Текст книги "Избранное"

Автор книги: Рабиндранат Тагор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

9

Отец Шошибхушона нанял адвоката и прежде всего добился освобождения сына на поруки… Затем начались хлопоты в связи с судебным процессом.

Рыбаки, которые пострадали в тот день, принадлежали к тому же округу, как и Шошибхушон, и подвластны были все одному и тому же заминдару. Они стали являться к Шошибхушону за юридическими советами. Точно так же и рыбаки, арестованные сахибом, были ему знакомы.

Шоши вызвал их и сообщил им, что сошлется на них, как на свидетелей. Они страшно перепугались. Они ведь не аскеты, они люди семейные; где им искать спасения, если они поссорятся с полицией? У каждого в теле ведь только одна душа! Убыток они потерпели – это верно; но неужели нужно навлекать на себя новые убытки? Они сказали:

– Господин, ты вовлек нас в беду.

После долгих переговоров они согласились показать правду.

Между тем Хоркумар, придя однажды в суд с обычными своими саламами, услышал от полицейского надзирателя следующие слова:

– Наиб-бабу, говорят, что твои арендаторы собираются давать ложные показания против полиции.

Наиб с изумлением ответил:

– Неужели? Этого быть не может! Неужели эти негодяи способны на что-либо подобное!

Читатели газет знают, чем кончился процесс Шошибхушона.

Рыбаки все в один голос показали, что сахиб даже не прикасался к их сети, а что он только вызвал их к себе в лодку и записал их имена и адреса.

Но этого мало. Несколько односельчан Шошибхушона, его знакомых, показали, что они в это время совершали свадебную поездку и находились вблизи от места происшествия. Они видели, что Шошибхушон вдруг появился и без всякой причины нанес оскорбление полицейскому инспектору.

Шошибхушон признал, что вошел в лодку и нанес удар инспектору после того, как был им оскорблен, но главной причиной его поведения было то, что инспектор велел разрезать сеть и арестовал безвинных рыбаков.

При этих условиях вполне естественно, что Шошибхушону был вынесен обвинительный приговор. Его оскорбительное отношение к инспектору, самочинное вторжение, оказание сопротивления законным действиям властей – это было не мало.

Шошибхушон должен был, покинув свой домик и свои любимые книги, провести в тюрьме пять лет. Его отец вознамерился было подавать кассационную жалобу, но Шошибхушон этому воспротивился. Он сказал:

– Я рад заключению. Железная ограда не лжет. Я попал в беду потому, что обманут был свободою вне тюрьмы.

Ты думаешь, что в тюрьме плохая компания, но в тюрьме меньше лжецов и неблагодарных хотя бы уже потому, что в ней места меньше. На воле же их гораздо больше!

10

Вскоре после того, как Шошибхушон заключен был в тюрьму, скончался его отец. Других близких родственников у него не было. Правда, у него был брат, работавший в Центральных Провинциях[122]122
  Центральные Провинции – ныне штат Мадхья Прадеш Республики Индия.


[Закрыть], но он жил там уже давно, построил себе там дом, обзавелся семьей и на родину возвращаться не собирался. Имущество, бывшее у Шошибхушона в деревне, Хоркумар при помощи разных уловок и ухищрений перевел в свою собственность.

Волею судьбы Шошибхушону пришлось перенести все те страдания, которые связаны с тюремным заключением, в размерах, превышающих обычные. И все же эти пять долгих лет, наконец, истекли.

Снова был день периода дождей, когда Шошибхушон, исхудавший, с пустотою в сердце, покинул стены тюрьмы. Ему возвращена была свобода, но больше у него на свете никого и ничего не было. Бездомному и одинокому Шошибхушону мир казался бесприютной пустыней.

Остановившись у ворот тюрьмы, он размышлял, как ему снова завязать оборванную нить жизни; вдруг перед ним остановилась карета, запряженная парой лошадей. Из нее вышел лакей и спросил:

– Ваше имя Шошибхушон-бабу?

Он ответил:

– Да.

Лакей открыл дверцу кареты и попросил его сесть. Изумленный Шошибхушон спросил:

– Куда я поеду?

Тот ответил:

– Наши вас приглашают к себе.

Шошибхушону невыносимо становилось любопытство прохожих, начинавших останавливаться вокруг них, и он вошел в карету. «Вероятно, это ошибка, – подумал он. – Ну, что ж, куда-нибудь поеду; может быть, эта ошибка и будет предисловием к моей новой жизни».

В этот день также шла в небе игра Облака и Солнца, и по сторонам дороги темно-зеленые рисовые поля, намокшие от дождя, пестрели сменою света и теней. Невдалеке от рынка стояло большое дерево, и вблизи от него группа нищенствующих паломником-вайшнавитов[123]123
  Нищенствующие паломники-вайшнавиты (вишнуиты) – странствующие подвижники, распевающие молитвы во славу бога Вишну.


[Закрыть] с лютнями и барабанами, стояла перед дверьми лавки и пела:

 
Вернись, вернись, вернись, владыка, вернись!
В мое голодное, жаждущее, горящее сердце, о друг, вернись!
 

По мере движения кареты слова. песни слабее и слабее доносились до ушей Шошибхушона.

 
О, жестокий, вернись, о мой нежный, вернись,
О прекрасный, как туча дождевая, вернись!
 

Под конец слов песни-уже нельзя было больше разобрать. Но в сердце Шошибхушона продолжал звучать ее напев, и он, дополняя стих за стихом, продолжал вполголоса, словно не в силах остановиться:

 
В мою жизнь, в мое счастье вернись, в мое вечное горе вернись!
В мое счастье и горе, в бедность и богатство вернись!
Мой давно желанный, мой давно любимый, вернись!
О, неверный, о вечный, в кольцо рук моих вернись!
На мою грудь вернись, в очи мои вернись!
В ночи и дни мои вернись, во всю жизнь мою вернись!
В мой смех вернись,
В мои слезы вернись,
В мою любовь, в мое притворство,
В мою гордость вернись!
В мою память вернись, в мою работу вернись,
В мою веру, в мое дело, в мою нежность, в мой стыд,
              в мою жизнь, в мою смерть вернись!
 

Наконец, когда карета въехала в обнесенный оградою сад и остановилась перед двухэтажным домом, Шошибхушон умолк.

Не спрашивая ни о чем, он последовал за слугою в дом.

В комнате, в которую он вошел, со всех сторон стояли вдоль стен стеклянные шкафы с рядами книг в разноцветных переплетах. При этом зрелище он почувствовал, словно он вторично выпущен из темницы. Эти красивые книги с золотыми обрезами показались ему какими-то знакомыми, величественными воротами, ведущими в мир блаженства..

На столе тоже лежало что-то вроде книг. Близорукий Шошибхушон, наклонившись, увидел несколько старых, сломанных грифельных досок, несколько старых тетрадей и ветхие «Чарупатх», «Котхамалу» и «Махабхарату» Каширама Даса[124]124
  Каширам Дас – бенгальский поэт XVI века, переложивший на бенгальский язык великую индийскую эпопею «Махабхарата».


[Закрыть].

На деревянной рамке грифельных досок написано было большими буквами почерком Шошибхушона: Гирибала Деби. Это же имя написано было тем же почерком и на тетрадях и книгах,

ТогДа Шошибхушон понял, где он находится. Его сердце забилось. Он взглянул через окно – и что он увидел? Свой маленький домик за оградой, грязную деревенскую дорогу, девочку в полосатом платье, – всю свою тогдашнюю мирную, беззаботную жизнь.

В этой счастливой жизни – не было ничего необычайного, ничего исключительного; день за днем протекал в незаметном счастье; и на фоне его собственных занятий обучение маленькой девочки чтению и письму было совершенной мелочью; и все же эти дни; протекавшие в безлюдной деревенской глуши, этот неприметный покой, это неприметное счастье, личико этой неприметной девочки – все это засветилось перед ним, как недоступная, вневременная, небесная мечта. Картины и воспоминания тех дней, смешавшись в его душе с бледным солнечным светом дня и со все неумолкавшим в нем напевом вайшнавитского гимна, звучали в, нем каким-то сверкающим пением. Образ этой девочки, с измученным от обиды выражением лица, посреди узкой, грязной деревенской улицы, посреди окружающей пустоши, явился перед его умственным взором, как какое-то небесное видение, исполненное глубокого пафоса. Жалобные звуки гимна снова зазвенели в его ушах, и ему казалось, словно неизреченная боль самого сердца мира отражалась в личике этой деревенской девочки. Закрыв лицо ладонями и опершись локтями на этот стол, где лежали грифельные доски, книги и тетради, он словно забылся в сновидениях о тех днях.

Услышав легкий звук шагов, он очнулся. Перед ним, держа на серебряной тарелке фрукты и сладости, стояла в молчаливом ожидании Гирибала. Он поднял голову, и в это мгновение Гирибала, одетая в белое вдовье одеяние без всяких украшений, преклонила колени и простерлась перед ним в безмолвном пранаме. Когда вдова поднялась с пола и всмотрелась с любовью и состраданием в иссохшего, бледного, исхудавшего Шошибхушона, слезы переполнили ее глаза и потекли по щекам.

Шошибхушон попытался было задать ей обычные вопросы о здоровье, но не мог выговорить ни слова;, подавленные слова и слезы, не находя выхода из сердца, словно застыли в горле. А толпа паломников, собирая милостыню, подошла к дому и, остановившись перед дверями, запела, все повторяя припев:

 
Вернись, вернись, о, вернись!
 

1894

Судья

1

Когда, после ряда превратностей судьбы, достигши 38-летнего возраста, Кхирода увидела, что муж, в доме которого она, казалось, нашла успокоение, бросил ее, как старое платье, то искать себе снова жизненный приют ради куска хлеба показалось ей невыносимо унизительным.

Когда кончается молодость, наступает в жизни человека осенняя пора, исполненная глубокого мира и красоты, – созревает жатва жизни. Тогда все весенние тревоги юности теряют свой смысл. К этому времени человек заканчивает постройку своего жилья в мире, куда он пришел. Созревши в лишениях и достижениях, в счастье и горе, внутренняя личность человека приобретает устойчивость; наши стремления покидают недоступный, обманчивый мир ложных надежд и возвращаются в тесные домашние стены скупо отмеренных нам сил; тогда нас не влечет уже восторженный взор новой любви, и мы начинаем лучше ценить прежнюю. Грация и свежесть юности исчезают, но нестареющая внутренняя личность за истекшее долгое время нашла более отчетливое свое выражение в лице, в глазах; улыбка, взгляд, голос – все пронизано ею. Мы перестаем тогда надеяться на до, что нам не дано, перестаем скорбеть о тех, что нас покинули, прощаем тех, что нас обманули, научаемся любить тех, кто нам близок; мы сближаемся теснее с теми, кто остался у нас после всех бурь, мучений и разлук, и, создав себе надежное гнездо в кругу прочной, испытанной, давней дружбы, примиренно отказываемся от всяких поисков и вожделений. Но те, кто на склоне жизни обречены все еще хлопотать и заботиться о накоплении, о знакомствах, об обманчивых связях с людьми; те, кто и тогда еще не уготовили себе ложа отдыха, кому и тогда еще не зажжен вечерний светильник при возвращении домой, – те, поистине, несчастные из несчастных.

В тот день, когда Кхирода, проснувшись утром, увидела, что ее супруг накануне сбежал, взяв с собою все ее драгоценности и деньги, убедилась, что ей нечем платить за квартиру и не на что купить молока мальчику, когда она подумала о том, что на тридцать девятом году она никого не может назвать своим, что у нее нет дома, где она могла бы жить и умереть; когда ей пришло в голову, что теперь ей снова, придется, отерев слезы, смазать глаза коллирием, выкрасить лаком губы и щеки и, скрывая всяческими уловками свой действие тельный возраст, весело улыбаясь, с бесконечным терпением расставлять вновь. свои сети для уловления новых сердец, – тогда Она, заперши дверь, бросилась на пол и провела весь день без еды, словно умирающая. Настал вечер; в неосвещенной комнате сгущался мрак. В это время случайно один прежний поклонник подошел к двери и стал стучаться, называя ее по Имени; Кхирода, с метлой в руке, бросилась к двери и распахнула ее, разъяренная, как тигрица, и непрошеный гость, не ожидавший такого приема, поспешил удалиться.

Мадьчик, который раньше плакал от голода и заснул, лежа под кроватью, проснулся от шума и, испуганный темнотою, еле слышным голосом, плача, стал звать: «Мама, мама».

Тогда Кхирода, крепко прижав к груди плачущего ребенка, выбежала с быстротою молнии из дома и бросилась в соседский колодец.

Услышав плеск, соседи, со светильниками в руках, сбежались к колодцу и быстро вытащили ее и ребенка, Кхирода была без сознания, а ребенок захлебнулся, и вернуть его к жизни уже не удалось.

В больнице Кхирода вскоре поправилась, но судья поместил ее в тюрьму по обвинению в убийстве ребенка.

2

Судью зовут Мохит Мохан Дотто. Он присудил Кхироду к повешению. Ссылаясь на тяжелое положение обвиняемой, адвокаты пытались спасти ее жизнь, но это не удалось. Судья не усматривал никаких смягчающих ее вину обстоятельств.

Для этого у него были особые основания. Он, правда, называл индийских женщин богинями, но это не мешало ему питать к женскому полу сильнейшее недоверие. Он находил, что женщины в высшей степени склонны к нарушению семейных уз и что, если правосудие будет хотя в малейшей степени потакать им в этом, в обществе не останется ни одной порядочной женщины.

Для того чтобы понять источник этого его убеждения, нам придется рассказать страницу из истории его молодости.

Когда Мохит был на втором курсе колледжа, его внешность и манеры были очень непохожи на теперешние. Теперь у него спереди лысина, а сзади – тики[125]125
  Тики – чубчик, оставляемый у мальчиков при бритье головы. Здесь – подчеркнуто, что персонаж облысел, что у него осталось на голове лишь несколько чубчиков.


[Закрыть]. Лицо его брито, и ежедневно утром он острым лезвием старательно уничтожает зародыши усов и бороды; тогда же он был 19-летним красавцем, в золотом пенсне, с усами и бородой, и причесывался на английский манер. Он очень следил за своими костюмами, не пренебрегал вином и мясом, и всем прочим, тому подобным.

Недалеко от него жило одно семейство, в котором имелась девочка-вдова[126]126
  …девочка-вдова…четырнадцати-пятнадцати лет. – Среди индусов в прежние времена было в обычае выдавать девочек замуж в очень раннем возрасте, поэтому были нередки случаи столь раннего вдовства, особенно осложнявшегося тем, что вдова не могла уже вступить в новый брак.


[Закрыть], по имени Хэмшоши. Ей было не более четырнадцати-пятнадцати лет.

Когда в море вы. видите на горизонте берег, синеющий лесами, подобный сновидению, то вступать на него без всякой проверки было бы чрезмерной доверчивостью. Вдовство удалило Хэмшоши на такое расстояние от жизни, что мир стал казаться ей словно каким-то таинственным, волшебным лесом по ту сторону вод. Она не знала, как запутан и тяжел механизм этого мира, как в нем счастье и удача перемешаны со страданием и безнадежностью. Ей казалось, что жизненное странствие совершается подобно бесшумному течению прозрачной реки; ей казалось, что все дороги на этой земле открыты и легки, что весь мир за окном дышит счастьем, а безрадостное томление – удел только ее бьющегося, истомленного сердца. Как раз в то время с горизонта ее души повеял ветер юности, одевший весь мир пышною весеннею красою; лазурь небес, казалось, наполнена была биением ее сердца, а земля, как нежный красный лотос, распускала во все стороны лепестки своей благоухающей тайны.

Семья состояла, кроме нее, из отца и матери и двух маленьких братьев. Братья утром, позавтракав, отправлялись в школу, а придя из школы и пообедав, направлялись в вечернюю школу в соседнем квартале готовить уроки. Отец получал небольшое жалованье, и у них не было средств нанять репетитора. В свободное от хозяйства время Хэм сидела у окна в своей безлюдной комнате и наблюдала людской поток, катившийся перед нею по улице. Она слышала громкие выкрики разносчиков, и ей думалось, как счастливы прохожие, какой завидной свободой обладают даже нищие, а разносчики с их тяжелым трудом казались ей лишь актерами на праздничной сцене людной улицы.

По утрам и по вечерам под окном проходил одетый с иголочки, с выпяченной грудью, Мохит Мохан. Он казался ей счастливее и привлекательнее всех. Ей казалось, что этот гордый, прекрасно одетый, красивый юноша имеет или может иметь все, что пожелает. Как девочка играет с куклами, воображая их живыми людьми, так Хэм, украсив Мохита всеми возможными совершенствами, игрою воображения создала себе из него божество.,

Не раз по вечерам она видела, что его окна ярко освещены и из них доносится позванивание запястий и женское пение. Так она проводила долгую ночь у окна, наблюдая жадным взором за мелькающими в его окнах тенями. Ее наболевшее сердце неукротимо билось о грудь, словно птица о прутья клетки.

Может быть, она упрекала свое самодельное божество за это веселье? Ничуть. Как огонь притягивает бабочку благодаря своему сходству со звездами, так для Хэмшоши освещенные, наполненные звуками музыки и веселья окна Мохита сливались в какое-то райское видение. Сидя глубокой ночью в одиночестве, она из этого света, теней и звуков, из томления и мечтаний своего сердца соткала в своем воображении какое-то волшебное царство, и, возведя на его трон своего кумира, сжигая перед ним, как ладан, свою юность, счастье и горе, настоящее и будущее на углях своего желания, – служила ему в этом своем безлюдном, молчаливом храме. Она не знала о том, что за этими таинственными окнами, в этом хороводе счастья царят отвращение, усталость, тоска; не знала, какой горит угрюмый, ядовитый огонь порока. Ей не было издали видно, что в этом бессонном ночном сверкании идет бессердечная, свирепая, дьявольская, смертельная игра.

Так Хэм могла бы, сидя в одиночестве у своего окна и мечтая об этом призрачном рае и воображаемом своем божестве, еще долго, как во сне, проводить дни за днями; но, увы, божество смилостивилось, и рай опустился на землю. Как только рай прикоснулся к земле, он внезапно исчез, а та, что все эти дни питала его своим воображением, смешалась с земным прахом.

Как на эту восторженную девочку, сидящую у окна, случайно упали блуждающие взгляды Мохита; как он написал ей за подписью Бинод Чандр, изменив свой почерк, несколько писем и под конец получил робкое, тревожное, горячее ответное письмо с большим количеством орфографических ошибок; какая затем поднялась буря внутренних борений, радости и страха, сомнений и отчаяния; как после этого словно весь мир начал вращаться вокруг нее в упоении гибели и постепенно расплывался в бесплотную тень; как, наконец, однажды вращающееся мировое колесо центробежною силою внезапно далеко отбросило ее в сторону, – всего этого мы не считаем нужным излагать здесь подробно.

Однажды глубокой ночью Хэмшоши, покинув отца, мать, братьев и дом, села в экипаж вместе с Мохитом, известным ей под именем Бинода Чандра. Когда божество очутилось рядом с ней во всем своем земном обличии и со всеми своими земными аксессуарами, Хэмшоши захотелось умереть от стыда.

Наконец, когда они тронулись, она плача обняла ноги Мохита и сказала:

– Умоляю тебя, отпусти меня домой.

Мохит, забеспокоившись, зажал ей рот, а экипаж быстро помчался вперед.

Как перед умственным взором утопающего проходят в мгновение ока все события его прежней жизни, так Хэмшоши во мраке запертой кареты стала вспоминать, как каждый день утром отец дожидался ее к завтраку, как она кормила своего маленького братца после его возвращения из школы, как она по утрам приготовляла пан[127]127
  Пан – жвачка, состоящая из листьев кустарника бетеля и плодов ареко-вой пальмы, с примесью извести; имеет тонизирующее действие.


[Закрыть] вместе со своей матерью и как пополудни мать ее причесывала. Все уголки их квартиры, все потребности ежедневного уклада жизни – все это засветилось в ее воображении; ей казалось, что это – ее потерянный рай. Приготовление пана, причесывание, обмахивание отца веером во время еды, шалости братцев – все стало казаться ей исполненным мира, недостигаемым счастьем; она не могла понять, что могло ей быть еще нужно в мире, когда она имела все это!

Она подумала о том, что теперь все девушки в семьях спят глубоким сном. Она раньше никогда не подозревала, какое счастье – спокойно спать у себя на постели в тишине ночи. Завтра рано утром женщины поднимутся и возьмутся за домашние дела; эта бессонная ночь бездомной Хэмшоши тоже будет иметь свое утро; и когда этим безрадостным утром знакомый, мирный, улыбающийся лик солнца осветит их маленький домик на краю их улицы, какие в нем поднимутся плач и возгласы боли и стыда!

Сердце Хэмшоши разрывалось, и с рыданием, умоляющим голосом, она сказала:

– Теперь ведь еще ночь; мать, отец и братья еще спят. Отвези меня поскорее назад!

Но божество, не обращая внимания на ее слова, ввело ее в наполненный дребезжанием и стуком колес вагон 2-го класса и повезло навстречу тому раю, о котором она столько дней мечтала.

Немного времени спустя божество. и рай снова уселись в вагон 2-го класса и отправились в неизвестном направлении, покинув Хэм по горло в безысходном отчаянии позора.

3

Мы остановились здесь только на одном событии из истории молодости Мохита; о других мы умолчим во. избежание монотонности в нашем повествовании.

В упоминании всех этих других событий, впрочем, нет и надобности. Вряд ли теперь кто-нибудь помнит еще имя Бинода Чандра. Мохит стал теперь степенен и благочестив, ежедневно справляет религиозные церемонии и сыплет цитатами из шастр; своих детей он обучает йогическим упражнениям[128]128
  …обучает йогическим упражнениям… – т. е. системе физических упражнений, связанных с йогой – одной из древнеиндийских философских систем, имевших целью, будто бы, подготовить индивидуальную душу к слиянию с душой мировой.


[Закрыть], а женщин в своем доме держит взаперти во. внутренних комнатах, недоступных даже солнцу, луне и ветру. Совершив некогда ряд преступлений по отношению к женщинам, он теперь считает нужным особенно сурово, карать женские преступления против общественной морали.

Через два-три дня после вынесения им смертного приговора над Кхиродой судья – большой гастроном, – выбрав себе овощей в тюремном огороде, решил навестить тюрьму: ему любопытно было посмотреть, раскаивается ли Кхирода в своем преступлении. Он вошел в помещение для арестанток.

Еще издали он услышал шум и крики. Войдя в камеру, он увидел, что Кхирода затеяла ссору с надзирательницей. Мохит усмехнулся, подумав:. «Вот женская природа! Перед лицом смерти – и то не упустит случая поскандалить! Этакая еще и в царстве Ямы[129]129
  Царство Ямы – т. е. загробный мир.


[Закрыть] заведет спор с его слугами».

Он решил, что упреками и наставлением вызовет у нее раскаяние. Едва. успел он приблизиться к ней с этой благою целью, как Кхирода, бросившись перед ним на колени и сложив умоляюще руки, жалобным голосом сказала:

– Господин судья, сделайте милость! Скажите ей, чтобы она отдала мне мое кольцо!

Спросив, в чем дело, он узнал, что надзирательница случайно заметила спрятанное у Кхироды в волосах кольцо и хотела его у нее отнять.

Мохит снова, усмехнулся про себя. Этой женщине сегодня еще предстоит казнь; а она не может отказаться от этой безделушки! Поистине, для женщины украшения дороже жизни.

Он сказал надзирательнице:

– Покажи-ка мне кольцо!

Надзирательница отдала кольцо ему.

Он вдруг отпрянул, словно взял в руку горящий уголь. На внутренней стороне кольца, на фоне из слоновой кости, нарисован был масляными красками миниатюрный портрет молодого человека с бородою и усами, а с наружной стороны золотыми буквами выведено было: Бинод Чандр.

Тогда, подняв глаза от кольца, Мохит внимательно посмотрел на Кхироду, и перед ним всплыло залитое слезами, светящееся нежностью, пылающее стыдом лицо, виденное им двадцать четыре года тому назад: сходство несомненно!

Мохит снова. взглянул на надпись, а когда он после этого медленно поднял глаза, эта падшая, преступная женщина, в сиянии маленького золотого кольца, засверкала перед ним каким-то нестерпимым блеском, как золотое изваяние богини.

1894