Текст книги "Миры Пола Андерсона. Том 19"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

– Я думал об этом. Да, много думал. Я считаю, что эта проблема не принадлежит к числу тех, которые имеют решения по типу или – или. Если определенные соглашения будут достигнуты... экономически разумные соглашения, разумеется, то ситуация может улучшиться. Но почему понизовщики требуют обязательно индустриализации? Через какое-то время, и не столь уж отдаленное, цены на продовольствие и древесину сильно поднимутся в связи с ростом их потребления в Верхней Америке. Разве не лучше подождать наступления этих дней? А пока вы сохраните в неприкосновенности вашу чудесную среду обитания.

– Не такая уж она прекрасная, если вам приходится наваливать на ваших детей неподъемный труд только потому, что не хватает оборудования, хотя нам известно, что его можно изготовить. А кроме того, никто и не желает оказаться в промышленных трущобах. Нет, конечно. Мы просто нуждаемся в некотором количестве специализированных предприятий. И у нас есть места, где такие фабрики можно построить без ущерба для природы. Есть и обширные территории для захоронения отходов производства, чтобы не отравить почву.

– А у нас этого нет. Во всяком случае, скоро не будет, если мы будем развиваться прежними темпами. – Де Смет твердо глянул в глаза гостю и сказал с каким-то новым для этого разговора чувством: – И это главная причина, которая заставляет меня желать скорейшего обогащения. Я хочу купить как можно больше девственных земель и основать там заказник.

Коффин улыбнулся горячности этого человека. Именно любовь де Смета к вылазкам на природу была тем, что свело их вместе. Трудно не привязаться к человеку, с которым ты ходишь по лесным тропкам, плаваешь в лодке, ставишь палатку для ночлега.

– Может, мы сумеем что-то придумать, – закончил де Смет. – Однако это должно учитывать ^и^с^ рго ^ио¹⁶, иначе смысла нет. Как говорится, добрая сделка – не грабеж.

Озеро Роял, где они собирались рыбачить, посверкивало где-то справа от них, но кар быстро летел вперед. Вскоре в лесу обозначилась проплешина – безобразный шрам на том месте, где почвенный покров был содран на пространстве нескольких квадратных километров, безжизненный, если не считать нескольких видов сорняков, которые появились тут, чтобы залечить чудовищную рану.

Коффин ткнул в него черенком трубки:

– Сколько лет этой штуковине, а?

Де Смет взглянул сквозь фонарь кабины.

– А, открытые разработки! – Он болезненно сморщился. – Семьдесят—восемьдесят лет, полагаю. Память о былом.

– Индустриализация, – крякнув, протянул Коффин.

Де Смет подозрительно взглянул на него:

– О чем ты говоришь? То была необходимость. Топливо было необходимо позарез. Атомный реактор сломался, на ремонт требовалось много времени, а зима была на носу. И вот у самой поверхности обнаруживается мощный пласт угля, который легко добывать и по воздуху доставлять в Анкер...

– Какая разница – все равно промышленность. Сегодня утром я глотнул столько вони от нефтеперегонного завода – только держись.

– Все это предстоит выправлять. Я нажму на владельца завода. Другие тоже. Ты, Дэн, понимаешь не хуже меня, что нам все время приходится идти на временные нарушения правил, но главное-то в том, что мы уже на пороге возвращения к чистой водородной экономике.

– А тогда чего же ты боишься индустриализации? Почему мечтаешь сохранить нетронутой часть дикой природы плато?

Казалось, де Смет недоумевает:

– Разве это не очевидно? Потому, что... я... и другие горожане, придерживающиеся тех же взглядов, мы никогда не сможем привыкнуть к дикой природе ваших Низин. Так почему бы и нам не иметь таких мест, где мы... ну, где наши души могли бы говорить с Богом. – Он нервно усмехнулся: – Извини. Не хотел, чтобы это прозвучало так напыщенно.

– Ничего. – Коффин выпустил колечко дыма. – Но разве по мере роста численности населения не будет расти и давление, которое превратит все плато в один расползшийся огромный город? Неужели ты действительно думаешь, что земля ваших заказников дикой природы не может быть выкуплена у вас или просто отнята?

Разве что часть промышленной продукции станет поступать сюда из Низин. Тогда жители Верхней Америки смогут позволить себе роскошь и оставят часть земли на плато неосвоенной. Что ж, правда, такое без торговли невозможно, а она разовьется, только если у понизовщиков окажется не только сырье, но и промышленные товары, которыми можно торговать.

Де Смет Ъткинулся на спинку кресла, оценивающе взглянул на Коффина и произнес:

– Ты мне обещал, что в выходной мы с тобой не станем открывать дискуссию на эту тему.

– А я и не нарушаю обещания, Том. Я просто напомнил тебе о том, что говорил раньше, для того, чтобы ты лучше оценил ту очень любопытную штуку, которую я тоже обещался тебе показать сегодня.

Автопилот пискнул. Коффин выключил его, взял управление на себя, сверился с какими-то ориентирами на местности и повел аэрокар вниз. Внизу тянулись гряды диких и необычайно красивых холмов. Среди них сверкало подобно звезде озеро, а над ним кружилось несчетное множество водоплавающей птицы. Солнце зажигало на крыльях летунов маленькие радуги.

– Ты помнишь, что несколько моих близких друзей и я частенько наведывались сюда, – сказал Коффин. – Мы говорили, что ведем ботанические исследования, которые нужны нам для решения проблемы, связанной с нашей собственной экологией. Это не совсем ложь – мы действительно собрали нужную нам информацию; впрочем, и без этого на нас никто внимания не обращал.

Де Смет настороженно ждал продолжения.

– А дополнительно мы тут вели геологоразведочные работы, – говорил Коффин.

Ветер свистел в холмах. Земля, вызывая головокружение, внезапно прыгнула вверх.

– Понимаешь, – продолжал Коффин, – раз уж мы – понизов– щики – зациклились на мысли развивать свою страну в том направлении, которое считаем нужным, а никто нам помочь не хочет, то, значит, нам придется самим себе помогать. Вот если бы мы сделали заявку на покупку земли в вашей стране, тогда доставка грузов в Анкер стала бы дешевой и быстрой, что создало бы для нас преимущества в конкурентной борьбе. Или, например, мы сумели бы продать ее с выгодой какому-нибудь вашему синдикату, или получить денежные отчисления за аренду. В любом случае мы заработали бы деньги, которые нужны нам на покупку оборудования и наем персонала.

– Никто тут не проводил разведочных работ, о которых стоило бы говорить, – задумчиво произнес де Смет.

– Вот потому-то мы их и решили провести. Вы считаете эти места слишком удаленными от Анкера, а для нас это место не дальше, чем Анкер.

Кар остановился, а потом сел прямо на лужайку. Коффин открыл дверь кабины со своей стороны. И тут же в нее хлынула тысяча птичьих голосов и шорохов, волна осенней свежести и ароматов леса, окружавшего их – зрелого и пышного. Колыхались травы, деревья играли мириадами оттенков, совсем рядом мерцало озеро.

– Дивное место, – сказал Коффин. – Счастливчик, такое местечко купил.

– Я не счастливчик, я умница, – ответил де Смет, улыбаясь, несмотря на испытываемую тревогу. – Я решил, что это своего рода сердцевина моего будущего заказника, и сделал заявку на максимальную площадь, разрешаемую законом о гомстедах¹⁷.

– Ты не сердишься, что я со своими ребятами располагался тут на стоянку?

– Нет, конечно, нет. Вы же не станете портить такое место.

– Понимаешь, отыскивая признаки наличия залежей различных минералов на ничейных землях, нам было очень важно представить себе геологию района в целом. Поэтому тут мы тоже немножко пошарили и сделали важное открытие. Поздравляю, Том.

Теперь де Смет прислушивался не только внимательно, но даже с некоторым страхом.

– Что же вы нашли? – гаркнул он.

– Золото. Уйму золота.

– Ух ты!

– Это в высшей степени полезный металл, широко применяемый в производстве проводников и в электрохимии, для изготовления анитикоррозийных покрытий. Тот, кто сумеет наладить снабжение им промышленности, окажет обществу огромную услугу. – Коффин пальцем указал вправо. – Ты наверняка сам захочешь поглядеть, что тут и как. Я захватил с собой кое-что из оборудования. Мне известно, что ты с ним умеешь обращаться, иначе я захватил бы и техника, имя которого ты мне назвал бы сам. Давай начинай. Проверь кварцевые жилы в валунах, пробы пропусти через дробилку и сделай количественный анализ. Промой золотишко в этом ручейке и на песчаном берегу озера. Дружище, ты тут везде обнаружишь признаки того, что у тебя под ногами огромное коренное месторождение золота!

Де Смет помотал головой, как человек, которого чем-то только что огрели по лбу.

– Промышленности столько золота не надо. Во всяком случае в ближайшие десятилетия. Но валюта...

– Ага! Будет дьявольски любопытно поглядеть, что случится с твердой валютой, которой вы так гордитесь. Не говоря уж о том, что произойдет с дикой природой, большая часть которой тебе еще не принадлежит, когда начнется золотая лихорадка. И будет очень трудно с рабочими руками, необходимыми для производства товаров, особенно тех, которые мы едим или носим на себе. Хотя, Том, лично ты станешь самым богатым человеком на Рустаме.

Начинай проверять, – продолжал он, – а я разобью лагерь. Я захватил с собой складное каноэ, а рыбалка тут не хуже, чем на Роял.

Глаза де Смета обшаривали его с макушки до пяток.

– Ты сам... думаешь... примкнуть... к искателям золота?

Коффин пожал плечами:

– В нынешних обстоятельствах у нас – понизовщиков – пожалуй, нет лучшего шанса, верно?

– Я... Послушай, Дэн...

– Берись за дело, Том. Ты тут все обнюхай, а заодно и мыслишки прополосни. К тому времени когда кончишь, у меня уже и завтрак поспеет. Потом мы с тобой сходим к озеру и, может, во время рыбалки найдем времечко, чтоб поторговаться насчет всяких деталей.

Шагая твердо и широко, Дэн вошел в палату, схватил и крепко прижал к себе Еву, лежавшую в постели, и влепил ей сочный поцелуй.

– Дэн! – вскрикнула она. – Я не ждала...

– И я тоже, – ответил он и расхохотался. – Я даже надеяться не мог, что дела пойдут так быстро и так хорошо. – В палату заглянуло полуденное солнце. – Но они пошли, и все кончено, и с этой минуты, родная, я полностью и навеки твой.

– Что... что... Дэн, отпусти меня! Я тоже люблю тебя, но ты меня задушишь.

– Прости. – Он выпустил ее, осторожно уложил на постель и снова поцеловал с бесконечной нежностью. Потом уселся на стул и взял ее руку.

– Что случилось? – требовала Ева. – Говорите, Дэниел Коффин, или, клянусь небом, я собственными руками вытрясу из вас правду. – Ева одновременно плакала и смеялась.

Дэн поглядел на дверь, убедился, что плотно закрыл ее, входя, и понизил голос:

– Мы подписали контракт, Ева. Том де Смет вызвал своего адвоката, как только мы вернулись пару часов назад, и мы подписали контракт: Кузница берется выполнить работу для общины Мунданс. А ты знаешь, Том своего слова никогда не нарушает. Это одна из причин, по которым я охотился именно за ним.

– Значит, тебе все-таки удалось убедить его? – поразилась Ева.

– Думаю, ты можешь назвать это убеждением. Я... Ладно, помнишь, я тебе когда-то сообщил по секрету, что я и мои ребята занялись исследованиями в глухих местах Верхней Америки и что мы там кой-какую геологическую разведку ведем?

– Да. И я еще никак не могла понять, к чему такая спешка. – Ева не обвиняла его, но и не извиняла. Было видно, что сейчас она просто спрашивает его о причинах непонятных ей действий, а прощать ей нечего. – Я все время говорила тебе, что минералы подождут, да и неприятности с экологией не требуют неотложных мер.

– А вот получение контракта их требовало. – Дэн опустил глаза, и его свободная рука сжалась в кулак. – И мне приходилось бросать тебя тут одну, зная, как тебе это тяжело, но не осмеливаясь сказать правду даже тебе.

Ева потянулась к нему, чтобы снова коснуться его губ. Когда же он смог продолжать, то сказал:

– Понимаешь, машин и инженеров тут не хватает. Кузница сама располагает не таким уж большим количеством и того и другого. В любое время мог появиться кто-то со своим проектом, который сделал бы эти ресурсы недоступными для нас на многие годы. А если бы хоть одно слово о том, что мы – понизовщики – думаем о таком деле, просочилось наружу, то наверняка сейчас же нашелся бы кто-то, кто сначала связал бы Кузницу контрактом, а уж потом стал бы размышлять о деталях проекта. И не потому, что хотел бы нас раздавить или еще что, но потому, что прибыль получить здесь можно куда большую, нежели у нас.

Разумеется, большой беды не было бы, если б ты, скажем, под наркозом сболтнула, что мы ведем понемножку геологическую разведку. Конечно, в Анкере забеспокоились бы. Но вообще– то, какого черта, мало ли народа роется в земле, только не в таких отдаленных местах? Но совсем другое дело – наша истинная цель.

– Понятно, понятно! И ты добился успеха! Ты просто чудо, Дэн!

– Если верить Тому де Смету, то я – подонок. – Он широко ухмыльнулся: – Потом, когда мы все обговорили, он сказал, что я чертовски славный подонок и что он гордится правом считать меня своим другом. И мы сегодня же вечерком должны смотаться куда– нибудь и напиться до чертиков.

Глаза Евы потемнели от удивления.

– Что ты хочешь этим сказать, Дэн? Сначала ты говоришь о геологической разведке, но, по-видимому, своей жилы ты так и не нашел. Потом ты говоришь о заключенном контракте, за которым ты так долго охотился. Разве ты не убедил Тома подписать его?

Дэн покачал головой:

– Нет. Я пытался много раз, говорил целыми лунниками, но он не соглашался ни в какую. Правда, мне стало казаться, что внутренне он был бы рад помочь нам, но его глупая социальноэкономическая совесть требовала, чтобы он придерживался диктата определенной экономической тебрии. В конце концов я сказал ему, что сам, похоже, зациклился на одной мысли, стал занудой и готов заткнуть свой фонтан и отправиться с ним на рыбалку.

– И? – Этот союз в ее устах звучал как признание в любви.

– Это секрет, который ты и я унесем с собой в могилу. Обещаешь? Ладно, твой кивок значит больше, чем клятва большинства людей.

Я привел Тома к коренному месторождению золота, которое я нашел на его собственной земле. Я объяснил, что мне, как и ему, отвратительна даже сама мысль о том, что произойдет с этой дивной природой, когда начнется золотая лихорадка. Не говоря уж о том, что случится с их денежной системой или с рабочими руками, которые будут отвлечены от производства всяких полезных вещей. Но у меня есть долг перед своей общиной, сказал я, и перед друзьями, которые просили меня быть их представителем. Я предложил ему свое молчание, а также молчание моих геологов – а я их отбирал очень тщательно – в обмен на контракт с нами. Мы можем включить в него пункт, что если мы проболтаемся, то он вправе расторгнуть этот контракт. Соглашайся или нет, дело твое, сказал я. Добрая сделка – не грабеж.

– Дэн, Дэн, дорогой! Обними меня!

Он встал на колени возле кровати, и они долго держали друг друга в объятиях.

Потом, успокоившись, он снова сел на стул, а она откинулась на свои подушки. Оба ни на мгновение не отрывали др#г от друга взгляда.

Спустя несколько секунд один глаз Евы медленно прищурился.

– Вы меня не обманете, Дэн Коффин, – сказала она.

– Ты это о чем?

–Ао твоем представлении! Ах ты, простой, добродушный сельский сквайр! Вряд ли кому-нибудь удалось бы вести за собой кучу народа, не будь он дьявольским хитрюгой.

– Что ж... – Казалось, он несколько смутился.

– Любимый, – выговорила она еле слышно, – вероятно, впервые в истории случилось, что кто-то подложил наживку в рудник, который и без того принадлежал жертве розыгрыша.

– У меня есть контракт, который Том де Смет будет выполнять согласно его духу и букве. А больше я ничего не знаю. Ни единого словечка не знаю.

Ева задорно вздернула голову:

– А не приходила ли тебе в голову, Дэн, такая возможность, что Том своим умом дошел до всего, и что именно поэтому он не стал глубоко копаться в фактах и проверять их?

– Э-э? – Редко когда Еве приходилось наслаждаться зрелищем столь ошеломленного супруга.

Но когда Дэн ушел от нее – ненадолго, всего на несколько часов, – он шел гордой поступью молодого буканьера. Ветер крепчал, он пел, как поднебесная труба, а каждый осенний листок трепетал на ветру, как флаг, с вызовом поднятый на мачту пиратского корабля.

ВО ИМЯ ОБЩЕГО БЛАГА

Конституционный Конвент разошелся на зимние каникулы, и Дэниел Коффин вернулся в свой дом у озера Мунданс. В этой части Низин зимний сезон приносил с собой ревущие холодные ливни, ветры, которые дули с гор, заставляя леса сгибаться и стонать, а яркий свет и мрачные сумерки бешеной чередой сменяли друг друга, когда облачная пелена вдруг разрывалась, снова сходилась и снова рвалась в клочья, открывая глазам солнце, луны и звезды. Полеты на аэрокарах в это время становились небезопасными, а поэтому по обычаю люди сидели по домам, посещая лишь ближайших соседей; веселые пирушки укрепляли дружеские узы.

В прошлом году Дэн поступил иначе – он был гостем Тома и Джейн де Сметов в Анкере. Его собственный дом казался ему слишком большим и слишком пустым и в то же время полным призраков. Однако недавно его старшая внучка Тереза вместе с мужем Лео Свободой предложили съехаться с ним. Отчасти это было выражением доброты к старому человеку, которого они все любили; конечно, их собственный дом не был таким прекрасным особняком, как этот, но он был удобен, а дела их процветали. Но переезд давал им всем определенные преимущества – вроде централизованного контроля над огромными земельными владениями, принадлежавшими семье, особенно важного теперь, когда транспортные связи значительно улучшились. Так что никто старика милостыней не оскорблял. Дэн с радостью принял их предложение.

Пионеры женятся рано. Как бы ни был освоен их район, Погра– ничье лежало неподалеку, им была практически вся планета, манившая каждого жителя Низин на Рустаме. У Лео и Терезы было уже двое ребятишек, а третий существовал в проекте. И снова в доме зазвучали веселые детские голоса, опять лужайки увидели на себе его собственных отпрысков, и Дэниел Коффин снова узнал счастье, которое именуется покоем.

Сегодня все домашние Дэна занимались украшением «елки». После этого он почувствовал, что устал. Он еще не совсем состарился, Дэн знал это точно. Пусть волосы его поредели и побелели, пусть широкое лицо покрылось морщинами, но глаза еще не нуж^ дались в очках, мощный стан был прям, как всегда, а в ходьбе он мог загнать немало людей вдвое моложе его. И все-таки он немного переборщил, возясь с детишками. Пара спокойных часов перед обедом приведет его в порядок и позволит принять участие в ожидаемой церемонии и общем веселье.

Медленно прошелся он по комнатам и холлам. Многое в их простых и ясных пропорциях, в голубовато-серой отделке стен, в блестящих натертых деревянных полах, в мебели и каминах было обязано своим появлением на свет ему самому. А почти все портьеры и занавеси – работа Евы. Позже, когда на плантации прибавилось людей и она потребовала всего их времени, они с Евой наняли профессионалов, которые расширили их дом. Но сердцем этого дома, думал Дэн, всегда будет его центральная часть, куда он и Ева вложили свои сердца.

Наверху находились их собственные покои – спальня, ванная комната и по рабочему кабинету для каждого. Сначала, когда Ева только что умерла, он хотел закрыть ее кабинет или сделать из него что-то вроде святыни. Но потом он понял, как бы она была возмущена таким поступком, она, которая всегда смотрела вперед, которая всегда жила в переполненном событиями завтра. Он отдал эту комнату Терезе для работы, и она могла вносить туда любые изменения, которые ей захочется.

Его личная комната осталась в том же виде, в каком была раньше – большой письменный стол, удобное кожаное кресло, стены, уставленные стеллажами с книгами и микропленками. Книгоиздательство для любителей роскоши стало процветающей отраслью так быстро, как никто и ожидать не мог в этом обособленном колониальном мирке. Высокие стеклянные двери выходили на балкон. Оконные стекла звенели под струями дождя, выл ветер, сверкали молнии, раскаты грома были столь мощны, что заставляли стены дома вздрагивать. Отсюда едва можно было различить поросшие травой лужайки, деревья, дорожки, окаймленные цветниками, ведущие к большому озеру. Волны метались по его отливающей сталью поверхности. Ракш приближался к планете и поднимал приливы, усиливая те, что создавало солнце.

Кабинет гляделся мрачноватым, в нем было даже немного холодно. Дэн включил обогреватель и единственную флюоропанель, поставил на плейер Пятую («Бранденбургскую») симфонию Баха, налил себе немного виски в стакан и уселся в кресло со своей трубкой и «Письмами федералиста»¹⁸.

Мой долг прочесть эту книгу, если мы хотим создать правительство, которое будет охранять свободу граждан теперь, когда численность населения достигла такого уровня, при котором Рустаму нужно нечто большее, нежели мэр и Совет в Анкере, подумал он. Потом хмыкнул. Какого там черта – долг! Мне просто нравится стиль «Писем». Умели писать в те времена! Что бы сказали вы, Вашингтон, Джефферсон, Гамильтон, Мэдисон, если бы узнали, что когда-нибудь горстка людей пролетит двадцать световых лет, оторвется навсегда от планеты, где зародилось человечество, и все ради того, чтобы были живы идеи, которыми жили вы?Полагаю, вы сказали бы вот что: «Не подражайте нам, учитесь у нас, учитесь на наших ошибках, на том, что мы просмотрели, но также и на том, что мы сделали верно. Мы были первопроходцами».

«Становление нового правительства, с каким бы трудолюбием и мудростью оно ни создавалось, всегда породит.проблемы борьбы путаницы и точности».

Тук-тук – раздалось у двери. Дэну был хорошо знаком этот застенчивый стук.

– Входи, – позвал он.

Вошла его правнучка.

– Привет, – сказала она.

– А я-то считал, что ты играешь с другими ребятишками, Элис, – ответил он, имея в виду скорее детей служащих поместья, чем ее младшего братишку.

– Я тоже устала! – Крошечная фигурка в накрахмаленном белом платье прижалась к его ноге. – Расскажешь что-нибудь?

– Ах ты, хитрюшка! Ну ладно, залезай ко мне. – Коффин помог девчушке взобраться к себе на колени. Глаза у нее были синие и огромные, ее локоны, цвет кожи и какой-то солнечный запах, если память ему не изменяла, были точно такие же, как у Мэри Локабер в молодости. Впрочем, это не удивительно, ведь Мэри – одна из ее прародительниц.

От счастья она даже вздохнула.

– Так о чрм же ты хотела бы услышать?

– О тебе и о бабуле Еве.

Воспоминание о смерти Евы, умершей всего лишь три года назад, пронзило его, и темнота навалилась на Дэна, подобно волне прибоя. Потом она схлынула. Он взглянул на портрет Евы, стоявший на столе, и подумал: как прекрасно, что он может передать этому комочку плоти от плоти Евы память о том, какой она была, и о ее делах. Потому что когда уйдет и он, и дети, которых они зачали, тоже уйдут в небытие, память о Еве будет жить еще долго.

Теперь ему уже не было больно, он испытывал даже радость, глядя в прошлое.

– Хм-м-м... дай-ка подумать, – тихо сказал он. Потом выпустил несколько колец дыма, что привело Элис в восторг: девочка успела проткнуть каждое из них пальчиком, пока они проплывали мимо нее. Перед Дэном проходили образы прошлого, они были куда ярче и четче всего того, что окружало его в этой комнате, исключая эту девчушку и исходящее от нее тепло. Это казалось странным. Ведь те дни давно унесло ветром...

– Ага, конечно... – выбрал он. – Ты помнишь, я рассказывал тебе о том, что мы были изыскателями, пока не осели вот тут – я и твоя бабуля Ева?

– Да. И ты говорил мне о том, как т-т-теразавры, – выговорила она с триумфом, – как они бегали и бегали кругом большого камня, пока ты не заставил их остановиться.

– Я бы не сумел этого сделать, Элис, если бы не то, что сделала твоя бабуля Ева перед этим. 0‘кей, так вот вскоре после этого ей пришла в голову мысль отправиться на лодке к островам, куда еще не ступала нога человека. Над ними только летали, и сверху они выглядели ужасно красивыми. – (Фантастические коралловые образования могли дать ключ к пониманию морской экологии, а это в свою очередь пригодилось бы рыболовству, если бы оно там стало развиваться. Но нет необходимости обрушивать эти технические подробности на малышку, да вряд ли нужны и другие детали, которых она просто не поймет, исходя из уровня своих йредставлений о мире. Ибо и Ева, и он хотели познакомиться с этим чудом, так сказать, ради него самого. Еву всегда манило новое, неизученное. Когда она стала матерью и хозяйкой плантации, юные исследовательские порывы остались при ней. У нее рождалось множество идей, соображений, предложений – куда больше, чем у Дэна, и большая часть новшеств на плантации была обязана своим появлением озарениям Евы.) – В те времена моторов было мала, как и других средств передвижения. Мало, очень мало. *Все моторные лодки были заняты в других местах, но у нас была парусная лодка, способная плавать по морю. Такая же есть у меня и на озере, но та была куда больше, и если тебе это неизвестно, она называлась шлюпом.

– Это потому, что она делает шлюп-шлюп-шлюп, когда плывет по воде, да?

Коффин расхохотался:

– Никогда не думал об этом. Во всяком случае...

Зазвонил телефон. Звонок был так называемый «тревожный».

– Извини меня, милочка, – сказал Коффин и протянул руку к кнопке приема.

На экране появилось лицо Доркас Хираямы – мэра Анкера и по совместительству президента Конституционного Конвента. Лицо было сдержанным и спокойным.

– А, привет! – приветствовал ее Коффин. – Счастливых праздников тебе.

– Счастливых праздников, Элис, – сказала она. А потом, обратившись уже к Дэну, добавила: – Боюсь, тебе придется отпустить ее на некоторое время.

Коффин не стал спрашивать о причинах. Он только поинтересовался: надолго ли?

– Рассказ займет не больше пяти минут. Но потом, я полагаю, ты захочешь обдумать услышанное.

– Подожди минуту. – Коффин спустил Элис на пол и взял ее за ручку. – Не возражаешь, маленькая? – Он не представлял себе, что могут быть такие общественные дела, которые заставили бы его забыть о чувстве достоинства у ребенка. – У миледи Хираямы есть секрет. Может, ты возьмешь эту книгу... – Она заворковала от восторга, получив фотоальбом со снимками эпохи приключенческой юности прадеда, – и посмотришь его в моей спальне? Я позову тебя сразу же, как только кончу.

Когда дверь в смежную спальню закрылась, Коффин вернулся к мэру:

– Извини, Доркас.

– Это я должна извиниться, что помешала тебе, Дэн. Но дело неотложное... хотя имеет чуть ли не тридцатипятилетнюю давность.

В течение нескольких секунд он стоял недвижимо. Холодок пробежал по спине и распространился по всему телу. За окном сверкнула молния, грянул гром, ливень с новой силой обрушился на окно.

Тридцать пять лет. Рустамских лет. Около двадцати по земному счету. Время, которое нужно свету, чтоб пробежать расстояние между Эриданом и Солом.

Он сел в кресло, заложил ногу на ногу и прижал пальцем уголек в трубке.

– Значит, это все же произошло? – спросил он ровным голосом.

– Да, это случилось. Нас извещают, что в течение ближайших пяти лет намерены направить к нам флот с переселенцами. Если ничего не произошло, а это кажется маловероятным, то корабли к настоящему времени уже прошли одну треть, а может, и половину пути. Как видно, до их прибытия остается еще лет пятьдесят, не больше, а возможно, и меньше.

– И сколько же их на борту?

– Это более крупный флот, чем доставивший сюда наших Основателей. В извещении говорится примерно о пяти тысячах взрослых переселенцев.

Малая смерть замедленно функционирующего организма, в которую они вступили, мечтая о славном воскрешении на Рустаме.

– И что же об этом говорит народ?

– У человека, который прочел послание, хватило ума прийти прямо ко мне, благодарение Господу. А я взяла с него клятву молчать. Ты первый, с кем я говорю об этом.

– Почему я?

Хираяма опять улыбнулась, на этот раз с хитринкой:

– Ложная скромность тебе никогда не была к лицу, Дэниел. Ты знаешь, как я высоко ценю твой ум и опыт, но вряд ли я одинока в этом. Кроме того, ты делегат Конвента от Мунданса, лидер в своей округе и ее представитель в Анкере, а эта округа – самая богатая и самая населенная в Низинах. Все это делает тебя самой крупной фигурой вне Верхней Америки, вполне сопоставимой по значению с любым деятелем в ней самой. Кроме того, ты знаешь своих людей лучше любого горца, которые, как и я, разгуливают среди них только в шлемах. Надо ли мне продолжать говорить прописные истины?

– Не надо. Я уж и без того сгорел от стыда. 0‘кей, Доркас, чем я могу быть тебе полезен?

– Во-первых, мне нужно твое мнение. Мы не сможем скрыть эту новость больше чем на несколько дней и за это время должны разработать свои планы и оценить свои силы. Но скажи мне без подготовки, какова будет реакция Низин?

Коффин пожал плечами:

– Умеренно благожелательная, особенно учитывая шумиху, возбуждение и все такое прочее. Не больше. Мы слишком заняты обживанием планеты. И пять тысяч новых иммигрантов для нас ничего не значат – ни в связи с проблемой перенаселенности, ни в связи с конкуренцией, поскольку нас самих-то не намного больше.

– Значит, ты подтверждаешь мои предположения.

– Кроме того, – продолжал Коффин без всякой радости, – должно быть, очень немногие из новоприбывших будут способны жить в наших условиях.

– Это бесспорно так. А вот в Верхней Америке известие о прибытии кораблей способно спустить дьявола с цепи. Ты, надо полагать, это понимаешь?

– Конечно, понимаю.

– Твои соображения?

Коффин помолчал, прежде чем ответить.

– Дай мне время спокойно подумать, как ты и предложила с самого начала. Я позвоню тебе после того, как все уснут. Идет? .

– А куда деваться? Что ж, счастливых праздников.

– И тебе того же. Не позволяй этой новости испортить тебе удовольствие, Доркас. Ни тебе, ни мне с новоприбывшими дела иметь не придется.

– Нет. Но вот твоей девчурке – придется.

– Это верно. Нам приходится принимать решение за нее. И надеюсь, мы это сделаем как надо. Пока.

Коффин дал отбой, пересек комнату и постучал в дверь спальни.

– Я кончил, Элис, – сказал он. – Хочешь слушать дальше?

Затишье, которое наконец предсказало метео, позволило Коффину вылететь на аэрокаре, чтобы посетить некоторые усадьбы на огромной и не слишком четко ограниченной территории, которая поручила ему руководство ее общественными делами. Конечно, он мог бы всех обзвонить по телефону, но техника лишает возможности уловить важные нюансы разговора. Впрочем, никто не возражал против нарушения Дэном сложившихся обычаев этого сезона. Все были рады отплатить ему за гостеприимство, которое они с Евой оказывали когда-то им самим.