Текст книги "Миры Пола Андерсона. Том 19"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Садитесь, – устало произнес капитан.

Она подчинилась. Оба молчали. Наконец, не меняя выражения лица, Джонафер сказал:

– Медики закончили клиническое обследование пленников.

Для Эвелит это было как гром средь ясного неба. Она попыталась подыскать слова:

– Как, уже?.. Я хотела сказать... ведь у нас нет специального оборудования и занималось этим всего несколько человек... да и без Данли, эксперта по биологии Земли... Антропологи нуждаются в полном исследовании на хромосомном уровне, его невозможно провести так быстро.

– Да, это так, – согласился Джонафер. – Ничего существенного они не нашли. Может, результаты и были бы другие, если бы Уден и его сотрудники представляли, что ищут. Тогда бы они сформулировали пару гипотез, а затем проверили бы их, исследуя организмы аборигенов. Может, и удалось бы понять, как идет у них процесс жизнеобеспечения. Вы правы, профессиональная интуиция Данли Сэрна смогла бы направить эти исследования в нужном направлении. А так им приходится практически наугад, да и от запуганных невежественных дикарей нет никакой помощи. В общем, биологи вынуждены работать вслепую, методом проб и ошибок. Они, правда, выявили некоторые особенности деятельности пищеварительной системы, но все это может быть следствием местной экологии.

– Тогда почему ученые прекратили обследование? Мы же уедем самое раннее через неделю.

– Они сделали это по моему приказу. После того как Уден продемонстрировал мне, что у них происходит. И сказал, что независимо от того, что я решу, он не намерен продолжать эти пытки.

– Пытки? А, понятно. Вы имеете в виду психологические мучения пленников?

– Да, я видел привязанную к столу тощую женщину, всю опутанную проводами от гудящих и вибрирующих приборов. Она не заметила меня. Ее глаза побледнели от ужаса. Ей, наверно, казалось, что из нее вынимают душу. А может, она думала, что происходит что-то более страшное, чему она не могла подобрать названия. Я видел в камере ее детей, держащихся за руки. Они как раз достигли возраста возмужания, и, кто знает, как все пережитое скажется на их психологическом и сексуальном развитии. В той же камере лежит их отец, напичканный наркотиками после того, как решился проложить себе путь прямо сквозь стену. Уден и его помощники пытались расположить к себе пленников, стать их друзьями, но ничего не вышло. Поскольку те знают, что они в руках ладей, ненавидящих их, а причина этой ненависти – смерть.

Джонафер на некоторое время замолчал.

– Всему есть предел, лейтенант, – продолжил он минуту спустя. – Наказанию и науке – тоже. Тем более что шансы обнаружить что-то новое чрезвычайно малы. Я приказал прекратить обследование. Завтра жену Мору и его детей отпустят домой.

– Почему не сегодня? – Эвелит заранее предвидела ответ капитана.

– Я надеялся, – Джонафер говорил очень медленно, – что вы согласитесь отпустить с ними и самого Мору.

–Нет.

– Ради Бога!..

– Вашего Бога. – Эвелит не смотрела на капитана. – Нет, не могу. Пожалуй, я и сама хотела бы уже избежать этого. Но Данли был убит не в честном бою – его закололи как свинью. В этом ужас каннибализма – он превращает человека просто в мясо, подобно любому животному. Я не могу вернуть Данли, но я считаю, что людоед – не что иное, как животное, опасное животное, которое необходимо застрелить.

– Понимаю.

Джонафер долго смотрел в окно. В заходящих лучах солнца его лицо казалось медной маской.

– Ну ладно. Вы не оставляете мне выбора, – наконец произнес он холодно. – По закону Содружества и согласно уставу экспедиции я вынужден уступить вам. Однако не будет никаких церемоний, и вам все придется сделать самой. Пленника привезут к вам, когда стемнеет. Вы сразу же расправитесь с ним, а затем будете присутствовать при кремации останков.

Ладони Эвелит моментально покрылись потом. Она никогда не убивала беззащитного человека!

НО ОН УБИЛ!

– Понятно, капитан.

– Отлично, лейтенант. А теперь можете идти наверх и присоединиться к ужину. И никому ни слова. Будьте готовы в двадцать шесть ноль-ноль.

Эвелит сглотнула, у нее пересохло горло.

– Это не очень поздно?

– Я хочу, чтобы в лагере все уснули. – Он в упор посмотрел на женщину. – И у вас будет время передумать.

– Нет! – она вскочила и почти побежала к двери.

Ее преследовал голос капитана:

– Данли наверняка попросил бы вас об этом.

Пришла ночь и заполнила собой всю комнату. Эвелит лежала, не включая света. Она не вставала. Казалось, будто стоящий на пути любимый стул Данли не позволял ей сделать это.

В конце концов она вспомнила про транквилизаторы. У нее оставалось несколько таблеток. Они помогут ей совершить экзекуцию. Без сомнения, Джонафер прикажет дать Мору наркотики. Теперь-то уж точно, перед тем как привезти его сюда. Почему бы ей тоже не привести себя в более спокойное состояние?

Нет, так нельзя.

Почему, собственно, нет?

Не знаю. Я больше уже ничего не понимаю.

А кто понимает? Один Мору. Он-то знает, зачем безжалостно убил доверявшего ему человека.

Эвелит неожиданно обнаружила, что устало улыбается в темноте.

Да, теперь Мору увидел, что у сыновей появляются первые признаки половой зрелости. Это должно немного утешить его.

Странно, что пережитый стресс не помешал перестройке организма юношей. Скорее могла произойти задержка в развитии. Конечно, повлияла сбалансированная диета, да и врачи помогли избавиться от некоторых заболеваний. И тем не менее странно. Кроме того, за столь короткое время даже в нормальных условиях и у нормальных детей не могли так явно проявиться внешние признаки. Данли точно заинтересовался бы этим фактом. Она представила себе его – сосредоточенного, потирающего лоб, радостно улыбающегося от удовольствия при встрече с неизвестным.

– Хорошо бы разобраться в этом самому. – Как бы услышала она его слова, обращенные к Удену за кружкой пива. – Это может полностью поменять нашу точку зрения.

– Как? – спросил бы Уден. – Ты занимаешься общей биологией. А психология человека – это совсем другое дело.

– Мм-м-м, и да и нет. Моя основная работа – изучать флору и фауну Земли и то, как они адаптируются к условиям новых планет. Кстати, человек тоже принадлежит к миру животных.

Но Данли больше нет, и никто не выполнит за него его работу. Хотя бы частично... Но она бежала от этой мысли, как и от воспоминаний о том, что она должна будет сделать сегодня. Она старалась не отвлекаться и думать только о том, что кто-то из сотрудников Удена должен попытаться использовать накопленные Данли знания. Как справедливо заметил Джонафер, Данли смог бы направить изыскания ученых, нашел бы на первый взгляд незаметное и неординарное решение. А Уден и его ассистенты шли по проторенному пути. Никому из них даже в голову не пришло воспользоваться компьютером Данли, посмотреть имеющиеся там данные. Но, с другой стороны, это понятно, они ставили перед собой только медицинские задачи. К тому же они не хотели быть жестокими. Страдания, которые они причиняли пленникам, как бы подсознательно вынуждали их поскорее закончить исследования и не развивать те идеи, которые могли бы привести к дальнейшему углублению обследования аборигенов. Данли с самого начала по-другому подошел бы к решению проблемы.

Неожиданно наступила темнота. У Эвелит перехватило дыхание. В комнате было слишком жарко. И тихо. Ждать еще долго, и надо что-то делать, иначе воля ослабнет и она не сможет нажать на спусковой крючок.

Она встала и пошла в лабораторию. Щелкнула выключателем. На мгновение свет ослепил ее. Эвелит подошла к компьютеру и сказала:

– Включайся!

Зажегся индикатор. Эвелит бросила взгляд на окна – они были абсолютно черными. Луна и звезды скрыты тучами.

– Как...

Звук ее голоса походил на хриплое карканье. В ней родилась злость. Возьми себя в руки и перестань бормотать. Что ты за мать такая будешь для своего ребенка?

– Как можно с биологической точки зрения объяснить поведение людей на этой планете? – смогла она наконец задать вопрос.

– По-видимому, эта проблема должна рассматриваться в терминах психологии и антропологии, – ответил голос машины.

– М-может быть, да, а может – и нет. – Она постаралась выстроить некую логическую цепочку и не дать разбежаться мыслям. – Возможно, развитие аборигенов на чем-то остановилось и их просто нельзя считать настоящими людьми. Я бы предпочла думать о Мору именно так. Просмотри все имеющиеся записи, включая подробное описание клинического обследования четырех пленников, сделанное за последние дни. Сравни с базовыми данными с Земли. Я хочу получить разумные теории. – Она заколебалась. – Вернее, те, которые напрямую не противоречат фактам. С разумными мы уже имели дело.

Машина загудела. Эвелит прикрыла глаза и положила руки на край стола. Данли, пожалуйста, помоги мне...

Неожиданно для нее как будто с другого конца бесконечности раздался голос машины:

– Обряд каннибализма, связанный с достижением юношами данной планеты половой зрелости, – единственный факт, который нельзя объяснить соответствующей средой и особенностями исторического развития. Согласно данным антропологов, истоком его мог быть культ человеческих жертвоприношений. Однако данная теория не объясняет некоторые моменты. А именно следующие.

На земле религии, включающие жертвоприношения, чаще всего расцветали в обществе, занимающемся сельским хозяйством, так как в отличие от охотников их уровень жизни сильно зависел от плодородия почвы и хорошей погоды. Но даже для них принесение людей в жертву богам в исторической перспективе оказывалось невыгодным, что хорошо видно на примере ацтеков. В Локоне рационализировали подобную практику, создав для этой цели строгую систему рабства и уменьшив таким образом негативное влияние на развитие общества. Но для жителей равнины этот обычай служит источником постоянной опасности, отнимая силы и ресурсы, жизненно необходимые для выживания. Представляется маловероятным, что при этих условиях перенятый у локонезцев культ мог распространиться среди всех племен острова. Однако произошло именно так. Следовательно, в нем заложен какой-то другой смысл, и мы должны выяснить истину.

Методы добычи приносимых в жертву людей весьма разнообразны, а потребность в них всегда примерно одинакова. Как и у локонезцев – для четырех мальчиков, достигших возраста возмужания, необходимо и достаточно тела одного взрослого мужчины. Убийца Данли Сэрна не мог унести с собой все его тело целиком. Те части, которые он забрал, наводят на следующие размышления.

Видимо, у мужского населения планеты развился диптероид– ный феномен. Подобное явление не встречалось ранее среди людей и высших животных известных нам миров, но оно возможно при некоторых модификациях У-хромосом. Необходимо оттестировать имеющиеся изменения хромосом и тем самым проверить данную гипотезу. Это не сложно.

Голос умолк. Эвелит чувствовала, как кровь пульсирует в венах.

– Не совсем понимаю, о чем идет речь.

– Этот феномен был ранее обнаружен на некоторых планетах среди низших животных, – раздался голос тсомпьютера. – Он редко встречается и потому мало известен. Название происходит от Дифтеры, одного из видов навозной мухи на Земле.

– Навозная муха – н-да, понятно.

Объяснения компьютера продолжались еще долго.

Джонафер шел с Мору по лагерю. Руки дикаря были связаны за спиной. Капитан значительно возвышался над ним. Однако Мору чувствовал себя вполне уверенно. Сквозь просвет в облаках белоснежной льдинкой сверкала луна. Эвелит стояла на крыльце у двери дома и ждала. Поселок казался пустым. Резко похолодало – здесь наступила осень, – а ветер поднимал с земли и кружил пыль. Шаги Джонафера были слышны издалека.

Капитан заметил Эвелит и остановился. Мору сделал то же самое.

– Узнали они что-нибудь?

Джонафер кивнул:

– После вашего звонка Уден сразу же принялся за работу. Тест получился более сложным, чем тот, что предложил ваш компьютер, – но это естественно, он ведь был рассчитан на Данли, а не на Удена. Без вашей помощи Уден никогда бы не придумал такое. И похоже, что гипотеза оказалась верной.

– Что конкретно он выяснил?

Мору, не двигаясь, ждал, когда кончится диалог на незнакомом языке.

– Я не врач. – Голос Джонафера звучал ровно. – Но, как мне сказал Уден, хромосомные мутации привели к тому, что мальчики не могут стать мужчинами без дополнительной подпитки гормонами. Он упоминал тестостерон и андростерон, необходимые для начала в организме целого ряда изменений, приводящих к зрелости. Уден считает, что они обратились к каннибализму, чтобы дать возможность выжить одному-двум поколениям, после того как колонию разбомбили и популяция стала чрезвычайно мала. В этих условиях и закрепились последствия мутации, которые иначе вскоре бы исчезли.

– Понимаю, – кивнула Эвелит.

– Надеюсь, вам ясно, что все это значит. Я думаю, мы сможем легко прекратить этот варварский обычай. Скажем, что у нас есть другая и лучшая Священная Пища, и снабдим их таблетками. А потом привезем сюда земных животных, мясо которых содержит все

нужные вещества. Генетики же, наверняка, смогут привести их У-хромосомы к нормальному виду*

Хладнокровие покинуло Джонафера. Рот скривился, маска бесстрастия исчезла.

– Я должен бы был поблагодарить вас за спасение целого народа... – прохрипел он. – Но не могу. Прошу вас побыстрее все закончить.

Эвелит шагнула вперед и встала перед Мору. Он вздрогнул, но не отвел взгляда.

– Вы не дали ему транквилизатор? – остолбенела она.

– Нет, – ответил капитан. – Тут я вам не помощник.

– Что ж, это даже хорошо.

– Ты убил моего мужа, – обратилась Эвелит к Мору на его языке. – Справедливо ли, что я должна убить тебя?

– Да, – Мору говорил спокойно, – справедливо. Спасибо, что отпустили жену и сыновей.

Он помолчал секунду-другую.

– Я слышал, что вы умеете сохранять мясо долгие годы так, что оно не портится. Я был бы рад, если бы мое тело пригодилось твоим сыновьям.

– Моим оно не понадобится. И сыновьям твоих сыновей тоже.

– Ты знаешь, почему я убил твоего мужа. – В словах Мору прозвучала тревога. – Он был добр и подобен Богу. Но я хромой. И не мог по-другому добыть то, что так необходимо моим детям. Еще чуть-чуть – и они уже никогда не стали бы мужчинами.

– Он еще мне объясняет, как важно быть мужчиной.

Эвелит горько усмехнулась. Она повернулась к Джонаферу, застывшему от напряжения.

– Считайте, я уже отомстила за Данли, – сказала она.

– Что? – Джонафер обомлел.

– После того, как узнала об этом диптероидном феномене. Нужно было только промолчать. И тогда Мору, его сыновья, весь его народ были бы обречены на каннибализм навеки. Представив это, я около получаса наслаждалась местью.

– А потом?

– Почувствовала удовлетворение и смогла подумать о справедливости, – ответила Эвелит.

Она взяла нож. Мору выпрямился. Эвелит встала за его спиной и разрезала ремни.

– Иди домой, – сказала она. – И помни о нем.

НОВАЯ АМЕРИКА

КОНЮШНЯ РОБИН ГУДА

Глава 1

Свободе было около шестидесяти лет. Своего точного возраста он не знал. Уроженцы Нижнего уровня редко подсчитывали, сколько им стукнуло, а самым ранним воспоминанием Свободы были горькие рыдания в аллее, орошаемой дождем, да грохот автострады над головой. Потом умерла его мать, и какой-то человек, назвавшийся его отцом, хотя вряд ли им бывший, продал его воровскому учителю Инки.

Шестьдесят – глубокая старость для человека из низов, чем бы он ни занимался: пробирался ли крадучись, по-кошачьи, сквозь шум и копоть Нижнего уровня, где его в любой момент подстерегала внезапная смерть, или – с меньшей опасностью для жизни, но и с меньшей свободой – полз, извиваясь, по угольным штрекам, или заводил мотор планктонной жатки. Для жителя Верхнего уровня и для Блюстителя шестьдесят – всего лишь зрелый возраст. Свобода, проведший по полжизни в каждой из категорий, выглядел древним, как сатана, но мог надеяться прожить еще пару десятков лет.

Если вам угодно называть это надеждой, криво усмехнулся он про себя.

Опять разболелась левая нога. Изуродованная ступня была обута в ортопедический ботинок. Когда, лет двенадцати от роду, он перелезал через садовую ограду с серебряным кубком в руках, позаимствованным у некоего инженера Гаркави, разрывная пуля из пистолета охранника раздробила кости. Свободе все же удалось улизнуть, но жестокий удар навсегда выбил многообещающего ученика из рядов Братства. Инки передал его в подмастерья к скупщику краденого, а тот заставил парнишку научиться читать и писать, тем самым дав ему толчок к долгому пути наверх. Двадцать пять лет спустя, когда Свобода был Советником по астронавтике, врач посоветовал заменить увечную ступню протезом.

– Я сделаю вам такую ногу, что вы не отличите ее от настоящей, сэр, – сказал он.

– Не сомневаюсь, – ответил Свобода. – Насмотрелся я на наших старейших Блюстителей – у одного сердце искусственное, у другого желудок, у третьего глаз. Видимо, наука вскоре дойдет и до создания искусственных мозгов, неотличимых от настоящих. Глядя на некоторых своих коллег, я начинаю подозревать, что это уже свершившийся факт. – Он пожал костлявыми плечами. – Нет,² я слишком занят. Быть может, позже.

Занят он был тем, что старался вырваться из департамента астронавтики, то есть из глухого тупика, в который его загнали озабоченные вышестоящие коллеги. А вырвавшись, тут же с головой погрузился в другие дела. Времени не хватало постоянно. «Приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте»*.

Интересно, много ли в наши дни найдется людей, читавших «Алису»? – промелькнуло у него в голове.

Вообще-тб нога беспокоила Советника не часто. Он остановился, чтобы унять пульсирующую боль.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил Иеясу.

Свобода взглянул на гиганта и улыбнулся. Остальные шестеро его телохранителей – безмозглые ничтожества, эффективные и безликие орудия убийства. Иеясу обходился без оружия; он был каратистом и мог запросто пробить вам грудную клетку и вывернуть легкие наизнанку, если вы чем-то не угодили Свободе.

– Все путем, – ответил Советник по психологии. – Только не спрашивай меня, каким путем: какой-нибудь да отыщется.

Иеясу подставил локоть, и хозяин оперся на руку японца. Контраст был комичный. Советник, ростом не больше полутора метров, с лысым куполообразным черепом и кривым, словно турецкий ятаган, носом, был одет в кричащий огненно-красный плащ, переливающийся мундир с высоким воротом и темно-синие брюки клеш, сшитые по последней моде. Окинавец же был весь в сером, черная грива его свисала до плеч, а кисти рук были деформированы из-за бесчисленных разбитых ими кирпичей и толстых досок.

Свобода нашарил желтыми от никотина пальцами сигарету. Он стоял на посадочной террасе, на головокружительной высоте. Внизу не было ничего похожего на парковый ансамбль, обычный для резиденций Советников: башню своего департамента Свобода вознес над тем самым городом, что его породил. Город простирался под ногами во все стороны, насколько глаз мог пробиться сквозь висящую в воздухе копоть. Лишь на восточной окраине, за плавучими доками, ртутью поблескивал Атлантический океан.

Над планетой сгущались сумерки. Шпили башен вспарывали черными остриями красные остатки заката. На стенах и улицах Верхнего уровня начали загораться огни. А под ним черной бездной зиял Нижний уровень, приглушенно ворча не умолкающими ни на миг автострадами, генераторами, фабриками, вспыхивая дсое– где искорками пробудившихся к жизни окон, или фар велокаров, или фонарей, с которыми пробирались по улицам вооруженные дубинками прохожие, сбившиеся в стайки из страха перед Братством.

Свобода выпустил дым из ноздрей, провожая глазами аэрокар, доставивший его сюда из океанского дома. На густой синеве небес белой точкой сияла Венера. Свобода, вздохнув, показал на нее рукой:

– А знаешь, я почти рад, что колонию там прикрыли. Не потому, что она себя не окупала, хотя, видит Бог, если он есть, мы не можем себе позволить разбазаривать ресурсы. Но я рад по другой причине.

– Какая другой причина? – Иеясу почувствовал, что Советни

ку хочется поговорить. Недаром они уже долгие годы были неразлучны.      _у

– Теперь появилось хоть одно местечко, куда можно удрать от человечества.

– Воздух Венеры нехорош, сэр. Вы можете удрать к звезды и ходить там без скафандра.

– Девять лет в анабиозе до ближайшей звезды! Для отпуска это немножко слишком.

– Да, сэр.

– А потом окажется, что планеты-там не лучше Венеры... Или они похожи на Землю, но не совсем похожи, и у людей разбиваются сердца. Ладно, пошли поиграем в важных персон.

Свобода покрепче оперся на руку японца, быстрым шагом пересек террасу, прошел под арками портала и спустился в длинный коридор со светящимися стенами. Телохранители веером прикрыли его спереди и сзади, зорко глядя по сторонам. Иеясу остался рядом. Впрочем, Свобода не боялся покушения. Ночная смена в здании работала, поскольку департамент психологии считался самой главной вотчиной в структуре Федерального правительства, но на этом этаже мелкой сошке в такой час быть не положено.

В конце коридора находился зал телесовещаний. Свобода доковылял до мягкого кресла, Иеясу помог ему усесться и придвинул поближе пульт. Рядом с большинством людей, глядевших с экранов, стояли референты. Свобода был один, если не считать телохранителей. Он всегда работал один.

Премьер Селим кивнул в знак приветствия. На экране за его спиной виднелось открытое окно и пальмы.

– Ну наконец-то, Советник, – сказал Премьер. – Мы уже начали волноваться.

– Извините за опоздание, – отозвался Свобода. – Как вы знаете, я никогда не занимаюсь делами дома, поэтому пришлось идти на совещание сюда. Кессон у меня под домом потек, гиростабилизаторы не выдержали, и я, не успев сообразить, в чем дело, сверил часы по замученному морской болезнью осьминогу. Он отставал на десять минут.

Шеф безопасности Чандра моргнул, возмущенно открыл заросший бородою рот, потом кивнул:

– А-а, вы шутите. Я понял. Ха.

В Индии, где он сидел, восходило солнце, но правители Земли привыкли вставать в неурочный час.

– Давайте начнем, – сказал Селим. – Опустим формальности. Но прежде чем мы приступим к основному вопросу, может, у кого– нибудь есть еще что-то неотложное?

– Э-э... – робко проговорил Ратьен, нынешний Советник по астронавтике. Он был поздним сынком Премьера; папенька пристроил его на эту должность, и никто до сих пор не дал себе труда спихнуть его оттуда. – Э-э... господа, я должен еще раз поднять вопрос о ремонтных фондах для... Я хочу сказать: у нас есть несколько космических кораблей в превосходном состоянии, которые требуют лишь пары миллионов вложений на ремонт, чтобы... э-э... вновь достигнуть звезд. И еще об Академии астронавтики. Количество новобранцев там такое же низкое, как и качество. То есть я думал, если бы мы – в особенности мистер Свобода, это по его ведомству – организовали усиленную рекламную кампанию, дабы завоевать сердца младших сыновей Блюстителей или граждан с профессиональным статусом, убедить их в важности задачи... вернуть профессии присущий ей некогда... э-э... блеск...

– Прошу вас, – прервал его Селим. – В другой раз.

– Я мог бы кое-что сказать по этому поводу, – заметил Свобода.

– Что?! – Новиков из департамента полезных ископаемых изумленно воззрился на Свободу. – Вы собрали нас всех на экстренное совещание! И теперь хотите, чтобы мы теряли время на обсуждение несущественных вопросов?

– «Нет ничего несущественного», – пробормотал Свобода.

– Что? – не понял Чандра.

– Я просто цитирую Анкера, философского отца конституционализма, – пояснил Свобода. – Порой не вредно попытаться понять те вещи, которые собираешься запретить. По себе знаю – это дает поразительные результаты.

Чандра покраснел от досады.

– Но я не хочу... – начал он и раздумал продолжать.

Селим пребывал в замешательстве.

Ратьен простодушно проговорил:

– Вы собирались высказаться по поводу моего вопроса, мистер Свобода.

– Верно. – Маленький человечек закурил очередную сигарету и глубоко затянулся. Голубые глаза его, удивительно яркие и живые на высохшем как у мумии лице, перебегали с экрана на экран. – Советник Новиков мог бы привести вам убедительную причину упадка астронавтики, а именно: с каждым днем у нас все больше людей и все меньше ресурсов. Мы не можем позволить себе межзвездные экспедиции, как не можем себе позволить представительное правительство. Остатки обоих сокращаются с такой скоростью, с какой только позволяет ваше противоборство с конституционалистами. Хотя, насколько я знаю, не так быстро, как некоторым из вас, господа, хотелось бы. Однако слишком усердное подталкивание правительством социальных преобразований спровоцировало двадцать лет назад Северо-Американское восстание. – Свобода усмехнулся: – А потому мы должны усвоить уроки истории и не доводить департамент астронавтики до бунта. Легче позволить нескольким кораблям полетать еще пару десятков лет, чем штурмовать баррикады из стеллажей, где засядут доведенные до отчаяния бюрократы, размахивая кровавыми флагами в трех экземплярах. Но и вы, мистер Ратьен, не должны ожидать от нас расширения или даже сохранения вашего флота в нынешних размерах.

– Мистер Свобода! – выдохнул Ратьен.

Селим прочистил горло.

– Все мы знаем, что у Советника по психологии своеобразное чувство юмора, – сказал он скучным голосом. – Однако, поскольку он упомянул конституционалистов, я надеюсь, что мистер Свобода собирается перейти к основному вопросу.

Дюжина лиц повернулась к Свободе и уставилась парой дюжин глаз. Он скрыл свой собственный взгляд за вуалью сигаретного дыма и сказал:

– Хорошо. Искушать терпение Советников – опасная забава; лучше я начну искушать хорошеньких горожаночек: подцеплю несколько штук на улице и устрою им сеанс специнструктажа. – На сей раз сердито набычился Ларкин, Советник по пелагокультуре. – Возможно, мне следует ввести в курс дела тех из вас, кто с ним еще не знаком. Я представил новый отчет о конституционалистах Премьеру Селиму, мистеру Чандре и коменданту Северной Америки. Мнения оказались настолько противоречивыми, что пришлось созвать для обсуждения весь Совет Блюстителей.

Свобода кивнул Селиму. Грубое сморщенное лицо Премьера изумленно вытянулось. Можно подумать, Свобода милостиво дает ему разрешение продолжать! Премьер фыркнул, поглядел на лист бумаги у себя на столе и сказал:

– Загвоздка в том, что конституционалисты не политическая группировка. Иначе мы прихлопнули бы их хоть завтра. Но они даже не организованы формально и между ними нет полного единодушия. Их объединяет только философия.

– Плохо, – пробормотал Свобода. – Философия рационализирует эмоции. Вся их философия не что иное, как типичный фрейдистский сдвиг.

– Это что еще за штука? – поинтересовался Новиков.

– Кому же и знать, как не вам, – вкрадчиво отозвался Свобода. – У вас в сей области богатый опыт. Но перейдем к делу. Официально «конституционализм» означает всего лишь систему взглядов, утверждающую, что строение, или конституция, реальной Вселенной является основой для мышления. Антимистицизм, если угодно. Но я вырос здесь, в Северной Америке, где половина населения еще говорит по-английски, и, уверяю вас, в английском языке слово «конституция» нагружено вполне определенным смыслом. Северо-Американский мятеж вспыхнул из-за того, что Федеральное правительство постоянно и вопиюще нарушало – заметьте, не дух бедной латаной-перелатаной Конституции, это бунтовщики и сами умеют, – а букву ее.

– Все, что вы говорите, для меня не новость, – сказал Чанд– ра. – Не думайте, что я не следил за вашими так называемыми философами. Многие из них участвовали в мятеже, или их отцы участвовали. Но они не опасны. Они могут ворчать себе под нос, однако в основном это люди преуспевающие. Им нет смысла затевать еще один бесплодный мятеж. – Чандра пожал плечами. – А потом, большинство из них достаточно умны, чтобы понимать, что Билль о правах, или как его там называют, просто не имеет смысла на континенте с полумиллиардным населением, восемьдесят процентов которого безграмотно.

– Кстати, кто они такие, эти конституционалисты? – спросил Дайлоло из департамента сельского хозяйства.

– В основном североамериканцы, – сказал Свобода. – Я имею в виду – коренные, а не новоприбывшие восточные иммигранты. Но их учение распространяется среди образованных граждан всех рас, по всему земному шару. Проведи вы тотальный опрос, вы бы обнаружили, что четверть грамотного населения – а среди ученых и технарей больше четверти – в основном согласны с этой философской доктриной. Правда, далеко не все они считают себя конституционалистами.

– Иначе говоря, – сказал Чандра, – перед нами не просто еще одна религия. Низы ее не поддерживают. Блюстители, за некоторым исключением, – он бросил на Свободу многозначительный.

взгляд, – тоже, равно как и граждане Верхнего уровня. Все это мне известно и без вас. Я проводил расследование. И установил, что конституционализм в основном исповедуют обеспеченные, но не богатые люди, зарабатывающие на жизнь упорным трудом: трезвомыслящие, добропорядочные, поднявшиеся на одну маленькую социальную ступеньку выше своих отцов и лелеющие надежду, что их сыновья сделают еще шажок наверх. Такие люди не бывают революционерами.

– И тем не менее, – сказал Свобода, – конституционализм набирает все большую силу, не сравнимую с малочисленностью его формальных приверженцев.

– Как это? – не понял Ларкин.

– Вы ведь не трогаете дочерей своих инженеров, правда? – спросил Свобода.

– При чем тут... Объяснитесь, пока я не впаял вам иск за клевету!

Свобода ухмыльнулся. Ларкина он мог сделать одной левой в любой момент.

– У Блюстителей есть власть, – сказал он, – а у остатков среднего класса Земли есть влияние. Чувствуете разницу? Низы не пытаются подражать Блюстителям, они нас даже толком не слушают. Слишком велика между нами пропасть. Их естественные лидеры – граждане из низших слоев среднего класса, которые, в свою очередь, ориентируются на средние и высшие слои своего класса. Мы, Блюстители, можем, к примеру, издать декрет об ирригации Марокко и согнать туда на рытье каналов и верную погибель миллионы заключенных – но только в том случае, если инженер из высшего слоя среднего класса убедит нас в осуществимости проекта. Не исключено, что он сам же его и предложит!

Опасность конституционализма в том, что с его помощью средний класс способен осознать свое потенциальное могущество и потребовать соответствующих голосов в правительстве. Нам это грозит всего лишь летальным исходом, не более.

Воцарилась тишина. Свобода докурил сигарету и принялся за следующую. Воздух со свистом вырывался из горла. Все биомедики мира не могли справиться с тем количеством яда, каким он накачивал свои легкие и бронхи. А что еще у меня в жизни осталось? – мрачно подумал он.