Текст книги "Крушение"

Автор книги: Рабиндранат Тагор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятьдесят шестая

Дав согласие выйти за Нолинакху, Хемнолини старалась убедить себя, что это для нее большое счастье.

«Старые узы порваны, – тысячу раз мысленно повторяла Хемнолини. – Омрачавшие небо моей жизни грозовые тучи исчезли. Теперь я свободна! – настойчиво внушала она себе. – Я навсегда порвала с прошлым!»

Наконец, она почувствовала радость отречения от мирских желаний. Когда перестает дымиться погребальный костер с телом близкого существа, человек освобождается на время от бремени всех житейских забот, жизнь ему кажется игрой, а недавние желания – пустыми. Так произошло и с Хемнолини. Она наслаждалась покоем, который приходит после долгих, мучительных страданий.

«Будь жива моя мать, я могла бы порадовать ее своим освобождением. Но как мне рассказать об этом отцу?» – размышляла девушка, возвратившись в тот вечер домой.

Оннода-бабу лег рано, сославшись на плохое самочувствие, и Хемнолини прошла к себе. Ночью она раскрыла свой дневник и долго над ним сидела.

«Я порываю с миром, я умерла для него, – писала она, – у меня не было веры, что всевышний освободит меня от старых оков и вдохнет мне в душу новую жизнь. Но сегодня тысячу раз с благоговением припадала я к его стопам и теперь полна решимости вступить на путь служения долгу. Я недостойна счастья, которое дарует мне судьба. О всевышний, пошли мне силы сохранить его до конца моих дней! Я верю в то, что человек, с чьей судьбой должна соединиться моя ничтожная судьба, сделает мою жизнь полной и счастливой. И лишь молю, чтобы сама я сумела наполнить счастьем и его дни».

Закрыв дневник, Хемнолини вышла в темный сад. Стояла тихая, звездная ночь. Девушка долго прогуливалась по усыпанным гравием дорожкам. Бескрайное небо нашептывало ее омытой слезами душе слова успокоения.

На следующий день, когда Оннода-бабу собирался отправиться вместе с ней в дом Нолинакхи, к их дому подкатил экипаж. С козел спрыгнул один из докторских слуг и доложил, что прибыла его госпожа. Оннода-бабу поспешил навстречу гостье. Он появился в дверях дома, когда Хемонкори уже вышла из экипажа.

– Сегодня нам выпало большое счастье! – приветствовал ее Оннода-бабу.

– Я пришла благословить вашу дочь, – сказала Хемонкори, входя в дом.

Оннода-бабу провел ее в гостиную и, заботливо усадив на диван, сказал:

– Посидите, пожалуйста, сейчас я позову Хем.

Хемнолини одевалась, готовясь ехать в гости. Но, услышав о приезде Хемонкори, она торопливо выбежала в гостиную и поздоровалась с ней.

– Пусть будет жизнь твоя долгой и счастливой! Протяни мне свои руки, дорогая, – сказала Хемонкори и надела на них два массивных золотых браслета с изображением чудовища мокор [59]59
  Мокор – мифическое животное с головой и ногами антилопы и туловищем рыбы; олицетворение Камадевы, бога любви в индийской мифологии.


[Закрыть].

Звенящие браслеты свободно повисли на худых руках девушки. Хемнолини низко склонилась, благодаря за подарок, а Хемонкори взяла в обе ладони ее лицо и поцеловала в лоб. От этой ласки и благословения на сердце Хемнолини стало хорошо и радостно.

– Дорогой тесть, – обратилась Хемонкори к Онноде-бабу, – приглашаю вас завтра с дочерью к себе.

На следующее утро Оннода-бабу и Хемнолини, как обычно, сидели в саду за чаем. Изнуренное болезнью лицо Онноды-бабу за одну ночь порозовело и словно помолодело от счастья. Время от времени он поглядывал на спокойные черты дочери, и ему начинало казаться, что кротостью и нежностью они сильно напоминают черты лица его покойной жены. Недавние слезы лишь смягчили блеск радости, светившийся в глазах девушки.

Сегодня все мысли Онноды-бабу были заняты лишь тем, что пора собираться в гости и никак не следует опаздывать. Дочери то и дело приходилось уверять его, что времени у них еще много. И в самом деле, было всего только восемь часов утра.

– Нет, нет… На сборы уйдет очень много времени, – возражал Оннода-бабу. – Лучше прийти раньше, чем опоздать.

В это время к садовым воротам подъехал нагруженный чемоданами экипаж. С криком:

– Дада приехал! – Хемнолини бросилась к нему.

Из экипажа вышел улыбающийся Джогендро.

– Здравствуй, Хем. Как ты поживаешь? – сказал он.

– Кого это ты с собой привез? – спросила Хемнолини.

Джогендро рассмеялся.

– Это папе новогодний подарок.

На ступеньке экипажа появился Ромеш. При виде его Хемнолини обратилась в бегство.

– Не убегай, Хем! Выслушай меня!.. – крикнул ей вслед Джогендро.

Но она уже не слышала призыва брата и мчалась быстро, словно спасалась от привидения.

Несколько секунд Ромеш стоял ошеломленный, не зная, что делать: то ли догонять девушку, то ли вернуться назад в экипаж.

– Пойдем, Ромеш. Отец здесь, в саду, – сказал Джогендро и, взяв его за руку, подвел к Онноде-бабу.

Тот еще издали узнал Ромеша. Появление юноши его сильно расстроило.

«Вот и опять новое препятствие», – подумал он, проводя рукой по волосам.

Ромеш поклонился. Оннода-бабу жестом пригласил его сесть и обратился к сыну:

– Ты во-время приехал, Джоген. Я как раз собирался послать тебе телеграмму.

– Зачем? – спросил Джогендро.

– Скоро предстоит свадьба Хем с Нолинакхой. Вчера его мать благословила Хем.

– Как могли вы столь поспешно и необдуманно решиться на этот брак, отец? Неужели вы не могли посоветоваться со мной?

– Трудно понять, чего ты собственно хочешь, Джоген! – воскликнул Оннода-бабу. – Я еще не был даже знаком с Нолинакхой, когда ты изо всех сил старался, чтобы произошел этот брак!

– Мало ли что когда-то было! Стоит ли об этом вспоминать! Но пока еще не поздно помешать этой свадьбе! Прежде всего я должен многое тебе объяснить. Сначала выслушай меня, а там поступай, как сочтешь нужным.

– Хорошо, мы это сделаем как-нибудь потом. Сейчас у меня нет времени. Мне нужно ехать.

– Куда?

– Мать Нолинакхи пригласила нас обоих к себе. А вы можете пообедать здесь. И ты, Джоген, и…

– Нет, нет! О нас, прошу, не беспокойся! – перебил его Джогендро. – Мы с Ромешем пообедаем где-нибудь в гостинице. Надеюсь, к вечеру вы вернетесь? Мы тогда зайдем к вам.

Оннода-бабу не мог заставить себя даже из приличия заговорить с Ромешем. Он не находил в себе сил хотя бы взглянуть на него. Ромеш также не проронил ни слова. Когда настало время прощаться, он лишь молча поклонился Онноде-бабу.

Глава пятьдесят седьмая

– Я пригласила к нам завтра пообедать Хем и ее отца, – еще накануне сообщила Хемонкори Комоле. – Подумай хорошенько, чем нам их угостить. Тестя следует угощать так, чтобы вселить в него уверенность, что его дочь голодать у нас не будет. Что ты на это скажешь, милая? Я знаю, ты прекрасная кухарка и меня не подведешь. Не помню, чтобы когда-либо мой сын высказывал свое мнение о том, что ест, – но вчера он не находил слов для похвал твоему обеду. Почему у тебя нынче такой утомленный вид? Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, я здорова, мать, – ответила Комола, пытаясь изобразить на своем печальном личике подобие улыбки.

Хемонкори с сомнением покачала головой.

– Мне кажется, будто ты чем-то опечалена? Вещь вполне естественная, и тебе нечего этим смущаться. Не смотри на меня, как на чужого человека, ведь я отношусь к тебе, как к родной дочери. Почему ты не хочешь мне рассказать, что тебя огорчает? Может, у тебя появилось желание навестить своих родственников?

– Нет, мать! – взволновалась Комола. – Я ничего не хочу, кроме как служить вам!

Но Хемонкори словно и не слышала ее восклицания.

– Не погостить ли тебе несколько дней у своего дяди? – продолжала она. – А потом, если захочешь, снова вернешься ко мне.

Такое предложение очень встревожило Комолу.

– Мать! – воскликнула она. – Когда я с вами, мне не надо никого на свете! Если я чем-нибудь перед вами провинилась, накажите меня, но не отсылайте от себя даже на один день.

Хемонкори погладила девушку по щеке.

– Вот потому-то я и говорю, что ты была в другом рождении моей матерью. Иначе мы не смогли бы с первого взгляда привязаться друг к другу. А теперь ступай, девочка, ляг пораньше спать. Ты за целый день не присела ни на минуту.

Придя к себе в спальню, Комола заперла дверь, потушила лампу и опустилась в темноте на пол. Она сидела так долго и многое передумала.

«Из-за ошибки судьбы я потеряла на него все права, – думала Комола, – и вынуждена держаться вдали от него. Должна даже быть готова от всего отказаться. Если изредка представится возможность услужить ему, мой долг постараться отдать этому все свои силы. Всевышний поможет мне его выполнить с радостным лицом. Я очень несчастна, но если перестану с приветливым видом выполнять то немногое, что досталось на мою долю, – потеряю все».

Комола тщательно обдумала свое положение, и в душе ее созрело определенное решение. «С завтрашнего дня в сердце моем не будет места горю, с лица уйдет печаль. Я не стану оплакивать свои несбывшиеся мечты и на всю жизнь буду только служанкой. И ничего больше я не хочу, не хочу, не хочу!»

Комола легла, но долго ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Ночью она не раз просыпалась, шепча:

– Я больше ничего не хочу, не хочу!..

Проснувшись на рассвете, девушка вновь собрала всю решимость и, сжав руки, еще раз повторила:

– До самой смерти я буду тебе служанкой. И ничего больше не хочу, не хочу!..

Комола быстро умылась, оделась и прошла в кабинет Нолинакхи. Краем своего сари стерла там пыль с вещей, расстелила цыновки, а затем побежала к Гангу купаться. Хемонкори, внявшая, наконец, неотступным просьбам Нолинакхи, прекратила свои омовения перед восходом солнца, и теперь ранним холодным утром к реке провожал Комолу Умеш.

После купанья Комола пришла к Хемонкори и с сияющим лицом поздоровалась с ней. Старая женщина только сейчас собиралась идти к Гангу.

– Зачем ты так рано бегала на реку? – сказала она. – Могла бы подождать меня и идти вместе.

– Сегодня много работы, мать, – оправдывалась Комола. – Мне еще нужно приготовить принесенные вчера овощи и послать Умеша кое-что докупить на рынке.

– Ты прекрасно все обдумала, дорогая. К приходу тестя все будет готово.

В это время в комнату вошел Нолинакха. Набросив покрывало на свои еще влажные волосы, Комола тотчас удалилась.

– Ма, ты, кажется, собралась купаться? – сказал он. – Лучше бы повременить несколько дней.

– Забудь, что ты врач, Нолин. Люди не становятся бессмертными, отказываясь от купанья в Ганге, – возразила Хемонкори. – Ты, я полагаю, намерен сейчас уйти? Возвратись нынче пораньше…

– Зачем, ма?

– Я и забыла вчера предупредить, что сегодня придет тебя благословить Оннода-бабу.

– Благословить? – изумился Нолинакха. – К чему такая торжественность? Ведь я вижу его каждый день.

– Я подарила вчера Хемнолини два браслета и благословила ее, – объяснила Хемонкори. – Почему бы и Онноде-бабу не поступить так же?. Одним словом, не задерживайся. Они будут к обеду.

На этом они расстались. Хемонкори пошла купаться, а Нолинакха, опустив голову, полный раздумий, зашагал в город.

Глава пятьдесят восьмая

Увидев Ромеша, Хемнолини спаслась бегством к себе в спальню, плотно прикрыла за собой дверь и опустилась на постель. Когда прошло первое смятение, ею овладел стыд.

«Почему не могла я просто, без смущения встретить Ромеша-бабу? Что заставило меня, помимо воли, вести себя так позорно? – спрашивала себя девушка. – Значит, мне нельзя доверять самой себе? Нет, я не могу позволить себе так колебаться!»

Хемнолини решительно встала и, открыв дверь комнаты, вышла.

«На этот раз я уже не сбегу! Я должна с собой справиться», – уговаривала она себя, направляясь в сад, чтобы еще раз встретиться с Ромешем.

Потом, что-то вдруг вспомнив, торопливо вернулась в спальню, вынула из шкатулки и надела подаренные матерью Нолинакхи браслеты. Вооруженная таким образом Хем с гордо поднятой головой снова вышла в сад.

– Куда ты, Хем? – увидев ее, спросил Оннода-бабу.

– А где же Ромеш-бабу и дада?

– Они уже ушли.

Узнав, что уже нет надобности испытывать собственное самообладание, девушка почувствовала облегчение.

– Сейчас… – заговорил Оннода-бабу.

– Да, да, отец… Я мигом буду готова, – перебила его дочь. – С купаньем не задержусь, посылай пока за экипажем.

Такой энтузиазм по поводу визита к Хемонкори был неожиданным и совсем несвойственным для Хемнолини. Однако прозвучавшее в ее голосе искусственное воодушевление не могло обмануть Онноду-бабу. Беспокойство за дочь овладело им с новой силой.

Хемнолини поспешно выкупалась, оделась – и вышла к отцу.

– Экипаж не приехал? – спросила она.

– Еще нет.

В ожидании экипажа Хемнолини вышла в сад и принялась прогуливаться по аллеям. А Оннода-бабу уселся на веранде, все время нервно поглаживая рукой волосы.

В половине одиннадцатого оба они уже были в доме Нолинакхи. Сам доктор еще не вернулся, и Хемонкори пришлось одной развлекать гостей. Она расспрашивала Онноду-бабу о его здоровье и семейных делах, изредка во время беседы кидая взгляд в сторону Хемнолини. Почему лицо девушки не выражает никакой радости? При таком выпавшем на ее долю счастье оно должно бы сиять, словно румяная заря перед восходом солнца. Но взгляд Хемнолини был затуманен скорей печалью, чем радостью. Хемонкори это было неприятно и очень больно ранило ее душу.

«Всякая другая девушка чувствовала бы себя на верху блаженства, собираясь выйти замуж за Нолинакху. А эта возомнила себя чересчур образованной и, видимо, считает, что слишком для него хороша… Чем еще можно объяснить ее задумчивую рассеянность? – размышляла Хемонкори. – А всему виной я сама. Стала на старости лет нетерпелива, не захотела повременить с исполнением своего желания! Решила женить Нолина на девушке с уже сложившимся характером, не сделав попыток узнать ее хорошенько! Правда, у меня нет времени для обдумывания. Я должна как можно скорей устроить все свои земные дела и приготовиться к тому, что меня скоро отзовут из этого мира».

Эти мысли, непрестанно роившиеся в голове Хемонкори в продолжение беседы с Оннодой-бабу, мешали ей разговаривать.

– Мне кажется, не стоит спешить со свадьбой, – сказала она. – Наши дети достаточно взрослые, чтобы решить все самим. Не следует торопить их. Не знаю, как относится к этому Хем, но, что до Нолина, могу сказать: он с этой мыслью еще не вполне освоился.

Ее слова предназначались, главным образом, для Хемнолини. Ведь девушка не выразила особой радости по поводу предстоящей свадьбы, и Хемонкори не хотелось, чтобы Хем и ее отец думали, будто ее сын вне себя от счастья ввиду предстоящего брака.

Перед тем как отправиться в гости, Хемнолини приложила все душевные силы, чтобы казаться радостной и веселой. А получилось наоборот, ее минутное оживление сменилось глубокой печалью. Придя в дом Хемонкори, она почувствовала, что ею овладевает сомнение, а жизненный путь, на который ей предстоит вступить, начинает казаться трудным, тернистым и бесконечным.

Пока старшие обменивались любезностями, Хемнолини старалась побороть неверие в свои силы, и это причиняло ей сильную боль. Когда Хемонкори предложила отложить свадьбу, в душе девушки сразу началась борьба двух противоречивых чувств. С одной стороны, ей казалось, что чем быстрей будет заключен брак, тем скорей освободится она от всех своих мучительных колебаний и сомнений. Значит, пусть брак совершится в самый короткий срок. Но, с другой стороны, при известии, что он откладывается на неопределенное время, Хем ощутила невольное облегчение.

Хемонкори не сводила с нее глаз, стараясь подметить, какое впечатление произведут на девушку ее слова. Но, уловив появившееся на ее лице выражение успокоенности, старая женщина почувствовала раздражение против нее. «Я слишком дешево оценила своего Нолина!» – подумала она и рада была, что Нолинакха запаздывает.

– Как это похоже на Нолина! – сказала Хемонкори, бросив взгляд на Хемнолини. – Ведь прекрасно знает, что вы сегодня придете, а самого все нет. Хотя вполне мог бы кончить работу пораньше. А стоит мне заболеть, он бросает все и остается дома, несмотря на то, что терпит из-за этого убытки.

Заявив, что ей надо взглянуть, готов ли обед, Хемонкори покинула гостей. Она собиралась оставить Хемнолини на попечение Комолы, а сама переговорить наедине с ее отцом.

Придя на кухню, она увидела, что обед готов и поставлен на слабый огонь, а Комола тихо сидит в уголке. Девушка была погружена в такую глубокую задумчивость, что при неожиданном появлении Хемонкори вздрогнула и в полной растерянности и смущении вскочила на ноги.

– Да ты совершенно поглощена своей стряпней, Харидаси! – воскликнула Хемонкори.

– Все готово, мать, – ответила Комола.

– Почему же в таком случае ты сидишь здесь одна? Оннода-бабу – старик, тебе его стыдиться нечего. С ним пришла Хем. Позови-ка ее к себе в комнату и займи разговором. Зачем заставлять ее скучать со мной, старухой.

Вызванное Хемнолини раздражение лишь удвоило нежность Хемонкори к Комоле.

– Но о чем же мне с ней разговаривать? – испуганно спросила Комола. – Она ведь образованная, а я ничего не знаю.

– Подумаешь! – воскликнула Хемонкори. – Ты не хуже других, девочка. Пусть Хем гордится своей ученостью, но вряд ли найдется много таких привлекательных девушек, как ты. Любая, начав читать книги, может стать ученой, но не станет от этого красивей тебя. Пойдем, Харидаси! Однако наряд твой не годится, давай я одену тебя как нужно.

Хемонкори загорелась желанием унизить гордую Хемнолини. Ей хотелось, чтобы красота этой гордячки поблекла в сравнении с красотой простой девушки. Не слушая возражений Комолы, старая женщина с большим вкусом облачила ее в светлозеленое шелковое сари и причесала по моде. Затем принялась вертеть ее во все стороны, любуясь своей работой, и в восхищении поцеловала ее в лоб.

– Ты такая красавица, что достойна стать женой раджи!

– Мать, они же сидят там совсем одни! – прервала ее Комола. – Мы и без того заставили их долго ждать.

– А пусть себе! Пока я тебя не одену, мы не двинемся с места.

Наконец, девушка была окончательно готова.

– Ну, а теперь идем, милая! Идем! Главное не смущайся, – говорила Хемонкори. – При виде тебя поблекнут все обучавшиеся в колледже красавицы! Можешь держать перед ними голову высоко.

Хемонкори ввела упирающуюся Комолу в гостиную, где сидели Оннода-бабу с дочерью. Оказалось, что и Нолинакха уже вернулся и беседует с ними. Комола сделала попытку уйти, но Хемонкори удержала ее.

– Не смущайся, дорогая, здесь все свои.

Старая женщина гордилась красотой и нарядом Комолы. Она решила всех изумить ее видом. Раз Хемнолини пренебрегла ее сыном, возмущенная материнская гордость Хемонкори была рада унизить девушку в глазах Нолинакхи. Красота Комолы в самом деле всех поразила. Когда Хемнолини впервые увидела Комолу, та была одета скромно, выглядела смущенной и старалась казаться незаметной. К тому же у Хемнолини и времени тогда не было как следует ее рассмотреть. Но сегодня красота девушки ее изумила. Она встала и посадила оробевшую Комолу рядом с собой.

Хемонкори торжествовала. Теперь она была уверена, что все присутствующие должны согласиться, что прелесть Комолы – благословенный дар богов.

– Можешь пойти к себе в комнату и поговорить там с Хем, – предложила она. – На стол я накрою сама.

Комолу охватило волнение. Ей хотелось узнать, как относится к ней Хемнолини, которая скоро войдет в этот дом женой Нолинакхи, станет здесь хозяйкой. Ее расположение было для девушки далеко не безразлично. Комола упорно не хотела признаться, что по праву хозяйкой в этом доме должна быть она сама, и не позволяла даже тени ревности закрасться к себе в душу. Для себя лично она ничего не требовала.

– Мать все рассказала мне о тебе, – ласково обратилась к ней Хемнолини. – Мне тебя очень жаль. Теперь ты должна смотреть на меня, как на свою сестру. Есть у тебя сестра?

– Родной нет, только двоюродная, – ответила Комола, ободренная лаской и дружелюбием, звучавшими в голосе Хемнолини.

– И у меня нет, – сказала Хемнолини. – Моя мать умерла, когда я была еще совсем маленькой. Сколько раз, переживая радость или горе, мечтала я, чтобы рядом со мной была сестра. Я с детства всегда молча переносила все свои огорчения, и это стало моей привычкой. Теперь я уже разучилась быть откровенной и поэтому все считают меня гордой. Но ты, дорогая, так обо мне не думай! Просто сердце мое привыкло к молчанию.

Стеснение Комолы окончательно прошло.

– Ты будешь меня любить, диди? – спросила она. – Ведь ты еще не знаешь, какая я глупая.

Хемнолини улыбнулась.

– Когда ты узнаешь меня поближе, то убедишься, что я тоже ужасно глупая. Не знаю ничего, кроме того малого, что почерпнула из книг. Прошу тебя, не оставь меня, когда я перееду к вам в дом. Мне страшно даже подумать, что все заботы по хозяйству лягут на меня.

– Предоставь все это мне! – доверчиво, как ребенок, воскликнула Комола. – Я занимаюсь этой работой с детства, и она меня не пугает. Мы будем вести дом вместе, как две сестры. Ты станешь заботиться о его счастье, а я – служить вам обоим.

– Вот и прекрасно, дорогая, – сказала Хем. – Своего мужа ты, кажется, так хорошенько и не видела? Не помнишь, какой он?

Избегая прямого ответа, Комола сказала:

– Я не думала, диди, что мне еще придется о нем вспоминать. Но, поселившись в доме дяди, я очень подружилась с моей двоюродной сестрой Шойлой и увидела, как она преданно любит своего мужа. Тут и я осознала свой долг. Трудно тебе это объяснить… Видишь ли, хотя я почти не видела своего мужа, однако научилась его любить. И всевышний оказался милостив ко мне. Сейчас в душе моей живет вполне ясный образ моего мужа. Пусть он не обрел во мне жены, но он теперь всегда со мной.

Слова Комолы, в которых звучала самоотверженная любовь к супругу, преисполнили сердце Хемнолини нежностью к ней.

– Я тебя понимаю, – немного помолчав, заметила она. – Именно то, что ты чувствуешь, и есть истинное обладание. А все приобретенное в результате корыстолюбия – недолговечно.

Трудно определить, дошел ли до Комолы смысл высказываний Хемнолини. Некоторое время она молча смотрела на нее, потом произнесла:

– Я не разрешаю себе грустить и потому счастлива. Я получила лишь то, что заслужила.

Хемнолини взяла обе руки Комолы в свои.

– Мой наставник говорит: «Если утрата и приобретение сливаются воедино, это и есть истинное обладание». Признаться по правде, сестра, я была бы по-настоящему счастлива, если бы сумела достичь такого самоотречения, как ты.

Такое признание несколько удивило Комолу.

– Почему ты так говоришь, диди? – спросила она. – Ты достойна очень многого, и у тебя никогда ни в чем не будет недостатка.

– О, я порадовалась бы, если бы мне досталось лишь то, на что я имела право! – воскликнула Хемнолини. – Но получить больше – для меня большое горе и огромная ответственность. Слова мои кажутся тебе, конечно, странными. Да я и сама себе удивляюсь. Но, наверно, это всевышний внушил мне подобные мысли. Сегодня у меня было очень тяжело на сердце, но после разговора с тобой стало как будто легче: я чувствую себя гораздо уверенней. Потому-то так, и разговорилась. Со мной такого никогда еще не случалось. Что ты сделала со мной, сестра?