Текст книги "Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике"

Автор книги: Пола Сторидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

1 «канарейка» (слэнг) – доносчик, наушник.

– Они приставили своего человека к Гарри.

– Какого дьявола? Ты знаешь, кто он? Перережьте ему глотку и спустите труп в Ист-ривер.

– Подожди, Джакопо. Успокойся. Все не так просто. Убить их человека, все равно что открыто развязать войну. Сейчас мы не можем себе этого позволить. Потом, когда все уляжется, я прикажу сделать с этим сукиным сыном все, что ты захочешь. Но не сейчас. – Ладно, что ты думаешь по этому поводу? – Никто не может ручаться за то, как поведет себя Гарри после того, как узнает о смерти сестры этой девчонки. Я думаю, что он обо всем догадается и помчится искать свою Барбару. Таким образом, Тоцци получит отличный козырь. – Гарри не найдет ее, – усмехнулся Салотти. – Ее уже никто никогда не найдет. На всякий случай я оставил в Провиденсе Тони. Ты же знаешь Тони? – Конечно, но не будет ли поздно? Ведь семьи знают, что «невеста» Гарри уже мертва. – Совершенно верно. Можешь считать, что Барбара тоже мертва! – усмехнулся Салотти. – Отец!!! Джакопо и Винцент вздрогнули и, как по команде, обернулись. В дверях, бледный и взъерошенный, стоял Гарри. Глаза его сверкали бешенством. – Что ты только что сказал, отец? – воскликнул Гарри. – Барбара мертва? – Кто разрешил тебе заходить сюда?! – рявкнул, стряхивая с себя оцепенение растерянности, дон Салотти. – Что ты здесь делаешь? – Подслушиваю! – дерзко ответил Гарри. Дон и consigliori переглянулись. – Что ты слышал, сынок? – уже мягче спросил Салотти. – Ответь мне. – Все. – Что? – дон помолчал. – Учти, от этого может зависеть не только моя жизнь, но и твоя, и других людей. Всей семьи. – Вот как? – криво усмехнулся Гарри. – Мне плевать на тебя и на семью. У тебя, отец, своя жизнь, у меня – своя! Но я ненавижу тебя! – За что же, сынок? Объясни мне, – мягко спросил дон. – За что? Ты обещал мне, что не будешь преследовать Барбару и ее мужа. Макса! – Я их и не преследовал, – все тем же тоном ответил Салотти. – Их преследовали остальные семьи. Не я выбрал способ мести. Пойми, сынок, мы – твоя жизнь. Из-за твоего выбора тысячи людей оказались поставлены на грань войны. Кровавой, страшной войны. Неужели для тебя жизнь какого-то ублюдка Макса дороже моей жизни, или жизни сеньора Луччи, или жизни Карло, который рос вместе с тобой? Скажи мне, променял бы ты наши жизни на жизнь Макса? Гарри молчал, сжав кулаки. – Ну, – улыбнулся дон. – Скажи же мне, сынок. Я хочу услышать это от тебя. Ты молчишь, – с мягкой укоризной констатировал он. – Я знаю почему. Ты чувствуешь итальянскую кровь, текущую в твоих жилах. Она сейчас говорит в тебе. И случись тебе выбирать между семьей и этой женщиной, ты бы выбрал семью, я уверен в этом. – Ты уверен? – мрачно спросил Гарри. – Конечно, сынок. Поверь мне. – Я уже один раз сделал это. Дон Салотти с грустью покачал головой: – Что же. Меня вынудили поступить так, как я поступил, но, поверь мне, я пошел на этот шаг только ради тебя. – Ради меня? – Да, сынок. Если бы я отказался убить твоих обидчиков, другие семьи потребовали бы у меня твою жизнь. Я – клятвопреступник, но не детоубийца. Нет. Никто не посмел бы бросить такое обвинение в лицо Джакопо Салотти. Сердце у меня обливалось кровью, когда я отдал приказ убить этих людей. Но теперь все нормально. Наша семья останется жить в мире с другими семьями. Поверь, я не желал зла твоим обидчикам. Но иногда обстоятельства бывают выше нас. Ты уже достаточно взрослый человек, чтобы понять это. – Отец, ты – лицемер! – крикнул Гарри. Глаза его вспыхнули неистовым огнем. В это мгновение он стал очень похож на дона. Луччи даже поежился и на секунду посмотрел на Салотти-старшего. – Твои клятвы не стоят и ломаного гроша! Я расскажу об этом всем! Дон Джакопо Салотти – лжец! – Ты не смеешь обвинять меня во лжи! – крикнул дон, вскакивая. – Конечно, смею, – язвительно засмеялся Гарри. – Еще как смею! Ты – лжец! Значит, ты убил их в Провиденсе? Чудный городок! Ты там был сам или послал туда этого ублюдка? – Гарри указал на Луччи. Тот сидел с каменным лицом и смотрел на пылающие в камине поленья. Он и бровью не повел, услышав оскорбление в свой адрес. На лице его не дрогнул ни один мускул. Полная, абсолютная выдержка, как и положено соп– sigliori семьи. – Прекрати! – крикнул дон сыну. – Почему же? – отозвался тот. – Тебя мучает совесть, отец? Хотя, у тебя ведь нет совести! У дона не бывает совести, у него есть семья! Семья – святое! Семья – все! Ты хоть помнишь свою жену, мою мать, отец? Помнишь ее? Ты ни разу не показал мне ее фотографию, не рассказал о ней. Ты берег меня для семьи! Не для счастья, а для семьи! – Семья и есть счастье! Гарри захохотал: – Я же говорил, что ты – лжец! Ты сам не веришь в то, что говоришь! Даже себе ты боишься сказать правду. Даже себе! – Перестань! – казалось, дона сейчас хватит удар, он покраснел и схватился левой рукой за грудь. – Прекрати! Замолчи! Заткнись!!! Гарри внезапно успокоился. Он с некоторым удивлением смотрел на отца. – Ты злишься на меня? Почему? Не потому ли, что я сказал правду? Не потому ли, что я был счастлив хотя бы месяц, в то время как у тебя кроме твоей семьи ничего нет? – Прекрати!!! – сорвался на визг Джакопо Салотти. – Прекрати немедленно! Сейчас же! Я приказываю! – Ты боишься, – вдруг догадался Гарри. – Ты боишься меня! – Перестань! Заткнись ты, ублюдок!!! Визг дона напоминал уже вой умирающей собаки. Неожиданно для всех, в том числе и для себя, Гарри начал наступать на отца. – Я понял! Ты боишься! Боишься, потому что я свободен! А ты – раб! Ты делаешь то, что от тебя требуют! Семья, доны, обстоятельства твоей дерьмовой жизни! Боишься потому, что я был счастлив... – Прекрати!!! Заткнись!!! – А ты – нет! – продолжал наступать на отца Гарри. – Ты боишься потому, что я способен полюбить, а ты – нет! Ты боишься потому, что я человечен, а ты – нет!!! В твоей жизни нет ничего, кроме крови, грязи, дерьма и страха! И даже лежа на смертном одре, ты будешь бояться!!! – Прекрати!!! – Тебе нечего вспомнить, кроме убийств, шлюх и толпы «горилл» вокруг. Гарри подошел к отцу вплотную и заглянул в его перекошенное лицо. – В твоей жизни... Он не успел договорить. Пуля, выпущенная из «магнума’38», разорвала ему сердце. Гарри секунду удивленно смотрел на дымящийся револьвер, зажатый в руке отца, а затем пошатнулся и рухнул на темный ковер, приглушивший звук падения. – В моей жизни был ты, – беззвучно прошептал дон. Луччи поднялся со своего кресла и, подойдя к Салотти, осторожно коснулся его плеча. Тот дернулся, словно от удара током. – Дон, – почтительно прошептал consigliori, – успокойтесь. Вы поступили правильно. – Позвони Тони, – хрипло выдавил из себя тот. – Ты знаешь, что сказать ему. Знаешь... что сказать. – Да, – кивнул Луччи. – Надо быть милосердным, – бесцветно проговорил Салотти, не отрывая взгляда от мертвого тела сына. – Они любили друг друга. Когда– то. Теперь у меня нет сына.’ Но надо быть милосердным. – Я понимаю, – вновь кивнул consigliori. – Я все понимаю. – Сделай это Винс... для меня... – Конечно, дон. – Иди, – прошептал Салотти. – И пришли людей. Нужно убрать мальчика отсюда. Негоже ему лежать здесь. Иди, Винс. Винцент Луччи вышел из гостиной и торопливо направился к телефону.

*

Аэропорт Логана был переполнен. Здесь толпилось столько народу, что хватило бы, чтобы возвести «живую» изгородь от Вашингтона до Лос-Анджелеса. Терминал «В», расположенный прямо напротив автомобильной стоянки, бурлил. Он был самым многолюдным. Лион попросил таксиста остановиться у больших стеклянных дверей терминала и помог Джастине выйти на улицу. Затем, уже вдвоем, они подхватили Барбару. Девушку пошатывало. Она выглядела очень уставшей. Ее отсутствующий взгляд замер на какой-то невидимой точке впереди девушки. Лион торопливо протянул таксисту две стодолларовых купюры, и тот с благодарностью принял их. Сумма, заплаченная «щедрым господином», превышала реальную плату за проезд по меньшей мере на сорок долларов. – Спасибо, мистер! – крикнул таксист ему вслед. Лион проводил женщин в здание терминала и усадил на места для пассажиров. – Джас, тебе придется присмотреть за девочкой, пока я схожу за билетами, – сказал он. – Это не займет много времени. – Конечно, Ливень, – Джастина кивнула. – Я быстро, – пообещал Лион и направился к видневшейся в дальнем углу огромного зала стойке авиакомпании «Скаймастер». Джастина посмотрела на дочь. Жалость тронула ее сердце, но слез у женщины уже не осталось. Душа Джас напоминала огромное пепелище. Все, что было у нее в жизни, рухнуло вчера, оставив после себя лишь дымящиеся развалины. Мир, солнечный мир, такой прекрасный, добрый, яркий, исполненный сбывшихся фантазий и счастья, вдруг превратился в кошмар наяву. «Сколько боли... Сколько боли...», – подумала Джастина. Барбара сидела прямо, словно внутри у нее появился железный стержень. Она не оглядывалась и никак не реагировала на окружающее. В ней вдруг угасла искра жизни, которая наполняет тело и делает его живым, способным любить и сострадать, смеяться и плакать. Глаза, тусклые, подернутые серой пленкой отстраненности, не двигались. Сцепленные «в замок» руки бесчувственно лежат на бедрах. Даже грудь почти не вздымается. У Джастины создалось впечатление, что Барбара не дышит. – Как ты себя чувствуешь, доченька? – спросила она девушку. – Я умерла, мама, – вдруг тускло сказала та. – Я умерла. Они уже здесь. Мне пора идти. – Кто, милая? В душе Джастины шевельнулось сострадание. Хотя на пути ее чувства моментально возникла подсознательная преграда: из-за Барбары убили человека. Она сама согласилась на это... – Они... Голос девушки стал тихим, сошел почти на шепот. Джас с трудом различала его в монотонном гуле толпы. – Они... – повторила Барбара. – Люди без лиц. И все здесь залито кровью. Все. И платье Элен тоже. И мое. Я умерла, мама. Неужели ты этого не видишь? Острая, как спица, жалость пронзила сердце матери. Она обняла дочь, привлекла к себе и начала укачивать ее, как младенца. – Господи... – шептала она. – Господи... И неожиданно слезы хлынули у нее из глаз. Соленые дорожки сползали по щекам Джастины и падали в волосы Барбары, замирая на них капельками росы. Полицейский автомобиль обогнул терминал «А» и медленно покатился по парковочной дорожке мимо метеобашни, диспетчерской вышки, к терминалу «В». Сидящий за рулем патрульный внимательно вглядывался в людской поток. Еще один полицейский примостился рядом с ним на переднем сиденье. Сзади, на сиденье для задержанных, вольготно развалился громила в сером плаще. Все трое ощупывали толпу настороженными взглядами. У терминала «В» машина остановилась. Водитель снял с панели рацию. – «Центральная»? Это «двадцать седьмая». Проверь, когда ближайший рейс на Сидней? – Подожди, «двадцать седьмая». Ага, вот. В одиннадцать шестнадцать. Рейс ноль-два-четыре, компания «Скаймастер». – Отлично. Спасибо, «Центральная». Водитель наклонился вперед и принялся рассматривать таблички с названиями авиакомпаний, укрепленные за огромным витринным окном. – «Дельта», «Америкэн иглз», «Ю. С. Экспресс»... Ага, «Скаймастер», терминал «В». Похоже, мы обратились по адресу, парни. Пошли! Все трое вышли из машины и зашагали к стеклянным дверям... ... Лион протянул улыбающейся девушке кредитную карточку и получил три пестрых билета с изображенной на них эмблемой авиакомпании и надписью: «Скаймастер». – Три билета до Сиднея, первый класс, рейс ноль-двадцать четыре, вылет в одиннадцать шестнадцать, – сообщила девушка, возвращая карточку бледному Лиону. Тот кивнул. – Благодарю вас, мисс. – Пожалуйста. Мы будем рады увидеть вас еще раз в числе наших пассажиров. Улыбка ее стала еще шире. «Этого не будет, – подумал про себя Лион. – Никогда. Думаю, мы больше не ступим и шага из Дрохеды». Сунув билеты и карточку в карман, он повернулся и почти налетел на крепкого, рыжеволосого ирландца в полицейской форме. Тот коснулся пальцами козырька фуражки: – Прошу извинить. Мистер Хартгейм? – Да, – подтвердил Лион. – Это я. – Вам необходимо пройти в медпункт. Это в соседнем терминале. – А что случилось? – С вашей дочерью что-то произошло. По– видимому, какой-то приступ на нервной почве. Точно не знаю. – О, Господи, – выдохнул Лион. – Где это, вы говорите? – Терминал «А». В правом дальнем углу увидите вывеску. – Спасибо, офицер. – Не за что. Поторопитесь, они там. – Они? – Конечно. Ваша дочь и жена, – кивнул ирландец. – Ах, да, конечно. Разумеется. Еще раз спасибо, – торопливо пробормотал Лион и, расталкивая толпу, побежал к дверям. Теперь по плану ирландец должен был идти к машине и ждать остальных, но он вместо этого принялся крутить головой, отыскивая кого-то в бурлящей круговерти туристов. Наконец, он нашел того, кого искал, и быстро направился в зал. ... – Миссис Хартгейм? Джастина подняла глаза и с удивлением увидела невысокого коренастого патрульного. Тот нависал над ней, глядя женщине в лицо. Фу– ражка на его голове сидела неровно, с каким-то пижонским шиком. – Что вам угодно? – спросила она. – Мистер Хартгейм, Лион Хартгейм ваш муж? – Да. Что с ним? – встревожилась Джастина. – Он упал и сильно повредил голову. Женщина застонала, прикрыв глаза. – Не беспокойтесь, это не очень серьезно. Но все-таки вам лучше пройти к нему. Он в медпункте, в терминале «А». Как войдете, направо и в дальнем углу. – Но... Господи, у меня дочь... – Не волнуйтесь, миссис, я могу побыть с ней, пока вы сходите к мужу. Джастина нерешительно переводила взгляд с патрульного на Барбару. Ей не хотелось оставлять дочь одну, но Лион... ему плохо. Что же делать? – Не переживайте, мэм, – улыбнулся патрульный. – У меня у самого две дочери. Я пригляжу за девушкой. Все будет о’кей. – Хорошо. Спасибо, – Джастина встала. – Только, пожалуйста, не оставляйте ее одну. Ей очень плохо. – О’кей. Конечно, мэм. – Спасибо. Джастина побежала к выходу. В ту же секунду из толпы вынырнул высокий здоровяк, держащий руки в карманах серого плаща. Он пружинящей, упругой походкой подошел к девушке и, оглянувшись, откинул полу плаща в сторону. Карман в нем оказался сквозным. В руке его был зажат пистолет с удлиненным глушителем стволом. Барбара смотрела прямо в черный провал ствола, но на лице ее не отражалось эмоций. Это было лицо уже умершего человека. – Пока, крошка, – буркнул убийца. Два выстрела: один – почти неслышный, второй – напоминающий удар в барабан, грохнули практически одновременно. Убийцу отшвырнуло в сторону. Падая, он, правда, успел повернуть голову и заметить стоящего в двух шагах слева рыжеволосого ирландца и «спешл детектив» в его руке. А через мгновение убийца, Тони, уже коснулся пола, ударившись виском о чей-то ботинок. Но этого ему почувствовать было не дано. Пуля, выпущенная из «беретты» с глушителем, прошила ключицу, легкое и задела сердце Барбары. Но, как ни странно, девушка не чувствовала боли. Совсем. Она сползла с кресла и лежала, глядя в потолок, на котором сияли белым люминесцентные лампы. Белым, не окрашенным кровью. Кровь была на полу. Ее кровь. Большая лужа, становившаяся с каждой секундой все больше и больше. И Барбара вдруг улыбнулась. «Мне пора. Я иду, – подумала она. – Там ведь нет крови?» Кто-то склонился над ней, и уже угасающим взглядом девушка успела увидеть плачущую мать и отца. Барбара хотела улыбнуться им и сказать, как ей хорошо, потому что она уходит не в кровь, а в белоснежное сияние рая. Но не успела... Джастина стояла посреди замершей толпы и плакала, плакала, плакала. И слезы текли по ее щекам... Потом, через какое-то время, они встретятся там, где не будет алого, а будет только белое, и где птицы не бросаются грудью на шипы, а просто поют, и где все любят друг друга. Это будет потом, позже. Но обязательно будет. День, когда они войдут в рай.