Текст книги "Крушение"

Автор книги: Рабиндранат Тагор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятьдесят третья

После разговора с дочерью о ее браке с Нолинакхой у Оннода-бабу снова начались боли. Ночь прошла в жестоких страданиях, но к утру ему стало лучше.

Сидя у себя в саду, Оннода-бабу грелся в нежных лучах зимнего солнца. Хемнолини невдалеке от него приготовляла чай.

От перенесенных страданий лицо Онноды-бабу побледнело и казалось измученным; вокруг глаз легли черные тени. Он заметно постарел за эту ночь. Хемнолини почувствовала, словно в сердце ее вонзили кинжал, Огорчив старика отказом выйти замуж за Нолинакху, Хемнолини очень мучилась. Ей казалось, что причиной его физических страданий является душевная боль.

«Что сделать для его успокоения?» – думала она, но не могла ни на что решиться.

Неожиданно ее размышления были прерваны приходом Окхоя с дядей Чокроборти. Девушка хотела уйти, но Окхой удержал ее.

– Не уходите. Это господин Чокроборти из Гаджипура. Его хорошо знают в западной области. У него к вам серьезное дело.

В саду была полуразрушенная беседка, и Окхой с дядей уселись на ее ступеньках.

– Мне сказали, – начал дядя, – что Ромеш-бабу вам близкий друг. Я приехал, чтобы узнать, не слышали ли вы что-нибудь о его жене?

От удивления Оннода-бабу не мог вымолвить ни слова.

– Жена Ромеша-бабу! – наконец, воскликнул он. Хемнолини опустила глаза.

– Боюсь, вы принимаете меня за невоспитанного человека, – продолжал дядя. – Наберитесь терпения и выслушайте меня до конца. Вы убедитесь, что я вторгся к вам не затем, чтобы сплетничать о других. Я познакомился с Ромешем-бабу и его женой на пароходе во время праздника Пуджа, когда они ехали на запад. Вы, конечно, знаете, что, тот, кто увидит Комолу хоть раз, запомнит ее на всю жизнь. Я уже старик, видел много горя, и сердце мое очерствело. Но до сих пор я не могу забыть ее, нашу Лакшми. – Глаза старика наполнились слезами. – Так вот Ромеш-бабу не знал, куда ехать. Но за два дня нашего знакомства Комола привязалась ко мне, старику, и уговорила Ромеша-бабу поселиться в Гаджипуре. Там она очень подружилась с моей дочерью Шойлой… У меня нет сил рассказывать, что случилось дальше… Я сейчас не пойму, почему она так внезапно покинула нас и заставила всех страдать. С тех пор на глазах Шойлы не высыхают слезы.

И старик разрыдался.

Оннода-бабу был очень взволнован.

– Что же с ней случилось? Куда она ушла? – спросил он.

– Окхой-бабу, – обратился дядя к своему спутнику, – вы все знаете, объясните им… Боюсь, если я начну рассказывать, сердце мое разорвется от горя!

Окхой подробно рассказал обо всем, что произошло. Он ничего не прибавил от себя, но тем не менее в изложении Окхоя поведение Ромеша выглядело так, что его никоим образом нельзя было назвать благородным.

– Мы об этом ничего не слышали! Покинув Калькутту, Ромеш не прислал ни одного письма, – с трудом вымолвил Оннода-бабу.

– Мы не знали даже, что он женился на Комоле, – сказал Окхой. – Вы уверены, господин Чокроборти, что Комола – жена Ромеша? Может быть, она ему сестра или родственница?

– Что вы говорите, Окхой-бабу? – изумился дядя. – Как это не жена? Редко встретишь такую преданную и хорошую жену, как Комола!

– Удивительное дело! Чем лучше жена, тем хуже с ней обращаются! – заметил Окхой, тяжело вздыхая. – Мне кажется, что на долю наиболее достойных людей выпадают самые тяжкие испытания.

– Это поистине огромное несчастье! – сказал Оннода-бабу, поглаживая рукой свои поредевшие волосы. – Но теперь ничего не поделаешь. Незачем и горевать напрасно.

– У меня есть некоторые сомнения, – снова заговорил Окхой. – А что если Комола не утопилась, апросто убежала из дому? Я и привез господина Чокроборти в Бенарес, чтобы начать поиски. Но, видно, и вы ничего не можете сообщить о ней. Мы останемся здесь на несколько дней и попробуем поискать Комолу.

– А где сейчас Ромеш? – спросил Оннода-бабу.

– Он уехал, не простившись с нами, – ответил дядя.

– Я не видел его, но слышал, что он уехал в Калькутту, – сказал Окхой. – Кажется, он собирается работать в Алипуре. Человек не может долго переживать, особенно если он молод, как Ромеш. Идемте, господин Чокроборти. Поищем Комолу в городе.

– Ты зайдешь еще к нам, Окхой? – спросил Оннода-бабу.

– Не знаю. Вы не представляете, как болит у меня душа. Пока я в Бенаресе, я должен искать Комолу. Благородная девушка в отчаянье убежала из дому! Подумайте только, каким опасностям она сейчас подвергается! Конечно, для Ромеша-бабу это безразлично, но я не могу оставаться спокойным.

После этого Окхой с дядей покинули дом Онноды-бабу.

Огорченный Оннода-бабу пытливо всматривался в лицо дочери. Хемнолини знала, что отец тревожится за нее, и огромным усилием воли заставила себя успокоиться.

– Отец, сегодня тебе следует показаться врачу, – оказала она. – Всякий пустяк губительно сказывается на твоем здоровье. Тебе нужно немного подлечиться.

Оннода-бабу почувствовал облегчение. Несмотря на все то, что Хемнолини узнала о Ромеше, она беспокоилась о здоровье отца. Камень свалился с его души. В другой рае он попытался бы избежать разговора о своей болезни, но сегодня сказал:

– Прекрасная мысль! Можно показаться врачу. Не послать ли сейчас за Нолинакхой, как ты думаешь?

Упоминание о Нолинакхе встревожило Хемнолини. Теперь в присутствии отца ей будет трудно держаться с ним попрежнему естественно. Но она сказала:

– Хорошо, я пошлю за ним.

Видя, что спокойствие Хем не нарушено, Оннода-бабу набрался смелости.

– Хем, этот случай с Ромешем…

Хемнолини не дала ему договорить:

– Отец, становится жарко… Идем… Идем в комнаты. – И, не дав ему возразить, взяла его под руку и увела в дом. Там она усадила его в кресло, укутала и вложила в руки газету. Затем вынула из футляра очки, надела их ему на нос и сказала:

– Почитай, отец. Я скоро вернусь.

Оннода-бабу, как послушный мальчик, пытался выполнить приказание Хемнолини, но тревога за дочь мешала ему сосредоточиться. В конце концов он отложил газету и пошел искать Хем. Подойдя к ее комнате, он увидел, что дверь заперта на ключ, хотя время было еще раннее.

Оннода-бабу молча ходил по веранде из угла в угол. Немного погодя он снова отправился к Хемнолини, но и на этот раз комната ее оказалась запертой. Обеспокоенный, Оннода-бабу вернулся на веранду, тяжело опустился в кресло и стал нервно теребить волосы.

Вскоре явился Нолинакха. Осмотрев Онноду-бабу, он наметил курс лечения и затем обратился к вошедшей Хемнолини:

– Скажите, может быть, что-нибудь волнует вашего отца?

Хем ответила утвердительно.

– Ему необходим полный душевный покой, – сказал Нолинакха. – То же переживаю и я со своей матерью. Ее волнует каждая мелочь, на это уходит много ешь Вчера она из-за какого-то пустяка не могла уснуть всю ночь. Я стараюсь ее не волновать, но мир так устроен, что не всегда это возможно.

– Вы плохо выглядите сегодня, – заметила Хемнолини.

– Нет, я чувствую себя прекрасно, – возразил Нолинакха. – Я никогда не болею. Но вчера я поздно лег. Поэтому, может быть, и выгляжу плохо.

– Было бы лучше, если бы рядом с вашей матерью всегда находилась женщина, которая ухаживала бы за ней. Вы – один, работы у вас много, и вы не можете, конечно, ухаживать за ней, как нужно.

Хемнолини вела разговор непринужденно, и в последних словах ее, разумеется, ничего неуместного не было. Но она вдруг подумала, что Нолинакха может счесть их за намек, и покраснела от смущения.

Увидев замешательство Хемнолини, Нолинакха невольно вспомнил свой разговор с матерью.

– Было бы хорошо, если бы при ней всегда была служанка, – поспешно пояснила девушка.

– Я много раз пытался уговорить ее, но она ни за что не соглашается, – ответил Нолинакха. – Она очень ревностно относится к кастовой чистоте, и в этом отношении не доверяет наемной прислуге. Такой уж у нее характер: никогда не воспользуется услугами, если их не оказывают ей добровольно.

На это Хемнолини ничего не могла ответить. Немного погодя она заговорила снова;

– Я стараюсь следовать вашим наставлениям, но сталкиваюсь с препятствиями и отступаю. Боюсь, что мне никогда не удастся обрести душевную твердость и спокойствие. Скажите, неужели удары, наносимые жизнью, будут всегда выводить меня из равновесия?

Печаль и горе, звучавшие в словах Хемнолини, заставили Нолинакху призадуматься.

– Не отчаивайтесь, – сказал он. – Помните, что препятствия, возникающие на жизненном пути, являются испытанием душевной стойкости человека.

– Не могли бы вы зайти к нам завтра утром? – попросила Хемнолини. – Ваша поддержка придает мне силы.

В лице Нолинакхи, в его голосе было столько непоколебимой духовной силы! В ней Хемнолини черпала вдохновение. После ухода Нолинакхи Хемнолини почувствовала некоторое успокоение. Стоя на веранде, прилегающей к ее спальне, она созерцала залитый лучами зимнего солнца мир. В блеске солнечного дня перед лей расстилалась вселенная, преисполненная труда и отдыха, полная сил и умиротворения, где необузданность желаний сочетается с воздержанностью. Всем своим измученным сердцем она чувствовала величие мира. Свет солнца, бесконечная яркая лазурь неба вызвали в душе Хемнолини жажду жизни и благодарность этому миру.

Она думала о матери Нолинакхи. Девушка догадывалась, почему старая женщина не спала прошлую ночь. Первое потрясение и страх, вызванные предложением выйти замуж за Нолинакху, прошли. И в душе Хемнолини росла горячая привязанность к нему и признательность, но в этой привязанности не было ни страданий, ни беспокойных порывов истинной любви. Углубленному в себя юноше, конечно, не нужна любовь женщины, но ему, как и всем, нобходима человеческая забота. Кто будет заботиться о нем? Ведь мать его уже стара и слаба! А жизнь Нолинакхи не бесполезна для других! Служить ему – значит выполнить свой долг перед людьми!

То, что она услышала утром о Ромеше, было тяжелым испытанием для ее любящего сердца. Хемнолини пришлось собрать все свои душевные силы, чтобы выдержать этот жестокий удар. Теперь ей казалось оскорбительным страдать из-за Ромеша. Она не хотела ни осуждать его, ни обвинять. Земля продолжает неизменно вращаться, в то время как миллионы людей совершают плохие и хорошие поступки, и Хемнолини вовсе не собиралась осуждать кого бы то ни было. Она не хотела думать о Ромеше. Иногда она вспоминала погибшую Комолу, и ей становилось страшно. Она мысленно спрашивала себя, какая связь между ней и несчастной самоубийцей. Стыд, гнев, жалость сжимали ее сердце. Стиснув руки, она начинала молиться:

– О всевышний, почему я так страдаю? В чем я виновата? Освободи меня, милосердный, от этой любви! Мне ничего не нужно, только бы жить спокойно в мире твоем!

Онноде-бабу не терпелось узнать, как Хемнолини отнеслась к тому, что услышала о Ромеше и Комоле, но у него не хватало смелости спросить ее об этом. Хемнолини сидела на веранде, занятая вышиванием. Не раз заходил к ней Оннода-бабу, но, глядя на ее задумчивое лицо, не решался заговорить.

Лишь вечером, когда, сидя с ним рядом, Хемнолини поила его лекарством с молоком, он, наконец, собрался с духом.

– Убери, пожалуйста, свет, – попросил он дочь.

Когда комната погрузилась в темноту, Оннода-бабу начал разговор:

– А этот старик, кажется, хороший человек…

Хемнолини ничего не ответила. Другого вступления Оннода-бабу придумать не мог, поэтому он прямо перешел к делу.

– Я удивлен поведением Ромеша. Много было о нем толков. Но я до сих пор им не верил. Однако…

– Отец, оставим этот разговор, – печально прервала его Хемнолини.

– Дорогая, мне тоже не хочется говорить об этом! Но, посуди сама, волею создателя все наши радости и несчастья связаны с этим человеком. Мы не можем безразлично относиться к его поступкам.

– Нет, нет! – поспешно заговорила Хемнолини. – Зачем связывать наше счастье с тем или иным человеком! Отец, я совершенно спокойна. Меня мучает совесть, что ты напрасно беспокоишься обо мне.

– Дорогая Хем, – продолжал Оннода-бабу, – я стар, и мне не найти покоя, пока ты не устроишь свою жизнь. Я не хочу, чтобы ты стала отшельницей.

Хемнолини молчала.

– Пойми, дорогая, – уговаривал Оннода-бабу. – Конечно, ты испытала тяжелое разочарование, но все же не следует отвергать те блага, которые дарует тебе жизнь. Сейчас ты замкнулась в своем горе и не знаешь, что сделает тебя счастливой и полезной в жизни. Я же все время думаю о твоем благополучии. Я знаю, что принесет тебе счастье и успокоение. Не пренебрегай моим советом.

Из глаз Хемнолини полились слезы.

– Не говори так, отец. Я не отвергаю твоего совета и поступлю, как ты укажешь. Только дай мне время очистить душу от сомнений и подготовиться к этому.

Оннода-бабу прикоснулся в темноте к мокрому от слез лицу дочери и погладил ее по голове. Больше он в тот вечер не сказав ни слова.

На следующее утро, когда Оннода-бабу и Хемнолини пили в саду под деревом чай, появился Окхой. Прочтя безмолвный вопрос в глазах Онноды-бабу, Окхой взял чашку чая, уселся и сказал:

– Пока никаких следов. Некоторые вещи Комолы и Ромеша до сих пор находятся у господина Чокроборти, – медленно продолжал он. – Он не знает куда послать их. Когда Ромеш-бабу узнает ваш адрес, он не замедлит, конечно, приехать сюда. Тогда вы…

Неожиданно для всех Оннода-бабу гневно перебил его:

– Окхой, ты ничего не смыслишь. Зачем Ромешу приходить к нам? И почему я должен заботиться о его вещах?

– По всей вероятности, Ромеш-бабу сейчас раскаивается в своих поступках, – начал оправдываться Окхой. – Разве не долг старых друзей поддержать его? Можно ли покинуть его в такую минуту?

– Окхой, – отвечал Оннода-бабу, – нам неприятно, что ты все время говоришь о нем. Сделай милость, никогда не вспоминай при нас о Ромеше.

– Не волнуйся, отец, – нежно промолвила Хемнолини. – Тебе вредно. Окхой-бабу может говорить все, что он желает. В этом нет ничего плохого.

– Нет, нет, простите меня, – извинился Окхой. – Я не понял всего.

Глава пятьдесят четвертая

Мукундо-бабу со всей семьей готовился к отъезду из Бенареса в Мирут. Вещи были уже упакованы, и отъезд назначен на следующее утро. Комола все еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает их отъезду или, может быть, доктор Нолинакха еще раз навестит своего пациента. Но не случилось ни того, ни другого.

Нобинкали боялась, что в суматохе Комола может исчезнуть, и в последние дни не отпускала ее от себя ни на шаг. Всю работу по упаковке вещей взвалили на девушку. Доведенная до отчаяния, она в последнюю ночь мечтала тяжело заболеть. Тогда Нобинкали не увезет ее с собой, а, может быть, к ней пригласят небезызвестного доктора. Закрыв глаза, она представляла себе, как перед лицом надвигающейся смерти почтительно берет прах от ног доктора и умирает.

В последнюю ночь Комола спала в комнате Нобинкали, а на следующий день поехала на вокзал в экипаже хозяйки. Мукундо-бабу ехал во втором классе, а Нобинкали с Комолой устроились в женском купе.

Наконец, поезд тронулся. Свисток паровоза разрывал сердце Комолы, как в неистовстве рвут лиану клыки обезумевшего слона. Девушка жадно смотрела на проносящийся за окнами вагона город.

– Где коробочка с паном? – послышался голос Нобинкали. Комола молча подала ее.

– Так и знала! – гневно воскликнула Нобинкали. – Ты забыла положить в бетель известь. Что мне с тобой делать! Если я сама не позабочусь, то все идет прахом. Дъявол в тебя вселился, что ли? Ты нарочно злишь меня. Сегодня не посолены овощи, завтра молочная каша отдает землей. Ты думаешь, мы не понимаем твоих проделок? Вот подожди, приедем в Мирут, я тебе укажу твое место!

Когда поезд проезжал по мосту, Комола высунулась из окна, чтобы в последний раз взглянуть на Бенарес, раскинувшийся по берегу Ганга. Она не знала, где находится дом Нолинакхи. Но мелькавшие перед глазами в быстром беге поезда набережные, дома, островерхие храмы – все казалось ей наполненным его присутствием, все было бесконечно мило ее сердцу.

– Чего это ты высовываешься из окна? – послышался окрик. Ты ведь не птица! Без крыльев не улетишь!

Когда Бенарес скрылся из виду, Комола вернулась на свое место и молча уставилась в пространство.

Поезд прибыл в Моголшорай. Комола шла, как во сне. Она не замечала ни шума вокзала, ни сутолоки людской толпы. Так же машинально пересела она с одного поезда на другой.

Наступило время отхода поезда, как вдруг Комола вздрогнула, услышав хорошо знакомый голос.

– Мать! – окликнули ее.

Комола обернулась, выглянула на платформу и увидела Умеша. Радость осветила ее лицо.

– Это ты, Умеш!

Умеш открыл дверь купе, и в то же мгновенье Комола была на платформе, а Умеш, почтительно склонившись к ее ногам, приветствовал ее. Он широко улыбнулся ей.

В ту же секунду кондуктор захлопнул дверь купе.

– Комола, что ты делаешь! – кричала Нобинкали, беснуясь в купе. – Поезд отходит! Садись скорее! Садись!

Но Комола ничего не слышала. Раздался свисток, паровоз запыхтел и двинулся с места.

– Откуда ты, Умеш? – спросила Комола.

– Из Гаджипура.

– Все здоровы? Как дядя? – засыпала его вопросами девушка.

– Он хорошо себя чувствует.

– А как поживает моя диди?

– Она все глаза по тебе выплакала, мать.

Глаза самой Комолы наполнились слезами.

– Как Уми? Помнит ли она еще свою тетю?

– Пока ей не наденут браслеты, которые ты подарила, она ни за что не будет пить молока, – отвечал Умеш. – А как наденет их, начинает размахивать ручонками и кричать: «Тетя уехала!..» Мать, глядя на нее, все плачет.

– Как ты здесь оказался? – продолжала спрашивать Комола.

– Мне надоело жить в Гаджипуре, вот я и уехал.

– Куда же ты теперь направляешься?

– Поеду с тобой, мать.

– Но у меня нет ни пайсы.

– У меня есть деньги, – заверил ее Умеш.

– Откуда? – удивилась Комола.

– Я не истратил те пять рупий, которые ты мне тогда дала, – ответил Умеш и, достав из узелка деньги, показал их Комоле.

– Тогда пошли. Мы едем в Бенарес. Скажи, сможешь ты купить два билета?

– Смогу, – ответил Умеш и через минуту принес билеты.

Поезд уже стоял под парами, и Умеш усадил Комолу в женское купе, сказав, что поедет в соседнем отделении.

– А теперь куда мы пойдем? – спросила Комола, когда они вышли из поезда в Бенаресе.

– Об этом не беспокойся, мать, – сказал Умеш. – Я знаю хорошее место.

– Хорошее место? Что ты здесь знаешь? – изумилась Комола.

– Я все здесь знаю. Скоро сама увидишь, куда я тебя доставлю!

С этими словами Умеш помог Комоле сесть в экипаж, а сам уселся на козлы. Наконец, экипаж остановился, и Умеш, слезая с козел, крикнул:

– Мать, мы уже приехали!

Выйдя из экипажа, Комола пошла за Умешем.

– Дедушка дома? – крикнул Умеш, когда они вошли в дом.

В соседней комнате послышался шум.

– Неужели это Умеш! Откуда ты появился?

В это мгновенье сам дядя Чокроборти с хуккой в руках появился в дверях комнаты. Лицо Умеша расплылось в довольной улыбке, а изумленная Комола упала на землю перед дядей, совершая пронам. Чокроборти не мог вымолвить ни слова, он не знал, что говорить, что делать со своей трубкой. Наконец, взяв Комолу за подбородок, он поднял ее смущенное лицо и сказал:

– Ты вернулась к нам, дорогая. Идем, идем наверх. Шойла, Шойла! Посмотри, кто к нам приехал! – закричал он.

Шойлоджа быстро спустилась по лестнице на веранду. Приветствуя свою диди, Комола взяла прах от ее ног. Шойла порывисто заключила девушку в свои объятия и, прижимая к груди, покрыла поцелуями ее лоб. Слезы текли по щекам молодой женщины.

– Дорогая моя, мы так горевали о тебе!

– Не надо об этом, – прервал дочь Чокроборти. – Лучше позаботься, чтобы накормили ее.

В это время, протягивая ручонки, с криком «тетя, тетя», вбежала Уми. Комола подхватила ее на руки и, жадно целуя, прижала к груди.

Шойлоджа не могла без слез смотреть на грязную одежду Комолы. Она потащила ее с собой, заботливо выкупала и заставила надеть свое лучшее платье.

– Ты, видно, плохо спала прошлую ночь, – сказала она, когда Комола оделась. – Глаза совсем ввалились. Сейчас же иди и ложись. А я пока приготовлю что-нибудь поесть.

– Нет, диди, – попросила Комола, – я тоже пойду с тобой на кухню.

Шойлоджа согласилась, и подруги пошли вместе.

Надо сказать, что, когда по совету Окхоя Чокроборти собрался в Бенарес, Шойлоджа сказала ему;

– Отец, я тоже поеду с тобой.

– Но ведь Бипину сейчас не дадут отпуска, – ответил дядя.

– Ну и что же, я поеду одна. Мама остается, она о нем позаботится.

До этого Шойла еще ни разу не расставалась с мужем.

Дядя согласился, и они вместе отправились в Бенарес. На платформе они увидели Умеша. Он тоже сошел с этого поезда. Чокроборти с дочерью были удивлены и спросили его, куда он направляется. Оказалось, что Умеш приехал с той же целью, что и они. Зная, что он нужен в Гаджипуре и что неожиданное его исчезновение огорчит хозяйку, Чокроборти и Шойлоджа уговорили его вернуться.

Читателю уже известно, что случилось после. Умеш не мог оставаться в Гаджипуре без Комолы. В один прекрасный день он взял деньги, которые хозяйка дала ему, отправляя на рынок, переехал на другой берег Ганга и очутился на вокзале, где и встретил Комолу. В тот день жена Чокроборти напрасно ругала мальчугана.