Текст книги "Крушение"

Автор книги: Рабиндранат Тагор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятьдесят первая

Когда Комола дошла до берега Ганга, холодное зимнее солнце спустилось к самому краю тусклого небосвода. В надвигающихся сумерках Комола почтительно приветствовала уходящее светило. Она брызнула на голову водой из Ганга и вошла в реку совершить обряд поклонения ему: зачерпнула пригоршней воду, затем вылила ее и бросила в священный Ганг цветы.

Выйдя из воды, девушка склонилась до земли, думая о тех, кто был к ней добр. И тут она вспомнила еще одного человека, которого должна была уважать. В его присутствии она ни разу не подняла головы и не взглянула ему в лицо. В тот единственный вечер, когда они были вместе, Комола сидела, потупившись от смущения, и не осмеливалась посмотреть даже на его ноги. В их брачной комнате он перекинулся несколькими словами с другими девушками, но, окутанная стыдом, словно покрывалом, она не расслышала и этих немногих слов. И сейчас, стоя здесь, на берегу реки, она попыталась воскресить в памяти звук его голоса, но не смогла.

Свадебный обряд, продолжавшийся тогда почти всю ночь, так утомил ее, что Комола совсем не помнила, где и когда она уснула. Проснувшись рано утром, девушка увидела, что соседка, громко смеясь, трясет ее за плечи, пытаясь разбудить. Рядом с Комолой на ложе никого не было.

И теперь, в последние мгновения жизни, ничто не могло напомнить ей о ее господине. Она не помнила ни его лица, ни его голоса – она ничего не помнила.

Наряд жениха был перевязан красным шнуром. Комола не знала, что благодаря стараниям Тарини этот наряд оказался самым дешевым, но даже его она не сумела заботливо сохранить в своей памяти.

Письмо, которое Ромеш написал Хемнолини, было спрятано в уголке сари Комолы. Сев на песок, она достала его и в надвигающихся сумерках стала читать ту часть письма, где говорилось о ее муже. Сказано о нем было очень мало: только, что имя его Нолинакха Чоттопадхайя, что он работал врачом в Рангпуре и что Ромеш не нашел его там. И больше ничего!

Комола внимательно просмотрела все письмо, но никаких сведений о Нолинакхе в нем больше не было. Нолинакха! Это имя словно наполняло ее душу нектаром неиспытанной доселе радости. Воплотившись в неведомый ей образ, оно овладело всем ее существом.

Безудержные слезы полились из глаз девушки. Ей казалось, что они смягчили сердце и унесли с собой ее безутешное горе. Какой-то внутренний голос говорил Комоле:

– Нет больше пустоты! Нет больше мрака! Я знаю, что теперь и я принадлежу жизни!

И она самозабвенно воскликнула:

– Как верная жена я должна жить, чтобы взять прах от ног его! Всевышний никогда не будет препятствовать мне в этом! Если я останусь жить, я непременно встречусь с ним! Боги спасли меня, чтобы я могла служить ему!

Она вынула из платка связку ключей от дома Ромеша и выбросила ее. Вдруг она вспомнила, что ее сари застегнуто брошью, подаренной Ромешем. Она поспешно отстегнула ее и бросила в воду.

Затем, повернув на запад, Комола пустилась в путь. Она очень смутно представляла себе, куда идет, что будет делать. Она знала лишь, что должна идти, не останавливаясь ни на минуту.

Холодный свет сумерек постепенно тускнел и вскоре совсем угас. Белый песчаный берег слабо светился в темноте, словно кто-то вдруг стер часть прекрасной картины, нарисованной природой. Безлунная ночь с темным небосводом, усыпанным немигающими звездами, нежно вздыхала над пустынным берегом реки.

Комола не могла различить перед собой ничего, кроме темноты, безлюдной и бесконечной. Но она твердо знала, что должна идти вперед, и шла, не имея сил задуматься над тем, что ждет ее впереди.

Она решила идти вдоль берега реки. Тогда ей не придется спрашивать ни у кого дорогу, и, если ей будет угрожать опасность, волны священного Ганга укроют ее.

Воздух был прозрачен, и ночная темнота скрывала Комолу, но не ослепляла ее. Наступила глубокая ночь. С полей, засеянных ячменем, послышался протяжный вой шакалов.

Комола прошла довольно далеко, когда низкий песчаный берег сменился холмами. На берегу реки виднелось селенье. Когда Комола с бьющимся сердцем приблизилась к нему, вся деревня была объята крепким сном. Девушка почувствовала усталость и, дрожа от страха, вышла из деревни. Наконец, она дошла до вершины холма. Дальше дороги не было.

Выбившись из сил, Комола упала у подножья баньяна и крепко заснула.

На рассвете, открыв глаза, она увидела, что перед ней стоит какая-то пожилая женщина.

– Ты кто такая? – спросила та. – Почему ночуешь под деревом.

Испуганная, Комола вскочила. Невдалеке от берега она увидела две лодки.

Пожилая женщина встала пораньше, чтобы выкупаться, пока не проснулись ее спутники.

– Ты похожа на бенгалку, – сказала она.

– Да, я бенгалка, – тихо ответила Комола.

– Как ты сюда попала? – снова спросила женщина.

– Я иду в Бенарес. Мне захотелось спать, вот я и легла здесь.

– Подумать только! Пешком идти в Бенарес! – воскликнула женщина. – Ну, хорошо, садись в нашу лодку. А я сейчас выкупаюсь и вернусь.

После купанья состоялось знакомство. Пожилая женщина подробно рассказала Комоле, что она и ее муж родственники Шидхешор-бабу из Гаджипура, в семье которого недавно сыграли очень пышную свадьбу. Имя ее – Нобинкали, а мужа – Мукундолал Дотто. Вот уже несколько лет они живут в Бенаресе. Они не могли воспользоваться приглашением родственников погостить подольше у них в Гаджипуре, так как им пришлось бы питаться в их доме, а муж Нобинкали был очень разборчив в еде. Поэтому-то они взяли лодку и поспешили уехать домой.

В ответ на сожаление, высказанное хозяйкой дома по поводу их отъезда, Нобинкали сказала: «Знаешь, дорогая, у моего мужа плохое здоровье. С детства он привык к тому, чтобы в доме была корова, из молока которой делали бы масло, из масла гхи, а на гхи приготавливали бы лучи. Корову же не будешь кормить кое-как…» и так далее…

Рассказав подробнейшим образом о себе и муже, Нобинкали стала расспрашивать Комолу.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Комола.

– Ты, я вижу, носишь металлические браслеты на руках. Значит, у тебя есть муж?

– Он исчез на следующий день после свадьбы, – тихо промолвила Комола.

– Подумать только! Ты же совсем молоденькая! Должно быть, тебе не больше пятнадцати? – продолжала Нобинкали, внимательно оглядев Комолу с головы до ног.

– Я точно не знаю, сколько мне лет. Но, должно быть, скоро будет пятнадцать.

– Ты действительно брахманка?

– Да.

– Где живут твои родные? – расспрашивала Нобинкали.

– Я никогда не была в доме родных моего мужа. Родина же моего отца – Бишукхали.

– Твои родители… – начала Нобинкали.

– У меня нет ни отца, ни матери, – прервала ее Комола.

– О великий Хари! [56]56
  Хари – эпитет бога Вишну.


[Закрыть]Что же ты собираешься делать?

– В Бенаресе я постараюсь поступить в услужение в какой-нибудь порядочный дом, где бы я смогла жить и кормиться. Я умею стряпать.

Нобинкали была рада случаю заполучить даровую кухарку-брахманку, но все же сказала:

– Нам не нужна кухарка. У нас достаточно с собой слуг-брахманов, и мы не можем нанять еще одну служанку. К тому же кто поручится, что ты будешь хорошо готовить хозяину пищу. Слуге-брахману приходится платить четырнадцать рупий в месяц, кроме того, хорошо кормить и одевать. Но ты девушка из брахманского рода и оказалась в затруднительном положении. Так и быть – живи у нас. Нам приходится кормить так много людей и столько выбрасывать добра, что лишний человек нас не обременит. Тебе не придется много работать. В доме сейчас только мой муж и я. Дочерей я выдала замуж. Все они попали в очень состоятельные семьи. У нас один сын. Сейчас он работает судьей в Шерадхгондже. Два месяца назад, когда я прочла о его назначении, я сказала мужу: «Наш Ното не нуждается. Зачем ему ехать туда? Конечно, не всякий может стать судьей. Но все же зачем бедному мальчику уезжать так далеко». А муж ответил: «Не в этом дело. Ты, как женщина, ничего не понимаешь. Я заставил его служить не из-за жалованья. Мы не так уж бедны! Но кто знает, чем бы он занялся, если бы у него не было определенной работы. Ведь он так молод!..»

Дул попутный ветер, и Комола со своими новыми знакомыми быстро добралась до Бенареса.

Нобинкали и ее мужу принадлежал расположенный за городом двухэтажный дом с небольшим садом. Нигде не было и признака слуг-брахманов с жалованием в четырнадцать рупий в месяц. Правда, был один повар-брахман из Ориссы. Но через несколько дней после появления Комолы Нобинкали, вспылив, выгнала его, ничего не заплатив. А так как в это время было трудно найти повара за четырнадцать рупий в месяц, всю работу тю кухне взвалили на Комолу.

Нобинкали часто поучала Комолу:

– Послушай, дитя мое, Бенарес опасное место для такой молоденькой девушки, как ты. Никогда не выходи одна из дому. Когда я пойду купаться на берег Ганга или поклониться изображению Шивы, я возьму тебя с собой.

Опасаясь, как бы Комола не ускользнула из ее рук, Нобинкали очень зорко следила за ней. Она не давала Комоле даже поговорить с ее сверстницами, бенгальскими девушками.

Целый день Комола трудилась на кухне. А вечером Нобинкали принималась скучно и долго рассказывать ей о том, что только боязнь воров помешала ей привезти в Бенарес драгоценные украшения, золотую и серебряную домашнюю утварь, дорогую мебель, обитую парчой и бархатом.

– Мой муж долго не мог привыкнуть к медной посуде, – говорила она. – Сначала он все время ворчал. «Ну, и пусть украдут часть посуды, мы купим новую», – говорил он. Но я не могу понапрасну терпеть убытки, уж лучше как-нибудь так обойдемся… Ты не думай, у нас есть большой дом и целая армия слуг. Но не могли же мы всех их везти сюда. Мой муж настаивал на том, чтобы мы наняли здесь большой дом, но я сказала, что не вынесу этого, что хочу немного отдохнуть. А если дом будет полон людей, конца не будет заботам и волнениям…

И так до бесконечности.

Глава пятьдесят вторая

Жизнь Комолы в доме Нобинкали походила на жизнь рыбы в мелком, заросшем тиной пруде. Она могла бы убежать. Но куда идти? Комола хорошо помнила, каким страшным и бесприютным показался ей мир в ту роковую ночь. Она не могла легко решиться на это еще раз.

Нельзя сказать, чтобы Нобинкали по-своему не привязалась к девушке, но в этой привязанности не было любви и чуткости. В трудную минуту жизни она помогла Комоле, но той было трудно чувствовать к ней какую-нибудь благодарность. Работать по хозяйству казалось Комоле куда приятнее, чем проводить время в обществе Нобинкали.

Однажды утром Нобинкали позвала Комолу и сказала ей:

– Вот что, уважаемая, сегодня хозяин плохо себя чувствует. Вместо обычного риса испеки ему лепешки. Но не трать так много гхи. Я знаю, что ты хорошая кухарка, но не могу понять, куда идет столько топленого масла. В этом отношении брахман из Ориссы был куда лучше. Конечно, он тоже готовил на масле, но вкус масла едва чувствовался во всех его кушаньях.

Комола никогда не отвечала на подобные упреки и, будто не слыша их, тотчас же бралась за работу. Так и сегодня, она безмолвно, остро переживая в душе незаслуженное оскорбление, принялась чистить овощи. Она думала о земных горестях и о тех страданиях, которые выпали на ее долю. Вдруг она услышала, заставившие ее вздрогнуть, слова хозяйки.

– Тулси, – говорила хозяйка, – беги скорее в город и позови доктора Нолинакху. Скажи ему, что хозяину очень плохо.

«Доктор Нолинакха!» Перед глазами Комолы солнечные лучи задрожали, словно золотые струны вины от внезапного прикосновения.

Бросив овощи, она подошла к дверям кухни. Когда Тулси, низко наклонившись, вошел в кухню, она обратилась к нему:

– Куда ты идешь, Тулси?

– Иду позвать доктора Нолинакху.

– Кто это?

– О, это лучший врач здесь!

– Где он живет?

– В городе, в миле отсюда.

Всем тем немногим, что Комоле удавалось сберечь от господского стола, она всегда делилась со слугами, которых хозяйка никогда не кормила досыта. И грубая брань хозяйки не могла отучить ее от этого. К тому же слугам разрешалось есть лишь после того, как поедят господа. Часто случалось, что кто-нибудь из слуг приходил к Комоле с просьбой покормить его, и Комола никогда не отказывала. Поэтому она быстро завоевала их любовь.

– С кем ты там советуешься? – послышался окрик сверху. – Ты думаешь, я ничего не вижу! Ты что, не можешь найти дорогу в город, не заглянув в кухню? Не удивительно, что столько добра пропадает. Не забывай, сударыня, я подобрала тебя на дороге и из милости приютила. Вот она, твоя благодарность!

Нобинкали никогда не оставляло подозрение, что все стараются обокрасть ее. И хотя не было никаких доказательств, она в каждом видела вора. Она была уверена, что, даже если бросать комья грязи в полной темноте, часть их непременно попадет в цель. Слуги должны знать, что она всегда настороже и ее не обманешь. Но на этот раз брань Нобинкали не задела Комолу. Она работала, как автомат, а мысли ее витали неизвестно где. Она ждала возвращения Тулси, стоя внизу в дверях кухни. Наконец, он вернулся, но один.

– А доктор не пришел, Тулси? – спросила Комола.

– Нет, не пришел.

– Почему?

– У него больна мать.

– Больна мать, – повторила Комола. – Что же, в доме никого больше нет?

– Нет, доктор не женат.

– Откуда ты знаешь, что он не женат?

– Я слышал от слуг, что у него нет жены.

– Может быть, его жена умерла?

– Может быть. Но его слуга Бродж говорит, что, когда Нолинакха работал врачом в Рангпуре, у него и там жены не было.

– Тулси! – послышался крик сверху.

Комола быстро скрылась в кухне, а Тулси побежал наверх.

Нолинакха!.. Врачебная практика в Рангпуре… Комола больше не сомневалась.

Когда Тулси спустился вниз, Комола обратилась к нему снова:

– Послушай, у меня есть родственник и его зовут так же, как доктора. Скажи, он действительно брахман?

– Да, он брахман. Фамилия его – Чатуджо.

Боясь гнева хозяйки, Тулси не посмел продолжать разговор с девушкой и быстро скрылся. Комола же отправилась к Нобинкали.

– Я сделала все и сейчас хочу пойти выкупаться на Дошашомедх-Гхат, – заявила она.

– Ты какая-то странная! – заговорила Нобинкали. – Хозяин болен, неизвестно, что ему может понадобиться. Как же можно обойтись без тебя?

– Я узнала, что один мой родственник находится в Бенаресе. Мне нужно повидатся с ним, – настаивала Комола.

– Это к хорошему не приведет! – воскликнула Нобинкали. – Я не девочка и все хорошо понимаю. Кто тебе сообщил о родственнике? Наверно, Тулси. Я не буду больше держать этого мальчишку. Запомни, сударыня, пока ты у меня в доме, ты не будешь ходить одна купаться или искать по городу родственников.

Привратнику было отдано приказание немедленно выгнать Тулси и не позволять ему показываться в доме, а остальным слугам строжайше запрещено поддерживать какие-либо отношения с Комолой.

Пока Комола не была уверена в существовании Нолинакхи, она была покорна. Но теперь ей трудно было оставаться покорной. В этом городе жил ее муж, и находиться в этом совершенно чужом для нее доме было нестерпимо! Она не могла уже работать с прежним усердием, и хозяйка все чаще и чаще оставалась недовольна ею.

– Предупреждаю, сударыня, – говорила Нобинкали в таких случаях, – мне не нравится твое поведение. Злой дух вселился в тебя, что ли? Сама ты можешь вообще не есть, но я не позволю нас морить голодом. Сегодня невозможно взять в рот твою стряпню.

– Я не могу у вас больше работать! – отвечала Комола. – Я не могу больше! Отпустите меня!

Нобинкали, как буря, налетела на нее.

– Действительно, никто не платит добром за добро! А я еще сжалилась над ней, приютила у себя! Отпустила отличного повара-брахмана, который так долго служил нам! Даже не поинтересовалась, настоящая ли ты брахманка! А сегодня она приходит и говорит: «Отпустите меня». Если попытаешься бежать, я заявлю в полицию! У меня сын – судья! Сколько людей уже повешено по его приказу! Не пробуй шутить со мной! Слышала про Году? Он нагрубил хозяину и получил по заслугам. По сей день сидит в тюрьме! Ты нас не обманешь!

Слова хозяйки не были ложью. Действительно, хозяйка с мужем обвинили Году в краже часов и посадили в тюрьму.

Комола не видела выхода. Могла ли случиться большая беда, чем теперь, когда счастье ее жизни было так близко, но руки оказались связаны! Ее жизнь, жизнь пленницы, полная тяжелой работы, становилась невыносимой. Поздно вечером, закончив работу, кутаясь от холода в теплую шаль, она выбегала в сад. Прислонившись к стене, она долго смотрела на дорогу, ведущую в город. Ее юное сердце было полно желания предаться верному служению мужу, жаждало излить свою любовь! Оно устремлялось вперед по этой безлюдной ночной дороге к заветному для нее дому в городе. Словно окаменев, Комола подолгу стояла, затем склонялась в низком поклоне и возвращалась в свою комнатку.

Но недолго пользовалась Комола и этой небольшой свободой, этими крохами счастья. Однажды поздно вечером, когда она закончила свою работу, Нобинкали послала за ней. Слуга доложил, что нигде не нашел Комолы.

– Неужели она сбежала? – воскликнула обеспокоенная Нобинкали. И сама с лампой в руках принялась искать Комолу по всем комнатам. Не найдя ее, она пошла к мужу. Хозяин, полузакрыв глаза, курил хукку. [57]57
  Хукка – трубка для курения табака, типа кальяна.


[Закрыть]

– Послушай, брахманка, кажется, сбежала! – сообщила она.

Но даже это известие не способно было вывести Мукундо-бабу из равновесия.

– Я предупреждал тебя, что она ненадежный человек, – лениво протянул он. – Что-нибудь пропало?

– Нет только шали, которую дала ей поносить, – ответила хозяйка. – Чего еще не хватает – не знаю.

– Нужно сообщить в полицию, – невозмутимо предложил хозяин.

Одного из слуг послали в полицию. Тем временем Комола вернулась и увидела, что Нобинкали, стараясь узнать, что из вещей пропало, старательно перерыла весь дом.

– Что это за штуки! – закричала она, как только увидела Комолу. – Ты где была?

– Я окончила работу и пошла в сад, – ответила Комола.

Нобинкали разразилась бранью. Она говорила все, что приходило ей на язык. На ее крик сбежались слуги и столпились в дверях кухни.

Никогда никакие оскорбления Нобинкали не могли заставить Комолу расплакаться. И сейчас под злобным потоком ругательств она стояла молча.

Когда поток слов Нобинкали несколько ослабел, Комола сказала:

– Вы недовольны мной! Отпустите меня!

– Я отпущу тебя! – снова закричала Нобинкали. – Не воображай, что я буду кормить и одевать такую неблагодарную тварь, как ты! Но прежде, чем распрощаться с нами, ты у меня узнаешь, с кем имеешь дело!

После такого скандала Комола не осмеливалась больше выходить в сад. Она закрывалась у себя в комнате и мысленно утешала себя:

«Должен же всевышний смилостивиться к тому, кто столько страдает!»

Однажды Мукундо-бабу с двумя слугами поехал прогуляться. После его ухода наружную дверь дома закрыли на засов. Стало уже темнеть, когда за дверью послышался чей-то голос.

– Мукундо-бабу дома?

Нобинкали переполошилась.

– Да ведь это доктор Нолинакха пришел! Будхия! Будхия! – звала она слугу. Но Будхии и след простыл.

– Беги скорей и открой дверь! – приказала Нобинкали Комоле. – Скажи доктору, что хозяин вышел прогуляться. Он сейчас придет. Пусть доктор подождет его.

Комола взяла фонарь и спустилась вниз. Ноги ее дрожали, сердце сильно билось в груди, руки похолодели. Она боялась, что от страшного волнения не сможет разглядеть Нолинакху.

Девушка отодвинула засов и, закрываясь покрывалом, отступила за дверь.

– Хозяин дома? – повторил свой вопрос Нолинакха.

– Нет. Пройдите, пожалуйста, – еле-еле вымолвила Комола. Нолинакха прошел в гостиную. В это время отыскался Будхия, который и передал Нолинакхе слова хозяйки:

– Хозяин вышел погулять. Сейчас он придет. Подождите немного.

Грудь Комолы тяжело вздымалась от волнения. Она пробралась на темную веранду, чтобы оттуда получше рассмотреть Нолинакху. От волнения девушка едва стояла на ногах и опустилась на пол, чтобы хоть немного успокоить сильно бьющееся сердце. От душевного смятения и вечерней прохлады Комола дрожала всем телом.

Освещенный слабым светом керосиновой лампы Нолинакха сидел задумавшись. Взгляд Комолы был прикован к нему. Слезы струились по ее лицу. Она торопливо вытирала их, не отрывая горящего взора от Нолинакхи и словно стараясь навсегда запечатлеть его образ в своем сердце. Она оцепенела, всматриваясь в это задумчивое лицо с высоким лбом, озаренное колеблющимся светом лампы, и перестала ощущать окружающее. Сейчас для нее во всем мире не существовало ничего, кроме этого лица. В нем был воплощен весь мир.

Неизвестно, сколько времени просидела Комола в этом задумчивом или скорее бессознательном состоянии. Очнувшись, она вдруг заметила, что Нолинакха встал с кресла и разговаривает с Мукундо-бабу.

Опасаясь, что оба могут выйти на веранду и застать ее там, она спустилась вниз, в кухню. Кухня выходила во двор, через который Нолинакха должен был пройти на улицу. С замирающим сердцем Комола ждала его.

– Как я, жалкая женщина, могу быть женой такого человека! В его умном, светлом и прекрасном лице есть что-то божественное! О господин мой, я не напрасно страдала! – молилась она.

На лестнице послышался шум шагов. Комола быстро встала возле неосвещенной двери. Первым прошел Будхия с лампой в руках. Следом за ним появился Нолинакха.

«О господин, твоя верная служанка вынуждена быть рабой в чужом доме. Ты прошел мимо нее и не узнал», – мысленно обратилась к нему Комола.

Когда Мукундо-бабу ушел в комнаты жены ужинать, девушка тихонько прокралась в гостиную. Она упала на колени перед креслом, в котором недавно сидел Нолинакха; коснувшись лбом пола, она почтительно поцеловала его. Сердце Комолы сжималось от горя: у нее не было иной возможности выразить ему свою любовь и преданность.

На следующий день Комола узнала, что доктор посоветовал хозяину переменить для поправки здоровья климат и уехать на курорт, расположенный далеко на запад от Бенареса. В доме начались приготовления к отъезду.

– Я не могу уехать из Бенареса, – сказала Комола, придя к Нобинкали.

– Мы можем, а она, видите ли, не может! С чего это ты вдруг стала такой благочестивой?

– Говорите, что хотите, но я остаюсь здесь.

– Хорошо! Посмотрим, как ты это сделаешь.

– Прошу вас, не увозите меня отсюда, – взмолилась Комола.

– Ты ужасный человек! Пора уезжать, а ты ломаешься! Нам сразу не найти человека на твое место. Кто же будет выполнять твою работу?

Все мольбы и уговоры девушки оказались напрасны. Закрывшись у себя в комнате, она разрыдалась, призывая на помощь всевышнего.