Текст книги "Год черной змеи (СИ)"
Автор книги: Радик Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Слово за слово, настала пора прощаться. Обговорив детали, Максим проводил бабушку до автобуса. Эти несколько часов общения настолько сблизили новообретенных родственников, что расставание вышло гораздо более искренним, чем встреча.
Пока ждали выбившийся из расписания маршрут, бабушка в открывшемся сельпо, поддавшись на уговоры внука, купила ему в подарок добрый шмат парного мяса, а вот вино Максим приобрел уже после того как за поворотом растаял силуэт автобуса, мчавшегося к станции. В деревенском магазинчике совершенно неожиданно оказался вполне приличный выбор. Видимо из всевозможных напитков здешние покупатели ограничивались самыми проверенными и недорогими.
Дней до начала учебного года оставалось совсем чуть, а сделать предстояло еще очень много. По сути, у Максима остался последний вечер, когда можно было предаться бездеятельному отдохновению, созерцанию и творческим "размышлизмам".
Успокоив радостно тявкающего во все горло шпица пожеланием скоро придушить, Максим перемахнул через забор.
Окно Олиной комнаты было чуть приоткрыто. Тонкий тюль колыхался волнуемый легкими прикосновениями вечернего ветерка. Стараясь не шуметь, Максим подобрался к стене и, чуть отодвинул занавесь, да так и застыл. В щелочку между косяком и кружевом можно было разглядеть почти всю комнату освещенную отсветом угасающего дня. Для того чтобы описать, дивное виденье достало бы красок разве только у гениального художника. Да и как живописать сладко спящую на широкой кровати девушку. Успеха в этом может достичь разве влюбленный или поэт. У простого смертного вряд ли получиться передать всю палитру чувств, охвативших Родина когда он любовался милыми чертами.
Голова Оленьки обмяла пышную подушку, волосы рассыпались, веки сомкнулись, а удобно устроившийся под воздушной простынкой стан оставался недвижимым. Она выглядела такой прелестной, что по телу аж пробегала дрожь. Наблюдать за спящей девчонкой оказалось настолько славно, что Максиму хотелось, чтобы этот миг длился дольше. Воспитанный человек естественно тут же поставил бы заслон собственному бесцеремонному поведению, но Родин дал слабину. Это, в общем, то и хорошо, потому как Оленька к своему маленькому представлению тщательно готовилась и сейчас блаженствовала от осязаемого восторга публики.
" Ох, и достанется мне сегодня от Шейлы, – подумал Максим. – Хотя, я ведь не обязан ей обо всем докладывать".
Не зря говорят, что рано или поздно человек должен почувствовать направленный на него взгляд. Оля заворочалась, открыла глаза и смущенно подтянула к шее чуть сбившуюся простынку.
– Шпажки для мяса приготовила? Я минут двадцать за тобой наблюдаю, а ты все не шевелишься. Уж думал воспользоваться рецептом из "Спящей красавицы".
– А, Шарль Перро да братья Гримм тебе сказочками голову заморочили. То-то я смотрю, ты робкий, совсем как гном Скромник из Белоснежки.
– Нет, у этого сказания другой автор: Джамбаттиста Базиле. – Максим облокотился на подоконник.– Был такой неаполитанский сочинитель пересказавший старинную легенду.
Родин поймал кураж. Слова словно сами рождались в глубинах разума и пламенели огнем обаяния. Голос становился то тише, то громче творя особый ритм декламации. Словно ударяя по струнам души слушательницы, он заставлял сладко звенеть и дрожать ее сердечко. Оля уже не могла бы точно вспомнить о чем идет речь она просто загипнотизировано внимала переливам волшебного голоса. Перед ее внутренним взором вставала совершенно живая, набросанная смелыми и сочными мазками картина.
Версия о нежном поцелуе, пробудившем Красавицу ото сна, сменилась гораздо более жизненным сюжетом.
Принцесса Талия тоже впала в беспробудное забытье после того как укололась веретеном. Безутешные родители спрятали спящую дочь в глухом лесу, приказав разместить ее на троне в нарядном охотничьем домике.
Так и стоя у окна, Родин продолжал свой рассказ, вдохновленный жадным вниманием единственной слушательницы. Мало-помалу он сам вживался в роль красноречивого импровизатора, увлеченный снизошедшим вдохновением. Звук его тихого глубокого голоса нашел созвучие со скрытыми струнами собственной души.
Прошли многие годы, а Талия, оставаясь все такой же прекрасной и юной, продолжала спать под чертогом векового леса. Как-то раз на домик наткнулся король. Он не смог устоять перед красотой юной девушки и как говориться оторвался по полной, "сорвав цветы любви". Оставив Спящую Красавицу непраздной, он уехал и забыл о славно проведенном путешествии.
Оля буквально заслушалась. Переливы голоса заставляли ее дрожать словно до предела натянутую тетиву. Образ сменялся образом. Вот обаятельная Талия, почему-то уж очень похожая на нее саму, король-отец, злая ведьма. Однако венцом всему выступал шалопай-избавитель. Подсознание придало ему образ...нахального мальчишки.
Через положенный срок у принцессы родилась двойня – мальчик и девочка. Младенцы лежали рядом со спящей матерью и сосали ее молоко. Дети постепенно росли и вскоре уже ползали. Однажды мальчик случайно избавил мать от отравленного шипа и Спящая Красавица проснулась...
Закончив рассказывать, Родин весело хмыкнул, не избежав все же невольного смущения.
– Вот собственно и я вовсе не собирался ограничиваться поцелуем.
Пропустив мимо ушей последнюю фразу, Оля решительно захлопнула створки окна, подхватила длинные металлические спицы покрытые оловом с головой в виде барашка и выскочила на улицу.
– Держи, сказочник. – Девушка протянула Максиму запечатанный конверт. – Отец просил тебе передать со словами благодарности.
– Никто не заметил, что я мотоцикл выкатывал.
– Да брось, никому нет до этого агрегата дела. Если пропадет, никто и не заметит.
– Может, покатаемся еще?
– Боюсь, не получится. Я завтра в город уезжаю. У брата день рождения, да и до школы всего неделя осталась. Даже не знаю, может и вовсе не получится приехать. Может в понедельник с отцом и заеду, но совсем ненадолго.
В голосе Ольги сквозила явная досада. С какой неохотой она ехала несколько дней назад на дачу. Кто бы мог подумать, что уезжать она отсюда будет без особой радости. Вскоре на маленькой полянке, что у самого берега, запылал крохотный костерок. Казалось, что вокруг нет ни одной живой души, что таинственный сказочный лес простирается вокруг на тысячи километров. А под его первобытными сводами обитают необузданные герои страшных, непричесанных сказок.
Оля всем своим существом ощущала: она изменилась. Эта ночь, когда можно еще чуточку пугаться домовых, играть в индейцев и первопроходцев едва ли не последнее волшебство подаренное отрочеством. Быть может, прощальное дуновение нежных беззаботных лет. Печальный летний закат легким воспоминанием угас вдали, таинственно отразившись напоследок в тихих водах молчаливого озера и оставив в глубине дрожащее мерцание далеких небесных огней.
Несколько дней проведенных на даче буквально врезались ей в память. События спрессовались настолько, что едва хватило времени на то чтобы пару раз раскрыть книгу и вспомнить любимые стихи. От переживаний и волнений сердце то блаженно замирало, то начинало биться сильнее, гоняя бродившую молодым вином кровь по жилам. Совершенно незначительные вещи вдруг заставляли то грустить, то смеяться разбросав чувства по противоположным полюсам, ничего не оставив на поживу рассудочности.
Под певучий аромат сочного мяса наполнившего воздух звякнули бокалы. Ослепительно яркая луна подчеркивала нежную таинственность юной ночи. Нет, не только астроному полезно знать названия созвездий и истории с ними связанные. От этого багажа не только многие печали как утверждают самозваные мудрецы. Истинные знатоки, умеющие правильно распорядиться сведениями о далеких космических светилах научились, покоясь на ковре из душистых трав, извлекать из легенд и мифов поистине неземные удовольствия. Надо только вовремя умолкнуть, чтобы сменить пылкое красноречие долгим поцелуем. Оказывается ошеломляюще чудесно долго и безмолвно сидеть с бок о бок, любоваться глубоким звездным небом, пить обольстительный нектар ласковых прикосновений, а после ощутить невообразимое блаженство духовного единения. И потом, напившись досыта нежностью и восторгом обо всем смущенно молчать.
Родин долго ворочался, стараясь заснуть. "На какие только глупости не толкнут эти девицы! – думал он, – одно расстройство из-за них. Наконец, накатила дремота. Сон и явь смешались в дивное марево, породив странные ощущения. Тусклый свет луны полыхнул таинственным огнем. Родину чудилось, будто дрожащий белесый туман наполнил его комнату, придав вещам таинственные формы. Кусочек здравого смысла успел вякнуть, – "Вот до чего доводит непомерное употребление вина и поцелуев", – но, похоже, это была последняя трезвая мысль. Через миг Родину уже грезилось, что покрывало на соседней кровати начинает шевелиться, приподниматься, скрывая в глубине нечто таинственное. Нежный вздох и ткань легким шелком соскальзывает с покатых плеч постепенно обнажая едва тронутую загаром бархатистую кожу. Словно вышедшая из морской пены Афродита, перед Максимом во всем своем повергающем в шок откровенном великолепии появляется Шейла.
– Это ты? – Более глупой фразы Максим не мог бы найти. Даже во сне он понял, что выглядит полным идиотом.
– Я..я...я... Я с тобой разберусь.– Голос мстительницы никак не хотел становиться мрачным и грозным. Искрящиеся смехом глаза выдавали грозного карателя с головой.
Максим был сражен и очарован красотою и блеском этого дьявольски соблазнительного, ангельского создания. В этот миг он позабыл обо всем и мог лишь наслаждаться чудными формами грациозного фантома. Смело, как никогда прежде он вглядывался в тонкое прелестное лицо, пушистые, поблескивающие солнцем волосы, плавный изгиб шеи, плечи, грудь. Максим словно лакомка дорвавшийся до изысканного блюда просто млел от восторга.
Почуяв, что ее коварный замысел вполне удался, раскованная галлюцинация злорадно задрапировала в покрывало свое соблазнительное тело, а затем попыталась гордо удалиться, осчастливив изменщика с бесплодными мечтами. Впрочем, Родину удалось ее легко остановить. Стоило ему упомянуть о соперницах, бесплотное существо не на шутку заинтересовалось и сделалось удивительно ласково и покладисто.
После столь пьянящих поцелуев, кровать вдруг стала неудобной, а одеяло колючим. Чтобы спастись от предательских уколов не оставалось ничего другого кроме как тяжко вздыхать и вертеться. Все было напрасно. Однако, нашелся в памяти верный рецепт. Сон пришел как миленький, правда, только после того, как Максим окатил себя из ведра холодной водой.
"Вот до чего доводят любовные томления на неподготовленный, слабый, внушаемый организм, – успел подумать Родин, – если не заниматься физкультурой и вовсе засосет в неуправляемый водоворот эмоций".
Под утро в его голове уже созрел План, который легко ужился с Целью. Пусть пока он сделал пока только первый шаг в нужном направлении, но, как известно путь в тысячу ли....
Несмотря на охватившую ее негу, в голову Оленьки в этот момент лезли совершенно иные мысли. Она прекрасно осознавала силу собственного очарования и красоты. Цель в ее жизни была давно определена и осознанна. События последних дней заставили ее сделать окончательный выбор. Неосознанно она уже идентифицировала себя с сословьем управленцев, то есть номенклатурой. Оленька не хотела в будущем задумываться о каждой копейке. Лучше быть богатой, свободной, независимой, чем заморенной и зачуханной. В ее планах были приемы и рауты, фуршеты и закрытые вечеринки и в них совсем не оставалось места ни кухне ни стирки ни очередям. Словом, она видела себя женой посла или дипломата. Где здесь место для простого автослесаря? Жажда получить свой приз холодила душу и оставляла Максиму лишь крохотное местечко в сердце. Пусть слова прощания и не были сказаны, но даже после всего случившегося Оленька считала, что это был последний вечер, который она провела с Максимкой.
Как же мы иногда наивны, ведь в мыслях так легко отринуть "яд желаний". Думаем, что все рассчитали и спланировали. Только жизнь настолько капризная дама, что может совершенно не прислушаться к нашим пожеланиям. Более того стремления наши настолько изменчивы, что мы, бывает, поражаемся собственной глупости. Ах, если бы все изменить. Но, прочь критиканство.
Пятница.
Проснулся Максим с первыми лучами солнца, изрядно невыспавшимся. Чтобы успеть на проходящий поезд дальнего следования приходилось спешить. Старенький автобус, взвизгивая при поворотах, почти по расписанию прибыл на Железнодорожную площадь.
Грязновато-облезлое здание вокзала стояло обособленным двухэтажным вздутием, с нелепо прорезанными разновеликими оконными проемами. Конторский люд занимал второй этаж, оставив первый кассам, залу ожидания и скромному буфету. На длинных неудобных скамейках расположились ожидающие прибытия пассажиры. За билетами никто не стоял. Объяснялось это отсутствием кассира. Шекспировские страсти, разгоревшиеся вокруг личности торговца железнодорожными билетами, частенько не позволяли ему в должный час быть на работе. Да что и говорить. Любовный треугольник, почти триумвират из буфетчицы, мастера путей и вышеозначенного кассира уж второй месяц давал темы для пересудов стрелочникам и машинистам. Такой конфуз как опоздание на работу просто терялся на фоне других происшествий и, право, не стоил выеденного яйца. Еще полгода назад за незначительное опоздание можно было оказаться на улице, в смысле на бескрайних просторах Севера. Сегодня, в дни безвременья, зловещие требования трудового кодекса оказались бессильны, а доносчики – посрамлены. Ничто так явно не кричало о переменах как вечно опаздывающая фигура нелепого кассира-любовника. За развитием событий с неподдельным интересом наблюдали из высших сфер, недоступных пониманию копошащихся у самой земли обывателей. И чем дольше троица оставалась на свободе, тем большей радостью наполнялись сердца.
Поезд не опоздал. Он прибыл на четверть часа раньше, чем значилось в расписании, которое с шестого марта никто и не думал корректировать. Комсомольскому коллективу железнодорожного узла тоже было не до мелких накладок. Все силы брошены на усиление активизации пропаганды непримиримой борьбы с космополитизмом. Эта битва давала настолько существенный выброс эмоций, что всякий прикоснувшийся к этому источнику неминуемо заражался энтузиазмом. Правда, любовная история немного выбивалась из общей картины, но и тут нашлось объяснение. Хоть схватка со зловредными агентами буржуазии с каждой минутой усиливается, но сейчас наметилось временное затишье, но не настолько значимое, чтобы заняться всякими мелочами. Так что расписанию просто не повезло. Надо ему было родиться в повернутой на пунктуальности стране.
Оказавшись невольной жертвой чужих страстей Максим уж было пал духом, но, заметив каким спокойствием лучатся бывалые путешественники, перестал волноваться и он. Внутренне собравшись, Родин припал к искрящемуся стакану купленного по случаю в буфете горячего, крепкого грузинского чая. Предстоящее действо требовало полного перевоплощения. Сегодня Родин должен был превратиться в брызжущего уверенностью в собственном будущем курсанта школы милиции. От точности его игры зависел успех всего дела.
График отводил на стоянку всего две минуты, но за эти крохотные четверть часа договориться с проводниками и втиснуться в поезд успели все страждущие.
Максим едва нашел местечко в забитом сверх всякой нормы общем вагоне. Ехать предстояло недолго. У колеи мельтешил суетливый смешанный лесок, то и дело сменявшийся полями да лугами.
Окружение Родина составляли изрядно ощипанные жизнью мешочники. Чтобы сжиться с новым для себя образом, Максиму захотелось обкатать простонародный говор.
Присев на уголочек нижней полки он тут же принялся рассказывать анекдоты, располагая к себе соседей фальшивой весёлостью. Начал он с истории о том, как в поезде разговорились старушки: одна ехала в Казань, а другая из Казани. Потом перешел на повествование о счастливом муже, который на вопрос, почему у него лицо в саже ответил, что поцеловал в трубу паровоз увозивший тещу. Перевоплощаться в прокуренном тамбуре было бы утомительно, лучше заниматься тем же самым под малосольный огурчик, не переставая между глотками из стакана молоть языком. Окончательно вжился в образ Родин уже перед нужной станцией, когда опустился до происшествия в кинотеатре. Помните? Красавица – передовичка из последнего ряда, стоило погаснуть освещению, на весь зал провозгласила: " Семен, теперь я поверила, что вы еврей".
За окном тут и там стали выскакивать приземистые деревянные домики с узкими окнами и черными крышами. Их становилось все больше и больше и вскоре они уже заполнили все рядом с дорогой. Поезд поскакал по стрелкам, проносясь мимо взмахнувших крыльями семафоров. Насыпь покрылась грязно-желтым булыжником. Машинист дал пронзительный гудок. Словно откликаясь на этот трубный зов, состав зловеще лязгнул сцепками и через миг пришвартовался к невысокой асфальтированной платформе.
"Стоянка десять минут". Проводник с опаской проводил безбилетного пассажира из вагона. Уж слишком явно веяло от того задором уверенного в себе хозяина страны советов.
Перешагивая через многочисленные корзины и баулы, Родин пробрался к выходу. Новенькая гимнастерка сверкала комсомольским значком, а черные сапоги гуталином. Максим преобразился даже внутренне. Теперь он и сам верил, что является комсомольским активистом, вот до чего довело внутреннее преображение. Недаром значит прошли уроки в "драматическом" кружке.
Райцентр не поражал воображение ни архитектурой, ни чистотой. Огромные механические часы, на башенке вокзала давно перестали выполнять свои прямые обязанности. Время в городе замерло без двадцати семь. Это случилось настолько давно, что были забыты даже пересуды о том, что показывают часы то ли утро, то ли вечер. В чем сходились спорщики, что в любом случае часы остановились в нерабочее время. Поэтому ли по какой ли другой причине служивый люд в городе жил бездельем, стараясь даже во сне не думать о работе. Да и как об ней, заразе, думать, если уж вторую неделю что ни час случаются взрывы. К радости счастливых родителей военные приступили к обезвреживанию многочисленных минных полей окружавших город.
Привокзальную площадь плотно облепили мелкие торговцы, промеж ними сновали совсем бесправные лоточники. Пахло сеном, выпечкой, яблоками, медом, копченостями, словом сложным пахучим ароматом, что присущ таким провинциальным барахолкам.
Ничуть не заинтересовавшись вершинами кустарного творчества, Максим мигом приметил нужный ему контингент. Несколько самого непрезентабельного вида мальчишек от семи до двенадцати жались возле бревенчатой стены покосившегося сарая.
– Пацаны, как к детдому пройти. – Родин назвал адрес и протянул в качестве угощения открытую коробку папирос, вызвав оживление среди представителей юного поколения.
– Сенька, проводи. – Завладевший десятком папиросок предводитель голодной шайки ткнул в бок худенького мальчишку.
Выдвинутый из гущи народных масс делегат нехотя поднялся и исподлобья недобро зыркнул на Максима.
Это был невысокий мальчишка в ушитой солдатской гимнастерке, еще добротных брючках и изрядно поношенных ботинках. Его худое личико совершенно не отличалось от лиц товарищей. Те же впалые щеки, короткая стрижка, заостренный нос. Разве глаза.
Во взгляде мальчишки угадывалась тоска, горечь и отвращение к постылой тяжкой жизни. Родин будто почувствовал едкое дыхание темной и беспросветной как осенняя ночь судьбы. Испугавшись собственной сентиментальности, Родин постарался заглушить естественный всплеск великодушия и двинулся вслед за провожатым вдоль длинного дощатого забора вглубь городской окраины.
Вокруг замелькали виды потерявшегося во времени малогородского предместья. Витые палисадники, веселые ограды, крученые переулки, заросшие старые сады. Сколько судеб увязло в этой забытой богом глуши, благословляя покой и дремотность местной жизни. Ни город, ни деревня, а какое-то застывшее междумирье. Стоит остановиться, постучаться в калитку и ты уже барахтаешься в сладкой паутине маленьких радостей почти старопомещичьей или дачной жизни.
– Куда торопишься, Сусанин. – Устав безмолвно плутать хитрыми мальчишечьими дорожками, Родин попытался наладить взаимовыгодный диалог. – Давай посидим, перекусим.
Усевшись на сваленный за ненадобностью телеграфный столб, Максим выложил из сумки, взятые с собой нехитрые припасы: черствый хлеб, вываленный в крошках вареный картофель и вчерашние рыбные котлеты, добытые в столовой. В силу ограниченности финансов Родину поневоле приходилось выгадывать там, где только можно. Для его проводника, однако, импровизированный перекус показался настоящим пиршеством. Во время еды оживленной беседы не получалось. Сенька был слишком занят поглощением пищи. Наконец, пикник подошел к концу.
Как известно, сытый человек разглагольствует значительно охотнее голодного. Сенька тоже не оказался исключением. Он с охотой рассказывал о порядках, царящих в детском доме и многочисленных происшествиях, что случаются в его стенах. Им ничего не было сказано ни о морали или нравственности, о душевных терзаниях или чувстве собственного достоинства. До этих понятий Сеньке было пока не дотянуться. Речь шла о совсем приземленных категориях. Нельзя сказать, что Родин услышал что-либо необычное и совсем уж новое.
Детский дом не отличался ни честностью, ни чадолюбием. Впрочем, от голода и холода воспитанники не умирали, насилие и разврат обошли заведение стороной. Так что если коротко, то детский дом можно было считать почти образцово-показательным приютом.
Уяснив себе положение дел, Родин подошел к приземистому бараку, обнесенному забором с колючей проволокой. Здесь прежде обитали военнопленные, а после их массового отбытия здание было приспособлено под другие общественно – значимые нужды. Сенька остался за поворотом, не спеша возвратиться в лоно родной обители, а Максим отворил калитку и зашел на огороженную территорию. Стоило оказаться во дворе, как он буквально утонул в ребячьем гомоне.
"Я, Татьяна, была пьяна, меня воры обокрали.
Мешок золота украли. Сыщик, ищи вора!"
Снующая туда-сюда малышня сбивалась в группки, закручивалась водоворотами, стремительно убегала и настойчиво догоняла.
"Раз-два кружева,
Три-четыре, нос в черниле,
Пять-шесть, кашу есть"
Вооруженный знаниями, что в директорские покои ведет отдельная дверь в торцевой стене, Максим отворил хлипкую фанерную створку и проник в финансируемое государством помещение. Попал он явно не туда. Судя по всему, в целях оптимизации кухня и кладовые находились под той же крышей, что и жилые помещения. Вентиляция наличествовала, конечно, естественная и маломощная. Свежий воздух ну никак не хотел самостоятельно проникать в складское помещение сквозь наглухо забитые окна. Тем более, что в целях пресечения воровства они не только были вечно закрыты, но и снабжены надежнейшими решетками.
Нежнейший нос Родина внезапно столкнулся с премерзкой комбинацией смрада излучаемого гниющей капустой, склизкой морковкой, вялым луком, проросшей картошкой, мягким чесноком, приправленного духом активной мышиной жизнедеятельности. Сейчас Родин понимал лишь одно. Долго ему в этой атмосфере не выжить. Нет, Максим не был готов к подобному исходу. Принять смерть от вони гнилых овощей. Увы, пожалуй, в подобной кончине было бы мало героического. В сознании вдруг зажегся спасительный выход. Подобно доктору, храбро описывающему симптомы поразившей его смертельной заразы, Родин решил оставить посмертный сравнительный анализ. Изначально он решил сравнить этот букет со зловонным секретом скунса. Это было тем более актуально для науки, что маленькие зверьки этого семейства куньих, на территории нашей страны не проживали.
К счастью или, наоборот, к сожалению, подвиг во имя прогресса сорвался. Чудовищное амбре отступило в свою кладовку под напором банального, давно изученного зловония. Обычно, запах подгоревшей каши способен отправить в нокдаун всякого гурмана, но в этих обстоятельствах он стал для Родина спасением. Моментально ретировавшись, Родин вздохнул полной грудью. Как же прекрасен свежий воздух. Максим словно очутился на берегу моря. Он буквально утопал в упоительной свежести прибрежного ветерка, а вокруг клубились знакомые, привычные, такие родные запахи. Чуть отдышавшись, Максим двинулся в обход здания.
Справедливо рассудив, что начальство абсолютно обоснованно выбрало себе местечко подальше от столь изысканных ароматов, Родин высматривал дверь с противоположной стороны сооружения. И, надо же, такая дверь нашлась. Она даже смотрелась куда как солиднее, сверкая свежим лаком, блестевшим в солнечных лучах.
Настроившись на нужный лад, Родин придал лицу ответственное выражение и потянул ручку двери на себя.
Миновав крохотный коридор, Максим очутился в крохотном закутке, единственным украшением которого служил массивный, похожий своими размерами на океанский лайнер, канцелярский стол.
– Вы по какому вопросу? Директор занят.
Тонкий голосок невзрачного человечка с непропорционально большой головой на худеньком тельце и натренированным позвоночником не произвел на посетителя никакого впечатления. Так и не удостоив ответственного работника ответом, словно его и вовсе не было, Максим, словно фокусник, блеснул краешком красной корочки и беспрепятственно подошел к двери. Без обязательного для просителей стука он распахнул дверь в директорский кабинет, уверенно подошел к письменному столу и с видимым удовольствием без приглашения опустился на стул. Постное лицо директора произвело на преобразившегося Родина впечатление пустого места.
Кирилл Федорович стал директором детского дома два года назад. Тогда случился грандиозный скандал. Комиссия из столицы приехала разбираться с жалобой бывших питомиц. Склочницы утверждали, что за то время, что они пребывали в воспитанницах, их морили голодом, избивали, пороли, а девочек привязывали к кроватям.... Бывший директор сурово поплатился за свои шалости. Нежелание в "достаточной!" мере содействовать следствию привело к тому, что он был переведен на должность заведующего клубом подальше от центра – за Уральский хребет. С тех пор добрейший Кирилл Федорович так и обосновался в кабинете директора. Первым делом он демонстративно избавился от карцера и сократил телесные наказания до минимума и заставил воспитателей общаться с отменной вежливостью. Ну не считать же синяки и вырванные волоски за преступления против ребенка. Что ни случается промеж родными душами. Ну оставит случайно в руке воспитатель клок волос воспитанницы или поддаст от доброты души ногой по заднице воспитаннику, так без этого и в семье никак. Не в тюрьму же сажать за пару синячишек.
– Курсант школы милиции. – Максим не посчитал нужным называть фамилию. – Ознакомьтесь с постановлением. – Он достал из кармана документ с шапкой управления МГБ, украшенный угрожающей круглой фиолетовой печатью. Чуть подержав лист в руках, он чуть не с сожалением расстался с предметом силы, положив его на стол.
Кирилл Федорович вдруг разом сдулся, словно из него выпустили воздух. Всеобщее ликование, что кулак, который до сих пор держал за горло каждого, чуть разжался, вовсе не означало, что рука ослабела или потеряла хватку. Хоть он и уверял себя, что всегда готов к встрече со всесильным ведомством, но повел себя совершенно не так как себе представлял. Кирилл Федорович уподобился десяткам и сотням тысяч людей, что могли ежесекундно оказаться на крючке у ведомства. Кирилл Федорович внутренне сжался, будто был уличен в чем-то противозаконном. Его физиономия, на которой обычно не отражались никакие эмоции, вдруг сделалась открытой книгой. Вместо того чтобы принять холодно-отстраненное выражение лицо покраснело и покрылось морщинами, словно у ребенка, который вот-вот готовится заплакать. Через миг краска отступила и накатила желтушная бледность. Кирилл Федорович посерел, постарел и впал в легкий ступор. Слегка подрагивающими пальцами он подтянул к себе опасный документ. Пробежав глазами текст, директор не смог сдержать вздох облегчения. Это была не повестка, которая чаще всего означала билет в один конец, а всего лишь требование предоставить личные дела воспитанников, пропавших за последние два года.
Благодарение богу, архив усилиями Арона Моисеевича содержался в образцовом порядке, так что запрашиваемые личные дела были подготовлены в самые сжатые сроки.
Обратно можно было уехать уже через три часа. Касса в здании вокзала работала, но возле нее был такой ажиотаж, что даже подступиться к озверевшей толпе было бы совершеннейшим подвигом. Впрочем, вопрос с обратным билетом решился на удивление легко. Всезнающий Сенька мигом свел с вокзальным жучком. Это, если кто не знает, особая порода насекомых сравнимая разве с тараканами. Как их дустом ни трави, они имеют свойство, будто самопроизвольно, заводиться. Сверх стоимости железнодорожный карты прощелыга просил совсем чуть, и стороны стремительно сторговались.
До прибытия проходящего поезда дальнего следования еще оставалось достаточно времени, и можно было побродить среди многочисленных будочек, лотков, тележек, возков, бочек. Полюбоваться мисками, горшками, топорами, платками и бог весть, чем еще. Густая утренняя толпа, пестревшая крикливыми деревенскими нарядами к полудню начала рассасываться. Торговки принялись вяло переругиваться с лоточниками, сетуя на привередливость и скупость покупателя. Впрочем, к всегдашним обидам, добавились и новые: конкуренция. Привычный товар разнообразился многочисленной когортой вещичек добытых ушлыми прапорщиками из тех самых закромов матери-родины, увидеть которые простому человеку не под силу. Более всего в этого рода предложениях раздражала совершенно бросовая цена. Законы рынка взяли свое и здесь. Стоило количеству превысить платежеспособный спрос, как цена неминуемо поползла вниз. Эта конкуренция вовсе бесчеловечно обошлась с местными производителями. Единственно, что они просили так это терпенья. Закончится, мол, разминирование, тогда и вздохнем по-человечески. Все эти тектонические движения в экономике отдельно взятого городка совершенно не затронули мыслей Максима. Он бы так и уехал, бесцельно побродив промеж рядов, если бы не одно обстоятельство. Рядом с бочкой, распространяющий совершенно непопулярный квас ему на глаза попался не типичный для подобного рынка товар. Родин вгляделся в лицо продавца и поразился как на таком невыразительном лице с низким лбом могут помещаться поразительно густые буденовские усы. Сверкая желтыми как у кота глазами, и орденами, украшавшими широкую грудь, образцовый старшина искал возможность опохмелиться и с сомнением смотрел на теоретически хмельной напиток. Вселенская обида, что с недавних пор он перестал иметь доступ к продовольственным и вещевым запасам, железными когтями терзала его сердце. Именно она толкнула его на почти безнадежный в экономическом смысле поступок. Попытки найти покупателя на свой хитрый товар до сих пор оканчивались полной неудачей. И если три дня назад он еще бы постеснялся рекламировать бессмысленное в бытовом смысле изделие потенциальным покупателям, то теперь, видя полную к товару апатию, закручинился и сам. Ситуация резко накалилась к сегодняшнему утру. Жуть как хотелось выпить, а все знакомцы и просто добрые люди как в воду канули.
