Текст книги "Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике"

Автор книги: Пола Сторидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 8

Предстоящая премьера обещала стать действительно большим и громким событием. Интерес публики подогревался всеми возможными способами. Стояло солнечное раннее утро премьерного дня. Показ и торжества были запланированы на вечер, и сейчас Джастина, взяв с собой Лиона, Мэри и Джимса, отправилась в «Синемараму», на Бульвар Заходящего Солнца посмотреть, как там идут дела, попробовать зал и сцену и дать своим родственникам хотя бы краем глаза увидеть эту предпраздничную суету. Почувствовать ее на вкус. Когда они ехали по городу в бурлящем потоке машин, со всех сторон, куда ни обращался взгляд, на них с огромных рекламных щитов смотрела главная героиня фильма. Джастина Хартгейм. «Не вошедшие в рай». Подъехав к кинотеатру, они увидели, что вокруг «Синемарамы» собралось необычно большое для такого раннего часа количество зевак. Возле красивой мраморной лестницы расположились фургоны телевидения и радио, а от них, суетясь и громко переговариваясь друг с другом, служащие в форменных костюмах тянули в зал толстые, извивающиеся, словно гигантские змеи, кабели. Фойе, в которое они попали, войдя внутрь, было украшено так, будто здесь должен состояться королевский прием. Везде, куда ни глянь, стояли охапки живых цветов. И этот огромный зал благоухал их тонкими ароматами. Стена напротив входа была занята огромными цветными фотографиями с запечатленными на них кадрами премьерного фильма. Тихо и ненавязчиво звучала лирическая мелодия – саундтрек из фильма, написанный Морриконе. Когда они вошли в зрительный зал, в котором должен был состояться показ, там, на первый взгляд, царил настоящий хаос. Везде мелькали синие комбинезоны с эмблемой «Парама– унт». Слышались короткие команды. Если приглядеться повнимательнее, становилось ясно, что работа прекрасно организована, каждый делает свое, четко определенное и понятное дело. Окинув взглядом сцену, Джастина поразилась, представив себе, как великолепно она будет выглядеть после завершения оформления. А Мэри лишь ахнула, увидев огромный зал с сияющей под потолком великолепной хрустальной люстрой. Художники и декораторы потрудились на славу. Сцена была отделана белым шелком, и как раз сейчас поднимали укрепленные на штанкетах, сияющие белизной, легкие, воздушные кулисы. В зале в нескольких точках уже были установлены телекамеры, и возле них сейчас тоже суетились люди. Радисты настраивали микрофоны, осветители пробовали свет, включая то рампу, то софиты. И все вокруг переливалось в чудном великолепии. И во всем этом чувствовалось приближение праздника. – Да, с размахом тут у вас все делают, – тоже оглядывая зал, произнес Джимс. – Потому что нет причин, чтобы скупиться. Все эти средства вернутся с лихвой. Поверь мне как профессионалу, фильм получился просто потрясающим. Публика будет смеяться и рыдать. Вот увидишь. Тут со сцены до них донеслись громкие крики, и Джастина, оглянувшись, увидела, что из-за кулис бежит, крича что-то на ходу и размахивая руками, недовольный чем-то Мейджер, и улыбнулась, подумав, до чего же он энергичный человек. У нее бы просто не хватило ни сил, ни мужества, чтобы руководить всем этим. Когда Джесс, вволю накричавшись и раздав все необходимые указания, немного успокоился и, обернувшись в зал, увидел стоящую в глубине Джастину, он моментально преобразился. На лице Джесса засияла широкая улыбка, и он, быстро спустившись по небольшой лестнице в зал, направился к Джас тине. – Привет, дорогая, – поздоровался он. – Привет, Джесс. Познакомься. Это мой муж Лион, а это, – указала она рукой, – мой дядя Джимс и его жена Мэри. Она, кстати, тоже актриса, работала когда-то вместе со мной в Лондонском театре. – Рад вас видеть, – пожимая руки мужчинам и гостеприимно улыбаясь женщинам, ответил Мейджер. – Очень хорошо, что вы приехали поддержать Джас в минуту триумфа. – Да ладно, Джесс, брось. – Как настроение? – спросил Мейджер. – Самое праздничное, – смеясь ответила Джастина. – Продолжай в том же духе. Он то и дело поглядывал на сцену, продолжая вполглаза наблюдать за тем, как выполняются его указания. Вдруг, увидев что-то, по его мнению, абсолютно не соответствующее полученным от него указаниям, Джесс с криком бросился на сцену воздать провинившемуся за грехи и уже сверху прокричал им: – Извините за то, что так внезапно покинул вас. Увидимся вечером, хорошо? Сейчас нет ни минуты. Если не следить за всем этим, то получится вообще не понятно что. – Ладно, – засмеялась Джастина, – беги руководи. Посидев еще немного и понаблюдав за удивительной метаморфозой, происходящей с залом, они отправились в «Ле Эскофиер». Время приближалось к полудню, и нужно было немного отдохнуть и начать готовиться к предстоящему вечеру. По дороге они заехали пообедать в ресторан «Солнечный остров» и лишь потом, довольные, в прекрасном расположении духа направились в отель. Когда они добрались, наконец, до «Ле Эскофиер», Мэри и Джимс отправились отдыхать в свой номер, а Лион и Джас уединились в своем. Лион остался в гостиной, устроившись в мягком кресле с небольшой порцией спиртного и утренней газетой в руках. А Джастина поднялась в спальню. Перед ней стояла неразрешимая задача: нужно было в соответствии с уведенной обстановкой в зрительном зале, в соответствии с тем, как оформлена сцена, выбрать из ее обширного гардероба наиболее подходящий вечерний туалет. Она долго перебирала платья и никак не могла на чем-нибудь остановиться. Но после долгих раздумий^ пытаясь вызвать в воображении свой же собственный образ в том или ином платье на фоне сияющей белизной сцены, Джастина остановилась, наконец, на в меру декольтированном, позволяющем увидеть ее красивые плечи и изящную, гибкую шею изумрудном, с голубым отливом вечернем платье. Надев его, Джас подошла к большому зеркалу и с головы до ног осмотрела себя. Платье плотно облегало ее точеную, изящную фигуру и делало ее еще более прекрасной. Длинный шлейф мягкими красивыми складками ложился у ее ног. Джастина, постояв немного перед зеркалом, осталась довольна увиденным и решила, что именно в нем она и отправится. Вечер приближался с неумолимой быстротой. Возле порога особняка уже стоял шикарный, сияющий в лучах заходящего солнца черный лимузин, присланный студией, за рулем которого с важностью восседал прекрасно вышколенный, затянутый в смокинг водитель. Все были уже готовы и ждали лишь Джас, которая заканчивала последние приготовления. Окинув себя взглядом с головы до ног и убедившись, что выглядит прекрасно, она, наконец, вышла из комнаты и по винтовой лестнице спустилась на первый этаж. Когда Джастина предстала перед ожидавшими ее родственниками, они были настолько поражены ее красотой и величественностью, которой в обыденной жизни совершенно не было заметно, что просто ахнули. – Джас, ты великолепна, моя дорогая, – сказал ей Лион. – Действительно, выглядишь шикарно. Будешь сегодня самой красивой на этом пышном празднестве, – поддержала Лиона Мэри, улыбнувшись подруге. К своему изумрудному платью Джас надела такого же цвета изящные туфли на такой высокой «шпильке», что Лион только диву давался, как она исхитряется ходить в них и не терять равновесия. А дополнял туалет тот самый гарнитур, который подарил ей в Бонне Лион. И сейчас изумруды и бриллианты переливались, прекрасно оттеняя ее зеленые глаза, великолепные рыжие волосы и гладкую, матово-белую кожу. Выслушав все эти восторги, Джастина поблагодарила своих гостей и сказала: – Ну что, пора отправляться? А то можем и опоздать. И Джесса от волнения хватит удар. А когда он придет в себя, то вам достанется от него, так же как и мне, – Джас засмеялась. – Великолепный он человек. Просто обожаю его. Устроившись в машине, Джас сказала водителю, что можно отправляться, и они тронулись в места. Утром того же дня, когда должна была состояться премьера «Не вошедших в рай», Элен проснулась свежая, бодрая, хорошо отдохнувшая. Волнение почему-то оставило ее, и она спокойно и внимательно стала готовиться к предстоящему событию. Благо времени было достаточно. Приняв контрастный душ, девушка почувствовала себя совсем хорошо. Набросив халат, Элен прошла в спальню и начала собираться. Когда она была уже практически готова и ей осталось лишь надеть на себя платье, из кухни прибежал Жак и сказал: – Мам, пойдем, папа обедать зовет. – Сейчас иду. Элен снова набросила халат и прошла в кухню. Они с аппетитом пообедали, и Льюис сказал

ей:

– Пора собираться, дорогая, а то ты опоздаешь на открытие своей собственной выставки. А это еще хуже, чем опоздать на собственную свадьбу. Элен вернулась в комнату и облачилась в свое лучшее платье, то самое, что купили ей в подарок Льюис и Жак в день свадьбы и в котором, как в один голос уверяли ее мужчины, она была просто неотразима. – Ну как? – спросила Элен, выйдя из комнаты, и вопросительно взглянула на Льюиса и Жака, в ожидании устроившихся в гостиной на диване. Мужчины придирчиво осмотрели ее, и Льюис сказал: – Потрясающе. Ты сама как творение великого художника. Поверь мне, я ведь все-таки критик. – Ну что же, дорогие мужчины, пора трогаться? – улыбнувшись, спросила Элен. – Да, пора, – ответил Льюис. Они втроем вышли на улицу. Элен и Жак подождали, пока Льюис заведет новенький «рено», а затем забрались в салон. Сегодня они были виновниками торжества. Мощный мотор «рено» торжествующе ревел, словно оповещая весь Рим о том, кого везет. Когда машина подъехала к художественной галерее, вокруг уже сновали журналисты, а случайные прохожие останавливались, чтобы сквозь стеклянную витрину поглазеть на происходящее. Элен вошла в пустынный пока зал, под сводами которого разносилось гулкое эхо ее шагов. Навстречу ей вышел весело улыбающийся Филипп, довольный проделанной работой и радующийся тому, какую художницу ему удалось найти и что именно у него она выставляет свои картины. – Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спросил он, поздоровавшись. – Великолепно, – ответила Элен. – Настроение прекрасное. – Ну и отлично, – хмыкнул весело Филипп. – Тебе ведь сегодня придется отбиваться от журналистов, а эти ребята прилипчивые, словно мухи. Вскоре начали прибывать приглашенные. Первым, конечно же, приехал мистер Ла Троз, который вошел в зал, широко улыбаясь, и, окинув работы взглядом, сказал: – Прекрасно, дорогая Элен. Я поздравляю тебя со столь знаменательным событием. Выставка эта принесет тебе успех. Ты хорошо поработала. И... ты, несомненно, стоишь своих денег. – Спасибо вам, мистер Ла Троз. Спасибо, дорогой учитель, – поблагодарила старика девушка, растрогавшись почему-то, услышав эту дорогую для нее похвалу. – Я очень благодарна вам за то, что вы приехали сегодня. – Ну как же, разве я мог пропустить такую грандиозную выставку моей самой талантливой и любимой ученицы? – с улыбкой ответил Л а Троз. – Иначе просто и быть не Могло. Ну что же, пойду посмотрю, что ты успела сделать за последнее время. И старик отправился в глубину зала, подолгу задерживаясь возле наиболее интересных, на его взгляд, работ, рассматривая их придирчивым взглядом и довольно покачивая головой. Потом прибыл мэр Рима в сопровождении многочисленных помощников, который сам изъявил желание посетить выставку молодой художницы. Гости продолжали прибывать, и вскоре в зале стало шумно и многолюдно. Гости вполголоса разговаривали, обсуждая картины, общаясь между собой, и над залом висел стройный гул их голосов. Элен пожалела о том, что никого из ее родных нет рядом в такую минуту. Но, накануне созвонившись с ними, она согласилась с тем, что для всех гораздо важнее присутствовать на премьере мамы. Элен, словно хозяйка, расхаживала среди гостей, которые пришли сегодня, чтобы вознести ее на вершину славы. Она здоровалась со знакомыми, останавливалась, чтобы поговорить с друзьями, принимала многочисленные поздравления от незнакомых ей людей, которые сочли необходимым почтить талант художницы. Кругом колыхалось цветочное море, слышался смех, вспыхивали блики фотоаппаратов. Репортеры фотографировали ее картины и ее саму. А позже, оставив гостей на попечение Филиппа, Элен отправилась отвечать на вопросы журналистов, так как владелец галереи уже успел организовать для нее пресс-конференцию прямо в своем просторном, роскошном кабинете. Вопросов было множество. Журналисты задавали их, перебивая друг друга. Все они были обычными и касались знакомой и любимой ею темы – работы. Поэтому девушка отвечала легко, с большим воодушевлением и обаянием, радушно, по-хозяйски улыбаясь при этом. С утра у нее было ощущение, что сегодняшний день будет самым великим днем в ее жизни. Тем днем, который вознесет ее на Олимп славы, поставив в один ряд с самыми известными и талантливыми художниками современности. Покончив с журналистами, Элен вновь вышла в главный зал. К ней подошел Ла Троз и с волнением в голосе произнес: – Элен, девочка моя, это просто великолепно. Особенно хорош «Христос молодой». Это настоящий шедевр! Гениальное творение! Я от души поздравляю .тебя и желаю успехов. – Спасибо, учитель. Но звучит это так, словно мы прощаемся. – Ну, не на совсем, конечно, но сейчас, с твоего позволения, я хотел бы откланяться. Что– то неважно чувствую себя сегодня. Возраст настойчиво дает о себе знать. – Конечно, поезжайте. Здесь так шумно. Даже я уже немного устала. Всего вам доброго, учитель. – И тебе удачи, дорогая. И Ла Троз, поцеловав ее и крепко пожав руку Филиппу, направился к выходу. – Так и вижу заголовки в завтрашних газетах, – провожая взглядом удаляющегося маэстро, с довольной улыбкой сказал жене Льюис. – Это действительно твоя победа. – Спасибо, милый. Ты случайно не знаешь, где Жак? Что-то я его давно не вижу. – Да только что попадался мне на глаза. Ходит где-нибудь среди гостей. Наверное, опять стоит возле портрета. Он то и дело возвращается к нему и подолгу рассматривает. – Найди его, пожалуйста, и не теряй из виду. Ребенок все-таки. – Хорошо, – ответил Льюис, поцеловал жену и отправился на поиски Жака. На некоторое время Элен осталась в одиночестве. Она стояла, окидывая счастливым взглядом лица приглашенных, пытаясь понять по ним, что же они думают, рассматривая ту или иную ее работу. Тут она заметила, что в ее сторону спешит молодой служащий. Молодой человек приблизился быстрым шагом и произнес: – Миссис Брэндон, извините за беспокойство, но мистер Ла Троз просил вас выйти к нему. Он сказал, что хочет передать вам что-то важное. – Спасибо. Передайте мистеру Ла Трозу, что я буду через минуту. Молодой человек удалился. Элен окинула взглядом зал, пытаясь найти Льюиса, но, так и не увидев его, направилась к выходу, с трудом пробираясь среди гостей. Когда он вышла в фойе, Ла Троза там не оказалось. Подойдя к служащему, девушка спросила: – Мне передали, что мистер Ла Троз хочет видеть меня. Вы не знаете, где его можно найти? – По-моему, он вышел на улицу, – услышала она в ответ. – Спасибо, – немного удивленная поведением учителя ответила Элен и пошла к выходу. Когда она шагнула за порог, перед ней вдруг возник мужчина, одетый во все темное и даже плащ на нем был темно-синего, почти черного цвета, несмотря на теплую погоду. Глаза его закрывали темные солнечные очки, а голову украшала фетровая шляпа. – Миссис Элен Брэндон? – спросил он коротко. – Да, – ответила она. – Чем могу быть полезна? Мужчина неожиданно снял очки, наклонившись вперед посмотрел ей в глаза и вдруг несколько раз неуловимо взмахнул рукой. Элен пронзила острая боль. Не понимая еще, что произошло, девушка посмотрела вниз и с ужасом увидела, что по ее великолепному платью расползается красное кровавое пятно. А у своих ног она заметила блестящий в лучах заходящего солнца, испачканный кровью клинок. Элен, непроизвольно зажав рану рукой, молча, еще не до конца осознав, что же произошло, смотрела, как сквозь пальцы ее струится горячим потоком алая кровь. Девушка подняла глаза и, уже теряя сознание, увидела, что от галереи на огромной скорости отъезжает черный лимузин, в который на ходу заскакивает ее убийца. Сознание Элен затуманилось, в глазах потемнело, ноги подломились, и она упала на тротуар. Вокруг нее быстро начали собираться люди. Поднялась суета, кругом слышались отчаянные крики, женщины визжали в панике. Филипп увидел случившееся сквозь свою знаменитую стеклянную витрину. Он, не раздумывая, бросился к телефону, вызывать полицию и «скорую помощь». Льюис, нашедший наконец Жака, услышал страшные крики и увидел, что люди в панике бегут к выходу. Когда же он, охваченный предчувствием чего-то непоправимого, выскочил на улицу, то увидел распростертое на тротуаре, окровавленное тело своей любимой жены. Он бросился к ней и, положив ее голову себе на колени, начал, медленно раскачиваясь, бормотать, не обращая внимания на собравшуюся вокруг толпу: – Элен милая... Боже мой, что же это? Кто это сделал? У кого поднялась рука совершить такое? Но Элен ничего этого не слышала. Она уже была мертва. Льюис, ослепленный горем, сидел возле мертвой жены, и по щекам его лились слезы горя и отчаяния. Жак сначала бросился к матери, а потом в страхе отпрянул от нее. И кто-то поспешил увести его. А вокруг, с азартным блеском в глазах и профессиональным спокойствием, щелкали затворами своих фотоаппаратов не знающие сочувствия репортеры и собиралась любопытная толпа.

ГЛАВА 9

В надвигающихся сумерках, пробираясь в потоке машин, они ехали к Бульвару Заходящего Солнца. Со всех сторон на них смотрела все с тех же рекламных щитов задумчиво-серьезная героиня Джастины. Но сейчас, в свете переливающихся всеми цветами радуги гирлянд, выглядела она еще прекраснее. Лимузин не доехал до «Синемарамы» не менее двух кварталов, а бульвар уже оказался запружен машинами, брошенными в полном беспорядке, и даже здесь собралась толпа. Подъехав поближе, Джастина увидела, что два больших вращающихся прожектора освещали небо над куполом «Синемарамы». Полиция с трудом сдерживала толпу поклонников, заполнивших тротуары. Люди мечтали хоть краем глаза взглянуть на любимых кинозвезд. Над площадью стоял громкий гул людских голосов, то тут, то там весело сверкали фотовспышки. Джастина, в сопровождении Лиона, Джимса и Мэри выбралась из машины и пошла сквозь строй полицейских, едва сдерживающих ревущую толпу, в сторону кинотеатра. Слыша, что в толпе то и дело звучит ее имя, Джас внутренне ликовала оттого, что ее так тепло встречают. Наконец, они добрались до высокой мраморной лестницы, ведущей в чрево этого огромного кинодворца. Поднявшись на верхнюю ступеньку, Джастина остановилась, повернулась к собравшимся внизу поклонникам, помахала им рукой и поблагодарила за их внимание широкой очаровательной улыбкой. В ответ раздался многоголосый восторженный рев собравшихся. В фойе стояла телекамера и репортеры торопились, пользуясь удобным моментом, взять короткие интервью у знаменитостей, неспешно прогуливающихся и ведущих профессиональные разговоры. Повсюду суетились фоторепортеры со вспышками, спеша запечатлеть глубокие декольте и длинные ноги, маршировавшие перед ними. Стив, глава рекламного отдела кинокомпании, был доволен проведенной работой. Все, что он замыслил, удалось осуществить как нельзя лучше, и все шло великолепно. Механизм, запущенный им, работал как часы. Вскоре начали прибывать и другие знаменитости. Женщины были великолепны в своих изумительных дорогих вечерних туалетах. Лица их лучились широкими белозубыми улыбками. Мужчины прибывали в смокингах и шикарных костюмах. И всех их, знаменитых и любимых, приветствовала торжествующими криками собравшаяся у кинотеатра толпа. До начала показа оставалось десять минут, и Джастина уже собралась было отправиться в зал, чтобы занять почетное место рядом с Джессом Мейджером в первом ряду, когда к ней подошел один из служащих и, извинившись за то, что ему пришлось побеспокоить ее, сказал: – Только что позвонили из отеля. Просили передать: вас разыскивает Барбара. Она в Провиденсе и просит, чтобы, как только у вас будет свободная минута, вы срочно перезвонили ей. Девушка просила особо передать, что это очень срочно и важно. Телефонистка из отеля сказала, что голос ее звучал очень встревоженно во время разговора. – Спасибо, молодой человек, – поблагодарила его Джастина, улыбнувшись. Потом она подошла к Лиону и сказала: – Лион дорогой, из Провиденса звонила Барбара. Она не смогла найти нас и передала, что просит срочно, безотлагательно перезвонить ей. Телефонистка передала от себя, что голос ее звучал очень тревожно и расстроенно. Я почему-то ужасно волнуюсь. Вдруг у нее что-нибудь случилось? Джастина и Лион, не зная, что и думать, так как в голове уже роились всевозможные, даже самые ужасные предположения, чуть ли не бегом продираясь сквозь толпу, окружавшую их, бросились в кабинет администратора. Джас тут же сорвала с телефона трубку и стала лихорадочно и торопливо набирать номер дочери. Барбара сняла трубку после первого же гудка. – Слушаю, – раздался ее усталый, тихий голос. – Барбара милая, мне передали, что ты просила срочно перезвонить. Меня только сейчас смогли разыскать. Что случилось, Барбара?! Твой звонок так напутал нас! – Мамочка... – начала было Барбара, но слова ее прервались глухими рыданиями. От предчувствия беды в глазах Джастины все померкло. – Барбара милая, ради бога! Что произошло?! – закричала она в трубку. – Ну, говори же! Говори! – Мамочка, – взяв себя в руки, тихо проговорила девушка, – сегодня ночью убили Макса. Милая, любимая, приезжай скорее! Я не знаю, что делать! Меня тоже могут убить. Если ты не поторопишься, то можешь уже не застать меня в живых. – Хорошо, дорогая, успокойся, – произнесла Джастина, пытаясь сообразить, что же ей дальше делать. – Мы с папой сию же секунду отправляемся в аэропорт. Сиди в квартире и жди нас. Все будет хорошо, дорогая. Не отвечай на телефонные звонки, никуда не выходи и никому, кроме нас, не открывай дверь. Джастина повесила трубку и повернулась к мужу. Лион, глядя на враз побелевшую и постаревшую жену, тревожно спросил: – Джас, что произошло? – Сегодня ночью убили Макса. Девочка в истерике. Она уверяет, что если мы сейчас же не отправимся к ней, то ее могут убить тоже,– голос Джастины прерывался, губы не слушались ее. Лион быстро подошел к телефону и, позвонив в аэропорт, заказал два билета на ближайший же рейс. Не сообщив никому о своем уходе, несчастные супруги покинули кинотеатр через черный ход и, сев в машину, бросились в аэропорт, умоляя водителя ехать как можно быстрее. Джастина и Лион успели как раз вовремя. Едва они заняли свои места в салоне, тут же убрали трап, и уже через несколько минут самолет взмыл в воздух. Джастина не находила себе места. Она не видела и не слышала ничего вокруг себя. Лион пытался успокоить ее, хотя и сам чувствовал себя не лучше. – Ничего, Джас милая. Мы успеем. Все образуется. Все будет хорошо. Но Джастина, вдруг не выдержав волнения и напряжения, разрыдалась, заставив окружающих ее людей в тревоге и недоумении обернуться. К ним подошла услужливая стюардесса и спросила, обратившись к Лиону: – Что-то случилось? Вашей даме плохо? Может быть, нужна какая-то помощь? – Вы можете помочь лишь тем, что принесете какое-нибудь успокоительное, – ответил Лион, и девушка быстро удалилась по проходу. Через несколько минут она вернулась, неся в руках коробочку с таблетками. Выпив принесенное ей лекарство, Джастина немного успокоилась. Однако взгляд ее был устремлен в одну точку, она была бледна как полотно, и Лион, обратившись к ней и не получив ответа, понял, что жена ничего не слышит и не воспринимает слова, которыми он безуспешно пытался успокоить ее. В салоне самолета работали несколько телевизоров. Скучающие пассажиры, коротая время, смотрели программу новостей. Лион бездумно, совершенно не воспринимая то, что говорили дикторы и репортеры, смотрел в мелькающее на экране изображение. И вдруг сердце его оборвалось. Лион подался вперед, внимательнее всмотрелся в экран, а затем схватил наушники и, добавив громкость, стал слушать, что говорит корреспондент, пытаясь еще убедить себя, что это ему только показалось, что, присмотревшись повнимательнее, он поймет, что жестоко ошибся. «Сегодня в восемь часов вечера у входа в художественную галерею, на открытии собственной выставки была убита молодая талантливая художница Элен Брэндон», – произнес, пристально глядя прямо в глаза Лиону, репортер. На экране прыгали кадры. Улыбающаяся Элен; Элен, входящая в стеклянные двери; Элен, лежащая на асфальте в луже крови... Больше Лион уже ничего не слышал. Он сидел, не в силах пошевелиться, закрыв глаза. «Боже мой! – думал он. – Все рушится. Мир рушится. Жизнь кончается». Он открыл глаза и посмотрел на Джастину, которая сидела, словно окаменев, и не отрывала остановившегося взгляда от телевизора. – Господи, Лион, за что?!

*

Барбара сидела в своей темной пустой квартире, не зажигая свет. Целый день она мучилась ожиданием, пыталась дозвониться до матери, и когда Джастина, наконец-то, перезвонила сама, нервы девушки не выдержали, и она разрыдалась, пытаясь сообщить матери о происшедшем. Сейчас Барбара не находила себе места в ожидании приезда родителей. Временами она приходила в ужас, думая о том, зачем она сидит здесь. Ведь ей приказано убираться из города. Но настроение ее менялось, и девушка решила, что не тронется с места, пока не дождется родителей. Пусть придут и убьют ее, если успеют. Все равно жизнь уже кончена. Она прилегла на диван, свернувшись клубком, и лежала, глядя в потолок остановившимся взглядом. Уставший, истощенный переживаниями организм взял свое, и девушка не заметила, как погрузилась в тяжелый, беспокойный сон. Скорее, даже не сон, а полузабытье. Разбудил ее громкий и резкий телефонный звонок. Не понимая, где она находится, с трудом открыв глаза, девушка встала и сняла трубку. Голос, прозвучавший на другом конце провода, заставил ее вздрогнуть. – Мисс Хартгейм, с вами говорит Джакопо Салотти. Включите, пожалуйста, телевизор на программу новостей. Девушка взяла в руки пульт дистанционного управления, нажала на кнопку и устремила встревоженный взгляд на экран. То, что предстало ее взору, повергло Барбару в ужас и отчаяние. Ей захотелось умереть. На экране крупным планом, так, что видны были заострившиеся восковые черты лица, застывшего в немом удивлении, распростертая на тротуаре, залитая собственной кровью, лежала ее сестра Элен. – Нет! – в отчаянии закричала девушка, все еще сжимая в руках телефонную трубку. – Нет!!! Нет!!! Вы же обещали мне! Вы же сказали, что это будет человек, которого я совсем не знаю!!! – кричала Барбара в трубку. На другом конце провода спокойный, холодный голос произнес: – Мисс Хартгейм, я всегда выполняю свои обещания. Но, скажите на милость, неужели вы на самом деле полагаете, что знали свою сестру? – и Салотти, не сказав больше ни слова, повесил трубку. Услышав короткие гудки, девушка в отчаянии и истерике швырнула телефон в стену и бросилась на диван, громко, безутешно разрыдавшись. Ее заставил очнуться громкий, нетерпеливый звонок в дверь. «Может быть, это пришли мои убийцы», – безучастно подумала девушка, спокойно подходя к двери и открывая замок. Но когда дверь распахнулась и она увидела стоящих на пороге родителей, Барбара, не выдержав напряжения, копившегося в ней, бросилась к матери и вновь разрыдалась. Не дав родителям произнести ни слова, она, захлебываясь слезами, начала рассказывать, обрушивая на них все случившееся. – Мама, я убила Элен! – кричала она. – Это все из-за меня! Я убийца!!! Джастина, с трудом взяв себя в руки, стала успокаивать дочь, гладя ее по волосам, целуя заплаканное лицо и запавшие глаза. – Милая, успокойся. Возьми себя в руки. Все будет хорошо. – Нет! Хорошо уже никогда не будет! Ничего не вернуть! Успокаивая дочь, Джастина и Лион приходили в ужас от того, что с ней стало. Состояние ее менялось резко и неожиданно. Она то начинала кричать и биться в истерике, а то вдруг успокаивалась и начинала говорить совершенно неживым, безучастным ко всему голосом, но речь ее все время была сбивчивой и прерывистой. И Джастина с трудом могла понять, что же говорит ей дочь. – Они сказали, что должны убить вместо меня другого человека. И убили Элен! Боже мой, пусть будет проклят тот день, когда я появилась на свет! Все из-за меня! Я – убийца! Они обещали, что это будет человек, которого я не знаю. Макс! Элен! Я должна уехать отсюда, иначе меня тоже убьют! – и тут же заговорила тихо и безразлично: – Пусть убьют. Я должна умереть. Мне не пережить всего этого. Все на моей совести. – Барбара, доченька, успокойся. Сейчас папа закажет билеты, и мы уедем отсюда. Вернемся в Дрохеду, и там все будет хорошо. Мы сходим к хорошему врачу, и все забудется. Ты начнешь жить снова. – Я не хочу жить. Мне не вынести... Лучше бы они убили меня! – после этих слов девушка замолчала. Лион, поняв, что нужно действовать, решительно и твердо подошел к телефону, который валялся на полу, поднял его и, убедившись, что тот работает, начал набирать номер. Заказав билеты, он прошел по квартире и, увидев лежащие на столе документы дочери, взял их с собой. Джастина помогла Барбаре одеться, сама с трудом удерживая себя на грани истерики. Они вышли из квартиры и вызвали лифт. Когда Лион повернул ключ и запер дверь, кабинка достигла их этажа. Спустившись вниз и выйдя из подъезда, Лион помог женщинам сесть в машину, а сам занял место рядом с водителем. И все время, что заняла у них дорога до аэропорта, Барбара не произнесла ни слова. Она замкнулась в себе, полностью отрешившись от мира.

*

Облаченный в роскошный, китайского шелка халат, дон Джакопо Салотти сидел в гостиной своего шикарного особняка на Лонг-Айленде и рассматривал рисунок на ковре, одновременно слушая, что говорит ему низенький, лысоватый человек, устроившийся в кресле напротив. Салотти курил сигару, задумчиво стряхивая серые столбики пепла в массивную красивую пепельницу, высеченную из куска горного хрусталя. Его лицо оставалось совершенно непроницаемым. Он думал. Лысоватого человека звали Винцент Луччи, хотя дон называл его Винс. Луччи, щурясь по– кошачьи, потягивая из высокого бокала сухое «Модильяни», рассказывал дону подробности смерти Элен Брэндон. Он был мастером рассказа и, как истинный мастер, Винцент вещал немного отстраненно, с ноткой едва заметного равнодушия к самому факту смерти этой, в сущности, безразличной ему женщины. При этом Луччи не упускал ни одной детали, ни единой мелочи проведенной операции. Салотти, задумчиво затянувшись сигарой, внезапно перебил своего consigliori: – А что с человеком... э-э-э... выполнявшим миссию? Луччи улыбнулся: – Он уже на Гавайях. Его не найдут. Я связался с нужными нам людьми в Риме. Они заверили меня, что все пройдет гладко. – Хорошо, – кивнул Салотти. – Ты уже говорил с представителями остальных семей? – Да, дон. Я известил всех, что отмщение свершилось и что личные извинения ты принесешь им на собрании в субботу. – Молодец, Винс. Их не удивило, что женщина убита не в Америке, а в Риме? Салотти в упор посмотрел на собеседника, и тот уловил в черных глубоких глазах дона тревогу. – Разумеется, хотя и не всех. Лионито и Тоцци были удивлены больше остальных. – Что ты сказал им? – Объяснил, что у девчонки там была выставка. Все соответствует истине, – Луччи визгливо засмеялся. – Какая разница, Джакопо? Никто ведь не знает, на какой из сестер собирался жениться Гарри. И та и другая замужем. С этой стороны все чисто. Хотя, мне кажется, за Лионито и Тоцци надо присматривать повнимательнее. Похоже, они не доверяют нам. – Еще бы, – Салотти раздавил сигару в пепельнице. – Два этих осла только и ждут случая, чтобы натравить остальные семьи на нас. Ведь в таком варианте большую часть наших территорий они просто-напросто подгребут под себя, и нам придется воевать еще и из-за этого. А другие семьи в этом случае поддержат их. Никому не нужна война. Ты отдал соответствующие распоряжения? – Я взял на себя эту ответственность, Джа-. копо. Мы используем кое-кого из их «канареек»1. – Хорошо, – дон прикрыл глаза. – Что-нибудь еще, Винс? – Да... но это очень деликатная тема... Я не знаю, стоит ли... – замялся Луччи. – Говори, Винс, не бойся. Сейчас не до условностей. Так что давай. – Гарри... – Луччи назвал лишь имя, стараясь смягчить реакцию дона. – Что? Салотти напрягся. Пальцы сильнее сдавили подлокотники кресла. – Видишь ли, он начинает меня беспокоить. – В чем дело? – нахмурился дон. – Ты говорил с ним? – Нет. – Твой сын очень переживает из-за этой девчонки, Барбары. – Это я и так знаю, Винс. Он будет переживать еще несколько лет. Какое это имеет значение сейчас для нас? – Видишь ли, один из наших ребят разговаривал кое с кем из парней Тоцци... – Что? – глаза дона сузились, превратившись в узенькие щелки, в которых недобро тлели угольки злобы и страха. – Что случилось?