Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Пол Томпсон

Соавторы: Тонья Кук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Большинство из Вейя-Лу согласились с обвинением их лидера, что эльфы в ответе за это злодеяние. Лишь немногие, вроде Вапы и Билата, были озабочены недостатком доказательств, связывающих резню с лэддэд, но даже они вынуждены были согласиться, что другого объяснения нет. Сахим-Хан, несомненно, был довольно жестоким, но ему не было никакого проку с этого убийства. Кроме того, его армия торчала в столице, присматривая за толпой эльфов и предохраняя от любых внезапных переворотов. Неракские рыцари или заблудшие банды огров или минотавров могли быть в ответе, но их никто не видел в этой местности. Единственными чужеземцами в Кхуре были эльфы, и, вне всякого сомнения, эльфийская кавалерия находилась неподалеку.

Ближе к вечеру был созван военный совет. Окрестные земли не лучшим образом подходили для битвы. К несчастью для лошадей, земля была неровной, покрытой торчащими камнями, давным-давно нападавшими со Столпов Небес. Заросли колючих вьюнков делали передвижение еще более опасным. Тем не менее, это следовало сделать. Совет собрался на огромном сланцевом уступе, образовав традиционные линии. Внешнее кольцо образовали старейшие воины, среднее кольцо – военачальники, а внутреннее кольцо – вожди клана.

Этош хотел разделить силы кочевников надвое и укрыть один отряд на одной из сторон прохода. Так как лэддэд были привязаны к единственной тропе в долину, яростные кочевники смогут взять их в тиски.

Адала безмолвно выслушала план. Она штопала прореху в пончо из конского волоса, принадлежавшем одному из мужчин Вейя-Лу, у которого больше не было ни жены, ни сестер, чтобы сделать это для него; все погибли в резне. Перевернув одеяние, она проверила ногтем шов и решила, что он крепкий. Когда Этош закончил говорить, она заявила: «Твой план ошибочен. Вейя-Лу не последуют ему».

Он молча выслушал ее решение, но вожди клана спросили, почему она наложила вето на это предложение. Они его одобрили.

«Никогда не разделяйте свои силы перед лицом врага», – сказала она, – «даже если у вас численное преимущество».

Наклонившись вперед, она воспользовалась штопальной иглой, чтобы начертить на песке пару линий. Линии шли под прямым углом друг к другу. «Вот как мы поймаем их. Эта часть отряда», – она указала на линию, шедшую с севера на юг, – «первыми нападет на лэддэд с фланга, а остальные», – линия восток-запад, – «налетят сзади, отрезая им путь к отступлению».

«Словно челюсти пантеры», – произнес Вапа, видя всю смертоносность плана Адалы. Ее стратегия имела то преимущество, что не нужно было разделять кочевников, и при этом эльфов атаковали с двух сторон.

Гварали, старейший воин, был не согласен. План боя Адалы оставлял эльфам два пути для бегства: через предгорья на запад и на север в долину.

«Если они пойдут в любом из этих направлений, их судьба предрешена», – сказала Адала. – «Путь на запад уведет их дальше от их народа в Кхури-Хане, и мы сможем загнать их в Пылающие Пески юга. Там они и сгинут». Она аккуратно сложила заштопанную одежду, положив ее на колени. «Если они отправятся на север, мы загоним их в бутылку».

«Да, но они окажутся в долине!» – сказал Гварали.

«И я попрошу богов покарать их за их богохульство».

В этом месте некоторые люди не из клана Прыгающего Паука, не таясь, рассмеялись. Темные глаза Адалы вспыхнули.

«Вы смеете насмехаться над Ними! Те кто Наверху поместили меня сюда исполнять Их волю, и я буду это делать до самой смерти!»

Гварали, большой похожий на медведя человек с рыжеватой бородой и большим пузом, успокаивающе сказал: «Ну, сестра, как ты можешь так говорить? Тебе являлись Те кто Наверху?»

«Не напрямую, но Их воля очевидна. Моего мужа забрала смерть, поместив меня, Вейядан, во главе моего народа. Кузена моего мужа, Вапу, принц Кхура выбрал, чтобы тот отвел его к Оракулу, предупреждая нас таким образом о намерении лэддэд украсть наши земли и узурпировать богов. Зачем бы еще все это произошло, кроме как чтобы вверить моим рукам защиту наших священных земель?»

«Маита».

Слово, которое пробормотал Вапа, означало «судьба», но с подтекстом предопределенного богами исхода, того, чего не мог избежать ни один из смертных.

Некоторые из старейшин клана все еще были настроены скептически, но вежливо промолчали. Гварали попытался вернуть дискуссию к плану Этоша устроить эльфам засаду, но Вейядан не собиралась уступать.

Внезапно она встала. Обычно это означало конец совета, и мужчины вокруг нее были поражены такими ее дурными манерами.

«Оставайтесь на месте!» – приказала она. – «Я покажу вам свою маита».

Она пробралась сквозь кольца вождей и воинов. Стоя на краю серой сланцевой плиты, она указала на север. Три горных пика, известные у кочевников как Зубы Торгана, образовывали идеальный ряд. Полдня скачки прямо к ним вели к единственному проходу в Долину Голубых Песков. Эти три горы были так высоки, что их вершины были покрыты никогда не таявшим снегом. Небо над ними с прожилками перистых облаков казалось безбрежным, словно море. Солнце почти скрылось за западной грядой. Садящееся солнце погрузило эти три горы в тень, но окрашивало высокие облака и снежные кончики Зубов оранжевым и малиновым цветом.

«Слушайте меня, Те кто Наверху!», – закричала Адала. – «Пришло время для правосудия! Если я Ваш инструмент, дайте всем знать это! Меня не волнует популярность или слава, Могущественные Боги, только Ваша воля и права моего народа». Она широко раскинула руки. «Покажите мне мою маита. Покажите всем!»

Ее последние слова зазвенели над суровым пейзажем, эхом отразившись от далеких склонов Зубов.

Несколько долгих минут царила тишина, нарушаемая только тихими комментариями нескольких человек позади нее. Затем в ясной шири неба послышался раскат грома.

Мужчины оживились. Они не ожидали услышать или увидеть что-либо. На своем месте позади места Адалы, Вапа склонил голову. Вейядан была Вейядан; он никогда не должен снова сомневаться в ней.

Послышался второй, более громкий, раскат грома, бесконечное число раз отразившись от Столпов Небес. К тому моменту, как стихло эхо, весь совет был на ногах.

Билат прокричал: «Те кто Наверху заговорили! Маита Адалы! Маита Адалы!» Остальные подхватили этот крик, повторяя его как заклинание.

Адала опустила руки и скрестила их на груди. Она тяжело дышала с полными слез глазами. Она верила в свое предназначение, но это проявление божественной благосклонности было ошеломляющим. То, что боги снизошли, чтобы дать такой явный знак перед сомневавшимися среди ее собственного народа – это было величайшим моментом ее жизни.

Гварали приблизился, уважительно остановившись в трех шагах от нее. «Вейядан, мы последуем за тобой», – просто сказал он.

В шести милях от них песчаный зверь пробирался среди каменистых уступов, когда уловил запах армии кочевников. Балансируя между двумя каменными вершинами, он медленно повернул свою угловатую голову, принюхиваясь к бризу. Люди, много людей, но ни намека на эльфов. Предгорья сбивали его с толку, ограничивая его обычное поле зрения и запахи. Зверь уже два дня двигался параллельно эльфам, но должно быть ночью обогнал их. Ему следовало вернуться обратно.

Ноги словно из рулонной стали прыжком сняли чудовище с его насеста, и он начал движение. Зверь двигался так быстро, что разрывал воздух, вызывая раскаты грома на своем пути.

В нескольких милях от него Львица, ведшая свой истощенный отряд, тоже услышала этот гром. Она подняла руку, чтобы остановить колонну. Фаваронас, тащившийся в дюжине метров позади, поспешил к ней.

«Ты слышала это?» – спросил он. – «Ты слышала этот гром?»

Они хорошо знали, что означает такой звук среди ясного неба. Она велела своим офицерам выслать на сотню метров фланговых. «Но следите, чтобы они держались в поле зрения колонны», – предостерегла она.

Она смочила платок несколькими каплями воды, затем предложила тыкву Фаваронасу, пока прикладывала влажную ткань к лицу.

«Что мы сможем сделать, если эта тварь снова нападет? Сработает ли волшебный шар во второй раз?» – спросил Фаваронас.

Кериан пожала плечами, связывая волосы сзади влажным платком. Ее знание волшебных артефактов было ограниченным. Она сменила тему. «Есть ли у тебя идеи, почему это существо так упорно преследует нас?» – спросила Львица.

Ученый не знал. Он знал только то, что рассказал ей ранее, что песчаные звери были дикими животными глубокой пустыни, и редкими. Вне всякого сомнения, эта тварь была хищником, но какой вид хищника будет преследовать вооруженных конных воинов несколько дней и много миль?

«Только двуногие», – сухо сказала Кериан. – «Вот кто, мне кажется, послал этого монстра по нашим следам. Двуногий хищник».

Когда фланговые были на местах, чтобы избежать внезапного нападения или засады, она двинула колонну вперед. Они должны были добраться до Инас-Вакенти за два дня. Все больше и больше она ощущала глупость затеи Гилтаса направить сюда их народ. Даже если окажется, что в долине умеренный климат, она не была их естественным домом, и никогда не будет. Безумные кочевники и кровожадные звери были единственными подходящими обитателями для этих суровых ужасных земель. Эльфам нужны прохладные зеленые леса земель, давших им начало и веками предоставлявших средства к существованию. Без них, не перестанут ли они вскоре быть эльфами?

Как всегда, от мыслей о доме кровь Кериан вскипела. Ей потребовалась вся ее дисциплина, чтобы не отпустить поводья и не направиться безумно галопом в Квалинести, чтобы попытаться освободить эту землю от угнетателей или умереть. Им не место было в Кхуре! Ни пустыня, ни город, ни мифическая долина не были их. Ничего из этого! Им следовало нападать на врагов, осмелившихся вторгнуться в земли их предков!

Гилтас считал, что жизнь более ценна, чем земля. Конечно, Гилтас больше беспокоился о жизни, чем о земле – он родился в королевской семье. Не важно, где он находился, он был Беседующим с Солнцем и Звездами. Он был королем – не важно, где было его королевство.

На протяжении всей своей жизни Кериансерай не знала такой роскоши. Она была бойцом за свою страну и свой народ. Без своей страны или своего народа, что оставалось? Кем она тогда была?

Фаваронас с любопытством наблюдал, как Львица тычками подгоняет своего скакуна. Ее спина была прямой, а подбородок выступал. За время, что он провел с ней, архивариусу довелось узнать эту позу и этот взгляд. Она сдерживала свой гнев. Только две вещи в мире могли привести ее в такую ярость, могли заставить сжаться губы в плотную белую линию: грызущая потеря Квалинести и несогласие с Беседующим. Ему было любопытно, какая из них пожирала ее теперь.

7

Послеобеденный покой Кхури-Хана сначала нарушили звон систров и лязг кимвалов. Домохозяйки поднимали шторы, закрывавшие оконные проемы, и высовывались наружу, чтобы выяснить, что за шум. Суукеты, отдыхавшие от утренней торговли, сдвигали назад свои шляпы или выходили из-под своих тентов. Предвидя мероприятие, торговцы вином на Большом Сууке вновь открыли свои палатки. Уличные собаки Кхури-Хана, бывшие всегда настороже, принялись лаять.

Звучали низкие удары барабана, два медленных, затем два коротких. Появился квинтет стражей. Их шлемы были криво нахлобучены, застежки доспехов болтались, они ведь тоже спали. Они выстроились в неровную линию и взяли оружие на караул, изобразив, насколько это было возможно солдатами Хана, стойку смирно. Кто-то приближался – кто-то важный.

Любопытные кхурцы сперва увидели двойную шеренгу из двадцати эльфийских девушек. Каждая была одета в белое до колен шелковое платье и, в качестве уступки палящему солнцу, в намотанный вокруг головы соответствующий шарф. Позолоченные пояса, украшавшие их стройные бедра, искрились, как и обвивавшие их шеи гирлянды золотых листьев. Они несли белые корзины, разбрасывая перед собой их содержимое. Дома это были бы лепестки цветов. Здесь, в Кхури-Хане, это был белый песок, промытый и отполированный до серебряного блеска.

Позади двадцати девушек шли тридцать эльфийских юношей, также одетые в белое. Ладони, ступни и лица были загорелыми от многих лет жизни в пустыне, но руки и ноги были по-прежнему бледными, будто от лесного полумрака. На каждом эльфе был широкий ремень, сделанный из соединенных между собой золотых пластинок. В центре каждой пластинки сверкал огромный плоский драгоценный камень, оливин или аквамарин. Каждый из этих тридцати эльфов вертикально держал покрытый золотом шест. На вершине десяти шестов был золотой символ солнца, на следующих десяти – стилизованная серебряная звезда. Наверху оставшихся десяти был плоский диск из лазурита, на котором были изображены золотое солнце и серебряная звезда одинакового размера. Кхурцы не могли знать, что драгоценного металла на этих штандартах были только тонкие пластинки поверх основания из меди или латуни. Тем не менее, они представляли собой впечатляющее зрелище.

Теперь уже кхурцы всех возрастов высыпали из своих домов, чтобы посмотреть этот дивный парад. Много лет они продавали мясо, муку, одежду и мыло лэддэд, и ничто не рассеивало таинственность, как такие простые практичные дела. Эльфы, которых они встречали, никак не были похожи на тех, о ком говорилось в преданиях. Они были хмурым немногословным народом с покрасневшими лицами и грязными ногтями. Не то, что великолепное зрелище, шествовавшее сегодня по улице. Вот это были эльфы из легенд!

За эльфийскими девушками и носителями штандартов шли музыканты. Четыре пары литавр вышагивали в центре улицы, по бокам от них шли по дюжине одетых в белое молодых эльфов, либо встряхивавших систры, либо звеневших кимвалами. Ритм был настойчивым, два медленных удара, за ними два быстрых, снова и снова. По пятам за барабанщиками следовали двенадцать загорелых эльфов постарше, одетые в зеленое. Это были кагонестийские дудочники, несшие сдвоенные флейты из серебра и меди. Пока не играя, они шествовали с гордой четкостью, на их плечи свободно спускались темные волосы, а их головы покрывали кожаные шапочки.

Парад вышел на широкую улицу Салах-Хана, шедшую вдоль западной границы Большого Суука, и дудочники подняли свои инструменты. Над городом пустыни поплыли трели. Эльфийские голоса подхватили, выкрикивая «Эш! Эш!» – древнее утреннее приветствие солнцу. Тридцать штандартов, солнца, звезд и их соединения, взмыли в небо.

За дудочниками показались марширующие пятьдесят воинов из стражи Беседующего, во главе с Хамарамисом. Они выстроились в своих лучших доспехах, в шлемах с плюмажем и бриллиантово-зеленых плащах. Грубияны бы обратили внимание на потертости и вмятины на доспехах, что несколько плюмажей были сломаны, но такое несовершенство не умаляло зрелища. Короткий меч каждого воина был вложен в ножны и висел на спине, традиционный способ показать мирные намерения. Каждый солдат в левой руке держал прижатый к груди медный с железом щит, а в правой руке сжимал сделанный из слоновой кости церемониальный жезл с наконечником в виде солнца или звезды.

В последней шеренге этих воинов маршировал бдительный Гитантас. Он был прикреплен к страже Беседующего, так что мог указать на призрака, которого видел в палатке Гилтаса, если это существо снова появится.

Следом за солдатами шла делегация сильванестийцев, во главе с лордом Мориллоном Амброделем. Они были одеты, как веками одевались сильванестийские лорды, в небесно-голубые, солнечно-желтые или звездно-белые мантии в складку. Считая ниже своего достоинства портить впечатление практичными головными уборами, сильванестийцы шли с непокрытыми головами. Позже их постигнет расплата за свою гордость в виде солнечных ожогов и потниц.

Последним следовал сам Беседующий, пешком. Он мог ехать верхом, но так как каждая лошадь в его армии была на счету, он отказался. Путь от Кхуриноста до дворца не был долгим. По крайней мере, не таким долгим, как от Квалиноста до Кхура.

Он не надел свою лучшую мантию – из золотой материи с огненной подкладкой, в которой короновался – а закрывавшее лодыжки простое белое платье, с рукавами по локоть. Вокруг талии была повязана веревка из плетеных золотых полос, шею окружало ожерелье из кусочков лазурита, а каждое запястье украшали золотые браслеты. Он также решил не надевать корону, ни солнечную диадему Квалинести, ни звездный обод Сильванести. Он был Беседующим в изгнании. Ношение короны, не имея дома, казалось Гилтасу верхом высокомерия.

Вокруг него шли четверо привилегированных сенаторов, неся шесты, поддерживавшие полог из светлого полотна. Его скудная тень была единственной защитой Беседующего от солнца. Планчет шел у его левого локтя. Где должна была идти его супруга, Гилтас умышленно оставил пустое место, из уважения к Кериансерай.

Парад завершали сановники всех видов. Каждый эльф нес какой-то знак, свой или своего поста: жезл сенатора, медальон придворного, свиток ученого, пузырек лекаря и так далее.

Не все наблюдавшие процессию кхурцы были очарованы или изумлены. Некоторые смотрели сердито, некоторые грозили торжественно маршировавшим эльфам кулаками. Только однажды, когда они следовали мимо Большого Суука, в их сторону что-то полетело. Несколько перезрелых фруктов попали в церемониальную стражу. Они не сбили шаг, а солдаты Хана врезались в толпу. Они нашли юных правонарушителей и погнали их прочь, колотя оливковыми палками.

Самый прямой маршрут из лагеря эльфов в Кхури ил Нор вел узкими извилистыми улицами и темными переулками. Большой парад Гилтаса умышленно выбрал другой путь, следуя по самым широким городским улицам, чтобы придать масштаб его блеклому великолепию. В величайшие дни Ситэла или Кит-Канана королевская процессия Беседующего исчислялась бы многими тысячами. Сейчас же она насчитывала менее трех сотен.

Лишь еще один примечательный инцидент случился во время шествия эльфов, возле огромного артезианского колодца Нак-Сафала. Улица Салах-Хана пересекала Храмовый Путь у этого колодца. Самым настоящим образом, это был истинные центр Кхури-Хана, более священный, чем любой храм, более жизненно необходимый, чем дворец или амбар. Никогда за всю суровую историю Кхура этот колодец не пересыхал. Когда на город свалилась Малистрикс, бедные и беззащитные бежали к Нак-Сафалу, зная, что бы ни случилось, они не будут испытывать недостатка в живительной воде. Раздосадованная этим проявлением веры, красная драконица оторвала камень от городской стены и швырнула в колодец. Огромный камень был поглощен белым песком на дне колодца, и лишь единственный угол показался над поверхностью воды. Пять дней Нак-Сафал переливался через край, мягко омывая булыжники площади. По-прежнему зарытый в песке, этот камень среди горожан получил прозвище Малш-меккек, Зуб Малис.

Когда парад Беседующего огибал колодец, Гитантас Амбродель заметил стоявшую у его края фигуру в лохмотьях в капюшоне. Капюшон повернулся к нему, и эльф внезапно ощутил головокружение. В обрамлении гнилой материи показалось лицо странного призрака, которого он заметил в палатке Беседующего прошлой ночью. Неестественные жесткие карие глаза вперились в Гитантаса. Его шаг сбился. Барабаны, дудки, кимвалы звучали где-то далеко. Он ощутил в желудке странное кручение, будто земля неожиданно ушла из-под его ног, и вдруг ему показалось, что он стоит снаружи своего собственного тела, наблюдая, как он шагает плечом к плечу с почетной стражей. Увидеть себя марширующим весьма сбивало с толку. Гитантас начал падать.

Сильная рука поймала его за шею сзади. «Осторожно, парень», – произнес Планчет, удерживая его, – «Помни, где находишься!»

«Он здесь!» – задыхаясь, сказал Гитантас. – «Шпион-призрак, которого я видел в палатке Беседующего! Он у колодца, в коричневых лохмотьях!»

Планчет прищурился от солнца. «Но это не призрак. Я сам его вижу. Ты уверен?»

«Это он…»

Пока Гитантас фиксировал свой взгляд на земле, стараясь восстановить равновесие, Планчет снова посмотрел на грязную фигуру в коричневом. Тот был все еще там, отвернувшись от камердинера. Затем, в течение промежутка от одного удара сердца до другого, он исчез. Планчет моргнул и пристально посмотрел, но сгорбленный человек исчез. Камердинер покачал головой. Не нужно было обладать особым воображением, чтобы сообразить, что тот, скорее всего, был колдуном или магом. Возможно, даже самим таинственным Фитерусом.

«Ты так думаешь?» – спросил пришедший в себя Гитантас, и Планчет понял, что произнес это предположение вслух.

«Возможно», – ответил камердинер, подталкивая Гитантаса обратно на свое место в процессии.

Парад эльфов достиг площади перед Кхури ил Нором, где их уже ожидала дворцовая стража Сахим-Хана во всех регалиях. Хотя им недоставало грации и стиля эльфов, ханская элита обладала своим собственным варварским величием. Отобранные по росту и телосложению, гвардейцы представляли собой внушительное зрелище в своих высоких остроконечных шлемах, сочлененных нагрудниках и плащах из шкур леопарда. Выстроившиеся в две группы у главных ворот крепости, стражники ударили о землю алебардами и крикнули: «Сахим-Хан!»

Эльфы остановились между группами кхурских солдат. Девушки и носители штандартов отошли в сторону, позволяя приблизиться остальной части процессии. Вскоре визирь Сахима, Зунда, приветствовал Гилтаса у входа во дворец. Реликт со времен дракона, Зунда сохранил за собой место визиря, будучи самым льстивым, самым подобострастным придворных Кхури-Хана. Спадавшие на плечи кучерявые волосы явно были париком, а ровный черный цвет его искусно завитой бороды явно был следствием использования краски.

«Приветствую тебя, о Свет Эльфийских Наций!» – громко нараспев произнес Зунда, поклонившись так низко, как только позволил его живот. – «Великий Хан Всех Кхурцев, Лев Пустыни, Победитель Драконов, Сахим, сын Салаха, приветствует тебя!»

Гилтас на мгновение опустил глаза в знак признательности. Повинуясь его жесту, вперед выступил лорд Мориллон, чтобы ответить визирю.

«Благородный Беседующий с Солнцем и Звездами, Гилтас, из благородной фамилии, убедительно просит аудиенцию у Великого Хана». Сильванестиец в цветистости речи не собирался уступать какому-то там кхурцу.

«Выдающийся Сахим, Отец Кхура и Источник Справедливости, услышал о вашем приближении. Он просил меня, своего самого ничтожного визиря, сопроводить вас пред его внушающее трепет присутствие».

Все взгляды, за исключением Беседующего, переключились обратно на Мориллона.

Сильванестиец прижал руку к груди и склонил голову, снисходительно улыбаясь. «Милостивый визирь, мы благоговеем перед великодушием вашего Великого Хана. Я, Мориллон Амбродель, сын Кенталантаса Амброделя и советник Беседующего с Солнцем и Звездами, умоляю вас вести нас, и мы с признательностью предстанем пред присутствие вашего могущественного повелителя».

Все посмотрели обратно на Зунду. Это явно была борьба не на жизнь, а на смерть.

«Мое сердце переполняется, благородный Мориллон! Если бы я должен был погибнуть в этот момент, я бы умер в блаженном довольстве от знакомства с прославленными личностями моего Великого Хана, Сахима, сына Салаха, Беседующего с Солнцем и Звездами и вашим самим благородством! Вы должны проследовать, и его благоприятная аудиенция начнется!»

Зунда немедленно отступил, поклонившись три раза при отходе. Хамарамис отдал приказ, и почетная стража двинулась за ним.

Проходя мимо покрасневшего Мориллона, Гилтас прошептал: «Мне кажется, он победил».

Кхури ил Нор был все еще в плохой форме, хотя восстановительные работы продолжались днем и ночью. Внутренний двор был расчищен от завалов, но восстановленные фасады Нор-Хана и Ханства (личной резиденции Сахима) по-прежнему имели большие секции неглазурованного кирпича и необработанной древесины. Флаг Кхура с парой стоящих на задних лапах золотых драконов свисал с зубчатой стены Большой Цитадели, медленно колыхаясь в горячем бризе. Он был продырявлен когтями Малис, что придавало ему вид вымпела.

Вытянувшиеся стражники открыли тяжелые бронзовые двери. Воздух внутри крепости обладал приятной прохладой. На выходящей к морю стороне дворца огромные парусиновые рукава направляли морской бриз внутрь. Это охлаждало дворец и наполняло его запахом океана.

Нор-Хан был лабиринтом широких залов с высокими потолками и длинных невысоких коридоров. Частично это было сделано умышленно, чтобы запутать незваных гостей, но и также служило отражением изменчивой истории Кхура. Ханы при деньгах строили щедро. В отличие от бедных. Результатом явился сумасбродный дворец, успешно передвигаться по которому могли лишь опытные лакеи и придворные вроде Зунды.

Во время их странствия по залам Планчет заметил, что они во второй раз проходят под одной и той же областью осыпавшейся с потолка штукатурки. Он прошептал: «Сир, они водят нас по кругу».

Гилтас улыбнулся. «Сахим-Хану нужно время приготовить приветствие».

Когда Зунда, наконец, привел эльфийскую делегацию в зал приемов, Сахим сидел на Сапфировом Троне, ожидая их. На нем было роскошное платье из темно-синего шелка; по кайме были вышиты красные и золотые драконы. Его голову венчала красная корона Кхура, а его борода была расчесана и уложена в аккуратные завитки. Он широко улыбнулся, когда Зунда объявил Беседующего с Солнцем и Звездами.

«Брат мой!» – воскликнул он, вставая. – «Чем я обязан такой неоценимой чести?»

Гилтас остановился у подножья тронного возвышения. Он не поклонился. Как наследник двух старейших монархий в известном мире, он имел старшинство перед выскочками вроде Сахима. Однако протокол был не важнее дипломатии, поэтому он нашел способ воздать должное хозяину. Широким махом рук, Гилтас ухитрился выразить дух поклона, не выполняя его.

«Великий Хан, я пришел обсудить с вами нарастающее в вашем городе беспокойство», – произнес он. – «Как вам известно, моя супруга, леди Кериансерай, подверглась нападению на Храмовом Пути. Двумя днями позже, толпа кхурцев взбунтовалась на рынках, ища эльфов, чтобы избить и убить».

«Ах, да», – Сахим сел обратно. – «Мне известны эти злоумышленники, и их ищут, чтобы покарать, даже сейчас».

Большинство в эльфийской делегации молча кипели от злости, видя, что их Беседующий вынужден стоять перед Ханом, словно обычный проситель. Со своей стороны, Гилтас надел безликую маску, которую он так долго носил во время оккупации Квалиноста Маршалом Меданом.

«Кто эти люди? Преступники?»

«Теперь да!» – сказал Сахим и неприятно рассмеялся. – «Они фанатики, религиозные фанатики».

«Как мой народ задел их?»

«Всего лишь своим существованием, Великий Беседующий. Поклоняющиеся Торгану любят свою страну, но присутствие», – он едва не сказал лэддэд, – «эльфов в Кхуре кажется им оскорблением нации и их бога».

Этот обмен репликами между правителями, вежливый на поверхности, продолжался какое-то время. Беседующий пытался получить гарантии, что на его подданных больше не будут нападать, в то время как Сахим уклонялся от любых обещаний. Планчет воспользовался этим временем, чтобы изучить обитателей тронного зала, тех, кого он мог видеть, не поворачивая головы. Сильнее всего бросалось в глаза отсутствие наследника Сахима. Принц Шоббат уже какое-то время не появлялся на публике. Ходили слухи, что он был совершенно болен. Вдоль стен комнаты выстроилась пестрое собрание кхурцев, горожан и кочевников. Знатных граждан Дельфона и Кортала можно было опознать по их характерным стилям: конические шапки с плоским верхом на дельфонцах и одеяния западного образца на жителях Кортала, территории, расположенной возле неракской границы.

«Некоторые из злодеев фактически уже признались», – произнес Хан, и внимание Планчета переключилось обратно на него. Учитывая используемые в подземельях Хана методы убеждения, его заключенные признаются в чем угодно.

«Они все до единого утверждают, что неприятности начались, когда эльфы заплатили за товары испорченными монетами».

Негромкий разговорный фон в зале стих. Сахим только что обвинил эльфов в распространении монет, изготовленных из менее качественных сплавов, а не из чистой стали, золота, серебра или меди. Тонкие брови Беседующего сдвинулись. Близко знакомые с ним распознали признаки нарастающего гнева.

«Я ничего не знаю об этом», – коротко сказал он.

Сахим наклонился вперед, его лицо выражало озабоченность. «Торговцы в Сууке рассудительны, но многие живут на грани разорения. Потерянный из-за плохих монет дневной заработок может означать голод для их семей. Мне сообщили, что весть о фальшивых монетах достигла сыновей Кровавого Стервятника, и они собрались заставить эльфов-злоумышленников расплатиться настоящим металлом». Он снова откинулся назад, широко разведя руки. «Увы! Они не могли отличить виновных от невиновных, и нападали на всех эльфов, которых нашли. Но будьте уверены, Великий Беседующий, проблема решена. Преступники заплатят своими головами».

Он объявил об этом с тем же непринужденным видом, с каким другой человек пообещал бы оказать небольшую услугу. Свита Беседующего стояла с мрачными выражениями лиц. Сахим, поклявшись наказать бунтовщиков, откровенно возложил ответственность за беспорядки на эльфов, и вызывал Беседующего возразить ему.

Губы Гилтаса тронула слабая улыбка. «Да свершится правосудие Могущественного Хана», – произнес он, слегка наклоняя голову. – «Могу я сделать предложение во имя добрых отношений между нашими народами?» Хан величественно махнул ему продолжать. «Позвольте мне возместить ущерб потерявшим деньги торговцам и семьям людей, которые предстанут пред вашим судом. Я сделаю это из своей собственной сокровищницы».

Заполнявшие пространство вдоль стен люди зашевелились и зашептались. Они не ожидали подобного.

Сахим-Хан, с другой стороны, не мог сдержать исказившую его лицо ухмылку. Он сиял, когда говорил, что великодушие Беседующего не будет напрасным.

«Вежливый грабеж!» – думал Гитантас. Стоя на своем месте в рядах почетной стражи, он кипел от несправедливости того, что Беседующий должен платить за бунт, устроенный не эльфами. Сахим был грабителем в той же мере, как если бы держал острие ножа у горла Беседующего и требовал у того кошелек! И Гитантас не сомневался, что каждый кусок стали из так называемой компенсации осядет в карманах Хана.

Чтобы отвлечься от гнева, Гитантас принялся блуждать взглядом. Почетная стража была разделена на две шеренги, стоявшие лицом внутрь в сторону Беседующего. Гитантас находился справа от Беседующего и глядел на кхурцев по правую руку от Сахима, что толпились вдоль северной стены зала.

Рассматривая кхурцев, он надеялся увидеть среди них человека в лохмотьях, но тщетно. Он заметил лорда Хенгрифа. Хоть и облаченный в штатское, неракец было безошибочно узнаваем. Позади него стояли четверо более крупных людей. Как и Хенгриф, они были гладко выбриты и одеты в гражданские наряды. Гитантасу не составило труда понять, кто это были – личные телохранители рыцаря, и скорее всего, те же самые люди, что пытались схватить Гитантаса и Планчета прошлой ночью в Храме Элир-Саны.