Текст книги "Год черной змеи (СИ)"
Автор книги: Радик Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Теперь Максим тряс куском материи, раззадоривая молодого бугая. Он сейчас покажет этой тупой горе мышц, на что способен вооруженный знаниями разум. Это Родин так льстил себе. В этот миг назвать его разумным смог бы только ну очень снисходительный человек.
Молоденький бычок почувствовал, что ему брошен вызов. Стерпеть подобные вольности не позволял его буйный характер. Он забил копытом, наклонил голову, и обиженно замычал. Родин еще и сейчас мог уйти. Куда там. Максим словно обезьяна скорчил гримасу и зачем-то показал язык. Такое теленок стерпеть уже не смог. Бычок, находящийся примерно на одном интеллектуальном уровне с нынешним Максимом, выставив вперед острые шипы костных выростов, с ревом ринулся на кривляющегося, словно паяц, врага. Рога прошли под мулетой, лишь скользнув по ткани.
Действо развивалось словно на арене португальской торады. Впечатление портили лишь скромные размеры бычка, да довольная улыбка самозваного матадора. Смех, да только рога и копыта у бычка были самые что ни на есть настоящие, а не те некондиционные которые доставили Остапу в его Черноморскую контору. И этими костными отростками зверь мог набедокурить не по-детски. Эти, надо признаться, в большей степени неуклюжие с точки зрения знатоков уходы Максима с линии атаки разнообразило его весьма далекое от идеала завывание. Ах, как бы расстроился Бизе, услышав подобную интерпретацию собственной оперы. Впрочем совершенно не переживая о мучениях автора, Максим продолжал выводить нестерпимые привередливому уху рулады, делая незначительные, но противные уху создателя помарки.
Тореадор, смелее!
Тореадор! Тореадор!
Знай, что девчонок жгучие глаза
На тебя смотрят страстно
И ждет тебя любовь, тореадор,
Да ждет тебя любовь.
Тореадор, да ждет тебя любовь, любовь!
Принципы работы с мулетой – полотнищем, натянутым на стержень, Максим вычитал когда-то давно. Главное – не держать ткань перед собой, а стоять сбоку. Зная этот нехитрый прием, Максим раз за разом уворачивался от атакующего теленка.
Вскоре запыхавшийся и усталый коровенок пытался уклониться от дальнейших атак. Приходилось его все больше раззадоривать и дразнить. Наконец Родин решился на попахивающий авантюрой трюк, ради которого не жалко и рискнуть. Бросив рубашку в сторону, он дождался когда атакующий бычок окажется рядом, высоко подпрыгнул, оперся руками о хребет животного и, сделав в воздухе сальто над спиной бычка, приземлился на ноги. Теленок к этому времени окончательно выбился из сил и завалился. Увидев это, Максим тоже рухнул на слегка примятую траву. Так бы он и лежал, если бы не подлое предательство напарника.
Бычок вдруг жалобно замычал и ловко скользнул в колючие кусты. Его поиски справедливости окончились неудачей. Пожалуй, впервые в жизни он предположил, что жизнь предвзятая штука, но что– либо в ней изменить он не в силах. Вот так и пойдешь на заклание, не попытавшись вырваться из этого дикого круга вековой несправедливости.
Родину ничего не осталось кроме как покинуть поле боя с высоко поднятой головой победителя. Ни встречаться с мамой коровой, ни лезть в кусты Максиму не хотелось. Однако победа над рогатым философом далась непросто. Некогда вполне приличная рубаха сияла многочисленными прорехами. Страшное оружие врага оставило на ней многочисленные дыры. Накинув пострадавшую часть гардероба на плечи, Родин попытался укрепить панчеобразную конструкцию, связав на груди рукава травмированной рубахи.
Стоило ему завершить свою тонкую работу и поднять глаза, как он тут же столкнулся взглядом с наблюдавшей за ним из-за забора миловидной молодой женщиной. Черный платок оставлял открытым лишь овал лица, скрывая шею и волосы. Видимая сквозь зеленые плашки перешитая, не раз стиранная мужская одежда не смогла ее по-настоящему изуродовать. Под мешковатой блузкой угадывалось пластичное стройное тело, которым могла бы гордиться любая краля. Такой красавице ничего не стоило покорить сердце любого мужчины буквально с первого взгляда. Такие внезапные всплески глубокой симпатии бывают удивительно стойки и живут в душе долгие годы. Судя по всему, молодая женщина давно наблюдала за эпической битвой человека и быка. Уголки ее губ растянулись и подрагивали выдавая, что она готова рассмеяться.
– Добрый день. – Притворяться Максиму уже было нечего. Кто после всего случившегося станет воспринимать его всерьез. – Не подскажите, как найти Марию Ивановну. Меня Егоровна послала. – Закончил он свою речь, вполне угадав, что попал по адресу.
– Ты не ушибся?
Мария Ивановна с трудом проглотила смешинку. Вообще говоря, она впервые улыбалась за последний год. Жизнь редко давала повод для радости. Отец погиб во время зимней компании, еще до начала большой войны. С тех пор Маша росла с матерью в пригородном поселке, с трудом выбиваясь из нищеты. Закончилась война, вроде все наладилось. Она выучилась, поступила в училище. Влюбилась, сыграла свадьбу. Муж получил участок в пригороде и разрешение на строительство. Дом строили в основном собственноручно, с превеликим трудом доставая материалы. Начали с оптовых покупок, а заканчивали штучными. Денег категорически не хватало и если бы не продали родительский дом, остались бы без хозяйственных построек и бани. Словом, с трудом развязались со строительством и ждали облегчения. И тут повалили Беды. Скоропостижно скончалась мать. Супруг отправился на войну за свободу корейского народа, да там и остался. Последний год Мария только и делала, что плыла по течению, стараясь не думать об обрушившихся на ее семью несчастьях. Только работой она и спасалась и в ней искала забвения. Хорошо хоть, что на скорой ее не донимали расспросами да сочувствием.
– Вроде цел. Но если вы улыбнулись, значит, я не зря старался. Меня, кстати Максим зовут.
– Мария Ивановна. – Называться по имени отчеству въелось в привычку. Именовать себя иначе язык не поворачивался. – Заходи, попробуем спасти твою рубаху.
Родин тут же двинулся вдоль забора. Не широкая дорожка отсыпанная гравием вилась вдоль речушки, повторяя ее извивы. Берега водотока заросли колючим шиповником. Эта живая изгородь охраняла звонкий ручей от посягательств любителей напиться, оттесняя их вниз, к водопою. Идиллическую картину дополнил звук пастушьего рожка, загудевшего совсем близко. Этот пронзительный звук сопровождался топотом десятков ног. Возвращавшееся с пастбища стадо было совсем рядом. Коровы месили копытами грунтовую дорогу, украшая ее сочными навозными лепешками. Попадаться навстречу спешащим домой животным было неразумно. Родин ускорил шаг и уже собрался нырнуть в распахнутый зев калитки, но его опередили. Величественно перебирая ногами, ему навстречу шествовала кирпично-красная корова. Она значительно обогнала остальных в стремлении попасть домой в ласковые руки хозяйки. Презрительно оттеснив Родина широким боком, рогатая красавица махнула в раздражении хвостом и вошла во двор. Слегка опешив от такой напористости, Максим устремился вслед за животным в узкий проход, посыпанный гравийной крошкой по обеим сторонам которого рос высокий белый шиповник. В конце этой своего рода галереи возвышалось закрытое крыльцо. Стоило Максиму сделать пару шагов по направлению к дому как вышеупомянутый бычок, учуяв приближение мамаши, выскочил из кустов и победно замычал. Заслышав родной голос, мимо Максима пронеслась огромная черная корова со страшными рогами. Как тут не порадоваться, что находишься уже за спасительным забором и не ускорить шаги.
Хозяйка меж тем уже гремела ведрами в хлеву. Гость может и подождать. Первым делом надо было подоить Ночку-кормилицу и плеснуть молочка ласковому и умному Свину.
Пока никто не мешал, Родин огляделся. Дом производил приятное впечатление. Он на удивление органично врос в землю среди высоченных сосновых стволов. Стены были обиты широченной декоративной доской и выкрашены в зеленый цвет. Оконные проемы опоясывали белые резные наличники. Слева от дорожки, ведущей к дому, рос шиповник, а дальше начиналось крохотное картофельное поле. Недалеко от забора сох высокий штабель кривого горбыля, предназначенный на дрова. В глубине двора прятался длинный бревенчатый сарай, где под одной крышей разместился коровник со свинарником. А вот следующее строение с кирпичной трубой подозрительно напоминало виденную на многочисленных картинках деревенскую баньку. Справа рост куст черемухи, а за ним был врыт небольшой стол, по бокам от которого стояли скамейки. Максим, с нетерпением пошел по дорожке, ведущей вдоль стены. Позади дома располагался почти квадратный участок земли, заботливо обработанный трудолюбивыми руками. Среди рассаженных яблонь, слив и вишен возвышались высокие гряды с кабачками, капустой, чесноком, луком тыквами, клубникой. Отсюда виднелся колодец, укрытый деревянной будкой. Рядом выглядывала небольшая скамейка. Наконец, Родин увидел то, что его интересовало гораздо более чего-либо другого. Необычно большое строение, говоря иносказательно ватерклозета, помещалась в самой глубине участка. Наплевав на правила хорошего тона Родин без спроса посеменил к вожделенной уборной. Не напрасно говорят, что санузел лицо дома. Он расскажет о хозяевах если не все, то очень многое. На радость Максима хоть городских удобств в этом заведении и не было, но все соответствовало аккуратной хозяйке. Стены сверкали свежей побелкой. Большая деревянная крышка с удобной ручкой прикрывала рабочее отверстие. Откидывающийся изогнутый деревянный стульчак, на дверных петлях занимал положенное ему место и поблескивал лакировкой. Вода хранилась в круглой деревянной кадушке, у которой стоял небольшой черпак с изогнутой ручкой. Крючок, рядом с рукомойником украсило вафельное полотенце, а на полочке аккуратной стопочкой лежали прошлогодние журналы. Удивительное открылось под потолком: там обнаружилась одетая в толстый стеклянный плафон электрическая лампа, от которой витой провод опускался к выключателю.
Едва осчастливленный Максим выскочил из туалета, как он тут же наткнулся на Марию Ивановну. Проявив чудеса ловкости, он сумел завладеть ведром, накрытым марлей.
– Куда теперь? Подчиняться указаниям такого восхитительного поводыря мечта любого слепца, а у меня еще и глаза на месте, чтобы оценить пригожую хозяйку.
– Иди за мной, не заблудишься.
За дверью начинались добротно сделанные из толстых досок ступени закрытого крыльца, а дальше, за входом начинался сам дом. Велев оставить молоко в холодном коридоре, хозяйка пригласила гостя проходить. Редко встретишь человека, так или иначе, не привязанному к своему жилищу. Это лишь усиливается, если он сам выбирает место для его постройки. В первом этаже дома было три отапливаемых комнаты и кухня. Редкий деревенский дом мог похвастаться теми нововведениями, что были у Марии Ивановны. Все заработанные деньги она вкладывала в него.
– Присаживайся. – Хозяйка усадила Максима у двустворчатой тумбы, служившей одновременно кухонным столом.
– Спасибо.– Родин пододвинул к себе массивную табуретку и сел спиной к столу и лицом к возившейся с примусом хозяйке. – Хотел комнату снять, если можно.
Мария Ивановна еще раз окинула взором претендента на жилье, усмехнулась и полезла за еще совсем новой домовой книгой. До сих пор сдавать комнаты дачникам помесячно ей не приходилось, но ведь когда-то надо начинать, а то выглядишь белой вороной.
– Смотрю, ты на зубного техника учишься.– Мария Ивановна положила ученический билет на стол.
– Еще и работаю. Водопроводчиком в жилконторе. Так что если что с туалетом случится, то я тут как тут. Может мне через это и скидка какая выйдет.
Максим подпустил в голос смешинку. Ну какая в деревенском доме может быть нужда в по сути городской профессии.
– Точно? Хозяйка с недоверием оглядела потенциального жильца.
– А какой резон мне врать?
– Тогда мне тебя сам бог послал.
– Не бог, а Егоровна, хотя, говорят, божества каких только обличий не принимают.
– Я целый год все никак не могу водяное запустить. – Мария Ивановна разговаривала, словно сама с собой, не обратив внимания на реплику гостя. Мысли вернули ее в прошлое. – Иван ведь все приготовил. Осталось только установить, а у меня все руки не доходят мастера нанять. А тут такая оказия. Давай договоримся: ты мне отопление, а я с тебя за жилье с питанием ни копейки не возьму. Устраивает?
– Звучит заманчиво. Только надо посмотреть, что там заготовлено и если докупить надо будет...
– Это ясно. Котел уже установлен, – Мария Ивановна кивнула в сторону выкрашенного в темную серебрянку "немца", – трубы и батареи на чердаке сарая. Сходи, глянь. Там свет есть.
Максим миновал куриное царство и, откинув деревянную щеколду, державшуюся на одном гвозде, зашел в пристройку. Щелкнув поворотным выключателем, Максим осмотрелся. Тусклый свет лампы не шел ни в какое сравнение с дневным светом, да этого и не требовалось. К стене сруба была прислонена высокая деревянная лестница, которая вела на длинный чердак, тянувшийся над всеми хозяйственными постройками и оканчивавшийся слуховым окошком, закрытым мутным стеклом на гвоздях без рамы. Чердак был почти пуст. За недолгое время, прошедшее с постройки дома, он не успел зарасти хламом. Кроме горки крашеных, труб и стопки батарей почти ничего и не было. Родин начал прикидывать, где бы ловчее установить тиски, чтобы крепить трубы и нарезать резьбу, Вообще говоря, устроить подобную мастерскую можно почти под открытым небом. Оборудование потребно самое простецкое, а алчущие руки налогового инспектора не в силах дотянуться до такого надомника. Пока столь крамольные мысли бродили в голове Родина, глаза продолжали шарить по сараю в поисках кранов и фитингов.
Добравшись до дальнего конца чердака, Родин наткнулся на настоящее богатство. Старенький чемодан без ручки был перевязан шпагатом. Не удержавшись, Максим откинул крышку. Чего тут только не было. Справа, завернутые в вафельное полотенце скрепленное значком "Спортсмен– легководолаз" лежала маска и трубка. Первая изрядно поношенная, зато вторая – совершенно новая. Слева оказались заботливо спрятаны рыболовные снасти во главе с катушкой. В коробку из-под бандероли были аккуратно сложены крючки, блесна, шнур, поводки, плоскогубцы, нож и прочие мелочи, необходимые на рыбалке. Под этой роскошью притаился еще один сверток. Максим осторожно выудил его из-под высоких болотных сапог и туго свернутой сети. Кстати нашлось и двусоставное алюминиевое удилище, едва не схватившее за рукав. Максим стал действовать осторожнее. Не хватало еще порвать выданную до излечения рубашки чужую гимнастерку, да и невод жалко.
Развернув извлеченный сверток, Родин уставился на неожиданную находку. Перед ним было настоящее разобранное охотничье ружье. Выглядело оно весьма неказисто. Ствол казался давно нечищеным, а ложе не представляло собой ничего особенного. Видно было, что хозяин не гнался за красотой. С другой стороны Максиму было ясно, что оружие в полной исправности. Несколько лет без присмотра не испортили хорошо смазанный механизм, на консервацию которого было затрачено минимум усилий, ни капли более. Впрочем, владельцы подобных неказистых устройств представляют для дичи куда большую опасность, так как владеют своим инструментом с мастерством истинных профессионалов. Они как суровый судия, самолично и безжалостно приводят в исполнение вынесенный приговор. Добытчики настолько приноровились к своему орудию, что буквально чувствуют его как часть собственного тела.
Да, искомые фитинги хранились в доме. Об этом Родин узнал при прощании. Так и не решившись рассказать об опасной находке явно находившейся в неведении хозяйке, Максим распрощался с Марией Ивановной. Ей требовалось время, чтобы подготовить ему комнату, а Родину надо было вернуться на турбазу за вещами.
День выдался удачным. Буквально в получасе езды на электричке нашлась крыша над головой. Ну ладно, в срока минутах, зато крыша оказалась куда как хороша.
Четверг
3 сентября
До начала рабочего дня оставалось немного. По улицам густо валили блеклые не выспавшиеся серые лица. Тяжело гремели, перестукиваясь на стрелках, переполненные трамваи. Механически переставляя ноги, прохожие стремились в свои неисчислимые конторы. Все было скучно обыденно, размеренно, но, как известно, всему, даже самому хорошему, когда-то приходит конец. Вот упала одна капля, вторая. Единичные удары перешли в беспрерывный шум, подобный тяжелой поступи громыхающего на стыках тяжелого товарняка. Миг и ливень сердито грохочет миллионами молоточков по жестяным крышам оконным стеклам, асфальту тротуаров. Смесь еще почти летнего солнца и внезапно прорвавшейся к городу крохотной стайки дождевых облаков породила удивительное сочетание полыхавшего во все небо солнца и изливающихся с неба теплых струй. Спрятаться от хлынувшего дождя право негде. С одной стороны улицы тянулся нескончаемый забор стройки, а стоявший напротив дом негостеприимно щурился рядами окон, без какого либо намека на подъезд. В эти минуты не всякий смог бы любоваться красотами города и восхищаться очарованием барельефов подобно многочисленным книжным героям.
Максим приподнял фуражку, с досадой взъерошил рукой волосы и огляделся. Согнать вырвавшуюся на свободу открытую обаятельную улыбку удалось с трудом. Даже непогода не могла испортить настроение. К своему собственному удивлению он совершенно не волновался, а наоборот чувствовал некое радостное предчувствие присущее первоклассникам, а не выпускникам.
Кое-как расположив над головой многострадальный поношенный портфельчик, Максим беспрепятственно перебежал пустынную улицу устремился к распахнутому зеву подворотни.
Тут надо отвлечься и уточнить, что в те скупые на вещи времена, о которых идет речь, центр города был совершенно иной. Лендлизовские машины износились, отечественных автомобилей еще очень мало, а гужевой транспорт уже изгнан. Так что искать регулируемый пешеходный переход не было никакого смысла. Редкие экипажи настолько нечасто оказывались на малозначительных улицах, что не создавали препятствий торжествующему племени пешеходов, еще не ведавших о скором помещении в тесные труднопроходимые резервации.
Вокруг толпился скрывающийся от непогоды народ. Оказавшись среди незнакомых мальчишек, одетых в полувоенные серо-синие гимнастерки и девчонок в мышиных платьях с черными фартуками, Родин слегка успокоился. Несмотря на скуповатую цветовую гамму, он почувствовал себя среди своих.
До входа в школу оставалось всего ничего. Пробеги мимо нескольких домов и ты уже под навесом широкого парадного крыльца. Все так, да только за эти считанные метры под нахально хлеставшими водными струями можно было промокнуть насквозь. Толкотня в спасительном чреве подворотни меж тем все возрастала. Немногочисленный поток смельчаков из младших классов смело бросавшихся в объятия стихии не компенсировал число прибывавших. Переждать заряд непогоды труда не составляло. Минут через двадцать ливень вовсе должен был сойти на нет, но безжалостные стрелки часов все ближе подступали опасному рубежу, за которым могли начаться многочисленные неприятности.
Меж тем, взглянув на притихшую в нерешительности водобоязненную толпу, мимо горделиво следовали немногочисленные обладательницы зонтиков. Свысока поглядывая на хлопающий глазами малолетний плебс, патрицианки из старших классов, словно ледокол, прокладывали путь мимо опасливо перебиравшей ногами оравы. По пути они обрастали подругами и далее следовали двойками или тройками, в зависимости от длинны зонтичных спиц.
Незваные хитрецы пытались пристроиться рядом и отвоевать кусочек суши над головой, но частенько их попытки заканчивались изгнанием из благословенных мест.
Завоевавший относительно комфортное местечко в отдалении от брызг Родин уж было решился ринуться в забег, но краем глаза заметил изумительно миловидное личико. Самое привлекательное в нем было то, что его обладательница была Родину знакома. Узнать Машу, встреченную им в жилконторе не составляло труда. Даже там, в самом сердце канцелярской твердыни, где чувства застывают словно погруженные в морозильную камеру она сумела обратить на себя внимание. Стройная девчонка, на которой потрясающе ладно сидела аккуратная школьная форма, мазнув по Максиму яркими глазами редкого почти изумрудного цвета, держала над головой матерчатый купол и бесстрашно шла под ливенем. На удивление к ней никто не пристроился. Шаг, два и ловкая фигурка, держащая изогнутую рукоять в левой руке, отгородилась водопадом от робкой толпы.
Машенька тоже заметила Максима, но не подала вида. Надо сказать, что последние дни она мечтала и фантазировала, то есть предавалась своему привычному занятию. По сути это было своеобразным бегством от действительности. Так бы и оставалась она со своими иллюзиями еще черт знает сколько времени если бы не Лидия Антоновна, заставившая Максима обратить на нее внимание.
Как же должны быть благодарны дневному свету представители сильной половины человечества. Только по его милости можно получить отдаленное понимание о том как выглядит на самом деле предмет их мечтаний и порывов. Знакомство в вечернем сумраке может привести в последствии к глубоким, а возможно и трагическим разочарованиям. Нет, я не призываю носить с собой лампу дневного света, но крошечка благоразумия не повредит никому. Хотя, в данном конкретном случае, изменение освещенности пошло только на пользу наблюдаемому объекту.
Родин понял, что это его шанс добраться до школы относительно сухим.
Чем может закончиться эта попытка, он не знал, но решил, что в случае явного недовольства попытается как можно дальше пройти до дверей. Ах неловко, что он так и не удосужился пригласить Машу в кафе. Стыдно то как. Все эти мысли живо пронеслись в голове, и Максим резво прыгнул из-под арки и, пристроившись рядом с девушкой, схватился за отполированную ручку зонтика.
Почему мы действуем так, а не иначе? Иной раз прикидываешь и так и эдак, да ни на что и не решишься. В другом случае – бросаешься, словно в омут головой. Тут как раз и был спонтанный порыв, что бы потом себе Родин не придумывал.
Невольная спутница дернулась, но взглянув на "агрессора" уступила, лишь махнув густыми рыжими волосами и задорно блеснув легкой улыбкой. Однако чуть порозовевшие аккуратные ушки выдали скрываемое смущение.
Припомнив, что девушек следует развлекать разговором, Максим за то время, что шел со спутницей по бульвару, сплел целую историю. Центральное место в повествовании занимала, конечно, история об индийской девушке Зите, которая, несмотря на массу достоинств, включая глубокое знание Камасутры, никак не могла найти себе спутника жизни. Положение спас лично Брахма, посочувствовавший такой достойной девице. Индийское божество преподнесло избраннице диковинный навес из перьев, крепившихся на ручке. С тех пор лицо Зиты, до которого не могло добраться зловредное тропическое солнце, приобрело совершенно не свойственный Индии оттенок. Поэтому ли или по какой другой причине от женихов не стало отбоя, а зонт оказался причислен к необходимейшим аксессуаром всякой девицы стремящейся замуж.
Едва закончился рассказ, как пришлось расставаться. К счастью не навсегда, а до встречи. Исправившийся Максим исхитрился промеж густых фраз о таинственной Индии втиснуть приглашение на загадочное рандеву. Да так ловко, и с таким таинственным видом что Машенька и сама не поняла, что ее пригласили на свидание и более того она легко на это согласилась.
Прохладная тишь вестибюля перешла в многолюдье и толкотню школьной раздевалки заставленной стройными рядами вешалок. На улице вовремя наступило затишье. Барабанная дробь сменилась редкими ударами единичных капелек да гулом изливающихся из водопроводных труб потоков переходящих в густое журчанье тучных ручьев. Чистый воздух пропитался холодной влагой – стал вкусен и свеж. Омытая дождем чахлая городская зелень встопорщилась и словно помолодела. Гром бесчинствовал уже где-то на соседней улице, а в аквамариновых лужах отражалась глубокая лазурь безоблачного неба.
В эти последние минуты перед звонком в школу, наконец, рванула застрявшая в подворотне толпа. Мальчишки стаями выпрыгивали из дверей в коридор, стряхивали воду с промокших фуражек и шли дальше, оставляя за собой постепенно тающие цепочки мокрых следов. В необыкновенно звонких голосах заполнивших с их появлением тишину высокого коридора не слышалось даже намека на расстройство или беспокойства за сохранность насквозь промокшей амуниции.
Степенно переобувшись, Максим так же неторопливо двинулся в сторону канцелярии. Для порядка пару раз, стукнув пальцем по полотну высокой двустворчатой двери обитой одноименной продукцией завода "Кожзаменитель", Родин вошел в комнату. Оглядевшись, он поразился знакомой до мелочей обстановкой. До чего оказывается похожи друг на друга кабинеты и аудитории учебных заведений. Раз и навсегда утвержденный стиль сухости и деловитости пронизывает каждый предмет мебели. Да и работницы похожи друг на друга как близнецы. Чаще всего это место занимали подтянутые сухие пожилые дамы, подобные тем, что частенько можно встретить в фойе театров оперы и балета. При взгляде на них почему-то кажется, что это бывшие примы со временем не утратившие своего величия. Отставницы уже не обманывают себя, пряча за цветистыми фразами накатившее одиночество и безвестность. Тем не менее, гордячки и сейчас находят силы элегантно одеться и держать строгую осанку. При виде их беспеременного мужества всегда хочется встать по стойке смирно и всенепременно рапортовать о блистательно выполненном задании. Сам их вид подразумевает репетиторство, а к чему оно приложено к языкам ли к музыке ли или балету: так это и не важно.
Предупрежденная шумом открывающейся двери, дама со строгим выражением лица вопросительно взглянула на Родина.
– Извините, я по направлению. – Максим протянул солидную бумагу из районо. – Вы замечательно выглядите.
Привычно не предложив ученику присесть, секретарь, словно не услышав последней реплики, сдвинула брови и принялась листать журнал для записи поступивших телефонограмм. Даже самый важный документ нуждался в перепроверке.
– Так, где ты тут у меня. А, нашла: Максим Родин. – Не переставая делать туманные для непосвященного отметки в многочисленных журналах, дама продолжала. – Порядки у нас строгие. Сегодня обязательно сходи в поликлинику на медосмотр. Без справки о здоровье завтра даже не приходи. Кстати, не вижу квитка об оплате. – Дама, наконец, подняла глаза на озадаченного Родина.
Максим взглядом побитого щенка смотрел на школьного секретаря, растопив строгое сердце.
– Можешь оплатить обучение в сберкассе, номер счета я дам или, в конце концов, просто занеси деньги. Принесешь сразу за весь год двести рублей, или документ о потере кормильца.
Дама шумно подвинулась вместе со стулом к краю длинного, почти необъятного канцелярского стола, где стоял телефонный аппарат. Сухая крепкая рука властно стиснула трубку и поднесла к уху. После нескольких поворотов диска из динамика зазвучали длинные гудки, слышимые даже Родину.
– Нонна Александровна? Удачно, что вы подошли. Сейчас я к вам Родина пришлю. Да, да, новенького.
Опустив трубку на законное ложе, секретарь обернулась к так и стоявшему на вытяжку Максиму.
– Учительская на третьем этаже. Спросишь Нонну Александровну. У нее урок литературы в твоем десятом "Б". Она тебя и с одноклассниками познакомит. Все. Больше хлопотать для тебя я не намерена. Брысь, отсюда, льстец.
Стоило Максиму выйти из приемной как звонок начал исторгать противные среднестатистическому школьнику звуки. По мере того как дребезжание набирало силу коридоры и лестницы пустели. Полы украсились таинственными мягкими тенями, пронизанными желто-дымчатыми рассеянными лучами проникшего сквозь стекло солнечного света. Родин не спешил, стараясь по дороге уловить дух, в котором ему предстоит существовать. Что ни говори, а у опустевших школьных коридоров какой-то особый вид так и неразгаданной тайны с примесью нежнейшего запаха выпечки с корицей приправленного шуршанием разворачиваемых записок. К двери со строгой вывеской "Учительская" Родин подошел в полном безлюдье. На пороге его уже ждала жутко раздраженная Нонна Александровна.
Если бы у Максима была добрая советчица из бывалых, уж она бы наверняка предупредила, что первым признаком плохого настроения у Нонки является то, что она непроизвольно начинает поправлять свои дурацкие очки. Огромная роговая оправа и вправду была совершенно не к месту. Она будто специально подчеркивала недостатки и придавала круглому лицу весьма нелепое выражение. Дополняли образ туго сплетенные в простой пучок волосы. Но главным в ней было нечто другое.
В ее душе год от года копилась обида. Причем она бы и сама не могла четко сформулировать, на кого конкретно и за что она в претензии. Ясно было только то, что чем дальше, тем невыносимее становится ее существование. Избавиться от щемящей тоски можно было только почувствовав чужой страх и боль. А особенно приятно сидя над чистым листом бумаги держать в руках жизнь и судьбу знакомых и родни. Сладостное чувство. Это было сродни одержимости или сектантству.
Вот веселье и праздники были ей категорически противопоказаны. Счастливое улыбающееся лицо какой-нибудь выпускницы действовало на нее как тряпка на быка, а детский смех доводил едва не до истерики, благо собственных детей ей бог не дал. Однако, если по ее сигналу органы начинали действовать, то тут душа ее расцветала, а лицо посещала довольная гримаса. Словом, чужие проблемы доставляли ей удовольствие. Вот скажите, где же служить такому человеку. Нет, лучше школы места не найти. Тут возможность воспитывать подопечных всецело совпадала с искренней заинтересованностью. С фанатичной энергией она бросилась вбивать в головы подрастающего поколения "правильный" взгляд на мир и соответствующие нормы поведения.
– Что же тебя, позволь узнать, задержало? – Ехидный тон педагога не самое лучшее для новичка при первом знакомстве.
– Да я случайно пыль со стола смахнул, а там адрес школы был записан. Обратно пылинки укладывал, вот и задержался.
Серьезный тон новичка чуть смутил классного руководителя. Она на мгновенье застыла как истукан, пытаясь соотнести смысл сказанного с серьезным выражением лица своего собеседника. Потом еще раз на этот раз куда как внимательнее оглядела его. У нее появилась очередная проблема. Похоже, ей придется избавлять его от дурацкой привычки думать своим умом и иметь собственное мнение. Тут ведь как никогда важен возраст. Чуть упустишь время, и вбить в голову покорность вкупе с беспрекословным подчинением становится стократ сложнее.
