Текст книги "Шкура льва"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3
Свидетель

Наконец мистер Дженкинс отыскал потерянную страницу, а отыскав, несколько секунд постоял в нерешительности, откашлялся и наконец начал читать с видом человека, пустившегося в отчаянное предприятие: – «Нежно любящие, мы собрались сюда пред очи Господа…» – вещал он гнусавым с подвыванием голосом, вполне под стать облику преподобного. Врачующиеся стояли перед священником; на щеках жениха играл легкий румянец, черные глаза его ярко блестели. Невеста опустила очи долу, учащенное дыхание выдавало огромное душевное волнение.

Наконец святой отец завершил вводную часть, помолчал с минуту, а затем, то ли почувствовав уверенность в себе, то ли под впечатлением жизнеутверждающей силы нового абзаца, который ему предстояло огласить, принялся читать дальше окрепшим и более звучным голосом:

– «Я вопрошаю вас и повелеваю, чтобы вы отвечали мне так же, как в страшный судный день…»

– Вы кое-что забыли, – вкрадчиво вставил мистер Кэрилл.

Его светлость резко повернулся и нетерпеливо фыркнул. Дама тоже быстро подняла взор, а мистер Дженкинс, похоже, окончательно струсил.

– Ч-что? – запинаясь, проговорил он. – Что я забыл?

– Наверное, ознакомиться с наставлениями.

Его светлость мрачно уставился на мистера Кэрилла, а тот искоса поглядывал на девушку, не обращая на милорда ни малейшего внимания.

Мистер Дженкинс сперва побагровел, потом сделался еще бледнее, чем был в самом начале, потупил взор и, уткнувшись в книгу, начал растерянно читать выделенный курсивом отрывок, предшествовавший тому, который он долдонил прежде:

– «И говорит, обращаясь к брачующимся…»

Тут он вопрошающе поднял свои бледные выпученные глаза и попытался выдержать твердый взгляд мистера Кэрилла, но эта жалкая попытка бесславно провалилась.

– Это ближе к началу, – сообщил Дженкинсу мистер Кэрилл в ответ на его немой вопрос. Но, когда преподобный обслюнявил большой палец, чтобы перевернуть несколько страниц, Жюстен решил избавить его от хлопот и добавил: – Там, по-моему, сказано, что жених должен стоять по правую руку от вас, а невеста – по левую. Похоже, вы все перепутали, мистер Дженкинс. Или, может, вы левша?

– Я просто разволновался, клянусь вам! Ваша светлость были слишком нетерпеливы. Этот господин прав, но я так взволнован… Не согласится ли дама поменяться местами с его светлостью?

Они поменялись местами, но прежде виконт коротко поблагодарил мистера Кэрилла и пылко и витиевато выбранил священника. Все это его светлость проделал весьма искусно, но даму он не убедил. Она побледнела пуще прежнего, глаза ее сделались встревоженными, почти подозрительными.

– Надобно начать сызнова, – сказал, мистер Дженкинс. И начал сызнова.

Мистер Кэрилл смотрел, слушал, и его охватывало безудержное веселье. Дав согласие спуститься вниз и стать свидетелем этого непонятного обряда, он никак не рассчитывал на такую роскошную забаву. Чувство юмора взяло верх надо всем остальным, а то обстоятельство, что лорд Ротерби был его братом, привнесло в создавшееся положение толику пикантности, когда молодой человек вспомнил об этом родстве.

Потехи ради он дождался, пока мистер Дженкинс по второму разу оттрубил начальные абзацы, дал ему добраться до слов: «Я вопрошаю вас и повелеваю…», а потом опять перебил священника:

– Вы запамятовали еще кое-что, – негромко вставил Жюстен елейным тоном.

Этого Ротерби уже не стерпел.

– Будьте вы неладны! – выругался он, обращая к мистеру Кэриллу рассерженную физиономию. Он и не заметил, что девушка отпрянула прочь, когда услышала резанувшее слух бранное слово и увидела злобную мину милорда. Она тоже изменилась в лице: подозрение, догадка и, наконец, ужас по очереди отразились на нем.

– По-моему, вы не слишком учтивы, – укоризненно проговорил мистер Кэрилл. – Я подал голос в ваших же интересах.

– В таком случае буду весьма признателен, если вы попридержите язык в моих интересах! – загремел его светлость.

– Что ж, тогда я обязан высказаться в интересах дамы, – отвечал мистер Кэрилл. – Коль скоро вы пожелали позвать меня в свидетели, я исполню свой долг по отношению к вам обоим и добьюсь, чтобы вас сочетали браком по всем правилам.

– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – с вызовом спросил его светлость, с каждым словом все явственнее выдавая себя.

Мистер Дженкинс в приступе страха попытался смягчить ситуацию:

– Милорд, – заблеял он. – Милорд! Возможно, этот господин прав. Возможно… Возможно… – Он поперхнулся и обратился к мистеру Кэриллу: – Что, по-вашему, мы забыли на этот раз?

– Время, – отвечал мистер Кэрилл. Он увидел, как лица священника и Ротерби принимают вконец озадаченное выражение.

– Вы намерены изъясняться загадками? – сердито спросил его светлость. – При чем тут время?

– А вы спросите у святого отца, – предложил мистер Кэрилл.

Ротерби опять резко повернулся к Дженкинсу. Тот в немом изумлении беспомощно развел руками. Мистер Кэрилл беззвучно смеялся.

– Я не пойду замуж! Я не пойду замуж!

Это были первые слова, сорвавшиеся с уст дамы с тех пор, как мистер Кэрилл увидел ее. Они произвели на него самое благоприятное впечатление, ибо свидетельствовали о здравомыслии и рассудительности, пусть и проявившихся с некоторым опозданием. Кроме того, благодаря им он узнал, что у девушки грудное мелодичное контральто, хотя сейчас ее голосок звучал слегка надтреснуто.

– Скажите, пожалуйста! – то ли с обидой, то ли с наигранным изумлением изрек его светлость. – К чему столько шума? Гортензия, дорогая…

– Я не выйду замуж! – твердо повторила дама, глядя на Ротерби. В ее больших карих глазах читался вызов, голова была вскинута, а на бледном лице – ни тени страха.

– Не думаю, – подал голос мистер Кэрилл, – что вы могли бы выйти замуж, даже желая этого. Во всяком случае, не здесь, не сейчас и не при посредничестве вот этого господина. – Он с презрением ткнул большим пальцем в сторону Дженкинса, к которому теперь стоял вполоборота. – Вероятно, вы и сами это поняли.

Женщина содрогнулась, кровь прилила к ее бледному лицу. Но она держалась молодцом, и это так глубоко тронуло мистера Кэрилла, что его восхищение ею переросло в восторг.

Стиснув громадные челюсти, сжав кулаки и сверкая глазами, Ротерби в нерешительности стоял между Гортензией и мистером Кэриллом. Охваченный ужасом Дженкинс безвольно рухнул в кресло, а Гэскелл, как и подобает вышколенному слуге, смотрел на них – неподвижный и отрешенный, будто предмет обстановки.

Наконец его светлость опять повернулся к Кэриллу.

– Вы слишком много на себя берете, – с угрозой проговорил он.

– Чего много? – вкрадчиво осведомился мистер Кэрилл.

Вопрос привел Ротерби в замешательство. Он злобно выругался.

– Богом клянусь! – кипел милорд. – Я заставлю вас доказать основательность своих измышлений. Вы прекратите морочить голову этой даме. Прекратите, будьте вы прокляты! Или я вас насильно заставлю.

Мистер Кэрилл обворожительно улыбнулся. Все шло как нельзя лучше. Комедия, равной которой он не помнил с тех пор, как играл в студенческих постановках в Оксфорде десять с липшим лет назад, стремительно приближалась к развязке.

– Я-то думал, что дама, которая позвала меня стать свидетелем нынешнего… э… бракосочетания, – слово это он произнес исполненным осуждения тоном, – была содержательницей «Адама и Евы». Теперь же склоняюсь к мнению, что она – ангел-хранитель этой юной леди. Судьба, явившаяся на сей раз в облике добродетельной почтенной женщины… – Произнеся это, он с пугающей внезапностью оставил непринужденный добродушно-насмешливый тон. Британское воспитание не выдержало натиска галльского огня. – Давайте говорить начистоту, лорд Ротерби. Это бракосочетание – вовсе не бракосочетание, а подлое глумление. И этот мерзавец, достойный слуга своего господина, – никакой не священник. Мадемуазель, – продолжал мистер Кэрилл, обращаясь к перепуганной Гортензии, – эти злодеи ввели вас в чудовищное заблуждение.

– Сэр! – гаркнул, наконец, Ротерби, приведенный в чувство этим открыто высказанным обвинением, и схватился за рукоять шпаги. – Вы смеете говорить обо мне в таких выражениях?

Мистер Дженкинс поднялся на ноги и с глупым видом простер руку, пытаясь остановить его светлость. Стоявшая в стороне девушка созерцала эту картину широко раскрытыми глазами. Она затаила дыхание и прижала ладонь к груди, словно стремилась унять волнение.

А мистер Кэрилл, не моргнув глазом, принялся доказывать справедливость своего обвинения. Он снова заговорил слегка пренебрежительным тоном, исполненным едва скрытой насмешки, и, судя по всему, обращался к даме, желая скорее обрисовать ей положение, нежели подкрепить высказанные им упреки.

– Услышав шелест страниц молитвенника, переворачиваемых этим человеком, даже слепец понял бы, что содержание такого рода книг ему незнакомо. Взгляните-ка на нее! – продолжал Жюстен, хватая томик и поднимая его высоко над головой. – Совсем новая. Нигде ни единого следа прикосновений. Молитвенник куплен лишь для того, чтобы осуществить это бесчестное предприятие. Можно ли найти более явные доказательства тому, что человек этот – гнусный жулик?

– Сбавьте-ка тон, сэр, – зарычал его светлость.

– Он неверно расставил вас по местам, – невозмутимо продолжал мистер Кэрилл, – ибо ему даже недостало сообразительности прочесть содержащиеся в книге наставления. Кроме того, ему невдомек, что сейчас не самое удачное для богоугодных дел время дня. Этого довольно, мадемуазель?

– Хватило бы и меньшего, – ответила Гортензия. – Теперь я у вас в долгу, сэр.

Голос ее звучал на удивление ровно и был исполнен – холодного презрения, глаза горели царственным гневом.

Ротерби выпустил рукоятку шпаги. Понимая, что в сложившихся обстоятельствах злость – не самое удобное оружие, он сменил ее на высокомерие.

– Вы прибыли из Франции, сэр, и кое-что вам простительно, но далеко не все. Говоря обо мне, вы употребляли выражения, недопустимые в отношении человека моего положения. Боюсь, вы едва ли осознаете это.

– Осознаю так же хорошо, как и те, кто избегает вашего общества, сэр, – холодно и презрительно ответил мистер Кэрилл. Неприязнь к Ротерби и отвращение к тому делу, в которое он оказался вовлеченным, взяли верх над всеми доводами разума.

Его светлость вопросительно сдвинул брови.

– И кто же они, позвольте узнать?

– Большинство порядочных людей, надо полагать, если сегодня вы явили мне образчик вашего обычного поведения.

– Какая наглость! Ничего, со временем мы это исправим. Богом клянусь! Я буду первым, кто укажет вам на вашу оплошность. И вам, Гортензия.

– Это будет весьма любопытно, – совершенно искренне ответил мистер Кэрилл.

Ротерби отвернулся от него, изо всех сил сдерживая ярость. Такое самообладание в человеке столь мстительном едва ли не поражало.

– Гортензия, – сказал он, – это глупый разговор. Ну какая мне во всем этом корысть?

Девушка отступила еще на шаг, лицо ее выражало презрение.

– Этот человек, – продолжал Ротерби, махнув рукой в сторону Дженкинса, и вдруг осекся. Он резко повернулся к бедняге. – Ты обманул меня, мошенник? – взревел его светлость. – Правда ли то, что говорит о тебе этот господин? Что ты вовсе не священник?

Дженкинс содрогнулся и сжался в комочек. К такому выверту он был совершенно не готов и теперь не знал, как подыграть милорду. Что касается жениха, то он выказал себя блистательным лицедеем, но исполнить свою роль достоверно уже не смог, было слишком поздно.

– У вас в кармане, милорд, несомненно, лежит заготовленное брачное свидетельство, – вставил мистер Кэрилл. – Оно помогло бы вам убедить даму в искренности ваших намерений, доказать, что этот вор ввел вас в заблуждение, польстившись на обещанную вами гинею [10]10
  Гинея – английская золотая монета, чеканившаяся начиная с 1663 года из благородного металла, привезенного с побережья Гвинейского залива, из «Гвинеи», откуда и название. Первоначальный вес монеты составлял около 8,5 г; с 1717 года гинея была равна 21 шиллингу.


[Закрыть].

Шах и мат. И лорд Ротерби это понял. Насильственные действия – единственное, что ему оставалось, а насилие было родной стихией этого члена клуба «Пламень Преисподней», да еще служившего в полку «Храбрых Зайцев» под началом его светлости герцога Уортона.

– Нечестивец! Отравитель жизни! Чертова назойливая муха! – Таков был неполный перечень ругательств, которыми милорд осыпал мистера Кэрилла. На устах его выступила пена, на лбу вздулись жилы. – Вам-то какое до всего этого дело?

– Я полагал, что вы позвали меня в свидетели, – напомнил ему Жюстен.

– Да чтоб мне сдохнуть! – вскричал Ротерби. – Лучше б я, черт дери, откусил себе язык!

– Это нанесло бы непоправимый ущерб вашему красноречию, – со вздохом заметил мистер Кэрилл, закатив глаза к потолку и разглядывая перекрытие.

Ротерби поперхнулся и уставился на Жюстена.

– Неужто у вас вовсе нет разума, вы, болтливый попугай? – вопросил он. – Кто вы такой? Лицедей или шут?

– Порядочный человек, смею надеяться, – с изысканной вежливостью ответил мистер Кэрилл. – А вот кто вы?

– Это я вам сейчас покажу, – заявил его светлость, обнажая шпагу.

– Ага, ясно, – проговорил мистер Кэрилл все тем же невозмутимым тоном, призванным прикрыть распиравший его смех. – Заурядный дебошир!

Изрытая проклятия, милорд тяжело двинулся вперед, Мистер Кэрилл был безоружен; шпагу свою он оставил наверху, поскольку никак не думал, что она может понадобиться ему во время бракосочетания. Увидев наступающего Ротерби, Жюстен не шелохнулся, но его зеленые глаза сделались настороженными и очень внимательными. Мистер Кэрилл уже начал опасаться, что, возможно, чересчур затянул свою потеху, и невольно изготовился к прыжку.

Ротерби вытянулся, намереваясь сделать выпад, глаза его горели жаждой мести.

– Я заставлю тебя замолчать, ты…

За спиной Ротерби послышался легкий, но резкий шелест. Его отведенную для удара руку зажало будто тисками. Он и опомниться не успел, как шпагу вырвали из его пальцев, которые лишь слегка придерживали рукоять, коль скоро милорд не был готов к нападению с тыла.

– Пес! – произнес пронзительный женский голос, исполненный ярости и презрения.

Теперь шпага милорда была в руках Гортензии.

Со двора донесся стук копыт и грохот колес, ехавших по камням; шум стих, и никто в горячке не обратил на него внимания. Гортензия и Ротерби стояли друг против друга, женщина сжимала шпагу и, судя по выражению ее глаз, была готова пустить оружие в ход при малейшем подстрекательстве со стороны милорда.

Все затаили дыхание, и несколько мгновений царила гробовая тишина. А потом все чувства дамы потонули в захлестнувшей ее волне ярости. Она успела дважды ударить его, прежде чем клинок с треском переломился, зацепившись за стол. Милорд невольно вскинул руки, прикрывая лицо, и теперь на его ладони сиял красный рубец.

Хлеставшая из него кровь уже залила всю руку.

С резким тревожным возгласом Гэскелл ринулся вперед, но Ротерби знаком велел ему оставаться на месте. Лицо милорда сделалось багрово-синим, глаза были устремлены на женщину, которую он едва не предал, и никто не взялся бы судить, какую сумятицу чувств выражал этот взгляд. В приступе дурноты Дженкинс привалился к столу и зашатался, а мистер Кэрилл взирал на эту картину, и в глазах его читалось суровое осуждение, ибо он был убежден, что Гортензия, наверное, любила этого негодяя.

Она отшвырнула обломок шпаги, и тот с лязгом упал в камин. На миг Гортензия закрыла лицо руками и затряслась от неистовых рыданий, потом обошла его светлость и направилась к мистеру Кэриллу. Ротерби даже не попытался остановить ее.

– Увезите меня отсюда, сэр! – взмолилась она. – Увезите меня!

Сумрачный лик мистера Кэрилла разом просветлел.

– К вашим услугам, мадемуазель, – с поклоном ответил Жюстен. – По-моему, вы поступаете очень разумно, – ободряющим тоном добавил он и предложил даме опереться о его руку. Гортензия так и сделала, и они вместе двинулись к выходу, но успели пройти не больше двух шагов, когда дверь распахнулась, и в комнату тяжелой поступью вошел рыжеволосый мужчина преклонных лет.

Гортензия застыла на месте, с уст ее сорвался крик. Мгновение спустя девушка уже заливалась слезами. Мистер Кэрилл вконец смешался.

Вошедший замер при виде открывшегося ему зрелища. Его тусклые голубые глаза оглядели комнату. И хотя печать большого ума не украшала облик этого господина, ему, похоже, достало сообразительности, чтобы уразуметь, что происходит.

– Вот как! – насмешливо воскликнул он. – Похоже, я мог и не утруждать себя, преследуя вас, ибо, судя по всему, дама вовремя вас раскусила.

Услышав этот голос, Ротерби резко повернулся. Он отступил на шаг, мрачная физиономия его потемнела еще больше.

– Отец! – вскричал он, но в тоне милорда не слышалось ноток сыновней любви.

У мистера Кэрилла закружилась голова, но он быстро пришел в себя.

Потрясение было и впрямь ошеломляющим, ибо перед Жюстеном, как вы понимаете, стоял его родной отец.

Глава 4
Мистер Грин

Послышались быстрые шаги, шуршание юбки с кринолином, и юная леди оказалась в объятиях графа Остермора.

– Простите меня, милорд! – вскричала она. – Ах, простите меня! Я вела себя как дурочка и уже достаточно наказана за это.

Мистер Кэрилл удивился. Граф, с готовностью принявший ее в свои объятия, успокаивающе похлопывал ее по плечу.

– Фу! Что это еще такое? – проворчал он, однако, как заметил мистер Кэрилл, в его голосе зазвучали добродушные нотки, хотя следует признать, голос у милорда был монотонный и грубоватый, почти никогда не выражавший никаких чувств, если только – как порой случалось – он не возвышал его во гневе. Сейчас он хмурился, глядя над головой девушки на сына, поседевшие кустистые брови сошлись на переносице.

Мистер Кэрилл отметил – и нетрудно представить, с каким интересом, – что в общепринятом смысле слова лорд Остермор все еще оставался красивым мужчиной: хорошего роста, хотя и несколько полноватый и с короткой шеей; приятные черты розового лица – казалось, этот человек не подвержен болезням. У него были ярко-голубые глаза под припухшими тяжелыми веками, а рот, отметил Кэрилл беспристрастным критическим взглядом, был скорее неподвижным, нежели чувственным… Наблюдение это он проделал достаточно быстро, и полученные результаты заставили его задуматься.

Граф тем временем обратился к своему сыну, которому Гэскелл перевязывал руку. Особым разнообразием его брань не блистала.

– Негодяй! – орал он. – Чертов негодяй! – Тут он погладил девушку по голове. – Хорошо еще, что вы узнали, какой он подлец, прежде чем вышли за него замуж. Я рад этому, очень рад!

– Привычный порядок вещей до того искажен, что просто диву даешься, – заметил мистер Кэрилл.

– А? – воскликнул его светлость. – А вы-то кто такой, черт бы вас побрал? Один из его дружков?

– Ваша светлость удивляет меня, – с поклоном и совершенно серьезно ответил мистер Кэрилл.

В глазах Остермора он увидел озадаченность, и уже в самом начале их знакомства мистер Кэрилл понял, что к иронии граф совершенно глух.

Разъяснила все Гортензия.

– Этот джентльмен спас меня, милорд, – сказала она.

– Спас вас? – глухо отозвался граф. – Как он мог спасти вас?

– Он разоблачил священника, – объяснила девушка.

Граф, казалось, был совсем сбит с толку.

– Совершенно верно, – подтвердил мистер Кэрилл. – Мне выпала привилегия обнаружить, что священник вовсе не священник.

– Священник вовсе не священник? – эхом отозвался его светлость, хмурясь еще больше. – Тогда кто же он, черт побери, этот священник?

Гортензия высвободилась из его объятий.

– Он злодей, – заявила она. – Милорд Ротерби заплатил ему, чтобы тот приехал сюда и сыграл роль священника. – Ее глаза метали громы и молнии, щеки раскраснелись. – Да простит меня Бог, милорд, за то, что я была такой дурочкой и поверила этому человеку! О-о! – Гортензию душили слезы. – Позор, какой позор! Жаль, что у меня нет брата, который бы отомстил за меня и наказал его!

От возмущения лицо лорда Остермора тоже стало пунцовым. Мистер Кэрилл с облегчением отметил про себя, что тот еще способен на такие чувства.

– Не я ли предупреждал вас, Гортензия? – воскликнул он. – Неужели вы не поверили, что я, к моему вечному стыду, его отец, достаточно хорошо знаю его? – Тут граф снова накинулся на Ротерби. – Ах, вы пес поганый! – И вдруг, поскольку Остермор был человеком весьма неизобретательным, слова покинули его, остался один гнев, довольно сильный, но сколь-нибудь вразумительно не выраженный.

Ротерби прошел к столу и, опершись на него, хмуро оглядывал компанию из-под черных бровей.

– Единственный, кто во всем виноват, это ваша светлость, – сообщил он своему отцу, тщетно пытаясь сохранить самообладание.

– Я – виноват? – пробормотал граф Остермор, и вены у него на висках вздулись. – Я виноват, что вы увезли ее подобным образом? И – клянусь Богом! – если бы вы собирались честно жениться на ней, как и подобает, я бы еще нашел силы в своем сердце, чтобы простить вас! Но совершить такое злодейство! Попытаться сыграть такую грязную шутку. Гортензия, бедное дитя!

– Ваша светлость грозил лишить меня наследства, если я женюсь на ней, – напомнил ему Ротерби.

– Я сделал это с единственной целью – уберечь ее от вас, – сказал Остермор. – А вы задумали… вы задумали… клянусь Богом, сэр, я просто диву даюсь, что у вас еще хватает наглости упрекать меня. Просто диву даюсь!

– Уведите меня, милорд, – попросила Гортензия, тронув Остермора за рукав.

– Да, нам лучше уйти, – мягко ответил граф, привлекая ее к себе. – Для вас, однако, – он указал в сторону Ротерби, – на этом дело не окончится, мошенник! Я исполню то, что обещал. Я лишу вас наследства. От меня вы не получите ни гроша. Можете умереть с голоду, мне все равно; умрете… и… и мир избавится от злодея. Я., я… отказываюсь от вас. Вы мне не сын. Клянусь!

Мистер Кэрилл, напротив, полагал, что Ротерби очень похож на своего отца, и с горечью добавил к своим наблюдениям о человеческой природе размышление, что Господь даровал грешникам на удивление короткую память.

Что же касается Ротерби, тот, скривив губы, воспринял гнев отца с презрительной улыбкой.

– Вы лишите меня наследства? – насмешливо спросил он. – Но какого, скажите на милость? Если верить представленному докладу, вам, чтобы выбраться из теперешних финансовых затруднений, самому потребуется что-нибудь унаследовать. – Он пожал плечами и с оскорбительной напускной небрежностью вытащил табакерку. – Вы не можете добиться отмены майората [11]11
  Майорат – порядок наследования, при котором все имущество принадлежит старшему в роду.


[Закрыть], – напомнил он своему склонному к апоплексии родителю и, направившись к окну, изысканно поднес щепотку табака к носу.

– Добиться отмены майората? Майората? – вскричал граф и засмеялся зло. – Да вы хоть когда-нибудь взяли себе за труд удостовериться, каковы размеры собственности? Дурак, да там не хватит и… и на эту щепотку табака!

Лорд Ротерби резко остановился и посмотрел на отца через плечо. Насмешливости на его лице как не бывало, оно побледнело.

– Милорд… – заговорил он.

Граф махнул рукой, повелевая ему замолчать, и с достоинством повернулся к Гортензии.

– Идемте, дитя мое, – сказал Остермор и вдруг, что-то вспомнив, воскликнул: – Черт! Я же совершенно позабыл об этом священнике! Я добьюсь, чтобы его отправили в тюрьму! Я добьюсь, чтобы его повесили, если только мне поможет закон. Идемте-ка со мной! Я вам говорю!

Не обращая внимания на это приглашение, мистер Дженкинс, как испуганная крыса, прошмыгнул через комнату, взобрался на подоконник открытого окна и был таков Упал он прямо на мистера Грина, который, скорчившись сидел внизу. И оба покатились по клумбе. Наконец мистер Грину удалось схватить Дженкинса, и тот запищал, как попавший в капкан кролик. Мистер Грин аккуратно сунул кулак в рот лжесвященнику.

– Ш-ш-ш! Распустили нюни! – сказал он ему в ухо. – Мое дело не имеет к вам никакого отношения! Лежите тихо!

Находившиеся в комнате проследили взглядом за столь неожиданно бежавшим мистером Дженкинсом. Лорд Остермор двинулся было к окну, но Гортензия удержала его.

– Пусть этот негодяй бежит, – сказала она. – Он ведь ни в чем не виноват. Он всего лишь орудие в руках милорда. – Ее глаза испепеляли Ротерби таким взглядом, от которого умер бы любой, но только не человек, потерявший всякую совесть. Потом, повернувшись к скромному наблюдательному господину, который оказал ей столь неоценимую услугу, девушка сказала: – Мистер Кэрилл, я хочу поблагодарить вас…

Мистер Кэрилл поклонился ей.

– Прошу вас забыть об этом, – сказал он. – Это я перед вами в долгу.

– Ваша фамилия Кэрилл, сэр? – спросил граф. Он имел привычку уделять внимание несущественному, хотя в данном случае дело обстояло иначе.

– Совершенно верно, милорд. Для меня большая честь, что она совпадает с вашей.

– Вы, наверное, принадлежите к какой-то младшей ветви рода, – предположил лорд Остермор.

– Весьма вероятно… к какой-нибудь чуждой ветви, – ответил невозмутимый Кэрилл – шутка, которую мог оценить лишь он сам, и то не без горечи.

– А как вы оказались замешанным в этом деле? – продолжал расспросы граф.

Ротерби громко и с издевкой засмеялся – несомненно, над собой, поскольку до него дошло, что Кэрилла себе на беду позвал он сам.

– Им понадобился еще один свидетель, – объяснил мистер Кэрилл, – а его светлость граф Ротерби, прослышав о том, что в гостинице поселился только что прибывший из Франции господин, вероятно, решил, что путешественник, который сегодня здесь, а завтра уедет навсегда, идеально подходит для задуманного им дела. Это обстоятельство пробудило во мне подозрения, и…

Но лорд Остермор, как обычно, прицепился к, казалось бы, мелочи, хотя и на этот раз все было не совсем так.

– Вы только что прибыли из Франции? – сказал он. – Да, и у вас одинаковая со мной фамилия…

Мистер Кэрилл искоса взглянул на Ротерби, который с интересом смотрел на отца, и в глубине души проклинал недогадливость лорда Остермора. И если это член заговорщицкой организации, о Небо, помоги ей!

– А вы, случайно, не собирались искать меня в городе, мистер Кэрилл?

Мистер Кэрилл подавил желание засмеяться. Вот как надо обращаться с государственными тайнами.

– Я, милорд? – поинтересовался он, напустив на себя удивленный вид.

Граф Остермор посмотрел на него, потом, взглянув на Ротерби, вспомнил вдруг о позабытой осторожности и так откровенно вздрогнул, что глаза у Ротерби подозрительно сузились, а губы сжались.

– Нет, разумеется, нет; ну конечно же, нет, – неловко пророкотал он.

Тут Ротерби громко рассмеялся.

– Ну-ка, ну-ка, что это еще за тайна? – спросил он.

– Тайна? – отозвался милорд. – Какая еще может быть тайна?

– Это уж вы мне скажите, – ответил Ротерби голосом, который не оставлял сомнений в том, что он своего добьется. Он направился к Кэриллу, с насмешкой разглядывая последнего. – Ну, сэр, – сказал он, – так чей вы посланник, а? Что все это…

– Ротерби! – прервал лорд Остермор голосом, которому просто нельзя было не повиноваться. – Идемте, мистер Кэрилл, – быстро добавил он. – Я не позволю, чтобы джентльмену, который показал себя другом по отношению ко мне, докучал этот негодяй! Идемте, сэр!

– Не так быстро! Не так быстро, черт побери!

Голос принадлежал совершенно незнакомому человеку.

Ротерби резко обернулся. Гэскелл, находившийся в тени от камина, обеспокоенно вскочил. Все уставились на окно, откуда и донесся этот голос.

Они увидели, что на подоконнике, будто на коне, сидит круглолицый человечек, а в руке у него хвастливо торчит пистолет.

Мистер Кэрилл оказался единственным, у кого хватило ума приветствовать его.

– Ха! – сказал он, приятно улыбаясь. – Мой дружок, пивовар.

– Пусть никто не выходит из комнаты, – с огромным достоинством сказал мистер Грин. Потом, уже с гораздо меньшим – сунул пальцы в рот, пронзительно свистнул и легко спустился в комнату.

– Сэр, – грозно сказал граф, – это бесцеремонное вмешательство… наглость. Что вам угодно?

– Мне нужны бумаги, которые везет этот господин, – повторил мистер Грин, указывая на Кэрилла рукой с пистолетом.

Граф казался встревоженным, что было глупо с его стороны. Ротерби прикрыл рот рукой, словно пытаясь спрятать улыбку.

– Так вам и надо, не лезли бы не в свое дело, – заметил он.

– Вытаскивайте их, – потребовал круглолицый человек. – Сопротивление бесполезно.

– Ну что вы, это было бы неучтиво с моей стороны, – ответил мистер Кэрилл. – Позвольте только спросить, почему вас так интересуют мои бумаги?

Его спокойствие несколько ослабило тревогу графа, однако озадачило его; оно же испортило злорадное удовольствие Ротерби.

– Я выполняю приказ милорда Картерета, министра иностранных дел, – сказал мистер Грин. – Мне полагалось следить за господином, прибывшим из Франции с письмами для милорда Остермора. Неделю назад один посланник велел милорду Остермору дожидаться такого гостя. Мы взяли этого человека, если уж вам непременно надо это знать, и… ну, мы заставили его рассказать нам, что за послание он передал. Все до того загадочно, что милорду Картерету просто не терпится получить как можно больше информации на данную тему. Я полагаю, вы и есть тот человек, которого я ищу.

Мистер Кэрилл смерил его ироничным взглядом и рассмеялся.

– Обидно, – заметил он, – что столько хороших мыслей пропадает понапрасну.

Мистер Грин на мгновение смутился, но тут же взял себя в руки: ему, несомненно, уже приходилось встречаться с такими хладнокровными людьми.

– Полноте, полноте! – сказал он. – Перестаньте пыжиться. Выкладывайте бумаги, сэр.

Дверь открылась, вошли двое мужчин; прежде чем дверь закрылась снова, мистер Кэрилл успел увидеть у них за плечами раскрасневшееся встревоженное лицо хозяйки, в глазах у нее стоял испуг. Вновь пришедшие были грязными простолюдинами, в которых с первого взгляда можно было узнать судебных приставов. Один был в лохматом парике, несомненно, выброшенным за ненадобностью каким-нибудь богатым господином и купленным в дешевой лавчонке на Розмери-Лэйн; сидел парик на нем плохо, в некоторых местах проглядывали собственные нечесаные волосы. Другой вообще был без парика, густые соломенного цвета волосы спадали прядями из-под шляпы, которую он даже не удосужился снять, пока лорд Остермор не сшиб ее у него с головы своей тростью. У обоих были толстые распухшие носы, и оба же, похоже, не брились целую неделю.

– Ну, – сказал мистер Грин, – добровольно отдадите бумаги или мне распорядиться, чтобы вас обыскали? – И, взмахнув рукой в сторону приближающихся помощников, он указал, кто будет заниматься обыском.

– Вы заходите слишком далеко, сэр, – возмутился граф.

– Да, безусловно, – вставил мистер Кэрилл. – Вы сошли с ума, если полагаете, будто джентльмен может быть подвергнут обыску любым негодяем, который заявится к нему с небылицей о министре иностранных дел.

Мистер Грин снова улыбнулся и вытащил какую-то бумагу.

– Вот, – заявил он, – ордер на обыск, подписанный милордом Картеретом, и с его же печатью.

Мистер Кэрилл с презрением взглянул на бумагу.

– Ордер не заполнен, – сказал он.