Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Пол Томпсон

Соавторы: Тонья Кук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

К тому моменту, когда подбежали Глантон и остальные, она уже сидела. «Ну, эта загадка решена», – произнесла она, принимая протянутую помочь ей встать руку Глантона.

Львица подумала, что, скорее всего, огоньки ответственны за таинственные исчезновения в рядах ее воинов. Куда и зачем были забраны эльфы, тем не менее, оставалось неизвестным, но она больше не могла рисковать, продолжая поиски.

«Мы выбираемся из долины. Немедленно».

* * *

Скачка в Кхури-Хан станет легендой. После того, как отбыл посланник принца Шоббата, люди Адалы поспешно свернули лагерь и начали путешествие на юг, к городу Великого Хана. Облака, редко видимые в глубокой пустыне, нагонялись с моря, сверкающими белыми дюнами вздымаясь в небе. Жар пустошей заставлял облака скручиваться и переплетаться, образуя на земле фантастические узоры из света и тени. Мало кто из кочевников сталкивался с тенью, пересекая пылающие пески. Они скакали, обратив лица к небу, наблюдая зрелище со смесью восхищения, благоговения и немалого страха.

Адала пересекала ветреные пустоши, покачиваясь на спине флегматичной преданной Маленькой Колючки, дремля, когда свечение солнца становилось слишком интенсивным. Хмурившиеся облака для нее были знамением грядущих событий. Она видела в них закипающие гнев и гордыню лэддэд, поднимающиеся из их лагеря, чтобы попытаться запугать детей пустыни и отвратить их от священного замысла. Как и массы облаков, бахвальство лэддэд было впечатляющим, но несостоятельным.

В двух днях пути от Долины Голубых Песков, сразу после восхода, разведчики принесли весть, что с запада приближается большой конный отряд. Пустынные воины по тревоге отвязали свои луки и щиты, строясь для отражения атаки. Военачальники Адалы и вожди клана собрались вокруг нее, положив на плечи извлеченные из ножен мечи.

Вапа, сидя позади Билата, предположил, что лэддэд услышали о приближении Вейя-Лу и вышли из Кхури-Хана встретить их, вдали от уязвимого лагеря.

«Десять тысяч извинений, о Вейядан!» – сказал один из разведчиков. – «Приближающиеся к нам не лэддэд, а люди».

Билат заерзал в седле. «Солдаты Сахим-Хана?»

«Они несут знамя с тремя зубцами с изображением скорпиона на желтом поле».

«Штандарт Микку», – подсказал Вапа. Он много путешествовал и знал штандарты каждого племени и клана. Микку находились далеко от своих привычных мест, но они тоже были кочевниками, братьями Вейя-Лу, Кхурцев, Тондунцев и остальных.

Заралан, вождь клана Черного Коня, озвучил общее мнение, когда сказал: «Они вторглись на нашу территорию».

«Мы вышвырнем их!» – пообещал Биндас, молодой и горячий.

«Нет. Мы здесь не для того, чтобы проливать нашу собственную кровь», – ответила Адала. Она обратилась к разведчикам. – «Как они далеко?»

«Были в четырех милях, когда мы впервые заметили их. Теперь уже меньше, Маита».

Она подняла практически пустой бурдюк и выжала в рот теплую струйку. За время пребывания у Долины Голубых Песков, у Вейя-Лу практически иссякли запасы воды, и у Адалы сильнее всего.

«Я встречусь с ними», – сказала она.

Вожди яростно запротестовали. Если Микку пришли драться, Вейядан может быть схвачена или убита, прежде чем ее войско сможет защитить ее. Она не обращала внимания на все их доводы.

«Братья или враги, Микку не поднимут на меня руку».

Они не стали возражать ей из уважения. Заралан предложил ей взять эскорт для защиты. Даже маленький эскорт лучше, чем ничего.

Адала слабо улыбнулась. «Я выбираю Вапу».

Словоохотливый философ, который даже сейчас шепотом объяснял находившимся рядом с ним вождям кланов привычки в одежде и еде племени Микку, услышал свое имя и прервал монолог.

«Вейядан? Вы хотите взять меня?»

«Да, кузен. Поскачешь со мной на встречу с Микку».

Это было не то, что имел в виду Заралан. Он сказал это вслух, заверив Вапу, что это не из неуважения.

«Нет необходимости унижаться», – сказал Вапа, направляя коня сквозь ряды вождей кланов и военачальников. – «Я отдам жизнь за Вейядан».

Он остановил лошадь бок о бок с Маленькой Колючкой. Адала заметила прорехи в полях его шляпы, возможно проделанные стрелами лэддэд, и нахмурилась. Бедному Вапе, неженатому и без матери и сестер, некому починить одежду.

«Напомни мне зашить их», – сказала она, щелкнув рукой по полям его шляпы.

По ее приказу, армия кочевников должна была оставаться в укрытии на северной стороне высокой дюны, чтобы их огромное число не напугало приближавшихся Микку. Преклоняясь перед мудростью ее логики, военачальники поскакали обратно к своим воинам. Вожди кланов остались.

«Мне это не нравится», – сказал Биндас. – «Микку знают закон пустыни. Им не следовало незваными вторгаться в наши земли».

«Почтенный Вождь, будь мужественен. Какова бы ни была их цель, Микку такие же, как мы. В их душах обитает пустыня, и Те, Кто Наверху говорят с их сердцами. Верь в мою маита. Она ведет меня дальше».

Говоря так, Адала похлопала Маленькую Колючку хлыстом по боку. Хлопая ушами, осел перевалил через гребень дюны, Вапа держался близко сзади.

Биндас повернулся к Билату, Заралану и другим вождям, которые дольше знали Адалу. «Эта женщина полагает, что держит в руках судьбу?» – спросил он.

«Позвольте сказать, Вождь Биндас, все наоборот. Не Адала Вейядан держит судьбу, а Судьба держит Адалу».

Красноречие, достойное Вапы, но произнес эти слова Билат, брат погибшего мужа Адалы.

Адала с Вапой вскоре увидели шеренги одетых в темное Микку, скачущих по высушенной солнцем равнине. В отличие от северных кочевников, которые передвигались разомкнутым, испытанным временем, строем, Микку были развернуты на кавалерийский манер в четыре четкие линии, на расстоянии двух корпусов лошади друг от друга. На них было изрядно металлических доспехов, знак благосклонности, оказываемой им Ханом. Вапа наблюдал за их медленной поступью сквозь мерцающий утренний туман, ранние лучи солнца сверкали на их медном и железном снаряжении. Он прокомментировал, что в их доспехах должно быть жарко и тяжело.

«Когда мы доберемся до города, ты можешь начать мечтать о такой ноше», – ответила Адала. Она знала, как само собой разумеющееся, что на лэддэд и солдатах Сахим-Хана еще больше доспехов.

Одинокую пару и несколько сотен всадников разделяла большая плоская поверхность, продуваемая горячим ветром с юга. Адала натянула поводья Маленькой Колючки, останавливая его на краю возвышавшегося над равниной песчаного гребня. Вапа остановился рядом с ней.

«Подождем здесь».

Сложив руки на луке седла, Вапа кивнул, его бледные глаза бросили мимолетный взгляд в небо.

«Хороший день», – сказал он.

Несмотря на раннее утро, жара была изнуряющей. Они оба натянули полупрозрачные маски от пыли, чтобы защитить глаза от иссушающего южного ветра. Странные облака возвышались над землей, поднимаясь так высоко, что их нижняя часть была серой от недостатка солнечного света, в то время как их вершины заря окрасила в оранжевый цвет. Тем не менее, Вапа имел в виду не погоду. Он говорил об ощущении этого дня и о своей радости от святости их цели. Маита Адалы росла. Большой мир вскоре почувствует ее мощь.

Их заметили. Микку остановились, изучая две конные фигуры, зависшие над ними на гребне, а затем продолжили движение. Четыре шеренги всадников превратились в две, когда Микку растянулись по фронту. В пятидесяти метрах они остановились.

«Так много мечей, чтобы схватить одного мужчину, одну лошадь, одну женщину и осла». – произнесла Адала. – «Чего они опасаются?»

Философ рядом с ней ответил: «Мы все чего-то боимся. Орудующие мечами, часто напуганы сильнее всех».

Девять всадников из центра строя Микку двинулись вперед, а остальные остались ждать. Этим девяти внушительную демонстрацию нарушил сыпучий песок поверхности гребня. Кони по колени тонули в нем, с большим усилием вытягивая подкованные ноги. Вапа улыбнулся, это выражение скрыла закрывавшая лицо противопылевая маска, когда ему стала ясен полный смысл логики Адалы. Остановившись здесь, они получили моральное преимущество, встречая Микку с более высокой позиции, но она также предвидела и тактическую выгоду. Микку потеряли импульс и достоинство, с трудом карабкаясь по подвижному склону.

В двадцати метрах от них девять всадников остановились. В центре находился кочевник в наиболее высоком и ярком шлеме из всех, когда-либо виденных Вейя-Лу. Золотистые рога тянулись от полированного стального лба, изгибаясь вверх и назад, как у пустынной антилопы. На их кончиках трепетали прямоугольники блестящего золотого шелка. Боковины и заднюю часть шлема защищала тяжелая кольчужная бармица.

«Я – Шаккан, военачальник Микку», – произнес воин в рогатом шлеме. – «Кто вы?»

Прежде, чем ответить, Вапа бросил взгляд на своего вождя. Адала сдвинула противопылевую маску, открывая Микку свой пламенный взор. Она слегка кивнула Вапе.

«Приветствую, братья пустыни! Мир вам и вашим родным!» – воззвал он, а затем представил себя и Адалу.

«Вы здесь одни, Вейя-Лу?» – спросил Шаккан.

«Верующий никогда не одинок», – ответила Адала. – «Разве не так?»

Военачальнику явно не понравилось получить вопрос на вопрос. Он грубо произнес: «Нам сказали, что Вейя-Лу покинули свои границы. Это так?»

«Мы ходили к Долине Голубых Песков, но теперь вернулись. Зачем вы здесь?»

«Так как Вейя-Лу ушли, мы направляемся в Кортал, чтобы наняться сопровождать караваны».

«Вы не можете».

Вапа вздрогнул от неучтивости неожиданной команды Адалы. Толстые брови Шаккана взметнулись.

«По какому праву ты останавливаешь нас, женщина?»

Адала подняла глаза к небу. «Я требую по праву божественной маиты. Те, Кто Наверху избрали меня вести всех людей пустыни к Кхури-Хану, чтобы очистить нашу землю от чужеземного разложения. Вы можете присоединиться к нам».

После мгновения потрясенного молчания, Шаккан откинул голову и засмеялся. Он так долго и заливисто смеялся, что у него по щекам потекли слезы.

«Ты либо сумасшедшая, либо величайшая женщина Кхура», – произнес он, вытирая глаза. – «Ты мне нравишься! Ты замужем?»

Впервые за много лет Адала оказалась в замешательстве. Когда она восстановила самообладание и призналась, что вдова, шестеро людей Шаккана окружили ее с Вапой, а двое других ускакали, чтобы подтвердить присутствие остального племени Вейя-Лу.

Шаккан ухмыльнулся. «Я полагал, предстоит скучное путешествие. Услышав, что Вейя-Лу исчезли, я подумал, что это из-за войны или мора. Теперь ты говоришь о богах, разложении и маите. Ты слишком долго была на солнце. Отойди. Мне не улыбается причинить вред душевнобольной».

Адала не сдвинулась. «Мы совершаем бросок к Кхури-Хану. Присоединяйся к нам или примешь участие в бесчестье предательства своей нации».

Его дружелюбные манеры испарились. «Ты у нас в руках. Не создавай проблем, или прольется кровь. У меня за спиной все Микку».

«Вы поднимите руки на своих сестер и братьев пустыни?»

«Любой, угрожающий Микку, не брат – или сестра – мне».

Раскат грома напугал лошадей. Вапа посмотрел вверх. Тучи стали тяжелыми и темными. Среди них вспыхивали молнии. Ему было за пятьдесят, и он лишь раз в жизни прежде видел дождь, во время визита в Дельфон двадцать два года назад.

Адала не обращала внимания на надвигающуюся бурю. «Я избрана Теми, Кто Наверху сделать то, что должно быть сделано, Шаккан из племени Микку. Я не могу отказаться, так же как ты не можешь противиться мне, не рискуя навлечь на себя гнев богов. Это моя маита».

«Ты глупая курица».

Шаккан приказал своим воинам схватить Адалу. Едва эти слова сорвались с его губ, как оглушительный раскат грома прокатился над ними. Лошади заметались и встали на дыбы, и люди с трудом пытались успокоить их. Только Маленькая Колючка, чьи глаза были защищены от ветра и солнца вышитым капюшоном, стоял безмятежно.

Пошел дождь, жирные капли вздымали крошечные фонтанчики пыли, ударяясь о землю. Микку, сплошь молодежь, никогда прежде не видели дождя. Они начали переговариваться. Услышав, что они используют слово «маита», Шаккан гневно выхватил меч.

«Идиоты! Вы полагаете, безумная баба вызвала дождь? Схватить ее! Немедленно!»

Ветер хлестал их, гоня теплый дождь прямо в лица. Вапа отвернул морду лошади от порывов. Один из Микку, думая, что он собирается сбежать, ткнул мечом в Вапу. Он бы пронзил ему бок, если бы не вмешалась Адала. Она поймала лезвие рукой и оттолкнула. Разозленный, что ему помешали, Микку дернул меч назад, прямо по раскрытой ладони Адалы. Она зашипела от боли.

Шокированный, Вапа завопил. Он стянул шарф и крепко обмотал им ее раненую руку.

Дождь усилился. Прямо над головами гремел гром, и сверкали молнии, ослепительные вспышки и оглушительные раскаты практически не прекращались. Для лошадей Микку это было уже чересчур. Животные попятились и помчались прочь, унося своих всадников вниз по склону к основному отряду воинов. Остался лишь Шаккан, его рогатый шлем тускло мерцал в сером свете, проходящем сквозь толстые тучи. Он с ненавистью посмотрел на пару перед ним.

«Вдова или нет, твоя жизнь окончена!» – закричал он. – «Вот твоя маита!»

Он высоко занес клинок, чтобы разрубить невозмутимую Адалу от головы до пояса. Не раньше, чем меч достиг высшей точки, еще один разряд молнии скользнул с неба. Он ударил в меч Микку, сжигая стальное лезвие и руку военачальника.

Этот удар опрокинул всех. Адала упала на песок и откатилась, чтобы на нее не свалился падающий осел. Когда ее сознание прояснилось, она подползла по склону к Вапе. Тот был оглушен, но невредим.

Там, где прежде находился Шаккан, теперь была дымящаяся воронка в песке. Адала подползла к краю и заглянула вниз. То, что она увидела, было ужасно. Лошадь и человек были мертвы, сильно обожженные. Большая часть меча Шаккана оплавилась и стекла на его руку, точно воск свечи. Его плоть под доспехом была угольно черной. Шлем исчез, о чем Адала тотчас же сильно пожалела, так как его отсутствие обнажило причиненный лицу невероятный ущерб.

Она отвела взгляд от гротескного зрелища и обратила внимание, что песок вокруг Шаккана изменился. Он больше не представлял собой свободные белы гранулы. Кратер, в котором тот лежал, походил на чашу из необработанного стекла сине-зеленого цвета. Адале это тотчас же напомнило о тайной долине. Не был ли сине-зеленый оттенок ее почвы вызван таким же огнем с небес?

Капли дождя шипели и превращались в пар, ударяясь о сожженный труп и стекловидный кратер. Остальные Микку медленно собирались вокруг, спешиваясь и уставившись в кратер. Так велик был ужас на их лицах, когда они смотрели на Адалу, что Вапа был уверен, что они немедленно изрубят ее. Игнорируя глубоко укоренившийся запрет касаться Вейядан, он с неистовством подполз к ней и накрыл ее тело своим.

«Прочь, все вы, пока Те, Кто Наверху, не сразили и вас!» – закричал он обнажившим мечи Микку.

Вапа неправильно истолковал намерения воинов. Они не собирались поднимать свое оружие на Адалу. Вместо этого, все опустились на колени, взывая к ней простить их, клянясь служить ей, заверяя в своей вере в силу Тех, Кто Наверху.

Адала попыталась встать. Когда она заерзала под ним, Вапа покраснел от смущения и поспешно отодвинулся. Она села, расправляя свое черное платье.

Снова оказавшись на ногах, она оглядела коленопреклоненных Микку. «Вы будете верить в мою маиту?» – спросила она их. – «Последуете ли туда, куда я поведу, и будете ли сражаться лишь за чистоту Кхура?»

Все, как один, они поклялись.

Вапа отправился за своим скакуном и ослом Адалы. Дождь ослаб, а к тому моменту, когда Вапа вернулся, совсем прекратился. Он не только привел животных. В руке Вапа бережно держал шлем Шаккана. Высокий золотистый рогатый шлем улетел на много метров. Он выглядел совершенно нетронутым молнией, что уничтожила его владельца.

Пока Вапа дивился этому и любовался сверкающим великолепием шлема, отправленные за гребень разведчики Шаккана вернулись галопом. Их преследовали всадники Вейя-Лу. Адала, ведя за собой Маленькую Колючку, поспешила вмешаться. Микку и Вейя-Лу оказались разделены, когда Вейядан стала между ними.

«Над Шакканом свершилось правосудие», – провозгласила она. – «Микку выбрали присоединиться к нам».

Уже поклявшиеся Адале воины поведали своим собратьям предшествовавшие важные события. Разведчики едва могли поверить рассказу, но дымящийся кратер и их мертвый военачальник не оставляли места спорам.

Раздались приветственные возгласы Вейя-Лу, к которым присоединились и Микку. Адала кивком поблагодарила их за поддержку, а затем попросила Вапу подать руку. Он помог ей взобраться на Маленькую Колючку. Ее лицо и руки были розовыми от ожога молнией, брови и ресницы полностью исчезли. Вапа заботливо спросил, как она себя чувствует.

Тучи разошлись, позволяя прорваться столбам утреннего солнечного света. Южная равнина была испещрена этими колоннами золотистого света. От сохнущей земли поднимался пар. Адала глядела на эту картину и лишь сказала: «Твоя шляпа в печальном виде, кузен. Сними ее, и я быстро зашью прорехи, пока не вернулось солнце».

Так она и сделала. Целитель смазал и перевязал ее раненую руку, затем Адала непрерывно трудилась над рваной шляпой, пока они с Вапой спускались вниз по склону. Вейя-Лу вереницей потянулись за ними. Микку благоговейно наблюдали за ними, а затем пристроились в хвосте строя. Весть о кончине Шаккана распространилась, и все больше и больше Микку присоединялись к процессии. Ряды отряда Адалы выросли с пяти сотен до более чем пяти тысяч.

12

Когда солнце взошло над Кхури-Ханом, городские ворота, как и обещал Хан, открылись. Однако, солдаты у западных ворот, подняв железные решетки и открыв внутрь огромные деревянные двери, открыв рты, с ужасом смотрели на то, что им открылось с другой стороны.

Дорога, пыльная и занесенная песком, шла под уклон от Наковальни Малис к внешнему кольцу палаток эльфов. Многие из них были порваны во время недавних беспорядков, но за ними простирался обширный эльфийский лагерь. Эльфы сновали, словно шершни вокруг потревоженного гнезда. На дороге лицом к Кхури-Хану выстроились десять тысяч эльфийских копейщиков и лучников в изрядно поношенных доспехах.

Кхурские солдаты вечером накануне имели кровавые стычки с безумными фанатиками, а теперь они уставились на ряды готовой нанести удар эльфийской кавалерии в сорока метрах от них.

Долгое время ни одна из сторон не двигалась. Солнце встало над Кхурманским морем. Надуваемые с моря высокие кипы облаков тихо проплывали над головами, покрывая землю причудливыми движущимися тенями. Известие о изготовившейся эльфийской кавалерии достигло Кхури ил Нора, и Сахим-Хан отправил генерала Хаккама выяснить намерения лэддэд. Предупреждение лорда Мориллона о том, что эльфы будут штурмовать город, было у всех на уме, и ни у кого на языке.

Хаккам, еще мальчиком служивший носителем щита у отца Сахима, был плотным раздраженным человеком. Его доспехи были слишком тесными, и немилосердно натирали шею и талию. Он все время получал невозможные или противоречащие приказы от Сахим-Хана, а потом на него обрушивался гнев повелителя, когда все происходило не так, как тот желал. Из-за этого, Хаккам все время пребывал в дурном настроении.

Лицом к городским стенам, с утренним солнцем, светившим им в глаза, эльфы едва ли пребывали в лучшем настроении. Таранас командовал десятью тысячами всадников, разбитых на эскадроны по пятьдесят, как в старой сильванестийской армии. Под потертыми шлемами и выбеленными солнцем плащами они были голодными и исхудавшими, и готовыми скакать на любого врага, которого им прикажут уничтожить.

Беседующему поступило сообщение, что ворота открылись. Набросив старое белое шелковое платье (большая часть золотой вышивки была спорота, так как была слишком ценной, чтобы просто оставлять ее в качестве украшения), Гилтас поспешил к восточной границе Кхуриноста с Планчетом по пятам.

«Нет вестей от лорда Мориллона или капитана Амброделя?» – спросил Гилтас.

Планчет покачал головой: «Нет, сир. У них могло не быть возможности добраться до нас, пока ворота были закрыты».

Необъяснимое исчезновение одного из советников Беседующего лишь усиливало напряжение в эльфийском лагере. Гилтас знал, что оставался лишь шаг до вспышки конфронтации. Вид многочисленной кхурской стражи на городских воротах был искрой, которая не нужна была данной напряженной ситуацией.

Они добрались до тесных рядов всадников, и Планчет закричал: «Дорогу Беседующему! Дайте пройти!»

Всадники колотили своих скакунов в один бок или другой, чтобы дать Беседующему пройти между ними. Со спутанными волосами, потом, текущим под ввалившимися глазами, Беседующий с Солнцем и Звездами направлялся к передовой шеренге. Когда последняя линия всадников расступилась перед ним, он оказался на мощеной дороге перед городской стеной. Зубчатая стена была густо усеяна кхурскими куполообразными шлемами. Пока Гилтас смотрел на них, их число прибывало.

«Кто-нибудь выходил или говорил с вами?» – спросил он ближайшего всадника.

«Никто, Великий Беседующий».

Обеспокоенный отсутствием своего советника, Гилтас, тем не менее, был рад видеть, что ворота открыты. Возможно, Мориллон добился успеха. Возможно, он выйдет в любой момент, если только Хан не открыл ворота по своим собственным, возможно гнусным, причинам.

«Что ты об этом думаешь?»

Планчет изучил городскую стену налево и направо, прежде, чем ответить. «Они кажутся столь же удивленными видеть нас, сколь мы видеть их».

Гилтас согласился. Если Сахим-Хан намеревался напасть, его войска ринулись бы немедленно, не собираясь на стенах и тараща глаза полчаса.

«Найди мне глашатая», – сказал он. – «Посмотрим, не можем ли выяснить, что происходит, без кровопролития».

Планчет предложил пойти самому, и Гилтас согласился. Лицо Планчета было известно кхурцам, и он нес бремя благосклонности Беседующего. На нем был местный геб, подходящее облачение для этой задачи. Нет смысла выглядеть как воин, когда нужен дипломат.

Привязанный к копью клочок ткани образовал вполне сносный белый флаг. Когда Планчет оседлал коня, Гилтас взял его лошадь за уздцы.

«Выясни их намерения, и подчеркни, что наши – мирные», – сказал он. – «Убедись, что наш народ по-прежнему имеет доступ к городским колодцам». Угроза жажды уже нависла над палаточным городом. «Не упоминай Мориллона – пока не нужно».

Планчет кивнул и неспешной рысью двинулся по поднимающейся дороге. Ветер шипел над северными дюнами. Добравшись до места, где дорога выравнивалась, он остановил лошадь. Облака разошлись, и его осветил луч солнца. Гилтас приободрился. Это было хорошим знамением.

Конный эльф ждал, беззащитный и одинокий, пока кхурцы не выслали своих собственных всадников. Спустя пять долгих минут из ворот выехал квинтет вооруженных солдат. Со стремени одного из всадников свисал пурпурный с золотом вымпел.

Кхурцы медленно приближались, словно опасаясь вероломства. В один момент Планчет отмахнул от лица кусачую муху, и кхурцы замерли. Он понял, что они были очень напуганы.

В центре квинтета, с внушительного вида кавалеристами по бокам, скакал коренастый человек с толстой шеей и свекольно-красным лицом. Когда кхурцы приблизились, Планчет узнал его.

«Приветствую, генерал Хаккам!» – обратился он. – «Мир вам!»

«И вам, Планчет из Квалиноста», – громко произнес желчный генерал. – «Что, во имя Каргата, здесь происходит?»

«Я собирался задать вам тот же вопрос. Городские ворота были закрыты для нас со вчерашнего дня. Колодцы Кхури-Хана – наш единственный источник воды. Мы начали испытывать жажду».

«И только поэтому вы построили свою армию?»

Еще почему? «Генерал, последние два дня на нас нападали шайки. Были сожжены палатки и избиты наши граждане, некоторые довольно серьезно. Мы не знали, что может появиться из города в следующий раз».

«Сыновья Кровавого Стервятника причинили много неприятностей, вам и могущественному Сахим-Хану. Поэтому много их было отправлено на встречу с их предками».

«То есть, город открыт для нас?»

«У меня нет других приказов».

Свежий порыв ветра, пахнущий морем, омыл переговаривающихся. Флаг перемирия в руке у Планчета захлопал на ветру. Обернувшись в седле, он высоко поднял флаг и помахал им скоплению эльфийских воинов, с молчаливой настороженностью следивших за ними. Когда Планчет повернулся обратно, Хаккам и его эскорт держали руки на рукоятях мечей.

«Я просто предупредил наших солдат, что все в порядке», – спокойно сказал Планчет.

«Кто там едет?»

Два эльфийских всадника отделились от шеренги тяжелой кавалерии и легким галопом направились к Планчету и Хаккаму. Не потребовалось много времени, чтобы узнать Беседующего и единственного воина эскорта, генерала Таранаса. Когда они подъехали, Планчет пояснил ситуацию.

«Благодарю вас, генерал», – сказал Хаккаму Беседующий. Он протянул тощую руку. – «Вы хорошо справились со своими обязанностями».

Без особого энтузиазма генерал пожал руку Беседующего. Гилтас заверил его, что отведет своих воинов, а затем добавил: «Еще одно. Мой советник, лорд Мориллон, не вернулся прошлой ночью. Он в городе?»

«У него была аудиенция у Сахим-Хана, а затем он покинул дворец».

«Он в порядке?»

Хаккам нахмурился. «Почем я знаю? Он покинул дворец. Вот все, что я знаю».

Коротко кивнув, Хаккам развернул свою лошадь. Планчет был потрясен невоспитанностью человека, бесцеремонно повернувшегося спиной к правящему Беседующему!

Луч света, так долго освещавший Планчета и Гилтаса, наконец, погас. Гилтас поднял взгляд на вздымающиеся облака. Он нахмурился. В воздухе над городом, казалось, повис какой-то тонкий предмет. Нет, не повис. Он двигался, падал.

«Стрела!» – крикнул Планчет.

Он ринулся заслонить Беседующего, но снаряд падал с такой высоты, что его траектория была практически отвесной. Широкий наконечник пронзил нижнюю челюсть Гилтаса и ударил в основание шеи, справа.

Воцарился ад. Таранас не дал Гилтасу упасть на землю, поймав его за плечи и удержав. Стражники Хаккама вытащили мечи и пустили своих лошадей короткими кругами, высматривая, кто пустил стрелу.

В передних рядах эльфийских воинов поднялся крик. Они видели, как упала стрела и ужасный итог ее падения. За криком последовал выросший вдоль шеренги лес мечей. Неровным строем, так как задние ряды еще не узнали, что случилось, эльфы ринулись вверх по холму на защиту своего монарха.

Гром приближавшихся эльфов вынудил эскорт Хаккама пришпорить лошадей в сторону города. Толстошеий генерал проревел: «Вернитесь, негодяи! Стойте на месте!» Один остановился. Остальные направлялись прямо к закрывающимся городским воротам.

«Что за вероломство?» – закричал Планчет, рывком высвобождая ноги из стремян и спрыгивая с лошади. Беседующий завалился на шею своей лошади.

«Я не отдавал такого приказа!» – возразил Хаккам, также спешиваясь.

Они с Планчетом сняли Беседующего с лошади и осторожно опустили на дорогу. Стрела все еще торчала у Гилтаса в шее.

«Ее выпустили не мои люди», – произнес Хаккам. – «Это не кхурская боевая стрела».

«Тогда, что это?» – спросил Планчет.

«Охотничья стрела. Мои люди не пользуются такими».

Гилтасу повезло, что снаряд не был боевой стрелой. Прочно насаженная, с квадратным или треугольным железным наконечником и кожаным оперением, боевая стрела глубоко вошла бы в худое тело эльфа. Охотничий же снаряд, небрежно сделанный, с плоским широким наконечником и белым оперением из голубиного пера, попала Гилтасу в ключицу и остановилась. Рана была опасной, но при бережном уходе, не смертельной.

Волна кричащих эльфийских воинов галопом приблизилась к коленопреклоненным фигурам на дороге. Горстка остановилась, но большинство продолжили движение, направляясь к городским воротам.

Их гневные крики донеслись до уха ослабевшего Гилтаса. Где-то глубоко внутри себя он нащупал неизвестный источник сил. С побелевшим лицом, он попытался встать. Планчет, удерживая его, попросил Беседующего лежать смирно.

«Прекрати это», – сквозь стиснутые зубы сказал Гилтас.

Решив, что причиняет Беседующему боль, Планчет почувствовал, как к слезы подступили к глазам. Он прошептал: «Прошу прощения, сир, но вам следует лежать смирно. Пожалуйста, не двигайтесь».

«Нет, Планчет! Останови воинов! Не дай им вступить в сражение! Я приказываю!»

Таранас услышал приказ Беседующего. Он схватил со своего седла трубу и подал сигнал «Возвращение». Ему пришлось повторить призыв четыре раза, прежде чем все несущиеся всадники услышали его и обратили внимание. Передовые застыли в считанных метрах от городской стены.

В перерывах между сигналами трубы Хаккам кричал своим собственным солдатам. «Стоять! Любому пустившему стрелу я оторву башку!» – ревел он. Никто из кхурских солдат не пустил стрелу и не метнул копье в эльфов. Люди и эльфы смотрели друг на друга в обоюдном замешательстве и смятении, пока эльфы не развернулись и не поскакали галопом обратно к Таранасу.

Из Кхуриноста сквозь толчею воинов спешили целители. Когда они прибыли, Беседующий сидел, склонив голову, по его белому гебу растекалось алое пятно. Первым добравшимся до него целителем была кагонестийка с огрубевшими ладонями и темными татуировками на лице и руках.

«Стрелу нужно вытащить», – тотчас же сказала она.

Планчет мрачно кивнул. «Я сделаю это».

«Кто-то должен крепко держать его. Если он будет слишком много двигаться, может разорвать артерию».

Хаккам, находившийся ближе всех, стал на колени позади Беседущего и обхватил его за плечи. «Я держу его».

Эльфы были удивлены, но Беседующий пробормотал: «Благодарю вас, генерал». Взгляд переместился на бледное лицо Планчета, и Гилтас прошептал: «Действуй, друг мой».

Камердинер обхватил пальцами скользкое от крови древко стрелы и прошептал: «Простите меня».

Единственным мощным рывком он вытащил стрелу. Кагонестийская целительница, не мешкая, посыпала рану свертывающим кровь порошком и крепко перевязала куском ткани. Слишком поздно она поняла, что не предложила Беседующему стиснуть зубами кожаную прокладку. Она извинилась, но он не ответил.

«Он потерял сознание», – сказала целительница.

Гилтас поднял голову. «Еще нет». – Он слабо улыбнулся Планчету. – «Разве она не гордилась бы мной? Я не проявил слабость».

Планчет понял, кто эта «она». Он мужественно ухитрился улыбнуться в ответ. «Да, сир. Да, гордилась бы».

Были сооружены импровизированные носилки, и Беседующего с Солнцем и Звездами осторожно положили на них. Четверо воинов взялись за углы и направились обратно в Кхуриност, оставив Планчета и Хаккама на месте.

«Таранас, рассредоточьте солдат», – сказал Планчет. Генерал начал было протестовать, но Планчет оборвал его: «Продолжайте патрулировать, но отмените кавалерии боевую готовность!» Таранас отсалютовал и ускакал.

Когда эльфийская кавалерия начала разъезжаться, Планчет протянул окровавленную стрелу Хаккаму. «Этот лучник такой же враг Кхуру, как и нам», – произнес эльф.