Текст книги "Год черной змеи (СИ)"
Автор книги: Радик Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Этот язвительный нахал мог принести ей кучу неприятных минут и жуткую головную боль.
Как же было удобно трудиться в ее спокойном и весьма удобном болоте, именуемом женской средней школой. Сколько лет ее работа была направлена на наведение прядка в классах и борьбу с «хулиганством». Уже давно были выявлены и обезврежены смутьянки и нарушительницы. Кто переведен в другие школы, а парочку пришлось и вовсе исключить. Зато теперь среди ее подопечных царили тишь да гладь, покой и порядок. Никакого своеволия, только сладковато-приторный запах страха и покорности. Как то будет теперь в смешанных классах. Неужели все может рухнуть в один момент. Нет. Она такого допустить не может. С другой стороны какое блаженство одержать победу. Нет, не зря она согласилась вести часть уроков в мужской школе и заблаговременно присмотреться к мальчишкам. Неизвестного Врага надо изучить заранее, чтобы потом не сесть в лужу.
Нонна Александровна попыталась смерить новичка тяжелым взглядом, но когда приходиться задирать голову это не так-то просто сделать. Особенно этому мешает короткая шея, издающая при резких движениях едва слышный хруст. Но не такова была сорокалетняя дама, выглядевшая старше своего возраста, чтобы оставить ехидное замечание вовсе без ответа.
– В нашей школе принято учиться, а не умничать. Посмотрим, как ты проявишь себя на занятиях.
По тону, каким эта фраза была произнесена, и мрачному выражению лица Максим понял, что легкой жизни ему не будет. Слишком явно в словах сквозили нотки антипатии. Словно испугавшись требовательного педагога, веселые солнечные лучи спрятались за окном, и в школу вернулась суровая "рабочая атмосфера". Ну, знаете, та самая от которой мутит самого жизнерадостного человека и где нет места ни улыбке, ни смеху одна рутина и безнадёга.
Разгромленный единой фразой, словно Наполеон под Ватерлоо, как думалось учителю, новичок был поставлен на место. Коль уж не получилось задрать голову, Нонна Александровна выпятила грудь и молча прошествовала в сторону своего кабинета, уверенная, что морально разбитый враг следует за ней.
Так ни разу не оглянувшись, она вплыла в выпускной класс. Продемонстрировав изрядную выучку, старшеклассники немедленно встали. Ну, так им самим показалась. Нонна же увидела в сем движении расхлябанность и отсутствие должной слаженности. Передовики – комсомольцы преданно вперили свои взоры в строгое лицо пытаясь по выражению оного определить что же будет сегодня уготовано? Быть ли буре и натиску или все обойдется миром? Безыдейные отличники отреагировали спокойнее, привычно исполняя ритуал. Вот закаленные в схватках с непредсказуемой стихией бывалые хорошисты, составлявшие основную массу, можно сказать даже тело коллектива позволяли себе чуть ухмыляться. Чуяли они, что "литераторша" им не страшна. Процент повышения успеваемости за который боролся педагогический коллектив был на их стороне. Ну выведет грымза двоим-троим бедолагам тройку в аттестате. Больше – дирекция и роно не позволит. – Садитесь. – Едва слышимые слова слились с повелительным кивком.
Пока добрая женщина неспешно усаживалась за стол, все взгляды сосредоточились на Максиме. Как всякое новшество он вызывал интерес.
– Как вы поняли, у нас в классе новенький.
Нонна Александровна окинула взглядом ряды столов. Она требовала, чтобы даже в старших классах на всех предметах рассаживались не кто как соизволит, а только так, как она сама определит. Однако в данном случае образовалась проблема. С прибытием новичка разрушалась так любимая ею система. До сих пор в классе был двадцать один ученик, и каждую четвертую парту в ряду занимало по одному ученику. Вот туда-то на центральный ряд по законам симметрии и следовало поместить новичка. Только вот этого делать как раз и не хотелось. Неожиданно возникло желание оставить мерзавца на глазах. С другой стороны пересаживать уже привыкших к своему месту тоже методически неправильно. В душе вспыхнула короткая борьба.
– Родин. Твое место в центральном ряду на четвертой парте.
Вслед за таким непростым решением, чтобы успокоиться было неплохо устроить перекличку. Хоть и так было ясно, что все не месте, но тем не менее весь процесс носил с одной стороны воспитательно– показательный характер, а с другой, сама Нонна Александровна еще не до конца освоилась с новым для себя классом.
Нонна Александровна проводила поверку в алфавитном порядке строго по лежащему перед ней журналу. Дождавшись когда вызываемый встанет, она кивала головой и ставила точку в нужной клеточке. Кстати это на первый взгляд бессмысленное действо оказалась полезным и для Максима. С одной стороны можно было освоиться, а с другой – по фамилиям и лицам, которым они соответствуют вполне можно понять в сильной или слабой школе ты оказался. Для младших классов это означает, насколько сильно будут в первое время колотить, а в старших – какой языкатой язвы следует опасаться, а с кем можно общаться. Да что говорить. Эти невеликие секреты человеческого общежития плавают у самой поверхности и ведомы всякому, кто побывал в новичках. Занятый наблюдениями Максим не сразу понял, когда произнесли его фамилию. Когда "классная" произнесла "Родин" повторно, то ее голос весьма изменился. Он уподобился звучанию лопнувшей от перенапряжения струны. Это в тот миг, когда тонкий звук вдруг превращается в противное, мерзкое дребезжание. По крайней мере, части присутствующих показалось, что было именно так. Как жаль, что экспертом в этом споре не выступал маэстро Паганини. Уж он бы точно развеял все сомнения.
Максим по примеру одноклассников встал и хотел, было, приветливо улыбнуться, но вспомнив наставления бабушки, подавил это желание. Вышло, в общем-то, неплохо, но подвели лучащиеся ехидством глаза.
Стерпев очередное явное, неслыханное, возмутительное хамство, Нонна Александровна двинулась далее по списку, попутно неустанно пыталась следить за несколькими смутьянами, в число которых попал и Максим, изыскивая способ придраться. Правда Родину в отличие от других было легче. Он тот так ловко скрывался за спинами соучеников, что его было не разглядеть. Тут сказалось преимущество дальней парты.
Ах, как возмутилась бы Нонна Александровна, если бы увидела, что все ее недовольство проигнорировано, а новичок занимается тем, что пишет белым стихом записочку своему соседку:
"Нонна сроднилася с Ноем.
Хозяином очень суровым.
Каждую тварь парой накроем.
Запишем в журнал и закроем".
Неизвестно почему, но нелепые строчки соседу показались смешными. Сдерживаясь от подкатившего хохота, он смял листочек в тугой комок и от греха подальше метнул его в неосторожно оставленный открытым портфель соседа с третьей парты.
Пробежавшись еще раз глазами по списку, Нонна принялась выбирать жертву. Наконец, она определилась и произнесла фамилию.
Понурив голову, бедняга Лагин приступил к движению в сторону учительского стола. Передвигался он тяжко словно брел на казнь. Нонна Александровна в свою очередь смотрела на приближающуюся долговязую фигуру словно лев которому ведут на заклание жирного, вкусного ягненка.
Вся эта трагическая сцена ничуть не затронула сердце Родина, который совершенно распоясался.
" Максимом я обозначусь.
Чую от Нонны наплачусь.
За чужим плечиком спрячусь.
Посижу и чуть-чуть подурачусь
Может, напрасно горбачусь,
Как тебя звать озадачусь".
Пока идет оживленная переписка, надо сказать несколько слов о той системе, которой наша добрая учительница пользовалась при рассаживании своих классов в девчачьих школах. Там Нонна Александровна придерживалась нескольких фундаментальных правил выработанных ей самой и достойных упоминания.
Первое – нуждающихся во внимании нахалок на первый ряд.
Второе – отличниц на галерку.
Вот эти-то принципы расширила и углубила отличница народного образования. По ее мнению, уж коли родители находили возможность платить за обучение в старших классах, то тут уж нет дурочек, а любое место равнозначно и почетно. Ерунда, что в старших классах постоянный недобор и тупеньких оказывается значительно больше необходимого. Это бы ладно, но усваивают материал они гораздо хуже. Поэтому самые пугливые тупицы заняли первые ряды парт, второй ряд остался пустым, а дальше сели все остальные. Эта бредовая инициатива хоть и не находила поддержки других педагогов, но возражать инициативнице никто не посмел.
Урок литературы покатился далее по своей накатанной дорожке. На столах появились толстые тетрадки, и класс принялся конспектировать. Нельзя сказать, что было вовсе неинтересно узнать о пролетарском этапе освободительного движения, но глаза так и норовили закрыться.
Перемена встретила забытым за эти месяцы гамом и клекотом, царящим в коридоре. Опасаясь бурлящей бесшабашности малолетней толпы, Максим в одиночестве пристроился перед кабинетом химии. Одноклассники, дежурившие по школе, разбрелись по этажам. Так что рассматривать сверкающие во дворе лужи и свежевыкрашенные стены внутреннего двора пришлось в одиночестве.
Химия пролетела вовсе незаметно, а дальше день покатился, словно колесо под откос.
Знаменательным было, пожалуй, только посещение школьного буфета после пятого урока. Столовая уже опустела. Разве несколько мальчишек покупали булочки. Заплатив положенный рубль, Максим испробовал одобренный Мануилом Певзнером и Анастасом Микояном типичный школьный завтрак состоявший из гречневой каши и гуляша. Перемена была совсем короткая, так что Родин едва успел на последний урок.
Только прозвенел звонок возвещающий окончание шестого урока, как все бросились к выходу.
Никуда не торопясь, Родин спустился в гардероб. До встречи с секретарем школьной комсомольской организации еще было минут пятнадцать. Вполне хватало, чтобы выйти и осмотреться. Переодеть обувь и напялить фуражку вот и все дела.
Ничего не предвещало, что через миг ему понадобится природная ловкость чтобы суметь увернуться от летящей на огромной скорости в голову кожаной сферы. На школьном дворе разгорелась нешуточная битва.
– О! Новичок! Давай за нас.
Максим еще раздумывал под каким бы благовидным предлогом отказаться, а руки уже бросили портфель на угловатых сумчатых собратьев, а ноги вынесли на условное поле.
– Смотри, Сопаткин и Лагин за нас. Ворота там и там.
Добров, Максим вспомнил его фамилию, замахал руками, показывая условные штанги.
Футбол игра простецкая, особенно если в нее не играть. Родин вовсе не относил себя к мастерам, но побегать с мячиком доводилось и ему, так что вовсе бестолковым игроком он не был. Ему удалось пару раз удачно пнуть мяч и даже забить гол, что подвигом вовсе не являлось. В таких поединках забитых голов хватало, а тактика ограничивалась идеей бей-беги или бей вперед игра придет.
Ну, может, чтобы понять суть игры можно оценить ее условно "Карпинской" фразой игра была равна – играли два достойных коллектива.
Эпический матч уже подходил к своему завершению, когда и случилась эта самая ожидаемая неожиданность. Отбитый кем-то мяч откатился к стене, где расположились, вы не поверите, зрительницы. Групка девчонок пересекла улицу, смело проникла во внутренний двор мужской школы и с интересом следила за баталией.
Именно на них и неслась вся потная и пыхтящая толпа во главе со здоровяком Лазутиным. Причем вся группа стремительно приближалась к Максиму, который уже не успевал развернуться. Если кто видел стадо атакующих носорогов, тот поймет, что испытал Родин в этот миг. Когда на тебя несется ничего не соображающее чудовище, невольно хочется убраться с его пути.
– Пасуй! – Орал Лагин отставший от пелетона. Перекидывай! – Его голос срывался на хрип и прокатывался по всем регистрам от густого баса через почтенный баритон и до дребезжащего тенорка. Голосовые связки поработали у него куда больше чем ноги. Видимо он представил как, оставшись один на один с воротами противника, забьет, наконец, свой гол.
Словно загипнотизированный этими фантастическими переливами исторгаемыми столь удивительной глоткой, Максим развернулся и оказавшись первым около мяча, перекинул таки его через подбегающую толпу.
Впрочем, это нехитрое действие вовсе не смогло затормозить набегающий вал. Если кто краем глаза заглядывал в учебник физики, то он наверняка столкнулся с таким понятием как инерция. Извините, почти наверняка. Так вот. Расстояние между Родиным и очутившимся на острие атакующих Лазутиным оказалось настолько мало, что столкновение сделалось совершенно неизбежным.
Раздавшийся визг девчонок ясно указал, что физику они учили. Так что физик Дмитрий Сергеевич должен был быть совершенно доволен.
В этот самый миг Максим вдруг вспомнил о Шейле, пережидавшей солнечные часы на журнальной обложке. Что она подумает, если он уподобиться трусливым девицам и тоже начнет визжать. Нет. Не бывать этому. Да и не такой уж толстый этот Лазутин.
Подобравшись и даже чуть подавшись навстречу атакующим, Родин приготовился к столкновению. Утешало одно. Перед лицом опасности он не отступил и оказался достоин. Или нет. Визг переместился еще на октаву вверх и плотным облаком охватил всю сцену.
Хороший оркестр, даже камерный, не ограничивается одним инструментом. Более того в его составе совершенно разноплановые группы. Каждая вступает в свое время, чтобы слушатели наслаждались целой гаммой звуков.
Что-то подобное произошло и сейчас. К веселому визгу присоединился тяжкий плюх от падения массы тел и радостное дребезжание разбившегося оконного стекла.
Это неудачливый Лагин со всей силы ударил по мячу. Лагин, словно поросенок Пятачок, не то чтобы совсем не попал. Просто вместо ворот спортивный снаряд угадил в оконное стекло. Как раз то, что напротив кабинета химии. Через миг школьный двор опустел, будто и не было здесь столпотворения.
Меж тем школьная пионервожатая Белла Яблокова, прибежала в пионерскую комнату и с нетерпением посматривала на часы. При взгляде со стороны на эту хрупкую словно травинка девушку никто бы не сказал, что она в скором времени обретет мощный и крепкий каркас, укрепляя своей основательностью мощь родного государства. При всем своем удивительном понимании линии партии девушка любила поесть. А разве можно отказать такой талантливой девочке в столь малом. Впрочем, подобная судьба ожидает столь многих, что возвращаться к подобным предсказаниям не имеет смысла. Пока же стройняшка Белла могла без риска сломать хрупкую мебель покачиваться на задних ножках стула и с нетерпением поглядывать на дверь.
В свои двадцать лет она считала себя весьма высокообразованной девушкой. Она любила читать газеты, и потом донести свои глубокие изыскания до собеседника. Подобные беседы она находила удивительно полезными, поскольку сеять в массах правильное понимание жизни это был тот крест, что она добровольно взвалила на себя. Как бы то ни было над этим подвижничеством грех насмехаться, а ему можно даже позавидовать. Белла была счастлива. Впрочем, кроме многочисленных достоинств у этой счастливицы были и недостатки, но обсуждать и осуждать их мы не будем. Кто сам без недостатков пусть тот разбрасывается камнями, мы же вернемся к нашей истории.
Родин, раздосадованный что ввязался в сомнительный футбольный матч, приблизился к пионерской комнате. Осталось только пригладить растрепавшиеся волосы и постучать в высокую филенчатую дверь. К несчастью, возможности применить сальную лексику в стенах учебного заведения не было, и Белле пришлось приветствовать опоздавшего на встречу Родина лишь ехидной улыбочкой. Для того чтобы воспользоваться литературным языком требовалось чуть подумать. Сказывался недостаток педагогического опыта.
– Добрый день, а Виктор где? – Родин настолько удивился отсутствию комсомольского лидера, что не произнес обычный для себя комплимент собеседнице.
– Я смотрю, у нас в школе появился очередной хроник. Сколько ждать можно? Между прочим, Владимир Ильич ратовал за пунктуальность.
Из слов Беллы выходило, что Родин буквально лично опечалил лидера трудового народа. Причем огорчение вождя пролетариата было настолько велико, что возможно он от него заболел и впоследствии скончался. Родин был настолько поражен полным разрывом причинно-следственной связи и свободным манипулированием пространством-временем, что впал в некий ступор. Если бы речь шла о каком-нибудь новобранце, можно было бы сказать, что он тупит и глупо ест глазами начальство. Слова оправдания взмахнули ручкой и все до одного вылетели из головы. Пожалуй, лучше всего в этот момент было сравнить Максима с бессловесным чурбаном. Только в самой глубине подсознания крутились многочисленные варианты "достойных" ответов толкаясь и мешая друг-дружке всплыть на поверхность.
Продолжая стыдить незадачливого Максима, пионервожатая продолжила свою обличительную речь и привела еще пару примеров, когда опоздание оказывалось роковым.
– Я же в первую очередь о тебе беспокоюсь.
Последняя фраза несколько выбивалась из контекста, и Белла позволила себе на мгновение прерваться, раздумывая как дальше вести разговор. Можно было развивать новое направление нотаций или вернуться на старую наезженную колею.
Крохотная заминка, просто глубокий вдох оппонента позволили Максиму прийти в себя. Много ли надо времени чтобы припомнить домашнюю заготовку как постоять за себя. Надежда на то, что умная мысль придет в нужный момент сама собой не всегда оправдывается. Позволить одержать над собой моральную победу не входило в его планы.
Наверное, самым лучшим в положении Родина, чтобы избежать положения так называемой "жертвы" было бы прибегнуть к ассертивному поведению. Это когда подобно врачу в психиатрической лечебнице доброжелательно киваешь и соглашаешься со всем, что скажет пациент, мол, мели Емеля твоя неделя. Помните, главврача из "Кавказской пленницы". Только судьба распорядилась по-другому.
– Если опаздывать войдет у тебя в привычку, то когда-нибудь это окончится самым трагическим образом, – произнесла Белла, вновь оседлав своего конька.
Только Родин, словно Феникс уже возродился и ловко использовал безобидные слова пионервожатой, чтобы подать свой слабый голос и вступить в диалог.
– Скажите, а Ленорман вам не родственницей приходится.
– Какая Ленорман, – Белла заволновалась.
Услышав весьма сомнительную фамилию возможной родственницы, тело непроизвольно покрылось крохотными капельками пота. Вся предыдущая речь моментально вылетела из головы, уступив место вроде совершенно необоснованному волнению. А для этого появились и дополнительные основания, поскольку Виктор, только открывший дверь уже смотрел на Беллу с разгорающимся интересом. Разоблачить втершегося в доверие к трудовому народу матерого врага было верхом его мечтаний.
– Французскую прорицательницу, что подобно вам прозревала сквозь тьму грядущего.
– Все это поповские сказки. – Белла явственно успокоилась.
– Может и сказки. Только ее предсказания сбывались с пугающей силой и точностью.
Воспользовавшись неистребимой тягой несведущих людей ко всякой мистике и чертовщине, Родин вывалил на оцепеневших слушателей целый рассказ. Начал он, естественно, со знаменитого предсказания данного Марии Антуанетте: " Вам осталось жить несколько лет, Ваше Величество. Вас ждет гильотина". Рассказал о том, что гадалка напророчила Робеспьеру, Пестелю, Александру первому и Наполеону. Ну, а в конце упомянул и о существовании таинственной Астромифологической колоды, копию которой он получил в наследство от бабки. Глядя в заинтересованные глаза, Максим творил обычную для знающего человека магию. Надо ли говорить, что через каких-то десять минут слушатели прониклись к рассказчику удивительной абсолютно не объяснимой симпатией.
Виктор, заслушавшийся рассказом, чуть было не забыл, зачем они собрались. Напомнил об этом Максим.
– Хочу исторический кружок организовать, – сказал Родин, без паузы направляя разговор в другое русло.
– Ты ведь комсомолец? Учетную карточку в райком отнес? – Его сейчас интересовали сугубо практические дела.
Виктора было не сбить с намеченного плана разговора, тем более он был у него благоразумно записан в особой тетрадке, куда потом он чиркнет и отчет о проведенном мероприятии. Как же хотелось многим полистать этот рукописный фолиант, но комсомольский секретарь весьма строго следил за своим имуществом.
– Нет, но попытаюсь вступить при первой же возможности.
– А в четырнадцать почему не вступил?
Беспокойная душа пламенного сторонника идей мировой революции требовала задать этот вопрос, а химический карандаш усиленно порхал над страницей. Виктор, парень был весьма бойкий и любил при случае поболтать. Причем, во время беседы не отрывал лучащихся доброжелательностью глаз от собеседника. Эта странная манера вести диалог весьма раздражала и заставляла собеседников комсомольского лидера волноваться и даже потеть. И странное дело. С кем другим да ни за что в жизни не заговоришь откровенно. Все бдишь таиться да скрытничать. С Витькой же и сам не знаешь отчего, вдруг язык, будто сам собою, развяжется да и вывалит самое сокровенное.
Вот Виктор откровенничать не любил. Никакое доброе отношение не заставило бы его открыть душу. Вместо этого он не стеснялся нести всякую чушь. Мол, узнай он, что его отец, коммунист до мозга и костей, усомнился в идеях революции, у него бы не дрогнул палец на спусковом крючке.
Впрочем, Родин был готов к подобному вопросу и ничуть не смутился.
– Перелом у меня тяжелый был. Больше года на костылях ковылял. Едва выкарабкался.
Максим мог бы в последствии подтвердить слова целым ворохом разнообразнейших справок и выписок. Эту липовую историю болезни уж ни за что было не отличить от настоящей.
– Только ведь не всякого в комсомол принимают. – Встряла в разговор Белла. – Делом надо доказать, что достоин. Общественной работой заниматься.
Виктор благоразумно промолчал. Эффективность его работы райком оценивал в зависимости от количества принятых в комсомол и в проценте охвата молодежи. Так что ни один старшеклассник не смел отлынивать от почетной обязанности украсить грудь комсомольским значком.
– Вот я и хочу найти единомышленников, интересующихся средневековьем. – Максим вернулся с того с чего начал.
– Вопрос на самом деле тонкий. История вещь непростая. Эту идею придется согласовывать.
Белла взглянула на Виктора, и тот подхватил разговор, вставив свою реплику. Было видно, что эти двое привыкли работать в паре и прекрасно чувствуют друг друга.
– Теперь о твоем желании вступить в комсомол. Считай, что школьное бюро ты прошел. Если получится, то прямо завтра пойдем в Райком. Будь готов. Присоединишься к мальчишкам из младших классов.
– Вот там и обсудишь свою идею. – Виктор, подведешь Максима к инструктору. – Белла не удержалась от начальственных ноток. Ух, как ей хотелось отомстить за мгновенье пережитого страха. Пусть ка Виктор запросит нелепого разрешения.
Вновь обретенным жилищем Родин остался очень доволен. Мария Ивановна выделила ему небольшую комнату с шикарным видом на вековой ельник. Пусть комнатка и не поражала своим размером, но там было все, что нужно для жизни. Шкаф, стол, кровать, вот собственно и вся обстановка. Знай себе живи, не тужи.
Переезд на новое место жительства неожиданно вымотал Родина. За один раз перевезти все свое барахло не удалось. Пришлось делать пару ходок. Зато не нужно будет потом жалеть, что оставил в отмытом до блеска пустом фотокружке что-то нужное, да и среди кучи вроде бесполезного металлолома вдруг отыскалось несколько архи-важных для всякого уважающего себя сантехника мелочей.
Пятница 4 сентября.
Заскочив утром в секретарскую и оставив там плату за обучение, Максим побрел на уроки. Предстояло терпеть несколько часов. Заниматься чтением посторонней литературы он пока опасался. Ни с кем из одноклассников Родин тоже еще не подружился. Да и случай для этого пока не представился. Так что и перемена превратилась в пустое времяпровождение, приправленное скукой. Зато сразу после второго урока его "забрал" комсомольский вождь. Сегодня как раз в райкоме был "приемный день". Все желающие вступить в ряды организации выстраивались в живую очередь. К неудовольствию функционеров здание наполнялись, недоумытой, скверно одетой, дурно пахнущей недоедающей подростковой массой. Само обсуждение проходило в атмосфере торопливости и где-то суетности. Мероприятие сквозило казенщиной, с весьма условной торжественностью. Если бы сюда заглянул незабвенный Генри Форд, он обнаружил бы огромное сходство со своим потогонным изобретением – конвейером. Пик столпотворения начинался часа в четыре. Тогда заполнившая коридоры и лестницы подростковая ватага выплескивалась во двор и украдкой дымила, пряча папиросы в местами прожжённых рукавах.
Признававший, созвучно со своим именем, только первое место Виктор, чтобы быть всегда впереди незамысловатым образом снимал кандидатов с последних уроков. Так было и сегодня, да к тому ж расторопный Виктор еще договорился в райкоме, что сразу после приема, Максим сможет изложить свою идею и. о. третьего секретаря. Инструктор, ответственный за школьные организации еще числился в командировке. Собственно само бюро было пустой формальностью.
Оставив группу соискателей в коридоре, Виктор устремился в секретарскую.
Семиклассники, несмотря на поговорку, что перед смертью не надышишься, продолжали зубрить, изредка заглядывая в трудолюбиво исписанные листочки. Они вполголоса перебрасывались вопросами и торопливо искали ответы в своих конспектах.
– Кто является основателем коммунистического учения?
– Кто такой целинник?
– Что такое комсомол?
– Сколько центнеров зерна планируется принять в закрома Родины?
– Почему нужна была революция?
– Кто вывел кустистую пшеницу?
– Кто руководит коммунистической партией Америки?
– Кто Иудушка?
Судя по покрасневшим глазам, мальчишки готовились всю ночь, полагая, что ожидающий их церемониал напоминает экзамен на ускоренных курсах Политпросвета, где главное успеть донести свои знания до членов комиссии, пока какая-нибудь мелочь не устареет или не будет трансформирована в связи с изменившимися обстоятельствами. Вскоре Родина и троих страдальцев из седьмого класса пригласили в кабинет, где сидела бледная дама на вид лет тридцати.
Похожая на рыбу "девушка", пожалуй, смогла бы сойти за симпатичную комсомолочку только на вечере для тех, кому за восемьдесят. Обычно при упоминании рыбы в первую очередь вспоминается внешний вид баночной сельди. Однако, здесь это сравнение не подходит. Описываемая дама была скорее похожа на сазана с большой головой и хорошо развитыми губами. Она относилась к тому типу женщин, что очень нравятся мужчинам в качестве ответственных работниц. Господь не наградил ее хорошенькими ножками, при которых не важно, что говорит девушка, зато наделил щепоткой разума. Нездоровый цвет бескровного лица компенсировался несколькими красными пятнами неумело скрытыми пудрой. Изможденный вид комсомольской дамы явно свидетельствовал, что его обладательница за несколько месяцев до этого дня тяжело и трудно болела. На самом же деле, Кетеван Вахтанговна, именовавшая себя для простоты общения Катей, отличалось выдающимся, просто феноменальным здоровьем, доставшемся ей в наследство от десятков поколений жителей гор. Ее сердце билось холодно и ровно. На его ритм не оказывали влияния ни чуждые Катеньке волнения, ни разочарования. Случись Кетеван встретить на жизненном пути поэта, он назвал бы вышеназванный орган пустым или бездушным. Фраза "зараза к заразе не пристанет" будто специально была выдумана про нее. Снулое выражение лица вкупе с живыми, похожими на буравчики маленькими глазами говорили о непростом характере. От нее так и веяло властностью и мстительностью. Эта целеустремленная женщина, считавшая, что ее предназначение подавлять и доминировать, вынуждена была действовать чужими руками, скрываясь за спиной обязанного ей всей своей карьерой человека.
Женщин она не любила, считая, что среди них бывают либо полные дуры, либо тощие. Себя она самокритично относила к тощим. Впрочем, большинство мужчин она тоже презирала, считая львиную долю из них жалкими придурками – то есть состоящими при дурах. Однако, в отличие от женщин среди мужиков изредка встречались исключения.
Если кто и не сразу догадывался, с кем связался, то достаточно было взглянуть на ее вызывающе военизированный, правда, очень хорошо пошитый наряд, чтобы в голове сформировался образ бабы с тестикулами.
Сегодня Катя олицетворяла собой не только своего непосредственного руководителя, но и всю комиссию. Уборочная весьма значительно обескровила райком, так что людей не хватало. Надо ли говорить, что и в другое время на этом участке существовала ровно такая же нехватка кадров. "Правой руке" Мещерякова было скучно, но никуда не денешься – ее очередь. Попусту издеваться она не любила, предпочитая масштабные боевые действия. Так что претендентам нечего было опасаться. Желающие пить их кровь были брошены на сельскохозяйственное направление.
Никаких сложных вопросов, которых боялись взволнованные неофиты теребившие в руках книжицы с уставом не последовало.
Кетеван Вахтанговну не волновало, насколько хорошо знают вступающие пять принципов демократического централизма или организационное строение комсомола. С иллюзиями молодости она уже давненько рассталась. Хотя даже в начале карьеры обманчивые надежды на счастливое будущее она не связывала с нынешней рутинной работой, за которую никогда и ни за что не похвалят. Вот за невыполнение плана влететь может. Так что, ограничившись вопросом об успехах в школе, и. о. третьего секретаря выразила согласие с мнением школьного бюро и свернула разговор.
Кивком простившись с упорхнувшими за дверь семикласниками, Родин остался наедине с бесстрастной как мумия Катей.
– Это ты значит собирался заниматься историей нашей Родины?
Обладавшая весьма приличной памятью, Кетеван Вахтанговна моментально узнала молодого человека, причастного к организации огненного шоу и решила изменить план разговора. Если вначале она собиралась просто выставить прожектера на улицу, то сейчас, взглянув еще раз на эту хитрую рожу, надумала отнестись к предложению столь перспективного молодого человека со всем вниманием. Только сразу показывать интерес было неуместно, требовалась соответствующая подготовка.
–Представляешь насколько это важная в идеологическом смысле тема. Здесь не обойтись без политического чутья. – Кетеван Вахтанговна продолжала внимательно наблюдать за тем, как Максим реагирует на ее слова. К ее удовольствию, она оказалась права: мальчик мог пойти далеко.
Из уст ни на йоту не изменившей тон комсомольской работницы лилась уже совершенная ахинея. Впрочем, услышать подобную трескотню не представляет особой сложности. Особая порода демагогов радеющих за душевное спокойствие туповатого и доверчивого от природы народца неистребима и поныне. Более того можно даже подобно прорицательнице Ленорман предречь им счастливое будущее совершенно не опасаясь ошибиться.
