Текст книги "Год черной змеи (СИ)"
Автор книги: Радик Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Под потолком проходили трубы, ощетинившиеся кранами. Так, канализационная, водопроводная, а это что? Оказалось, газовая. Даже удалось проверить наличие давления. Когда Максим открыл кран, послышалось шипение, и из трубы вместе с каплями воды и каким-то мусором пошел газ, оповестивший о своем появлении характерным запахом. Обойдя пустой подвал еще раз и не найдя больше ничего интересного Родин вернулся наверх.
Да. Беглый осмотр показал, что жить в этом помещении без значительных переделок ну совершенно невозможно. Ремонт ведь начать просто, а вот закончить получается не у всякого. Так и делится человечество на две неравные части. Счастливцев, слыхом не слыхавших о всяких там перегородках, шпатлевках и интерьерных красках и тех несчастных, что собаку съели в нивелирах и уголках, дрелях и шуруповертах. Нет, втягиваться в бесконечный процесс улучшения жилищных условий можно только там, где уверен, что результаты трудов достанутся тебе, ну или, по крайней мере, внукам. Там же где все в единый миг может поменять собственника перед принятием столь кардинального решения следует крепко подумать. Так и не приняв окончательного решения, Максим навесил на ворота новый замок и двинулся в сторону своего временного пристанища.
Ничего не евший с утра организм настойчиво требовал калорий. Вот как раз с возможностью эти самые живительные частицы заполучить, в последнее время наметились проблемы. Молодость, вообще говоря, весьма затратная штука. В отличие от беззаботного детства, когда для счастья хватает незначительной суммы, которую можно потратить только на себя, в более "зрелые" годы, словно из-под земли вдруг вырастает проблема. Да! Да! Да! Благосклонность барышень требует затрат. Пусть даже деньги приходится вкладывать в собственный внешний вид. Короче. Все расписано почти до копейки. Придется экономить, чтобы не выглядеть жадиной рядом с неведомой пока девочкой Машей. Ах какие вдруг запахи неожиданно объяли размечтавшегося Максима, вызывая обильное слюноотделение и приступ буйной фантазии. Это неловкий посетитель домовой кухни, выходя из дверей, потянул за собой шлейф душистых ароматов. Тяжко вздохнув, проходя мимо завлекательных витринных окон заведения общепита, Максим двинулся к вокзалу. Чтобы заглушить чувство голода принялся читать бессмысленные вывески и объявления, что щедро украшали облезлые двери домов и водопроводные трубы. Помогало это мало. Наконец, преступные мысли пробили брешь в бережливости. Плюнув на экономию, Родин купил мороженное и решил устроиться в тенечке, чтобы обстоятельно полакомиться. Сочетание осыпавшейся штукатурки и едкого запаха из подворотни вынуждало занять место в самом центре бульвара. Плюнув на предрассудки, Родин извлек из земли колышек с прикрепленным к нему кусочком фанеры. Расположив добычу на чахлой травке вниз надписью : " По газонам не ходить", Родин слился с обстановкой и предался заслуженному отдохновению.
Чуть рассеянно он посматривал по сторонам. И отнюдь не удивился, заметив весьма колоритных персонажей. Недалеко от него на скамеечку присела троица подростков. Они открыто дымили и дерзко посматривали на прохожих. Вид их не вызывал сомнения в принадлежности к многочисленному кругу дворовых хулиганов. Восьмиклинки сдвинуты на бритые затылки, футболки застираны, широкие штаны в заплатах а говнодавы не чищены. Хоть это сообщество в последние годы изрядно проредили, используя самые крутые меры, но молодая поросль уже показывала молочные зубки. Это еще не породило очередной взрыв уличной преступности, но года через два-три, когда прорежутся коренные за эту шушеру опять возьмутся всерьез.
Меж тем троица оживилась. Не замечая надвигающейся беды по аллее, двигался молоденький паренек.
– Эй, пацан, закурить не найдется.
– Я не курю.
– Денюшками тогда поделись.
– Не подаю.
После этих слов ситуация развивалась стремительно. Все трое как по команде вскочили и бросились на уже готового дать отпор мальчишку. Здесь вариант делать ноги уже не подходил. Если и бежать, то делать это надо было раньше, когда троица еще вальяжно сидела на скамейке. Паренек оказался тоже не промах, отскочил назад, прижался спиной к толстенной липе и залихватски свистнул. Нападавшие, показав знание предмета, рассредоточились и пока двое пытались ударами кулаков достать юркого подростка, третий сдернул с себя солдатский ремень с утяжеленной свинцом пряжкой и, высунувшись из-за спин своих подельников, резким хлыстовым движением нанес удар в голову. Вытерпеть этого Максим уже не смог. Надо было вмешиваться в схватку, тем более, что мальчишка поплыл. Еще несколько секунд и он рухнет. Вот тогда то и начнется настоящее избиение, последствия которого могут оказаться катастрофическими.
С другой стороны очутиться одному против трех разогретых схваткой противников тоже не сахар. Решать вопрос следовало кардинально, чем Максим и занялся. Не правда, что булыжник – орудие пролетариата, окончательно утратил свое значение. Еще и сегодня он может послужить, оказавшись в опытных руках. Да только где же найдешь булыжник на газонной травке. Тут в дело вступил многострадальный замок, продолживший свои невероятные похождения. Кто бы мог подумать, что на старости лет ему доведется еще и летать. До чего же это захватывающее чувство. Меткий бросок и обладатель солдатского ремня со стоном оседает наземь. Теперь агрессоров осталось двое. Расклад двое надвое совершенно не устроил нападавших. Один из них выставил в сторону Максима руки с открытыми ладонями и произнес: " Все, пацаны, расходимся". После чего парочка подхватила под руки третьего и чуть не бегом заковыляла проч.
Родин, не выпуская из вида удаляющуюся троицу, подошел к уже пришедшему в себя пареньку.
– Привет, до дома довести?
– Не, сам дойду.
Произнеся эту фразу мальчишка скособочился и осел на траву.
– Ой, смотрите, девочки у Женьки голова пробита. – Стайка подружек выскочившая из подворотни столпилась поблизости.
Только теперь Максим заметил, что из-под слипшихся волос Женьки обильно сочится кровь.
– Красотки, а вы знаете, где Женя живет?
– Да, знаем, вон в том доме, – загалдел нестройный хор. – Проводим, покажем.
Слава богу, идти оказалось совсем недалеко. Женька жил в соседнем доме, в коммуналке на третьем этаже. Впрочем, когда Максим подвел пострадавшего к подъезду, выходившему прямо на улицу, Женька сказал: "Спасибо, дальше я сам". Настаивать во второй раз Максим посчитал уже неприличным.
Вечер Максим посвятил разборке доставшегося ему старого замка. Засев за столом в так и оставшейся за ним фотолаборатории и, включив настольную лампу, Родин принялся внимательно осматривать столь выручившее Женьку приобретение. Разбирать замки Максиму до сих пор не приходилось, но задача представлялась выполнимой. Дело действительно оказалось не таким простым для новичка. Секрет удалось разгадать далеко не сразу. На счастье для того, чтобы располовинить механизм требовалось всего-то вывинтить мощный запорный фиксатор, прятавшийся в углублении за откидной дужкой. Зато когда чрево замка открылось, Родин увидел, что внутри присутствует явно чужеродная деталь. Залитая воском и надежно закрепленная толстой проволокой гильза явно не выполняла запорные функции. Извлечь цилиндр было делом одной секунды. Аккуратно соскоблив толстый слой воска, Максим аккуратно поддел крышку и потянул ее вверх. Попытка заглянуть внутрь ничего не дала. Пришлось перевернуть гильзу вверх дном и потрясти. Из горлышка показался краешек туго свернутого рулончика. Его удалось извлечь, крепко ухватившись пинцетом за краешек. На этом находки не закончились. На донышке гильзы покоился ограненный камешек со стеклянным блеском василькового оттенка. Трудно предположить, что таким образом прятали стекляшку, но чего только не случается. Максим сейчас мог сказать, только то, что камень приятно холодит ладонь. Он прозрачен и однороден по цвету и его не поцарапать острием подвернувшегося под руку гвоздя. Все это говорило о подлинности сапфира, но пока ценность камня не подтвердит ювелир, выложив за него живые деньги, все это может оказаться или шуткой или ловкой подделкой. И вот чего делать точно не стоило так это бежать сломя голову в скупку с просьбой оценить примерную стоимость находки. Так или иначе, пороть горячку Родин не собирался, а занялся другой находкой.
Осторожно развернув бумажный рулон, Максим принялся с интересом рассматривать незнакомую коричнево – зеленую купюру. На лицевой стороне под надписью швейцарский национальный банк на двух языках был напечатан номинал билета – пять франков. На оборотной стороне вокруг круглой цифры пять теснился художественный орнамент. Перевернув купюру еще раз, Максим всмотрелся в номер купюры и помещенный слева портрет. "Так вот ты какой, Вильгельм Телль", – мысленно произнес Родин. В том, что гильзу заложил дед, он уже не сомневался.
Пусть находка возвращается на свое место и полежит до лучших времен. Так Родин и сделал, заодно любовно почистив и смазав механизм старого замка. Заслужил. Замок верно выполнил свой долг и передал скрытое в нем достояние от деда правнуку. Как говорится из рук в руки, минуя посредников.
Вторник 1 сентября.
Тусклый свет раннего утра без труда проник в комнату Максима. Спать совершенно не хотелось. Вот так всегда. Никак не удается выспаться впрок. Поворочавшись минут десять и вконец отчаявшись вернуть ускользающие сновидение, Родин вскочил, презрев ортостатическую гипотензию, и теннисным мячиком первой подачи выскочил на улицу. Ледяной душ из помятого ведра изгнал остатки сонливости. Летняя жара окончательно уступила осенней свежести. Пробежка по горбатому косогору завершала утренние процедуры. Опустевший лагерь навевал легкую грусть. Опечаленные корпуса словно осунулись уныло глядя потемневшими стеклами на безлюдные аллеи. Дивно прозрачный «свежий» воздух, не тревожимый пылью поднимаемой сотнями детских ног, сделался не нужен и бесполезен. Здания поглотила лесная тишь, нарушаемая редкими недовольными вскриками птиц разочарованными пустотой доселе полных кормушек, да едва слышимыми вскриками деревенских петушков. Гибкими движениями, уклоняясь от веток загораживавших дорогу, Максим бежал по лесной тропинке. Предоставив подсознанию полную власть над телом, и не обращая внимания на препятствия, Максим погрузился в размышления. Вкусный, насыщенный сосновым запахом воздух холодил грудь Родина при каждом жадном глубоком вдохе. Так ничего окончательно не решив, он прогнал несвоевременные мысли о будущем жилье, и, погрузившись в молчание разума, бежал по утоптанной дорожке. Впереди ждал напряженный день. Надо было морально подготовиться к вечернему салюту. Если Бог не наградил умением делать деньги из воздуха, приходится добывать их иначе.
По договоренности с Евгений Георгиевной его огненное шоу должно было быть масштабнее и пышнее, чем в прошлый раз. Вмиг изменившийся лагерь представал в новом обличье, Родин, будто заново знакомился с еще вчера привычным окружением. Первым признаком плохого настроения было внезапно накатившее желание нацарапать на стене нечто похабное. Задавив в корне несвоевременное побуждение, Максим заставил себя собраться. Чем переживать и грустить, лучше занять себя работой. Тем более, что дел предстоял целый воз.
Под эти рассуждения весь день утонул в мелочной беготне и предстартовой подгонке оборудования, тем более что помощников сегодня никто не предоставил. С одной стороны не было ни одной свободной минутки, а с другой много ли надо чтобы составить мнение о непрерывно снующих вокруг разнообразных личностях. Незнакомцы – многочисленная обслуга, готовившая вечернее мероприятие – торопливо пробегали мимо, с головой погруженные в свои дела. Они большей частью оставались равнодушными, когда узнавали, что этот еще совсем молодой человек – ответственный за некий сюрприз. Впрочем, никакого секрета, что это будет праздничный салют ни для кого не было. В атмосфере всеобщей деловитости работалось легко. Тем более, что Максим завел приятельские отношения с обычно задирающей нос обслугой. Они почему-то решили, что Родин прикомандирован для усиления горкомом комсомола. Совместная работа, как известно, сближает. Тем более если надо установить срочно доставленный из скульптурной мастерской монумент. Оставлять место встречи продвинутой в идеологическом смысле части общества без бюста вождя мирового пролетариата, согласитесь, кощунственно. Так что исполненный в рекордные сроки заказ, был доставлен буквально за несколько часов до начала мероприятия. Жаль только, что о должном постаменте никто не позаботился. Ситуацию спас Максим в считанные минуты сколотивший весьма примитивную конструкцию и задрапировавший ее в тщательно сберегаемую для торжественных мероприятий красную скатерть. Честно сказать, гипсовая отливка и не заслуживала большего. После столь славного решения приближенная к начальству братва окончательно уверилась, что Максим свой. Родину даже удалось провернуть весьма забавную сделку. Видимо по недоразумению, если не считать это как в прежние времена вредительством, на мероприятие среди прочего было прислано пять бутылок вина в кривых бутылках. Выставлять на стол подобное недоразумение было никак нельзя. Хозяева жизни могли устроить нешуточный скандал.
Родин, по случаю оказавшийся рядом, горячо поддержал решение убрать брак от греха подальше, а лучше составить акт о списании боя. Это постановление и приняла летучка. Конструктивный диалог закончился тем, что, расписавшись в постановлении, комиссия разбежалась по своим делам. Только Родин никуда не спешил. Оставшись наедине с самозванным сомелье, он начал витиеватый разговор. Беседа надо сказать, поначалу не клеилась. Но слово за слово и предмет диалога вдруг из образного и даже фантастического вдруг приобрел весьма приземленный характер. Распорядитель стола еще не достиг тех чинов когда люди становятся абсолютно непонятливы к разного рода намекам, услышав которые тут же выпроваживают собеседника. Нет, конечно, не вон, а к толковому заместителю. Так что к предложению поменять неликвидные емкости на такое же количество больших, кондиционных банок тушенки и большую горку битого бутылочного стекла, он отнесся весьма благосклонно. Не сказать, что обмен всецело устраивал ответственного работника. Он, судя по лицу, планировал принять участие в дегустации. Однако, здравый смысл все же победил и передача товара состоялась через двадцать минут в полумраке фотокружка за закрытой дверью. Теперь уж Родин стал не своим, а в доску родным парнем с которым приятно иметь дело. Время летело незаметно и тягостного ожидания, когда возникают сомнения и неуверенность не могло найтись.
Само торжественное мероприятие, начавшееся после обеда и проходившее в актовом зале оздоровительного комплекса, прошло мимо не заинтересовавшегося банкетом Максима. А взглянуть там было на что.
В празднично сверкающем актовом зале профилактория было непривычно многолюдно. Никогда доселе, скромный зал, скрывший свою убогость драпировками и занавесями, не видел столь хамоватой и бесцеремонной публики. За замкнутыми, скучными, неулыбчивыми лицами таилось гигантское самомнение. Это и не удивительно, ведь все они пожертвовали своими драгоценными нервами и судьбой на благо советских граждан. Такая жертва, по идее должна была быть крайне высоко оценена ставшим счастливым народом. Однако наши люди почему-то не хотели без подсказки принимать этот подвиг в расчет. Неблагодарные, правда?
Многоголосый шум с легкостью сводил на нет, потуги нескольких музыкантов создать праздничную атмосферу. Впрочем, привычным к подобным сборищам мастерам струны и смычка было все равно и они с невозмутимым видом продолжали терзать свои ни в чем не повинные инструменты. Да и как оторваться от стола? Содержание меню непременно повергло бы в шок какого-нибудь рядового передовика производства или жертву высшего образования. Чего тут только не было: "Жульен, попьет, суфле, мусс, глясе, панакота". Правда, не все присутствующие держали в голове столь неблагозвучную иностранщину. Так ведь на это и существуют повара, чтобы знать, как называется то, что они готовят. Было бы съедобно и вкусно. Ведь если блюдо буквально тает во рту тут не до деловых разговоров. Знай позвякивай ножом и вилкой. Процесс уничтожения деликатесов не прервали и исполнители последующих номеров разогрева. Громоподобная чечетка, исторгаемая лакированными пошитыми на заказ туфлями и обрамленная белозубой будто нарисованной улыбкой тоже не производила впечатления на оккупировавшую столики сбросившую вдруг тяжелые оковы партхозноменклатуру и работников торговли.
Чем глубже природа погружалась в сумрак, тем больше распалялась утолившая первый голод публика. В принципе это абсолютно типично для хищников, выходящих в сумерки на свою охоту. В это время у них разгораются глаза, а в душе вспыхивает жажда крови. До донышка опустошенные хрустальные, с высоким горлышком лафитнички изрядно этому способствовали.
Безразличие, сопровождавшее выступление чечеточников и виртуозов игры на гармошке, сменилось радостным гулом когда на сцене появились давно ожидаемые лабухи. Многоопытные мастера сцены даже и не думали появляться, пока первый голод сойдет на нет и рюмки не наполнятся, по крайней мере, в третий, а у кого-то и в пятый раз.
Солировала маститая ресторанная дива, неожиданно повергавшая в восторг эту солидную публику. Со сцены лились вовсе не гимны трудовому народу. Все что исторгал из себя милейший ротик украшавший ангелоподобное личико веселой певички проходило в прессе не иначе как пошлятина и мещанство. Однако вместо массового осуждения, зал охватило неимоверное восхищение.
Певица, ничуть не удивившись успеху своей первой песенки, залихватски опрокинув стопочку с прозрачной как слеза водочкой и отказавшись от закуски весело продолжила духоподъемный бенефис.
Меж тем распалившаяся публика привычная к обильным возлияниям хоть и шумела, но совершенно не спешила открывать душу. Наиболее опытные же, прячась за исторгаемыми искривленными ртами банальностями, все более мрачнели. Всякий неискушенный в тяжелой политической судьбе назначенца испытал бы к ним несомненное сочувствие. Все эти напряжённые лица умеющие контролировать каждое слово и манипулировать собеседником в какой-то момент выглядели ужасно. Если верна мысль, что интеллектуальная нагрузка способна обезобразить даже красивое лицо, то тут как нигде она находила свое несомненное подтверждение. Впрочем, мозг в этих головах работал весьма своеобразно и однобоко. Все стремления, все усилия изборождённой извилинами коры были направлены совершенно не на то, что было черным по белому начертано в должностных обязанностях.
Вечер катился своим чередом. Наконец, наступили сумерки и возбужденная возлияниями толпа высыпала на улицу и застыла в ожидании салюта.
Родин, получивший оговоренный сигнал приступил к работе. Ощущение новизны у него пропало и все превратилось в рутину. Освещаемые мертвенным огнем кусты и деревья сделались похожи на неживую декорацию пошлого спектакля с дурными провинциальными актерами. Своих зрителей он так и не увидел. Смотровая площадка была расположена огорожена кирпичным забором от точки запуска. Но может это и хорошо. Суровая публика, даже находясь в изрядном подпитии, предпочла не выражать восторгов. Впрочем, это была вполне ожидаемая реакция. Понятно было и то, что многие из присутствующих уже в силу въевшихся в плоть и кровь привычек физически не могут выразить одобрения. Атрофировались у них участки мозга, что ответственны за выработку гормонов счастья, радости, удовольствия. Обычное состояние для большинства из них – тревожность и настороженность. Так что сделают слуги народа в своих ежедневниках небольшую отметку, чтобы просить организаторов шоу повторить его в другом месте и отложат в сторону, тяжко вздохнув. Черт. Даже хочется пожалеть этих несчастных безэмоциональных марионеток внутренне похожих друг на друга как близнецы.
Едва переступив порог комнаты, Максим, словно сомнамбула, разделся и завалился на радостно скрипнувшую панцирной сеткой кровать.
Венец творенья, подобный мечтам любителей божественной гармонии без промедления вторгся в юношеский сон. Пожалуй, впервые с момента своего удивительного появления выглядела она весьма таинственно. Торжествующая улыбка оставила лишь тень на ее губах, а смешинки спрятались в уголках глаз. Виденье погрузило Максиму пальцем и вдруг надуло губы, словно обиженный ребенок. Родин попытался приблизиться к красавице, но та, только обозвав его повесой, растаяла в воздухе. Сколько ни звал ее Максим, галлюцинация так и не возвращалась. Только где-то далеко слышалось ее недовольное хмыканье.
Среда.
Завтракал Максим очень рано. Его стол украшало единственное блюдо. Это был сушеный черный хлеб именуемый сухарями. Наличию столь изысканного кушанья Родин оказался обязан тем благословенным дням, когда столовался на правах пионера. Уже тогда разум предупреждал о грядущих суровых временах. Понаблюдав за поведением опытных в бытовом плане юнармейцев, Родин взял себе за привычку каждый раз захватывать с собой один, а то и два кусочка хлеба. Выложенные на солнышко, аккуратно нарезанные, густо посоленные ломтики постепенно превращались во вполне себе настоящие сухари. Изгнание из продовольственного рая, вызванное закрытием ведомственного лагеря знаменовало наступление голодных дней. В эти часы особенно остро ощущалось отсутствие бабушкиных консервов, и вчерашняя сделка уже не выглядела столь выгодной. Нет, деньги у Максима теперь были, но как же это муторно заботиться о себе самому, тем более, что уже привык находиться на казённом питании.
Решив, что иметь ясную голову не помешает и сегодня, Максим взбодрил себя кофейным напитком. Бодрящую составляющую темной жидкости играли две ложки рассыпного сахарного песка, надо ли говорить, что и он был добыт еще во времена благоденствия.
Утром Родин с удивлением осознал, что сколь ни откладывай решение задачи с крышей над головой, заняться ею все равно придется. Причем эта проблема уже начинает приобретать угрожающие размеры. В принципе, можно было еще три дня наслаждаться бездельем. Курсовка давала такую возможность. Только пословицу "Готовь сани летом...." придумали совсем не дураки. Вариант перебедовать до возвращения бабушки на складе он отложил на самый крайний случай. Идти, как советовала Надежда Халимовна, к Раисе Антоновне тоже не хотелось, тем более что та бралась устроить его в общежитие. Такой расклад Родина теперь не устраивал категорически. Становиться владельцем койко-места было теперь противно его тонко организованной душе. Этот взбрык и неожиданное преображение души объяснялось очень просто. После вчерашнего представления он оказался обладателем вполне себе приличной суммы. Нужды экономить больше не было.
Подобно иным молодым людям, едва ухватив невеликую по большому счету денежку, Максим почувствовал себя если не самодержцем, то точно принцем. А особе королевских кровей ни к чему считать копейки. Надо с удовольствием потратить то, что есть в руках, оставив расчеты и экономию всяким скучным занудам. С другой стороны и сорить деньгами не стоило. Вот такая дилемма. Уподобившись роденовскому мыслителю, Родин подпер подбородок кулаком и устремил взгляд в одно. Как это не удивительно вид раскинувшийся за окном подтолкнул мыслительный процесс в нужном направлении. Максим принялся решать жилищную проблему парадоксальным образом. Любой город окружен многочисленными сельскими поселениями, где жизнь течет почти по-деревенски, но мегаполис все же оказывает на нее свое неумолимое влияние. Некоторые деревеньки расположены столь удачно, что добраться из них до центра города значительно легче, чем из какого-нибудь многоэтажного пригорода, да и жилье там дешевле выйдет. Сделав акцент именно на транспортной доступности, Родин зарылся в немногие доступные источники информации. Собственно, это были тоненькие книжицы, удачно добытые им на вокзале. Детально ознакомившись с расписанием электричек, Родин выбрал для себя несколько весьма перспективных точек. Осталось только отправиться в ознакомительную поездку. Прикупив у толстой, одетой в белый передник тетки продукцию "эскимо-генератора", Родин выскочил из задохнувшегося под сводчатой крышей вокзала. До отправления оставалось несколько минут. Перрон уже обезлюдел, освободившись от всех ожидавших подачи поезда. Лишь несколько спешащих фигур двигались к электричке. В жидкие ряды опаздывающих влился и Максим чтобы устроиться на сиденье у окошка. Это оказалось несложно. Свободных мест было полно. Развернув бумажную упаковку и обнаружив там глазированный цилиндр с деревянной палочкой, Максим целиком отдался чревоугодию.
От железнодорожного полотна виднелись разбегающиеся в разные стороны многочисленные постройки. Лишь кое-где пестрели зеленые пятна садиков и газонов. Но не прошло и двадцати минут, как многоэтажная застройка сменилась крохотными отдельно стоящими домиками, а зеленые островки разрослись. Мелькнула не загнанная в трубу речушка, плещущая таинственной темной водой. Открылся горизонт, повеяло простором, а затем поезд проскочил печальный, обложенный со всех сторон крохотный лесок. Перспективных местечек на этой ветке было несколько и Родин естественно начал с самого ближнего. Затем следующая, ну и понеслось поехало. Солнце развеяло набежавшую было тучку, и слепящие лучи радостно хлынули вниз. Поиски затянулись. Пока переезжал со станции на станцию, день уже стал клониться к закату. Поток пассажиров потянулся из города, все сильнее наполняя вагоны. Ничего подходящего пока не попадалось. То одно не устраивало, то другое, то вроде все и хорошо, а душа не лежит. "Все, – решил Максим, – последняя попытка на сегодня, в любом случае надо возвращаться".
Родин выскочил из электрички на высокую платформу и осмотрелся. К станции сходились сразу три улицы с добротными ухоженными подворьями, да пыльная дорога вилась вдоль железнодорожного полотна. Слева возвышалась одноглавая церквушка. Хлопотливые бабки возились на придомовых огородиках. Стайка простоволосых мальчишек, сверкая голыми пятками, пронеслась мимо и скрылась за поворотом. От платформы неспешно, шагом удалялась гнедая лошадка в простецкой сбруе. Старенький почтальон в линялой гимнастёрке и изломанном картузе не думал ее понукать. Почта – прибежище неспешных существ, ни к чему ломать вековые традиции.
Максим уже привык к скромным, малоприятным, испятнанным сараям, прятавшимся за относительно ухоженными фасадами жилых домов, которые впрочем, тоже не могли похвастать праздничным видом. Близость мегаполиса хоть и отражалась самым благоприятным образом на благосостоянии поселений, но до брызжущего в глаза достатка было далеко. Настоящая идиллия.
– Посторонись, раззява, – раздался за спиной Максима звучный голос и со скрипом остановилась невысокая тележка груженая медицинскими биксами, которую толкала крепкая старушка в белом халате и косынке, украшенной красным крестом.
Родин, очнулся от раздумий. Он, словно застоявшийся конь, встряхнул головой и огляделся. Всматриваясь вдаль, он совершенно упустил то, что находится рядом. За деревьями пряталось здание с намалеванными на стене буквами – приемный покой. Отсыпанная гравием дорожка вела к воротам во двор местной больнички, разместившейся в двухэтажном строении. Место для наблюдения за окрестностями хоть и было удобным, но мешало движению.
– Как хорошо, что я вас встретил. Вот вы-то мне и нужны.– Максим ничуть не смутился. Он уже изрядно поднаторел в поиске жилья и сходу задавал интересующие вопросы, стараясь не вдаваться в долгие разговоры. К сожалению чаще всего и подобная тактика не спасала от многословных ответов.
– Я? – В голосе женщины сквозило удивление. Недавно спешившая медсестра остановилась.
– Жилье на пару месяцев подыскиваю. Может, подскажите к кому обратиться.
– Дачников многие пускают, но это на лето. А вот нынче. – В голосе женщины слышались нотки раздумья. – Даже не знаю, кого и посоветовать. Я вообще-то не местная, никого тут хорошо не знаю. – Вдруг с лицом медсестры произошли разительные перемены. Она словно расцвела. Губы тронула улыбка, а в глазах поселилась смешинка. Она еще раз окинула взором Максима. – Учиться, что ли приехал?
– Вроде того. Думал в общежитии устроиться, но там в одной комнате по пять-шесть человек. А отсюда пусть подальше, зато мешать никто не будет.
– Это да. Здесь покой. Не то, что в городе. Знаешь что, сходи ка ты к Марии Ивановне. Это совсем недалеко и у самого леса. Минут десять если через проходной двор идти. Она наверняка что-нибудь присоветует. Скажи, что Егоровна послала. – Невольная помощница махнула рукой, указывая направление.
Поблагодарив добросердечную медсестру улыбкой, Максим углубился в малоэтажную застройку. Он обогнул невысокий, сложенный дугой из красного кирпича одноэтажный магазин и через державшуюся на одной петле воротину попал в заваленный мусором невзрачный, плохо прибранный хозяйственный двор. Опытный археолог по многослойным пластам сора, выстилавшим захламленные углы, без труда бы описал убогий ассортимент торговой точки со дня ее основания. Ловко перепрыгивая через сломанные ящики и горки битого стекла, пустые консервные банки Максим пересек двор. Выскочив из зловонного царства, Родин вышел прямиком к пустырю, захваченному животноводами. Стоящие среди уже изрядно ощипанной травы овцы, изнывавшие от безделья, проводили чужака заинтересоваными взглядами.
Миновав пустырь, тропинка изогнулась почти под прямым углом, нырнула в проем между дровяным сараем и забором, опять выгнулась и через канаву выскочила на дорогу, которая вела к стоящей рядом с железной дорогой каменной церквушке. Максим встал на стоящий возле дороги валун. Где же этот проулок? Да вот же он. Собственно это была аллея, которой когда-то гордились хозяева огромного хутора. Обсаженная рядами стройных елей с величественными кронами она была словно выхвачена из какой-то старинной сказки о трудолюбивых лесных гномах. Теперь деревья порядком проредили, оставив вместо стволов разновысокие пеньки. Аллея поросла травой, на которой, правда виднелся след от колес изредка проезжавшей телеги. С каждым шагом все сильнее чувствовался легкий прохладный ветерок, сквозивший из видневшегося леса. Проулок упирался в небольшую бурливую речушку за которой было рукой подать до леса. В несколько шагов преодолев крутой мостик из потемневших от времени толстых досок Родин оказался на другом берегу. До искомого дома осталось всего ничего: пересечь небольшой лужок и подойти к калитке. Сюда уже свободно проникали смолистые лесные ароматы, а невысокие молоденькие елочки были столь прелестны, что напоминали театральную декорацию. Все бы славно, но если идти напрямки, то надо миновать пасшегося бычка. Годовалый здоровяк уже заприметил Родина и неодобрительно посматривал в его сторону. Это был настоящий вызов. Смутные желания до сих пор сокрытые в глубине подсознания внезапно пробудились. Так и подмывало попробовать свои силы и укоротить нахального соперника. Чем он хуже всяких там тореадоров. Родин внимательно осмотрелся. Уверенность в собственном одиночестве как ничто нуждается в подтверждении. Где только не прячутся любопытные глаза изредка усиленные достижениями оптики. Вокруг царило полное безлюдье – конечно не такое идеальное место для фантазий как глухомань, но кто обещал, что будет просто. Воображение нарисовало идеальный круг арены, на котором вот-вот должна начаться коррида. Мысленно Максим оказался на арене огромного каменного циркуса, где гладиаторы бились с дикими животными. Торжественно зазвучали неслышимые другим мощные трубы. Словно бесстрашный новильеро, Максим испытывал настоящий душевный подъем, понятный лишь любителям прыснуть добрую дозу адреналина в кровь. К счастью, настоящей зависимости от гормона надпочечников у Родина не было, но желание пощекотать нервы нежданным приключением пересилило здравый смысл. Обычно в такие моменты он мысленно сравнивал себя с безбашенным викингом отправившимся в отчаянно опасное путешествие в поисках достойной его добычи. Конечно, с последующим воспеванием сумрачного величия этого беспримерного подвига в веках. Теперь он вообразил себя тореро. Конечно, не настоящим убийцей быков. Убивать теленка он не собирается, тем более, что это могло вовсе не понравиться недалеким селянам, лишенным творческой жилки и слыхом не слышавших об искусстве поражать шпагой разъяренных быков. Таким образом, сделав скидку на слабое знание обычаев выходцев с Иберийского полуострова, Максим решил просто поиграть с бычком. Да и ему страсть как захотелось попробовать увернуться от атакующего зверя. Словно изысканный матадор, Родин сорвал с себя яркую рубаху, оставшись по пояс голым. Нанизав рубашку на вовремя подвернувшийся под руку сучок, Родин смело приблизился к опешившему от столь явной наглости животному.
