Текст книги "Время гостей (сборник)"

Автор книги: Рафаэль Лафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Р. А. Лафферти
Время гостей
(сборник)

Шесть пальцев времени

Утро началось неудачно. Он смахнул бокал с водой с ночного столика. Бокал врезался в противоположную стену комнаты и разбился вдребезги. Но разбивался он медленно. Это удивило бы его, если бы к этому моменту он как следует протер глаза, так как он потянулся за бокалом спросонья.

И разбудила его не привычная трель будильника, а странный негромкий низкочастотный рокот, хотя стрелки часов показывали ровно шесть утра – время для звонка. Когда низкочастотный рокот повторился, то казалось, что он исходит именно из часов.

Он протянул руку и мягко коснулся будильника, однако в ответ на прикосновение тот соскользнул со столика и неспешно запрыгал по полу, словно в замедленной съемке. А когда он поднял будильник, тот уже не тикал, и не заработал после того, как он потряс его.

Он проверил электрические часы на кухне. Они тоже показывали шесть часов, однако секундная стрелка стояла на месте. Радио-часы в гостиной тоже показывали шесть, и секундная стрелка тоже не двигалась.

– Свет горит в обеих комнатах, – пробормотал Винсент. – Почему оба механизма остановились? Или их розетки запитаны по отдельной цепи?

Он вернулся в спальню и достал наручные часы. Они тоже показывали ровно шесть, и длинная стрелка замерла на месте.

– Глупее не придумаешь. По какой причине остановились все часы: и механические, и электрические?

Он подошел к окну и выглянул наружу. Большие часы на здании «Взаимного страхования» показывали шесть, секундная стрелка не двигалась.

– Что ж, возможно, неразбериха коснулась не только одного меня. Однажды мне довелось слышать странную теорию, будто бы холодный душ прочищает мозги. Мне он не помог ни разу, но я попытаюсь еще раз. Всегда можно сослаться на чистоплотность в оправдание.

Душ не работал. Вернее, он работал: вода шла, но не как вода; как густой сироп, повисший в воздухе. Он протянул руку, чтобы потрогать ее, и вода разлетелась на мелкие причудливые шарики, которые медленно поплыли по душевой. Все же она оставила ощущение воды. Она была мокрая и приятно холодила кожу. За четверть минуты она покрыла ему плечи и спину, и он испытал прилив блаженства. Он подождал, пока она намочит голову, и мысли сразу же прояснились.

– Дело не во мне. Я в порядке и не виноват, что вода течет с утра еле-еле и вообще все вещи сошли с ума.

Он потянул за конец полотенца, и оно расползлось у него под рукой, словно мокрая туалетная бумага.

* * *

После этого он решил обращаться с вещами предельно осторожно. Он брал их медленно и нежно, чтобы избежать разрушения. Он побрился без происшествий, несмотря на медленную воду в раковине.

Потом он оделся с величайшей осторожностью и изобретательностью, ничего не испортив, за исключением шнурков, но они и так рвутся все время.

– Если дело не во мне, нужно посмотреть, не стряслось ли чего-нибудь серьезного с остальным миром. Когда я выглядывал в окно, уже светало. С того момента прошло около двадцати минут; следовательно, утро сейчас в разгаре; солнце уже должно осветить несколько верхних этажей здания «Взаимного страхования».

Но этого не случилось. Было очевидное утро, но светлее за последние 20 минут не стало. Большие часы по-прежнему показывали шесть, положение стрелок оставалось прежним.

Но что-то в них изменилось, подсказало ему внутреннее чувство. Он восстановил в памяти картину часов, как они выглядели некоторое время назад. Так и есть, секундная стрелка изменила положение. Она прошла треть круга.

Тогда он придвинул кресло к окну и стал наблюдать за часами. Он обнаружил, что, хотя движения секундной стрелки не было заметно, она все же перемещалась. Он наблюдал за ней около пяти минут. За это время стрелка сдвинулась на пять секунд.

– Что ж, тогда это проблема не моя, а часовщика, земного ли, или небесного.

Он вышел из дома раньше обычного, толком не позавтракав. Откуда он знал, что было рано, если со временем творилось непонятно что? Ну, судя по положению солнца и показаниям часов, – хотя ни то, ни другое больше не внушало доверия.

Нормально позавтракать не получилось потому, что кофе не варился, а бекон не поджаривался. Фактически огонь не грел. Газовое пламя выросло из горелки, словно медленно раскрывающий лепестки цветок, и потом горело стабильно. Но сковорода на огне оставалась холодной, вода не нагревалась. А перед этим пришлось повозиться с водой из под крана, которая наполняла кофейник минут пять.

Он съел пару ломтиков черствого хлеба с остатками вчерашнего мяса.

Улица поразила отсутствием привычного движения. Грузовик, поначалу показавшийся стоящим у тротуара, двигался, но очень медленно. Не существовало такой передачи, на которой можно было ехать с такой скоростью. Следом за грузовиком ползло такси, нужно было внимательно следить за ним некоторое время, чтобы понять, что оно перемещается. Затем Винсент испытал шок. В неверном утреннем свете он разглядел, что водитель такси мертв. Покойник с широко раскрытыми глазами!

Каким бы медленным не было движение такси и чем бы оно не приводилось в движение, его следовало остановить. Винсент шагнул к машине, открыл дверцу и натянул тормоз. Потом он заглянул в глаза мертвеца. Был ли водитель действительно мертв? Сложно сказать. Винсент чувствовал тепло его тела. Пока он смотрел на лицо человека, глаза покойника начали закрываться. В течение примерно двадцати секунд они закрылись и открылись снова.

* * *

Это была какая-то чертовщина. От вида медленно закрывающихся и открывающихся глаз Винсента пробрал озноб. Мертвец начал заваливаться вперед в своем кресле, и Винсент схватил его рукой за плечо, но движение тела было насколько медленным, настолько же и неумолимым. Он не смог удержать мертвеца в вертикальном положении.

Тогда он позволил телу двигаться, с любопытством наблюдая за ним со стороны; и через несколько секунд лицо водителя достигло руля. Но оно продолжало двигаться, как будто не собиралось останавливаться. Лицо вжалось в руль с неимоверной силой, вызывая многочисленные повреждения. Винсент снова схватил мертвеца и отчасти смягчил давление. Однако лицо было травмировано, и в обычной ситуации из ран хлынула бы кровь.

Впрочем, человек умер так давно, что, хотя и оставался теплым, его кровь, судя по всему, свернулась, потому что прошло целых две минуты, прежде чем она выступила из ран.

– Что бы я ни сделал, навредил я достаточно, – произнес Винсент. – И, в каком бы кошмаре я не очутился, дальнейшее вмешательство принесет еще больше вреда. Лучше оставить все как есть.

Он пошел вниз по утренней улице. Все транспортные средства в переделах видимости двигались невероятно медленно, как будто приводились в действие каким-то невообразимым редуктором. И повсюду были люди, замороженные до состояния камня. Несмотря на прохладное утро, было не так уж и холодно. Люди застыли в различных фазах движения, как будто играли в детскую игру «Замри».

– Как могло случиться, – удивился вслух Чарльз Винсент, – что эта девушка (которая, кажется, работает через улицу от нас) умерла на ногах, да к тому же в процессе выполнения очередного шага. Не сильно-то она похожа на покойника. А если и так, то она умерла с очень живым выражением лица. И, о Господи, она делает то же самое!

Он увидел, что глаза девушки закрываются. Прошло не более четверти минуты, прежде чем они завершили цикл и снова открылись. К тому же, и это было еще необычнее, она перемещалась в пространстве: делала широкий шаг вперед. Он засек бы время, чтобы определить ее скорость, если бы мог. Но как засечь время, если все часы в мире сошли с ума? По приблизительной оценке она делала около двух шагов в минуту.

Винсент зашел в кафе. За столиками сидели ранние посетители, которых он часто видел сквозь стекло. Девушка в окошке, пекущая оладьи, как раз переворачивала один из них, и тот висел в воздухе. Потом он поплыл, как будто подхваченный легким ветерком, и медленно опустился, словно оседая в воде.

Завтракающие, как и люди на улице, все были мертвы на этот новый манер, двигаясь едва заметно для глаза. Смерть настигла их, по-видимому, прямо в процессе употребления кофе, поедания яичницы и пережевывания тоста. Будь у них достаточно времени, они бы наверняка все допили, доели и прожевали, потому что во всех них присутствовала тень движения.

Ящик кассы был выдвинут, кассир держал в руке деньги, а рука посетителя была протянута к ним. Со временем, учитывая его новое неспешное течение, их руки встретятся, и передача денег состоится. Так и случилось. Может, полторы, две или две с половиной минуты спустя. Время всегда трудно оценивать, теперь же это стало почти невозможно.

– Я до сих пор голоден, – сказал Чарльз Винсент, – но ждать, пока здесь обслужат, бессмысленно. Обслужиться самому? Им – все равно, поскольку они мертвы. А если не мертвы, в любом случае, кажется, они меня не видят.

* * *

Он съел несколько булочек. Открыл бутылку молока и держал ее вверх дном над стаканом, пока доедал еще одну булочку. Все жидкости были невыносимо вязкие.

Позавтракав, он приободрился. Следовало заплатить, но как?

Он вышел из кафе и пошел вниз по улице, поскольку было еще рано, хотя время больше не зависело ни от солнца, ни от часов. Огни на светофорах не менялись. Он уселся на скамейке в небольшом парке и долго наблюдал за городом и большими часами на Коммерц-билдинг; но, как и все остальные часы, эти тоже стояли, точнее, их стрелки двигались слишком медленно, чтобы это заметить.

Должно быть, прошло около часа, прежде чем сменились огни светофора, но все же они поменялись. Выбрав точку на здании, расположенном на другой стороне улицы, он стал следить за положением машин относительно этой точки. В результате выяснилось, что поток машин действительно двигался. За минуту он прошел мимо выбранной точки на целый корпус автомобиля.

Винсент вспомнил, что забрел далеко от работы, и это его обеспокоило. Он решил пойти в офис, как бы рано ни было или казалось, что было.

Он отметился на входе. Никого больше не было. Он решил не смотреть на часы и очень осторожно обращаться с предметами из-за их повышенной хрупкости. За исключением этого, все остальное казалось нормальным. Днем ранее он заявил, что мог бы нагнать отставание по работе, будь у него пара лишних дней. Сейчас он решил спокойно поработать, пока не стряслось чего-нибудь еще.

Час за часом корпел он над составлением таблиц и отчетов. Никто так и не появился. Может быть, что-то не так? Определенно, что-то не так. Но сегодня не праздник и не выходной. Значит, офис пуст не по этой причине.

Сколько времени может потратить усидчивый и целеустремленный человек на выполнение задачи? Час проходил за часом. Он не проголодался и не сказать, чтобы устал. И переделал кучу работы.

– Должно быть, половину. Не знаю, как это получилось, но я нагнал по меньшей мере один день. Продолжу в том же духе.

Он трудился, не покладая рук, еще 8 или 10 часов, пока не переделал всю накопившуюся работу.

– Что ж, теперь можно поработать в счет будущего. Сделать разметку и перенести шаблоны. Я могу вставить все данные, кроме показателей из будущих отчетов.

Так он и сделал.

– Теперь будет не так просто завалить меня работой. Я мог бы валять дурака практически весь день. Даже не представляю, какой сегодня день, но я проработал часов двадцать кряду, а никто так и не появился. Похоже, никого и не будет. Если они передвигаются со скоростью тех людей из уличного кошмара, тогда не удивительно, что их до сих пор нет на месте.

Он положил руки на стол и опустил на них голову. Последнее, что он увидел перед тем, как закрыть глаза, его уродливый большой палец на левой руке, который он всегда непроизвольно прятал от чужих глаз.

– По крайней мере, я знаю, что я все еще я. По этой примете я узнаю себя в любой ситуации.

Затем он заснул прямо за столом.

* * *

Дженни вошла вместе с торопливым «стук-стук-стук» высоких каблуков, и Винсент проснулся.

– Почему вы спите за столом, мистер Винсент? Вы провели здесь всю ночь?

– Я не знаю, Дженни. Честное слово.

– Я шучу. Иногда я и сама не прочь подремать за столом, когда прихожу раньше обычного.

Часы показывали без шести минут восемь, секундная стрелка двигалась с обычной скоростью. Время вернулось в мир. Или к нему. А может, все это долгое раннее утро было всего лишь сном? Тогда это очень продуктивный сон. Винсент выполнил работу, которую едва успел бы сделать за два дня. А день был все тот же.

Он подошел к питьевому фонтанчику. Вода вела себя как обычно. Он выглянул в окно. Поток машин двигался так, как и должен был. Хотя иногда медленно, иногда бестолково, но все равно в темпе обычного мира.

Пришли остальные работники. Они не были метеорами, но и не требовалось наблюдать за ними несколько минут, чтобы удостовериться, что они не покойники.

– У этого утра были свои преимущества, – сказал Чарльз Винсент. – Я остерегся бы жить так все время, однако как было бы удобно входить в это состояние на несколько минут в день, чтобы выполнить многочасовые дела. Может, следует показаться врачу. Но как я ему объясню, что меня беспокоит?

Теперь он знал точно, что между его пробуждением в шесть утра и моментом, когда каблучки Дженни разрушили его второй сон, прошло чуть менее двух часов. Как долго длился второй сон и в каком временном анклаве, он не имел представления. И как считать время, которое прошло? Из-за утренней неразберихи он пробыл у себя дома намного дольше, чем обычно. Потом какое-то время бродил в замешательстве по городу, проходя милю за милей. Потом провел несколько часов в маленьком парке, изучая ситуацию. И еще необычайно долго работал за своим столом.

Что ж, надо идти к врачу. Человек обязан воздерживаться от того, чтобы выставлять себя дураком перед всем миром, но перед адвокатом, священником и врачом ему придется делать это время от времени. Профессиональная этика удерживает этих людей от открытых насмешек.

Доктор Мэйсон вряд ли мог считаться другом. Чарльз Винсент осознал с некоторым беспокойством, что у него нет близких друзей, только знакомые и коллеги. Как будто он относился к другому виду, нежели его окружение. Сейчас ему хотелось, чтобы у него был близкий друг.

Однако он был знаком с Мэйсоном несколько лет, доктор имел хорошую репутацию, а кроме того Винсент уже пришел к нему в офис и был приглашен в кабинет. Ему придется или… – что ж, такое начало не хуже любого другого.

– Доктор, я в затруднении. Я должен или выдумать какие-нибудь симптомы, чтобы оправдать свой приход к вам, или извиниться и сбежать, или честно рассказать вам о том, что беспокоит меня, даже если вы решите, что я страдаю новой формой идиотизма.

– Винсент, каждый день люди выдумывают симптомы, чтобы оправдать свой визит ко мне, и я понимаю, что им не хватает мужества рассказать о реальной причине, побудившей их прийти ко мне. И каждый день люди извиняются и сбегают. Но опыт подсказывает мне, что я заработаю больше денег, если вы выберете третью альтернативу. И еще, Винсент, новых разновидностей идиотизма не существует.

* * *

– Возможно, это прозвучит не так глупо, если я расскажу покороче, – сказал Винсент. – Проснувшись этим утром, я стал свидетелем ряда загадочных событий. Казалось, остановилось само время или мир перешел в фазу сверх-медленного движения. Вода ни текла, ни кипела, огонь не грел пищу. Все часы, как я решил поначалу, остановились. Их стрелки проползали, возможно, минуту за час. Люди, которых я встретил на улице, выглядели мертвецами, застывшими в неестественных позах. Только понаблюдав за ними в течение длительного времени, я понял, что они двигаются на самом деле. Я видел одно такси, которое ползло медленнее, чем самая неторопливая улитка, а за его рулем сидел мертвый мужчина. Я подошел к машине, открыл дверь и потянул тормоз. Через какое-то время я понял, что мужчина не мертв. Но он наклонился вперед и разбил лицо о руль. Потребовалась целая минута, чтобы его голова преодолела расстояние менее 10 дюймов, однако я не смог предотвратить удар. Потом я делал другие странные вещи в мире, который умер на ногах. Я прошагал много миль по городу, после чего отдыхал не знаю сколько часов в парке. Потом пришел в офис и приступил к своим обязанностям. Я выполнил работу, на которую потратил, должно быть, часов двадцать. Потом вздремнул за рабочим столом. Когда меня разбудили коллеги, было без шести минут восемь утра того же самого дня, сегодня. С момента утреннего пробуждения прошло менее двух часов, и время вернулось к норме. Но события, которые произошли на этом отрезке времени, никак не уместились бы в два часа.

– Сначала один вопрос, Винсент. Вы действительно выполнили работу, требовавшую многих часов?

– Да. Она сделана, и именно в этот промежуток времени. Она не вернулась в состояние невыполненной после возвращения времени к норме.

– Второй вопрос. Вы беспокоились о вашей работе, о том, что вы отставали от графика?

– Да. Постоянно.

– Тогда у меня есть одно объяснение. Вечером вы легли спать, но вскоре вскочили на ноги, переживая состояние лунатизма. Есть некоторые аспекты хождения во сне, которых мы до сих пор не понимаем. Интермедии расфокусированного времени были частью вашего сна на ногах. Вы оделись и пошли на работу, где и проработали всю ночь. Такое вполне возможно, чтобы человек в сомнамбулическом состоянии выполнял рутинные операции, причем быстро и даже лихорадочно, с высокой степенью сосредоточенности. Вы могли вернуться в состояние обычного сна, когда закончили работу, или могли очнуться непосредственно от лунатического транса в момент прихода ваших коллег. Это правдоподобное и работоспособное объяснение. В случае очевидно странного происшествия всегда хорошо иметь рациональное объяснение, к которому можно обращаться при надобности. Обычно оно удовлетворяет пациента и дает отдых его мозгу. Но часто оно не удовлетворяет меня.

– Ваше объяснение почти удовлетворило меня, доктор Мэйсон, и мой ум значительно успокоился. Я уверен, что вскоре смогу принять объяснение полностью. Но почему оно не удовлетворяет вас?

– Одна из причин – человек, которому я оказывал помощь рано утром. У него было разбито лицо. Он видел – или так он считал, что видел – призрака невероятной быстроты, который был скорее ощутим, нежели видим. Призрак распахнул дверцу его машины на полной скорости и рванул тормоз, отчего водитель врезался головой в руль. Человек был потрясен и получил легкое сотрясение мозга. Я убедил его, что он не видел никакого призрака, что он просто задремал за рулем и въехал во что-то. Как я сказал, мне труднее убеждать себя, нежели моих пациентов. Но, возможно, это случайное совпадение.

– Надеюсь, что так. Но у вас, кажется, есть и другое объяснение.

– После многолетней практики редко услышишь что-то новое. Мне уже рассказывали дважды о похожем происшествии, или сне, с теми же подробностями, что и у вас.

– И вы убедили пациентов, что это был только сон?

– Да, обоих. То есть, я убеждал их первые несколько раз, когда это случалось с ними.

– Они были удовлетворены?

– Поначалу. Потом – не совсем. Но они умерли в течение года после первого обращения ко мне.

– Не насильственной смертью, я надеюсь.

– Оба умерли самой тихой смертью. От глубокой старости.

– О. Ну, я слишком молод для этого.

– Думаю, вам нужно прийти ко мне еще раз в течение месяца.

– Хорошо, если галлюцинация повторится. Или если заболею.

После визита к врачу Чарльз Винсент начал забывать об инциденте. Он вспоминал о нем только с усмешкой, когда опять накапливалась работа.

– Что ж, если станет совсем невмоготу, я еще разок прогуляюсь во сне и разгребу завалы. Действительно, если бы другая сторона времени существовала и я мог бы переходить туда по желанию, это было бы крайне удобно.

* * *

Чарльз Винсент совсем не видел его лица. В некоторых из этих клубов очень темно, а в «Голубом петухе» было как в склепе. Винсент наведывался в клуб примерно раз в месяц, обычно после работы, когда не хотелось идти домой, или когда его грызло чувство тревоги.

Граждане штатов, которым повезло больше, могли и не знать о секретах таких клубов. Но там, где жил Винсент, единственными публичными забегаловками были пивные бары, а спиртные напитки подавали только в клубах, допуск в которые осуществлялся по членским карточкам. Неудивительно, что даже такой маленький клуб, как «Голубой петух», насчитывал тридцать тысяч членов. Маленькая номерная карточка, в которую член клуба вписывал свое имя, стоила доллар в год. Нужно было иметь ее при себе – или уплатить доллар за новую карточку, – чтобы попасть внутрь.

Внутри клуба не было никаких развлечений. Вообще ничего, кроме тесного полутемного помещения с барной стойкой.

В баре сидел человек, потом его не стало, потом он появился вновь. И всегда там, где он сидел, было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо.

– Интересно, – обратился он в Винсенту (или к бару в целом, хотя других посетителей не было, а бармен дремал), – вы читали работу Зурбарина о связи полидактилии[1]1
  Полидактилия – анатомическое отклонение, характеризующееся большим, нежели обычно, количеством пальцев на руках или ногах человека. – Прим. пер.


[Закрыть] с гениальностью?

– Никогда не слышал ни о такой работе, ни о таком авторе, – ответил Винсент. – Сомневаюсь, что и то, и другое существуют.

– Я Зурбарин, – представился мужчина.

Винсент спрятал свой уродливый палец. Вряд ли можно было разглядеть его при таком освещении, и глупо было подозревать наличие какой-либо связи между его пальцем и замечанием мужчины. У Винсента был не настоящий двойной палец. Не был он ни шестипалым, ни гением.

– Боюсь, что вы меня не заинтриговали, – сказал Винсент. – Я уже ухожу. Собирался выпить еще стаканчик, да не хочу будить бармена.

– Быстрее сделать, чем сказать.

– Что?

– Ваш бокал полон.

– Полон? Да, полон. Это фокус?

– Фокус – название для чего-то или слишком легкомысленного, или слишком обманчивого для понимания сути. Но однажды долгим ранним утром месяц назад вы тоже могли бы проделать такой фокус, и почти так же хорошо.

– Я? Откуда вы знаете о моем долгом утре, – при условии, что оно было, конечно?

– Я давно наблюдаю за вами. Немногие имеют оборудование, позволяющее следить за человеком, когда он на другой стороне времени.

* * *

На некоторое время воцарилось молчание, и Винсент глянул на часы, собираясь уходить.

– Интересно, – проговорил человек в темноте, – читали ли вы Шиммельпеннинка «Шестипалость и двенадцатиричное исчисление в Древней Халдее»?

– Не читал и сомневаюсь, что читал хоть кто-то. Смею предположить, что Шиммельпеннинк – это тоже вы, а имя придумали только что экспромтом.

– Я Шимм, это правда, но имя придумал много лет назад.

– Мне немного наскучила наша беседа, – сказал Винсент, – но я был бы признателен, если бы вы еще раз проделали фокус с бокалом.

– Только что проделал. И вам не скучно, вы напуганы.

– Чем? – спросил Винсент. Его бокал, и правда, был снова полон.

– Вы боитесь повторно оказаться в состоянии, которое, – в чем, правда, вы не уверены, – было сном. Но в том, чтобы быть невидимым и неслышимым, есть свои преимущества.

– Вы можете стать невидимым?

– Был только что, когда уходил за барную стойку, чтобы наполнить ваш бокал?

– Каким образом?

– Пешеход передвигается со скоростью около пяти миль в час. Умножьте эту цифру на шестьдесят – число времени. Когда я встаю со стула и иду за барную стойку, я перемещаюсь со скоростью триста миль в час. Поэтому я невидим для вас, особенно, если я двигаюсь в тот момент, когда вы моргаете.

– Кое-что не стыкуется. Возможно, вы и сходили туда и назад, но вы не смогли бы наполнить бокал.

– Нужно ли говорить, что мастерство обращения с жидкостями доступно не всякому новичку? В действительности существует много способов обмануть медлительную материю.

– По-моему, вы мистификатор. Вы знакомы с доктором Мэйсоном?

– Я знаю, что вы ходите к нему на прием, и я в курсе его тщетных попыток постичь некую тайну.

– Я по-прежнему считаю вас обманщиком. А вы можете вернуть меня в то состояние сна, в котором я побывал месяц назад?

– Это не сон. Но я могу ввести вас еще раз в это состояние.

– Докажите.

– Смотрите на те часы. Верите ли вы, что я могу указать на них пальцем и остановить их для вас? Для меня они уже стоят.

– Нет, не верю. Да, я догадываюсь, что должен верить, поскольку вижу, что вы только что остановили их. Но это может быть еще один фокус. Я не знаю, куда часы подключены.

– Так же как и я. Выгляните на улицу. Посмотрите на все часы, которые видны отсюда. Разве они не стоят?

– Стоят. Возможно, нет электричества во всем квартале.

– Вы же знаете, что оно есть. Окна в домах по-прежнему светятся, хотя уже довольно поздно.

– Зачем вы играете со мной? Получается ни «тпру», ни «ну». Или раскройте мне секрет, или честно скажите, что не сделаете этого.

– Секрет не прост. Его можно постичь, только усвоив всю философию и все учения.

– Для этого не хватит жизни.

– Не хватит обычной жизни. Но секрет секрета (если можно так выразиться) заключается в том, что человек должен использовать часть этого секрета в качестве инструмента познания. Человек не способен изучить все за одну жизнь. Однако, получив право сделать первый шаг – возможность читать, скажем, шестьдесят книг за то время, которое он тратил раньше на прочтение одной, поразмышлять минуту, израсходовав всего лишь секунду, выполнить дневную работу за восемь минут и таким образом сэкономить время для других дел, – с такими возможностями он может начать. Хотя должен предостеречь. Даже для самого умного это гонка на выживание.

– Гонка? Что за гонка?

– Гонка между успехом, который означает жизнь, и неудачей, которая означает смерть.

– Давайте отбросим театральность. Как входить в состояние и выходить из него?

– На удивление просто, так легко, что покажется ерундой. Сейчас я набросаю два схематических рисунка. Обратите на них самое пристальное внимание. Вот первый, воссоздайте его у себя в голове, – и вы войдете в «состояние». Теперь второй рисунок, мысленно представьте его, – и вы вернетесь в нормальное время.

– Так просто?

– Это обманчивая простота. Весь фокус в том, чтобы разобраться, как это работает, – если хотите преуспеть, а значит, жить.

Чарльз Винсент попрощался и пошел домой, преодолевая каждую милю менее чем за 50 обычных секунд. Он так и не увидел лица человека.

* * *

Способность входить в ускоренное состояние по личному хотению создает ряд преимуществ: интеллектуальные, меркантильные и амурные. Это как игра в лису. Нужно быть осторожным, чтобы тебя не поймали, и аккуратным, чтобы не разбить, не поранить то, что остается в нормальном времени.

Винсент всегда мог уединиться на восемь-десять минут, чтобы войти в состояние и выполнить работу за весь день. А 15-минутный перерыв – превратить в 15-часовую прогулку по городу.

Он получал мальчишеское удовольствие, превращаясь в призрака: возникал из воздуха и стоял столбом перед приближающимся составом под вопли гудка, на самом деле не подвергаясь никакой опасности благодаря своей способности перемещаться в пять-шесть раз быстрее поезда; входил и усаживался в центре выбранной компании, чтобы внезапно проявиться, пристально посмотреть на них и исчезнуть; вмешивался в игры и состязания, поднимался на ринг, чтобы поставить подножку, толкнуть или съездить по физиономии бойцу, который ему не нравился; носился по хоккейному льду, разбрасывая ледяную крошку, со скоростью 1500 миль/час, чтобы забросить по десятку шайб в каждые ворота, пока люди осознавали, что происходит что-то неладное.

Ему понравилось разбивать окна, распевая монотонную песенку, потому что тон его голоса повышался для нормального времени в шестьдесят раз. По этой же причине никто не мог его слышать.

Особое удовольствие доставляло мелкое воровство и шалости. Он вытаскивал бумажник из кармана мужчины и был уже в двух кварталах от него, пока жертва еще только поворачивалась, почувствовав прикосновение. Он возвращался и засовывал бумажник человеку в рот в тот момент, когда тот жаловался полицейскому.

Он заходил в дом к женщине, пишущей письмо, выдергивал бумагу, дописывал три строки и исчезал прежде, чем раздавался испуганный крик.

Он съедал с вилок кусочки пищи, пускал маленьких черепашек и живую рыбу в тарелки с супом в промежутке между взмахами ложек.

Он туго связывал прочной веревкой руки людей в момент рукопожатия. Он расстегивал молнии представителям обоего пола, когда те лопались от напыщенности. Он менял карты игрокам, перекладывая их из рук в руки. Он убирал мячи для гольфа с колышка в момент удара и прикреплял записку, написанную большими буквами: «ТЫ ПРОМАЗАЛ».

Или сбривал кому-нибудь усы и волосы на голове. Возвращаясь несколько раз к одной неприятной даме, он поэтапно обстригал ее налысо, а по окончании процесса покрыл ей макушку позолотой.

Кассиры, считающие деньги, удостаивались его внимания чаще других как неиссякаемый источник обогащения. Он обрезал ножницами сигареты во рту у курильщиков и задувал спички, так что один расстроенный мужчина не выдержал и расплакался.

Он менял оружие в кобуре полицейских на водяные пистолеты, отсоединял поводки от ошейников собак и прицеплял к игрушечным собачкам на колесиках.

Он пускал лягушек в бокалы с водой и оставлял подожженные фейерверки на карточных столиках.

Он переводил стрелки наручных часов на запястьях людей и проказничал в мужских комнатах.

– В душе я остался мальчишкой, – заметил Чарльз Винсент.

* * *

В это же время он позаботился о своем материальном положении, добывая деньги самыми разными способами и открывая счета в различных городах под разными именами – на черный день.

Он не испытывал стыда за свои проделки в отношении неускоренного человечества. Когда он переходил в ускоренное состояние, люди становились для него статуями – слепыми, глухими, едва живыми. Проявление неуважения к таким комическим изваяниям не казалось ему чем-то постыдным.

Оставаясь подростком в душе, он развлекался с девушками.

– Смотрю на себя – синяк на синяке, – как-то возмущалась Дженни. – Губы распухли, передние зубы – такое ощущение, будто расшатаны. Не понимаю, что со мной происходит.

Конечно, он не собирался ставить ей засосы или причинять другой вред. В определенном смысле он любил ее, поэтому решил вести себя еще аккуратнее. Все-таки было приятно целовать ее, оставаясь невидимым благодаря высокой скорости движения, во все места, даже в выходящие за рамки приличия. Из нее получались изящные статуи, забавляясь с которыми, он получал массу удовольствия. Были и другие.

– Ты постарел, – заметил однажды один из сотрудников. – Не следишь за здоровьем? Чем-то обеспокоен?

– Вовсе нет, – ответил Винсент. – Никогда в жизни не чувствовал себя лучше.