Текст книги "Обладать и ненавидеть (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Так вот на что это похоже? – я насмехаюсь. – Ты из тех мужчин, которые всегда разговаривают по телефону, даже когда у них свидание?

– Я не знал, что у нас свидание.

– Это не так, – быстро говорю я, смутившись.

Он кладет телефон на бедро и перекидывает руку через заднее сиденье лимузина в акте явного доминирования.

– Просто чтобы внести ясность, я работаю при каждом удобном случае, потому что я должен, но если бы я был с кем-то, кто хотел бы провести со мной время, я бы отключил свой телефон.

Его глаза умоляют меня бросить ему вызов, но я внезапно слишком нервничаю. Боже, я ненавижу, что он это делает – лишает меня моей силы одним дерзким взглядом.

– Приятно это знать.

Я поправляю сумочку на коленях и снова смотрю на движение.

– Спасибо, что пошла со мной на этот вечер по сбору средств, – говорит он после долгого молчания.

Искренность в его голосе заставляет меня оглянуться на него. К моему удивлению, я обнаруживаю, что он изучает меня.

Я отвечаю с легкой улыбкой.

– Я счастлива сделать это. Я действительно не могу жаловаться на то, что так наряжаюсь. Это был веселый день.

– Я рад.

Я прикусываю нижнюю губу, прежде чем продолжить.

– И тебе не нужно беспокоиться. Я не забыла о договоренности. Я знаю, что я здесь только потому, что мое имя было на том конверте. Это не похоже на… на некоторые…

Он молчит, оставляя меня в подвешенном состоянии и слушая мои попытки сформулировать то, на что я намекаю

Наконец, я стону в агонии, торопясь продолжить:

– Я просто хотела сказать, что я знаю, что ты хотел бы пригласить Камилу сегодня вечером, и мне жаль, что ты не можешь провести вечер с ней.

– В твоих извинениях нет необходимости. Мы с Камилой больше не вместе.

– О.

Надежда расцветает в моей груди, пока реальность не становится четкой. Привет! Какая разница, встречается он с Камилой или нет? Почему меня это вообще волнует?! Наши отношения не изменятся. Он просто начнет встречаться с кем-нибудь другим.

И тут мне в голову приходит ужасная мысль.

– Вы двое расстались не из-за нашего поцелуя, не так ли?

О боже, я буду чувствовать себя ужасно.

Он на самом деле посмеивается над моим вопросом, как будто это совершенно нелепо, и у меня сразу же встают дыбом волосы.

– Нет. Мы расстались в вечер званого ужина.

– Действительно? – Я в замешательстве. – Но ведь потом она пришла в квартиру после этого, и вы, ребята, обнялись.

– Мы обнимались?

– Да. Я видела это.

Осознав то, что я только что раскрыла, я отступаю назад.

– Я случайно проходила мимо. В любом случае, да, вы, ребята, определенно обнимались.

– Верно. Что ж, мы не вместе. В тот день мы просто поставили все точки над «и». С тех пор я ее не видел.

– Ох.

Он снова смотрит на свой телефон, и мгновение спустя я добавляю:

– На самом деле ты не кажешься таким уж грустным из-за этого.

– Думаю, что нет.

– Разве вы двое не были вместе какое-то время?

– Я полагаю.

– И тебе не грустно?

– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, Элизабет.

– Ты любил ее?

– Нет.

Я морщусь.

– Вау, ты так быстро ответил.

– Должен ли я был солгать? Ты задала вопрос, и я дал тебе честный ответ.

Я невинно поднимаю руки вверх, решая бросить это.

Затем мы поворачиваем за другой угол и снова погружаемся в довольно неловкое молчание, по крайней мере, с моей стороны. Уолт, наверное, даже забыл, что я с ним в лимузине. На самом деле, я думаю, что он уже отошел от всего нашего разговора, пока не добавляет:

– Кстати, то, что мы разделили, на самом деле не было поцелуем.

Я резко разворачиваюсь к нему лицом.

– Ты шутишь? Да, это было так!

Он пожимает плечами.

– Не соглашусь.

Я наклоняюсь ближе к нему, пытаясь отвлечь его внимание от телефона.

– Твои губы коснулись моих, Уолт. Что это было, если не поцелуй?

Он оглядывается на меня, как будто действительно обдумывает это.

– Я не уверен. – Затем он пожимает плечами. – Я бы показал тебе разницу, но ты пригрозила разводом.

Я ненавижу, что он дразнит меня прямо сейчас своими ямочками на щеках и полуулыбкой.

Я прищуриваюсь и наклоняюсь к нему.

– Это верно, и не забывай об этом.

Его взгляд падает на мои губы в тот самый момент, когда Александр резко нажимает на тормоза.

Я падаю вперед, и Уолт инстинктивно тянется ко мне, хватая за руку, чтобы я не свалилась с сиденья.

– Извините! – Александр кричит спереди. – Какой-то идиот вырулил на мою полосу.

– С тобой все в порядке? – спрашивает меня Уолт.

– Да. Все хорошо. Теперь ты можешь убрать свою руку с моей.

– Я сделаю это, когда ты отпустишь мою.

Я опускаю взгляд и вижу, что мои пальцы сжимают его предплечье, как тиски. Верно.

Смутившись, я ослабляю хватку, и тогда он опускает руку.

Я отряхиваю рукав своего пальто, как бы говоря: «Ничего такого не произошло».

– Музей прямо впереди, – объявляет Александр.

Я собираю свои вещи и поправляю одежду, чтобы подготовиться к выходу из лимузина. Автомобиль мягко останавливается, и Уолт благодарит своего водителя, прежде чем открыть дверь. Когда я выхожу рядом с Уолтом, раздаются несколько вспышек фотоаппаратов, и этого достаточно, чтобы я ненадолго ослепла.

Уолт обнимает меня за талию, чтобы направить, и я напрягаюсь от удивления.

Он ведет меня вперед, вверх по ступенькам Музея естественной истории, маленькими шагами. Организатор мероприятия просит нас остановиться, чтобы сфотографироваться, и Уолт делает ей одолжение, разворачивая меня рядом с собой и веля мне улыбаться себе под нос.

Я делаю так, как он просит, натягивая самую яркую улыбку, на какую только способна, прежде чем нас провожают через вход в музей.

– Добрый вечер. Могу я узнать ваше имя? – спрашивает другой организатор мероприятия у двери.

– Мистер и миссис Уолтер Дженнингс II.

Организатор прокручивает свой iPad вниз, пока не делает паузу, и его глаза расширяются, глядя на экран.

– Да. Замечательно. Мы так счастливы, что вы двое сегодня с нами. Вы найдете свои карточки за столом выдающихся меценатов. – Затем он машет рукой служащему. – Кеннет, не мог бы ты, пожалуйста, проводить мистера и миссис Уолтер Дженнингс II на их места?

Уолт вмешивается, качая головой.

– В этом нет необходимости. Мы найдем их сами.

Организатор улыбается в подтверждение.

– Хорошо. Конечно. В таком случае, вы найдете раздевалку и закуски прямо внутри. Ужин начнется через полчаса.

Как только мы оказываемся вне пределов слышимости, Уолт наклоняется и шепчет мне на ухо.

– Не делай свою ненависть ко мне такой очевидной каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.

– Что? Я ничего такого не делаю! – говорю я с хмурым видом.

– Ты практически каждый раз выпрыгиваешь из своей кожи.

– Потому что это все удивительно!

– Так не должно быть. Вот, повернись и дай мне взять твое пальто.

– Я могу сделать это сама.

– Элизабет, я клянусь…

Его фраза обрывается, когда я резко поворачиваюсь и начинаю расстегивать пальто без его помощи. Когда я заканчиваю, я сбрасываю его с плеч и позволяю ему сделать все остальное. Он слишком сильно дергает, снимая его с меня, и я бросаю на него сердитый взгляд через плечо.

Затем он сдает мою верхнюю одежду и принимает у служащего небольшой номерок. Я поворачиваюсь к нему лицом, и он смотрит на меня и замирает, заставляя меня беспокоиться, что что-то не так. Я смотрю вниз на свое платье, но как только я не нахожу ничего необычного, я оглядываюсь через плечо, ища в толпе кого-то примечательного позади меня.

– Все дело в платье, – говорит он мне, делая шаг вперед. – Теперь дай мне свою руку и постарайся не выглядеть слишком раздраженной из-за этого.

Я тянусь к его руке, пытаясь доказать ему, что могу быть командным игроком. Мои пальцы сжимаются вокруг его пальцев, но он не принимает такой расклад. Уолт быстро переворачивает наши руки так, что моя рука мягко оказывается в его, а затем он тянет меня вперед.

– А что насчет платья? – спрашиваю я, когда мы проходим через переполненное фойе.

Уолт видит кого-то знакомого и кивает в знак приветствия, но мы не останавливаемся, чтобы поговорить с ними.

– Ты уже знаешь, – коротко говорит он.

Я улыбаюсь полу, прежде чем надеть идеальную маску невинности. Оглядываясь на него, я нажимаю еще раз.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он смотрит на меня сверху вниз, приподняв бровь.

– Я не дам тебе того, чего ты хочешь.

– И что же?

– Реакцию.

Я изображаю чересчур драматичный вздох.

– Я бы хотела, чтобы ты это сделал. Боже, я бы с удовольствием на это посмотрела. Ты когда-нибудь по-настоящему злишься? Грустишь? Доволен?

– Я счастлив прямо сейчас – разве ты не видишь?

Смех вырывается из меня прежде, чем я успеваю его остановить.

– Ты не можешь быть серьезным.

– Неужели это действительно так абсурдно?

– Что ты мог бы быть счастлив прямо сейчас со мной? Боже, да. Мы совершенно не ладим. Само определение несовместимого.

Он шмыгает носом и отводит взгляд.

– Я так на это не смотрю.

– О, прекрати. Иначе очень скоро я буду думать, что я тебе действительно нравлюсь.

– А если это так?

– Я… – я качаю головой, не дожидаясь ответа. – Я не уверена. Как будто мой мозг даже не может поверить в это.

Он качает головой, явно сытый мной по горло до конца этого столетия. Хорошо для него, что мы сейчас за нашим столиком, нас приветствует толпа людей. Уолт знает некоторых из них – мужчины хлопают друг друга по плечам, – но он знаком не со всеми, поэтому он знакомит нас с группой.

– О, кажется, я видела вас двоих в «Таймс»! – говорит одна женщина. – Разве вы не поженились всего несколько недель назад?

– Да, – подтверждает Уолт, крепко держа меня за руку.

Женщина радостно хлопает в ладоши.

– Как мило. Фотография в газете не отдала вам двоим должного. Из вас получилась прекрасная пара.

Уолт смотрит на меня сверху вниз, как любой любящий муж, и я подыгрываю ему, дразняще морща нос. Для этой женщины мы выглядим абсолютно влюбленными, но мы знаем лучше.

Взгляд Уолта говорит: «Не облажайся».

Мой кричит в ответ: «Я никогда не облажаюсь!»

– Как мило. Вы где-нибудь проводили свой медовый месяц? – спрашивает она.

– У нас не было такой возможности, – говорит Уолт с сожалением в голосе. – Это напряженное время для моей компании.

– Уолт на самом деле Уолтер Дженнингс II из «Диомедики», – добавляет ее муж.

Брови женщины приподнимаются, она явно впечатлена.

– Я не соединила все точки. Мы редко видели тебя на этих мероприятиях.

Он поправляет галстук-бабочку, немного смущенный таким вниманием.

– Мне нравится держать его при себе, – говорю я, обнимая его за руку и придвигаясь к нему.

Женщина хихикает и подмигивает мне.

– Не могу сказать, что сама бы не поступила так же. – Ее муж громко откашливается, и она хлопает его по плечу. – О, да ладно. Мы были такими же в их возрасте! Ты никогда не выпускал меня из виду надолго.

В конце концов пара переключается к другой группе друзей, и Уолт смотрит на меня сверху вниз.

– Ты не можешь сказать, что я не сыграла свою роль до конца, – настаиваю я.

Он издает звук, как будто он наполовину впечатлен.

– Прижаться ко мне было хорошей идеей.

– Вот видишь? – говорю я, злорадствуя. – И это было даже не так уж плохо. Ты приятно пахнешь.

Его глаза задерживаются на мне слишком долго, и моя улыбка становится шире, но наш уединенный момент прерывается, когда к нам подходит мужчина, его громкий голос разрушает тихие приличия, когда он спрашивает:

– Это стол для крупных меценатов?

Рот Уолта сжимается, но он все еще вежлив, когда кивает мужчине.

– Не утруждай себя представлениями, – говорит мужчина, качая головой. – Я знаю, кто ты. Я слежу за акциями «Диомедики», как ястреб. – Его взгляд скользит вниз, ко мне, и его ухмылка становится слегка похотливой. – Кто эта красивая птичка?

Рука Уолта скользит вокруг моей талии, так что он держит меня за нижнюю часть бедра.

– Это моя жена, Элизабет.

– Жена? – он тихо присвистывает. – Счастливчик. – Он протягивает мне свою мясистую руку. – Меня зовут Фред Бэррон.

Фреду требуется всего тридцать секунд, чтобы рассказать нам, что он сколотил свое состояние, инвестируя в японские технологические фирмы в начале 90-х. Даже сейчас он делит свое время между Нью-Йорком и Токио.

– Ты когда-нибудь была в Японии? – спрашивает он, придвигаясь ближе ко мне и не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть свой пристальный взгляд, который задерживается на моем теле.

Я заставляю себя натянуто улыбнуться.

– Нет, хотя когда-нибудь я с удовольствием побывала бы там. Есть немало японских художников, которыми я восхищаюсь.

Его брови приподнимаются.

– Хорошо, я отвезу тебя. У меня целый парк частных самолетов. Мы можем уехать завтра первым делом.

Он говорит все это с дразнящим видом, что делает ситуацию еще хуже, потому что я вынуждена подыгрывать ему, когда на самом деле я хочу сказать ему, чтобы он оставил нас в покое.

К счастью, Уолт все еще рядом со мной, наблюдая за Фредом, и когда его рука сжимается на моей талии, я думаю, он дает мне понять, что Фред нравится ему не больше, чем мне.

– Я думаю, ужин вот-вот подадут, – говорит Уолт, пытаясь закончить разговор, сохраняя при этом мир. – Ты уже нашел свое место?

– О, конечно, да. Дай мне посмотреть, куда они меня засунули. Лучше бы у меня было чертовски хорошее место с той суммой, которую я пожертвовал на это все.

По чудесному стечению обстоятельств Фред оказался прямо напротив меня за столом, так что я больше не подвергаюсь его вниманию за ужином.

Вместо этого мы сидим между несколькими деловыми знакомыми Уолта, которые не проявляют ко мне никакого реального интереса. Это мило. Это значит, что я могу спокойно есть свою еду, пока они все говорят о вещах, которые мне наскучили. После десерта я говорю Уолту, что собираюсь освежиться, но на самом деле это повод побродить по музею и отдохнуть от всей этой театральности. Территория обширна и, чтобы обойти, занимает некоторое время, я проверяю свой телефон, на самом деле не торопясь. Затем, возвращаясь на поиски Уолта, я приостанавливаюсь и засовываю голову в тихий аукционный зал, и отвлекаюсь.

Здесь много произведений искусства, и я не тороплюсь просматривать каждый предмет, читаю о художниках и изучаю их работы. Одна скульптура, в частности, танцовщица, отлитая из бронзы, напоминает Дега (прим. французский живописец, один из виднейших представителей импрессионистского движения. Большинство рисунков Дега – это наброски и зарисовки человеческих фигур. «Меня называют живописцем танцовщиц», – писал Дега) Начальная ставка за нее составляла 25 000 долларов, и она уже выросла до более чем 60 000 долларов. Рядом с ней фонд разместил небольшую висящую на стене оригинальную картину Рене Магритта (прим. бельгийский художник-сюрреалист. Известен как автор остроумных и вместе с тем поэтически загадочных картин), рядом с которой стоял охранник. Как только я вижу стартовую ставку, я понимаю, почему он там.

– Они арестуют тебя, если ты будешь стоять здесь слишком долго, – говорит мужчина позади меня.

Глава 17

Мои глаза расширяются в панике, и я немедленно отступаю назад.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть мужчину, который предупредил меня, и с удивлением обнаруживаю, что он молод и привлекателен, элегантен и моден в слегка нетрадиционном темно-синем атласном смокинге. Его черные волосы, немного удлиненные, зачесаны назад и касаются затылка. Крошечный изгиб его носа – единственное, что в нем далеко не идеально.

– Я просто смотрела, – говорю я, отходя так далеко, что поднимаю руки, как будто в доказательство.

Он смеется и качает головой.

– Я просто шучу.

Я улыбаюсь, понимая, что он не хотел ничего плохого, и теперь, когда я вижу, как его щеки порозовели, я думаю, что он, возможно, смущен своей неудачной шуткой.

– Ты хочешь сделать ставку? – спрашивает он.

– Картина? Нет. Я имею в виду, у меня уже есть около дюжины Магриттов. Кому нужен еще один? – дразню я, не желая прямо признаваться, что никогда не смогла бы позволить себе сделать ставку на подобную картину.

Он ухмыляется и подходит, чтобы взять ручку со стола.

– Тогда, полагаю, мне придется сделать ставку за нас обоих.

Святая корова.

Я быстро делаю шаг вперед и касаюсь его руки.

– Не надо. Ты не можешь просто так написать свое имя. Что, если ты выиграешь?

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его бледно-голубые глаза встречаются с моими.

– Я намерен победить.

У меня отвисает челюсть, когда он заканчивает писать свое имя, Оливье Раппено, рядом с такой ошеломляющей суммой, что я краснею и отвожу взгляд.

– Я собирался сделать ставку на это до того, как ты подошла, – признается он, когда чувствует, что мне немного не по себе. – Хотя это было довольно круто – делать это на твоих глазах.

– Я надеюсь, что ты выиграешь, – говорю я с дружелюбной улыбкой.

Он кивает в знак согласия, прежде чем протянуть мне левую руку, поскольку его правая рука все еще держит ручку.

– Как тебя зовут?

– Элизабет Брайтон.

Я слишком поздно понимаю, что должна была сказать «Элизабет Дженнингс». Просто я еще не привыкла к новой фамилии, и теперь мне слишком неловко возвращаться и исправляться.

Его рука обхватывает мою, и после того, как он на мгновение встряхивает ее вверх и вниз, он поворачивает ее, чтобы изучить мое кольцо, не отпуская.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты купила это кольцо для себя и носишь его на этом пальце только для того, чтобы отпугивать мужчин.

Я смеюсь.

– Нет.

– Так ты замужем?

– О… гм, да. – Я смотрю на кольцо, как будто только сейчас вспоминаю. – Да.

Когда я снова поднимаю взгляд, Оливье хмуро смотрит на меня.

– Почему это звучит так разочарованно?

– Я не разочарована, – уточняю я. – Ни в малейшей степени. Это просто ново для меня. Вот почему мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

Он задумчиво хмыкает, прежде чем отпустить мою руку.

– Давай, пойдем выпьем.

Я оглядываюсь назад.

– Мне, наверное, пора возвращаться…

– Твой муж не будет возражать. Он уже итак надолго выпустил тебя из поля зрения. Что такое еще пять минут?

Когда я не сразу начинаю спорить, он улыбается, и все его лицо преображается. Он действительно хорош собой, хотя и немного пугающий. Это кошачья форма его глаз и его властное присутствие. Он держится поближе ко мне, когда мы выходим из аукционного зала и направляемся обратно в зал. Теперь, когда ужин закончился, на сцене играет небольшой ансамблевый оркестр, сопровождаемый парами на танцполе.

Официант проходит перед нами с шампанским, и Оливье берет с серебряного подноса два бокала.

– Тост, – говорит он, протягивая мне один бокал.

Я с радостью принимаю это и киваю, чтобы он продолжал.

– За искусство, – говорит он, удерживая мой взгляд и совершенно ясно давая понять, что его тост пропитан намеками.

– За искусство, – повторяю я, прежде чем чокнуться своим бокалом с его.

Сделав глоток, я задаю ему вопрос, на который умираю от желания узнать ответ.

– Что ты будешь делать с картиной, если выиграешь ее?

Он беспечно пожимает плечами.

– Я не уверен. Я только что купил новую квартиру в Монреале, которую как раз хотел обставлять. Или, может быть, я одолжу ее музею.

О, знаешь, ничего особенного!

Я чуть не смеюсь.

– У тебя есть привычка регулярно выставлять на торги дорогие произведения искусства?

Он улыбается.

– У меня вошло в привычку пытаться произвести впечатление на красивых женщин. Сегодня вечером получилось так, что мне пришлось сделать и то, и другое.

– Кто сказал, что я была впечатлена?

– Вы покраснели, мисс Брайтон.

– Миссис, – говорю я, поправляя его.

Он делает кислое лицо.

– Ах да, этот надоедливый маленький титул. Это действительно что-нибудь значит?

Какой сложный вопрос.

Я опускаю взгляд на свое кольцо и поправляю его на пальце. Часть меня хотела бы пофлиртовать с Оливье и посмотреть, чем это закончится. Прошло много времени… слишком много времени с тех пор, как я была на свидании. До этого момента я не осознавала, насколько изголодалась по вниманию, потому что, хотя мне и следовало бы уйти и найти Уолта, я этого не хочу. Я хочу впитать в себя это внимание красивого мужчины, который совершенно ясно дает понять, что тоже считает меня привлекательной. Как освежающе просто.

– Ты танцуешь? – спрашивает меня Оливье.

Я смеюсь и непреклонно качаю головой.

– Нет. Боже милостивый, я избегаю этого любой ценой.

– А как насчет твоей свадьбы? Ты, конечно, танцевала тогда?

Острый укол печали удивляет меня. Я качаю головой и отвожу взгляд.

– Ну, тогда мы это исправим, – говорит он, беря меня за руку и внезапно таща к танцполу.

– Нет! Я не могу! – говорю я между взрывами смеха. – Я действительно не могу. Я не пытаюсь быть скромной. Я закончу тем, что наступлю тебе на ноги.

– Тогда наступи мне на ноги, – говорит он, пожимая плечами. – Я смогу это пережить.

Сделав последний глоток, он забирает у меня из рук бокал с шампанским и ставит его на соседний столик вместе со своим. Затем, так же плавно, он хватает обе мои руки и кружит меня на танцполе. Я не могу удержаться и продолжаю смеяться. Это все мои нервы вырываются на поверхность.

– О боже. Это будет катастрофа.

– Следуй моему примеру, – говорит он с усмешкой, ничуть не смущенный отсутствием у меня опыта. – Одна рука у меня на плече, другая в моей ладони. Именно так. Ты легкая – я могу достаточно легко тащить тебя за собой.

Он двигается по танцполу так быстро, что я едва успеваю за ним, но это так весело, как взрослая версия аттракциона «Чайная чашка» в Диснейленде. Мы кружимся и кружимся, и Оливье спрашивает меня, знаю ли я эту песню.

Она смутно знакома, но у меня слабый музыкальный слух.

После того, как я качаю головой, он ухмыляется.

– Это живая версия «Вальса № 2» Дмитрия Шостаковича. Один из моих любимых.

– Это прекрасно.

– Да, и у тебя все хорошо. Я сломал только один палец на ноге.

– О, прекрати, – стону я, замедляясь, как будто собираясь остановиться.

Он мне этого не позволяет.

– Я шучу. Ты прекрасна.

Песня начинает затихать, и на танцполе наступает кратковременное затишье, когда партнеры расходятся и уходят, а их место занимают другие.

Я отступаю от Оливье и отпускаю его руку, но он продолжает держать меня за талию, когда я смотрю налево и вижу, как Уолт пробирается сквозь толпу, направляясь ко мне с уверенной грацией. Его лицо невозможно прочесть, рот сжат в ровную линию, глаза слегка прищурены в уголках. Детали о нем, к которым я привыкла, возвращаются с поразительной ясностью: его острые скулы, квадратная челюсть, высокий рост, широкие плечи. В своем черном смокинге он похож на темную тучу, закрывающую солнце, когда он спускается на нас.

Оливье замечает его не сразу. Он как раз собирается что-то сказать мне, когда Уолт прерывает его.

– Ты не возражаешь, если я украду свою жену?

Мое сердце бешено колотится в груди, и я снова пытаюсь отодвинуться от Оливье, но безуспешно.

Оливье слишком медленно отпускает меня, оглядывается, а затем откидывает голову назад, чтобы встретиться взглядом с Уолтом. Разница в росте между ними, кажется, в данный момент может измеряться милями, и это имеет прямое отношение к угрюмому выражению лица Уолта.

– Ах, конечно, – говорит Оливье с уверенной непринужденностью. – Я уже начал думать, что тебя не существует.

Уолт хмурится, и по мне пробегает волна смущения. Я краснею, как будто сделала что-то не так, и, возможно, так оно и было. Может быть, мне не следовало так долго наслаждаться вниманием Оливье. Может быть, мне следовало уйти от него с самого начала. Но сейчас уже слишком поздно возвращаться.

– Оливье Раппено, – говорит он, протягивая руку. – И ты не нуждаешься в представлении, хотя я немного удивлен. – Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты сказала, что твоя фамилия Брайтон, а не Дженнингс.

Взгляд Уолта скользит по мне, и я почти съеживаюсь.

– Да. Извини, я должна была уточнить, – говорю я с гримасой. – Моя девичья фамилия Брайтон, и я все еще привыкаю к перемене.

Оливье улыбается. Уолт этого не делает.

Оркестр ансамбля снова начинает играть, и на этот раз я сразу узнаю песню «Вальс цветов» Чайковского.

Уолт делает шаг вперед и протягивает мне руку, чтобы я приняла ее, чтобы он мог утащить меня с танцпола.

Оливье отступает назад и кивает мне.

– Я найду тебя позже.

– Нет, боюсь, ты этого не сделаешь, – говорит Уолт. – Думаю, вы провели достаточно времени с моей женой, мистер Раппено. Спокойной ночи.

И затем, к моему полному шоку, вместо того, чтобы оттащить меня, Уолт притягивает меня к себе и захватывает мои руки в тот же захват, что и Оливье всего несколько мгновений назад. Затем он ловко начинает кружить меня в вальсе.

Легкость, которую я чувствовала в объятиях Оливье, исчезла в одно мгновение. Я дрожу как осиновый лист, а Уолт продолжает вести меня, его крепкая хватка захватывает мою руку, так что у меня нет ни малейшего шанса ускользнуть, даже если бы я захотела. К сожалению, я этого не делаю. Мне это нравится, даже если Уолту, кажется, это не нравится. Мы стоим почти грудь к груди, пока он ведет меня в танце, не делая никаких попыток завязать разговор. На самом деле, он смотрит через мое левое плечо, как будто хочет избежать встречи со мной любой ценой.

– Мне жаль, что я плохо танцую, – говорю я, пытаясь вовлечь его в разговор.

Он не идет мне навстречу, как я надеялась.

– Ты сердишься на меня?

– В ярости, – выпаливает он.

– Почему? Я просто танцевала с ним.

Он глубоко вдыхает, но не отвечает.

– Это из-за того, как другие люди воспримут это? Что я флиртовала с другим мужчиной на глазах у своего мужа? Конечно, тебя не так уж сильно волнует мнение других.

– Нет.

– Тогда в чем же дело?

– Элизабет, – предупреждает он, как бы умоляя меня бросить это.

– Нет. Скажите мне. Я тебя не понимаю, Уолт. Действительно. Ты самый загадочный человек, которого я когда-либо встречала. Ты игнорируешь меня чаще, чем нет. В одну минуту ты целуешь меня, а в следующую ведешь себя так, как будто едва можешь выносить мое присутствие.

Его взгляд скользит по мне, и я снова борюсь с желанием съежиться. Когда музыка набирает обороты, струнные инструменты выстраиваются один на другом в бешеном крещендо, я поднимаю подбородок и умоляю его рассказать мне. Моя рука крепче сжимает его. Мой взгляд остается твердым.

– Пожалуйста, – шепчу я.

Затем, так же быстро, как и в прошлый раз, он наклоняется и прижимается своими губами к моим – только этот поцелуй не поцелуй. Это заклинание, которое уносит нас из этого музея, подальше от музыки и сверкающей толпы. Мы одни, он и я, его губы прижимаются к моим, его руки двигаются, чтобы обхватить мое лицо.

Я подхожу к нему и встаю на цыпочки, пытаясь встретиться с ним взглядом, чтобы показать ему, как я хочу, чтобы он продолжил.

Хотя его губы мягкие, его поцелуй не нежный. Это олицетворение собственности и власти.

– Элизабет, – шепчет он мне в губы, отстраняясь, как будто от боли.

Мое имя – это признание, и я закрываю глаза и позволяю своей голове упасть на изгиб его шеи.

Затем он отстраняется, глядя на меня сверху вниз.

– Теперь ты видишь? – спрашивает он.

Я киваю, начиная понимать.

Он отводит взгляд, и я вспоминаю тот факт, что мы стоим на краю танцпола, остановившись, пока танцоры продолжают двигаться вокруг нас.

Я очень сомневаюсь, что Уолт из тех, кто любит публичные проявления чувств. Он такой же скрытный, как и все, кого я когда-либо встречала, поэтому мгновение спустя, когда он откашливается и говорит, что пора уходить, я не спорю.

– Мне просто нужно вернуться к нашему столику и взять свою сумочку, – говорю я, отступая назад, ожидая, что он отпустит мою руку. Вместо того, чтобы оставить меня, он продолжает держать меня за руку, направляя меня обратно в том направлении. – Я бы сразу вернулась, – говорю я ему серьезно.

Он хмурится, как будто не веря своим ушам.

– Да, точно так же, как ты сделала, когда ходила в дамскую комнату раньше.

– Ну да, я планировала это, но потом я отвлеклась.

– На Оливье.

– На аукцион, – подчеркиваю я. – У них там есть Магритт.

– Да, я знаю. Мой консультант по искусству упомянул, что картина будет здесь, и я уже планировал сделать за нее ставку.

– Сейчас?

– Нет. Мы сделаем это на обратном пути.

Как и обещал, он ведет меня в аукционный зал после того, как я забираю свою сумочку, и я клянусь, он получает удовольствие от того, что повышает ставку Оливье на единицу. Я удивлена, что он не вычеркнул имя Оливье ручкой. Я отвожу взгляд после того, как замечаю первые несколько нулей, которые он записывает, ошеломленная количеством денег, которыми эти люди разбрасываются, как будто это ничего не значит.

– Как долго еще будет открыт аукцион? – Уолт спрашивает одного из координаторов, находящихся в комнате.

Она смотрит на часы, прежде чем ответить:

– Пять минут.

– Хорошо, – говорит он, бросая ручку. – Если кто-то перекупит меня на Магритте, позвоните. Я не позволю этому пройти без боя.

– Конечно, – говорит она с благоговейным кивком.

Его взгляд встречается с моим, и я хмурюсь, задаваясь вопросом…

Затем, прежде чем я успеваю надавить на него, было ли это двусмысленным или нет, мы снова уходим, идем по коридору к главному входу в музей и забираем наши вещи из гардероба. Впереди маячат двери, и я уверена, что лимузин стоит у тротуара, ожидая нас снаружи. Я уже чувствую сдвиг между нами, магия исчезает. Моя карета Золушки скоро снова превратится в тыкву, и мне нечем будет похвастаться.

Я пытаюсь притормозить, но Уолт мне не позволяет. На самом деле, он ускоряет наш темп.

– Подожди. Уолт, все вернется на круги своя, как только мы уедем?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сделаешь вид, что между нами ничего не произошло?

– Ничего не произошло, – утверждает он.

– Мы поцеловались, Уолт.

Он медленно сглатывает, что-то обдумывая.

– Да, и хотя я не буду называть это откровенной ошибкой, мне нужно, чтобы ты поняла, что это не может повториться. Это соглашение работает, потому что это все бизнес. Я не могу – не пойду с тобой по этому пути.

Затем двери музея распахиваются перед нами, и он ведет нас вниз по лестнице. Я понятия не имею, почему он идет так быстро. Как будто мы от кого-то убегаем, и я вот-вот споткнусь на каблуках, если он не притормозит.

– Пожалуйста, просто остановись, – говорю я, прежде чем он открывает дверь лимузина.

Я скрещиваю руки на груди, в последний раз выходя на тротуар, но это длится всего несколько секунд, прежде чем его взгляд загоняет меня внутрь. Он следует за мной и захлопывает за собой дверь.

Лимузин кажется еще более тесным, чем раньше, как будто наших эмоций может быть слишком много для ограниченного пространства. Крыша может взорваться от такого давления.

К счастью, пробок на дороге нет, и обратный путь проходит намного быстрее, чем наша поездка туда. Мы выходим перед зданием, выражая нашу благодарность Александру, прежде чем я успеваю отдышаться или успокоить свой гнев. В вестибюле и в лифте у меня возникает ощущение, что Уолт хочет, чтобы я полностью оставила эту тему. Как будто он не может убежать от меня достаточно быстро, когда двери открываются, и мы выходим в прихожую квартиры. Свет выключен, но сияние городского пейзажа просачивается сквозь окна большой комнаты в конце коридора, освещая нас достаточно, чтобы я уловила жесткое выражение лица Уолта.