Текст книги "Не вошедшие в рай, или Поющие в терновнике"

Автор книги: Пола Сторидж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 5

Дела у Джастины шли просто замечательно. Она приехала в Голливуд совсем недавно, но уже сняла себе небольшой домик, который понравился ей тем, что был очень уютным и очень красиво и удобно обставленным. И находился он недалеко от студии. Неделя после приезда ушла на обустройство, на оформление контракта и на улаживание всяких других проблем. За это время она, будучи по характеру очень общительной, уже успела обзавестись целой толпой приятелей и приятельниц. Джастина постоянно ловила себя на мысли, что ей нравятся эти люди, нравится их манера держаться и оптимизм, безусловно присущий американцам как нации. Условия работы, предложенные ей, полностью устраивали Джастину. Хотя сумма, указанная в контракте, оказалась не такой уж большой – если бы она настояла, то могла бы повысить ее, – но деньги для Джас сейчас стояли на втором месте. А на первом была работа. Сценарий, она в этом утвердилась, прочитав его еще не раз, оказался действительно очень интересным, и Джас просто с головой ушла в работу. За кажущейся обыденностью сюжета скрывались великолепно выписанные сценаристом характеры. Психологические линии поведения героев были выверены до мелочей, и Джас вдруг поняла: эта роль может стать поистине одной из ее лучших работ. Все вокруг вызывало у нее изумление. Она никогда даже не приближалась к кинопроизводству, поэтому ее поражали масштабы съемок, количество денег, которое тратилось на фильм. Здесь все было совершенно иначе, чем в театре. Голливуд не имел ничего общего со степенным Лондоном, и Джас это пришлось по душе. Американцы ничего не откладывали в долгий ящик. Если в процессе съемок кому-нибудь приходила в голову свежая идея, то ее тут же начинали пробовать. Джастину удивлял и финансовый подход к производству фильма. Продюсеры могли, не особенно препираясь, дать деньги на постройку в павильоне целого городка прошлого века, но яростно отстаивать лишнюю пару обуви, закупленной для съемок. В этом было что-то непонятное для Джас, привыкшей как раз к обратному. Клайд был антиподом голливудских финансистов. В обоих случаях можно было отыскать свои плюсы, и Джас не решилась сравнивать, какой из них лучше. Зато она с любопытством наблюдала за тем, как возводятся в павильонах порой просто грандиозные по размаху декорации, как шьются костюмы и как художник-костюмер ругается с портными из-за пуговицы, пришитой ниже, чем он отметил на эскизе. Довольно скоро Джастина почувствовала себя на студии «Парамаунт», как дома. Ей нравился этот мир. Нравился тот заряд бодрости и неистощимой энергии, который пропитывал здесь все. Джас словно попала совсем в другую жизнь. Жизнь, о которой она почти ничего не знала раньше и которая покорила ее. Можно сказать, что это была любовь с первого взгляда. Все дни напролет уходили у нее на подготовку к съемкам. Сначала были репетиции. Потом она ездила примерять готовящиеся для нее костюмы. Нужно было посещать парикмахера, делавшего прически для фильма, и пробовать грим. И еще массу других мелочей приходилось ей переделать за день. К вечеру она уставала так, что просто валилась с ног. И придя домой, предварительно отказавшись, сославшись на усталость, от всех приглашений, которые получала, она наскоро ела и, немного посмотрев телевизор или почитав, лежа в постели, засыпала. А на следующий день все начиналось снова. И от всего этого кружилась голова. Киножизнь походила на какой-то яркий, праздничный маскарад. И несмотря на ее, к сожалению, уже немолодой возраст, Джастина с удовольствием принимала в нем участие. Однако по прошествии некоторого времени она поняла, что это лишь внешняя сторона жизни. И что здесь, как и в любом месте на земле, существуют свои трудности, проблемы и много всяких неприятных вещей. В один из дней Джастина получила письмо от Барбары. Очень краткое, но пронизанное чувством любви к матери. Дочь писала, что дела идут хорошо, и приглашала Джастину приехать к ней в гости и посмотреть, наконец, как она живет. В самом конце письма девушка вскользь упомянула, что у нее есть важная новость, которую ей хотелось бы сообщить и обсудить только при личной встрече. И Джас в ответном послании написала, что постарается скоро вырваться и навестить ее. Но не раньше чем через месяц. «Сейчас, – писала она, – это совершенно невозможно. Кино – это что-то ужасное. Ни минуты покоя, ни секунды личного времени. Но я получаю удовольствие от этой работы. Хотя, при первой же возможности, обязательно приеду». Иногда она писала Лиону, а он в ответ присылал пространные, очень нежные и прочувствованные послания. Его насыщенные юмором письма помогали Джас, придавали ей новые силы тогда, когда, казалось бы, их не осталось ни капли и черпать их неоткуда. Но, несмотря на жесткий, больше похожий на гонку, чем на съемки, график работы, Джастина была довольна жизнью. Однако, сколько бы времени она ни отдавала работе, семья и благополучие ее детей все равно оставались на почетном месте. Джас понимала: обе ее дочери уже достаточно взрослые девушки. Они совершают поступки, соответствующие их внутренним убеждениям и, в любом случае, ей придется волноваться за своих девочек, главное, чтобы с ними все было нормально. Чтобы они не угодили в какие-нибудь передряги. Особенно же это касалось Элен. Помня о своей, тоже, кстати, не самой спокойной молодости, Джастина беспокоилась за нее куда больше, чем за рассудительную и более сдержанную в поступках Барбару. Тем не менее, ее радовало то, что в последние несколько месяцев тон писем Элен как будто изменился, став более взрослым. Правда, Джастину несколько огорчал тот фаю, что Элен почти не пишет о своей жизни, а если и затрагивает эту тему, то очень быстро прерывает ее. Она была скупа на слова, касающиеся ее обыденных дел, но зато с большим восторгом писала о работе. Элен сходила с ума по живописи, и Джас оставалось лишь порадоваться этому. «Разве не прекрасно, когда человек занимается тем, что ему по душе?» – думала она, перечитывая в который раз письмо дочери и улыбаясь своим мыслям. Поскольку с этой стороны причин для особых волнений не было, то и чувствовала Джастина себя хорошо. Местный климат тоже пошел ей на пользу. Попав после туманной Европы под жаркие лучи радостного калифорнийского солнца, она окрепла и чувствовала себя очень здоровой. Ровный матово-шоколадный загар был ей очень к лицу. Правда, на носу и щеках снова проступили веснушки, которые раньше повергали Джастину в панику. Но сейчас это уже мало ее волновало. В жизни, как когда-то убеждал жену Лион, веснушки делали ее еще более очаровательной, а работе они абсолютно не мешали. Во время съемок на лицо накладывали такой слой тонирующего крема, что под ним, наверное, с успехом укрылся бы даже Пик Коммунизма. Джастина снималась в своем первом фильме и имела все основания быть довольной жизнью и теми сюрпризами, которые своенравная судьба нет-нет, да и преподносила ей.

*

Теперь, когда их отношения с Максом, наконец-то приобрели достаточно стабильный и постоянный характер, проще говоря, они все время были вместе, Барбара чувствовала себя птицей, парящей в солнечной небе на крыльях любви. Они стали неразлучны уже давно. Точнее, с того самого момента, когда она, возвращаясь с работы, увидела Макса стоящим у машины. С того самого дня они расставались всего три или четыре раза на достаточно продолжительное время. Максу иногда приходилось отлучаться по делам фирмы, но с этим поделать все равно ничего было нельзя, и девушка воспринимала такие поездки как неизбежное зло. В такие дни Барбара очень остро ощущала свое одиночество и особенно отчетливо начинала понимать, что значил для нее этот человек. Без Макса мир терял всю свою красоту и становился тусклым и серым, как будто запорошенным пылью. Жизнь приостанавливала свой бесконечный бег. Минуты начинали растягиваться в часы, а часы становились длиннее суток. Когда любимого человека не было рядом, все валилось у нее из рук, дела не ладились, и она совершенно не знала, чем занять себя. Даже работа не доставляла ей того удовольствия, которое девушка испытывала в те дни, когда знала, что, вернувшись домой, сможет вновь увидеть его любящий взгляд. Так уж получилось, что Барбара до сих пор не могла пересилить себя и пойти на полную близость с любимым человеком. Но вот однажды это произошло. В тот день они решили совершить верховую прогулку в окрестностях Кливленда и отправились в прилегающий к городу большой парк, где можно было нанять на время лошадей. Не проехав и половины пути, они остановились. – Барбара, я не могу вести машину. От того, что ты рядом, у меня просто дыхание перехватывает и голова кругом идет, – сказал Макс, вдруг обняв девушку и притянув ее к себе. Он поцеловал ее в губы, и безудержное желание отдаться ему, сдерживаемое Б то же время какими-то непонятными даже ей самой, размытыми границами, причинило ей боль. У обоих перехватило дыхание от заполнившего их чувства. В его объятиях она поняла, что принадлежит этому мужчине безо всякого остатка и никогда уже не сможет полюбить другого. Этот волшебный, счастливый мир будет жить в ней вечно и свяжет их навсегда. Он целовал ее снова и снова, как это бывает в песнях о любви. Их близость была необузданной и безгранично нежной. Она медленно высвободилась, счастливая и уверенная, что ничто уже не сможет встать между ними. Он убрал с ее лица спутанные волосы, поднял на руки и отнес в небольшую тенистую рощу, раскинувшуюся недалеко от дороги. Расстелив одеяло, он положил девушку на него и сам лег рядом. Макс гладил ее волосы, лицо. Барбара никогда до этого не чувствовала себя так хорошо и свободно. Острое сладкое чувство пьянило. А глаза его, казалось, заглядывали ей прямо в душу. Макс начал расстегивать ее одежду, умело справляясь с пуговицами и «молниями» и снял с нее все. Девушка вздрогнула, когда он дотронулся до ее обнаженной груди. Его возбуждало ее тело, но в проявлении любви не было ничего вульгарного. Когда Макс окидывал взглядом ее цвета слоновой кости роскошную фигуру, ей совсем не хотелось прикрыться. – Ты такая красивая, Барбара! – шептал он. И она действительно почувствовала себя потрясающе красивой. Его руки ласкали ее всю. Она совершенно не сопротивлялась, пылая от страстных поцелуев, от его опытных ласк. Барбара поцеловала его так же глубоко, как и он ее. Наконец, он остановился и стал раздеваться. Барбара с удовольствием смотрела на мужественную красоту любимого человека. Он снова сжал ее в объятиях, и она задрожала, прильнув к нему так, словно хотела остаться с ним навечно. Но наравне с этими ощущениями в ней присутствовал страх. – Макс, я боюсь. Ведь наверное будет больно. – Не бойся, – ласково сказал он. – Тебе будет хорошо. Он осторожно проник в теплую влагу ее расслабленной плоти. – Тебе не больно? – спросил он с тревогой. Боясь, что он остановится, она поспешно

уверила его, что все в порядке. Прижалась к нему, обвив руками его гибкое, худощавое тело. Ее руки обнимали его шею, плечи, гладили волосы и крепкую спину. У Макса не было больше сил сдерживаться. Барбара наслаждалась объятиями любимого, внимала бессвязному шепоту, и боль, которая, конечно же, присутствовала, прошла, уступив место восторгу. Тело ее стало отвечать на его осторожные движения, и все преграды, существовавшие до этого, смыло волной наслаждения.

Барбара была на верху блаженства. Она невольно плакала и произносила его имя. Наконец, этот прилив эмоций прошел, наступила неописуемая сладость. Барбара стала медленно приходить в себя, ощущать острый запах листвы в прохладном влажном воздухе. Укутанная одеялом, положив голову на широкую грудь Макса, девушка задремала. А его руки нежно теребили ее смоляные волосы, и, прежде чем уснуть, она прошептала: – Я люблю тебя. Верховой прогулки, конечно же, не получилось. Вернувшись домой, они снова и снова любили друг друга. И так продолжалось до бесконечности, пока оба, обессиленные жгучей страстью, не уснули в объятиях друг друга. Проснулась Барбара от дразнящего запаха кофе. Она открыла глаза и с некоторым удивлением обнаружила, что Макса нет рядом. Однако вскоре все встало на свои места. – Просыпайся, дорогая. Завтрак проспишь, – донесся из кухни его голос. Он вошел в спальню и удивился: – Ты уже не спишь? Подойдя к ней и присев на край кровати, Макс нежно поцеловал Барбару и погладил роскошные черные волосы. – С добрым утром, любимая. Жду тебя на кухне. Все уже остывает. Пожалуй, никогда в жизни девушка не ощущала себя настолько счастливой, и это счастье ей подарил Макс. А ведь когда-то – как же давно это было! – она подобрала его у кампуса с разбитым лицом. Теперь же его близость доставляла девушке лучшие минуты в ее жизни. Он значил для нее куда больше, нежели просто человек, всегда находящийся рядом. Нет, на Макса Барбара могла положиться, если бы случилось что-то из ряда вон выходящее. В какой– то момент она испугалась, подумав, что все идет слишком хорошо. Ведь не может же быть постоянно только хорошее? В последнее время девушка стала замечать, что Макс чем-то подавлен. Или ей это только казалось? В один из уик-эндов, когда они позавтракали и вышли на улицу, чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом, Макс неожиданно сказал ей: – Барбара, я очень люблю тебя, поэтому не хочу обманывать. Мне очень тяжело говорить то, что я собираюсь произнести, но мне кажется, что ты должна знать это, и чем раньше, тем лучше. Она встревожилась и насторожилась, с болью глядя в его глаза. Неужели опять что-то разлучит нас? Значит, предчувствие ее не обмануло? – Что, Макс? – она посмотрела ему в глаза. – Говори! Не молчи, пожалуйста. – Милая, я не хотел говорить тебе этого раньше. Хотел, чтобы ты запомнила меня, почувствовала меня, – он вздохнул и, отвернувшись, принялся с отсутствующим видом разглядывать пейзаж. – Так уж случилось, что во время моих командировок у меня была другая женщина. Не думай, она ничего не значила для меня. Просто случайная связь, своего рода развлечение. Но, так уж вышло, она забеременела. И поскольку родители ее очень влиятельные люди, мне придется жениться на ней. В противном случае последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Барбара в отчаянии застонала. В голосе ее слышалась огромная боль. – Уходи, Макс, – сказала она, думая про себя, что ей, видимо, никогда не суждено быть до конца счастливой. – Уходи. Я люблю тебя, как и прежде. Но ты сам выбирал и поэтому уходи. Я не хочу тебя больше видеть. Макс снова вздохнул, еще отчаяннее и тяжелее, чем прежде. Возле губ его залегла горькая складка. – Прости меня, милая. Я люблю только тебя одну. Но я вынужден это сделать. И он быстрой походкой, не оглядываясь, пошел прочь. А Барбара провожала взглядом его удаляющуюся фигуру. И по лицу ее текли слезы, которых она даже не замечала. – Господи! – вырвался из ее груди мучительный выдох. В этом выдохе слышались все горькие чувства, которые переполняли сердце девушки в эту секунду. Девушка еще долго бродила по городу, не в силах вернуться домой, где все, буквально все, было напоминанием о любимом человеке. Барбара пыталась забыться, переключить свои мысли на что-нибудь иное, не имеющее отношения к Максу, но ничего не получалось. Его тень вырастала у нее на дороге, сиротливо брела следом. В толпе то и дело мелькало его лицо. Иногда Барбара видела знакомую худощавую фигуру, скользящую по заполненным людьми улицам. Он ушел, но остался рядом. Наверное, рано или поздно, ей удастся отрешиться от того, что случилось сегодня, изгнать Макса из своей памяти, забыть его совсем и навсегда, но если это и произойдет, то очень и очень нескоро. Рана оказалась куда серьезнее, чем думала она, и страшнее, чем предполагал Макс. Память кровоточила им. Куда бы девушка ни пошла, везде ее преследовал призрак все еще любимого человека. Любимого и ненавидимого ею. Придя, наконец, домой, Барбара рухнула на кровать и безудержно разрыдалась. Дни потянулись тоскливые, длинные, никчемные. Она не знала, чем занять себя. Ее мысли были далеко. В них остался только Макс. Девушка блуждала в лабиринтах бесконечных воспоминаний. Мир ее раскололся на части, как раскалывается упавшее со стены старое зеркало, хранящее в себе образы виденных когда-то людей. Все они прячутся внутри, в серебристой амальгаме. Так и каждое мгновение, проведенное с Максом, отпечаталось в памяти девушки отдельной картинкой, и сейчас они полезли из памяти, подобно уродливым монстрам, выбирающимся из сырой, заплесневелой земли в пятничное полнолуние тринадцатого числа. Когда Джастина приехала в гости и, постучав, вошла в квартиру дочери, то возглас отчаяния помимо воли сорвался с ее губ. Вместо цветущей, красивой девушки, с кровати на нее сомнамбулическим, отсутствующим взглядом смотрела пожилая женщина. Темные круги обрамляли глаза, в которых застыло выражение вечной, вмерзшей в зрачки, тоски. Вид девушки был ужасен. Ею овладела страшная апатия. Она ничего не ела – ей стало просто плевать на возможность голодной смерти. Кожа, приобретшая сероватый оттенок, обтягивала острые скулы, нос заострился, в уголках рта, на лбу и у глаз обозначилась сеть морщин. Свинцового цвета губы сжались в узенькую страшную полоску. Похоже, девушка находилась на последней стадии физического и психического истощения. – Боже мой, Барбара! – воскликнула Джастина. – Я ехала в гости к счастливой молодой женщине. Девочка моя, что случилось?! Ведь твои последние письма были так безмятежны. И что же я вижу перед собой? Ты выглядишь так, как будто собралась заморить себя голодом! Что произошло, Барби? Случилось что-нибудь страшное? Кто-то умер? Барбара, не говоря ничего, бросилась к матери и заплакала навзрыд, уткнувшись в ее плечо. Джастина, расстроенная, обняла дочь и гладила ее по голове, как когда-то в детстве. Когда девушка немного успокоилась, Джас спросила ее: – Расскажи же мне, что с тобой стряслось? В последнем письме ты обещала сообщить мне какую-то потрясающую новость. – Той новости больше нет, мамочка. Теперь есть другая. Понимаешь, я полюбила одного человека. И он любит меня. Но так уж случилось, что другая женщина ждет от него ребенка,и он буквально неделю назад сказал мне, что должен жениться именно на ней. А может быть, это было раньше. Я не помню. Я уже ничего не помню. Я все забыла! Но... но, да. Я выгнала его, но, мама, я не могу жить без него. Жизнь потеряла всякий смысл. Ее просто больше нет, мамочка. Я хочу умереть. Зачем ты приехала? Надо было приезжать через неделю или через две, а лучше не приезжать вообще. Почему ты приехала именно сегодня? – Ну, ну, ну. Успокойся же, девочка моя? Успокойся. В жизни всякое случается. Я очень сочувствую тебе, но мы же ничего не можем сделать, правда? Не нужно говорить такие страшные вещи. У тебя есть я и папа, и сестра. Ты нужна нам. Мы тоже не сможем жить без тебя, Барби. Мы любим тебя. Поэтому, как бы тебе ни было трудно, нужно успокоиться, взять себя в руки и продолжать жить. Ведь жизнь-то на этом не закончилась. – Нет, мама, закончилась. Неделю назад. Закончилась. – Ну, милая, не надо так трагически смотреть на это. Продолжай жить, возможно, ты еще встретишь человека, которого полюбишь. – Нет, я больше никого никогда не полюблю. Даже близко не подпущу ни одного мужчину. – Ты собралась постричься в монахини? – Не знаю. Я никого не хочу видеть. Я вообще ничего не хочу, мама. Джастина несколько дней провела у постели своей несчастной дочери, как могла, утешала ее, пытаясь отвлечь от мрачных мыслей. Через несколько дней, когда Барбара пришла в себя и взгляд девушки стал более-менее осмысленным, Джас сказала ей: – Тебе нужно показаться психоаналитику, милая. По-моему, у тебя серьезнейший шок. Реакция Барбары на это предложение оказалась однозначной: – Нет. Потребовалось использовать все красноречие, призывать на помощь логику и взывать к рассудительности, прежде чем девушка согласилась отправиться к врачу. Но даже сейчас мрачноскептическое выражение не сходило с ее лица. Было понятно, что сама она считает, что никто, ни один психоаналитик на свете, не в состоянии помочь ей в подобной беде. Нет, одни лишь врачи и зарабатывают на своих пациентах деньги. Что они могут знать о глубине ее, Барбары, * трагедии? Ровным счетом ничего. Их интересуют лишь деньги. Купюры, вот что у этих людей на первом месте. Тем не менее, она прошла в кабинет психоаналитика. Частный врач Джозеф Эй Кроуфорд, дипломированный бакалавр медицины, закончивший университет в Шампейн, штат Иллинойс, оказался очень мягким, внимательным молодым человеком. Хотя аккуратная бородка придавала ему солидности, едва ли он был намного старше Барбары. Разница составляла максимум пять– шесть лет. Однако на стенах его кабинета в золоченых рамках висели фотографии, на которых неизменно улыбающийся Джозеф был запечатлен рядом с известными деятелями бизнеса, искусства и политики. – В основном, они все мои клиенты, – улыбнулся врач, заметив взгляд Джастины. – Вы себе и представить не можете, насколько у этих людей неуравновешенная психика. Заболела любимая собачка, и они в этом кресле. Он был донельзя обаятелен, а улыбка его лучилась искренним участием. Барбара слабо улыбнулась. – Вот видите, – кивнул Кроуфорд, – как правило, выясняется, что все не так уж и страшно. Итак, леди, давайте поговорим о вашей проблеме. Вечером Джастина позвонила в Голливуд и сообщила, что, возможно, ей придется задержаться примерно на неделю от оговоренного срока. Через десять дней Барбара начала улыбаться. Сеансы доктора Джозефа Кроуфорда явно пошли ей на пользу. Еще через пять дней она в первый раз за месяц рассмеялась на какую-то шутку Джастины, и Кроуфорд, наконец, объявил, что кризис миновал, хотя будет неплохо, если девушка еще пару недель походит к нему. Джастина думала точно так же. Она выписала Кроуфорду чек, и тот, с достоинством поблагодарив, аккуратно положил его в стол. – Да нет, доктор, это мы должны благодарить вас, – улыбнулась Джастина. – Вы вернули мою дочь к жизни. – Но, – посерьезнел Кроуфорд, – мой вам совет: почаще встречайтесь с Барбарой. Я знаю о роде вашей работы и понимаю, что у вас все время расписано на месяцы вперед, но старайтесь видеться с дочерью как можно чаще. Она очень впечатлительная девушка, и не исключено, что кризис повторится. – Барбара очень впечатлительная? Никогда не замечала. – Представьте себе. Она ведь много читала в детстве? – Очень. – Отсюда и впечатлительность. Плохо не это. Барбара не дает выхода своим эмоциям, а копит их в себе. Постепенно создается... так называемая «гремучая смесь». Малейший толчок, и все эти невысказанные волнения, словно взрывчатка, разносят психику. В лучшем случае после этого наступает депрессия. Вам повезло, у Барбары довольно сильная нервная система и психологическая блокировка. В ином варианте вполне возможен невроз, а то и вялотекущая шизофрения. Так что, – Кроуфорд улыбнулся и развел руками, – не пренебрегайте моим советом. Почаще приезжайте к дочери. – Хорошо, – кивнула Джастина. – Я постараюсь уделять ей все свое свободное время. – Вот и отлично. Барбара славная девушка. Берегите ее. – Конечно. Благодарю. Перед самым отъездом в Голливуд – работа есть работа – Джас сказала дочери: – Барбара, милая, только, пожалуйста, не делай глупостей. Успокойся, работай, а там посмотришь. Помни, что мы с папой любим тебя. – Хорошо, мамочка, не переживай. Ты же знаешь, у тебя благоразумная дочь. Они тепло простились, и Джас взяла с дочери обещание, что та будет часто писать ей. А когда самолет поднялся в воздух, Барбара долго провожала его взглядом, а потом вернулась домой и подумала вдруг о том, что надо, в самом деле, нормально жить. А свою любовь к Максу она похоронит где-нибудь глубоко-глубоко в душе, чтобы никогда не вспоминать о ней. Жизнь ее стала понемногу входить в обычное русло. Каждый день она как можно больше времени проводила на работе, изучая дела, ходила в библиотеку, отыскивая там похожие прецеденты, и вскоре боль немного утихла. Однажды, придя в офис, она увидела там молодого человека, который учился с ней на курсе. Звали его Гарри Симпсон. Он был так же, как и она, одним из лучших учеников в их выпуске, и ему прочили большое будущее на юридическом поприще. – Привет, Барбара, – воскликнул он. – Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Рад тебя видеть. Ты здесь работаешь? – Да, я-то здесь работаю. А вот ты что здесь делаешь? Ведь все говорили, что ты будешь возглавлять юридический отдел в фирме своего отца на Уолл-стрит. – Да, отец хотел взять меня к себе, поскольку даже он признает, что, когда я поднаберусь немного практического опыта, из меня получится классный юрист. Но ты же меня знаешь. Я ни за что в жизни не согласился бы работать на отца. Потом все будут говорить, что именно благодаря родственным связям я сделал себе карьеру. Так что я решил начать в какой-нибудь другой, не очень известной фирме. Одним словом, с сегодняшнего дня я буду здесь работать. Гарри нравился Барбаре. Это был очень целеустремленный, умный и воспитанный человек. Когда-то в университете он даже пытался ухаживать за ней. И даже как-то раз признался в любви. Но девушка лишь улыбалась в ответ. Тогда у нее уже был Макс, и она не могла представить рядом с собой кого-то другого. Но относилась она к Гарри очень хорошо. Он был, на самом деле, прекрасным парнем. Сейчас Барбара обрадовалась тому, что рядом с ней теперь будет хоть один человек, которого она достаточно долго знает. Нельзя сказать, что к ней плохо относились в фирме, однако здесь во главу угла ставилась карьера, а следовательно, культивировались сугубо деловые отношения. Гарри, хотя он никогда и не был ее близким другом, все-таки мог поговорить не только о юридических аспектах той или иной проблемы. С ним можно было поболтать и о литературе, и о кино, и о новом мюзикле Ллойда Уэббера, и обсудить кое-какие житейские дела. Нет, с ним Барбаре определенно повезло. Каждый день они встречались на работе, и отношения между ними установились самые дружеские. Гарри несколько раз приглашал ее в ресторан. Пару раз они ездили вместе гулять. И девушка понемногу стала возвращаться к жизни. Никаких посягательств на нее со стороны Гарри не было. Он вел себя очень корректно и тактично, ничем не проявляя своих давних чувств. Молодой человек вообще старался по возможности не касаться личных аспектов жизни Барбары, считая, что не имеет на это никаких моральных прав. Он слишком хорошо помнил о Максе. Однажды, когда они возвращались после очередного ужина в ресторане по авеню Америка, весело болтая о новомодной бродвейской премьере, молодой человек вдруг замолчал, а потом спросил ее: – Барбара, что с тобой здесь произошло? Ты стала совсем не такая, как раньше. – А что, для тебя это имеет какое-то значение? Какая тебе-то разница? – Ну, я смотрю, ты ни с кем, кроме меня не общаешься. И если мы не идем куда-нибудь вместе, то ты сидишь в одиночестве дома. Возможно, здесь это в порядке вещей. Или руководство фирмы контролирует личную жизнь своих сотрудников? – Нет, – покачала головой девушка. – Тогда в чем же дело? Ты – один из перспективнейших юристов отдела, и все говорят о том, что тебя ждет отличное будущее в области юриспруденции. На «синий чулок» ты, вроде бы, тоже ке похожа. Что происходит? – Да, возникли у меня здесь кое-какие проблемы. – Барбара, ты помнишь, о чем я когда-то говорил тебе? – Господи, ну не надо все портить, Гарри! – Будь что будет, но я повторю то, что сказал тогда. Я все так же, по-прежнему, люблю тебя. Ты знаешь, что мои чувства проверены годами. Я хочу просить тебя еще раз: выходи за меня замуж. Тебе будет хорошо со мной. Я сделаю все, чтобы ты ни в чем не нуждалась и чтобы ничто не омрачало твою жизнь. – Ну вот, а все складывалось так хорошо... – сказала она. – Останови машину. – Но, Барбара! – взмолился Гарри. – Я вовсе не хотел тебя обидеть! Не уходи! – Да нет, Гарри. Ты не так меня понял, – улыбнулась Барбара. – Просто, если ты сам не заметил, мы уже приехали. Вон мой дом. Пока! Увидимся завтра. Не говоря больше ни слова, девушка выскочила из машины и скрылась в дверях своего дома. Гарри, несчастный, неподвижно сидел за рулем своего «датсуна» еще некоторое время, наблюдая за тем, как у нее в окнах зажигается свет. А потом медленно поехал домой. Барбара, зайдя в квартиру, захлопнула дверь и, устало прислонившись к ней спиной, заплакала. Воспоминания вновь нахлынули на нее неприятной волной. Однако вскоре она успокоилась и всерьез подумала о том, что Макс – это, конечно, замечательно, и она, конечно же, любит его. Но что же, ей теперь на всю оставшуюся жизнь зарыться в работе и сидеть в полном одиночестве? Как сказал Гарри? «На “синий чулок” ты не похожа...» Гарри любит ее, он постоянно рядом. Но... вдруг это случится и во второй раз? Уверена ли она в его чувствах? Ну хотя бы любит ли она его? Что для нее Гарри? Не более, чем университетский приятель, наверное, неплохой и по-своему привлекательный парень, однако никаких особых чувств она к нему не испытывает. Хотя, может быть, это даже и к лучшему? Не так больно терять человека, которого не любишь... Но раз она его не любит, стоит ли выходить замуж? Она еще долго так размышляла и, уже лежа в постели, практически погрузившись в сон, когда сновидения вплотную подступили к ней, окутав сознание искрящейся дымкой, девушка вдруг решила, что завтра она даст свое согласие выйти за него замуж.

*

Гарри был просто не в себе от счастья и тут же, взяв несколько свободных дней, бросился устраивать будущую свадьбу и готовить костюмы. И он, и Барбара сошлись во мнении, что нечего устраивать из этого события гигантского празднества. Они лишь отправили телеграммы своим родителям, в которых сообщали, что решили пожениться. Барбара, не без помощи Гарри, подобрала себе весьма скромное свадебное платье. Его родители вовсю рассылали приглашения и готовили свой особняк в Нью-Йорке к предстоящему торжеству. Узнав об этом, Гарри засмеялся, сказав, что родители – в особенности его отец – люди довольно старомодные, и у них свои взгляды на такие вещи. Конечно, не стоит идти у них на поводу, однако нужно постараться придумать какой-то корректный повод для отказа от поездки в Нью-Йорк, иначе отец, да и его знакомые, а среди них немало очень влиятельных людей, играющих немаловажную роль в жизни страны, могут не понять молодых. Естественно, ничего страшного в этом не будет, но не стоит прежде времени жечь за собой мосты, ведь так? Барбара согласилась с ним. Молодые люди проводили все время вместе, практически ни на минуту не расставаясь. Барбара уже очень редко вспоминала Макса, но если уж он прокрадывался в ее мысли, то в сознании ее вспыхивала боль и горечь утраты. Девушка торопливо прогоняла эти мысли прочь, постоянно внушая себе, что все делает правильно, что Макс для нее навсегда потерян. Барбара не только ненавидела его, но, к своему собственному удивлению, ужасно ревновала к той незнакомой женщине, которая носила его ребенка. И ревность эта затмевала все остальные чувства. От Макса за это время пришло несколько писем. Однако Барбара отправляла их назад, даже не распечатывая. Сейчас ее жизнь совершенно переменилась. Она была полна радости и развлечений. Гарри неотступно следовал за ней, следил влюбленным взглядом, ловил каждый ее жест, чтобы выполнить любое пожелание своей возлюбленной. Он предложил ей навсегда бросить работу. – Если, конечно, ты сама этого хочешь, дорогая, – сказал ей Гарри. – Но тебе, действительно, нет смысла работать. Мы достаточно обеспечены. Я смогу зарабатывать столько, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Но Барбара возмущенно отказалась. – Я же не какая-нибудь немощная старуха. И потом, ты что же, хочешь запереть меня в четырех стенах, чтобы я кроме кухни ничего не видела? – она засмеялась. – Учти, я неплохой юрист и сумею отстаивать свои права в суде. – Даже в мыслях подобного не было, милая. Извини. Больше они к этой идее не возвращались. До свадьбы оставалась ровно неделя. На работе им, поздравив от имени руководства фирмы, предоставили двухнедельный отпуск по такому торжественному случаю. – Барбара, может быть, ты хочешь поехать куда-нибудь, развлечься? Ведь у нас впереди целых две недели великолепного ничегонедела– нья. Представляешь?! Никаких дел, судов, клерков. Здорово, верно? Куда бы ты хотела поехать? – Я давно мечтала съездить поиграть в Монте-Карло. Но всегда думала, что для меня это непозволительная роскошь. – Конечно, любимая, мы едем туда. Отель «Эскалибур»! Собирайся, я закажу билеты на завтра. Свадьба обещала быть громкой, и вокруг них постоянно кружили журналисты. В заметках светской хроники они называли Барбару классически красивой, писали, что она грациозна и держится, как профессиональная манекенщица. В своих шикарных туалетах, которые чуть ли не ежедневно дарил ей Гарри, эта женщина уже едва ли напоминала ту несчастную девушку, потерявшую все самое для нее дорогое из-за безрассудной любви. Барбара была ошеломляюще красива, причем красотой зрелой, уверенной в себе женщины. Но за тщательно отделанным фасадом она надежно скрывала свою незащищенность, и все благоговели перед ней, включая и Гарри. Она была, как тростинка, и Гарри часто удивлялся, как же ей удается сохранять такую фигуру, не прибегая к изнурительным диетам. – Чтобы хорошо одеваться, нужно быть худой. Ты же знаешь, как я люблю красиво одеваться? – Да, милая. Ты теперь будешь не просто красиво, а роскошно одеваться. – Прости, дорогой, но если ты будешь продолжать так шиковать, от твоей зарплаты юриста ничего не останется через три дня. – Пусть тебя не волнует эта проблема, милая. У меня есть кое-какие сбережения. – Ты же сказал, что не хочешь обращаться за помощью к своему отцу? Гарри улыбнулся: – Не волнуйся, отец здесь ни при чем. У меня есть свои, личные сбережения. – Вот как? Барбара впервые слышала об этом. – Свадебный подарок тебе, милая, – засмеялся Гарри. – Потерпи неделю, и все узнаешь.