Текст книги "Время гостей (сборник)"

Автор книги: Рафаэль Лафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

Однажды на Аранеа

Способна ли тонкая паутинная нить толщиной не более 1:80000 дюйма обездвижить и убить человека? Скоро он узнает это. Любопытная будет смерть – от тонкой паутинной нити.

– …Впрочем, жизнь у меня тоже была любопытная, – выдавил Скарбл из сжатого горла, – и может вдобавок получить ироничный конец. Сомневаюсь, известно ли вам, любвеобильные паучки, – с трудом повысил он голос, – что любая смерть иронична. Хотя паучья ирония очень тонка.

Все началось неделей раньше на Аранеа. Экспедиция занималась обследованием наиболее крупных астероидов – малых планет Пояса Керкиона. У команды было обыкновение – после завершения первичного базового обследования оставлять одного из участников экспедиции на астероиде на непродолжительное время.

Расчет был прост: враждебная сила, не готовая действовать против группы людей, вполне могла выступить открыто против одинокого человека. На практике же результаты получались разнообразные.

Доннерс заявил, что ничего необычного не случилось ни на планете, пока он оставался там один, ни лично с ним. Но он вернулся оттуда с нервным тиком, а в его манере вести себя и разговаривать появилась чудаковатость. Что-то произошло с ним там, о чем он не отдавал себе отчет.

Прокоп просто исчез с астероида, на котором его оставили, – сгинул целиком, без остатка. Он не осилил бы пешком и сотни километров за время, что имел распоряжении, тем более что у него едва ли была причина пройти даже десять. После него должны были остаться хоть какие-то следы: кальция, который не встречался в том мире, клеток тканей его организма, аминокислот. Останься после него на планете хотя бы грамм в любом виде, сканеры нашли бы его, а они не нашли ничего. Но исследовательские отряды привыкли к таким загадкам.

Бернхайм заявил, что сразу же расклеился, как только оказался в одиночестве. Он не знал, совершались ли странные события в действительности или только в его мозгу. Когда за ним прилетели, он с большим трудом поднялся на ноги, сказал он. Бернхайм славился исключительной правдивостью.

Манн рассказал, что, хотя это и не было похоже на приятное времяпрепровождение – после того, как его оставили одного, в то же время не произошло ничего такого, чему он не сумел бы найти объяснения, будь у него тысяча лет в запасе. Манн заявил, что это больше походило на испытание человека, нежели на испытание среды. Тем не менее отряд должен был использовать этот тест для подтверждения безопасности планет.

При обследовании Аранеа подошла очередь Скарбла проводить тест. На Паучьем астероиде водилось два вида живности, поначалу принятые за три. Но два из них оказались одним и тем же видом на разной стадии развития.

На планете обитали, во-первых, маленькие четвероногие существа, юркие и вездесущие, во-вторых, двуногие, двурукие создания размером с человеческий палец, совершающие колебания вверх-вниз. И, наконец, двенадцатиногие пауки, самые крупные – размером с чайную чашку. Двуногие мальки со временем превращались в пауков, проходя через процесс трансформации.

Бернхайм читал вслух выдержки из своего отчета, который завершал первичное базовое обследование:

– Основная эмоция мелких четвероногих Scutterae Bernheimiensis – раболепие. Они демонстрируют повиновение паучьему племени и готовность служить им.

– Значит, тут у нас два вида, один в услужении у другого, – заметил Марио. – Распространенная модель.

– Двуногие мальки, личинки Arachnida Marin, не сознают своего родства с пауками, – продолжил Бернхайм. – Когда наступает пора превращения, они переживают сильный испуг.

– Я бы тоже испугался, – заметил Скарбл. – А какая основная эмоция у взрослых пауков, Arachne Dodecapode Scarble?

– Материнская любовь, в последнее время переориентированная и многократно усиленная вследствие вторжения.

– Какого вторжения? И что значит – усиленная? – спросил Манн.

– Нашего вторжения. Мы причина усиления их активности, – пояснил Бернхайм. – Они в состоянии сильного возбуждения с момента нашего прибытия. Это бормотание и щебетание миллионов особей, – это все для нас. Я бы сказал, материнская любовь, переходящая в истерику!

Команда взорвалась дружным хохотом – первый настоящий смех на Аранеа, и даже пауки захихикали в ответ хором миллиона голосов.

– Ох уж эти заботливые мамочки! – стало любимой присказкой в экспедиции на время пребывания на астероиде, и это должно было попасть в отчет.

В хорошем настроении трое из них (Бернхайм, Манн и Доннерс) улетели и оставили Скарбла в мире пауков одного, хихикающего каждый раз, когда он вспоминал о пауках, переполняемых материнской любовью. Компанию ему составил пес по кличке Пес, то есть Кион, – это была классическая собака.

Трудностей не предвиделось. Скарбл любил пауков и даже чем-то смахивал на них: высокий и худой жилистый мужчина с темными волосами, покрывающими почти все тело, за исключением затылка; с длинными руками и ногами и коротким туловищем. Когда он жестикулировал во время разговора, казалось, что рук у него больше, чем две. Даже чувство юмора было у него паукообразным.

Что могло испугать человека при золотистом свете дня Аранеа? За Скарблом закрепилась слава бесстрашного человека; он заботился о своей репутации. Храбрость – стандартное качество любого самца. Исключения могут встречаться у каждого вида, но они – отклонение от нормы. Скарбл не был исключением.

На случай же, если стандартная храбрость даст сбой, ему оставили запас голландского мужества, а также французского, шотландского и канадского, а также производства Кентукки,[18]18
  Имеются в виду традиционные напитки разных стран: джин «Dutch Courage» («Голландское мужество»), французский коньяк, шотландский скотч, канадский виски и бурбон из штата Кентукки. – Прим. пер.


[Закрыть] а также дистиллированного в полете напитка под названием «Красная ракета». Они всегда снабжали испытателя хорошим бутилированным запасом.

Именно этого первоклассного запаса коснулась сначала тень грядущего, но Скарбл не внял намеку. Он был восхищен, когда проснулся после своей первой ночи на Аранеа и увидел свое имущество до такой степени покрытым паутиной, как будто оно пролежало в подвале сто лет. Он опробовал образцы с исключительным удовольствием. Выдержка! Даже «Красная ракета» показала крепость и аромат выдержанного напитка.

Потом он прогулялся с собакой Кион по просторам Аранеа. Золотистая паутина покрывала всю планету; это напомнило Скарблу о песне «Человек пешком». Здесь был целый раскатистый мир для пения! Громкий голос – еще одно стандартное качество самца. У Скарбла был голос (дурной хотя), который мог заполнить мир.

Космонавт резвился со своей возлюбленной,

Хотя никто из друзей терпеть ее не мог.

Она была милашка, красавица-жемчужина,

Пригожая паучиха о двенадцати ног.

Скарбл присовокупил еще с десяток куплетов, в большинстве своем неприличных, в то время как паучья аудитория щебетала и бормотала, выражая признательность миллионами голосов. Он насвистел им мелодию из «Субботней ночи на Ганимеде», единственную, которую знал, и спел все свои баллады под этот мотив.

Манн ошибся; несмотря ни на что это было приятное времяпрепровождение. Скарбл уселся на край одного из окольцованных шелком паучьих водоемов и мило побеседовал с заботливыми паучками. Их жизненный цикл, как он узнал, был таков:

Двуногие мальки появляются на свет в чем-то вроде оболочки. Чаще всего водная оболочка плода окутывает их, и дети борются за то, чтобы выбраться из нее, и вступают в жизнь. Иногда при рождении у них такой видок, будто на них надеты космические шлемы. Но случается, что детеныши – истинно живорожденные, они появляются на свет всего лишь с прилипшими клочками оболочки, в которой должны были родиться.

Новорожденные двуногие отвергают заботу взрослых пауков и живут абсолютно независимо на этом этапе своего существования. Они портят все паучьи сети и сооружения, которые способны испортить, а взрослые пауки относятся к ним с терпением и неизменной материнской любовью.

Через некоторое время, когда наступает пора перемен, взрослые одурманивают детей, связывают их, оплетают шелковой оболочкой и водружают сверху на них «шапку». В эту шапку (которая является крышкой кокона) помещают только что убитую четвероногую особь, которая начинает быстро разлагаться. Единственное предназначение четвероногих – служить питанием для куколок пауков.

Долгое время куколка находится в состоянии забытья. Потом она начинает поедать гниющую в «шапке» плоть и изменяться. У нее вырастает по четыре небольших зубца с каждой стороны тела. С их помощью она распиливает кокон и появляется на свет уже как новое существо. Вскоре зубцы вырастают до размера полноценных конечностей – и тогда особь занимает свое место в ряду взрослых представителей паучьего племени.

Пауки были искусными инженерами, система созданных ими прудов покрывала всю планету Аранеа. С помощью своих шелковых запруд, плотин, дамб и перемычек они контролировали воду этого мира. Пауки относились к прибрежным существам и поэтому должны были поддерживать определенный уровень воды.

Шелковые перемычки делили озера и пруды на небольшие участки. Одни участки густо заросли сине-зеленой растительностью и выглядели как пышные луга. Другие, смежные с ними, поражали кристальной чистотой воды. Пауки сеяли семена и собирали урожай. По верху некоторых крупных плотин проходили стягивающие канаты более дюйма толщиной. Скарбл прикинул, что для изготовления такого каната требовалось не менее семи миллиардов шелковых нитей.

Скарбл развалился на шелковом краю одного из таких водоемов, наблюдая за мириадами пауков и слушая их щебет. Потом их экспертная команда исполнила некие ритуалы в бассейне, после чего вода в нем стала абсолютно прозрачной и словно приглашала испить ее.

– Благодарю, – сказал Скарбл, наклонился к воде и сделал большой глоток. Затем растянулся на шелковом берегу и задремал.

Ему снилось, что идет снег, но снег необычный, приятный. Он был непохож на земной снег и совсем непохож на колючий снег Монашей планеты или на голубой смертоносный снег на Аресторе. Это был теплый снег, пушистый, искрящийся, а снежинки походили на крошечные кометы с хвостами. Теплый снег укутал Скарбла с головы до ног сияющим светом.

Он проснулся и понял, что это был не сон. Пауки покрыли его тело тонкой паутиной и шелком, как дети на пляже засыпают друг друга песком. Они выстреливали через него шелковые нити, словно миллионы узких лент серпантина. Это был званый прием в его честь; пение пауков достигло точки ликования.

Скарбл хотел поднять голову, но обнаружил, что не может этого сделать. Тогда он покорно расслабил мышцы. В состоянии покоя было что-то новое. Спал он или бодрствовал, ощущение было одним и тем же. Приятное времяпрепровождение несмотря ни на что. Так приятно быть одурманенным… быть что? Тревожная мысль закралась Скарблу в голову, но он прогнал ее. Она закралась вновь и устроилась, словно маленький черный зверек, на краю его золотой грезы.

Почему он не мог поднять голову?

Скарбл подавил поднимающийся приступ паники.

– Эй! – крикнул он. – Вы засыпали меня слишком сильно чертовым песком. Веселье – хорошо, но должна быть мера.

Однако, в отличие от песка этот материал не был сыпучим. А может, происходящее – лишь легкий полуденный сон, который вот-вот ускользнет прочь. Увы, нет. Это была суровая полуденная реальность. Пауки привязали его к земле миллионами шелковых уз, так что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Маленькие любвеобильные твари одурманили его, отравив питьевой бассейн. Привкус во рту напомнил ему о валящих с ног каплях, которые, бывалыча, раздавали в Нью-Шанхае бесплатно, как воду.

Пение пауков усложнилось. В нем выделилась тема великой перемены: мотивы одного мира, чахнущего и исчезающего, сменялись мотивами другого мира, нарождающегося. Золотистый дневной свет Аранеа пошел на убыль. Скарбл наслаждался роскошным наркотическим сном дольше, чем ему казалось. Вконец утомленный борьбой с путами, он провалился обратно в сон; а пауки продолжали трудиться всю ночь.

Первое, что увидел Скарбл на следующее утро, – краем глаза, потому что не мог повернуть голову, – пауки, тянущие в его сторону большой золотистый шар. Они кантовали его с помощью канатов, закрепленных на верхушках кронблоков. Пауки перемещали шар на некоторое расстояние, потом переустанавливали оснастку и двигали шар дальше.

В коконе из шелка лежал мертвый пес Кион. От него исходило невыносимое зловоние. Пес был не только мертвый, но и сильно разложившийся, почти жидкий под густой шерстью.

Скарбла охватил приступ тошноты, но он уловил суть происходящего. Будучи натуралистом, он знал, что ярость – неестественная реакция для мира животных, а убийство и разложение – естественные явления. Однако Кион был не просто собакой, он был другом.

Скарбл не имел возможности повернуться, чтобы разглядеть находящееся позади его головы, там, где пауки трудились над чем-то всю ночь. Теперь он догадался, что это было: сетка, капюшон наподобие монашеского, крышка его собственного кокона. Он с ужасом осознал, чей труп они закатывали сейчас в эту крышку, и каким образом крышка будет присоединена к его кокону. Все произошло стремительно.

Крики Скарбла утонули в почти жидкой массе; они звучали барабанообразно у него в ушах, как будто шли из-под воды, и органично слились с музыкой пауков, которая как раз предназначалась для этого вопящего вокала.

Когда кокон закрылся и разложившаяся собачья плоть полностью обволокла его лицо, Скарбла охватила внезапная слабость, и он провалился в забытье.

Как долго может выдержать человек в таких условиях? Скарбл приготовился умереть как можно скорее, но он был слишком крепок для этого. С наступлением второй ночи он все еще был жив и рад темноте. Собачий труп стал еще запашистее, и страдания Скарбла заиграли новыми гранями. Он жаждал сойти с ума и чувствовал такой голод, что был готов съесть все что угодно, – или почти все.

Его тревожило, что теперь он мог понимать логику пауков так ясно. Пауки сработали по аналогии. Они решили, что Скарбл, незавершенная двуногая личинка, явился к ним со своим четвероногим рабом, единственное предназначение которого – служить ему пищей, когда он войдет в стадию куколки для превращения в гигантского императорского паука. Да, они решили, что Скарбл – императорский паук, обещанный им еще на заре времен.

Пение пауков звучала как погребальная песнь, фуга уходящей жизни, смерти и разложению. Но в комплексе погребальная песнь была лишь вступительной частью, после которой следовал более радостный фрагмент: анастасис, песня воскрешения.

– Эй, любвеобильные мамочки! – крикнул Скарбл вне себя от ярости. – Рассчитываете, что я съем Киона и превращусь в паука? Вы ошибаетесь, уверяю вас! Это биологически невозможно, но как объяснить биологию пауку?

Умирать от жажды – и не иметь никакой жидкости в пределах досягаемости, за исключением этой! Страдать от голода – и не иметь доступной еды, кроме рыхлой гнили, прижатой к лицу!

Ритм паучьей песни снова изменился. Она перешла в раскатистое крещендо, символизирующее кульминацию превращения, и разозлила Скарбла.

– Мелкие колченогие букашки, вы слишком торопитесь! Не подсказывайте, что мне делать! Не ведите себя так, будто я уже сделал это!

Но время взяло свое, и Скарбл прошел сквозь безумие в мир по другую его сторону. Он не понял, когда началось изменение, но пауки узнали об этом на исходе третьей ночи. Паучьи заклинания вознеслись к новым высотам, и Скарбл смог последовать за ними. Он слышал тоны за пределами диапазона человеческого уха.

Скарбл начал есть разложившуюся массу – и меняться. Песнопения паучьего хора разрослись до пространной симфонии.

«Пособие космонавта по выживанию» содержало инструкцию, которую некоторые считали шуткой: «Не умирай, пока не перепробовал все альтернативы».

Хорошо, тогда каким образом человек мог бы выбраться из текущей ситуации?

Никаким.

Ладно, тогда каким образом паук выбирается из подобной ситуации?

Он отращивает восемь небольших зубцов – зачатки будущих ног, начинает совершать колебательные движения внутри кокона и распиливает зубцами его стенки.

– Стоит попытаться, – пробормотал Скарбл. – Посмотрим, превратился ли я в паука.

Он превратился. Скарбл распилил кокон. Идея сработала.

Скарбла отстранили от исполнения обязанностей. Он не мог предоставить разумный отчет о пребывании на Аранеа. Он не рассказывал ничего, кроме тошнотворных замечаний типа:

«Кион был хорошим псом, однако впоследствии сильно испортился» и «Пауки связали меня и заставили есть собаку, а потом превратили в паука».

Скарбл был явно невменяем, но при этом очень любезен. От пса не осталось ничего, кроме странно размягченных костей.

Они вернули Скарбла на Землю и поместили под наблюдение. К подобным людям всегда относились с сочувствием. В палатах его называли человеком-пауком. Но со временем симпатия ослабла. У Земли возникли собственные проблемы с пауками.

– Никогда не встречал ничего подобного, – сообщил Скарблу земной доктор на осмотре, вычищая из глаз летающую по воздуху дрянь. – Наросты не злокачественные, но они будут причинять вам неудобства. Поскольку они не злокачественные, у меня нет права удалить их без вашего разрешения, Скарбл. Но, знаете, они увеличиваются в размерах.

– Конечно, они увеличиваются, – согласился Скарбл. – Я очень доволен тем, как они растут. Они должны стать по размеру такими же, как другие ноги паука. Не вздумайте их удалять! Скорее я потеряю одну из своих конечностей, нежели какой-нибудь из этих наростов! Они спасли мне жизнь, без них я бы не выбрался из кокона.

– И все же их следует удалить, Скарбл. Вы слышали раздраженные репортажи о пауках? Разве они не расстроили вас?

– Почему они должны расстроить меня, доктор? Все идет гладко, как… хм, паучья нить. Разумеется, у меня есть собственный центр информации по этим вопросам. И тот факт, что вы ссылаетесь на новости как на «раздраженные репортажи», еще больше радует меня. Я наверху кучи, доктор. У кого еще есть сто миллиардов солдат, готовых к бою? Мы живем в уникальное время, не так ли?

– Что касается вашей болезни, Скарбл, я с радостью передаю вас психиатру; как раз сейчас у него часы приема. Но я настаиваю, чтобы вы согласились на ампутацию наростов прежде, чем они разрастутся. Они выглядят почти как дополнительные конечности.

– В точности как, – согласился Скарбл. Он вышел из кабинета величественной походкой в ниспадающих одеяниях, в которые он теперь драпировался, и прошествовал по коридору в другой кабинет. Одеяния служили определенной цели. Они скрывали болезнь Скарбла – странные наросты, по четыре на каждом боку. А также:

– Император всегда носит ниспадающие одеяния, – заявил Скарбл. – Вы не можете ожидать, что он станет одеваться как простолюдин.

Доктор Моска, другой лечащий врач Скарбла, был спокойным и терпеливым человеком. И в то же время глуповатым малым, которому приходилось объяснять простые вещи по нескольку раз.

– Кто вы сегодня, Скарбл? – в очередной раз спросил доктор Моска, вычищая из глаз летающую по воздуху дрянь.

– По-прежнему я император пауков Аранеа, – любезно ответил Скарбл. – Я объясняю вам это каждый раз, доктор, но, кажется, вы не способны запомнить. Еще я чрезвычайный префект для пауков Аранеа. И проконсул для пауков Земли.

– Скарбл, буду откровенен. Ваш опыт исследования планеты (что бы там ни стряслось на самом деле) привел у вас к нарушению работы мозга. Каким-то образом вы увязали произошедшее на Аранеа с недавними событиями на Земле, в которых замешаны пауки. Согласен, что некоторые из этих инцидентов необычны и бессмысленны…

– Нет-нет, доктор, не бессмысленны. Они абсолютно оправданы, – согласно Высшей справедливости. Они организованы, они управляются и идут строго по плану. Назвать происходящее безрассудным – это то же самое, что назвать безрассудным меня.

– Мистер Скарбл, мы держим вас здесь не из-за ваших способностей к скоростному плаванию, хотя у вас здорово получается. Мы держим вас потому, что вы психически не вполне здоровы. Теперь слушайте меня внимательно: вы человек, а не паук.

– Рад, что вы так думаете, доктор. Наш высший совет решил, что будет лучше, если я сохраню внешний вид человека до тех пор, пока не закончится наша текущая военная операция. Это произойдет сегодня.

– Скарбл, возьмите себя в руки! – требовательно произнес доктор Моска. Он смахнул со стола ворох осевших паутинок. – Вы человек, и разумный человек. Мы обязаны избавить вас от аномальных наростов. И это не по моему ведомству, но кто-то должен избавить и весь мир от его наростов. Каждый год характеризуется своей разновидностью помешательств, однако паучьи инциденты стали выглядеть откровенно глупо. Знаете ли вы, что в связи с недавним астрономическим ростом численности пауков…

– Вы произнесли нечаянный каламбур, – прервал врача Скарбл.

– …есть основания считать, что только в одной нашей стране их около сотни миллиардов?

– Умножьте эту цифру на тысячу, если хотите, – произнес Скарбл. – Последняя ночь была Ночью великого вылупления. Юные особи вырастают до стандартного размера за считанные часы, теперь все стадии протекают быстрее. Времени осталось мало.

– О, кары небесные! – взвыл доктор Моска. – Как больно! Еще один укус паука.

– Не просто укус, – сказал Скарбл. – Это был критический укус. Примите мои извинения за боль: в связи с необходимостью оплодотворения огромного количества людей у меня не было возможности оснастить всех моих помощников безболезненными зондами. Однако сейчас станет легче, чувствуете? Инъекция содержит наркотик и снотворное.

Инъекция подействовала. Доктор Моска задремал. Ему снился падающий снег, но снег необычный: теплый, пушистый, искрящийся, а у снежинок были хвосты, отчего они походили на крошечные кометы.

Внезапно возникшие ниоткуда пауки покрывали доктора Моску невесомой паутиной, как дети на пляже засыпают друг друга песком. Точно так же они покрывали многие миллионы других укушенных спящих людей миллиардами узких лент шелкового серпантина.

Было так восхитительно безмятежно лежать, откинувшись в кресле, и слушать, как умалишенный Скарбл продолжает бубнить про то, что он больше не человек, – (доктор Моска обнаружил, что не способен пошевелить головой, и это было немного странно), – что Скарбл не человек, как бы он не выглядел внешне, и что он действительно император пауков Аранеа, как, впрочем, и всех остальных пауков на свете.

Перевод Сергея Гонтарева