Текст книги "Начальник Культуры (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4

Эпатажный тип в лакированных туфлях и блестящей рубашке вывалился из маршрутки, как будто его везли не на концерт, а на работу, на фабрику. За ним вылезла бабушка с сеткой лука, мужик с клеткой, в которой орала курица, и какой-то пацан с мешком не пойми чего. Все разбрелись по разным сторонам, а наш артист, покрутив головой, направился к ДК.

Вообще, конечно, звезд из аэропорта забирают, а этот к народу близко, раз на маршрутке ездит.

Эпатажный держал в руках потёртую папку, из кармана торчала расчёска с обломанными зубьями, а лакированные туфли сразу же утонули в снежной каше. На такую «звезду» даже воробьи не повернули бы голову.

Я стоял на крыльце облезлого клуба, где ещё с советских времён присохла вывеска «… имени XXII съезда КПСС», давно уже покорёженная и с выцветшими буквами.

Оглядел будущего «всенародного любимца» с ног до головы. Лицо у него было как у человека, которого всю жизнь отправляют «не туда» – то в профтехучилище, то на картошку, то на стройку народного хозяйства.

Я поднял руку, чтобы этот товарищ меня заметил и вышел ему навстречу.

– Добро пожаловать в культурную столицу нашего района, в славный город Белый яр, – сказал я с такой улыбкой, с какой в советских фильмах комсорги встречали молодых передовиков с полей.

Он дёрнулся, состроил что-то похожее на улыбку, но глазки его почему-то запрыгали, как шальная пуля в ржавой бочке.

– Да, да… здравствуйте… – голосок у Кая тонкий, но прокуренный, что у шкодливого двоечника.

Не так я себе представлял Кая. Пусть даже Метова. Ладонь тянет нерешительно —, но я не протягиваю руку в ответ.

– Документы есть?

– Что?

– Вы же, гражданин Метов? Документы предъявите, плиз. У нас ведь как заведено? Без бумажки ты – подозреваемый, а с бумажкой – уважаемый. Кхе-кхе…

Слово «подозреваемый» его явно напрягло. Неправильный Кай Метов, он поет неправильные песни. Эпатажный заморгал, полез в папку, выудил какую-то бумажку с размытым штампом, где печать напоминала пятно от селёдки, а подпись можно было прочитать только при сильном желании и с помощью лупы.

– Это что? – я кивнул на бумажку.

– Это моя… гастрольная… По линии культурного фонда… через область… – проблеяла федеральная звезда.

Угу… кто бы сомневался. Хотя у нынешней звезды девяностых тоже не особо дела в гору идут. Даже анекдот в ходу: «Привет, Олимпийский!» – крикнул Кай Метов, проезжая мимо на велосипеде.

– Сам-то кто? На самом деле, – ткнул я его настойчивым взглядом.

– Я… артист эстрады…

– Фамилия.

– Метов… – он закашлялся, – Ну в смысле Кай Метов.

– Настоящий?

Он вылупился на меня, будто не понимает куда я клоню.

– Ну, как бы… – глаза мужика метнулись в сторону, где Павел Аристархович с каменным лицом пытался не разулыбаться.

– Ключевое слово «как бы», – кивнул я.

Сам же директор ДК мял шапку, как нашкодивший первоклассник. Я мысленно отметил: вот он, один из тех, кто в курсе, что тут на самом деле происходит.

Я вернул взгляд на двойника. В начале двухтысячных на эстраде все ещё было полно «дублеров» популярных артистов. Видимо передо мной стоял один из них.

– Скажи честно, ты понимаешь, что ты тут не как Кай Метов, а как расходный материал? – строго спросил я.

Он вздрогнул, как-то сразу осунулся, не мог понять чего я к нему прикопался. Но быстро взял себя в руки и гордо вскинул подбородок.

– Меня прислали, я работаю! Я пою! Позишен намбер ван.

– Сколько платят?

– Три тысячи рублей. Мы же догвоаривались…

– За весь концерт?

– Ну да… плюс обед и трансфер… – «Кай Метов» так жалко на меня посмотрел, будто я сейчас у него этот обед отберу и денег на маршрутку не дам.

Я же смотрел на этого гастролера с некоторой жалостью, думаю вот как колесить по стране в образе какого-то другого мужика, не входило в список его юношеских желаний.

Я понимал, если я сейчас сорву концерт, то люди останутся недовольны, а на концерт шло немало зрителей. И все они думали, что Кай Метов – настоящий. Из телевизора. Им все равно, что это дублер, им праздника хочется, как в телевизоре. Эх…

– Хм… Петь-то будешь? – скептически уточнил я.

– Буду! Буду! Никто не отличит!

– Ладно… В микрофон не материться, женщин у сцены не лапать, – выдавал я инструкции. – Как отпоешь, после концерта сразу ко мне. Будем разбираться, кто тебя сюда и за сколько впихнул.

Он чуть не поклонился, вроде и двойник, а артист до мозга костей. Звезды не кланяются, а настоящие артисты преклоняют голову перед публикой. Это у них в крови.

– Ну ты даёшь, начальник. Другой бы уже скандал устроил, – восторженно хмыкнул директор.

– Другой бы устроил. Я делаю выводы, – я развернулся к двери. – Павел Аристархович, проводи нашего артиста в гримерку, а то зрители заждались.

Я вернулся в ДК и проинспектировал готовность помещения для мероприятия. Занавес потрёпанный, на одной стороне «Добро пожаловать», на другой – «50 лет ДК». Буква «Д» держалась на соплях, за малым и упадёт. Колонки сдохшие, все мотанные и перемотанные. По стенам старые фотки – «Лучший баян района 2001 года» и «Лучшая доярка 1997». Фотки пусть висят – история, а вот занавес заменим, но не сейчас.

Буфет сделали импровизированный – пришлось сотрудников в местный продуктовый посылать. Сейчас на прилавке было несколько бутербродов с сервелатом и сыром, да разлитый по стаканам компот. Последний из своего погреба уборщица принесла

Бардак, конечно, но это я уже потом разберусь, как дошли до жизни такой. Пока же – сделали все, что могли, чтобы мероприятие спасти. Как говорится, работаем.

Публика собралась, как водится, самая простая, но по-своему колоритная. Бабы да девки принарядились, кто в китайском пуховике с блестящей тканью, кто в тяжёлой дублёнке или шубе «под Каракуль», а самые «статусные» поверх ещё и козий пуховый платок накинули – мол, и красиво, и тепло. Старшее поколение не изменяло традициям: тёплые сапоги или унты на массивной подошве, шапки-горшки из норки, пальто на ватине. Молодёжь, напротив, жертвовала комфортом ради моды – девчонки переобулись в туфельки с тонкими шпильками, натянули узкие джинсы, короткие дублёночки с мехом, а под ними – обязательно водолазка или блестящий топ, выглядывающий из-под куртки.

Парни тоже старались выглядеть «по последней моде»: турецкие свитера с витиеватыми узорами, джинсы «снежинкой» с побитыми коленками, стрижки с отчётливо намазанным гелем «Прелесть». А кто «по-мажорнее» – в кожаной куртке с меховым воротником, как из рекламы Marlboro.

Между взрослыми сновала группа детишек – кто в самодельных коронах из фольги, кто в мохнатых шапках-ушанках с завязанными на макушке ушами.

Молодёжи было немного. Им-то сейчас по подъездам да компьютерным клубам зависать привычнее, но вот старшее поколение ждало звезду с таким воодушевлением, как в 80-х ждали первый видеосалон или гастроли итальянской эстрады. Для них главное было не столько кто поёт, сколько сам момент: собрались, повидались, поговорили. Сейчас народ дружнее, теплее, общается не через экраны телефонов, а вживую, как прежде – лицом к лицу, в толпе, среди родных голосов.

– Просим, Максим Валерьевич, слово вступительное скажите и начинаем. Наш артист уже готов! – передо мной вырос Павел Аристархович.

Я поднялся на сцену и обратился к публике.

– Сегодня у нас настоящий праздник! Для вас выступит… – я оглядел полный зал.

– …замечательный артист Кай Метов!

Люди не виноваты, что им вместо оригинала копию привезли. Поэтому отнимать у них праздник я не собирался. Вон как глаза светятся.

Зал загудел. Я вернулся в зал и встал у стены. Рядом Павел Аристархович мял носовой платок, утирая строящийся по лбу пот. Морда красная, как после бани. Волнуется гад, есть за что переживать.

– Паш, – бросил я не оборачиваясь, – после концерта ко мне. Все папки за два года с гастролями. Полный комплект. Кому и сколько платили, ведомости, авансовые, все что есть.

– А-а зачем?..

– Для здоровья. Моего и твоего, – я обернулся и посмотрел так, что он осел. – А то вон красный весь, смотрю. Давление, наверное, проверять надо.

Тем временем зал гудел, как раскочегаренный самовар. Люди набились под самый потолок, от сцены до последних рядов. Кто сидел, кто стоял, а самые шустрые уже облюбовали проходы между рядами, чтобы быть поближе к «звезде». Воздух был густым, натопленным, пахлопраздником, мандаринами и духами "Чёрная магия".

– А-а-а!!! – завизжали девчонки, а кто-то в первом ряду даже вскочил в нетерпении, когда мелькнула за кулисами фигура артиста..

Зал взорвался зазывающими аплодисментами. В этот момент за кулисами наш "Кай Метов" перекрестился, зачем-то поплевал на ладони, встряхнул плечами и вышел на сцену.

Освещение мигнуло, вспыхнули прожектора. На подмостки шагнул невысокий мужик в кожаных брюках, блестящей рубашке и с чуть растрёпанной шевелюрой. В темноте и под светом старых софитов он действительно смахивал на настоящего Кая Метова.

– Привет, друзья! – он ухмыльнулся в микрофон.

Заиграла минусовка, и через секунду хрипловатый голос зазвучал над залом.

– «Позишн намбэ тууу...»

Зал ахнул от восторга. Дамы всплеснули руками над головой, мужики ритмично закачали головами, молодёжь вытащила немногочисленные мобильники, чтобы записать видео низкого качества . Никто не понимал, что перед ними не оригинал. Да им и не важно было.

Надо отдать должное, "Кай Метов" двигался по сцене уверенно, чуть картинно, выдавал фирменные жесты, растопыривал пальцы и подмигивал в зал. На припеве зал взорвался. Тянули хором, захлёбываясь от счастья.

Вторым номером пошёл хит "Вспомни меня". Какой-то мужчина лет пятидесяти от не выдержал, сорвался с места и стал качаться в такт, раскинув руки. Рядом его жена закрыла глаза и качала головой, проживая свои молодые годы.

А в третьем ряду плакала девчонка в белой кофточке, которой было лет шестнадцать. Растирала слёзы, улыбалась и тоже подпевала, а потом прошептала: Я люблю тебя, Кай Метов.

– Вот оно, искусство, – прокричал кто-то в зале. – Не то что ваши рэперы да гопники!

Кто-то махал руками, кто-то уже протягивал цветы артисту. Под конец концерта часть людей полезла на сцену, чтобы пощелкаться на «мыльницы» с любимым артистом.

Когда "Кай Метов" поклонился и ушёл за кулисы, зал гудел, не утихая. Люди кричали:

– Спасибо, Кай!!!

– На бис! Давай про дожди! Про подождут!

– Настоящий артист!

А я смотрел на это и думал: "Люди не виноваты, что им привезли копию. Главное, что праздник удался.

И на душе потеплело.

Но больше никаких подделок. Впредь праздники будем настоящие устраивать. Так… Как бы мне «Блестящих» приволочь на восьмое марта.

***

На следующий день я пришел на работу в администрацию. Идя по коридору я скользнул взглядом на чей-то пластиковый контейнер с селедкой под шубой, забытый на подоконнике. Вспомнил, что ещё даже не обедал и почувствовал как урчит в животе.

Как только я открыл дверь кабинета, меня встретили четыре пары глаз – вязальщица с вечным клубком, маникюрщица с пилкой и сериалолюбивая, та самая, что «Кармелиту» взахлеб пересказывала. И женатик.

– Вас к Рубанову, – скороговоркой выплюнула вязальщица, хлопая глазами.

– По какому поводу?

– Он не сообщил…

На столе у неё рядом с клубком валялась пустая обёртка от шоколадки. Той самой. Ага… Похоже зашитоботиночный не просто пожаловался, а уже начал плести паутину.

– Понял, – кивнул я. – Шоколадками не подавитесь.

Тётки торжествующе переглянулись, но ничего не сказали. Только мой оппонент принялся с особым усердием перекладывать папки туда-сюда. На моё место он сесть не рискнул, видимо ожидал результата моих переговоров с главой администрации.

Я спустился на первый этаж, где располагался кабинет главы администрации. Подмигнул симпатичной секретарше и зашёл внутрь без стука.

– А, это ты Максим, проходи дорогой!

Меня не надо просить дважды, я закрыл за собой дверь и подошел к столу, сел на стул и огляделся.

Кабинет Рубанова Натана Леонидовича был настоящим музеем аппаратной эпохи. Пыльный шкаф с подшивками «Советская культура» за 1986-87 годы, портрет Ельцина, подёрнутый паутиной, грамоты с одинаковыми формулировками, только года менялись, и три телефона – чёрный дисковый, кнопочный с отломанным приёмником и белый китайский, облепленный следами от пластыря.

Рубанов сидел на своем месте с холёным лицом человека, который лет двадцать назад выполнил последний полезный приказ, а дальше просто врос в кресло и двигал папки с места на место. На пальце – широкий перстень, на пузе – расстегнутая пуговица, из-под которой выпирала белая майка.

– Максим… – улыбка растянулась по лицу Рубанова, как намазанное сало. – Надо бы поговорить.

Я сидел, не снимая куртки. В таких кабинетах нельзя показывать, что ты расслабился. Здесь каждая пуговица – элемент защиты. Уже понял, что ничего хорошего не будет.

– Понимаешь, Максим… – начал Рубанов, сцепив пальцы в замок. – Ты человек новый, горячий, это хорошо. Нам нужны инициативные люди. Но… тут свои порядки. Тут сложился коллектив. А ты сразу… ну… как танк по клумбе. Проверки устроил, отчетность финансовую трясешь, а у тебя ведь отдел культуры, песни пойте, памятники охраняйте, а с накладными бухгалтерия разберется. Да? У нас команда…

– Команда? – я чуть подался вперёд. – Этовы про любителей вязания, маникюра и сериалов?

Рубанок дёрнулся, но взял себя в руки.

– Ну зачем ты так? Ты же молодой, перспективный. Мы же все хотим одного – стабильности. А ты сразу с наскока. Понимаешь… Люди жалуются.

– Кто?

– Да все… – он развёл руками. – Вот, например, сотрудник с твоего отдела. Очень уважаемый человек. Говорит, ты его с рабочего места согнал, оскорбил при всех. Это же неправильно. Тут традиции, уважение. Свои порядки.Он между прочим, десять лет отработал.

– Так что же вы его не назначили?

В ответ лишь пожатие плечами, но до меня кое-что начало доходить. Я медленно вытер стол пальцем. Слой пыли не вытирался, он вгрызся в дерево навечно. Поймал себя на мысли, что глава администрации наверное даже не знает имени «уважаемого человека».

– А давайте я уточню, какие тут свои порядки?

Рубанов замер, явно не ожидая того, что я вступлю в спор.

– Порядки – это когда двойники типа Кая Метова катаются по сёлам за три тысячи рублей, а в отчётах значатся как народные артисты с гонорарами гораздо больше… Эти порядки вы имеете в виду?

– Максим… – голос Рубанова чуть дрогнул.

– Нет, теперь послушайте меня внимательно, – я не повышал голоса, но каждое слово падало на стол, как гвоздь вбивал. – С сегодняшнего дня в моем отделе – порядки будут настоящие, а не пыль в глаза.

– Ну всё! – хлопнул по столу Рубанов. – я передумал тебя деражать как врио начальника. Я тебя снимаю, тут даже твоего согласия или заявления не требуется.

– Не советую, – хмыкнул я.

– Что? – закипал начальник.

Я подниму всю отчётность по гастролям, по культурным программам, по липовым постановлениям. И знаете, куда она уйдёт?

Рубанов сглотнул, его ладони вспотели так, что бумажка с телефона приклеилась к пальцам.

– Я…

– В Москву, Натан Леонидович. Даже не в область, а сразу в белокаменную. С комментариями, копиями, сметами и липовыми подписями. Думаете, они там не любят такие дела? Обожают. Особенно когда перед выборами нужно показать борьбу с коррупцией отсталых регионах. Себя в выгодном свете выставить, утопив провинциального чиновника.

Он аж рот открыл от изумления, не ожидал, что молодой покажет зубы и такую осведомленность в делах служебных. Ничего, пусть привыкает, если хочет сработаться. Я давно в этой теме.

– Максим Валерьевич, ну зачем так сразу… – Рубанов вдруг вспомнил мое отчество. – Мы же… Мы же команда!

– Да, теперь команда. Только я в этой команде не винтик, а капитан. И последнее – пока я здесь, никакие ваши липовые «звёзды» и подставные подрядчики не пройдут. Детский сад где? В газете писали. что уже давно должен быть. Нехорошо с детишками так поступать. В общем так… каждого буду проверять лично. Понятно?

– Максим, зря супротив батьки… – багровел Рубанов.

– Батька стар, творит что попало, давайте уже делать все для народа.

– А так разве получится?

– Получится. Начинать всегда страшно. Было бы желание, а я помогу его обрести.

Рубанов растерялся, не ответил, да и что он мог сказать?

Я встал и трижды хлопнул ладонью по столешнице.

– И да, если ещё раз попытаетесь выдавить меня через этих вязальщиц с шоколадками – я незамедлительно приму озвученные меры.

Я развернулся и вышел, слыша только тиканье настенных часов.

Глава 5

В коридоре на нашем этаже уже стояли все трое – маникюрщица, вязальщица и та, что сериалы наизусть знала. Делали вид, что пришли к фикусу у форточки покурить.

– Работать идите, – сказал я им, не останавливаясь.

Они исчезли так быстро, будто я с ружьём за ними погнался.

В кабинете зашитоботиночный сидел в своём углу у батареи. Вязальщица спрятала спицы, а сериальщица помалкивала в платочек.

– Значит так, коллеги. Зла не держу, понимаю, что вы в системе, как в секте. Но… с сегодняшнего дня на рабочем месте без вязания, маникюра и сериалов. С этого момента мы не отдел, – я поднял указательный палец в потолок. – Мы оперативная группа по ликвидации имеющегося в районе культурного бардака. Ферштейн? Кто не согласен – заявление по собственному на стол. Остальные – со мной в команде. Вопросы?

Ответом стало густое тягучее молчание и вздохи.

– Отлично. Молчание – знак согласия. Работайте, коллеги. От вас к завтрашнему дню подробный расклад по состоянию текущих дел и предложения. Список первоочередных мер по улучшению наших позиций в сфере культурной деятельности района.

Подчиненные разявили рты, видимо не поняли и я решил пояснить:

– Ну, в общем, идеи от вас жду ценные, товарищи специалисты отдела. Как стать передовиками в культурном смысле. Боградский район обскакать нужно. Да и Воронцовский в спину дышит. В области мы должны быть у-ух! А не э-эх! Ясно?

Присутствующие закивали. Без энтузиазма, но уже более менее энергично.

Я сел за стол и открыл первую папку. Сверху торчал лист с датой, написанной шариковой ручкой задним числом. Типичная схема.

Я планировал начать с Кая Метова, и я понимал, что если здесь не будет моих порядков, то из этого болота нашему району никогда не выбраться. Что ж, мне не привыкать, а остальные привыкнут.

***

Дверь здания администрации за моей спиной захлопнулась с глухим бухом. Сегодняшний день можно было называть удачным. Завтра будет новый день, новая война Я понимал, что так просто никто не захочет принимать поражение и новый уклад. Просто так никто не уступит свои позиции. Но я привык воевать – всю жизнь в политике.

На улице вечернее небо сгустилось тучами, фонари плевались тусклой желтизной, атмосфера грустная. Рядом у рынка собирали палатки торгаши – как шатры кочевники разбирали.

Завтра разберёмся со всеми – с липовыми отчётами, культурой, схемами, где двойник певца – норма, а реальную звезду сюда никто и не позовёт. Всё завтра. А сегодня я вернулся в свою съёмную комнату – один из тысяч горожан, которых жизнь окунула в эту провинциальную жизнь нулевых.

Подъезд встретил запахом старой мешковины, мокрого картона и кошек – классика старых хрущёвок. На стене у почтовых ящиков висело новое объявление, написанное крупным размашистым почерком:

«Сегодня в 19:00 собрание жильцов по вопросу ремонта крыши. Присутствие обязательно!».

Подписано было жирной, как в старых партпротоколах, подписью Семёныча. Ну не менялся мужик – таких даже время боится.

О управдоме Семеныче мне кое-что удалось разузнать. Он вернулся с войны, сразу вступил в партию, а с 90-х, когда понял, что коммунисты уже никому не нужны, стал председателем дома. Сам себе председатель, сам себе прокуратура и следак. Где надо Семеныч продавливал ЖЭК сам и давал пинка, а где надо вызывал ментов и поднимал общественность. Мужик из тех, кто знает у кого что в холодильнике и чем в кастрюлях пахнет.

Я вздохнул, поправил воротник и поднялся на этаж, где у своей двери меня ждал сюрприз.

Газета «СПИД-Инфо» приморозилась на двери явно на супер-клее, криво, поперёк глазка. На первой полосе пьяная рожа некогда популярного артиста и заголовок: «Водка до добра не доводит».

Но заинтересовало меня другое – рядом с заголовком газеты маркером было написано: «Здесь живёт стукач».

Я срывать не торопился, ученый на такого рода фокуса. Потрогал пальцем край газеты – приклеена намертво. Под дверью увидел жирную массу из ливерной колбасы, о которую, судя по всему, я должен был подскользнуться. Рядом с порогом валялся обглоданный куриный окорочок, явно из мусорного бака.

Ну привет, панки…

вошел в квартиру, на столе записка: «Курочка в духовке. Мусор вынесешь, обещал»

Я ухмыльнулся – обещать не значит жениться, но вынесу. А вообще как баба разогналась, сразу меня взяла в оборот.

Открыл духовку, на противне аппетитные окорочка с ломтиками картошки в янтарном жирке плавают. Чуть слюной не подавился. Ай да Люда….

с удовольствием поужинал, попил чай с бутером с «Рамой». Та еще гадость, но в России продавалась, хотя гораздо в меньших объемах, чем в девяностые, когда по ящику крутили бесконечные рекламные ролики и вещали о сомнительной пользе этого непонятного продукта. Но сейчас я мазал его на хлеб с огромным удовольствием, ведь это был символ моей молодости. Я по этому маргарину (а ныне, его переименовали в спред) соскучился, оказывается.

Плотно поужинав, направился в свою комнату. Проходя мимо двери хозяйки обнаружил, что она забыла прикрыть дверь, а она обычно ее запирала на замок. Одним глазом заглянул внутрь и среди прочего увидел рядом со столом швейную машинку «Чайка». На диване лежала недошитая блузка. Люда оказывается ещё и шьёт…

От наблюдений меня отвлек звонок в дверь. Причём кому-то не терпелось – звонок буквально зажали. Я пошел открывать, по пути заглянув на кухню и прихватив скалку, чтобы при надобности по мордасам дать, так истерично звонить могли только панки. Нет, план мести у меня был поизощреннее обычного мордобоя, но и по роже скалкой тоже неплохо. Особливо если несколько раз.

Я открыл дверь и уже собрался делать шаг назад и бить (лучше в лоб, там череп крепче и не убьешь) но скалка осталась неподнятой. Я чуть не присвистнул, глядя на человека, застывшего на пороге.

Куртка «Аляска» оранжевеет финским подкладом, кепка набекрень, морда чуть отёкшая, чемодан с облезлыми уголками. Рожа ухмыляющаяся, но сытая до нельзя – как у тех, кто на бюрократических дрожжах вырос.

– Здорово, сосед! – ухмыльнулся он и покосился на предмет в моих руках. – Ты всех гостей со скалкой встречаешь?

Я медленно опустил скалку, но не убрал её совсем. Он меня не знал и не мог знать – в этой жизни я с ним не пересекался. А вот я его знал до каждой складки на его самодовольной роже. Хапуга, вор, прирождённый бюрократ. В прошлой жизни выбился в Москву, когда таких вот пройдох ценили. Но сейчас передо мной стоял тип – такой же лоснящийся и самоуверенный, как и тогда, хотя явно ещё не дорвался до больших должностей. И с тем же липким взглядом, каким он всегда оценивал всё, что можно прибрать к рукам.

Интересно, как его сюда занесло? Слишком быстро для простого совета жильцов или районной программы, наверное, спустили из областного центра. И хозяйка ведь предупреждала, что подселят ко мне кого-то. Значит, знала?

– Меня на прорыв культуры направили! – с важностью сообщил Дима, расправляя плечи. – А ты, как я понимаю, пока что тут начальник отдела культуры новый? Временный…

Я только хмыкнул. Вот он – старый Дима, мастер набивать себе цену даже там, где и цены-то нет.

– Что-то я думал, вас с такими прорывами отдельные квартиры дают, а не по комнатам расселяют, – с невинным видом заметил я.

Дима развёл руками.

– Да как-то быстро всё, даже не разобрались толком. Надо было срочно где-то остановиться – вот первый вариант и взяли.

– Взяли? – я поднял бровь. – Мы? Как государь всея района?

– Да не-е! – хохотнул Дима, протягивая мне липкую лживую руку. – Я не один, с чикой на побывку!

Из-за плеча Димы выглянула она. Танька. Всё та же девчонка, хоть и моложе на пару десятков лет сейчас. В прошлой жизни он её любил без памяти, тягал за собой по всем командировкам, мечтал жениться. А она пользовалась этим, строила карьеру и в итоге выскочила за богатенького в Москве. Причём тоже поехала туда за Димой. Сейчас они только в начале своего пути, но её взгляд уже говорил, что она привыкла брать от жизни всё. И если сейчас я её к себе не пущу – через день окажется в моей комнате сама, только без Димы. Мда… Они друг друга стоят.

– Ну, проходите, – кивнул я. – Хозяйка предупреждала, что подселят соседа. А ты, значит, с напарницей сразу?

Дима развёл руками. Он скользнул взглядом по комнате и тут же заглянул в мою, словно уже прикидывая, куда чемодан поставить.

– А других мест разве нет? – я сделал вид, что удивился, хотя прекрасно знал, что Дима всегда любил понты. Ну а комната в квартире это немного про другое.

– Да не, есть, конечно, – поторопился он оправдаться. – Просто пока здесь уютно… ну ты понял. Но здесь, я смотрю, можно неплохо устроиться, – с намёком добавил он. – Комнатка – все что надо в одном месте. Мебель удобная, места много. Мы бы тут с Танюхой… У-ух.

Я шагнул в дверной проём, преграждая путь в свою комнату.

– Занято, – коротко сказал я. – Кто где жить будет, давай сразу решим.

Я покосился на девчонку.

– Ты где хочешь остановиться?

Она сделала вид, что задумалась, хотя глаза тут же скользнули по моим диванам и моим бедрам.

– Наверное, здесь. Тут два дивана, а там одна кровать. Мне так удобнее будет, чтобы никого не стеснять.

Я подмигнул Диме, забрал у девчонки чемоданы, даже не спрашивая. Дима стоял, багровея на глазах, но промолчал. Характер я его знал – когда его сразу ставят перед фактом, он сперва злится, но потом смиряется, выжидая, когда удастся о отыграться и выкрутиться.

Дима постоял, почесал затылок и, не придумав, как выкрутиться, потопал в свою комнату. А я закрыл за нами дверь и посмотрел на девчонку.

– Надолго с ним приехали? – спросил я, укладывая её чемоданы у стены.

Она пожала плечами.

– Как получится.

Ну конечно, как получится. В её глазах уже читалось – если получится, то недолго. Только вот теперь мне было интересно, к кому она это примеряет – к Диме или ко мне.

Посмотрим, Димка старый аппаратный жук. Не самый главный, но тот, кто выжил, не подписав ни одного документа. Всё решал по звонку. В «нулевых» такие в каждом районе были.

– А можно мне переодеться? – хихикнула девушка.

– Раздевайся, – кивнул я.

Сказал без задней мысли, а девушка смутилась.

– Я… я просто займу эту кровать, то есть диван, можно?

– Конечно можно, – кивнул я, – если обещаешь не храпеть.

– Я не храплю, – уже более уверенно надула она пузырь жвачки.

– Вот и славненько… Да ты расслабься, дядя Максим не маньяк. Разве что совсем чуть-чуть…

– Хи-хи, – разулыбалась Танька.

В прошлой жизни она успела на меня поработать в администрации края. Нет, у нас с ней ничего не было, я был увлечен другой – своей женой. А сейчас я свободен, но… Танька, не тот человек с которым бы хотелось связать всю свою жизнь. Разве только ночи связывать. Ха… Ладно, разберемся, дальше видно будет…

***

Утро выдалось добрым. А для Димы – не очень. Он остро переживал вчерашний конфликт и Танькино предательство, ведь она ночевала в моей комнате. Судя по всему у них пока ничего нет. У меня с Танькой тоже ничего не случилось ночью, потому что я не делал никаких поползновений, а она, хоть и флиртовала и хихикала, но не была шалавой, чтобы вот так прыгать к первому встречному в постель. Дима дулся на кухне, где демонстративно громко хозяйничал. А Танька еще дрыхла.

Я умылся, почистил зубы, проходя мимо комнаты Дмитрия почувствовал устойчивый запах носков. Те, не стираные какого-то черта кривились на чугунной батарее, источая благовония.

На кухне было тесно, как в кабинете бухгалтерии. Дима стоял прислонившись к холодильнику, в спортивных штанах с вытянутыми коленками и майке с засаленным логотипом «Samsung». На столе застыли остатки завтрака – пустая банка сгущёнки, недокуренная сигарета в блюдце и газетный лист с кроссвордом.

Я зашёл, тихо, без стука. Дима даже не повернулся, остался стоять ко мне спиной и смотреть в окно. Но спина у него была напряжённая, как у старого проворовавшегося завхоза, который знает, что его скоро выгонят, но пока держится.

Я сразу понял, что насвинячил он специально и теперь сидел ждал моей реакции.

– Ты бы хоть мусор за собой убрал, – сказал я спокойно.

– Я не твой слуга, – бросил он через плечо.

– И не мой, и не слуга, – я подавил зевок. – Но кухня у нас общая. Потому будь добр поддерживать порядок!

Дима резко повернулся. На меня смотрело его мятое лицо, с красными глазами – похмелье или просто жизнь такая ночью была.

– Ты чё, самый главный тут? Не на работе указы раздавать! – недовольно прошипел он.

– Пока да, – я сел за стол, достал блокнот. – Люда вон с утра ушла, а так хозяйка она.

Дима скривился, как будто прожевал дольку лимона, на сухую, без текилы.

– Нечего мне её приплетать.

– Да я не приплетаю. Просто факт. Она ушла, а я остался за главного. Предлагаю жить дружно, как Леопольд завещал. Он не депутат, его слушать можно.

– Так живи. Только ко мне не лезь, без твоих подсказок разберусь!

– Так я и не лезу, – я подошел к плите, включил чайник. – В доме порядок поддерживай и будет тебе счастье совместного быта. И с вещами своими разберись. В комнате воняет твоими носками так, будто в коридоре танковую колонну сожгли.

– Тебе какое дело? – буркнул он.

– Большое. Я тут живу. И порядок люблю, а вот бардак – нет.

Я взял пакетик чая «Майский» и бросил в кружку. Дима хотел что-то сказать, но замолчал, снова отвернулся, злой до чертиков. Забавный такой, истинный аппаратный хомячок, который в каждой комнате свою кормушку устраивают, а чуть что сразу в кусты.

Он хлопнул дверцей холодильника, открыл было рот, но я не дал ему слова вставить:

– И ещё, Дим. Ты на меня не обижайся. У меня к тебе личного ничего нет. Просто я порядок люблю и если хочешь жить со мной рядом в мире и согласии – привыкай.

– Да пошёл ты, – всхлипнул он без злости и ушёл в комнату.

С Димой разобрался – значит, можно было двигаться дальше. Панки за стенкой пока молчали, но не потому что совесть проснулась. Просто электричество у них до сих пор не было и шпана сидела второй день без света. Сами они в щиток лезть не стали, хоть на это это мозгов хватило, а вызвали электрика. Ну а электрик в сейчас величина переменная – вот он есть, а вот он ушел в запой. Или его уволили.

У каждого свои проблемы, но война с панками у нас только начиналась.

На лестничной клетке Семёныч клеил очередное объявление. Я подошёл ближе и прочитал: