Текст книги "Обладать и ненавидеть (ЛП)"

Автор книги: Р. С. Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Сегодня вечером все выглядит так, как будто последних нескольких дней никогда и не было. Как будто мы вернулись к исходной точке, и эта мысль еще больше укрепляется в течение следующих нескольких дней.

По вторникам, средам и четвергам он работает так допоздна, что я даже не успеваю застать его перед сном. Его отсутствие делает наше взаимодействие в понедельник, кажется, еще более угрожающим, как будто, оставленные сами по себе, мои сорняки неуверенности полностью выходят из-под контроля. Я начинаю задаваться вопросом, не сердится ли он на меня за что-нибудь. Может быть, я оставляю слишком много беспорядка на кухне после приготовления завтрака, поэтому я стараюсь навести там безупречный порядок, прежде чем удалиться в библиотеку на работу. Может быть, он хочет, чтобы я выписала еще один чек на ковер, поэтому я оставляю его у него на столе, хотя мне больно брать деньги из своих сбережений. Может быть, он раздражен тем, что я не вношу свой вклад в покупку продуктов, поэтому я обязательно покупаю в магазине кое-что необходимое в четверг вечером. Я пеку печенье с шоколадной крошкой и оставляю его с запиской, чтобы он съел столько, сколько захочет. Я покупаю цветы в магазине за углом, чтобы украсить стол в галерее у входа. На следующее утро я обнаруживаю, что он перенес вазу в библиотеку.

В пятницу я ненадолго застаю его, когда возвращаюсь домой с занятий йогой. Мое тело начинало ненавидеть меня за все те часы, которые я проводила перед своим мольбертом. Боли и спазмы увеличивались сами по себе, поэтому я решила попробовать место с восторженными отзывами.

В студии было жарко, так что к концу занятия я вспотела с головы до ног. Добавьте к этому мою быструю прогулку обратно в квартиру, и я отчаянно хочу сорвать с себя куртку и шарф, как только выхожу из лифта. Я даже не успеваю пройти мимо входа, как раздеваюсь до спортивного лифчика и леггинсов, и в тот момент, когда мои верхние слои одежды свалены у моих ног, я поднимаю глаза и вижу, что Уолт смотрит на меня с другого конца коридора.

О Господи.

– Я все уберу, – смущенно говорю я, предполагая, что именно поэтому он смотрит на меня с таким суровым выражением лица.

Он, вероятно, предполагает, что я оставляю свои вещи там, где мне нравится, и позволяю горничным забрать их позже, но это не так. Никогда.

Как бы в доказательство своей правоты, я тут же наклоняюсь и начинаю собирать свои вещи. Когда я заканчиваю и поднимаю взгляд, Уолта там больше нет.

– Я тоже рада тебя видеть, – шепчу я себе под нос, более чем немного раздраженная.

Для меня это переломный момент, эта странная игра, в которую он, похоже, намерен играть. Если у него есть проблемы со мной, он может просто, черт возьми, сказать об этом.

Я бросаю одежду в своей комнате и продолжаю идти по коридору, заглядывая в его кабинет, чтобы обнаружить, что его там нет. Не желая пока сдаваться, я направляюсь в его комнату.

Как правило, у меня не входит в привычку приближаться к его спальне по понятным причинам. Однако прямо сейчас мой темперамент стер всякое чувство приличия.

– Уолт? – спрашиваю я, стуча кулаком в его дверь. – Можно тебя на пару слов?

Дверь немедленно распахивается, и он маячит с другой стороны, почему-то больше, чем я помню. Его кроссовки в руке вместе с AirPods. Он явно собирается уходить, но я преграждаю ему путь.

– Что бы тебе ни понадобилось, мы можем обсудить это, когда я вернусь.

Он пытается пройти мимо меня, но я преграждаю ему путь. Ну, немного. Он намного выше меня и может легко пройти мимо. На самом деле, он отступает в сторону, как будто собирается сделать именно это, пока я не вытягиваю руки и не хватаюсь за дверной косяк, как ребенок, играющий в игру, блокируя его навсегда.

Я думаю, он будет смеяться. Черт, я как раз собираюсь это сделать. Но он только смотрит на меня сверху вниз, как на насекомое, которое он хотел бы прихлопнуть.

Глава 15

Уолт не смеется. Ни малейшего намека на это.

– О, да ладно, разве это немного не смешно? – указываю я, все еще не убирая руки с дверного косяка.

– Действительно, это так.

Он перемещает свой вес влево, как будто хочет сделать пас, как разыгрывающий игрок НБА (прим. Национа́льная баскетбо́льная ассоциа́ция, НБА – мужская профессиональная баскетбольная лига Северной Америки), и я вынуждена соответствовать ему.

– Дело в том, что… ты был тихим на этой неделе.

– Я всегда тихий.

– Конечно. Да. Но на этой неделе ты поднял это на совершенно новый уровень. У меня такое чувство, что это из-за меня.

– Это довольно высокомерно, тебе не кажется? Ты не единственный источник стресса в моей жизни.

Я ухмыляюсь уверенной самодовольной ухмылкой, которую он сразу замечает.

– Значит, я – источник стресса?

– Едва ли. Не могла бы ты, пожалуйста, подвинуться?

Он протягивает руку, чтобы схватить меня за бицепс, чтобы он мог силой убрать меня со своего пути, но я отдергиваю руку прежде, чем он успевает.

– Не так быстро.

– Элизабет.

– Да, видишь – ты слышишь, как ты произносишь мое имя? Как будто я изматываю тебя?

– Ты действительно изматываешь меня.

– Хорошо. Было не так уж трудно признать правду, не так ли? Теперь подробнее. Что во мне такого, что тебя так раздражает? Если ты дашь мне знать, я смогу измениться и облегчить тебе жизнь.

Он потирает виски. Честно говоря, я думаю, что у него эта головная боль с того дня, как я переехала.

Я отпускаю дверной косяк и скрещиваю руки на груди, показывая ему языком тела, что не собираюсь двигаться, пока он не заговорит.

Его взгляд встречается с моим, бабочки наполняют мой желудок, и даже сейчас, выражение его лица говорит, что я могу стоять здесь до утра, если мне нужно. Я не сдвинусь с места.

Я вздрагиваю.

– Не собираешься мне сказать? Ладно, хорошо, тогда мне придется угадать. Я слишком шумлю, когда ты дома? Я могла бы быть тихой, как церковная мышь, если бы только ты сказал мне быть такой.

От него ничего, ни подтверждения, ни опровержения.

Ладно…

– Я могла бы быть более полезной. Могу помочь приготовить ужин или что-то в этом роде? Или подожди. – Мои глаза загораются идеей. – Ты в более мрачном настроении, чем обычно, потому что на днях я прикончила последнее яблоко? Потому что, клянусь, я даже не думала, что тебе будет не все равно. Я думала, ты предпочитаешь апельсины. По крайней мере, я так полагаю, потому что ты всегда съедаешь апельсины прежде, чем я успеваю до них добраться…

Моя фраза обрывается, когда – одним быстрым движением – Уолт делает шаг вперед, наклоняется и прижимается своими губами к моим.

Он буквально целует меня, заставляя замолчать.

Это жесткое, агрессивное действие, от которого я в шоке отшатываюсь назад. Мои глаза широко раскрыты от удивления. Моя рука – такая же растерянная, как и все остальное во мне – взлетает, чтобы прикрыть мои губы, как будто в поисках собственных доказательств. Действительно ли это только что произошло?

Я задаю вопрос вслух, и, к моему крайнему ужасу, Уолт выглядит таким же шокированным и потрясенным поцелуем, как и я.

– Ты поцеловал меня! – восклицаю я.

– Ты бы не заткнулась! – говорит он, вскидывая руки в воздух.

– ТЫ ПОЦЕЛОВАЛ МЕНЯ! – я повторяю снова, как будто выкрикивая эти слова, мне будет как-то легче поверить.

Уолт поворачивается и запускает руки в волосы. Он делает два шага в сторону, вздыхает и оглядывается на меня с чем-то похожим на раскаяние. Хотя с ним я в этом сильно сомневаюсь.

– Я бы извинился, но не думаю, что ты примешь это.

– Нет. Абсолютно нет. Ты только что украл у меня поцелуй, и я хочу его вернуть, – говорю я, жестикулируя рукой.

Это, из всех вещей, заставляет его смеяться – хорошим сочным смехом, который длится так долго, как будто он сдерживал его неделями. Его глубокие ямочки насмехаются надо мной.

– Прости, Элизабет. Это так не работает.

Я вдруг необъяснимо злюсь. Злюсь на него за то, что он молчал со мной большую часть недели. Злюсь на него за то, что он такой враждебный отшельник, что я не могу сказать, о чем он думает в данный момент. Злюсь на него за то, что он сделал что-то подобное СО МНОЙ.

Я хочу топнуть ногой, закричать от ярости, выбежать, вернуться, снова выйти. Я хочу вскрыть его и посмотреть, как бьется его сердце, просто чтобы убедиться, что он человек.

– Я думаю, что ненавижу тебя, – говорю я, открывая правду. – Почему ты не можешь просто вести себя как нормальный человек? Почему ты не можешь просто поприветствовать меня утром веселым «Доброе утро!», спросить, как прошел мой день, и улыбнуться, когда я говорю что-нибудь приятное?

– Я так не работаю.

Это заявление сопровождается пожатием плечами, настолько уверенным, настолько укоренившимся в высокомерии, что это выводит меня из себя.

Я издаю безумный крик и поворачиваюсь, чтобы уйти, но не раньше, чем отпущу еще одну насмешку.

– Никогда больше не целуй меня!

– Ты моя жена – я могу поцеловать тебя в любое время, когда мне, черт возьми, заблагорассудится, – отвечает он почти лениво.

– Нет, ты не можешь! Абсолютно нет. Не говори мне эту старомодную чушь. Ты мой муж только номинально. Если ты поцелуешь меня еще раз, я… – я оглядываюсь вокруг, как будто пытаюсь вдохновиться. – Я…

– Ты сделаешь что?

– Я подам на развод.

Позже, когда я варюсь в своей комнате в чане сожаления, я понимаю, что вела себя не совсем так, как хотелось бы, по отношению к Уолту. Где была моя выдержка? Тактичность? Воспитание? Отношение крутой девчонки, которой наплевать на все, в конце концов? Я могла бы просто рассмеяться и отмахнуться от него, когда он поцеловал меня. Я могла бы быть выше этого. Я могла бы поцеловать его в ответ… просто чтобы проверить, было ли то, что я чувствовала, реальным или воображаемым.

Я слышу, как он выходит из квартиры через несколько минут, вероятно, чтобы отправиться на пробежку или, может быть, пойти посмотреть, как Камила… чтобы признаться ей, что он поцеловал меня, но это ничего для него не значило. Это был едва ли поцелуй, даже меньше, чем поцелуй. Она будет расстроена, но он успокоит ее опасения, скажет, что смотрит только на нее, и тогда они влюбятся еще сильнее. Я агрессивно взбиваю свою подушку, поэтому извиняюсь перед ней и бросаю ее обратно на кровать.

Когда позже я получаю сообщение от Мэтью, я нервничаю, открывая его, беспокоясь, что Уолт мог проболтаться своему брату.

Вместо этого я нахожу дружеское сообщение с вопросом, не хочу ли я завтра пообедать.

Мы встречаемся в гастрономе рядом с кампусом Нью-Йоркского университета, потому что у него всего час между занятиями. Мэтью вежлив, как всегда, хорошо одет и в хорошем настроении. Полная противоположность его брату… Брату, о котором я не могу перестать думать. Мэтью болтает без умолку, пока мы стоим в очереди за заказом, и я волнуюсь все больше и больше. Затем, когда мы сидим друг напротив друга в маленькой кабинке, наши сэндвичи развернуты на вощеной бумаге, Мэтью собирается отправить в рот свой первый кусочек, и я признаюсь во внезапном порыве:

– Твой брат поцеловал меня вчера.

Мэтью отрывает взгляд от своей еды, прежде чем поправить очки. Он более чем немного озадачен.

– Это…

– Странно, правда?

– Да. Я имею в виду… – он кивает головой из стороны в сторону, обдумывая это. – Как я сказал на званом ужине, ты в его вкусе и все такое… но я просто предположил, что ему это неинтересно.

– Он не заинтересован, – говорю я в спешке, желая прояснить очевидное.

– Но он поцеловал тебя.

Я качаю головой, непреклонная в своей позиции.

– Это был не такой поцелуй, как ты думаешь.

Теперь он выглядит совершенно сбитым с толку, так что я вынуждена объяснять дальше.

– Это был поцелуй типа «я-ненавижу-тебя». Разве у тебя никогда не было такого?

– Я понятия не имею, что это такое.

– Это поцелуй, рожденный не из любви, а из ненависти.

– Да, спасибо. Это видно из названия. Я просто в замешательстве, потому что я не целуюсь с людьми, которых ненавижу.

– Ну, ты, наверное, не многих ненавидишь. Ты намного лучше своего брата, понимаешь?

– Да, это очевидно.

Я закатываю глаза, и он смеется, откусывая от своего сэндвича. Он изучает меня, пока жует, его глаза задумчиво прищуриваются.

– Тебе понравился поцелуй? – наконец спрашивает он, доедая свой кусок.

Я преувеличенно изображаю рвотные позывы. Внутри, однако, мое сердце прыгает, пытаясь быть услышанным.

Да! Ей понравился этот поцелуй! Ей это понравилось! Она лгунья!

– Хорошо, замечание принято, – говорит он, кивая. – Как ты думаешь, ему понравился поцелуй?

Я смотрю вниз.

– Откуда мне знать? После этого мы особо не разговаривали об этом. Я вроде как накричала на него, и он сразу же закричал в ответ.

– Вы двое, кажется, действительно создали здоровые отношения.

Мой взгляд метнулся к нему.

– Не смотри на меня так. Я пыталась. Я была добра к нему с самого начала. Он был весь такой щетинистый и холодный, настоящий мистер Дарси*.

– Мистер Дарси? – спрашивает он, хмурясь.

– Я собираюсь притвориться, что ты только что не спрашивал об этом.

Прости, Джейн* (*прим. отсылка к главным героям романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение»).

– Как ты думаешь, он собирается поцеловать тебя снова?

– Ни за что. Он определенно усвоил свой урок. Кроме того, разве он все еще не с Камилой? Он не должен целоваться ни с кем, кроме нее.

– Я думал, они закончили.

– Да, ну, она пришла на днях утром и извинилась за то, как она вела себя на званом ужине. Я видела, как они обнимались.

– Ты шпионила за ними? – спрашивает он, как будто только что узнал какую-то щекотливую сплетню.

– Ты бы думал обо мне хуже, если бы я так сделала?

– Нет.

– Тогда да, я шпионила.

– Элизабет, – говорит он, изображая ужас.

Я смеюсь и пожимаю плечами.

– Неважно. Думаю, они снова вместе. На этой неделе его часто не было в квартире.

– Возможно, он просто избегал тебя, – указывает он.

– Конечно, или, может быть, он занимается сексом со своей супер-горячей подружкой.

– Почему это звучит так, как будто тебя это беспокоит?

Я поднимаю руку, чтобы остановить его прямо здесь.

– Я не просила никакого психоанализа, спасибо.

– Тогда я прикушу свой язык.

– Хорошо.

Каждый из нас откусывает от своего сэндвича, пережевывает, проглатывает, затем он спрашивает:

– Ты хочешь, чтобы я написал ему о Камиле?

Ни секунды не колеблясь, я отодвигаю свою еду в сторону и наклоняюсь вперед с широко раскрытыми глазами.

– Да.

Он кивает и достает свой телефон.

– Однако тебе нужно быть осторожным в этом, – быстро говорю я. – Не заставляй его думать, что мы говорим о нем или что-то в этом роде.

Он пододвигает телефон через стол, чтобы я могла прочитать сообщение, которое он уже отправил.

Мэтью: Эй, вы с Камилой все еще вместе?

– МЭТЬЮ!

– Что? Мы не танцуем вокруг да около. Он бы подумал, что это странно, если бы я добавил розовых соплей.

Я краснею с головы до ног. Как будто это я только что написала Уолту.

– Он ответил?

– Я только что отправил его.

– Хорошо, а теперь?

– Расслабься, психованная. Ешь свой сэндвич, и мы посмотрим, ответит ли он нам до того, как мы закончим с обедом.

Я делаю все возможное, чтобы участвовать в беседе. Мэтью пытается поговорить со мной об одном из учеников в его классе, и я создаю прекрасное впечатление внимательного друга, пока он не просит меня повторить то, что он только что сказал, и я замолкаю.

– Так я и думал, – говорит он, весь такой самоуверенный.

– Могу я просто посмотреть в твой телефон, пожалуйста, чтобы узнать, ответил ли он?

– Он не ответил. Я бы почувствовал, как телефон вибрирует, – говорит Мэтью, вытаскивая его из кармана, чтобы проверить.

Он показывает мне пустой экран. Никакого сообщения.

– Чем он вообще занимается? – спрашиваю я раздраженно.

– Управляет компанией из списка Fortune 500 (прим. рейтинг 500 крупнейших мировых компаний, критерием составления которого служит выручка компании).

Точно. Хорошо, это весомый аргумент. Так что у него нет времени переписываться с нами в час дня, но это просто оставляет вопрос горящим в глубине моего сознания. Мы заканчиваем обед и прощаемся. Мэтью обещает дать мне знать, если Уолт ответит, и тогда я иду домой в припадке беспокойства, проверяя свой телефон каждый раз, когда чувствую фантомную вибрацию.

Я пытаюсь поработать в библиотеке у себя дома, но сосредоточиться на моем холсте невозможно.

Я кладу свой телефон рядом с собой, затем, раздраженная тем, что он занимает так много моего внимания, я кладу его подальше, как будто так он будет вне поля зрения, из сердца вон, как говорится. Однако это не работает, потому что тогда я постоянно беспокоюсь, что пропустила звонок или сообщение. Я мечусь взад и вперед по комнате, бегу проверить, не появилось ли каких-нибудь новых сообщений за последние несколько секунд с тех пор, как я проверяла в последний раз.

Около 20:45 я сдаюсь и отправляю сообщение Мэтью.

Элизабет: Есть что-нибудь?

Но прежде чем он успевает ответить, звенит лифт.

Я слышу зловещий стук ботинок Уолта по мраморному полу, и волосы у меня на затылке встают дыбом.

Я бросаю телефон на стул и на цыпочках подхожу к двери библиотеки, чтобы выглянуть наружу. К моему ужасу, Уолт направляется по коридору в мою сторону, потрясающе красивый в темно-синем костюме.

Я бегу обратно к своему мольберту, беру пастельный карандаш и энергично царапаю по холсту.

Его шаги приближаются, и паника сковывает мой позвоночник. Как будто я нахожусь в каком-то фильме ужасов, и монстр подкрадывается все ближе.

Когда он останавливается у двери библиотеки, я бросаю на него взгляд через плечо. Он заканчивает ослаблять галстук, а затем начинает снимать пиджак.

– Если тебе интересно обо мне или моей жизни, я бы предпочел, чтобы ты спросила меня об этом напрямую, а не через моего брата.

Он даже не смотрит на меня!

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Хорошо, Элизабет. Это прозвучало почти правдиво!

Он усмехается себе под нос – в явном недоверии – поворачивается и уходит.

Я не вижу и не слышу его весь оставшийся вечер.

Мэтью пишет мне перед сном.

Мэтью: По-прежнему никаких известий. Извини.

Элизабет: Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь получишь ответ. Он знает, что мы в сговоре.

Мэтью: Черт. Он всегда был самым умным.

На следующее утро я нахожу Уолта на кухне, он читает на айпаде, потягивая кофе. Сейчас воскресное утро, а он уже одет с иголочки. Другой день, другой костюм. Как ему удается так идеально выглядеть?

– Доброе утро, Элизабет, – говорит он, когда я направляюсь прямо к кофемашине.

– О, сегодня я получу приветствие?

– Да, потому что сегодня мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.

– Что?

Он кивает в сторону приглашения на стойке рядом со мной. Я подтягиваю его ближе и читаю слова, напечатанные витиеватым золотым шрифтом. Это для сбора средств в пользу Глобального фонда охраны дикой природы, который состоится в следующую пятницу.

– Итак? Иди. Повеселись. Спаси животных, – говорю я, протягивая ему приглашение.

– Прочти конверт.

Я закатываю глаза, но тем не менее делаю, как он говорит.

Оно адресовано мистеру и миссис Уолтер Дженнингс II.

Они пригласили нас обоих.

– Я пошлю свои извинения, – просто говорю я.

Его взгляд умоляет меня: «Пожалуйста, хоть раз не спорь».

– Что? Почему я должна идти?

Он не спорит. Вместо этого он мягко кивает и снова смотрит на свой iPad, как будто ничего другого интереснее нет.

О боже. Это похоже на то, когда родитель не говорит, что он злится, а просто разочарован. Проклятье.

Я в долгу перед Уолтом. За последний месяц он предоставил мне ночлег и еду, он изо всех сил старался устроить для меня студию в своей библиотеке, и… хотя мне неприятно это признавать, он терпит мою общую глупость.

– Хорошо.

Не отрывая взгляда от экрана, он отвечает:

– Будь готова в 19:30.

Какой романтический жест! Я бы с удовольствием составила тебе компанию, Уолт! Боже, как мне повезло!

Как только он уходит на работу, я прокрадываюсь обратно на кухню, чтобы прочитать дресс-код на приглашении: официальный. О, отлично, у меня в шкафу ровно ноль бальных платьев, и нет времени покупать одно из них. Кроме того, последнее, на что я хочу тратить свои деньги, – это платье, которое я буду носить максимум четыре часа.

Я решаю пока отложить мысли о деньгах и сосредоточиться на своем творчестве. Это работает большую часть недели, особенно с тех пор, как мы с Уолтом вообще не пересекаемся. Он, кажется, намерен работать до смерти, и я делаю то же самое. В четверг днем у меня мелькает мимолетная мысль, что мне следует сходить в комиссионный магазин и поискать платье, но потом я слишком увлекаюсь картиной, над которой работаю.

В пятницу утром Мэйсон невольно выступает в роли моей феи-крестной.

Он звонит мне, когда я нахожусь в библиотеке, рассматривая работы, которые я уже закончила для своей коллекции.

– О, привет, Мейсон. Чему я обязана таким удовольствием? – спрашиваю я, просто пытаясь добиться от него человеческого, а не роботизированного ответа.

– Привет, Элизабет. Я звоню, чтобы сообщить тебе, что личный стилист из «Блумингдейл» (прим. это представительство универмагов высокого класса в сети) прибудет в квартиру в 16:30 сегодня днем с платьями для вечернего мероприятия.

– Спасибо.

– Хорошего дня.

Звонок закончился.

Держу пари, что в их офисе настоящий бунт. Держу пари, они вдвоем просто смеются, смеются и смеются весь день.

Я смотрю на время на своем телефоне, раздраженная тем, что уже половина десятого. Мне так много нужно сделать до 16:30. Я могла бы работать весь день и все равно не успеть нарисовать пару картин к той серии, которую я должна подготовить для Надежды.

Я работаю не покладая рук, пропуская обед, не обращая внимания на то, что мою руку сводит судорога. Я откладываю свой пастельный карандаш и разминаю руку, отступая от своей работы и изучая ее. Расстояние помогает взглянуть на вещи в перспективе. Мои глаза скользят по холсту, находя области, которые мне все еще нужно усовершенствовать.

– Миссис Дженнингс?

Я подпрыгиваю от неожиданности и, обернувшись, с удивлением обнаруживаю Ребекку, консьержку квартиры, в дверях библиотеки. Иисус. Я прижимаю руку к своему бешено колотящемуся сердцу, пытаясь успокоить его.

Она с сожалением улыбается.

– Мне так жаль. Я позвала вас по имени, когда мы вышли из лифта, но вы не ответили. Мне сказали, что вы нас ждали.

– Уже 16:30?

Ее улыбка становится шире.

– 16:32.

Верно. Хорошо.

Я смотрю вниз на свои испачканные руки, каждый палец покрыт разноцветной пастельной пылью. Затем я поднимаю глаза и вижу, что позади нее стоит команда людей, которые прибыли, чтобы подготовить меня к вечеру, всего их четверо. Впереди всех стоит женщина с короткой стрижкой а-ля Натали Портман в фильме «V – значит вендетта», держащая в руках огромную черную косметичку. Женщина рядом с ней одета в длинный блейзер без рукавов с цветочным принтом, надетый поверх белой водолазки, и несет сумку, битком набитую средствами для волос. Позади нее двое парней держатся по обе стороны от вешалки с одеждой на колесиках, нагруженной чехлами с одеждой из «Блумингдейл».

Я вздрагиваю.

– Ничего, если я быстро приму душ? – спрашиваю я, чувствуя вину за то, что трачу их время впустую.

Хотя мне действительно нужно все смыть. У меня пастельная пыль в волосах и запеклась под ногтями.

– Конечно. Нам все равно нужно приготовиться, – говорит женщина с короткой стрижкой.

– Где бы вы хотели, чтобы они вас ждали? – спрашивает Ребекка.

– Эм… в большой комнате? Таким образом, у нас будет много места для всех.

Она кивает в знак согласия, затем поворачивается и протягивает им руку.

– Прямо сюда.

Когда я присоединяюсь к ним двадцать минут спустя, Ребекки уже нет, а женщина с короткой стрижкой, которая говорит мне, что ее зовут Джина, сообщает мне, что мы начнем с выбора платья, чтобы не испортить мою прическу и макияж.

Тот, кто их нанял – вероятно, Мейсон, – должно быть, дал им четкие инструкции относительно вечера, потому что они сразу приступают к делу, не спрашивая моего мнения. Я примеряю в общей сложности десять платьев, все разных фасонов и цветов.

– Этот, – единогласно решает группа.

Я смотрю вниз на красное платье с лифом, расшитым на заказ, и фиксированной талией, оценивая, как оно облегает мою фигуру от лифа до бедер. Драпированные рукава-фонарики и вырез в виде сердечка означают, что мое декольте обнажено. Они быстро исправляют это, добавляя бриллиантовое ожерелье – взаймы – которое пристраивается у основания моей шеи. Слава богу, у платья есть встроенные чашечки и косточки в лифе.

Я осторожно двигаюсь из стороны в сторону, пытаясь определить, не слишком ли рискованно открывается разрез сбоку на ноге.

– Вы не думаете, что это слишком? – спрашиваю я, глядя на группу.

Я встречаюсь с кучей взглядов, а потом, наконец, кто-то заговаривает.

– Если бы у меня была твоя фигура, я бы ходил в этом платье каждый чертов день, – говорит Ноэль, один из парней из «Блумингдейл».

– Да, – добавляет его друг Стивен, хлопая в ладоши. – Я бы надевал его даже в «Старбакс». На поздний завтрак. В спортзал. Я бы занимался в нем на беговой дорожке. Смотри на меня.

Я хихикаю и киваю, веря им на слово. Это немного смелее, чем то, что я обычно ношу, но они эксперты.

После того, как мы договорились о платье, я снова надеваю халат и сажусь в кресло для прически и макияжа. Мне не разрешают покидать его в течение, по ощущениям, трех дней. Мои волосы торчат во все стороны, когда они сушат их феном и убирают с шеи в аккуратную прическу.

Пока это происходит, мое лицо мажут и красят.

– Милая, эти брови убивают меня, – говорит визажист.

– Я думала, что большие брови в моде.

Она смеется.

– Не такие большие.

Замечание принято. Не то чтобы я в последнее время уделяла много внимания своей внешности. Моему искусству все равно, как я выгляжу, так какой в этом смысл?

– Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что у тебя такая костная структура? – спрашивает она, в ее голосе звучит раздражение на меня.

– Ммм… да? – отвечаю я, не совсем уверенная, какой ответ она хочет услышать.

– О боже, – стонет Стивен в агонии. – Не говори мне, что ты одна из тех девушек, которые не понимают, как они красивы. Неужели я живу в песне Тейлор Свифт?! Пожалуйста, Боже, помоги мне.

– Она не такая, как другие девушки, – шутит Ноэль.

– Я знаю, что я прилично выгляжу, придурки.

– Прилично выглядит! – Стивен в отчаянии. – БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ, она думает, что она серая мышка.

Ноэль двигает руками, как дирижер оркестра.

– Скажи это вместе с нами: «Я горячая».

– Я горячая, – повторяю я в ответ на громкости, больше похожей на шепот.

К тому времени, когда они заканчивают со мной, я действительно в это верю. Я стою перед зеркалом в полный рост в своей комнате после того, как квартира опустела, и смотрю на себя, как самовлюбленная дурочка. Я просто… ничего не могу с этим поделать. В большинстве случаев я наношу немного тонированного увлажняющего крема с SPF и заканчиваю на этом. Моя одежда симпатична и хорошо сидит на мне, но она практична для повседневной жизни.

Это, безусловно, лучшее, что я когда-либо надевала. Я хочу придумать способ наткнуться на каждого из моих бывших парней и хулиганов средней школы (да, я все еще помню тебя, Лора) по пути на вечер по сбору средств и посмотреть, как у них отвисают челюсти.

Мой телефон вибрирует на кровати, и я вижу, что это сообщение от Мейсона.

Мейсон: Мистер Дженнингс едет за тобой, и он хотел бы, чтобы ты подождала внизу, так как он немного отстает от графика.

Глава 16

К тому времени, как я спускаюсь в вестибюль, черный лимузин уже стоит на холостом ходу у тротуара перед входом. Я чертыхаюсь себе под нос, гадая, как долго Уолт ждал. Как только я закончила читать сообщение Мейсона, я бросилась в ванную в последний раз, подкрасила губы и запихнула все необходимое в свою изящную сумочку, но мои заоблачные каблуки было не так легко надеть, как я думала. Маленький ремешок на лодыжке доставил мне неприятности.

Я ненавижу, что Уолт победил меня здесь, приехав раньше. Я уверена, что это его разозлит.

Террелл стоит у дверей здания, и когда он видит, что я спешу к нему, он тихо присвистывает.

– Вы просто чудо, миссис Дженнингс!

Я сияю, когда мои щеки краснеют.

– Спасибо вам! – говорю я, пробегая мимо него.

Он быстро справляется с дверью, придерживая ее открытой для меня.

– Извините, не могу поболтать! Опаздываю!

– Не волнуйтесь. Он здесь совсем недавно!

Снаружи меня встречает ледяной воздух, и я закутываюсь в пальто, которое Ноэль и Стивен принесли в дополнение к моему платью. Оно темно-красного цвета с широким воротником, который я поднимаю, чтобы защититься от ветра. Водитель открывает переднюю дверь лимузина, чтобы выйти, но затем открывается задняя дверь, и Уолт опережает его.

– Не нужно, Александр, – говорит Уолт.

– Хорошо, сэр.

Уолт выходит на тротуар, встает во весь рост и поправляет лацкан своего смокинга, а я наблюдаю за ним с отвисшей от удивления челюстью.

Он такой внушительный, что я замираю, не желая подходить к нему ближе. Назовите это инстинктом самосохранения или, может быть, мазохизмом, но я хочу хорошенько присмотреться – просто чтобы знать, с чем я столкнусь сегодня вечером.

Его чернильно-черный смокинг облегает широкие плечи, а затем сужается к талии. Мягкие края его галстука-бабочки, кажется, только заставляют мой взгляд вернуться к его острой линии подбородка, контраст невозможно игнорировать. Моя грудь сжимается от желания. Я хочу нарисовать его, вылепить его, проследить линии его лица и попытаться воссоздать его на холсте, чтобы я могла вернуться и вспомнить этот момент в любое время, когда захочу.

И тут он открывает рот и все портит.

– Залезай, тут холодно, – говорит он, нетерпеливо указывая на дверь лимузина.

Я закатываю глаза и быстро двигаюсь, проскальзывая мимо него и усаживаясь на заднее сиденье, как можно дальше от него.

Уолт следует за мной, придерживаясь своей стороны, но это не имеет значения. В тот момент, когда за ним закрывается дверь, кажется, что он повсюду в этом лимузине, крадет весь кислород.

Александр оглядывается на нас в зеркало заднего вида.

– Все готово?

Уолт кивает, затем бросает на меня взгляд краем глаза.

– Извини, я опоздала, – говорю я, торопливо произнося слова, прежде чем он успевает заговорить, на случай, если он собирался отчитать меня.

– Я только что подъехал.

Мои плечи с облегчением опускаются, и я смотрю в окно, давая себе передышку. Отводя от него взгляд, я чувствую, что мне хочется глотнуть воздуха. Это приятная маленькая передышка от подавляющего человека, которого я не могу до конца понять.

Он достает свой телефон из кармана и начинает печатать.

Сначала я не возражаю, но когда мы проезжаем еще один городской квартал и продолжаем движение в медленной пробке, я обнаруживаю, что начинаю раздражаться на него.