сказал он. – От женщины, которая любила графа Остермора много лет назад. – И Кэрилл взял седьмой листок, последний из этих жалких призраков – седьмой, роковой листок.

Он развернул письмо и, нахмурившись, склонился над столом. Из его груди вырвался тяжелый вздох. Он сжался в кресле, затем внезапно выпрямился, устремив перед собой невидящий взгляд. Потом он провел рукой по лицу, издав странный горловой звук.

– Что случилось? – спросила Гортензия.

Кэрилл не ответил; он вновь впился глазами в бумагу. Некоторое время он сидел неподвижно, потом трясущимися пальцами схватил остальные письма, развернул одно из них и принялся читать. Пробежав глазами несколько строк, он воскликнул:

– О, Господи! – потрясенный, он взмахнул руками, в одной из которых была зажата лента, но затем его порыв угас, и он уронил ленту на пол. Мистер Кэрилл не обратил на нее никакого внимания и даже не объяснил, зачем он взял ленту со стола. Он поднялся на ноги. На его лице проступила смертельная бледность, и Гортензия увидела, что он дрожит всем телом. Мистер Кэрилл собрал письма и сунул их во внутренний карман.

– Что вы делаете? – воскликнула девушка, желая вырвать Кэрилла из охватившего его оцепенения.

– Мне нужно увидеть лорда Остермора! – крикнул он и пошел к двери, пошатываясь, словно пьяный.

Глава 19
Смерть лорда Остермора

В прихожей, примыкающей к спальне лорда Остермора, графиня беседовала с Ротерби, которого она вызвала, как только ее супруга постиг удар.

Ее светлость сидела в кресле у окна; Ротерби стоял рядом, облокотившись об оконную раму. Они тихо и серьезно переговаривались, из чего можно было сделать вывод о том, что речь идет о тяжелом положении, в котором оказался граф. Так оно и было, правда, ее светлость обсуждала с сыном скорее политическое положение лорда Остермора, чем его здоровье. После того, как графу предъявили обвинение и послали к нему агента, который должен был его арестовать, угроза разорения и нищеты стала более чем реальной. По сравнению с этой проблемой вопрос жизни и смерти графа представлялся им мелким, незначительным; интерес, который они проявили к сообщению врача лорда Остермора сэра Джеймса о том, что еще сохраняется надежда, был скорее показным.

– Будет он жить или умрет, – заявил виконт, когда доктор ушел, – это не меняет наших планов. Мы должны действовать. – И он еще раз повторил вкратце то, о чем шла речь до прихода доктора: – Если бы удалось скрыть доказательства измены, которую отец затевал на пару с Кэриллом, я мог бы уговорить лорда Картерета прекратить судебное разбирательство, на котором настаивает правительство, и в таком случае нам нечего бояться конфискации.

– Но если бы он умер, – хладнокровно заявила графиня так, словно лорд Остермор был ей совершенно чужим человеком, – то этой опасности вовсе не существовало. Они не смогли бы взыскать убытки с мертвеца.

Ротерби покачал головой.

– Вы не правы, мадам, – сказал он. – Они могут взыскать долги с его наследников и конфисковать поместье. Именно так и поступили с канцлером Крэггзом, хотя он и застрелился.

Графиня подняла свое худощавое лицо и посмотрела сыну в глаза.

– Ты и впрямь рассчитываешь на то, что лорд Картерет станет с тобой разговаривать?

– Да, если я сумею дать ему неопровержимые доказательства того, что заговор действительно существует и что сторонники Стюарта готовят восстание. Доказательства, которых хватит, чтобы лорд Картерет и правительство решили заплатить ту ничтожную цену, о которой я прошу – прекратить преследовать моего отца за сотрудничество с Южноморской компанией.

– Но это может еще ухудшить его положение, Чарлз, если он выживет.

– Эй, матушка, ну что вы все твердите одно и то же? Я вовсе не такой дурак, как вам кажется! – воскликнул Ротерби. – Второе условие, которое я намерен поставить – неприкосновенность отца. Как только раскроется заговор, жертв будет с избытком. Они могут начать хотя бы с этого шута Кэрилла, который и затеял свару.

Леди Остермор сидела, задумчиво глядя в залитый солнцем сад, где легкий ветер раскачивал ветви деревьев.

– Где-то в его столе, – сказала она, – спрятан тайник. Если у него есть документы, которые им нужны, то они, конечно, лежат там. Может быть, ты их поищешь?

Виконт мрачно усмехнулся.

– Я уже видел их, – ответил он.

– Как? – возбужденно воскликнула графиня. – Ты взял бумаги?

– Нет. Но я отправил за ними человека, более опытного в таких делах; к тому же, у него по счастливой случайности оказался ордер. Это агент министра.

Ее светлость выпрямилась.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не нужно волноваться, – успокоил ее Ротерби. – Этот человек, некто Грин, находится у меня на жалованье – так же, как и у министра. Ему куда выгоднее действовать в моих интересах. Грин – жадный, корыстный пес, готовый загонять и травить дичь, лишь бы за это хорошо платили. К тому же, он готов пожертвовать своим ухом, только бы упечь Кэрилла на виселицу. Я пообещал ему это, а также тысячу фунтов, если нам удастся избежать конфискации поместья.

Миледи смотрела на Ротерби глазами, в которых читались удивление и ужас.

– Ему можно доверять? – задыхаясь, спросила она.

Виконт негромко рассмеялся.

– Можно, ведь ему обещана тысяча фунтов. Как только мистер Грин услышал об обвинении, предъявленном моему отцу, он устроил так, чтобы именно ему поручили арестовать графа. Получив ордер, он первым делом пришел ко мне и все рассказал. За тысячу фунтов я купил его со всеми потрохами. Я велел мистеру Грину отыскать не только доказательства того, что мой отец получал неправедные доходы, но также и бумага, свидетельствующие о его связи с якобитским заговором, в который его втянул наш приятель Кэрилл. Именно этим Грин сейчас и занимается. Закончив обыск, он сообщит мне о результатах.

Графиня медленно, задумчиво кивнула.

– Ты все предусмотрел, Чарлз, – похвалила она сына. – Если твой отец выживет, будет совсем нетрудно…

Внезапно она замолчала и обернулась; Ротерби тоже поднял глаза и поспешно отошел от окна.

Дверь спальни распахнулась, и оттуда вышел сэр Джеймс, бледный и взволнованный.

– Мадам… Ваша светлость… Господи боже мой! – Его губы тряслись, руки выделывали какие-то невероятные жесты.

Графиня поднялась на ноги, приняв надменную, суровую позу. Виконт нахмурился. Взглянув на него, сэр Джеймс испуганно попятился, всем своим видом выражая величайшую скорбь.

– Мадам… Его светлость… – Исполненный печали жест доктора красноречиво свидетельствовал о том, что он не осмеливался передать словами.

Леди Остермор шагнула вперед и взяла сэра Джеймса за руку.

– Он умирает? – спросила она.

– Крепитесь, мадам, – ответил доктор.

Неуместное в такой момент замечание рассердило ее светлость. Она была раздражена и не скрывала этого.

– Я спросила, он умирает? – повторила графиня с холодной яростью в голосе, отметая все попытки увильнуть от прямого ответа.

– Ваша светлость… он умер, – запинаясь, проговорил доктор, опустив глаза.

– Умер? – оцепенело произнес Ротерби, стоя за спиной матери.

Губы ее светлости шевельнулись, но она не смогла произнести ни слова. Она покачнулась и прижала руку к лицу. Ротерби тут же подхватил мать и усадил ее в кресло. Графиня сразу как-то обмякла. Силы покинули ее.

Сэр Джеймс протер лоб миледи мокрым платком, дал ей понюхать аммиак, приговаривая бессмысленные, банальные слова утешения. Пораженный внезапным известием, Ротерби двигался словно автомат, помогая доктору и поддерживая мать.

Постепенно к леди Остермор вернулось присутствие духа. Было странно видеть, как сильно расстроила ее потеря человека, которого, казалось, она так мало ценила и о возможной кончине которого совсем недавно говорила столь равнодушно.

Почти тридцать лет они с лордом Остермором состояли в освященном церковью законном браке, хотя любви между ними никогда не было. Он женился на графине, соблазнившись ее богатством, которое быстро промотал, и материальное положение семьи было весьма стесненным. Между супругами постоянно вспыхивали ссоры, и рождение сына, которое должно было сблизить родителей, лишь ухудшило их отношения. Ребенок рос грубым, бесчувственным, истинным сыном своих родителей. Тридцать лет ее светлость прожила, словно рабыня, душа ее огрубела и очерствела, а от красоты, которой некогда блистала эта женщина, не осталось и следа. У графини не было причин любить мужчину, который никогда ее не любил, однако за долгие годы она привыкла к нему. Тридцать лет они прожили вместе, хотя их брак и не был счастливым. Еще вчера граф был жив и полон сил – упрямый, сварливый, но живой. И вот от него осталась лишь бренная оболочка, которой отныне суждено было гнить в земле.

Миледи взяла сына за руку.

– Чарлз! – сказала она, удивив его нежностью, прозвучавшей в ее голосе.

Но уже в следующее мгновение ее светлость стала сама собой.

– Как он умер? – спросила она доктора; быстрота, с которой к ней вернулись обычные жесткие манеры, испугала его больше, чем все то, что ему доводилось видеть в подобных случаях.

– Это произошло так неожиданно, мадам, – ответил сэр Джеймс. – У меня были все основания надеяться на лучшее. Я как раз пытался уверить милорда в том, что мы вылечим его, когда он внезапно скончался. Он лишь вздохнул и умер. Я с трудом поверил своим глазам, ваша светлость.

Доктор пустился в рассказ о своих чувствах и переживаниях, так как был одним из тех людей, которые полагают, будто бы их впечатление от происходящего и есть самое точное и верное, но повелительный жест леди Остермор заставил его умолкнуть.

Всплеснув руками, сэр Джеймс отпрянул назад, сохраняя на лице выражение вежливого участия.

– Что еще я могу сделать для вашей светлости? – заботливо спросил он.

– Что еще? – воскликнула она, окончательно придя в себя. – Вы его убили. Что еще вы можете сделать?

– Ах! Мадам… Нет, мадам! Я глубоко опечален тем, что мой… мой…

– Его светлость проводит вас до дверей, – сказала графиня, указывая на сына.

Именитый эскулап молча повиновался. Он гордился своей способностью понимать с полуслова, а намек ее светлости был более чем красноречив.

Сэр Джеймс взял свой цилиндр и трость с золотым набалдашником – неотъемлемые атрибуты профессии – и быстро вышел, не сказав ни слова.

Ротерби закрыл за ним дверь и, повесив голову, медленно вернулся к окну, подле которого сидела его мать. Они мрачно посмотрели друг на друга.

– Это упрощает твою задачу, – сказала наконец графиня.

– И намного. Теперь не имеет значения, насколько далеко можно зайти в разоблачении его измены. Я рад, что вы сумели преодолеть свою слабость, мадам.

Ее светлость вздрогнула, уязвленная скорее тоном, которым он это сказал, чем хладнокровием Ротерби.

– Ты такой бессердечный, Чарльз.

Он спокойно посмотрел на мать и слегка пожал плечами.

– Какой смысл притворяться? Разве он дал мне повод печалиться о нем? Матушка, если у меня будет сын, то я уж постараюсь сделать все, чтобы он любил меня.

– Тебе трудно будет это сделать, с твоим-то характером, Чарлз – ответила она и поднялась на ноги. – Ты пойдешь к нему?

– Нет, – сказал он с гримасой отвращения. – Не сейчас.

Раздался быстрый, настойчивый стук в дверь. Обрадованный тем, что их прервали, Ротерби подошел к двери и открыл ее.

В комнату вошел мистер Грин. Его глаза опухли, на лице читалась ярость и что-то еще, чего Ротерби не смог понять.

– Сэр! – громко и злобно воскликнул вошедший.

Ротерби схватил его за руку и заставил умолкнуть.

– Помолчите, сэр, – серьезным тоном сказал он. – Не здесь, – и вытолкал сыщика из комнаты. Ее светлость вышла следом.

В галерее, проходящей над холлом, в котором все еще толпились слуги, мистер Грин рассказал о том, что произошло в библиотеке.

Ротерби встряхнул его, словно крысу.

– Проклятый болван! – крикнул он. – И ты оставил его там, у стола?

– А что я мог сделать? – с горячностью ответил Грин. – Табак попал мне в глаза, я ничего не видел, а боль сделала меня совсем беспомощным.

– Так почему же ты не послал за мной, дурень ты этакий?

– В тот момент я думал только о том, как унять эту страшную боль, – ответил мистер Грин, разозленный тем, что получил выговор вместо сочувствия. – Я пришел к вам сразу, как только смог, черт бы вас побрал! – закричал он, окончательно рассвирепев. – Извольте обращаться со мной любезно, иначе не пришлось бы вашей светлости пожалеть!

Ротерби смотрел на Грина, и его глаза застилала пелена гнева. Ничтожный шпик позволяет себе говорить таким тоном! Будь они наедине, Ротерби, несомненно, спустил бы наглеца с лестницы, хотя это и поставило бы под удар его будущее. Однако графиня удержала сына от опрометчивого поступка. Вероятно, она заметила гнев, пылающий в его глазах, и решила вмешаться.

Она взяла сына за рукав.

– Чарлз! – сказала она холодным, предостерегающим тоном.

Услышав ее голос, Ротерби опомнился. Он смерил мистера Грина взглядом.

– Клянусь, я проявляю к вам бездну терпения, – сказал он, и мистер Грин благоразумно прикусил язык. – Идемте. Мы тут болтаем, а этот мошенник, может быть, как раз уничтожает ценные доказательства.

Его светлость торопливо спустился по лестнице. Следом за ним мистер Грин и графиня.

У двери библиотеки Ротерби остановился и повернул ручку. Замок был заперт. Его светлость кликнул слуг и велел им ломать дверь.

Глава 20
Настоящее имя мистера Кэрилла

– Я должен поговорить с лордом Остермором! – крикнул мистер Кэрилл и ринулся к двери.

В коридоре послышались шаги и голоса. Кто-то повернул ручку.

Гортензия схватила Кэрилла за рукав.

– А как же письма? – воскликнула она, указывая на компрометирующие документы, которые лежали, забытые, на столе.

Кэрилл мгновение смотрел на девушку, и наконец к нему вернулась память. Уняв охватившее его волнение, он сунул в карман бумаги, которые держал в руке, и вернулся к письмам.

– Огня! – крикнул он. Погасшая свеча стояла на полу – Что же делать?

Раздался тяжелый удар в дверь. Мистер Кэрилл молча стоял, оглядываясь через плечо.

– Быстрее! Поторопитесь! – возбужденно говорила Гортензия. – Берите письма! Если мы не можем сжечь бумаги, то хоть спрячьте их!

Послышался второй удар, третий… Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Грин и Ротерби, за ними – толпа слуг. Потом неторопливо вошла графиня, за ее спиной показались еще слуги: они застыли на пороге, не желая пропустить столь захватывающее зрелище.

Мистер Кэрилл выругался сквозь сжатые зубы и кинулся к столу. Но было поздно. Как только его пальцы схватили письма, он сам оказался пойманным. Ротерби и Грин подбежали к мистеру Кэриллу с двух сторон и схватили его за руки. Кэрилл беспомощно стоял между ними, даже не пытаясь вырваться. Пальцы его правой руки все еще крепко сжимали злополучные документы.

Ротерби подозвал слугу.

– Возьмите у этого вора бумаги, – распорядился он.

– Ни с места! – крикнул мистер Кэрилл. – Лорд Ротерби, я хотел бы поговорить с вами наедине, прежде чем вы сделаете то, о чем вам придется пожалеть.

– Забирай бумаги, – повторил Ротерби.

Слуга повиновался, но Кэрилл внезапно выдернул руку из пальцев Ротерби.

– Минутку, сэр. Если вам дорога ваша честь и ваше имущество, позвольте мне сначала поговорить с лордом Остермором. Отведите меня к нему.

– Он уже здесь, – ответил Ротерби. – Давайте, говорите.

– Но мне нужен лорд Остермор!

– Я лорд Остермор, – сказал Ротерби.

– Вы? С каких это пор? – спросил мистер Кэрилл.

– Уже десять минут, – был ответ.

Слуги зашевелились и зашептались, только теперь они узнали о кончине графа. Из кучки стоявших у двери людей вышел старый Хамфриз. Его отвисшие щеки были бледны и тряслись. Испуганная Гортензия повернулась к ее светлости, чтобы спросить, правда ли это. Графиня молча кивнула. Гортензия вскрикнула и упала в кресло, пораженная страшной вестью, а старик слуга отступил назад, заламывая руки и всхлипывая. В его глазах стояли слезы – единственные слезы по скончавшемуся Джону Кэриллу, пятому лорду Остермору.

Мрачное известие, казалось, поразило мистера Кэрилла в самое сердце. Он молча стоял, оцепенев и лишившись дара речи. Надо же было случиться так, что отец умер в такой момент!

– Умер? – спросил он. – Умер? А мне сказали, что он поправляется.

– Вам сказали неправду, – отозвался Ротерби. – А теперь – давайте-ка бумаги!

Мистер Кэрилл отдал письма.

– Берите, – сказал он. – Если все так обернулось – берите.

Ротерби сам взял бумаги.

– Заберите у него шпагу, – велел он слуге.

Мистер Кэрилл бросил на него пронзительный взгляд.

– Мою шпагу? – спросил он. – Что вы этим хотите сказать? Какое право…

– Мы собираемся задержать вас, сэр, – пояснил мистер Грин, – до тех пор, пока вы не объясните, что вы делали с этими бумагами и чем они вас заинтересовали.

Тем временем слуга выполнил приказ Ротерби, и теперь мистер Кэрилл стоял безоружный в окружении врагов. Он тут же взял себя в руки. Ситуация внезапно изменилась, и нужно было соблюдать крайнюю осторожность. Ротерби и Грин – сообщники! Это обстоятельство следовало хорошенько обдумать.

– Нет никакой необходимости задерживать меня, – спокойно сказал мистер Кэрилл. – Мне не нужны неприятности.

Ротерби вскинул глаза. В холодном, уверенном голосе Кэрилла ему почудилась угроза. Но мистер Грин лишь злобно рассмеялся, протирая все еще слезящиеся глаза. Он уже был знаком с характером мистера Кэрилла и знал, что чем спокойнее тот выглядит, тем он опаснее.

Ротерби разложил письма на столе и впился в них пылающим взглядом. Мистер Грин читал, стоя у его локтя. Графиня подошла к столу, также желая ознакомиться с находкой.

– В нужный момент мы пустим их в ход, – сказал ей сын и обернулся к мистеру Кэриллу. – Они помогут нам отправить вас на виселицу.

– Не сомневаюсь, в этих письмах вы найдете упоминание и обо мне, – ответил тот.

– Да, сэр, – отозвался мистер Грин. – Если и не по имени, то уж наверняка как о посыльном, который должен на словах передать то, о чем авторы писем – король и другие – из осторожности предпочли умолчать.

Гортензия наблюдала за происходящим, и ее сердце сжималось от страха. Однако мистер Кэрилл лишь весело рассмеялся и приподнял брови, словно в легком изумлении.

– Я вижу, вас связывают очень тесные взаимоотношения, – сказал он, переводя взгляд с Грина на Ротерби. – Ваша светлость тоже состоит на жалованье у министра?

Граф покраснел.

– А вы как были клоуном, так им и остаетесь до самого конца, – пробурчал он.

– А конец ваш близок, – заявил мистер Грин. Табак, попавший ему в глаза, сорвал с его лица привычную маску любезности. – Смейтесь, сколько вам угодно, сэр, но мы быстро выведем вас на чистую воду. Вот это письмо вы привезли сюда, а это должны были увезти обратно.

– Едва ли вам удастся доказать, что я должен был увезти второе письмо. Что же до первого, которое, по вашим словам, я привез сюда, то вы же помните, что обыскали меня в Мэйдстоуне…

– Но вы сами признали, что в тот момент письмо было при вас! – рявкнул сыщик. – Признали в присутствии этой молодой леди, и она будет свидетелем.

Мисс Уинтроп поднялась из кресла.

– Меня нельзя заставить быть свидетелем, – твердо сказала она.

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул ей.

– Это так любезно с вашей стороны, мисс Уинтроп. Но этот джентльмен заблуждается, – он повернулся к Грину. – Слушайте, разве я признавал, что у меня было именно это письмо?

Мистер Грин пожал плечами.

– Вы признались, что везли письмо. Разве это могло быть какое-то другое?

– Ну нет, – улыбнулся мистер Кэрилл. – Ваше дело – не расспрашивать меня, а доказать, что письмо, попавшее к вам в руки, и то, о котором я говорил, – одно и то же. А это будет не так-то просто. На суде я от всего отрекусь.

– И совершите клятвопреступление, – заявила ее светлость. – Я могу засвидетельствовать, что письмо доставили вы. Я его видела в руках графа в день вашего приезда, когда вы с ним разговаривали – точно такая же тонкая бумага. К тому же, его светлость сам сказал мне о том, что существует заговор и вы в нем участвуете.

– Ага! – воскликнул мистер Грин – Что скажете, сэр? Что скажете? Какие еще увертки вы пустите в ход?

– Вы болван, – спокойно ответил мистер Кэрилл, доставая табакерку. – Неужели вы полагаете, что в таком серьезном деле хватит свидетельства одного человека? Фу! – Он открыл табакерку и, обнаружив, что она пуста, захлопнул крышку – Фу! – сказал он еще раз. – Я истратил на вас целую коробку бергамота [33]33
  Бергамот – здесь: популярный в XVIII веке нюхательный табак, ароматизированный бергамотовой эссенцией, приготовляемой из плодов одноименного цитрусового растения (Citrus bergamia).


[Закрыть].

– А зачем вы швырнули его мне в лицо? – спросил мистер Грин. – Зачем это было делать, если не для того, чтобы скрыть преступление? Отвечайте!

– Мне не понравилось, как вы на меня смотрели, сэр. И я решил поубавить наглости на вашей физиономии. Ну, еще вопросы? – Он перевел взгляд с мистера Грина на Ротерби, ожидая от обоих ответа, и поднялся на ноги. – Нет? В таком случае, позвольте откланяться, и…

– Вы не выйдете из этого дома, – заявил Ротерби.

– Вот уж не думал, что ваше гостеприимство зайдет так далеко. Не прикажете ли слуге отдать мою шпагу? У меня еще масса дел.

– Мистер Кэрилл, боюсь, вы не понимаете, – с трудом сдерживаясь, сказал его светлость, – что вы сможете уйти отсюда только в сопровождении агента министра.

Мистер Кэрилл посмотрел на Ротерби и рассмеялся ему в лицо.

– Вы на редкость докучливы, сэр, – сказал он. – Да будет вам известно: терпеть не могу препятствий на своем пути. И какой от меня толк министру?

– Он предъявит вам обвинение в заговоре, – сказал мистер Грин.

– У вас есть ордер на мой арест?

– Нет, но…

– В таком случае, как вы смеете меня задерживать? – отрывисто произнес мистер Кэрилл. – Может быть, вы думаете, что я не знаю законов?

– Полагаю, в самое ближайшее время вы еще лучше узнаете их, – отозвался мистер Грин.

– Короче говоря, я ухожу, джентльмены. И только попробуйте меня задержать.

Он шагнул к двери, но в этот момент слуга, подчиняясь знаку его светлости, схватил его за руку и толкнул обратно в кресло.

– Идите за ордером, – велел Ротерби шпику. – Мы его подержим здесь до вашего возвращения.

Мистер Кэрилл откинулся в кресле, положив ногу на ногу.

– Я всегда относился к дуракам с истинно христианским смирением, – сказал он. – И уж коли вы настаиваете, я встречусь с лордом Картеретом – он человек разумный. Однако на вашем месте, сэр, и вашем, леди, я бы не стал настаивать. Поверьте, вы поступаете неразумно. У вас, ваша светлость, у самого рыльце в пушку.

– Ну и черт с ним, – отозвался Ротерби.

– Если я и упомянул об этом, то только в ваших интересах. Не забывайте, вы как-то раз пытались меня убить, и те обвинения, которые вы выдвинете против меня, вам не помогут. К тому же все знают, что вы не тот человек, которому можно верить.

– Вы замолчите наконец? – взревел Ротерби, теряя самообладание.

– Я бы посоветовал вам выслушать меня без свидетелей, – мягко настаивал мистер Кэрилл. – Это в ваших интересах, – добавил он нарочито сдержанным тоном.

Лорд Ротерби насмешливо посмотрел на него, но графиня явно встревожилась. Она знала Кэрилла куда хуже, его спокойствие и безразличие настораживали. По ее мнению, человек, попавший в столь тяжелое положение, не мог вести себя так непринужденно. Графиня встала из кресла и подошла к мистеру Кэриллу.

– Что вы хотите сказать? – спросила она.

– Нет, мадам, я не стану говорить в присутствии этих людей, – Кэрилл указал на слуг.

– Это лишь предлог удалить их из комнаты, – сказал его светлость.

Мистер Кэрилл презрительно рассмеялся.

– Бели вы так считаете, то я дам вам слово чести не пытаться уйти отсюда до тех пор, пока вы сами этого не пожелаете.

Ротерби, привыкший судить о людях по себе, все еще колебался. Однако ее светлость, несмотря на отвращение, которое она питала к мистеру Кэриллу, поняла, что он не из тех людей, в чьем слове можно сомневаться. Она сделала знак слугам.

Слуги вышли; мистер Кэрилл продолжал сидеть в кресле, словно желая показать, что у него нет намерения бежать.

Взгляд ее светлости обратился к Гортензии.

– Уходи и ты, дитя мое, – велела она.

– Я хочу остаться, – ответила девушка.

– Разве я спрашивала тебя о том, чего ты хочешь? – сказала графиня.

– Мое место здесь, – заявила Гортензия. – Разве только мистер Кэрилл пожелает, чтобы я ушла.

– О нет, – воскликнул тот и улыбнулся девушке с такой нежностью, что глаза графини округлились от удивления. – Я от всего сердца прошу вас остаться. Это будет очень кстати, если вы услышите то, что я собираюсь рассказать.

– Что это значит? – спросил Ротерби и шагнул вперед, переводя взгляд с Кэрилла на девушку. – О чем это вы, Гортензия?

– Я невеста мистера Кэрилла, – тихо отозвалась Гортензия.

Ротерби открыл рот, но не произнес ни звука. Ее светлость визгливо рассмеялась.

– Ага! Что я тебе говорила, Чарлз? – И уже обращаясь к Гортензии: – Мне так жаль вас, милая, – сказала она. – Долго же вы раздумывали, прежде чем решиться! – и вновь рассмеялась.

– Его светлость – низкий лжец, – напомнила ей девушка. Графиня побледнела, ее непристойный смех замер.

– Уж не собираетесь ли вы поучать меня? – крикнула она, скрывая смущение и злость, охватившую ее при этом напоминании. – Какая вы отважная, ей-богу! Что ж, нахальство невесты под стать наглости жениха.

Ротерби, единственный из всех присутствующих сохранивший спокойствие, вернул графиню к действительности.

– Не заставляйте мистера Кэрилла ждать, – насмешливо произнес он.

– Ах, да, – отозвалась ее светлость и, метнув в сторону Гортензии злобный взгляд, уселась в соседнее с девушкой кресло, отодвинув его подальше.

Мистер Кэрилл вытянулся в своем кресле, скрестив ноги, и, положив локти на подлокотники, сцепил пальцы рук.

– Я хочу сообщить вам нечто очень важное, – сказал он вместо предисловия.

Ротерби уселся подле стола, положив руку на злополучные письма.

– Продолжайте, сэр, – важно сказал он.

Мистер Кэрилл кивнул.

– Прежде чем продолжить, я хочу признаться в том, что, несмотря на беззаботность, которую я разыграл перед сыщиком и вашими слугами, я понимаю, что вы поставили меня в крайне затруднительное положение.

– Ага! – с удовлетворением воскликнул граф.

– Ах! – испуганно выдохнула Гортензия.

Ее светлость промолчала, сохраняя каменное выражение лица.

– Итак, – продолжал мистер Кэрилл, – мы имеем инцидент в Мэйдстоуне, свидетельство вашей светлости о том, что я привез письмо в первый же день, как только прибыл сюда. Еще одно обстоятельство, которым мистер Грин, несомненно, воспользуется – моя близость к сэру Ричарду Эверарду и постоянные посещения его дома, где я, кстати, оказался в момент его смерти. Вдобавок я швырнул табак в глаза мистеру Грину – по причинам, которые допускают единственное толкование, и, наконец, я не смогу предъявить убедительного объяснения моего пребывания в Англии.

Взятые по отдельности, эти обстоятельства не имеют никакого значения; но вместе они обретают некую значимость, однако недостаточную для того, чтобы меня повесить. Тем не менее, я сознаю, что в нынешней обстановке, когда правительство испугано перспективой мятежа вследствие обнародования факта катастрофы в Южных морях, оно готово повсюду искать заговор и примерно наказывать всех подряд. Поэтому обвинения, которые вы собираетесь мне предъявить, да еще подкрепленные доказательствами, о которых я говорил, вполне могут – я этого не исключаю – немало способствовать э-э… тому, что моя жизнь станет короче.

– Сэр, – ухмыльнулся Ротерби. – Вам бы стать адвокатом! Никому из нас ни за что не удалось бы изложить все так ясно и убедительно.

Мистер Кэрилл благодарно кивнул.

– Мне очень лестно услышать от вас похвалу, ваша светлость, – сказал он, печально улыбаясь, и продолжал: – Итак, считаю свое положение настолько серьезным, что отважился надеяться на то, что вы не станете настаивать на тех мерах, к которым собирались прибегнуть.

Лорд Ротерби беззвучно рассмеялся.

– Быть может, вы сообщите причины, по которым мы должны отказаться от своих планов?

– Если бы вы объяснили мне, почему вы так против меня ополчились, – сказал мистер Кэрилл, – то я бы мог доказать ошибочность выбранной вами линии. – Он бросил острый взгляд на Ротерби, лицо которого внезапно окаменело. Мистер Кэрилл еле заметно улыбнулся. – Меня не удовлетворяет предположение, будто вы, как это могло показаться поначалу, действуете против меня из чистой злобы. Едва ли у вас есть к тому причины, сэр, да и у вас тоже, леди. Этот болван Грин – терпение! – сам признает, что пострадал от моей руки. Однако без вашей помощи он ничем не смог бы мне повредить. Так что же вами движет?

Мистер Кэрилл замолчал, переводя глаза с одного противника на другого. Они тоже обменялись взглядами, а Гортензия смотрела на графиню и ее сына почти не дыша, обдумывая заданный Кэриллом вопрос и не находя ответа.

– Мне казалось, – заговорила ее светлость, – будто вы хотели сказать нам нечто важное. Вместо этого вы задаете вопросы.

Мистер Кэрилл шевельнулся в кресле. Взглянув на графиню, улыбнулся.

– Я хотел, чтобы вы сами сказали мне – зачем вам моя смерть, – медленно произнес он. – Но вы не желаете отвечать. Что ж, ладно. Я понимаю, вам стыдно, отчего – в общем-то, нетрудно догадаться.

– Сэр! – вскричал Ротерби, привстав с кресла.

– Отпусти его, Чарлз, – вмешалась мать. – Тем быстрее он свернет себе шею.

– В таком случае, – сказал мистер Кэрилл так, будто его не прерывали, – я изложу вам свои соображения, почему вы должны прекратить это дело.

– Ха! – ухмыльнулся Ротерби. – Для этого потребуются очень веские причины!

Мистер Кэрилл повернулся в кресле так, чтобы видеть лицо милорда.

– Это очень веские причины, – произнес он столь внушительно и серьезно, что его собеседники непроизвольно напряглись. – Столь же веские, как и те, по которым я предпочел не пускать в ход свою шпагу и пощадить вашу светлость. Из этого вы можете сделать вывод о том, насколько серьезны эти причины.

– Однако вы не объяснили нам, о чем идет речь, – проговорила графиня, стараясь справиться с охватившей ее тревогой.

– Сейчас объясню, – ответил мистер Кэрилл и вновь обратился к Ротерби: – В то утро, впрочем, как и в любое другое время, у меня не было причин любить вас, ваша светлость. У меня не было причин сомневаться – даже вы в глубине души могли бы это признать, имей вы сердце и способность заглянуть себе в душу – у меня не было причин сомневаться в том, что, пустив в ход клинок, я совершил бы благое дело. Вы сами это подтвердили, бросившись на меня со спины сразу после того, как я подарил вам жизнь.