Текст книги "Избранное"

Автор книги: Рабиндранат Тагор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Свет и тени

1

Вчера весь день шел дождь. Сегодня дождь прекратился, и с раннего утра бледный солнечный свет и обрывки туч словно водят вперемежку длинною кистью по полям почти зрелого раннего риса; широкое зеленое полотно то вспыхивает под прикосновением света яркою белизною, то вдруг, через мгновение, погружается в густую тень.

В то время как на небесной сцене ведут игру только два актера: Облако и Солнце, выполняя каждый свою роль, – всех тех пьес, что разыгрываются попутно на сцене земли, – не счесть.

Тот отрезок земной сцены, который мы избираем декорацией для нижеследующей небольшой жизненной драмы, состоит, в первом действии, из домика на краю деревенской дороги. Лишь средняя его часть сооружена из кирпичей; с боков к ней примыкают несколько комнат с глиняными стенами, а все обнесено ветхой кирпичной– оградой. Через переплет окна видно с дороги, что в комнате, на кушетке, сидит молодой человек с обнаженным туловищем; в левой руке он держит пальмовый лист, которым время от времени обмахивается, отгоняя жару и москитов, а в правой руке держит книгу, в чтение которой он глубоко погружен.

Снаружи на дороге девочка, одетая в полосатое платье, ходит взад и вперед перед помянутым окошком и ест сливы, которые она вынимает одну за другою из подола платья. По выражению ее лица легко можно догадаться, что она отлично знакома с тем молодым человеком, который, сидя на кушетке, читает книгу, и что ей хочется привлечь его внимание и своим молчаливым презрением дать ему понять, что она теперь всецело занята своими сливами, а что его-то она даже и не замечает.

На беду, однако, этот прилежный молодой человек близорук, и издали ее молчаливое презрение не оказывает на него никакого действия. Девочка это вскоре сообразила, и, походив некоторое время взад и вперед без всякого результата, она вынуждена была пустить в ход, вместо молчаливого презрения, косточки от слив. Когда имеешь дело с близорукими, трудно сохранять на должной высоте чувство собственного достоинства.

Когда несколько твердых косточек, словно случайно брошенных, звучно ударились о деревянную дверь, молодой человек оторвался от книги и стал осматриваться вокруг. Хитрая девочка об этом догадалась и с удвоенным– вниманием принялась выбирать из своего подола спелые сливы. Прищурившись с видимым усилием, молодой человек, наконец, увидел ее, с книгою в руках подошел к окну и, улыбаясь, позвал:

– Гирибала!

Гирибала, не обращая на него внимания, сосредоточенно перебирала сливы, в то же время маленькими шажками удаляясь от окна.

Тогда близорукому молодому человеку пришлось понять, что это – наказание за какое-то его невольное прегрешение. Он поспешно выбежал на дорогу и сказал:

– Послушай, что же, сегодня мне не будет слив?

Гирибала, словно не слыша, выбрала большую спелую сливу и с беззаботным видом стала ее есть.

Эти сливы приносились Гирибалой из сада ее родительского дома И составляли ежедневную порцию молодого человека. Кто знает, может быть, Гирибала сегодня вдруг забыла об этом; по всему ее поведению было видно, что сегодня она принесла их только для себя. Правда, неизвестно, зачем ей нужно было в таком случае носить эти сливы с собою и демонстративно есть их перед чужими дверями. Молодой человек подошел к ней и взял ее за руку. Гирибала сначала завертелась, пытаясь высвободить руку, затем вдруг у нее брызнули слезы, сливы рассыпались по земле, и она, вырвавшись, побежала домой.

К вечеру игра света и теней прекратилась; пышные белые облака сгрудились горою на горизонте. Косые лучи солнца сверкали на листьях деревьев, в зеркале пруда и на всех членах осенней Природы. Снова перед окошком ходит взад и вперед та же девочка, а внутри сидит тот же молодой человек. Но на этот раз в подоле у девочки нет слив, а молодой человек не держит в руке книгу. Впрочем, за это время произошли и еще более важные скрытые перемены.

Правда, с какой именно целью она пришла именно сюда, и теперь трудно сказать. Во всяком случае, ни из чего не видно, чтобы она хотела завязать разговор с этим молодым человеком. Мало того, кажется даже, что она ищет, не пустила. ли ростка какая-либо из слив, посеянных ею утром.

Тому, что сливы не пустили ростков, могло быть много причин, но одной из важнейших было, во всяком случае, то, что все эти сливы лежали теперь на кушетке около молодого человека и, в то время как девочка, поминутно наклоняясь, искала на земле чего-то, чего там и быть не могло, молодой человек, пряча улыбку, с сосредоточенным видом перебирал сливы и съедал их одну за другою. Под конец, когда несколько косточек от слив, словно случайно, упали к ногам девочки, мало того, даже ударили ее по ногам, Гирибала должна была понять, что молодой человек теперь мстит ей за ее высокомерие. Но разве это хорошо? В то время как она, пожертвовав всею гордостью своего сердечка, ищет повода отдать себя на его милость, – разве не жестоко с его стороны лишить ее этой возможности? Сообразив, однако, что он сейчас выйдет к ней, Гирибала, покраснев, пыталась бежать, но было уже поздно: молодой человек вышел и взял ее за руку.

На этот раз Гирибала также попыталась – как утром – высвободить руку, но уже не плакала. Мало того, она покраснела и, вытягивая шею, со смехом пыталась спрятать лицо за спиною своего преследователя, а затем, словно подчиняясь внешней силе, вошла в дом, как пленница за железную решетку темницы.

Как воздушна в небе игра Облака и Солнца, так летуча и мгновенна была игра тех двух существ на краю земли. Но и напротив: как в небе не на шутку ведется игра Облаком и Солнцем, – да то вовсе и не игра, а лишь внешне похоже на игру, – так и маленькая повесть двух неприметных жителей земли, в этот праздный осенний день, может быть сочтена за одно из бесчисленных пустых явлений мирской суеты, – но она не пуста. Тот древний великий бог, что с недвижным, сумрачным ликом движет бесконечным временем и сплетает с вечностью вечность, – схоронил в смех и слезы утра и вечера того дня семя горя и радости целой жизни. Все же беспричинная надменность Гирибалы казалась бессмысленной, и не только нам, зрителям, но и главному герою нашей маленькой драмы, упомянутому молодому человеку. Почему Гирибала сегодня сердится, а назавтра проявляет бесконечную преданность, почему она сегодня приносит положенную порцию слив, а назавтра решительно отказывается сделать это, – понять действительно нелегко. Один день она, словно собрав всю свою силу воображения, весь свой ум и способности, всячески старается доставить удовольствие своему другу, в другой же день она, собрав все свои силенки и всю свою твердость, всячески старается его уязвить. Если это ей не удается, ее настойчивость лишь удваивается, а как только это удается, ее жестокость растворяется влагою покаянных слез и уносится потоком любви.

2

Все остальные жители деревни ведут интриги друг против друга, составляют партии, культивируют сахарный тростник, ложные доносы и джут; литературой и философией никто не интересуется, кроме Шошибхушона и Гирибалы.

Эта дружба не вызывает сомнений или сплетен: ведь Гирибале всего десять лет, а Шошибхушон – свежеиспеченный М. А. и В. L. Живут они по соседству.

Отец Гирибалы, Хоркумар, некогда был средней руки арендатором[113]113
  Арендатор – Бенгальские крестьяне чаще всего были не владельцами земли, а арендовали ее у помещика.


[Закрыть] в своей родной деревне. Затем он обеднел и, распродав все, принял пост наиба[114]114
  Наиб – помощник, управляющий.


[Закрыть] у соседнего заминдара[115]115
  Заминдар – помещик.


[Закрыть] и принялся собирать арендную плату. Вверенный ему округ включал его деревню, так что он и остался жить в месте своего рождения.

Шошибхушон, получив титул магистра искусств, выдержал затем экзамен на бакалавра юриспруденции, но делом не занялся. Он ни к кому не ходил и ни с кем не разговаривал. По близорукости ему даже было трудно узнавать знакомых и приходилось прищуривать глаза, а это считается, особенно в деревне, признаком высокомерия.

Если кто-либо держится одиноко в таком человеческом море, какое представляет собою Калькутта, это способно придать человеку какой-то ореол благородства, но в деревне такое поведение не расценивается иначе, как вызывающее. Отец Шошибхушона, вечно перегруженный делами, сначала не знал, что делать со своим сыном, но в конце концов решил отправить его в деревню для наблюдения за их поместьем. Деревенские жители относились к Шошибхушону насмешливо и презрительно. Тому была, кроме вышеуказанной, еще одна причина: любя покой и тишину, Шошибхушон жил холостяком, и родители, обремененные ответственностью за судьбу своих дочерей, видели в этом также проявление невыносимой надменности, которой они ему никак не могли простить.

Чем больше надоедали Шошибхушону соседи, тем более упорным домоседом он становился. Он сидел на кушетке в одной из угловых комнат дома, обложив себя переплетенными английскими книгами, и читал то, что ему в данный момент было интересно, не руководствуясь никаким сознательным планом – такова была его работа. В каком положении поместье – не его дело.

И с самого начала его пребывания в деревне всем стало известно, что единственный человек, с которым он имеет дело, это – Г ирибала.

Братья Гирибалы ходили в школу; по возвращении из школы домой они то спрашивали свою глупую сестренку, какова форма земли, то спрашивали, что больше – солнце или земля; она давала неверные ответы, а они выражали ей свое презрение и исправляли ее ошибки.

Когда Гирибале показалось, что солнце не может быть больше земли, ибо видимость противоречит этому, и она осмелилась высказать свое сомнение, ее братья с удвоенным презрением ответили:

– Вот те на! В нашей книге напечатано, а ты…

Услышав, что это напечатано в книге, Гирибала, пораженная, умолкла; ей и в голову не пришло спрашивать о дальнейших доказательствах.

Но ей страшно захотелось самой читать книги, как это делают ее братья. Иногда она садилась в своей комнате с раскрытой книгой в руках и делала вид, что читает, непрерывно перелистывая ее и бормоча что-то про себя. Черные, непонятные печатные буквы стояли, плотно сомкнув ряды, словно на карауле у входа в некий волшебный дворец, и грозно высились над их рядами воздетые, как штыки, значки для р, и, й[116]116
  …и грозно высились над их рядами воздетые, как штыки, значки для р, и, й… – В бенгальском, как и в других разновидностях индийского письма, для обозначения некоторых звуков в их сочетаниях с другими используются надстрочные знаки.


[Закрыть]; и на все вопросы Гирибалы эти немые караульные ничего не отвечали. «Котхамала»[117]117
  «Котхамала», «Акхенмонджори» – названия сборников рассказов, использовавшихся для учебных целей.


[Закрыть] не желала рассказать ей своей сказки о тигре и гиене или лошади и осле, а «Акхенмонджори» беззвучно смотрела на нее своими страницами, словно аскет, принявший обет молчания.

Гирибала предложила своим братьям обучить ее чтению, но они об этом и слышать не хотели. Сочувствие она нашла только у Шошибхушона.

Шошибхушон был сначала столь же недоступен пониманию Гирибалы, как «Котхамала» и «Акхенмонджори». Через окно она видела, что в небольшой комнатке, выходящей на дорогу, на кушетке, вечно один, сидит молодой человек, окруженный книгами; стоя снаружи и держась за раму, она с изумлением смотрела на этого странного человека, склоненного над книгой. Сравнение числа книг убедило ее в том, что Шошибхушон знает гораздо больше, чем ее братья. Другая мысль удивляла ее еще больше: она не сомневалась в том, что Шошибхушон прочел не только «Котхамалу», но и все вообще хрестоматии, которые имеются на свете. Шошибхушон переворачивал страницы, а она, неподвижно стоя перед окном, тщетно пыталась определить границы его знаний.

Наконец даже близорукий Шошибхушон не мог не обратить внимания на эту изумленную наблюдательницу. Однажды он, открыв большую книгу в ярком переплете, сказал ей:.

– Гирибала, пойдем, я тебе покажу картинки.

Гирибала не ждала второго приглашения и бегом бросилась к нему.

Когда на следующий день Шошибхушон снова увидел, что Гирибала – на этот раз в полосатом платье – стоит у окна и с молчаливым вниманием наблюдает за процессом его чтения, он снова позвал ее к себе, и она, с развевающимися на бегу волосами, помчалась к нему по дорожке сада.

Так завязалось их знакомство. Как оно затем перешло в тесную дружбу и как Гирибала получила постоянное право входа в его комнату и постоянное место на его кушетке, посреди книжных холмов, – все это должно было бы послужить темою особого исторического исследования.

3

Теперь наиб собирается затеять дело против одного непокорного арендатора. Он снова стал приставать к Шошибхушону с вопросами по поводу составлявшейся им жалобы на многочисленные прегрешения помянутого арендатора. Шошибхушон, во-первых, наотрез отказался давать советы в таком деле, а сверх того даже присовокупил несколько слов, которые отнюдь не показались Хоркумару особенно лестными.

Но ни одна из тяжб, затеянных Хоркумаром против арендатора, не была им выиграна. Он не сомневался ни минуты, что несчастному помогает не кто иной, как тот же Шошибхушон. Тогда он решил, что такого беспокойного субъекта надо поскорей удалить из деревни.

Шошибхушон стал замечать, что на его участке бродят чужие коровы, что его соседи затевают с ним споры о границах участка, что его арендаторы отказываются ему платить и даже подают на него ложные доносы; мало того, пошли слухи о том, что его отколотят, если он вечером покажется на дороге, и что собираются поджечь его дом. Под конец миролюбивому Шошибхушону все это надоело, и он стал готовиться к отъезду в Калькутту.

Почти накануне его отъезда в деревне водружена была палатка окружного судьи. Солдаты, полицейские, экономы, собаки, лошади, грумы и лакеи запрудили улицы деревни: Словно в сказке шакалы, бегающие за тигром, дети со страхом и любопытством толпились вокруг ставки сахиба.

По заведенному порядку, обязанности гостеприимства падали на наиба, и он безропотно принялся поставлять сахибу кур, яйца, масло и молоко, в размерах, бесспорно, превосходивших потребности гостя. Но когда к нему утром явился лакей сахиба и приказал выдать для собаки сахиба восемь фунтов масла, наиба словно что-то ударило в голову, и он ответил лакею, что «если даже сахибов пес без всякого вреда для своего здоровья может поглотить гораздо большее количество, масла, чем наши здешние собаки, то все жировые вещества. в таком количестве едва ли принесут ему пользу». Так он масла и не дал.

Лакей пошел к сахибу и заявил, что он спрашивал у наиба, где ему достать масла для собаки, и что наиб, как брамин, не желая говорить с человеком низкой касты, выгнал его при всех и даже не постеснялся непочтительно отозваться о самом сахибе.

Во-первых, для сахибов нестерпима браминская гордость;[118]118
  …браминская гордость… – Принадлежа к высшему сословию индийского общества, брахманы (брамины) высокомерно относились ко всем нижестоящим.


[Закрыть] во-вторых, наиб осмелился оскорбить его лакея: сахиб не мог не выйти из себя. Он тотчас же приказал слуге позвать наиба.

Наиб, весь дрожа от страха, бормоча имя Дурги, явился. Сахиб, стуча каблуками, вышел из палатки и грозно спросил его, выговаривая бенгальские слова, с иностранным произношением:

– Ты по какой такой причине прогнал моего лакея?

Хоркумар с умоляющим видом сложил ладони и сказал, что прогнать слугу сахиба он себе никогда не позволил бы, а что когда тот попросил у него восемь фунтов масла для собаки, он, во-первых, вежливо. посоветовал ему, ради блага уважаемого четвероногого, не давать ему столько, а затем все же разослал несколько человек в разные места искать масло.

Сахиб спросил:

– Кто послан и куда послан?

Хоркумар назвал несколько имен, которые пришли ему в голову., Сахиб послал спешных гонцов разузнать, действительно ли посланы такие-то люди в такие-то и такие-то места искать масло. Наибу же он велел ждать в палатке.

После полудня посланные вернулись и доложили сахибу, что за маслом никто никуда не был послан. У сахиба не оставалось сомнений в том, кто лгал и кто говорил правду. В гневе он позвал своего лакея и сказал:

– Возьми-ка этого парня за ухо и гоняй его вокруг моей палатки.

Тот без лишних слов выполнил в присутствии громадной толпы поручение своего господина.

О событии стало тотчас же известно по всей деревне. Хоркумар, придя домой, отказался от пищи и, словно умирающий, свалился на постель.

У наиба было не мало врагов среди арендаторов, – их злорадство было велико. Но когда об этом событии узнал Шошибхушон, совсем уже собравшийся было уезжать, кровь вскипела у него в жилах. Он не спал всю ночь.

На следующий день, рано утром, он направился к Хоркумару. Хоркумар взял его за руку и расплакался. Шошибхушон сказал:

– Подай в суд на сахиба за оскорбление, а я буду тебя защищать на суде.

Подать в суд на самого сахиба! Хоркумар был сначала испуган этой мыслью, но Шошибхушон оставался непреклонным. Хоркумар просил дать ему время на размышление. Но когда он увидел, что повсюду только и говорят об его унижении и что его враги не скрывают своей радости, он уже не мог выдержать и сказал Шошибхушону:

– Батюшка, я слышал, что ты вдруг почему-то решил уехать в Калькутту. Мы тебя не отпустим. Когда в деревне имеется такой человек, как ты, мы чувствуем себя гораздо увереннее. Но как бы то ни было, ты должен помочь мне смыть это невыносимое оскорбление.

4

Тот самый Шошибхушон, который все время прятался от людей за неприступной оградой одиночества, явился сегодня в суд. Судья, выслушав жалобу, позвал его в свой кабинет и дружественным тоном сказал:

– Шоши-бабу, не лучше ли было бы частным образом уладить все это дело?

Шоши-бабу, прищурив глаза и неподвижно, близоруким взором, смотря на переплет лежавшего на столе свода законов, ответил:

– Я не могу посоветовать этого моему клиенту. Он был публично оскорблен, – как же можно это дело уладить частным образом?

После краткого разговора сахиб понял, что этого близорукого, скупого на слова молодого человека ему не переубедить, и сказал:

– Олрайт, бабу! Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

Затем судья перенес день судебного разбирательства на более отдаленный срок и твердыми шагами вышел из комнаты.

Между тем окружной судья писал заминдару:

«Твой наиб оскорбил моих слуг и отнесся непочтительно ко мне; надеюсь, что ты примешь надлежащие меры».

Заминдар, встревожившись, тотчас же вызвал к себе Хор-кумара. Наиб рассказал ему все, что произошло. Заминдар разгневался и сказал:

– Когда лакей сахиба попросил у тебя масла для собаки, ты должен был, не говоря ни слова, дать ему то, что он просил. Ты что, разорился бы от этого?

Хоркумар не мог отрицать, что никакого разорения от этого бы не произошло. Признав свою вину, он добавил:

– Видно, планеты мне не благоприятствовали, – вот почему я так сглупил.

Заминдар сказал:

– А кто посоветовал тебе подать жалобу на сахиба?

Хоркумар ответил:

– Ваша милость, да мне и в голову не приходило подавать жалобу, но этот адвокат Шошибхушон, который живет у нас в деревне, не имеет никакой практики, и вот, этот мальчишка, самочинно, не испросив даже как следует моего согласия, и затеял всю эту кашу.

Заминдар был крайне рассержен на Шошибхушона. Этот неудачливый адвокатишка готов на любую мистификацию, лишь бы добиться известности. Он приказал наибу немедленно взять обратно жалобу, чтобы как можно скорее успокоить обоих сахибов.

Наиб, взяв с собой в качестве подарка сладости и фрукты, отправился к окружному судье. Он доложил сахибу, что подавать жалобу на судью – совершенно противоречит его характеру и принципам, но живущий в деревне новичок-адвокат, молокосос Шошибхушон, не уведомив его, совершил эту нахальную выходку. Сахиб выразил свое негодование по поводу поведения Шошибхушона, с наибом же обошелся весьма милостиво и сказал, что очень сожалеет, что, вспылив, «учинил ему это наказание». Сахиб недавно получил отлично на экзамене по бенгальскому языку и пользовался всяким случаем, чтобы блеснуть своим бенгальским «высоким стилем».

Наиб сказал:

– Родители иногда наказывают детей, иногда ласковы с ними. Никакой причины для обиды в этом нет.

Одарив надлежащим образом слуг окружного судьи, Хоркумар, приободрившись, отправился с визитом к местному судье… Судья, узнав от него о поведении Шошибхушона, сказал:

– А я-то был удивлен. Ведь я знал Хоркумара-бабу как благомыслящего человека. Я был уверен, что вы прежде всего уведомите меня и что мы частным образом покончим все дело. И вдруг вы подали в суд. Я своим глазам не верил. Теперь мне все понятно. – Под конец он спросил наиба, участвует ли Шоши в конгрессистском движении. Наиб, не моргнув глазом, ответил:

– Участвует.

Для сахибского ума судьи было очевидно, что все это – проделки Конгресса. Всюду тайные агенты Конгресса затевают подобные интриги, где только этому представляется возможность, а затем появляются крикливые статьи в газетах и правительству ставятся палки в колеса. Не имея в своих руках власти для того, чтобы прямо расправляться с подобными заговорщиками, судья мысленно осыпал упреками слабость индийского правительства. Но имя конгрессиста[119]119
  …имя конгрессиста… – т. е. члена партии Индийской национальной конгресс, основанной в 1885 году и бывшей важнейшей политической организацией, возглавлявшей национально-освободительное движение народов Индии. Наиболее видными ее деятелями были Махатма Ганди и Джавахарлал Неру, ставший первым премьер-министром независимой Индии.


[Закрыть] Шошибхушона он запомнил.